Текст книги "Рыцарь короля"

Автор книги: Сэмюэл Шеллабарджер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 30 страниц)

Бессвязно думая то об одном, то о другом, он стоял, прислонившись к дереву, и время тоже стояло неподвижнно. Спустя целую вечность заспанный ночной сторож, проходя мимо гостиницы, выкрикнул три часа. Прошла ещё одна вечность. По всей вероятности, придется ждать до рассвета, который в это время года наступает в пять часов. Потом, когда станет светло, нужно будет отойти подальше от гостиницы.

Возможно, это вообще напрасное ожидание. Возможно, Руссели, несмотря на усталость лошадей, покинули Нантюа и сейчас давно уже в пути...

Вдруг в одном из окон гостиницы затрепетал огонек, потом во втором. Он напряженно следил, как за окнами комнат верхнего этажа двигаются едва заметные фигуры. Поднялся негромкий шум, какой создает группа людей, собирающихся в дорогу. Звуки доносились сначала из кухни и наконец со двора, куда выводили лошадей.

Блез натянул на голову капюшон и отодвинулся за ствол липы. Его, закутанного в плащ, да ещё в полной темноте, никак нельзя было рассмотреть от гостиницы, но он не хотел рисковать.

Время ползло...

Наконец, после долгого ожидания, ворота открылись и выехала вся группа Русселя. Блеза ободрило отсутствие каких-либо признаков спешки или скрытности, которых следовало бы ожидать, если брат заметил его вчера. Более того, всадникам освещали путь двое конюхов.

В неровном свете факелов Блез различил прямую фигуру и бородатое лицо Ги, головной убор Анны, простую купеческую одежду сэра Джона Русселя. Он рассудил, что широкоплечий всадник, ехавший позади, был немец, Локингэм, а второй – Шато, секретарь Андриена де Круа. С ними было четверо конных слуг – всего девять путников.

Дальнейшее, однако, смутило и озадачило его. Они стали прощаться друг с другом! Сэр Джон Руссель наклонился в седле, чтобы обнять Анну, Ги поклонился ей, мужчины пожелали друг другу всего доброго. И прежде, чем Блез успел сообразить, что означает этот новый поворот событий, Ги и сэр Джон, окончательно распрощавшись с остальными, повернули направо от гостиницы и двинулись по улице, которая вела к южной дороге. Минутой позже семеро остальных повернули в противоположную сторону – на Бург-ан-Брес.

Блез стоял в полной растерянности. Ни он, ни маркиз де Воль не предусмотрели такого осложнения. Однако он быстро понял, как следует поступить. Ги де Лальера прислали, чтобы проводить сэра Джона Русселя к Бурбону, ему одному известно, где находится герцог. Кроме того, сэр Джон главный в этой группе, тогда как Шато и Локингэм – явно лица второстепенные. Несомненно, принято решение, что, поскольку времени остается все меньше, а тайна миссии Русселя раскрыта, он должен как можно быстрее проникнуть во Францию. Короче, преследовать нужно именно Русселя и никого другого.

Через несколько минут Блез присоединился к Пьеру де ла Барру, который ждал в условленном переулке.

– Ну? – встретил его Пьер. – Напали мы на след?

– Да, – отозвался Блез, уже стоя одной ногой в стремени, – и след совсем ещё свежий. Но он ведет не в Бург-ан-Брес. Едем на юг.

* * *

В последний час ночи Блезу с Пьером ничего не оставалось делать, как следовать по дороге на Сердон. Они ехали медленно и осторожно. Однако, когда занялся рассвет, они встретили возчика, который только что перевалил через гористую гряду, отделяющую Сердон от Нантюа; он сообщил, что недавно по этой дороге проехали двое верхами.

– Ага, и у одного была черная борода, как у пикового короля. Что-что, а бороду я разглядел, хотя рассветать только-только начало.

К этому времени молодые люди обогнули тянущееся на милю озеро Нантюа и, проехав ровный участок пути, добрались до подножия лежащей на пути горной гряды. Блез успокоился: если возчик, как он утверждает, встретил двух всадников всего полчаса назад, то значит, промедление на старте обошлось не слишком дорого. Похоже, Ги и сэр Джон Руссель имеют лишь небольшое преимущество в скорости. Это было важно, потому что Блез не решался оказаться далеко позади них, когда они достигнут Пон-д'Эна – места пересечения с дорогой, которая ведет на северо-запад к Бургу.

Теперь они быстро, насколько позволила крутизна склона, поднялись в гору и увидели внизу, в долине, Сердон, протянувшийся вдоль реки.

Вдруг Пьер воскликнул, как кричат охотники, увидя дичь: "Улюлю!" и показал на две точки вдалеке. Они присмотрелись внимательнее – да, это были всадники.

– Хороший глаз! – кивнул Блез. – Надо быть поосторожнее, чтобы не слишком сближаться с ними.

В ту же минуту точки стали двигаться быстрее и скрылись, обогнув выступающий мысок леса. То, что их удалось заметить, было удачей, потому что через несколько минут разразился дождь, собиравшийся с ночи, – ровный, сильный, настоящий ливень, за струями которого ничего не было видно дальше пятидесяти шагов.

– Прощай, хорошая погода! – промолвил Блез, натягивая на голову капюшон дорожного плаща. – Через Домб, если наши друзья повернут туда, будем шлепать по раскисшим дорогам.

Он улыбнулся, заметив, что Пьер, прежде чем прикрыться самому, натянул складки кожаного чехла на сумку, где сидел Кукареку, ухитрившись сделать что-то вроде навеса, из-под которого виднелись лишь глаза и нос собачки.

– Настоящий влюбленный! – поддразнил он.

Однако по дороге вниз мысль о Пьере и Рене, как и прошлой ночью, напомнила ему о нем самом и об Анне Руссель. Какое облегчение, что теперь она совсем в стороне от этого дела! Его вовсе не воодушевляла мысль выслеживать её, хотя бы только до Бург-ан-Бреса. Вероятно, Анна сразу вернется в Женеву...

В отношении своего брата и сэра Джона Русселя он не испытывал никаких угрызений совести. Если их схватят во время переговоров с Бурбоном, значит, они проиграли. Это мужчины, которые сознательно идут на риск и в случае проигрыша должны расплачиваться. Но Анна – дело другое.

Дальше, через Сердон; сверху сеял дождь, сбоку громко журчала речушка Вейрон. Сэр Джон и Ги по-прежнему ехали впереди, но не слишком далеко настолько недалеко, что Блезу в какой-то миг показалось, что слышно ржание их коней, и он натянул поводья, чтобы отстать.

К Пон-д'Эну они подъехали следом. На выезде из селения Блез узнал вороного мерина своего брата, а Пьер – крупного гнедого, на котором сэр Джон ехал вчера; лошади стояли у коновязи перед придорожным трактиром. Они чуть не натолкнулись на самих всадников, поэтому повернули обратно и поспешно отъехали назад по дороге. Там они ждали, пока стук копыт не сообщил, что два всадника снова пустились в путь.

Пьер, насквозь промокший и замерзший под нещадно лившим дождем, проворчал:

– Клянусь Богом, этим людям надо спешить, а они, по-моему, просто тянут время...

– Да, – сказал Блез, – однако у них, несомненно, есть на то причина. Может быть, им нужно встретиться с Бурбоном в назначенный день и час, и время их ещё не поджимает. Наверное, они предпочитают появиться точно к нужному моменту, а не приехать заранее. И заметь себе, если бы местом встречи был избран Шантель или какой-то другой герцогский замок, им незачем было бы слоняться вокруг без толку; но если это место открытое, неукрепленное, то тем лучше для нас. И дождь – тоже удача, – прибавил он, мы сможем подобраться к ним ближе.

Это особенно потребовалось за Пон-д'Эном, где дороги пересекались. Ги и Руссель могли, в конце концов, попытаться ускользнуть на север, к Бургу, до которого отсюда не более пяти лиг. Поэтому, когда снова послышался красноречивый стук копыт, Блез и Пьер стали держаться в пределах слышимости. Однако, переехав мост через Эн и достигнув перекрестка двух дорог, они услышали впереди звуки ровного галопа, причем не справа, не с большой дороги на Бург.

– Теперь все ясно, – заявил Блез. – Они повернут к западу, в Шатильон-ла-Палю и пересекут Домб. Ничего другого им не остается – разве что они собрались в Лион. Приятно знать, что мы угадали... Пьеро, по-моему, мы их раскусили.

Глава 33

Однако и остаток этого дня, и весь следующий – первый день новой недели – пришлось трусить мелкой рысцой. Руссель и Ги явно тянули время. До Соны можно добраться за восемь часов быстрой езды – а они угробили добрых тридцать; это было медленное продвижение по залитому дождями холмистому плато Домб, где дорога все время петляла между бесчисленными прудами, которыми пестрел, словно оспинами, этот край, и где лошади неуверенно пробирались по скользкой земле.

Поскольку сэр Джон и Ги де Лальер останавливались ночевать на единственных постоялых дворах деревень Шаламон и Ар и поскольку необходимо было постоянно следить, чтобы они не ускользнули под покровом темноты, Блезу с Пьером приходилось спать где придется и по очереди вести наблюдение.

На вторую ночь они поставили коней в конюшне крестьянского дома между деревней Ар и Соной, а сами устроились сторожить на опушке соседнего леса, наблюдая за дорогой к реке. К счастью, дождь, ливший двое суток, на закате кончился, но это было единственным утешением. Пока один спал прямо на земле, второй наблюдал. Они насквозь промокли, были голодны и совершенно измотаны отвратительными ночами, которые приходилось терпеть от самой Женевы. Одежда их заскорузла от грязи. Они мечтали о теплой воде и бритве.

– Ей-Богу, – заметил Пьер, – мы больше похожи на пару разбойников, чем на дворян-кавалеристов. В жизни не случалось, чтобы от меня так воняло. Благодарение Богу, что мы можем показать наши бумаги, а то первый же городской стражник упрятал бы нас в тюрьму.

Блез заставил себя улыбнуться:

– Темнота сгущается перед рассветом. Завтра настанет наш день. У меня такое чувство, что завтра мы сорвем банк.

Как будто услышав его слова, утром этого – третьего – дня природа улыбнулась. Небо было безоблачным, хотя в воздухе чувствовался осенний холодок. Наблюдатели увидели, как их добыча проследовала по дороге – теперь уже не прежним неторопливым шагом: Ги и Руссель ехали быстро, словно дело вдруг потребовало поспешности.

Спустя несколько минут Блез и Пьер уже неслись галопом за ними. Их кони, хорошо подкормившиеся в крестьянской конюшне и взбодренные долгим ночным отдыхом, нетерпеливо рвались вперед. Даже Кукареку заволновался. Свесив лапы через край сумки, он залился звонким лаем, за который и получил свою кличку. Длинные уши спаниеля задорно развевались на ветру.

– Ну, что я говорил? – сказал Блез. – Это наш день.

Как удачно, что они не потеряли время! Не доезжая развилки, от которой одна дорога сворачивала на юг, к Треву, а вторая вела прямо к Соне, они заметили далеко впереди всадников: те уже миновали развилку и направлялись к реке, обозначавшей собою границу Франции. Очевидно, они намеревались переправиться через неё на плоскодонном пароме вблизи Вильфранша. Это было одно из мест, где король, как он указал в письме, поставил конный отряд.

Но, когда Блез и Пьер спешились над крутым берегом, чтобы проследить за переправой, они увидели, как вороной и гнедой, поднимая облака брызг, прыгнули прямо в воду и пошли вброд. Очевидно, у путников времени оставалось в обрез, и они предпочли не дожидаться тихоходной барки, которая, как было видно отсюда, стояла на привязи у дальнего берега.

Река, в это время года обмелевшая и медленная, была усеяна мелкими островками. Кони, передвигаясь от одного острова к другому то вброд, то проплывая несколько ярдов, вскоре уже пересекли реку. Затем вместо того, чтобы въехать в Вильфранш, они повернули к северу вдоль берега, к дороге, которая шла в глубь страны.

– Нам везет, – заметил Блез. – Я эту дорогу знаю, как свои пять пальцев. Она ведет к Божэ. Но я головой ручаюсь, что они срeжут на запад по тропинке через лес, а после – за холмы к Ламюру. В этом случае они направляются в Форе или в Овернь. Может оказаться в конце концов, что встреча назначена все-таки в Шантеле.

Перейдя, в свою очередь, реку вброд, они разделились: Пьер поехал искать королевских конников, а Блезу предстояло продолжить погоню.

– Веди их на Божэ, – наставлял Блез. – Земля после дождя мягкая, вы увидите следы копыт. Если мой братец с сэром Джоном свернут налево по тропинке, о которой мы говорили, я надломлю ветку на каком-нибудь дереве возле поворота. Однако не спускай глаз со следов.

Он помедлил, мысленно прикидывая возможные задержки, поскольку большая группа конников поневоле будет двигаться медленнее.

– Если солдаты здесь, то вы отстанете от меня не больше чем на час. Где бы ни остановились мой брат и милорд Руссель, десять против одного, что там же окажется и монсеньор де Бурбон. Ну, а если его ещё не будет ко времени вашего появления, то мы арестуем этих двоих и подождем, пока прибудет герцог.

Он приветственно поднял перчатку:

– Желаю удачи!

И двинулся в направлении Божэ.

* * *

Дорога была ещё слишком мягкая и не позволяла ехать быстро, зато на ней четко отпечатывались следы лошадей. Он не мог судить, знают Руссель и Ги о преследовании или нет. Во всяком случае за последние два дня они никак этого не показали. Но теперь, когда они приближаются к цели, естественно было ожидать от них обычных мер предосторожности: они могли свернуть с дороги в каком-нибудь месте, подождать в укрытии и посмотреть, кто проедет мимо.

Блез понимал, что в этом для него главная опасность. Если дело дойдет до схватки, то у него мало шансов устоять в одиночку против таких опытных бойцов-конников, как его брат и сэр Джон Руссель. Правда, он мог просматривать довольно далеко вперед следы лошадей, и это в некоторой степени уберегало его от такого маневра. Тем не менее, он ехал медленно, навострив уши и глядя во все глаза.

Как он и ожидал, следы исчезли у поворота на лесную тропу, ведущую на запад, к Ламюру. Осторожно подъехав к этому месту, он обнаружил, что всадники продолжили путь по тропе через лес. Тогда, надломив ветку на заметном месте так, чтобы она свисала, он пустился вслед.

Начиная отсюда, чем дальше двигался он к западу, тем более знакомой становилась местность; это был длинный ряд поросших лесом холмов, где он охотился в детстве.

Утро перешло в день. Около полудня он достиг деревни Ламюр и узнал, что чернобородый всадник и его спутник проехали в направлении Бельмона, опережая его на час. Это значило, что теперь они находятся несколько северо-восточнее Роана и определенно направляются в Бурбонне.

Дальше дорога была лишь чуть пошире верховой тропы. Блез, как и прежде, внимательно вглядывался в следы копыт перед собой. Однако конец пути застал его врасплох – уж слишком он был уверен, что угадал, куда направляется Руссель.

Он проехал добрых две сотни ярдов, прежде чем понял, что следы исчезли.

Возвратившись к месту, где они ещё были видны, он обнаружил, что следы сворачивают направо в лес, на едва заметную тропинку, которая ускользнула от его внимания. Он снова заломил ветку, двинулся дальше по следам и успел остановить лошадь как раз вовремя, чтобы не попасть на открытое место.

Перед ним раскинулась поляна шириной ярдов пятьдесят, посреди которой стоял длинный каменный дом Г-образной формы.

Блез сразу узнал место: это был охотничий домик Андре де Шамана, дворянина из Божоле и стойкого приверженца коннетабля. Ему вспомнилось, как однажды, много лет назад, он вместе с отцом провел в этом доме ночь по случаю волчьей охоты, на которую съехалось множество дворян.

Он сидел на коне, скрытый за деревьями, и жадно рассматривал дом. Над поляной стояла странная, почти волшебная тишина спокойного лесного дня. Можно было бы подумать, что в доме никто не живет, если бы не слабая струйка дыма над одной из труб и предательские следы копыт, ведущие к двери.

В ровном солнечном свете, время от времени расцвечивающем стремительную золотую стрекозу, поляна напоминала какое-то сказочное заколдованное место, на которое неожиданно наткнулся охотник. Окна в свинцовых переплетах взирали на Блеза с передней стены бесстрастными глазами. Внутренним чутьем он ощутил необъяснимую угрозу, таящуюся в самом безмолвии дома.

Так вот где задумали встретиться заговорщики! Да, место выбрано как нельзя лучше: скрытое, тайное, отдаленное. Оно отрезано от главных проезжих путей холмами и лесами, известно лишь немногим, а уж тех, кто может заподозрить, что его выбрали для такой цели, – раз-два и обчелся. Может быть, как раз в эту минуту там, в доме, великий герцог предает Францию английскому эмиссару...

Блез вспомнил зал под высокими стропилами, с оружием и охотничьими трофеями по стенам, который тянется вдоль дома, и почти воочию представил сцену перед одним из больших каминов: высокомерного, властного коннетабля, Русселя с его грубо высеченным лицом, бумаги перед ними, Ги де Лальера сбоку.

Загнать в тенета такую добычу – это что-нибудь да значит! Блез не мог не насладиться своим торжеством. Предчувствие, что сегодняшний день принадлежит ему, что он не оплошает, оправдывалось с блеском. Какой удар! Один из тех, что навечно остаются в исторических хрониках. И честь нанести такой удар принадлежит ему. Он представил себе одобрение короля, счастье Дени де Сюрси, аплодисменты Франции...

Теперь осталось только дождаться прибытия Пьера с кавалеристами. Неудача возможна лишь в одном случае – если солдаты не появятся вовремя. Но этот день, сказал он себе снова, – мой день.

Когда он уже собрался повернуть назад, чтобы укрыться поглубже в лесу, в конюшне заржала лошадь. Его конь заржал в ответ, прежде чем он успел помешать ему словом или шпорой. Сразу же в доме поднялся злобный собачий лай, и дверь отворилась.

Теперь уезжать стало опаснее, чем оставаться на месте, потому что его выдал бы стук копыт. А там, где он стоял, его не могли увидеть из дома, – и он застыл на месте, затаив дыхание.

Все произошло в несколько секунд. Из дома вышел человек, за ним следовал другой, который держал собаку за ошейник. Этот второй носил густую черную бороду – но он не был Ги де Лальером. А тот, который шел первым, в темном платье и суконной купеческой шапке, как Руссель, – не был английским эмиссаром.

В ярком солнечном свете Блез отчетливо видел их лица. От ощущения безумной нереальности он вздрогнул. То, что предстало его глазам, могло быть только галлюцинацией. Но он узнал в чернобородом человеке спутника своего брата, который проехал мимо него по улице в Нантюа.

А одетый в темное купец был... нет, была! – Анна Руссель.

И тут в голове у Блеза словно свет вспыхнул, только тут он распознал ужасный трюк, потрясающий фарс, в котором ему отвели роль одураченного простофили.

Блез видел, как Анна внимательно вглядывается в завесу листьев, за которой он скрывался. И в этот миг под копытом его коня треснула ветка.

– Это вы, господин де Лальер? Добро пожаловать, мсье! – позвала она.

Ее насмешливый голос четко выделял каждый слог.

– Я ожидала вас. Не беспокойтесь. Мы здесь одни. Выходите и дайте мне вас поздравить!

Глава 34

Природа милосердно устроила так, что человеческое сознание не может мгновенно постичь всю полноту случившегося несчастья. Ошеломляющий удар в первое мгновение кажется не столь болезненным, как укол осиного жала.

В какой-то степени Блезу уже было понятно, что не только успех его предприятия, не только торжество, которое он ощущал несколько мгновений назад, но и сама жизнь его разлетелась на куски, словно под него подвели мину. Однако он был ещё слишком потрясен, чтобы думать, и ещё менее способен анализировать случившееся.

Колдовская нереальность охватывала молчаливый дом, залитую солнцем поляну перед ним и две фигуры у дверей. С полминуты он мог только по-прежнему сидеть на коне, застыв в тупом оцепенении.

Потом Анна позвала снова:

– Вы меня слышите, мсье де Лальер?

Машинально повинуясь оклику, он выехал из укрытия. В этот миг для него одинаково хорош был любой толчок. Если бы он успел собраться с мыслями, то, наверное, предпочел бы ускакать куда глаза глядят, лишь бы не терпеть её насмешек. Но сейчас смог лишь проделать несколько привычных движений поклонился, спешился, привязал лошадь, – а затем последовал за ней в дом.

В торце большого зала горел камин – не столько для тепла, сколько чтобы развеять затхлую сырость помещения, которое, очевидно, долгое время стояло запертым. Блез заметил пожилую пару – судя по всему, сторожей, которые подложили дров в камин, а затем удалились; за ними последовала собака. Бородатый слуга Ги де Лальера закрыл парадную дверь и остановился возле нее, криво ухмыляясь.

Анна села за стол и указала ему место напротив себя:

– Не желаете ли присесть? У вас усталый вид, господин де Лальер, мало того, просто отчаявшийся. Такое впечатление, что жизнь гончей собаки пришлась вам не по вкусу...

Все так же машинально он опустился нa скамью и уронил руки на стол.

– И все же я поздравляю вас, – продолжала она. – Да-а, если уж вы взяли след, то вас с него не сбить. Я думала, мы сможем оторваться от вас сегодня утром, у Соны. Но нет – вот вы здесь, верный до конца!

Она улыбнулась, но улыбка была принужденной. Он понимал, что она стремится ранить его, но её слова обнаруживали и её собственное глубокое страдание. Полные боли глаза выдавали её.

– Я вас честно предупредила, – продолжала она. – Помните, я вам сказала: "Берегитесь, подумайте о себе самом"? Может быть, теперь вам понятно, что иметь меня своим врагом – не безделица. С самого начала это был мой план – да-да, с того самого вечера в Женеве. Ни мой брат, ни ваш к нему не имеют никакого отношения. Я знала, что преследовать нас будете вы. Кого же ещё мог послать маркиз? И я предусмотрела, как можно перехитрить вас, если герцогу Савойскому не удастся перекрыть Эклюзский проход...

Блез молчал.

– Итак, вы дали одурачить себя заменой лошадей и черной бородой. И позвольте сообщить вам теперь, чтобы удовлетворить ваше любопытство, что прошлой ночью, пока вы теряли время в Домбе, мой брат и дворяне императора встретились с монсеньором де Бурбоном в Гайете, в Бурбонне. Союз с Англией подписан, и Англия уже двинулась... Вам придется очень быстро скакать, господин де Лальер, чтобы догнать вчерашний день. Однако примите мой совет: возвращайтесь-ка вы в армию. Ваша сила в мускулах, а не в мозгах. Вы совершенно не блещете ни в роли шпиона регентши, ни как агент маркиза.

Она впервые обратила внимание на его молчание и, прервав речь, спросила с вызовом в голосе:

– Однако, мсье, что ж вы не поздравите меня?

К этому времени Блез уже оправился от первого потрясения. Он вспомнил о кавалеристах, которых Пьер да ла Барр ведет сюда из Вильфранша.

– Для поздравлений сейчас нет времени, мадемуазель. Вы хорошо послужили своему королю, а я своего подвел. Я восхищаюсь вами, как и всегда. Но, ради всего святого, садитесь на коня и уезжайте отсюда сейчас же. Я думаю, вы ещё можете сохранить свободу. Но вам нельзя терять ни минуты.

Он вскочил в нетерпении.

– Почему? – спросила она.

Он объяснил, преодолевая волнение.

Она осталась сидеть, хотя по лицу её было видно, что подобного поворота событий она не предвидела. Однако её саркастически настроенный спутник, стоявший у стены, мигом перестал ухмыляться – теперь он нервно переминался с ноги на ногу.

Анна рассматривала Блеза из-под полуприкрытых век.

– Ну, а вы что будете делать, мсье, когда эти господа прибудут?

– Я отправлюсь в Лион, – уныло отозвался Блез, – на беседу с королем.

– Наверное, под конвоем?

– Может быть... Поторопитесь, прошу вас.

Она улыбнулась, но он видел, что улыбка далась ей с большим трудом.

– Вполне возможно, что беседа будет довольно бурной. Если бы дело происходило в Англии, то это стоило бы вам головы.

Блез пожал плечами. Зная о недоверии короля к себе, выраженном в письме маркизу, он не питал никаких иллюзий относительно своей судьбы. Однако он предпочел не напускать на себя несчастный вид при Анне.

– Мадемуазель, позвольте ещё раз повторить, что вам не следует терять времени. Я помогу этому человеку управиться с лошадьми.

Она холодно ответила:

– А вам-то какая забота, убегу я или нет? Я полагаю, вам нужно хоть чем-то доказать, что вся эта ваша слежка была не напрасной. Если уж вас повесят, то по крайней мере в моей компании – все-таки удовольствие.

Он понял, что больше не в силах сохранять терпение:

– Миледи, по моим расчетам, люди короля отставали от меня на час, но они могут быть и ближе. Больше половины этого часа уже прошло. Увольте меня от дальнейших разговоров. Можете думать обо мне все, что вам угодно, но единственное удовольствие, о котором я прошу, – это видеть, как вы уезжаете отсюда.

– Почему? – повторила она.

– Праздный вопрос. Найдите ответ сами. А теперь – быстрее! Поторопитесь!

Она не шелохнулась – и молчала так долго, что слуга осмелился сказать:

– Мадемуазель, ради Бога...

При этих словах она взглянула на него:

– Ох, Этьен, о вас я и забыла. Сожалею об этом. Простите меня – и уезжайте сейчас же. Надеюсь, вы доберетесь до Шантеля. Засвидетельствуйте мое почтение монсеньору де Бурбону и господину де Норвилю, если он там окажется. Скажите им, что меня взяли в плен и, без сомнения, повезут в Лион, пред светлые очи короля. Скажите им, что я сама выбрала такой вариант, ибо рассчитываю, что это пойдет на пользу службе. Они поймут. И скажите им еще, что я не опасаюсь короля, а, наоборот, ожидаю, что он примет меня с почестями. Итак, прощайте и желаю удачи!

Несмотря на охватившую его панику, слуга все ещё медлил:

– Но, миледи...

Время было неподходящее для галантных разговоров. Блез вмешался:

– Вы что, мадемуазель, с ума сошли? Не думаете же вы, что после всего случившегося король сохранит к вам то же отношение, что и до вашего отъезда из Фонтенбло? Вы помните, что сказал де Варти, – а ведь тогда речь шла только о нашей поездке в Женеву. С тех пор вы ещё и помешали королю в этом важнейшем деле...

– Посмотрим, мсье.

– Ему придется обойтись с вами, как с вражеским шпионом, даже если он и пожелает проявить милосердие. Есть ли у него другой выход? Его военачальники...

– Посмотрим, мсье.

– Миледи, прошу как милости: уезжайте вместе с этим человеком. Отправляйтесь в Шантель, если думаете, что там будете в безопасности. Честное слово, вы достаточно унизили меня, так не заставляйте ещё и страдать, видя вас пленницей.

Она ответила ледяным тоном:

– Какое мне дело до вашего... страдания? Поражаюсь, как это вы ещё можете притворяться. Вы, человек, который лицемерно играл в дружбу, чтобы шпионить за мной, который задешево продал мою веру в вас, чтобы доставить удовольствие своим хозяевам... Ваша роль простака кончена. Я поеду к королю в Лион, причинит это вам страдание или нет.

Сознавая, что с её точки зрения эта резкость и горечь оправданны, он не мог найти ответа.

Она добавила, обращаясь к слуге:

– Ну, а вы чего ждете, Этьен? Ради Бога, убирайтесь, пока есть время. Очень вам благодарна. Ваши услуги были выше всяких похвал. Герцог вас наградит. А теперь повинуйтесь мне – и уезжайте тотчас же.

Торопливо поклонившись и пробормотав что-то, слуга удалился чуть не бегом. Блез поднялся, прошел к двери, открыл её и бездумно встал на пороге. Спустя пару минут он увидел, как спутник Анны вывел своего коня из конюшни, вскочил в седло и исчез за деревьями на противоположной стороне поляны. А что касается Анны... что ж, она сама решила. Им оставалось только ждать, пока подойдут кавалеристы.

В конце концов, почему его должно беспокоить, что случится с нею? Она – явный враг, благодаря её энергии и хитрости только что нанесен серьезный урон Франции. Она разрушила жизнь не только Блезу, но и множеству других. Он похолодел при мысли о том, что попадет в немилость маркиз; но и это мелочь по сравнению с опустошениями, которые принесет с собой английское вторжение.

А теперь она явно надеется обольстить короля и тем временем продолжать свои интриги в пользу Англии. Если она не способна понять, насколько нереальна эта надежда, и предпочитает пожертвовать собой ради своей отчаянной выдумки, – что ж, он тут ничего не может поделать.

Удивительно, с каким бессердечием сэр Джон Руссель допускает, чтобы она так рисковала собой. Впрочем, это относится и к её трехлетнему пребыванию при французском дворе, и вполне вяжется с грубостью, которую Руссель проявил к ней в доме синдика Ришарде. Точь-в-точь Чайльд-Уотерс... Ее можно использовать до конца, а после выбросить. Королевская служба, роза Тюдоров на цепочке... И никакой любви, и никого не беспокоит, что с нею случится...

Может быть, этим и объясняются некоторые её порывы, о которых Блез помнил со времени их путешествия из Фонтенбло: её восхищение свободой, естественностью их дружбы... Даже сейчас, разбитый ею наголову, он все равно чувствовал её одиночество – и жалел её.

В любой миг ожидая услышать приближающихся кавалеристов, он все острее воспринимал лесную тишину и залитую солнечным светом поляну перед собой. Нескончаемое жужжание насекомых казалось все громче...

Могло случиться, что Пьер не нашел солдат в Вильфранше, что он поехал не по той дороге, что они вообще сюда не доберутся. Это приоткрывало дверь для надежды...

– Итак, вы даже не пытаетесь оправдываться, защищаться? – донесся до него голос Анны, которая сидела в зале, у него за спиной.

Они молчали так долго, что он вздрогнул, словно от испуга.

– Защищаться? От чего, мадемуазель? – спросил он, поворачиваясь.

– Я назвала вас лицемером и шпионом. Вы что, приемлете эти титулы?

Ему показалось пустым занятием спорить с нею о словах; однако, подумав мгновение, он ответил:

– Лицемер – да, в какой-то мере, но не шпион.

– А первое ещё бесчестнее, чем второе.

Однако её тон уже утратил прежнюю резкость, и в нем крылся вопрос.

Он заговорил:

– Если уж вы взрастили в душе ненависть ко мне, то никакие оправдания и никакая защита не помогут. Вам, верной служанке своего короля, следовало бы первой понять мое положение при вас, когда мы встретились. Я не лгал, но не мог и сказать вам всей правды. Интересно, не были ли вы сами в таком же положении... И в этом отношении – и только в этом – я был лицемером.

– И только в этом?.. – повторила она.

– Клянусь честью, да.

Он пересек зал и, остановившись около нее, посмотрел вниз. Впервые их глаза встретились надолго.

– Мадемуазель, в тот последний вечер нашего путешествия – вы помните, перед тем, как мы переехали Арв, – когда мне хотелось сказать вам, как сильно... – Он остановился и сделал какой-то неопределенный жест. – Ну, а вы попросили меня ничего не прибавлять, удовлетвориться воспоминаниями о прошлом, имея в виду, конечно, что будущего у нас нет: вы в английском лагере и помолвлены с Жаном де Норвилем, а я – на противоположной стороне... Помните?

Она медленно кивнула.

– И вы оказались правы. Но сейчас, когда у меня и в самом деле не осталось будущего, не будет никакого вреда, если я скажу то, что хотел сказать тогда: как сильно я люблю вас. И, конечно, вы не должны думать, что я лицемерю в этом, ибо какую выгоду принесет мне лицемерие? Человек, чья жизнь подходит к концу, способен позволить себе сказать правду. И если я вас люблю, можете ли вы вообразить меня таким Иудой, который готов предать вас ради удовольствия своих хозяев, как вы изволили выразиться? Я этого не делал, и маркиз де Воль не требовал от меня такого предательства. Или, может быть, вы осуждаете меня за то, что я захватил бы вашего брата, если бы нашел его?