Текст книги "Штаб армейский, штаб фронтовой"

Автор книги: Семен Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 42 страниц)

Чтобы с наступлением темноты не заблудиться, все дороги к переправам были обозначены и обеспечены проводниками, регулировщиками. Представители переправляемых войск под руководством корпусных и дивизионных инженеров предварительно знакомились с местностью, тщательно разведывали переправы и подходы к ним, выбирая наиболее скрытые пути.

Всего инженерные войска фронта построили 22 моста, из них 5 ложных. Подъезды и подходы к мостам скрывались от наземного наблюдения вертикальными масками. Вражеские самолеты-разведчики, не раз появлявшиеся над Доном, приняли ложный мост у станицы Еланская за действительный. Немецкая авиация сбросила на него более 200 бомб, но ни одна не попала в цель. А действующий мост, расположенный ниже ложного, ударам с воздуха вовсе не подвергался.

Умело был замаскирован 4-й танковый корпус генерала А. Г. Кравченко. Прижавшись в балках и кустарниках к отвесному правому берегу Дона, он, несмотря на действия авиации противника, не был обнаружен. Танки маскировались под местность: забрасывались ветками, обсыпались песком, а в районе меловых холмов – кусками мела.

Но вот мы переехали бревенчатый мост через реку Медведица, миновали дубовую рощу и вскоре увидели серо-голубую полосу Дона с многочисленными островками и отмелями. На другом его берегу как на ладони виднелся Серафимович с массивной церковью, разбегавшимися по холмистой местности белеными хатами с синими и коричневыми прямоугольниками ставен и более редкими зданиями из темно-бордового кирпича.

Проехав мост через Дон, повернули на центральную улицу города, замощенную крупным булыжником. По бокам ее тянулись деревянные тротуары, правда сильно изношенные. От такой "роскоши" за последние месяцы мы отвыкли и оглядывали все это с удовлетворением и радостью.

По приезде на место мы застали маскировщиков за работой. Они камуфлировали несколько капитальных кирпичных зданий, резко выделявшихся на фоне многочисленных беленых построек. В них и было решено разместить штаб и основные службы.

Отыскивая дом для Военного совета и штаба фронта, мы, как сговорившись, остановили свой выбор на здании школы дореволюционной постройки.

Само собой пришло решение разместить оперативный отдел в актовом зале, оборудовать в просторной учительской кабинет командующего, а в квартире директора – жилые комнаты для руководства. Н. Ф. Ватутин особо просил подыскать большой стол, на котором помещалась бы, не свешиваясь, любая оперативная карта. После настойчивых поисков остановили свой выбор на бильярдном столе из местного клуба. Подчиненные Котляра ловко, не повредив ничего, отсоединили от него все, что мешало делу. Этот командный пункт, куда мы перебрались 15 ноября, сослужил фронту хорошую службу, отсюда удобно было управлять войсками в ходе развернувшегося грандиозного контрнаступления. ...Когда мы вернулись в Филоново, то обратили внимание, что обстановка в штабе, фронтовых управлениях и службах стала спокойней. Работа, не потеряв своей напряженности, шла ритмичней и планомерней. Причина этого заключалась в том, что высокое московское начальство уехало на Сталинградский фронт, где на 10 ноября было запланировано совещание, подобное тем двум, что состоялись у нас. Представители центра конечно же оказали нам огромную помощь, но теперь следовало в нормальном рабочем ритме воплотить в жизнь все полученные нами полезные советы и указания.

В те дни произошло преобразование 63-й армии в 1-ю гвардейскую. Этот акт достойно венчал стойкость в обороне и дерзкий наступательный порыв ее воинов. Ведь они не только устояли под мощными ударами превосходящих сил врага, но и захватили плацдарм в районе Серафимовича, который вскоре послужил прекрасным трамплином для нашего контрнаступления.

Сменилось и командование армии. 14 ноября ее принял Герой Советского Союза генерал-лейтенант Д. Д. Лелюшенко. Прибыв на наш КП в Филонове накануне переезда в Серафимович, он не застал там Н. Ф. Вагутина. В общий курс боевых дел в масштабе фронта ввел его Г. Д. Стельмах, а я рассказал ему о конкретных задачах 1-й гвардейской. Д. Д. Лелюшенко схватывал обстановку с полуслова. Опыт у него был обширный. В начале Великой Отечественной он возглавил 21-й механизированный корпус, задержавший продвижение немцев из Прибалтики к Ленинграду. Затем Дмитрий Данилович принял командование 1-м гвардейским стрелковым корпусом, который не допустил прорыва врага через Мценск в направлении на Москву. Внешне он являл собой сгусток энергии и весь был в порыве – с pезкими движениями и отрывистой речью.

В тот же день в наше фронтовое управление вошел генерал-лейтенант В. И. Кузнецов. Ему было тогда 48 лет. Небольшого роста, с седеющими усиками щеточкой, неторопливый в движениях и речи – внешне полная противоположность Дмитрию Даниловичу. Однако его уравновешенность и спокойная уверенность также очень импонировали мне. У этого опытнейшего военачальника я многому научился, перенимая его стиль неспешной основательности, осмотрительности до принятия решения и кипучей энергии, напористости при его осуществлении. От него никто не слышал ни преувеличенных похвал, ни грозных разносов.

Хотя представители Ставки временно покинули нас, мы со дня на день ждали их возвращения. Правда, не без некоторого волнения, опасаясь, что вдруг сделанные в их отсутствие наши наметки не получат одобрения и нам в считанные часы придется переигрывать свои разработки, наскоро оповещать об этом командующих и командиров. Велико же было наше удивление, когда оказалось, что посланцы центра вызваны на какое-то новое важное совещание и смогут вернуться к нам скорее всего лишь к самому началу контрнаступления. Эта неожиданная весть вызвала далеко не однозначную реакцию. Авиаторы, например, предлагали даже просить Ставку перенести наступление до возвращения начальства. Военный совет был, однако, един во мнении начинать операцию в установленный срок. На это было дано "добро". К слову сказать, А. М. Василевский, Н. Н. Воронов и А. А. Новиков вернулись к нам во второй половине дня 19 ноября, когда контрнаступление было уже в полном разгаре, а Г. К. Жуков вообще больше совсем не приезжал.

И вот наступил долгожданный день 19 ноября. Командующий накануне ночью уехал в 5-ю танковую армию, поручив генералу Стельмаху в 7 часов 20 минут утра подать по телефону сигнал "Сирена". Это означало, что артиллеристы и минометчики, сосредоточенные на трех узких участках общим протяжением 28 километров, должны закончить все приготовления к открытию огня. Так и было. А в 7. 30 разнеслась команда: "Огонь!"

Артподготовка представляла собой очень эффектное зрелище. Вслед за залпом гвардейских минометных частей началась артиллерийская обработка оборонительных позиций противника. 3500 орудий и минометов громили неприятельскую оборону. Один час велся огонь на разрушение и двадцать минут – на подавление. Мощная канонада нанесла врагу немалый урон и произвела на него сильное моральное воздействие. Однако из-за плохой видимости далеко не везде оборона была сокрушена, особенно на фланговых участках прорыва.

В 8 часов 48 минут отзвучало эхо последнего огневого налета. В 8 часов 50 минут мы подали сигнал на атаку стрелковым частям и танкам непосредственной поддержки пехоты. В первом эшелоне 5-й танковой армии действовали 47-я гвардейская, 119-я и 124-я стрелковые дивизии. Во втором эшелоне армии П. Л. Романенко находилась 159-я стрелковая дивизия, в эшелоне развития успеха – 1-й и 26-й танковые корпуса, 8-й кавалерийский корпус и 8-й мотоциклетный полк, в сковывающей группе – 14-я гвардейская стрелковая дивизия и 1166-й стрелковый полк 346-й стрелковой дивизии. В резерве оставались два полка 346-й стрелковой дивизии{248}. Части первого эшелона под прикрытием артогня подошли на 200-300 метров к переднему краю вражеской обороны. Как только артиллеристы перенесли огонь в глубину расположения противника, пехотинцы и поддерживающие их танкисты устремились вперед. Им пришлось в ряде случаев преодолевать не нарушенные артиллерией участки обороны – минные поля, проволочные заграждения, а местами и глубокие рвы.

21-я армия, наступавшая с клетского плацдарма, главный удар наносила на 14-километровом участке от Клетской до высоты 163,3, что восточнее Распопинской. В первом ее эшелоне действовали 96, 63, 293 и 76-я стрелковые дивизии. Противник упорно сопротивлялся, но это не обескуражило наших воинов. Особо впечатляющей была атака 76-й стрелковой дивизии полковника Н. Т. Таварткиладзе. Здесь сводный духовой оркестр сразу после окончания артподготовки мощно грянул мелодию песни "Смело, товарищи, в ногу", и это вдохновило наступающих. Не случайно в полосе 21-й армии дивизия имела наибольший успех.

Я потом спрашивал Николая Тариэловича, кто подсказал ему эту идею? Он, не задумываясь, с характерным грузинским акцентом ответил:

– Как "кто"? Ясно – мой земляк, товарищ Маяковский. Это он сказал:

Все совдепы не двинут армий,

Если марш не дадут музыканты!

Но от того знаменательного дня 19 ноября память сохранила не только радостные, но и весьма драматические события. Начать с того, что наш расчет на быстрое преодоление всей глубины вражеской обороны силами стрелковых частей не оправдывался. Несмотря на героизм и. самоотверженность воинов, они смогли овладеть лишь первой позицией и продвинуться на 4-5 километров. Встал вопрос, что делать дальше: продолжить медленно вгрызаться в румынские укрепления или возложить "допрорыв" обороны на танкистов и конников? Оба эти варианта имели свои плюсы и минусы. Нашу задержку на второй и третьей позициях фон Вейхс и Паулюс могли использовать для переброски к месту обозначившегося прорыва своих оперативных резервов. Кроме того, преждевременное введение танков чревато было значительными потерями боевых машин, что затруднило бы в дальнейшем выполнение основной задачи – в предельно короткий срок замкнуть кольцо окружения.

Быстрой выработке правильного решения помогло единство мнений наших танкистов, прежде всего П. Л. Романенко, Г. С. Родина и В. И. Кузнецова в том, что танки успешно справятся с тем делом, которое оказалось не под силу пехоте. Они считали, что этому будут содействовать не только специфические боевые качества своего рода войск, но и весьма благоприятные условия местности. Однако последнее слово было, конечно, за командующим фронтом. Он смело взял на себя ответственность, отдал приказ, и командиры танковых корпусов начали вводить в сражения свои бригады.

Все корпуса вводились в двухэшелонном построении по нескольким маршрутам: 1-й и 26-й танковые – по четырем, а 4-й танковый – по двум, что позволяло наращивать силу их удара и справляться с внезапно возникавшими задачами. Решение двигаться двум корпусам по четырем маршрутам объяснялось, как, видимо, помнит читатель, условиями местности – наличием рек и глубоких оврагов. Организованным действиям корпусов , способствовало то, что перед наступлением мы много занимались подготовкой выжидательных районов и рубежей ввода (исходный район удалось подготовить только для 26-го танкового корпуса). Удаление выжидательных районов от переднего края для корпусов В. В. Буткова и А. Г. Родина составляло 15-20 километров, а для корпуса А. Г. Кравченко 1,5-3 километра. Последнее обстоятельство объяснялось малой площадью клетского плацдарма, но мы гордились тем, что нам удалось на столь ограниченной территории надежно скрыть танковые соединения от вражеской разведки.

Вот, думалось мне, когда-нибудь в военных академиях будут приводить этот факт в качестве примера нешаблонного подхода к делу. Каково же было мое удивление, когда, будучи начальником Военной академии Генерального штаба и присутствуя на одном из занятий, я из уст преподавателя оперативного цикла услышал следующую тираду:

– Очень близкое удаление выжидательного района 4-го танкового корпуса от переднего края нельзя признать нормальным, так как в данном случае усложнялись условия подготовки корпуса к операции и не сохранялась внезапность действий. Рациональным следовало признать ввод танковых корпусов по двум. маршрутам, так как это позволило бы в наибольшей степени сохранить управление, маневр и силу удара, а движение по четырем маршрутам требовало больше средств связи (а их как раз недоставало) и значительно усложняло управление.

Я, конечно, на занятиях ничего не сказал уважаемому преподавателю, но на другой день, найдя фронтовую карту, пригласил его к себе, попросил внимательно изучить обстановку и подумать, прав ли был он, критикуя "ошибки" штаба Юго-Западного фронта. К чести моего коллеги, он признал, что составил лекцию, имея, как он выразился, лишь текстуальные данные и схему, на которой не было ни рельефа местности, ни точной оперативной обстановки. На следующем занятии преподаватель объяснил слушателям свою оплошность.

Принеся извинение читателю за частые отступления, продолжу последовательный рассказ. Как только было отдано распоряжение о вводе танковых корпусов, командующий приказал выехать: мне – в 1-й танковый корпус, Г. С. Родину – к своему однофамильцу, а полковнику А. О. Ахманову – к А. Г. Кравченко. Причем мне было сказано, что у В. В. Буткова что-то не ладится.

Прибыл я на КП корпуса примерно в 13 часов и застал там начальника штаба полковника И. М. Харчевникова. От него узнал, что корпус выходил к рубежу ввода в сражение (как и другие соединения) в колоннах по заранее подготовленным маршрутам. Однако разведдозоры, высланные к боевым порядкам стрелковых частей, не смогли в густом тумане быстро сориентироваться на ровной, заснеженной местности и установить местонахождение пехоты. Из-за этого танковые бригады, вышедшие к 10 часам на южную и юго-восточную окраины хутора Калмыковский, вынуждены были основательно подзадержаться здесь.

Тем временем выяснилось, что враг готовится к отходу в полосе 119-й стрелковой дивизии полковника М. М. Данилова. В связи с этим П. Л. Романенко приказал вводить 159-ю танковую бригаду несколько восточное ранее намеченного маршрута. Командовавший бригадой подполковник С. П. Хайдуков в спешке не выслал разведки и не назначил отряда обеспечения движения. Шедшие впереди два танка непосредственного охранения наскочили на минное поле и подорвались. При попытке головного батальона на большой скорости преодолеть этот участок было повреждено еще 5 танков. Следовавшие позади батальоны пошли в обход минного поля, но у них также вышли из строя 5 танков. С разрешения командира корпуса В. В. Буткова бригада вынуждена была вернуться, чтобы возобновить выдвижение по первоначально намеченному маршруту.

В тот момент, когда я прибыл на КП корпуса, Бутков приказал своему начальнику штаба доложить обстановку командарму. Посоветовавшись, мы попросили Прокофия Логвиновича разрешить готовить к вводу в сражение второй эшелон корпуса, так как бригаде Хайдукова, потерявшей 12 танков, требовалось время, чтобы привести себя в порядок. Этот горький опыт научил нас многому. В дальнейшем при вынужденном отклонении танковых частей от проверенных маршрутов мы старались всеми средствами избегать подобных казусов.

Так или иначе, к 14 часам 117-я и 89-я танковые бригады подполковников Д. М. Федорова и А. В. Жукова, обогнав пехоту, продвинулись на 4 километра и вышли в район хутора Клиновый и фермы No 2. Здесь находились огневые позиции двух артиллерийских полков и до батальона пехоты противника. Было решено уничтожить их ударом танкистов Федорова с северо-запада, а с фронта сковать врага силами 159-й танковой бригады. Нам повезло в том смысле, что к началу атаки к восточной и северо-восточной окраинам фермы No 2 подошла еще 157-я танковая бригада подполковника А. С. Шевцова из 26-го танкового корпуса. Организовав взаимодействие, все четыре танковые бригады энергично атаковали противника с различных направлений. При этом настолько стремительно, что румынские артиллеристы не успели сделать ни одного выстрела. Почти все они сдались в плен, как и взаимодействовавшие с ними пехотинцы. Я получил возможность допросить командира пехотного батальона и одного из командиров батарей. Этот последний был достаточно осведомлен, и на мой вопрос, где мы можем встретить оперативные резервы, в частности немецкие соединения, он, не колеблясь, показал на рубеж Перелазовский, Большая Донщинка, Петровка и пояснил:

– Ранее этого рубежа вы едва ли встретите кого-либо, но здесь вы можете столкнуться с двумя танковыми дивизиями – 22-й немецкой и нашей 1-й румынской.

Показания пленного не вызывали сомнений – говорил он уверенно и отнюдь не стремился создать впечатление, будто знает больше, чем в действительности. К тому же его данные совпадали с теми, что ранее добыли разведчики полковника Рыбко. И в самом деле: далее продвижение шло беспрепятственно, организованного сопротивления бригады не встретили. Это означало, что в данном направлении прорыв главной полосы обороны противника был завершен.

Когда я доложил об этом Н. Ф. Ватутину, он сказал, что можно вернуться в Серафимович. Я, однако, попросил разрешения остаться в корпусе до выхода его передовых частей к центральной усадьбе совхоза "Усть-Медведицкий", где вполне мог быть вражеский тыловой опорный пункт обороны. Николай Федорович согласился.

Мы послали вперед 8-й мотоциклетный полк полковника П. А. Велика. Он пытался дерзкой ночной атакой ворваться в совхозный поселок, но заблаговременно изготовившиеся к бою немецкие танки отбросили мотоциклистов обратно. В результате выяснилось, что в районе совхоза располагается 22-я танковая дивизия, а в самом поселке – штаб 48-го танкового корпуса, который усиленно, пренебрегая элементарной маскировкой, разыскивает по радио 1-ю танковую дивизию румын. Она, как следовало из многочисленных радиоперехватов, тоже покинула Перелазовский и была на марше, но, видимо, в тумане сбилась с маршрута. Хорошо разбираться в радиопереговорах нам помогло то, что в танковых корпусах находились наши немецкие товарищи, антифашисты, которые быстро понимали суть дела.

Здесь же части Буткова вновь встретились со 157-й танковой бригадой корпуса А. Г. Родина, которая также сбилась с маршрута. Мотоциклисты вывели ее на правильный путь в сторону высоты 204,6, куда ей надлежало двигаться.

Обо всем этом я подробно проинформировал Г. Д. Стельмаха, а он, в свою очередь, Н. Ф. Ватутина. Немедленно были приняты самые решительные меры для ускорения движения корпуса А. Г. Родина на Перелазовский, где оставался теперь лишь штаб 5-го армейского корпуса румын. Появилась возможность с ходу пленить его и окончательно нарушить управление вражескими войсками в этом районе. Одновременно В. В. Бутков получил приказание сковать 22-ю танковую дивизию немцев непрерывными атаками до подхода 8-го кавалерийского корпуса. Меня отозвали на КП фронта в Серафимович, где я узнал, как развивались действия двух других наших танковых корпусов.

...26-й танковый корпус атаковал противника двигавшимися в первом эшелоне 157-й и 19-й танковыми бригадами подполковника А. С. Шевцова и полковника Н. М. Филиппенко. 157-я танковая бригада на этом этапе действовала успешно. Она быстро завершила прорыв вражеской обороны, затем вышла к хутору Клиновый, где, как говорилось выше, оказала содействие танкистам В. В. Буткова в овладении этим хутором и фермой No 2.

К исходу дня бригада, продвинувшись на 22 километра, выполнила свою ближайшую задачу. Однако за день ожесточенных боев и непрерывного маневрирования танкисты 157-й сильно устали. Если к тому же учесть, что часть командиров не имела опыта управления войсками при действиях ночью в глубине обороны противника, то нет ничего удивительного, что бригада сбилась с маршрута и отклонилась от своего направления на 8 километров.

157-я танковая бригада подполковника А. С. Шевцова в 2.00 20 ноября вышла на свой маршрут и, сбивая небольшие заслоны отходивших румынских войск, стала стремительно развивать наступление в южном направлении.

Командир корпуса, узнав об отсутствии у врага танков, решил овладеть Перелазовским с ходу. Эту задачу он возложил на 157-ю танковую и 14-ю мотострелковую бригады. Танки 157-й на большой скорости подошли к северной окраине Перелазовского и открыли огонь, отвлекая внимание обороняющихся на себя. В это же время 14-я мотострелковая, совершив бросок на машинах, приблизилась к населенному пункту на дистанцию ружейно-пулеметного огня. Пехота спешилась и начала обходить Перелазовский с запада и востока. Удар наших войск был настолько внезапным и стремительным, что противник не смог оказать серьезного сопротивления и стал большими группами сдаваться в плен. В этом районе корпус разгромил тыловые части 1-й танковой дивизии и штаб 5-го армейского корпуса румын. Вслед за Перелазовским 157-я танковая бригада в 18.00 20 ноября овладела Ефремовским.

Таков был официальный доклад Г. С. Родина, вернувшегося от своего однофамильца. Генерал А. С. Рогов побывал в Перелазовском и убедился лично, насколько внезапно был атакован и захвачен этот важный в оперативном отношении пункт. В помещении штаба румынского корпуса на столах лежали раскрытые папки с секретными документами. Ящики столов были выдвинуты, сейфы раскрыты, и ключи торчали в дверцах. На ходу были узел связи, типография и другие службы. Александр Семенович привез с собой несколько мешков документации, из которой, кстати, выяснилось, что у румынского командования не было сколько-нибудь достоверных данных о подготовке нашего контрнаступления.

День 20 ноября танкистам А. Г. Родина пришлось потратить на очищение от разрозненных подразделений противника района Перелазовского и Зотовского, ведение боев с частями 1-й румынской танковой дивизии, пытавшимися соединиться с 22-й немецкой танковой дивизией, а также на уничтожение отходивших тыловых формирований 4-го и 5-го румынских армейских корпусов. Всем этим танкисты содействовали войскам И. М. Чистякова в блокировании и последующей ликвидации распопинской группировки врага. Одновременно совершенствовалась связь, упорядочивалось управление войсками корпуса, поскольку он оказался рассредоточенным на площади около 100 квадратных километров. Свое дальнейшее продвижение корпус сумел возобновить в 13.00 21 ноября. Не встречая организованного сопротивления, он к исходу дня преодолел 60-70 километров, захватил крупные опорные пункты в Плесистовском и Острове, куда в спешном порядке выдвигалась 3-я моторизованная дивизия противника, получившая задачу во что бы то ни стало задержать выход наших войск к Дону. У реки Лиска завязались встречные бои. На этот раз роли переменились по сравнению с тем, что происходило тут в последних числах июля. Под ударами танкистов А. Г. Родина 3-я моторизованная дивизия вынуждена была отходить к Дону.

Порадовал всех нас и корпус А. Г. Кравченко. Это соединение, стремительно завершив прорыв главной полосы вражеской обороны, вышло к сильно укрепленным опорным пунктам противника в Евстратовском, Захарове, Власове примерно в 10-12 километрах от переднего края. Двигавшаяся по левому маршруту 102-я танковая бригада полковника Н. В. Кошелева вместе с мотострелками 4-й бригады подполковника А. М. Щекала блокировала эти тыловые опорные пункты румын, а 69-я и 45-я танковые бригады полковника В. С. Агафонова и полковника П. К. Жидкова обошли Евстратовский справа и с ходу овладели Манойлином. Вскоре была взята и ферма No 1 совхоза "Первомайский". Таким образом, танкисты А. Г. Кравченко за первый день наступления продвинулись с боями на 30-35 километров.

На следующий день, 20 ноября, танкистам Кравченко пришлось действовать в условиях ожесточенного сопротивления врага. 102-я танковая и 4-я мотострелковая бригады вели тяжелые бои за овладение противотанковыми узлами обороны южнее хутора Власова. Особенно отличились танкисты Н. В. Кошелева.

Ночь тоже прошла в сильных боях, а в 7.00 21 ноября корпус продолжил свое стремительное продвижение. В районе Майоровского он уничтожил 18 вражеских танков и к исходу дня вышел к Дону юго-восточнее хутора Липологовский и севернее хутора Рубежный. В результате пути отхода противника из излучины реки на юг оказались отрезанными.

Поздно ночью 21 ноября мы подвели предварительные итоги действий танковых корпусов фронта. Констатировали, что соединения вводились не в чистый прорыв. Танкисты вынуждены были совместно со стрелковыми частями "допрорывать" вражескую оборону, что поначалу лишило их возможности широкого маневра, однако на третий день корпуса достигли весьма обнадеживающих успехов. Штаб фронта, командующие родами войск и их подчиненные, все наши службы своевременно реагировали на запросы танкистов, помогали советом и делом. Командование уверенно держало нити управления в своих руках. Мы смогли перевести дух и сказать, что операция развивается успешно. Но самокритично, думаю, следует признать, что фронтовое управление в какой-то мере подменяло командование 5-й танковой армии. В порядке объяснения, а не оправдания можно отметить, что так происходило потому, что слишком многое зависело тогда от успешных действий этой армии.

Бесспорна решающая роль в незабываемых боях тех дней дорогих моему сердцу танковых войск. Но нельзя умолчать и о подвиге пехотинцев, кавалеристов. Их действия, правда, не были столь эффективны, но без черновой работы пехоты и кавалерии по ликвидации многочисленных опорных пунктов врага, остававшихся в тылу наступающих, не был бы закреплен и упрочен успех танкистов. В. И. Кузнецов неоднократно выезжал в 3-й гвардейский кавалерийский корпус, в полосе которого обстановка складывалась особенно напряженно. Он с восхищением рассказывал о подвигах конников и взаимодействовавших с ними пехотинцев. Об этом же слышал я и от комкора генерала Иссы Александровича Плиева, с которым мы неоднократно встречались и подолгу беседовали. Высокого роста, поистине классического телосложения, с чуть насмешливым взглядом миндалевидных темно-синих глаз, он сразу привлекал всеобщее внимание. Это был замечательный человек и военачальник. Осетин по национальности, рабочий по социальному положению, он прошел суровую жизненную школу. Его хорошо знали по Московской битве как соратника легендарного Доватора. Это был прирожденный кавалерист, в седле он как бы сливался с конем.

В прорыв корпус начал входить на участке 76-й стрелковой дивизии. Головные части миновали хутор Громки рядом с атакующей пехотой. Командир 18-го кавполка 5-й гвардейской кавдивизии И. Ф. Наконечный, получив от Н. Т. Таварткиладзе данные об обстановке, повел свои эскадроны на хутор Платонов. Конники ворвались на его северную окраину и захватили первых пленных. В это время показалась артиллерийская колонна противника. На нее устремился 1-й эскадрон лейтенанта Богоутдинова. Атака была внезапной, и вражеские артиллеристы, бросив свои орудия, пустились наутек. 2-й эскадрон капитана Леонтьева прорвался на противоположную окраину хутора, пленил там несколько десятков румын и взял богатые трофеи.

20-й кавполк подполковника В. И. Буйвицкого завязал бой с пехотой противника западнее Цимловского у высоты 187,5. А еще один полк замешкался. Кавалеристы этой части посчитали, что их задача – входить только в чистый прорыв.

– Я не успел, что называется, глазом моргнуть,– рассказывал Василий Иванович Кузнецов,– как генерал Плиев лично повел этот полк вперед и быстро добился прорыва второй линии вражеской обороны.

Уже эти первые действия кавкорпуса создали угрозу окружения 15-й румынской пехотной дивизии, которая находилась между конниками и ударной группировкой 65-й армии. Подразделениям этой дивизии совместно с другими группами противника, оказавшимися в нашем тылу, удалось вновь захватить хутор Громки незадолго до того, как к нему стала выходить следовавшая во втором эшелоне 32-я кавалерийская дивизия полковника А. П. Москаленко. По приказу комкора ее головной полк развернулся и лавиной ринулся на Громки. Занимавшие оборону подразделения 15-й румынской пехотной дивизии, увидев стремительно мчавшихся на них всадников, попрятались в окопах и никакого сопротивления не оказали. Хутор был взят, кавалеристы двинулись дальше, а примерно через полчаса к Громкам подошла 293-я стрелковая дивизия. К этому времени вражеский опорный пункт вновь обрел боеспособность, ибо сюда стеклись многочисленные разрозненные группы румын и немцев. Поэтому командиру 293-й дивизии генералу П. Ф. Лагутину пришлось в третий раз штурмовать Громки, соблюдая все требования тактики. 1034-й полк стремительно ударил с фронта, а два других (1036-й и 1032-й) обошли узел сопротивления с флангов. Слаженным натиском с трех сторон противник опять был выбит из Громков, и на этот раз окончательно.

Из сказанного видно, что в полосе наступления 21-й армии сложилась крайне тяжелая, противоречивая ситуация, какую в нашем военном обиходе называют "слоеным пирогом". К исходу дня 102-я танковая и 4-я мотострелковая бригады корпуса А. Г. Кравченко подошли к Майоровскому{249}. Завязав бой с контратакующим противником, они одновременно вынуждены были отбиваться от вражеских частей, которых теснил 3-й гвардейский кавкорпус. Конникам же в свою очередь приходилось отбиваться от румынских частей, сбитых с позиций у Громков полками 293-й и 76-й стрелковых дивизий.

В этих условиях управление сверху порой ослабевало, и тогда в полную силу проявлялось самостоятельное боевое творчество командиров соединений и частей. Надо, однако, отметить, что благодаря изобретательности В. А. Пеньковского командарм 21, как правило, всякий раз довольно быстро восстанавливал управление.

Очень существенную роль в упорядочении управления сыграло и то, что В. И. Кузнецов почти постоянно находился в полосе действий армии И. М. Чистякова. Василий Иванович был неразлучен с радиостанцией, смонтированной на "виллисе", поэтому, несмотря на всю запутанность оперативной обстановки, командующий фронтом через наш штаб был всегда в курсе наиболее значительных событий и с присущей ему энергией влиял на их развитие.

Ночью бои продолжались: 5-я кавдивизия выкуривала врага из Селиванова и Власова. К 18 часам 20 ноября противник покинул эти опорные пункты. Тем временем 20-й кавполк Буйницкого вышел к Майоровскому, который блокировался одним танковым батальоном из корпуса Кравченко. Схватка здесь была жестокая, враг бросался в яростные контратаки. Отбивая одну из них, конники Буйницкого в лихой сабельной атаке овладели этим районом.

Дивизии Чепуркина, понесшей потери и сильно утомленной в первые сутки, Исса Александрович Плиев дал возможность отдохнуть и привести себя в порядок в просторной балке Чечерова. Отсюда она к утру 21 ноября выдвинулась к Нижней Бузиновке, где подверглась удару с воздуха, к счастью довольно слабому. В 8 часов 20-й гвардейский кавполк стремительной атакой при поддержке нескольких танков выбил из станицы до двух рот пехоты и ворвался в нее, захватив 7 танков, 17 автомашин, склады продовольствия и десятки повозок с награбленным у советских людей имуществом. В 11.30 враг предпринял попытку вернуть Нижнюю Бузиновку атакой нескольких пехотных батальонов с легкими танками с высоты 184,8 и из Сухановского. Отбив этот наскок, конники Чепуркина на плечах отступающих ворвались в Сухановский и после упорного боя в 18.00 овладели им.