Текст книги "Милицейская сага"
Автор книги: Семен Данилюк
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Лейтенант милиции Мороз, – преодолевая смущение, представился Виталий. – Тысяча извинений. Но мне поручено доставить вас для допроса к следователю.
– К какому еще следователю? И почему собственно? – Садовая слегка растерялась.
– На основании уголовно-процессуального кодекса. Да Вы не волнуйтесь, – раскрасневшаяся от волнения, женщина стала еще привлекательней. – Насколько я знаю, два-три формальных вопроса. А потом я вас сразу назад доставлю в лучшем виде.
– Очень миленько. А вот у меня как раз сегодня совсем другие планы. Работаю я, понимаете ли.
– Вижу. – реплика скосившегося на дефицитные товары Мороза получилась желчной.
Мороз давно заметил, что и Садовая, и – особенно – директор базы требовательно посматривают на мужчину. Их молчаливый призыв был услышан.
– М-да, вот оно, бескультурие наше, – мужчина значительно, с неприязненным видом обошел вокруг вошедшего. – Вот потому и называют ментов ментами. Повестку покажите.
– Я сам за повестку.
– Понятно. Нарушение номер один. Тогда удостоверение, плиз.
Требование было справедливым.
– Опять же понятно, – мужина попытался было вынуть удостоверение из цепких пальцев Мороза, но, дернув пару раз, безумную эту затею оставил.
А сам Мороз, разом невзлюбивший этого выеживающегося перед бабами мужичка, будто ненароком подтянул локоть повыше и тем заставил "контролера" приподняться на носки. Заметил, как спрятала усмешку Садовая. Заметил это, увы, и мужчина, потому что торопливо отступил на шаг, разрывая дистанцию между собой и высоким Морозом.
– Стало быть, так, – произнес он, едва сдерживаясь и показывая голосом, что он именно сдерживается. – Во-первых, вижу, пора представиться. Не повезло тебе, литер. Вдвойне не повезло. Потому что перед тобой не просто старший по званию – майор милиции. Но еще и – замполит Красногвардейского отдела, где тебе предстоит служить. Фамилия моя – Муслин. Так что, считай, познакомились.
Он впился в лицо лейтенанта, предвкушающе дожидаясь, когда оно начнет покрываться краской. Но не дождался. Разве что позой своей Мороз постарался выразить некую меру уважения, необходимую, по его мнению, в разговоре со старшим по званию. А припомнив вчерашний рассказ Рябоконя, он с некоторым трудом удержал себя от иронической реплики.
– Удостоверение, гляжу, только вчера выдано, – Муслин оказался наблюдательным.
– Так точно.
– Что, лейтенант? Власть в голову ударила?
– Я выполняю поручение следователя, товарищ майор.
– Погодите! – встрепенулась Садовая. – Если вы из Красногвардейского...Так вы меня не по делу ли Лавейкиной, часом, собираетесь доставить?..Так это вам и на аркане не удастся!
– Не расстраивайтесь, несравненная Марина, – Муслин оказался галантен. Мороз заметил, что, говоря и действуя, он как бы опосредованно косится на реакцию Садовой, прикидывая, как сам выглядит в глазах очаровательного товароведа.. – Никуда против вашей воли вы не поедете. Это я могу обещать твердо. Напротив, к вам приедут и принесут извинения. Так к кому вызов, лейтенант?
– Вообще-то дело ведет следователь Тальвинский.
Не считая нужным сдерживаться, Садовая презрительно фыркнула. И тем значительно поумерила Морозовские симпатии. А вот Муслин, очевидно, с оценкой ее оказался согласен:
– Как же, как же! Тоже тот еще фрукт. Не зря в свое время из управления турнули.
Похоже, о вчерашнем решении аттестационной комисии ему уже было известно
– Насчет фруктов обсуждать не уполномочен, – буркнул Мороз.
– И не следует! А следует тебе, лейтенант, развернуться на сто восемьдесят градусов и дуть отсюда быстрым шагом, пока я не передумал. Потому что если передумаю... Словом, парень ты, вижу, понятливый, так что повторять не придется?
– Думаю, да, товарищ майор. Марина Всеволодовна, нас с вами торопят. Похоже, мешаем людям.
Собравшаяся добавить что-то неприязненное от себя директор базы осталась стоять с приоткрытой челюстью. Напротив, карие глазищи Садовой принялись живо перебегать с одного мужчины на другого. Так что Мороз не сомневался, что она, в отличие от остальных, раскусила его и с нетерпением ждет дальнейшего.
Заметил это, безусловно, и Муслин.
Лицо его раскраснелось, и охота шутить пропала. Да станет ли шутить мужчина, боящийся оказаться посмешищем на глазах интересной ему женщины?
– Ну, вот что, парень. Или ты по-хорошему валишь отсюда, или, – он значительно посмотрел на телефон, – это будет самая короткая служба из всех мне известных. Ты вообще удосужился дисциплинарный устав изучить?
Виталий сокрушенно вздохнул. – Правда ваша, товарищ майор. Насчет дисциплинарного кодекса – тут у меня руки не дошли. А вот УПК проштудировать успел. И знаю, что, получив поручение от следователя, орган дознания обязан предпринять все усилия для скорейшего и качественного его выполнения.
С выражением давящей безысходности посмотрел на откровенно веселящуюся Садовую. Происходящее она воспринимала теперь как некое рыцарское противостояние. Нормальная реакция нормальной женщины.
– Вот что ты, ноль без палочки!...Или – пшел вон, или сгною падлу! "Есть!" – первое правило любой драки – вывести соперника из равновесия. Нервы у Муслина сдали. Не ожидавший встретить странное сопротивление со стороны подчиненного мальчишки-лейтенанта, он перестал себя контролировать. Это было произнесено вслух, и это было то, что надо. Как учил преподаватель философии в школе милиции, налицо адская смесь достаточного и необходимого. Какая оказалась нужная наука. Вторая после ОРД (сноска – «оперативно-розыскная деятельность»). – Что ж, слово сказано! Придется выполнять, – грустно констатировал Мороз.
Муслин торжествующе скосился на Садовую, заметно разочарованную столь быстрой капитуляцией.
– Позвольте, товарищ майор, мне в свою очередь убедиться, что передо мной действительно... Вы уж извините.
– Да нет. Теперь не извиню. Вляпался ты, литер, из-за своей упертости, – Муслин выбросил руку с зажатым удостоверением, и тут же удостоверение это было из ладони его бесцеремонно, без видимого усилия вынуто.
Мороз внимательно изучил его содержимое.
– Ну что, убедился, на кого рыпнулся? – замполит нетерпеливо пошевелил пальцами.
– Да, – вынужден был признать Мороз. – Надо же. Никогда бы не поверил, что старший офицер милиции способен вот так крыть младшего по званию при исполнении служебных обязанностей, да еще в присутствии посторонних. Вот уж век живи, век учись.
С тяжким вздохом он убрал удостоверение в нагрудный карман своей рубахи.
– Да я!.. – Муслин в запале дернулся к карману. Мороз, не меняя сокрушенного выражения лица, словно ненароком, развернул его, загородившись как барьером от оторопевших женщин.
– Ну, тихо, ты! – едва слышно процедил он. – А то я тебя сейчас положу прямо на глазах у бабья – со всем возможным чинопочитанием. То-то веселья по отделу будет!
Лишь обнаружив на зардевшемся личике достаточную степень понимания, незаметно отпустил захват. И совсем другим голосом отчеканил:
– Товарищ майор! Ваше удостоверение будет мною сегодня же передано по инстанции начальнику райотдела одновременно с рапортом о попытке противодействия сотруднику милиции при исполнении им служебных обязанностей. Если я неправ, старшие товарищи меня поправят. Быть может, мне будет больно. Уверен, кстати, что вы находились в этом кабинете в рабочее время исключительно по делам службы.
Он небрежно кивнул на разваленные на столе десятки, которые пыталась прикрыть собой единственный отмалчивавшийся все это время человек – директор базы.
– Марина Всеволодовна, – Мороз покаянно склонил крепкую шею. – Я вас умоляю.
– Делать нечего, пойдемте, – Садовая посмотрела на директрису, которая ответила обескураженным пожиманием плечей. – Тем более защиты мне ждать, похоже, больше неоткуда.
Небрежной фразой этой добив униженного Муслина, она первой вышла из кабинета.
Раздолбанный УАЗик поджидал их у проходной.
– Куда мне здесь? Надеюсь, не за решетку? – Садовая так быстро обернулась, что увлекшийся Виталик не успел отвезти глаза от предмета своего созерцания – хорошенькой, обтянутой кожаной юбкой попки.
– Выбирайте, – пряча смущение за радушным жестом, он распахнул обе двери – переднюю и заднюю – и протянул руку, опершись о которую Голицина водрузилась рядом с водителем.
– Лейтенант! – послышалось сзади. К ним спешил Муслин.
– Отойдем на минутку, – попросил майор.
Они отошли в сторону.
– В общем, давай так. Мы оба погорячились. Наверное, и я был не до конца прав. Ты все-таки и впрямь при исполнении, – Муслин хмуро разглядывал свою начищенную обувь. – Так что предлагаю – разбежаться и забыть. Как?
– Без проблем, товарищ майор, – Виталий протянул ему отобранное удостоверение и сел в машину.
– Чего– чего, а как раз проблем у тебя теперь хватит, – пробормотал Муслин. Так, как сегодня, его давно не унижали. Унижать – это была привилегия его должности.
– Вернул? – догадалась Садовая. – Ну, и дурачок. Теперь он тебя сожрет.
Виталий и сам жалел, что так легко разрядил ситуацию, – больно недобрым взглядом провожал машину замполит Красногвардейского райотдела майор Муслин.
2.
– Товарищ майор, гражданка Садовая по вашему пору... – с показной лихостью начал рапортовать от порога Мороз, но , оглядев пустой кабинет, посторонился, пропуская доставленную. – Похоже, вышел. Прошу, Марина Всеволодовна, присаживайтесь пока.
– Да, жизнь нас забрасывает, – Садовая с притворным состраданием провела пальчиком по перепачканной стене.
– Вот еще, – Мороз показал на бурый подтек на потолке, – жильцы сверху регулярно заливали служебные помещения, и райотдел годами безуспешно с ними судился. Да Вы не нервничайте – всего два-три формальных вопроса. В понедельник дело передается в суд. – Уже?! Лих Тальвинский. И Лавейкина, само собой, арестована?
– Избрана подписка о невыезде. Учитывая состояние здоровья.
– Или состояние связей. Попугали, стало быть, заблудшую овечку. И это теперь называется дело. – Вот и помогите набрать что-нибудь посерьезней! – в кабинет ввалился Андрей Иванович Тальвинский. Он стащил с себя мокрый от дождя плащ, стряхнул капли на пол, на минуту став похожим на отряхивающегося сенбернара. – Ведь не любите вы Лавейкину!
– Не люблю. За жадность.
– Неужто не поделилась?
– Оставьте свои подколы, Тальвинский. Я ими еще пять лет назад наелась. И вами, кстати, тоже. У нее в магазине девчонки, пацанки совсем работали. Только-только училище закончили. А им по мозгам: коллективная ответственность, платите на всех. А чем? На панель, что ли? Теперь жалеют: зря, мол, сами не тырили. Было б за что страдать. Воруешь – воруй, твои проблемы. Но зачем же за счет других?
– Так подскажите, откуда излишки эти свалились. Через кого. – Увольте! – Садовая презрительно повела носиком. – Не из того материала сделана. Да и – не знаю я ничего толком. Не было у Лавейкиной доверенных. Сама воровала, сама концы прятала.
– Воровала, может, и сама. Но не одна. Кто-то же ей на двадцать тысяч дефицитных тряпок отвалил. По нашим сведениям, торговля этим "левым" товаром велась и раньше. – Не помню, – отрубила Садовая. – А вспомнить как раз придется! – Ко мне что-то еще?
– Что значит "что-то"? – удивился Тальвинский. – Мы еще и не приступали.
Повторяю. Сказать мне вам нечего. Засим прощаюсь, – Садовая в самом деле поднялась.
– К чему такая внезапная спешка? – Тальвинский, только что хмурившийся, с неожиданной игривостью перехватил за талию шагнувшую к выходу женщину.
Не приняв шутливого тона, Садовая сбросила с талии обнимающую руку.
– Да пустите же! Я ранее имела не один случай сообщить вам, Тальвинский, что общаться с вами больше не желаю. И не распускайте руки. В конце концов, куда я приглашена? Для официального допроса или на какую-то бандитскую хазу?
– Для допроса. – В таком случае повторяю для особо понятливых: ни-чег-го не знаю!
– И все-таки разговор этот нам придется продолжить, – в свою очередь ужесточил голос Тальвинский.
– Ну-ну, – Садовая достала из сумочки платочек, с демонстративной брезгливостью протерла пряжку, которой коснулась рука Тальвинского, многозначительно посмотрела на циферблат и вновь опустилась на стул, небрежно закинув ногу на ногу. – Надеюсь, иголки под ногти загонять не станете. Задавайте первый вопрос.
– А вопрос у нас все тот же лаконичный – откуда и кем завозились левые товары, которыми Лавейкина периодически торговала и которыми набита ее подсобка?
– Отвечаю столь же лаконично: понятия не имею, – Садовая заметила, что и Тальвинский, и – исподтишка – Мороз то и дело поглядывают на скрешенные женские ноги, и тонко усмехнулась. – И если бы это даже было не так, вы, Тальвинский, последний человек, с кем я бы поделилась информацией. Это понятно?
– Понятнее не бывает. Но и вам в таком случае следует понять: нам известно, что вы владеете информацией, кем и при каких обстоятельствах составлялись фиктивные документы на "левый" товар. Поэтому если мы сейчас не договоримся, то придется, не обессудьте, заняться внимательным изучением круга ваших близких знакомых мужского пола. Я достаточно политесно выражаюсь?
– Похоже, меня пытаются шантажировать. Это и есть два-три формальных вопроса? – она даже не удостоила Виталия презрительного взгляда. – Вот что, Тальвинский, плевала я на вас и на ваши намеки. У нас с мужем доверительные отношения. И скрывать мне от него нечего. Да и не вам мне нотации читать. Или тоже моралистом стали?
– Только если для пользы дела.
– Оно и видно. Господи! И в это мурло я пацанкой была влюблена. Никак, гляжу, не успокоишься! Лучше слюну оботри. Глаза-то вон как бегают. Так бы и разложил прямо здесь. Только ни-ког-да! Хоть ты переблюйся от злости. Понял?!
– Понял. И не возражаю, – подтвердил Тальвинский. Бас его потяжелел. – Наверное, я жутко старомодный, но в числе моих немногих принципов – не входить в половой контакт с венерическими больными!
Даже готовый к подвоху Мороз поразился, как отхлынула разом кровь от раскрасневшегося женского личика, как забегал по губам язычок, бессмысленно слизывая неналоженную помаду.
– Откуда вестишки? – пробормотал он, ошеломленный не менее самой Садовой.
– Из диспансера, вестимо. Все-таки в религии есть своя мудрость. Сказано ведь – женщина скудель зла. И – в точку. Кто бы мог подумать, что очаровательная наша и изысканнейшая Марина Всеволодовна – переносчик сифилиса. А говорите, нет предмета для мужа. Так как?
Садовая затравленно скосилась на Мороза. Но тот молчал, раздавленный, – Снегурочка оказалась заурядной сифилитичкой.
– Ну и сволочи же вы оба! Гаденькие сволочи. Только и умеете, что грязь собирать. Так вот запомните. И ты в первую очередь, – почему-то потребовала она от Виталия. – Болела я или не болела, это касается меня и моего мужа. А с ним мы без вас разберемся. Во-первых, потому что он знает. И, во-вторых, потому что вас это не касается.
– А вот тут-то вы и ошибаетесь! – раздосадованный незавидной ролью, какую он вынужден был играть, рявкнул Тальвинский. – Мне глубоко плевать, что обо мне думает каждая ..., но если мы не договоримся, – он выдержал зловещую паузу, – то вы, гражданка Садовая, будете привлечены к уголовной ответственности по статье сто пятнадцать прим – за уклонение от лечения венерического заболевания.
– Неправда! Я полностью вылечилась. Еще полгода назад! Можете проверить!
– Проверял, – охолонил ее Тальвинский. – Вы, уважаемая, бросили лечение, не пройдя провокацию. И вендиспансер направил нам материалы для возбуждения уголовного дела.
– Я прошла весь курс! – Вскочив с места, Садовая яростно затопала об пол каблуком. Она была близка к истерике. – Я совершенно здорова. Совершенно!
– Может, в медицинском смысле вы и здоровы. А в юридическом смысле больны уголовной статьей. И сажать вас или не сажать будем решать в зависимости от результатов этого разговора... Короче, если венерический больной не прошел провокацию, он считается не вылечившимся и уклоняющимся и подлежит уголовной ответственности.
– Господи! Что же это? – обессиленная, она нащупала стул.
– А то, что вы сейчас расскажете все, что знаете. Если, конечно, за решетку не торопитесь, – стараясь выглядеть твердым, отчеканил Тальвинский, с видимым усилием выдерживавший неблаговидную свою роль перед доведенной им до отчаяния женщиной. – В конце концов, Мариночка, что от вас требуется? Всего лишь сказать правду о расхитителях. Ведь, знаем, вы-то не из их числа. Так и скажите. Ну!
Мороз изо всех сил делал вид, что роется в бумагах. Было невыносимо смотреть на сгорбившуюся, уставившуюся потухшим взглядом в пол женщину, до того наполненную гордым пленительным кокетством.
Плечи Садовой задрожали. Она плакала.
– У нас мало времени, – напомнил, стараясь не смотреть на нее, Тальвинский.
– Пишите, – не поднимая головы, произнесла Садовая, и от сдавленного, задыхающегося ее голоса у Виталия самого перехватило горло.
– Да пишите же! – требовательно повторила она. Тальвинский быстро подхватил ручку и лист бумаги.
– Готов! – сдерживая азарт, сообщил он.
– Тогда абзац первый. Я, Садовая Марина Всеволодовна, в девичестве – Найденова, венерическая больная, сообщаю, что следователь Тальвинский, – она набрала воздуха, вскинула распухшее от слез лицо и изо всех сил закричала: – Подонок! Подонок!
Посмотрела на ошеломленных милиционеров:
– Больше по существу заданных вопросов показать ничего не могу. А теперь сажайте, твари!
– Шутить, стало быть! – Тальвинский отшвырнул ручку, грозно поднялся.
– Прекрати, – услышал он.
– Ты это мне? – не поверив, обернулся Андрей к Морозу.
– Вам, товарищ майор! Тальвинский, сдерживаясь, перевел дыхание:
– В таком случае тебе здесь делать вообще нечего. Немедленно марш в изолятор к Меденникову!
Мороз упрямо сжал губы, повернулся к Садовой:
– Вы вот что, выйдите пока. Не дожидаясь повторного указания, Садовая, обхватив руками лицо, выбежала в коридор.
– И что сие означает?! – прогремел Тальвинский.
– Андрей Иванович!
– Я спрашиваю, лейтенант, что это означает?
– Она – женщина.
– Как не заметить! Думаешь, не вижу, как она глазками в тебя постреливала? А ты уж и поплыл. Бабы – это нормально. Но прежде всего для нас – интересы дела. Не забывай: мы – следаки.
– Мы – офицеры! И не можем опускаться ниже городской канализации!.. Я точно не смогу. – Под изучающим взглядом Тальвинского он потупился.
– Даже так? – Андрей, готовый взорваться, разглядел что-то, что удержало его. – Допустим, я тоже об этом иногда вспоминаю. И что отсюда вытекает? Полагаешь, что мне комфортно стращать смазливую женщину? Но Садовая – последний, единственный шанс выйти на Слободяна и всю эту шоблу! И выбор на самом деле прост: либо дожмем ее, либо – закроем к чертовой матери дело и разбежимся пивка попить. Зато все из себя при офицерской чести. Так что?
– Андрей Иванович, я тебя очень уважаю и хочу уважать дальше. И дело раскрыть хочу...
– Короче, прикажешь отпустить? Только живо. Да? Нет?
– Да. И прекратить это вонючее венерическое дело. Андрюш! Ну, я знаю: ты потом сам себе не простишь. Пожалуйста!
– Виташа, Виташа! Да она обычная... – Что ж, что подхватила? – перебил, не давая закончить фразу, Мороз. – И с порядочной женщиной может такое...
– Ну да, помню: половой акт не повод для знакомства. Как, однако, запущено-то! Да что ты себе в самом деле навоображал? На нее опера установку делали, наивный ты! Искали источники, откуда у девки, которая за два года до того занимала на джинсы, появились вдруг дорогие побрякушки. Так вот, к твоему сведению, – она уж с полгода к престарелому Слободяну, своему шефу, на содержание пошла. При живом-то муже. Офицере, промежду прочим! И, что всего паскудней, на денежки того же Слободяна еще одного дружка припасла. Здесь пробы ставить негде! А ты мне тут – в сопли! Так что? Остыл?
– И все-таки я прошу!.. Очень прошу.
Отвернувшись к окну, Андрей гулко заколотил сильными пальцами по крышке стола, будто задался целью продырявить ее, будто барабан.
– Хорошо, раз тебе моих слов мало, – он решительно схватился за телефонную трубку. – Звоню главврачу вендиспансера. И если мои предположения окажутся не верны, при тебе извинюсь перед благородной дамой Мариной Садовой. Он нажал на кнопку громкой связи.
– У аппарата, – послышался бодрый сытый баритон.
– Здорово, начальник. Тальвинский.
– Андрюха! Вот уж кого сто лет не зрил. Неужто по моей части проблемы? Ты из наших единственный, кого еще не пользовал.
– По твоей. Только со служебной стороны. Получил привет от тебя – несколько венерических.
– Ты?! – поразился главврач. – Лучшему важняку области венерические дела? Иль мир перевернулся?
– Вывернулся. Давно, похоже, не общались. Я ведь несколько лет как в районе. Тебе фамилия Садовая что-то говорит?
– Марина! Еще бы. Сексапильная деваха... Погоди, а ты откуда?..
– Ты прислал.
– Я?! Вот бабы пакостницы. Опять подсунули на подпись целую пачку. Надо же – проглядел! Вообще-то она полностью вылечилась.
– А контакт?
– А вот контакт, каюсь, не сдала. Он у нее разовый. Там история очень романтическая. Но только между нами, ладно? У нее с мужем свои проблемы. А у кого их нет? В общем, встретила одного. Ну, и... Подлюгой оказался. Да еще и наградил. Но кто – не сказала. А я, извини, настаивать не стал. Не тот случай. У врача первое дело – деликатность.
"Нашла дуреха кому поплакаться", – хмыкнул про себя Тальвинский: болтливость главврача венерического диспансера могла сравниться разве что с Ханиной.
– Ладно, пришли завтра шпаргалку, что провокацию прошла, и дело я прекращу.
– Нет проблем, старый. Записал. Считай, уже у тебя. А что? Запал? – После тебя что западай, что не западай. Небось, оприходовал девку? Да не смущайся, колись между нами.
– Было, – голос главврача исполнился притворного раскаяния. – По-человечески не мог не пожалеть. В постели, между прочим, родео! Рекомендую.
– Слушай! – не прекращая разговор, Тальвинский сочувственно потрепал побледневшего Мороза. – Все собирался спросить: насколько знаю, из-под тебя ни одна хорошенькая пациентка нетронутой не вышла. Как это согласуется с врачебной этикой?
– Что значит "как"? – главврач даже несколько обиделся. – С этикой тут как раз все в порядке. Наоборот – должен же я убедиться в качестве ремонта, прежде чем пустить объект в эксплуатацию. Дабы не подвергать риску население. Рискую, можно сказать, собой. Просто-таки Луи Пастер.
– Тогда береги себя.
– Обрадовался, поди, скотина! Ну, будь. Кстати, минет работает, как никто!
– Еще вопросы есть? – Тальвинский положил трубку, сочувственно глянул на сделавшиеся воспаленными глаза парня. – Жаль, что в лоб пришлось. Но бывает, лучше вот так – обухом! Не стоит она твоего отношения, Виташа. Потому давай так. Ты двигай в ИВС – пора уж Меденникова в самом деле выпускать, – а с этой лярвой я тут сам разберусь. Со мной ее номера а ля миледи де Винтер не пройдут. Хоп?
– И все-таки, прошу отпустить свидетельницу, товарищ майор.
Тальвинский обескураженно потряс головой.
– Вот ведь упертый. А знаешь что? Мне все это тоже порядком надоело. Сам иди и – отпускай. Гони эту прошмандовку к чертовой матери! Раз тебе дело наше не дорого.
– Спасибо, Андрей Иванович!
– М– да! Хороший ты парень, Виталик. Кивер бы тебе, на коня и – в атаку. А вот станешь ли настоящим сыскарем, это я теперь крепко сомневаюсь. Все! Уйди с глаз моих.
Мороз вывел заплаканную женщину из отдела.
– Досталось тебе из-за меня? – Марина оторвала от лица перепачканный тушью платок.
– Я приношу извинения. Андрей Иванович, он тоже так не хотел. Просто – он ведь за Слободяном вашим какой год гоняется. Вот и сорвался. Да полно плакать. И насчет этого, как его..ну, венерического дела...Вы не держите в голове. Андрей Иванович обещал уладить. И – мужу ничего не говорите. Все-таки семья.
– А семья, как известно, – ячейка общества, – Садовая странно посмотрела на него. – Дурачок ты еще. Хотя – очень необычный. Есть в тебе аура. Она потянулась к нему. Но, уловив невольную брезгливость, нахмурилась.
– Что ж, не навязываюсь, – по лицу ее пробежала тень. – А кстати, зачем надо было меня пытать, раз уж вы вышли на Меденникова? Он-то побольше моего знает... Ну, прощайте, следователь по венерическим делам Мороз. Руку не подаю, дабы не заразить.
И, сбежав с крыльца, пошла под моросящим дождиком, даже не раскрыв болтающийся на руке зонт.
3.
Спустя сорок минут после отъезда Мороза к Тальвинскому вошел непривычно мрачный Чекин:
– Что по Меденникову?
– Да все по плану. Мороз уехал в ИВС. Проинструктировал его детально. Постановление об освобождении, подписанное мною, у него на руках. Так что не переживай: выпустим и сегодня же закроем проблему.
– Сие теперь не факт.
– То есть?!
– Галушкин опять пыль по этому делу поднял. Он, видишь ли, с утра в райком сиганул за подмогой.
– Вот заноза старая!
– Несчастный, в сущности, старик. В общем в жилу он попал: в райкоме на Меденникова этого с его публичными взбрыками насчет партноменклатуры давно зуб наточен. Те надавили сверху на Берестаева. Звонил он только что. Едет срочно в отдел. Требует готовить постановление на арест Меденникова.
– Арестовать по фуфловому делу? Без доказательств?! Он что, опять надрался?
– Запаха по телефону не уловил. А насчет доказательств, так не тебе говорить: если уж арестует, так, протрезвев, что-нибудь, да найдет. Так что отзывай быстренько из ИВС Мороза. Нечего молодого с первых же шагов пачкать. Приедет Берестаев – кину ему материал в морду: пусть сам и арестовывает. Я в эти игры не играюсь. Пацана вот только этого – Меденникова – жаль. Он-то все эти игрища в перестройку, похоже, всерьез принял. Теперь его ею досыта и накормят. Ну да такая, видать, его планида
4.
Виталий Мороз покачивался на стуле в кабинете для допросов ИВС и с возрастающим любопытством вглядывался в возбужденного парнишку напротив, одетого в то, в чем задержали: тонкого сукна клетчатый пиджак, черная, явно не из нашенских магазинов рубаха, полированные пластины итальянских ботинок. За два дня валяния в камере все это подмялось и выглядело несвежим. Но парня это, похоже, не слишком смущало. Конечно, волнение и некоторая даже оторопь проступали. Странно было бы иначе. Но страх, если он и был, тщательно скрывался под самоуверенной манерой держаться. Будто находился он не в зловещем ИВС в ожидании ареста перед человеком, от которого, быть может, зависит судьба, а отчитывал нерадивого подчиненного.
" Без комплексов мальчуган", – подметил Мороз. С уважением и удивлением. Потому что предположить такую силу в коротконогом низкорослом пареньке с круглым, будто головка сыра, личиком победителя школьных олимпиад вряд ли смог бы и хороший психолог.
"Вот на этом Галушкин и прокололся", – сообразил он, вслушиваясь в то, что не говорил – "гвоздил" Меденников.
– Повторяю в третий раз для дураков: никаких денег ни у кого не брал и никому не давал. Вот и вся похоронная музыка. Понял, нет? А насчет налогов, если между нами, скажу: пусть честно берут, буду честно платить. Только не захотят честно. Говорю, единая система выстраивается, чтоб всех лишних выдавить. Вот где засада-то. Я, когда три года назад в это темное предпринимательское дело сунулся – считай, один из первых, – уже, будем говорить, на минное поле шагнул. И то, что на меня теперь наехали, – тоже, скажу, знамение времени. Я ведь поначалу по наивности как думал? Кто оборотистей, тот первым капитал и сколотит. И условия игры предложенные принял. – В каком смысле?
– В том смысле, что за все платил. За регистрации, лицензии, аренды. За все шел и платил "с горкой". Понял, нет? Брали, понятно. Чиновник не может не брать. Он так устроен. И мир вокруг себя так обустраивает, чтоб давали. А потом гляжу: брать – берут, но без удовольствия! Вот загадка, которую разрешил до конца только здесь. Как ваш старпер Галушкин говорит, на ржавом гвозде. – И чего ж ты такого невиданного разрешил?
– А то, что я братии этой как нож в горло. Потому что "головка" нынешняя свой передел под шумок отстраивать начала. Под себя всё подстраивать. Понял, нет? Свои кооперативы всякие. Нычки, словом, через которые можно приспособиться государственные деньги отсасывать. Будем говорить, тенденция. Я еще с год как почувствовал. Только до конца тогда не прорюхал. У меня ж, понимаешь, договоры всякие с заводами на поставки: там запчасти, материал, то-се. И вдруг – облом. Один за другим отказывают или отсылают к каким-то посредническим кооперативам, где уже две цены. Я ситуацию прокачал, откуда те взялись. И что ты думаешь? Сами же директора при своих предприятиях их и насоздавали. Ты понимаешь, какой отсос? Он своему человеку за бесценок сливает дефицитную продукцию. Тот, само собой, втридорога перепродает, даже гайку или пуговицу не приделав. А предприятию назад – дулю. То есть через короткое время те же предприятия без пополнения оборотки начнут проседать. Во какая фишка! Понимаешь, нет? – Меденников вскочил и забегал по камере. – Но этим-то по фигу – они к тому времени полностью упакуются. Конечно, я им теперь лишний. Вот и наезжают: через ментов вроде тебя, через бандюков, через газеты там. Лишь бы поляну очистить. Меня прикроют с вашей помощью, другого кого – чего ж останется? Да те же сами, кто был! – Что ж сам-то в эту систему не встроился, если такой умный? – подколол Мороз.
– Поначалу противно было. Говорю же: хотел по-честному. А теперь куда деваться? Зажали: либо их, сволоту, в долю придется брать. Либо самому под крышу ихнюю нырнуть. Понял, нет, куда идет? Вот я тебе расскажу из практики, – Меденников вспрыгнул на стол и, усевшись подле Мороза, принялся непринужденно болтать короткими ногами. – Я на химкомбинате нашем пристроился кожу брать. Они сейчас экспериментальную делают. Класс, скажу! В Италии такой нет. А у меня пошивочное ателье. Нормальный бизнес.
– Тоже облом?..
– А, понял, нет?!
– Чего ж не понять?.. Погоди! – Мороз припомнил прощальную, непонятную фразу Садовой, и цепь в голове у него замкнулась. – Ты сказал, кожа и швейные цеха? А ты, случаем, с такой Лавейкиной не работал?
– Лавей?.. Откуда?
– Продавец из горпромторга.
– Я с мелочевкой дел не имею, – обиделся Меденников.
– Жаль. Мы в ее магазине много кожи накрыли. Не знаешь случаем, откуда это может быть?
Мороз вытащил из кармана брюк кусочек кожи, отрезанный от изъятого рулона.
Меденников с интересом потянулся к коже, понюхал, потер меж ладоней:
– Она.
– Она?!
– Та самая, с химкомбината.
– Значит, если я верно понял схему, – Виталий в нетерпении вскочил с места, – продукцию по дешевке тянут с химкомбината и пускают "налево" через свои кооперативы? Но продаются-то изделия из кожи. То есть где-то все-таки перерабатывают. – Наверное. Только это теперь не ко мне. Я ж говорю, отодвинули меня. Лишним в цепочке стал. Братья Будяки вытеснили. Может, слышал? Те еще бандиты. У них там какой-то спортивный кооператив образовался – "Пан спортсмен". Тоже – юмористы. Новая, прости Господи, волна! А вот насчет пошива..Если покумекать... Только это, имей в виду, мое личное мнение. Много материала у вас изъято?