Текст книги "У стен столицы"

Автор книги: Семен Кувшинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

По-комиссарски

Лама форсирована. Оборона гитлеровцев на важном, опорном рубеже прорвана. Бригада, продолжая двигаться на запад, пытается без задержки занять Сидельницы. Но сильный огонь противника останавливает моряков на полпути. В двух километрах от деревни, в развалинах школы – командный пункт комбрига. Сюда командир батальона доносит: «Имею большие потери, батальон прижат к земле». Безверхов посылает Боброва и Трекова на передовую.

Прибыв в лесок, где находились краснофлотцы, комиссар прошел по укрытиям, рассказал морякам, как важно овладеть пунктом до того, как гитлеровцы его основательно укрепят. Поговорил он с парторгами рот, поставил перед ними задачу: поднять бойцов в атаку.

Для поддержки атаки Треков приказал артиллеристам подавить огневые гнезда врага. И как только в стане фашистов послышались разрывы наших снарядов, Бобров по-комиссарски с возгласом: «Товарищи, за мной, вперед, за Родину!» – возглавил атаку. Моряки, видя, что впереди их комиссар, как один, поднялись и ринулись на противника. Когда батарея перенесла огонь в глубину обороны гитлеровцев, бойцы батальона подходили уже к окраине деревни. Их поддержало подошедшее подразделение разведчиков капитана И. И. Попова. Фашисты были выбиты из Сидельниц. Они отступили так поспешно, что оставили нетронутым свой НП со всем оборудованием: рацией, стереотрубой, телефонным коммутатором.

В этом бою чудо спасло от большой беды комиссара. Осколок от мины ударил Боброва в грудь. Но, к счастью, в кармане гимнастерки у него оказался портсигар. Осколок пробил переднюю крышку и остался в портсигаре, сделав сильную вмятину в другой его крышке. Рискуя жизнью, военком обеспечил успех атаки.

Не удержавшись на Ламе, немцы откатывались все дальше от Москвы. Зло за свое поражение они срывали на местном населении. Всех жителей, в том числе и детей, гитлеровцы выгоняли на очистку дорог от снега. В мороз и метели люди по нескольку суток находились в поле без пищи. Многие обмораживались, замерзали.

Обелиск на могиле моряков, погибших при прорыве обороны немецко-фашистских захватчиков на реке Ламе.

Один наш батальон наступал на село Спас-Помазкино. Эсэсовцы выгнали навстречу атакующим бойцам большую толпу женщин, стариков и подростков. Десятка полтора автоматчиков шли сзади толпы и стреляли в наших воинов через головы людей.

Командир батальона, разгадав подлую затею гитлеровцев, выслал две группы лыжников в обход. Разъяренные в своей бессильной злобе, захватчики расстреляли мирных жителей и пустились бежать. Но далеко унести ноги им не удалось. Следовавшая с батальоном батарея противотанковых орудий меткими залпами накрыла отступавших, а лыжники отрезали их от дороги и всех уничтожили.

На протяжении целого километра нашим бойцам попадались убитые и раненые советские граждане. Лейтенант Лопатин принес с передовой закутанную в шаль полузамерзшую девочку месяцев десяти. Он нашел ее в снегу в стороне от дороги. Бойцы разведроты отогрели ребенка, завернули в сухое белье, какое нашлось в вещевых солдатских мешках. Напоили теплым, сладким чаем. Девочка ожила, она доверчиво тянула свои ручки к незнакомым дядям, а они нянчили ее, передавали один другому.

Под утро связисты принесли в штабную землянку почти замерзшую девочку лет трех. Нашли ее также около Спас-Помазкина. Наши писари Козлов и Иванов начали оттирать уже побелевшие руки и ноги ребенка. Через час девочка пришла в себя, заговорила.

Днем Спас-Помазкино было освобождено. Сразу же хотелось найти родителей детей. Однако сделать это не удалось. Почти все мужчины и женщины села были расстреляны фашистами. Моряки подобрали более пятидесяти трупов замученных гитлеровцами советских людей. Детей приютили оставшиеся жители села.

На коротком митинге, состоявшемся в селе, воины поклялись люто отомстить фашистским зверям за их неслыханные злодеяния.

Глазами командира батареи

17 января 1942 года бригада с боем овладела деревней Бабенки, а на другой день – селом Новоникольским. В сражениях здесь отличился командир батареи лейтенант Н. А. Бородин.

«Вечером нам передали приказание комбрига, – вспоминает Бородин, – готовиться к наступлению на деревню Бабенки. Ночью мы расставили пушки, отвели место для обоза, боезапаса. В яме расположили свой КП. С соседним батальоном наладили телефонную связь. Местность перед нами лежала ровная, чистая – ни складочки, ни кустика. Пехоте было проще: она стала окапываться в снегу и „обживать“ воронки, оставшиеся от осенних боев. А где укрыть от врага батарею? На наше счастье, шел густой снег, видимость была плохая.

Ранним утром противник открыл сосредоточенный огонь из орудий и минометов. Больше часа лежали мы, зарывшись в снег. Несколько человек ранило, убило две лошади. Знал ли противник, что мы здесь находимся, или нет, но мною овладела тревога: еще два-три таких налета, и батарея, пожалуй, останется без людей и без конной тяги. Требовалось что-то предпринять. Но что? Истекать кровью на занятой позиции и пассивно ждать помощи? Или отойти назад?

Я лежал в снегу, стиснув зубы. Злость душила меня: неужели так и будет? Они нас – бить, а мы молча умирать! И это после многих наших побед!

Командир артиллерийской батареи гвардии лейтенант Н. А. Бородин.

Невольно вспомнился эпизод из первых боев за Москву в ноябре 1941 года. Тогда к нам на батарею в сопровождении комбрига Безверхова и начарта Трекова прибыли командующий Западным фронтом Маршал Советского Союза Г. К. Жуков и командующий армией генерал-лейтенант В. И. Кузнецов. Командующий армией, кивнув в сторону Жукова, предложил мне объяснить план своих действий на случай прорыва танков противника на соседнем участке, где вероятность их появления была большей. Тут у меня получилась заминка. Дело в том, что Жуков был в тулупе, а в лицо я его тогда не знал. Поэтому, прежде чем начать объяснение, сочувственно сказал, жаль, мол, только, что гражданскому лицу не все, быть может, будет понятно. Командующий армией усмехнулся. Я же стал как можно популярнее излагать план своих действий.

Слушал „гражданский“ товарищ и нашел столько изъянов в моем плане, что мне оставалось только загадывать себе загадки: кто же мой слушатель? А им-то оказался, как я узнал потом, сам Жуков. Главное его замечание касалось моих несколько шаблонных планов. Они не предусматривали действий инициативных, предприимчивых, исходящих из той обстановки, которая может сложиться на поле боя, а в основном строились на ожидании команд сверху. Может, вот такая скованность, ограниченность в планах и были причиной моих не совсем уверенных действий во время первого боя на канале Москва – Волга. Тогда батарея хотя и подбила шесть немецких танков, но действовала, в чем я убежден до сих пор, не лучшим образом. Немецкие танки шли с левого фланга, и мне казалось, что вот-вот по ним должен открыть огонь сосед, а затем наступит наш черед. Нам дадут на то команду. Промедлили порядком. Ударили по танкам лишь тогда, когда они ринулись на батарею, открыв по ней огонь.

В такой обстановке мы действовали нервозно, в спешке, стреляли неточно. Вот что значит не взять на себя всю ответственность в нужный момент, не принять без промедления, когда это требуется, самостоятельного решения.

Раздумывая так, взвешивая обстановку, в которую попала батарея на подступах к селу Бабенки, я решил не ждать особых указаний сверху, а действовать так, как диктовали складывавшиеся обстоятельства. Надо было узнать, какие силы противодействуют нам в деревне, нельзя ли покончить с ними. С группой разведчиков я решил осмотреть подходы к населенному пункту. Скрытно приблизились к деревне. В бинокль осмотрел улицу. Присутствия большого отряда гитлеровцев не обнаружил. Однако, чтобы получить более точные данные, послал в Бабенки надежного и искусного разведчика сержанта Ивана Дуракова. Сам направился к орудиям. Матросы и старшины возбуждены. Старшина 1-й статьи Туезов говорит:

– Фрицы, видимо, не знают, что мы лежим без укрытий, а то бы от батареи осталось одно воспоминание.

Пошел к командиру батальона капитану Тулупову. Он лежал в окопе под плащ-палаткой, покрытой толстым слоем снега. Голова обвязана бинтом. Я присел рядом на корточки, доложил о своих наблюдениях и предложил совместно атаковать Бабенки, выбить оттуда противника и укрыть там людей и пушки.

– Удастся ли это сделать без тщательной подготовки? – выразил сомнение Николай Лаврентьевич. – Да и в ротах большая убыль.

Но все же капитан разрешил мне ввести в дело два взвода, прикрывавшие батарею.

Пока я разговаривал с комбатом, гитлеровцы начали очередной обстрел. После огневого налета мне доложили, что лошади у третьего и четвертого орудий перебиты, в расчетах есть раненые.

Озадаченный, возвратился я к себе. Через два часа прибыли разведчики. Сержант Дураков проник в деревню и нанес на планшет расположение минометов, место штаба. Судя по всему, там были стрелковая рота, минометная батарея, около десятка мотоциклов с пулеметами, несколько автомашин. Солдаты размещались в домах на краю деревни, обращенном к нашим позициям. Скрытно проникнуть в деревню можно оврагом, который начинался справа от нас и выходил на середину улицы.

Взвесив все обстоятельства, я решил атаковать Бабенки. Свое решение сообщил политруку батареи Шаповалову. Человек смелый, но и в меру осторожный, он заметил, что дело это рискованное и предпринимать его вряд ли стоит. Здесь мы впервые за нашу боевую жизнь разошлись с политруком во мнениях. Я смотрел на карту, еще раз прикидывая возможные варианты атаки. Познакомил с ними Шаповалова, но тот молчал. Тогда я в сердцах спросил: „А что предлагаете вы?“ Но не успел высказать все, что хотел, как, улыбнувшись, политрук ответил: „То, что и ты“. В этих „вы“ и „ты“ была выражена вся динамика нашего обмена мнениями и осмысления обстановки. От разногласия мы пришли к согласию. Я подал руку Геннадию Шаповалову и предложил: „Давай действовать“. Собрали командиров, познакомили их с обстановкой, с принятым мною решением. Быстро разошлись по местам, чтобы подготовить к бою всех воинов, привести в готовность оружие.

В середине дня приказал командиру взвода лейтенанту Рудакову с двумя орудиями переменить позицию и открыть огонь по противоположному концу деревни, чтобы отвлечь внимание противника. А одному пехотному взводу вести сильный огонь из пулеметов и демонстрировать атаку в том же направлении.

Успех задуманного плана зависел от первой его части. Я верил в Рудакова. Это был настоящий артиллерийский командир, до тонкости знавший свое дело.

Вскоре началась пальба. Рудаков стрелял с невероятной скоростью: создавалось впечатление, что наступление на деревню идет при поддержке большого числа орудий. Минут через двадцать командир взвода управления лейтенант Янис доложил: гитлеровцы перетягивают свои силы и минометы с одного конца деревни на другой. Мы только и ждали этого.

Два расчета с орудиями, двуколка с зарядными ящиками и повозки с пехотой устремились вдоль оврага и так на бешеном галопе вкатили в Бабенки. Соскочив с передков и повозок, артиллеристы забросали гранатами большую избу с белыми наличниками, где помещался штаб, а потом еще несколько домов по обеим сторонам улицы.

Мой помощник лейтенант Белев, развернув орудия, открыл огонь по расположению минометной батареи фашистов. Вражеские минометчики ответного огня не открыли: они меняли позицию, и минометы собрать не успели. Наш взвод прикрытия атаковал противотанковые пушки и быстро овладел ими.

Потеряв штаб и боевую технику, остатки гарнизона пустились наутек. Мы перехватили все пути отхода и встретили гитлеровцев дружным огнем из автоматов, бросками гранат. Часа через два деревню очистили от немцев. Все командиры и бойцы были достойны похвалы за этот бой.

Захватив Бабенки, мы подтянули орудия и другие огневые средства и организовали круговую оборону. К вечеру в деревню вступили батальон капитана Тулупова и местный партизанский отряд. В домах, на улице и за околицей воины обнаружили около ста трупов солдат и офицеров противника. У нас потерь не имелось. Все командиры и бойцы радовались успеху, поздравляли друг друга с одержанной победой, пожимали руки. Мы же с политруком по случаю удачи крепко расцеловались.

После боя в деревню прибыли Безверхов и Треков. Начальник артиллерии чуть ли не по списку проверил наличие воинов в каждом орудийном расчете, решив точно узнать, все ли люди живы после дерзкой, как он выразился, вылазки. Убедившись в целости всех, Треков, подойдя ко мне ближе, сказал: „Больше, надеюсь, так рисковать не будете“. Эти слова, видимо, услышал комбриг. Он тут же с оттенком добродушной иронии в голосе спросил Трекова: „Александр Дмитриевич, на прямые наводки кого в дальнейшем думаете посылать?“ Треков медлил с ответом.

На другой день наша бригада пошла в атаку на Новоникольское. Батарея открыла огонь по врагу. Благодаря занятой ею выгодной позиции батальоны выбили фашистов из села и двинулись вперед, тесня противника к границе Калининской области».

Это – рассказ командира батареи Николая Бородина. Мне хочется несколько слов сказать о сегодняшнем дне тех мест, которые освобождали от врагов тихоокеанцы. Неузнаваемо преобразились они. Недавно я побывал в Бабенках и Новоникольском. Здесь богатый колхоз имени крейсера «Аврора». В Новоникольском у подножия памятника воинам-морякам я видел много цветов: авроровцы свято чтят память героев.

Задача выполнена

На пути наступления бригады оставалось последнее большое село на западе Московской области – Раменье. Здесь разместился многочисленный гарнизон фашистов, их артиллерия и танки. Немцы стремились любой ценой задержать наступление бригады и тем самым дать возможность своим войскам отойти по шоссе на станцию Шаховская и дальше – на Ржев.

Разведать расположение немецкой обороны и выбрать место для наблюдательного пункта в районе Раменья командир дивизиона капитан Мамаев поручил лейтенанту Мовчуну. На лошадях с двумя моряками тот выехал на задание. Добравшись до опушки леса, в километре от Раменья, они спешились. Одного разведчика Мовчун оставил в лесу с лошадьми, а с другим направился к небольшой высоте, где выбрал место для наблюдения. Но стоило им подняться на вершину, как из-за леса выскочили несколько фашистских автоматчиков и обстреляли разведчиков. Очередью из автомата Мовчун убил двух гитлеровцев. Но тут упал на землю и разведчик-моряк. Он был тяжело ранен. Мовчун взвалил его на себя и сбежал в лощинку, где решил принять бой. Когда автоматчики приблизились, лейтенант метнул в них гранату. Фашисты притихли. За это время к Мовчуну подполз разведчик, оставленный им в лесу. Услышав разрывы гранат, он поспешил на помощь своему командиру.

Командир взвода разведки артиллерийского дивизиона лейтенант П. И. Мовчун.

Дружным огнем из автоматов и гранатами разведчики отогнали гитлеровцев, добрались до оставленных в лесу лошадей и благополучно прибыли в дивизион.

Данные разведки были использованы при подготовке общего наступления. После короткого боя Раменье было освобождено.

Утром 19 января пришло сообщение: 1-я ударная армия выводится из боя и сосредоточивается в районе города Клина. Бригада полковника Я. П. Безверхова выполнила свою задачу. На своем участке фронта она изгнала немецко-фашистские войска из Московской области.

В непрерывных боях 71-я морская стрелковая бригада прошла путь от канала Москва – Волга до границы Калининской области.

Она освободила 75 населенных пунктов, захватила большие трофеи.

Вот что сообщало Совинформбюро 5 февраля 1942 года, как бы подытоживая боевую деятельность бригады:

«За последние дни боев гвардейская часть командира Безверхова, действующая на одном из участков Западного фронта, разгромила 3 полка вражеской пехоты и захватила 15 немецких танков, 460 автомашин, 5 броневиков, 15 транспортеров, 20 орудий, 50 пулеметов, 30 минометов, 200 автоматов, 500 винтовок, 7 радиостанций, 350 тысяч винтовочных патронов и обоз с большим количеством медикаментов».

За успешные боевые действия, храбрость, мужество и отвагу 51 человек из бригады были награждены орденами. Я. П. Безверхов и комиссар бригады Е. В. Бобров удостоены ордена Красного Знамени.

По всему фронту 1-й ударной армии катилась слава о моряках-гвардейцах. А бойцы морской стрелковой бригады пели на привалах песню:

 
Мы шли из Сибири,
Мы шли с океана
К Москве, на решительный бой!
По сопкам, курганам,
Сквозь вьюгу, бураны
Безверхов нас вел за собой!
 

«Бои 71-й отдельной морской стрелковой бригады, – писалось в отчете штаба 1-й ударной армии, – которые вела она за село Языково, деревни Борнсово, Тимоново и на реке Ламе, были самыми ожесточенными и самыми успешными из всех боев, какие вели части армии в битве за Москву. Бригада дралась дерзко и умело. Моряки штыковыми атаками выбивали гитлеровцев из населенных пунктов и наводили ужас на фашистских солдат и офицеров».

Один пленный офицер заявил на допросе: «О, эти ваши черные люди… Я прошел много стран Европы, и всюду меня ожидала только победа. Этот ваш особый народ положил на меня и моих воинов вечное пятно позора».

«Кто к знамени присягал единожды…»

Выведенная с фронта бригада была расквартирована под Клином, в селе Селинском. Сюда к воинам прибыл командующий 1-й ударной армией генерал-лейтенант В. И. Кузнецов.

Морозное январское утро. На плотно утоптанной площадке стоят в две длинные шеренги воины бригады. В четком строю замерли те, кто своим мужеством и бесстрашием в ожесточенных боях с ненавистным врагом завоевал честь и славу части. Среди них: краснофлотец Худяков – отважный артиллерист, старшина 2-й статьи Окунев и краснофлотец Маничев – бесстрашные пулеметчики, главный старшина Пономарев – командир взвода, краснофлотец Вольный – смелый разведчик, капитаны Тулупов, Матвеев – командиры прославленных батальонов, лейтенант Бородин – командир всегда преуспевающей батареи. Но нет в рядах моряков капитана Голяко, лейтенанта Сироткина, старшего лейтенанта Малышева, старшины 2-й статьи Никитина, краснофлотца Кичигина. Они погибли смертью храбрых. Память о боевых товарищах живет в сердцах однополчан. О них никогда не забудет Родина. Их имена будет всегда хранить боевая история части.

Взоры моряков обращены на крыльцо большого одноэтажного дома, где разместился штаб. Все замерли. Тишина. Вот из дома вышли генерал, знаменосец, два ассистента. От правого фланга отделились знаменосцы бригады. Впереди комбриг гвардии полковник Я. П. Безверхов. Он одет по-фронтовому: в белом полушубке, валенках и шапке-ушанке. Немного прихрамывая, комбриг идет вдоль строя своих верных воинов. Громко звучит его команда:

– Бригада, под знамя, смирно!

Комбриг докладывает командующему 1-й ударной армией генерал-лейтенанту В. И. Кузнецову о том, что часть выстроена для приема знамени. В. И. Кузнецов зачитывает постановление о преобразовании бригады в гвардейскую. «2-я гвардейская стрелковая бригада», – читают воины, стоящие в строю, надпись, сделанную золотыми буквами на широком алом полотнище.

Держа в руках знамя, командующий 1-й ударной армией обращается к морякам с краткой речью.

– В многочисленных боях за нашу советскую Родину 71-я морская стрелковая бригада нанесла фашистским войскам огромные потери, уничтожив несколько тысяч солдат и офицеров противника и захватив большие трофеи. Решением правительства ваша бригада преобразуется во 2-ю гвардейскую. Не сомневаюсь, в будущих боях вы, воины советской гвардии, оправдаете это высокое и почетное звание.

Генерал умолк и склонил знамя. Полковник Безверхов, опустившись на одно колено, поцеловал край полотнища. Приняв знамя, командир бригады передал его своим знаменосцам.

Старший лейтенант В. И. Малышев.

– В суровые для отечества дни, – сказал Безверхов в ответном слове, – наша бригада вступила в решительный бой с иноземными захватчиками. Бойцы и командиры поклялись тогда очистить родную землю от немецких оккупантов. Храбрые советские воины сдержали свое слово. Все – от рядовых до командиров – проявили в боях массовый героизм – качество, свойственное только нашей Красной Армии, воспитанной Коммунистической партией, партией Ленина. Великое доверие оказали нам партия и правительство, преобразовав нашу часть в гвардейскую. Мы клянемся с честью пронести знамя советской гвардии через все испытания. Мы еще беспощаднее будем истреблять немецко-фашистских оккупантов, еще настойчивее очищать социалистическую Родину от ненавистных захватчиков.

Гремит артиллерийский салют, части бригады под гвардейским знаменем проходят по площади маршем.

Громкое «ура!» далеко раскатывается в морозном воздухе.

Через несколько дней бригада была переброшена на Северо-Западный фронт, в район Старой Руссы. Здесь собирались силы для уничтожения взятой в полукольцо 16-й немецкой армии. Предстояли новые бои.

Гвардейцы были верны своим славным традициям. Они громили врага мужественно, смело, решительно, повергая его в страх. А командир бригады полковник Безверхов еще не раз показал свое высокое военное мастерство, умение находить выход из самого трудного положения, бить противника искусно и беспощадно.

Гитлеровцы любой ценой пытались прорвать окружение своей 16-й армии с запада. 31 марта они подвергли гвардейцев одновременному налету более ста «юнкерсов». Три часа самолеты бомбили позиции моряков. Затем противник открыл сильный артиллерийский и минометный огонь. В начале боя, пользуясь данными хорошо налаженной разведки, комбриг вывел своих бойцов из-под удара в ближайший тыл.

Плотность огня была настолько большой, что казалось, на воздух поднималась вся земля. Белоснежное поле возле деревни Борисово превратилось в черную вспаханную равнину. От Мавринского леса, где были позиции бригады, остались одни пни. Но как только кончилась стрельба, моряки заняли свои позиции. Немцы были уверены в полном уничтожении наших сил. Они пошли в наступление густыми цепями, полагая, что путь открыт. Медленно ползли танки. Офицеры открыли люки и, закурив папиросы, самодовольно наблюдали страшную картину разрушений на позициях моряков. Казалось, вокруг все мертво, как на кладбище. И вдруг черное, мертвое поле ожило. Из воронок и ям внезапно выросли гвардейцы. Со всех сторон вспыхнули огни выстрелов из пулеметов и противотанковых ружей. Из-за пней полетели связки гранат и бутылки с горючей смесью. Ошеломленные фашисты на мгновение остановились. Запылали танки. Как подкошенные валились автоматчики. Минута замешательства погубила врагов окончательно. Гвардейцы поднялись во весь рост и бросились в атаку.

Оставив на поле боя сотни убитых, раненых солдат и офицеров, более десятка танков, противник бежал. Эта грозная атака гвардейцев настолько подействовала на фашистов, что они в течение нескольких дней не предпринимали никаких ответных действий.

За успешное руководство операциями бригады на Северо-Западном фронте Яков Петрович вторично был награжден орденом Красного Знамени, но получить его не успел. Росли потери в рядах моряков. Ежедневные бомбежки и обстрелы изматывали силы бригады. Началась весенняя распутица. Вот в этот момент и оборвалась жизнь боевого комбрига.

Бригада вела бои под Старой Руссой. Весна была в самом разгаре. Земля покрылась озерами. Окопы и землянки затоплены. Фашисты через каждые два часа открывали стрельбу по нашему расположению из артиллерии и минометов. Штаб бригады находился в небольшом лесочке, который фашисты не оставляли без внимания, методически обстреливая его. Справа в небольшой деревушке занимал позицию сводный батальон бригады. Вокруг черный снег, талая вода, расщепленные и обезглавленные ели. Промокнув до нитки, зябли воины. Шинели – хоть выжимай. Они не грели, а отнимали последнее тепло. Фашистские артиллеристы только что кончили обстрел. Безверхов, начальник артиллерии Треков и начальник химслужбы Будрейко решили обсушиться на солнышке после получасового лежания в луже. Вдруг из кустов выбежал лейтенант Саша Гусаков – адъютант полковника.

– Немцы прорвали фронт на стыке с 62-й бригадой! – доложил он.

– Положение критическое, – на минуту задумавшись, сказал Безверхов. – Вот что, – бросил он взгляд на Гусакова. – Бегом в штаб, доставьте мне гвардейское знамя бригады. Поднимите в ружье взвод охраны и вместе с ним ко мне. Исполняйте!

И как только знамя принесли, Безверхов развернул его перед строем автоматчиков и сказал:

– «Кто к знамени присягал единожды, тот у оного и до смерти стоять должен», – говорил Петр I. Поклянемся перед нашим красным знаменем, на котором алеет кровь боевых товарищей, что мы будем стоять насмерть.

Необычный подъем охватил бойцов, увидевших ало-золотое полотнище с начертанным на нем девизом: «Смерть немецким оккупантам!» В решительном порыве моряки контратаковали противника и восстановили положение.

Придя в себя, враг открыл ожесточенный огонь из минометов по позициям, занятым моряками. И тут вскоре из батальона позвонили: «Командир бригады тяжело ранен».

Оказывается, когда полковник отдавал указания морякам, как лучше закрепиться на занятых позициях, немцы дали залп из своих «кадушек», как мы называли их новые минометы. Осколком мины Безверхов был ранен в живот. Врач определил необходимость срочной операции в госпитале.

На санитарной двуколке доставили полковника на ближайший аэродром, погрузили на самолет.

Через сутки из штаба армии сообщили: «Комбриг Я. П. Безверхов скончался в пути. Похоронен в селе Крестцы Новгородской области».

Так окончился славный боевой путь гвардии полковника Якова Петровича Безверхова.

Вскоре после смерти любимого командира бригада была выведена из боя на одну из станций Калининской области. Здесь на базе 2-й гвардейской бригады была сформирована 25-я гвардейская стрелковая дивизия. Она прошла с победами большой путь от Воронежа до Будапешта.