Текст книги "Старая дама, или Чехарда с ожерельем"

Автор книги: Сергей Александров (Огрызкин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

ГЛАВА 17

Баратова с нетерпением ожидала наступления очередной ночи. Она была уверена, что Темное время суток, если и не принесет с собой разгадку таинственных событий, происходивших в доме, то, по крайней мере, порадует новыми захватывающими происшествиями. И пожилая дама не ошиблась. Примерно в половине первого ночи во дворе вдруг раздались громкие крики, а затем даже прозвучал выстрел. Юлия Александровна выглянула в окно. По двору метались какие-то тени, а с балкона третьего этажа дома напротив раздавались истошные женские вопли.

– Помогите заради Бога! – кричала с сильным украинским акцентом наполовину высунувшаяся с балкона толстушка. – Грабят, ну прямо на глазах у всей семьи грабят! – взывала она к проснувшимся соседям.

Баратова поняла, что это милиция ловит во дворе шайку квартирных воров, терроризировавших всю округу уже целых две недели. Казалось, сотрудники милиции вот-вот настигнут их, но в последний момент во двор на полной скорости неожиданно ворвался побитый «москвичонок», и преступники, вскочив в него, скрылись в ночной темноте. Выпустив пару пуль вдогонку, сотрудники милиции сели в свой патрульный «газик» и пустились в погоню. И только толстушка продолжала истошно голосить, объясняя соседям, что она случайно осталась сегодня дома, когда вся семья отправилась к свекрови, и это чудом спасло ее квартиру от ограбления!

Только минут через двадцать крики во дворе наконец-то стихли, и одно за другим погасли окна в доме напротив. Баратова уже хотела вернуться в свою спальню, как вдруг ее внимание привлекла появившаяся прямо из подвала дома тень! Теперь это был не щуплый полуночник, а высокая худая девушка, очень напоминавшая длинноногую Сашу из соседней квартиры. Осторожно пробравшись вдоль стены, та зашла в подъезд, и через минуту Юлия Александровна услышала, как две ее молодых соседки разговаривают у себя в квартире.

– Что там случилось? – с тревогой спросила Сашу подруга.

– На улице просто жуть! – ответила та. – Пальба! Крики! Менты! Не иначе, ловили наших домушников! Еле успела спрятаться от них в подвале! Хоть и жутко было, и боялась встретить этого вашего чертового призрака, а на улицу, пока все не закончилось, так и не выглянула! И черт меня дернул сегодня пойти в палисадник, и ведь знала, что эти козлы опять полезут чистить квартиры! Так нет же, хотела поскорее закончить работу, – с досадой сказала она.

– Ох, смотри, Сашка, доиграешься, – вздохнула ее подруга.

– Да ладно тебе, не каркай, – отмахнулась Саша. – Кто же знал, что эта старая корова не уедет вместе со всеми к своим обожаемым родственничкам! Просто ненавижу эту откормленную тупую публику! Если бы могла, сама бы все из их квартир вынесла! Как же мне надоела и эта халупа, и эта жизнь, – вздохнула она. – Одно хорошо: еще пару деньков, и я уеду из этого сумасшедшего дома!

Через четверть часа свет в соседней квартире наконец, погас, и Баратова отправилась спать. Теперь она была просто уверена, что длинноногая Саша, если и не участвовала сама в квартирных кражах, то хорошо знала тех, кто их совершал!

Утром весь дом только и говорил об очередной попытке ограбления квартиры и о неудачных действиях милиции. Юлию Александровну огорчило то, что преступники так и не были арестованы. Ей очень не хотелось разочаровываться в профессиональных способностях Сергеева. Она вздохнула с облегчением только после того, как узнала, что преследование преступников вел обыкновенный милицейский патруль, а сам Сергеев в этом никакого участия не принимал.

А в полдень состоялись похороны соседа. Потом были небольшие поминки. После них, чтобы как-то разогнать грустное настроение, Людмила с майором и Анной задержались у Баратовой.

– Жалко Петю, совсем еще молодой человек был, – со вздохом сказала Юлия Александровна.

– Да, и к тому же довольно симпатичный, – согласилась Людмила.

– Не знаю, как у тебя, а у меня после этих похорон на душе просто кошки скребут, – печально сказала Баратова, вспомнив о собственном, уже не таком молодом, возрасте.

– Главное – не давать себе распускаться, – обняла ее Людмила. – Что бы ни случилось, жизнь продолжается. Друзья мои, а не сыграть ли нам в преферанс, чтобы как-то скрасить этот унылый вечер?! – предложила она присутствующим.

– Прекрасная идея, – оживился майор.

– Ты же знаешь, Люда, я в преферанс не играю, – сказала Юлия Александровна.

– Ничего, считая вашу подругу, нас и так уже три человека, – ответил ей майор.

– Вернее, два с половиной, – заметила Людмила, скептически посмотрев на Анну. – Нет, нам определенно нужен еще один партнер, и партнер в здравом уме и светлой памяти!

– А вы пригласите Семена Яковлевича! Думаю, он будет не против, – предложила Баратова и через пару минут привела Шульмана.

– Ну, что, Семен, вспомним молодость и распишем «пульку»? – предложил ему майор, потирая руки.

– Вообще-то я не любитель, но по случаю такого дня… – согласился Семен Яковлевич.

– Вот и прекрасно, – обрадовалась Баратова. – Тогда я сварю вам кофе, а вы устраивайтесь поудобнее за столом у окна. А чтобы вечер стал совсем приятным, вот вам бутылочка хорошего вина!

– Ну что ж, начнем, – нетерпеливо сказал майор.

И четверка игроков расселась вокруг стола.

– Приятно посидеть в компании с умными людьми за интеллектуальной игрой, – заметил Семен Яковлевич, тасуя карты.

– А то, – подмигнул ему майор. – Ну что ж, Сема, посмотрим, что ты нам роздал! А карта-то ничего! И мы скажем – «раз»!

– Пас, – ответила ему Людмила.

– Ваш прикуп, – сказал Шульман, открывая карты и передавая их майору.

Майор азартно сделал первый ход, и игра началась. Пока длился розыгрыш, Анна почти не принимала в нем участия и думала о чем-то своем, мечтательно глядя на красивый вид из окна.

– Какая чудесная погода, – наконец мечтательно сказала она. – Вот такой же вечер был и тридцать лет тому назад. Как сейчас помню: тихий сентябрьский вечер, пожелтевшая листва под окном. И он приносит мне прекрасную алую розу…

– Семен, будьте мужчиной! Вы же видите, что от Анюты толку мало, помогите мне наказать нашего бравого майора, – скептически поглядев на подругу, сказала Людмила Шульману.

– С превеликим удовольствием, – охотно согласился тот. – Какая масть? – деловито осведомился он у майора, не обращая внимания на элегические воспоминания своей соседки.

– Пики, – ответил Василий Андреевич.

– Сколько? – уточнил Шульман.

– Шесть, – ответил майор.

– Вот я и говорю, был чудесный закат, а он стоял передо мной такой молодой, красивый, – вдруг громко сказала Анна, перестав смотреть в окно и переключив свое внимание на ожерелье Баратовой, которое та все время вертела в руках.

– Без двух, – с досадой сказал майор. – Вот так же было у меня и год назад…

– Да, сентябрь в том году стоял просто великолепный, – услышав слова майора, продолжала Анна. – Как сейчас помню, тихий осенний вечер, пожелтевшая листва под окнами…

– Несчастная женщина! Наверное, это единственное яркое воспоминание в ее жизни, – сказал Семен Яковлевич Людмиле, с сочувствием глядя на Анну.

– Ну что вы! Есть и другие, – тихо ответила Людмила. – Но это самое короткое. Остальные свои истории Анюта так до конца никогда и не рассказывала!

– Надо же, значит, у нее такая богатая биография, – с уважением сказал Шульман.

– Нет, просто у нее такой сильный склероз, – фыркнула Людмила и сделала очередной ход.

– О чем это вы? – с подозрением посмотрела на подругу Анна.

– Говорим, что без двух и четыре на гору, – поспешно ответил ей Шульман.

И Анна снова погрузилась в свои воспоминания.

– Да, так о чем это я? – сказала она. – Ах, да! Был чудесный закат…

– У такого человека хорошо брать в долг! Можно долго потом не отдавать, – едва сдерживая смех, сказал Шульман.

– Но в этом есть и недостатки! Возможно, придется отдавать не один раз, а несколько, – улыбнулась Людмила. – Все это суета, Семен, – неожиданно сказала она. – Вот так суетимся, берем деньги в долг, переживаем по мелочам, а жизнь-то уходит, и уходит очень быстро! А хочется опять почувствовать и жар первой любви, и горячий поцелуй, и томление чувств…

– Вот и моя тетя Фира все время жаловалась мне: «Не могу, Сема, что-то последнее время меня томит и томит! Особенно после плотного ужина на ночь», – понимающе кивнул Шульман.

– Да я не об этом, – с досадой оборвала его Людмила. – Лучшие годы уходят безвозвратно! А вот как получить от остатка жизни все?! Прожить ее полнее? Юля, а что, твоя гадалка может предсказать мне будущее?

– Разве тебе мало твоего прошлого? – с легкой насмешкой спросила проходившая мимо Баратова.

– А хорошего всегда мало, – с грустью ответила Людмила.

– «Жизнь, что ты есть, тебя я не постиг! Но так уж предначертано судьбой, должны расстаться мы с тобой», – продекламировала Юлия Александровна один из своих переводов.

– Как это верно, – согласился с нею Шульман.

– И как грустно, – со вздохом заметила Людмила. – Знаешь, Юля, я всегда хотела чего-то большого, какого-то большого подарка судьбы! А жизнь преподносила мне только маленькие! И вот она уже почти прошла!

– Но тебя она тоже не обделила, – улыбнулась Баратова. – И потом, может, ты просто не ценила того, что она тебе преподносила?! Ведь жизнь только на десять процентов состоит из того, что с нами происходит, и на девяносто – из того, как мы на все это реагируем!

– Может быть, ты и права, – согласилась с нею подруга. – Но я все равно еще жду своего большого подарка, – бодро продолжала она.

– Мой ты большой ребенок, – с нежностью посмотрела на нее Юлия Александровна. – Все ждешь своего чуда! Хорошо, я приглашу нашу Кассандру, и, надеюсь, она тебя не разочарует!

Через пять минут Лариса была у нее. За ее спиной маячила фигура пошатывающейся Петровны.

– Ну, так что, кто хочет узнать свое будущее? – спросила гадалка, оглядев всех присутствующих. – Неужели ты, Семен, хочешь узнать, сколько еще редких книг тебе суждено прочитать и сколько твоих родственников уедет из этого города?

– Нет, Ларочка, одним больше, одним меньше, какая разница! Все самые близкие мне люди давно уже отсюда уехали, – ответил тот.

– Я, я хочу узнать, – подскочила к Ларисе Людмила.

Гадалка отвела ее к небольшому находящемуся около окна журнальному столику и быстро раскинула на столе карты.

– Ну что же, посмотрим, – через минуту сказала она.

– Ну-ка, и что же нам предрекает служительница темных сил? – скептически спросил подошедший к ним майор.

– Отойди, Вася, это не для тебя, – оттолкнула его Людмила. – Должны же быть у женщин какие-то свои тайны. Гадалка и гинеколог – это только для личного пользования!

– Вы натура страстная, но разбросанная, – начала гадалка. – Вам всегда будет не хватать чего-то во всех ваших кавалерах. Потому вы и меняете их так часто…

– А непостоянство украшает женщину, – игриво заметила Людмила. – Она должна волновать, как морская волна. То спокойная, то переливающаяся на солнце, то темная в бурю…

– Может быть, море такое непостоянство и украшает, а вот вашему здоровью явно вредит, – строго посмотрела на нее гадалка. – Вы ведь часто болеете последнее время?

– К сожалению, это так, – со вздохом призналась Людмила.

– Вам нужно остепениться! Волнения вам просто противопоказаны, – настоятельно посоветовала ей гадалка.

– «Уймитесь, волненья и страсти», – стала напевать Людмила.

– Хотя в ближайшее время вам вряд ли это удастся, – заметила гадалка, еще раз раскинув карты. – Карты говорят, что у вас будет много мужей!

– Так их и так у меня уже было целых четыре, – заметно оживилась Людмила.

– Что она говорит? – переспросила у Шульмана Анна, с интересом прислушиваясь к разговору приятельницы со служительницей темных сил.

– Говорит, что скоро ваша подруга поправится, – хмыкнул Семен Яковлевич.

– …Я вижу еще двоих или троих, – продолжала гадалка. – Но особенно бойтесь цифры шесть!

– Кто же у меня будет шестым? – озадаченно сказала Людмила. – Первый мой муж был капитаном дальнего плавания. В году он бывал три месяца дома, а девять в плавании. С ним я была счастливее всех и такой полнокровной жизнью не жила больше никогда! Краткие наши встречи были как упоительный сон! Как настоящий экстаз! Мы оба просто горели! Вообще, чем муж дальше, тем его любишь сильнее. Второй муж был мастер-краснодеревщик, – перечисляла она. – Вся квартира была словно музей столярного искусства. Но когда он говорил, то я думала только о ясенях, дубе и шпоне. Третий был солист балета. От одного его прикосновения я таяла, но иногда после таких прикосновений и томлений хочется настоящего мужика! А вот с этим как раз были проблемы. То у него болела голова, то не ладился спектакль, то он вдрызг разругался с примой-балериной. Я все это терпела, хотя иногда и хотелось почувствовать руку настоящего мужчины! Но вот однажды я узнала, что такую крепкую мужскую руку захотелось почувствовать и ему, и сразу указала мужу на дверь! Мы разбежались! Он – к своему «единственному и неповторимому», а я – к своему, и счастливо прожили врозь прекрасные три года, пока наконец честно не разделили все совместно нажитое имущество! Он взял себе свои фотографии с примами разных театров и несколько пластинок с балетами Прокофьева и «Послеполуденным отдыхом Фавна» Дебюсси. Ему почему-то очень нравился этот небольшой балет! Нет, надо признаться честно, отдых у него получался прекрасно, но вот когда дело доходило до фавна, впору было приглашать нашего пьяного сантехника!.. Я же взяла себе наш двухкомнатный «шалаш» и всякую мелочь, типа столового гарнитура и телевизора! К счастью, к этому времени на горизонте у меня уже замаячил мой четвертый муж! Он был торговый работник и каждый день приносил что-нибудь домой! Скоро наша квартира уже напоминала торговый склад! Это был идеальный союз поэзии и прозы! Я жила за ним, как за каменной стеной! Но, Боже, как с ним иногда было скучно! После того, как он просчитал, сколько я ем булочек, по какой цене, и какой на это идет НДС, я не выдержала! Но кто же будет мой пятый муж, а главное, шестой? Васенька или мой драматический актер? И почему его надо бояться? – спросила она.

– Не знаю, карты об этом не говорят, но зато они предупреждают, что со своими увлечениями вы можете попасть в неприятную историю, – ответила ей гадалка. – И еще они говорят, что вместе с вами в эту историю может попасть одна из ваших ближайших подруг, – многозначительно посмотрела она на Баратову. – Вам обеим рекомендуется держаться подальше от этого дома, потому что в ближайшие два дня здесь будет небезопасно!

– Нехорошо, Ларочка, пользоваться доверчивостью людей, – осуждающе посмотрела на нее Юлия Александровна.

– Вы можете мне не верить, но сейчас я говорю совершенно искренне, – ответила ей гадалка. – Я действительно вижу грозящую вам опасность. И эта угроза будет наиболее ощутимой завтра или послезавтра. Я не предлагаю вам сразу же продавать мне вашу квартиру, но искренне советую переждать эти два дня где-нибудь в другом месте. Кстати, из-за кипучего темперамента вашей подруги и ее страсти к расследованиям это касается ее даже больше, чем вас!

– Значит, опасность, которая мне грозит, будет носить криминальный характер, – уточнила обеспокоенная Людмила.

– Да, но только в ближайшие несколько дней, – ответила гадалка и собрала карты.

– Тогда это точно он, мой убойный отдел, – уверенно сказала Людмила. – Один раз меня уже из-за этой страсти к криминалистике обыскивали на лестничной площадке. И, кстати, как раз в вашем доме!

– Это все он, дух торговца-еврея, – убежденно сказала Петровна, все это время присутствовавшая в комнате.

– Оставьте вы нашу нацию в покое! Чуть что, сразу евреи виноваты, – обиженно оборвал ее Шульман.

– А это потому, что вам всегда больше всех надо, и вы всегда самые умные, – ехидно сказала ему Петровна. – Вот мой отец говорил мне: живи, Александра, тихо, не высовывайся, и всегда будешь иметь и что выпить, и чем закусить!

– В чем, в чем, а в отношении выпивки он как в воду глядел, – заметил Шульман.

– А ты в мой стакан не заглядывай, он на мои кровные, заработанные куплен, – обиделась старушка.

– Не знаю, как насчет старого еврея, а постоялый двор здесь, точно, был, – прервала их спор гадалка. – И году эдак в 1820-м в одном из номеров был убит и ограблен постоялец. Подозревали хозяина и даже сослали в Сибирь, но вот украденных денег при нем так и не нашли. Перед отъездом он, якобы, спрятал их где-то около дома. Как раз там, где сейчас наш фундамент. И с тех пор здесь неспокойно, говорят, что по ночам хозяин постоялого двора приходит сюда и стережет свой клад!

– Да, место здесь, как я вам уже говорил, уважаемая Юлия Александровна, беспокойное, – подтвердил Шульман.

– А что, Юля, может быть, действительно под твоей квартирой лежит клад, – загорелась Людмила. – Тогда давайте завтра же организуем его поиски!

– Так вам наш уважаемый ЖЭК и даст это сделать, – скептически заметил Шульман. – Да и потом, если бы здесь что-то было, клад давно бы уже нашли!

– Не скажи, Сеня, – не согласилась с ним Петровна. – Вот мой племянник запрятал куда-то от своей жены заначку, так потом три месяца не мог ее найти!

– И часто сюда наведывается ваш племянник? – с подозрением посмотрел на старушку майор.

– А вам какое до этого дело? – ответила та. – Если и приходил мой Коленька проведать старую тетку, то только от доброты душевной!

– И от доброты душевной потом стащил у вас старую шубу, – ехидно заметил Шульман.

– А ты это видел? – сразу загорелась Петровна.

– Нет, но вы тогда переполошили весь подъезд, требовали провести обыск, очную ставку, только непонятно, кого и с кем, – ответил Семен Яковлевич.

– А твой племянник, можно подумать, ничего у тебя не стащил, – парировала Петровна.

– Мой племянник уже почти полгода живет в Германии, – раздраженно ответил Шульман. – Так что никакого отношения ни к пропаже вашей шубы, ни к исчезновению ожерелья Юлии Александровны он не имеет! Вот письмо, – гордо показал он конверт с немецким штемпелем. – А вот что они пишут: «Дорогой Сема! Устроились мы просто прекрасно! Поселили нас в бывшем концентрационном лагере. В том самом, в котором когда-то сидел дядя Фима! Так что ему все здесь, как родное! И даже из окон нашего домика так же, как когда-то из окон его барака, виден домик коменданта лагеря. Фима сказал, что помолодел сразу на шестьдесят лет. И теперь понимает, что значит девиз: „На свободу с чистой совестью!“»

– Какой ужас! – перекрестилась Петровна.

– «Но не пугайся, здесь очень уютно, – продолжал Шульман читать письмо. – Удобные симпатичные домики, в которых жила когда-то лагерная охрана. Мой Яшенька говорит, что он бы и сам не прочь пожить в таком лагере годик-другой. Кстати, он уже пытался наладить здесь торговые связи, но попал на такого же, как он сам, эмигранта. Теперь оба каждый день ходят в полицию! Эти боши в три раза хуже наших! А главное, с ними совершенно невозможно договориться! Яша, как сладкий сон, вспоминает нашего честного продажного налогового инспектора»…

– Ох уж этот ваш Яша, – заметила Петровна. – Он и приходил-то к вам только тогда, когда ему были нужны деньги!

– А ваш Коля – только тогда, когда ему была нужна выпивка, – парировал Шульман.

– Зато он патриот, – с гордостью заметила старушка. – Он решил, что лучше пить нашу паленую водку, чем продавать родину!

– А когда мой племянник ее продавал, вы видели?! – обиделся Семен Яковлевич. – Вот вы разглагольствуете о патриотизме, а сами тащите в дом с помоек старые стоптанные тапочки, съеденный молью мех, сломанный торшер и прочую мерзость! А потом несете все это на базар и продаете там честным гражданам! Спекулянтка!

– Может, я несу этим людям радость, – запальчиво сказала Петровна. – Может, это частичка того уюта, который окружал их в юности! И этот, как его, антиквариат!

– Это изъеденный молью старый воротник – антиквариат?! – удивился Шульман.

– Да, антиквариат, – не сдавалась Петровна, – В нем еще жена бывшего начальника НКВД по центральному проспекту щеголяла! Да если хотите знать, по нему наш исторический музей плачет! Это же натуральное пособие из цикла «Картинки старой жизни»! Может быть, без этих вещей кто-то просто не может жить!

– Неужели кто-то не сможет прожить без ваших стоптанных туфель или этого изъеденного молью воротника? – саркастически спросил ее Шульман. – Кого он сможет согреть?

– А кого могут сейчас согреть ваши книги? – с вызовом спросила Петровна. – Вот без чего уж точно все проживут! Все равно в них одна ложь!

– Какой кошмар! Это Достоевский и Чехов – ложь? – в ужасе вскричал Шульман.

– Конечно, ложь, – уверенно сказала Петровна. – Сказки о добрых людях! Нет их! И времена, о которых они писали, так и не пришли! Вот что тебе, Сема, дали эти книги? У меня была одна знакомая, тоже, как и ты, помешанная на книгах! Насобирала их несколько тысяч! И все говорила мне: «Петровна, это вечный капитал! Пройдет лет двадцать, и все это будет стоить больших денег!» И что? Прошли эти двадцать лет, а за ее макулатуру с вечными ценностями никто и ломаной копейки не дает! Так и померла в нищете! А ее внук половину этого вечного капитала потом просто выкинул на помойку!

– Петровна! Вы вопиюще невежественны, – покачал головой Шульман.

– Ничего! Может, мы люди и простые, но на свой хлеб с маслом и пол-литра водки всегда имеем, – самоуверенно ответила старушка. – А вот ты нищий, и почти все твои писатели тоже!

– Настоящий творец должен быть голодным, – гордо ответил Шульман.

– Тоже мне, творец задрипанный, – презрительно посмотрела на него Петровна. – Вот объясни мне, неграмотной, зачем им голодать, этим самым творцам? Чтобы лучше описывать помойки и ту беспросветную жизнь, которой живет большинство людей?

– Нет, для того чтобы понимать боль этих людей, – авторитетно ответил Шульман.

– У вас, голубчик, не творец, а прямо какой-то мазохист получается, – улыбнувшись, заметила Баратова, с интересом прислушиваясь к этой пикировке.

Шульман не нашелся что ответить.

– Да, наша культура, как всегда, в большой заднице, – после небольшого молчания глубокомысленно сказал майор и тут же спохватился и пробормотал: – Извините, Юлия Александровна, вырвалось!

– Ничего, Вася! Хоть и грубоватое, но очень образное сравнение, – ободряюще заметила Людмила.

– А главное, абсолютно точное, – горячо подтвердил Шульман. – Вы не представляете, как мы, интеллигентные люди, намучились! И мой отец мучился, и мой дядя Фима, и я мучился…

– Вкалывать надо, а не мучиться, – презрительно прервала его Петровна. – Интеллигент несчастный!

– Можно подумать, вы у нас передовик труда, – обиженно сказал Шульман. – Всю жизнь проработали бухгалтером, а потом сами себя еще и обсчитали!

– Я этими вот руками перетащила столько тяжеленных папок с бухгалтерскими отчетами! – патетически сказала Петровна, потрясая маленькими сухонькими ручками. – Да и сейчас дня не проходит, чтобы я не пошла торговать на местный рынок, чтобы помочь себе и людям! А ты, Сема, извини, просиживаешь со своей интеллигентностью засаленные штаны дома! И вообще, сначала себя в порядок приведи, а потом другим замечания делай!

– А у вас руки трясутся с перепою, – ответил ей Шульман.

– А у тебя штаны с заплатами, в которых ходил еще Котовский, – парировала Петровна.

– А при чем здесь Котовский? – оторопело спросил Семен Яковлевич.

– Так, тихо, – оборвал этот уже начинавший надоедать всем спор майор. – Не тот сегодня день, чтобы выяснять отношения! Давайте лучше еще раз помянем вашего соседа – и по домам!

– Вот это мудрый человек! А то все книги да книги, – с уважением сказала Петровна и первой протянула майору свою пустую рюмку…

Выпив водку, Петровна пошла к выходу. Баратова вышла в коридор проводить ее.

– Сейчас мы одни, Петровна, признайтесь, это ведь вы повесили тогда ожерелье на люстру? – тихо спросила она у старушки.

– Что вы такое говорите? – смутилась та.

– И я даже знаю, что вам за это посулили четыре бутылки водки, – продолжала Баратова.

– Да чтобы я за одну бутылку! – возмутилась Петровна.

– Не за одну, а за четыре, – поправила ее Баратова. – И посулила их вам наша соседка снизу – Лариса!

Услышав про Ларису, Петровна сразу сникла.

– Бес попутал, – сказала она сокрушенно. – Честное слово, Александровна, это все не я, а болезнь! Будь она неладна, – ударила старушка себя кулаком в грудь. – Иногда так схватит – просто сил нет! Даже мурашки по всему телу, потом голова закружится, ноги подкашиваются, а дальше ничего не помню! Вот и отец мой покойный говорил: «Трезвый я кроткий и ласковый, а когда пьяный, могу кого-нибудь убить!» Вот так и я, когда выпью, сама себя боюсь! Александровна, красавица моя, не будешь подавать на меня заявление? – с надеждой посмотрела она на Баратову.

– Бог с тобой, Петровна, – махнула рукой та.

– Золотая вы женщина, – попыталась обнять ее старушка. – Дайте я за ваше здоровье выпью! Прости, Александровна! Прости глупую старуху! Не по своей воле! Порчу на меня навели! Наверное, это все невестка, стерва! Когда уходила от моего покойного сынка, так и сказала: «У тебя, Петровна, ничего в твоей голове не было, нет и не будет! Ничего, кроме водки!» И как отрезала! С тех пор, пока водки не выпью, ну ничего не соображаю! И давно мы с невесткой уже разъехались, а порча во мне все живет! Так крепко она меня испортила, ничего сделать нельзя! Уже и Ларочка, дай Бог ей счастья и клиентов побольше, пробовала, ничего не помогает! Много раз пробовала, но отступалась! Не могу, говорит, Петровна! У всякого экстрасенса есть свой предел! Как вечер наступает, на меня какая-то тоска нападает и тянет выпить! Бывает, так схватит, что в голове все затуманится, а тело аж трусит! И пока не выпью – не отпускает! А ночь потом – один сплошной кошмар! Все эта гадость, вроде моих зеленых человечков, мерещится! И последнее время они все больше похожи на нашего Семена! Не к ночи будь помянуты, – перекрестилась она.

– Скажи, Петровна, а вчера ночью на кухне – это ведь тоже ты шумела? – прерывая ее, спросила Баратова.

– Ну я, – ответила Петровна, замявшись. – Только я не шумела, а тихонько зашла, и тут вдруг все как загремит!

– И тогда ты зашептала: «Чур, чур меня!» – и выскочила из квартиры? – уточнила Юлия Александровна.

– Все так и было, – вздохнула старушка. – Только в эту ночь я так ничего в квартире и не трогала, – поспешно добавила она.

– А кто же тогда тебя испугал? – заинтересовалась Баратова.

– Думаю, это все она – нечистая сила, – замогильным шепотом ответила старушка. – Ох, и намучаешься ты еще с ней, Александровна, – сочувственно сказала она. – А Ларису вы напрасно не слушаете! Она девка добрая, и почти всегда то, что она говорит, сбывается! Так что поживите пару дней в другом месте, от греха подальше!

– Ладно, Петровна, иди себе с Богом, – ответила Баратова, поняв, что большего от старушки она все равно не добьется.

– И то правда, заболталась я что-то, – покладисто сказала та. – Значит, не будешь подавать на меня заявление? Золотой ты человек, Александровна, просто редкостный!

Пустила старушка скупую слезу и вышла из квартиры Баратовой. Через минуту ее бормотание уже послышалось на лестничной клетке.

Когда Петровна ушла, стали собираться и остальные гости.

– Как странно, – неожиданно сказала Баратовой Анна. – Вот я сегодня первый раз видела твоего, Юлечка, покойного соседа, но мне почему-то кажется, что я его встречала и раньше!

– Тебе это показалось! При тебе он так ни разу ко мне в квартиру и не заходил, – ответила ей Юлия Александровна.

– И все-таки я уверена, что уже видела его, и совсем недавно, – убежденно сказала Анна.

– У тебя «дежа вю», – отмахнулась от подруги Людмила.

– Не знаю, что ты имеешь в виду, но уверена, что что-то обидное, – с неодобрением посмотрела на нее Анна.

– Эх, подруга! Какая теперь разница, видела ты покойного или не видела! Все равно ни нам, ни ему до этого уже нет никакого дела! – примирительно сказала Людмила.

– Вспомнила! Я вспомнила, где его видела, – неожиданно вскричала Анна, и все даже вздрогнули.

– Свершилось! И на тебя, милая, снизошла Божья благодать, – молитвенно сложила ладони Людмила.

– Это было всего четыре дня назад в парке, совсем неподалеку от этого дома! И был он там не один, – не обращая на нее внимания, продолжала Анна.

– А с кем, с кем он был?! – в нетерпении спросила ее Баратова.

– Забыла! Опять забыла! Вот только две минуты назад помнила, и все, как отрезало, – мучительно наморщила лоб Анна. – Я же говорила, что у меня плохая память на имена!

– И на фамилии, и на даты, и даже на адреса ближайших подруг, – с улыбкой стала перечислять Людмила.

– Ну, а лицо, лицо собеседника Пети ты хотя бы помнишь?! – пыталась хоть чего-то добиться от подруги Юлия Александровна.

– Лицо? – переспросила та. – Кажется, помню! Во всяком случае, если я увижу этого человека, обязательно его узнаю!

– Если опять на тебя снизойдет просветление, – скептически заметила Людмила. – В следующий раз, подруга, когда у тебя случатся редкие счастливые минуты, веди дневник. По нему потомки и мы, твои близкие, узнаем о тебе много нового и интересного!

– Ну, извини, Юлечка, просто как отрезало, – страдальчески вздохнула Анна. – Помню только, что я тогда еще подумала: «Бедная Маша!»

– А при чем здесь Машенька? – удивилась Баратова.

– Так ведь как раз перед этим она подходила к этому Петиному собеседнику и о чем-то с ним долго разговаривала! Она даже попыталась обнять его, но тот довольно грубо от нее отстранился! С первого взгляда было понятно, что здесь замешана несчастная любовь!

– Ай да Маша, ай да тихоня, – не удержалась Людмила. – А всегда строила из себя такую скромницу! Завтра же заставлю ее рассказать все об избраннике!

– Я тебя очень прошу, Люда, не делай этого, – охладила ее запал Баратова. – Во-первых, если все было именно так, как говорит Аня, то девочке будет неприятно вспоминать об этом. А во-вторых, мне еще самой нужно разобраться в этой истории. Почему-то мне кажется, это как-то связано со странными происшествиями, происходящими в доме! Эх, если бы наша Аня не забыла, с кем именно было у Пети в тот день назначено свидание, – со вздохом сказала Юлия Александровна.

– А тебе это действительно очень важно? – виновато спросила ее подруга.

– Очень, – ответила Баратова.

– Тогда я обещаю, что обязательно все вспомню, – горячо сказала Анна.

– Обещанного три года ждут, – хмыкнула Людмила. – Эх, горе ты мое, – обняла она расстроенную подругу.

– Знаешь, Люда, хоть я и не очень верю предсказаниям нашей Ларисы, – сказала ей на прощание Баратова, – но мне почему-то тревожно. Поэтому я попрошу тебя пару дней не приходить ко мне!

– Чтобы я бросила свою ближайшую подругу в такой ответственный момент? Да ни за что! – возмутилась Людмила.