Текст книги "У стен столицы"

Автор книги: Семен Кувшинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Отдохнуть. А там – вперед!

«Сейчас надо воевать, отдыхать будем потом». Думается, что фразу эту кто-то бросил, не подумав всерьез. Как нельзя работать и жить без отдыха, так не обойтись без передышки и в бою. Хотя бы короткой, настороженной, тревожной. Сейчас мы много говорим и пишем о важности снять психологическое напряжение у моряка в дальнем походе, у солдата в период сложных учений, у летчика в полетах и т. д. Но разве в меньшей степени нуждался воин в том, чтобы хоть на малую малость ослабить перенапряжение физическое и моральное в бою? И пусть теоретической основы мы под решение этой задачи во время войны не подводили, но практически понимали и чувствовали: повоевал воин, пусть он, насколько это позволяет боевая обстановка, отдохнет – поспит, приведет себя в надлежащий вид, отвлечется от суровой фронтовой действительности.

Интересно в этом отношении свидетельство начальника разведки капитана И. Попова. Лично от комбрига он получил приказание принять все меры к тому, чтобы на одном из участков боя эвакуировать раненых, собрать их оружие, отвести оставшийся личный состав в укрытие. Задание в условиях боевой обстановки, прямо скажем, не из легких. Выполнение его требовало много труда, сил, большого психологического напряжения. Когда Попов сделал все, что ему надлежало, усталость валила его с ног. Однако приказ есть приказ. Исполнив его, надо доложить, получить новые указания.

Попов прибыл на доклад. Ему сказали подождать минут десять. Пока он ждал, присев в избе на полу, сон сморил его. Случается такое помимо нашей воли. Освободившись от решения оперативных дел, комбриг Безверхов, известный своей строгостью и требовательностью начальник, услышал: кто-то в уголке блаженно похрапывает, уронив голову на колени. Подошел, взглянул – очередной «докладчик». И тут же тихонечко, на цыпочках отошел от него: как бы не разбудить! Справки комбриг навел у подчиненного Попова, вместе с ним выполнявшего задание.

На фронте умели ценить отдых. Отпускался он в мизерных дозах, а использовался, как НЗ (неприкосновенный запас), – по специальному на то разрешению.

И вот получено «добро» на отдых. Случилось это после трех недель безостановочного наступления. Части, подразделения как бы обрели оседлость: на фронте наступило временное затишье.

Бойцы передовой линии поочередно отдыхают: моются, бреются, спят. Воины тыла, напротив, работают во всю мощь. Это их усилиями оборудованы нехитрые, но удобные бани – в домах, землянках, с неизменными атрибутами: бочкой (из-под керосина) воды, очагом под ней, в предбаннике – парикмахерской. Бойцы умеют и привести себя в порядок по-быстрому, по-фронтовому, прямо по-теркински:

 
В шайке пену нарастил,
Обработал фронт и тыл,
Не забыл про фланги.
Быстро сладил с остальным,
Обдался и вылез.
 

Отдыхают и работники штаба, политотдела. По очереди они ходят баниться в соседнюю деревню. Возвратившись, пишут отчеты штабу армии – год кончается. Не без иронии высказывают затруднение: куда записать убитых гитлеровцев – в расход или приход?

Все командиры побрились, подстриглись, преобразились так, что порой друг друга не узнают. За время наступления некоторые из них порядком заросли. У начальника артиллерии, например, появилась густая черная борода. Она совершенно изменила его внешность да и манеры: Треков степенно поглаживал бородку рукой, заговаривал не вдруг. Комбриг сознавался, что, отдавая ему приказание, чувствовал какую-то неловкость: так солидно выглядел артиллерийский начальник, смахивая то ли на полярного исследователя, то ли на профессора. После приема у парикмахера Толи Косякова начарт явился на обед с аккуратной бородкой клинышком и усиками бланже.

Развернулся по-настоящему прибывший военторг. В штабе и по подразделениям организованы ларьки. При свете тускло мигающих огарков в землянках царит настоящее оживление. Старшины, бойцы покупают сладости: леденцы, печенье. Радуются им, как дети. И есть на то особая причина. Вместе с этим немудреным фронтовым ларьком, с его сладостями, бритвенными принадлежностями, папиросами, в жизнь бойцов вошло что-то мирное, далекое, такое отрадное и дорогое, отчего отдыхают душа и тело. И если порой обстановку общей радости, веселого настроя что-то нарушает – выстрел ли одиночный, вспыхнувшая в ночи ракета, зловещий свист мины, – в голове проносится ясная мысль: мир и покой на советской земле возможны лишь тогда, когда мы полностью уничтожим тех, кто нарушил их. В самой этой мысли заключается большой заряд стойкости, решительности, непоколебимой готовности во что бы то ни стало разгромить врага.

А поздно вечером для всех нас самым неожиданным и желанным сюрпризом был приезд в бригаду дорогих гостей из Москвы – делегации с комбината «Трехгорная мануфактура». В состав делегации входили три женщины, лучшие производственницы. Возглавляла их Колосова Валентина Алексеевна. Славные труженицы фабрики привезли воинам подарки, горячий привет от рабочих, которые делают все, чтобы их защитники были тепло и добротно одеты. Безверхов и Бобров позаботились о радушном приеме гостей. Они организовали встречу посланниц Москвы с героями боев. Комиссар штаба старший политрук Любимов провел членов делегации в один из батальонов. Женщины рассказали бойцам, как работают ткачихи «Трехгорки», затем вручили подарки. Воины заверили своих гостей, что они могут трудиться спокойно: не видать фашистам Москвы как своих ушей. Всем морякам было очень радостно оттого, что в тылу о них помнят, заботятся, что советский народ в едином порыве со своими вооруженными защитниками борется, трудится, кует победу. А это заставляло воинов проникнуться еще большей ответственностью перед советскими людьми за свои ратные успехи.

Передышка сполна использовалась для наращивания сил бригады, подготовки ее к новым боям. Прибыло к нам около ста курсантов Тихоокеанского высшего военно-морского училища. Все они – члены ВЛКСМ, добровольцы, досрочно выпущенные в звании главных старшин и старшин 1-й статьи. Комбриг и комиссар тепло встретили моряков, рассказали им о делах тихоокеанцев на фронте, призвали их множить боевые традиции. Порадовала всех весть о том, что бригаде передана батарея гвардейских минометов «катюш».

В штабе бригады состоялось партийное собрание, в батальонах и ротах – собрания коммунистов и комсомольцев. На повестке дня один вопрос: «Удвоить удары по фашистам». С докладами выступали Безверхов, Бобров, командиры батальонов, рот. В решениях партийных и комсомольских собраний выражалась непоколебимая уверенность их участников в победе над фашистской Германией, клятва отдать все свои силы достижению этой победы.

«Психов» привели в чувство

Бригада переведена на участок Алферьево – Владычино – Ивановское. Здесь наступала 64-я отдельная морская стрелковая бригада 20-й армии. Она освободила село Ивановское и деревню Владычино. Отсюда ее перевели на другой участок. На смену пришла бригада Безверхова. Перед ней стояла задача – удержать плацдарм на западном берегу Ламы, прорвать оборону немцев, захватить важный опорный пункт врага деревню Алферьево на восточном берегу реки.

Первый батальон, занявший позицию на территории техникума, с приданными ему артиллерийскими батареями и минометами, был атакован гитлеровцами из деревни Тимково. Атаки, поддерживаемые авиацией, следовали одна за другой. Моряки стойко оборонялись.

В полдень командир первого батальона доложил: «Немецкие танки со стороны Тимкова движутся на наши позиции». Комбриг прильнул к стереотрубе. В ее окулярах хорошо видно поле, усыпанное плешинами от взрывов мин, а у самого Тимкова – большие черные точки. Много их. Это танки противника. Они располагаются в две линии. За машинами строятся пехотинцы. Накапливаются быстро. Через несколько минут уже четко различим черный четырехугольник из живых людей. А вскоре второй, третий. Из-за высокого берега Ламы взмывают самолеты со свастикой.

– Евгений Васильевич, гитлеровцы готовят какой-то необычный трюк, – озабоченно обращается Безверхов к военкому. – Раньше не приходилось наблюдать, чтобы фашисты на глазах у нас открыто готовились к атаке.

Бобров подтверждает эту догадку, настороженно просматривая в бинокль пространство перед собой.

Самолеты набирают высоту. Теперь у бригады много зенитных средств, и фашистские асы боятся снижаться. Вот стервятники уже над Ивановским, пытаются пробиться сквозь стену зенитного огня. Сбросив беспорядочно бомбы, уходят в сторону аэродрома.

Трещит телефон. Тулупов докладывает обстановку: «Немцы начали атаку. Они построили батальон пехоты в ротные колонны. Впереди идут две линии танков. Наступают без единого выстрела. Хотят испугать своей храбростью. Доложите комбригу – прошу дать побольше огоньку».

Безверхов продолжает наблюдать в стереотрубу.

– Хорошо идут молодчики! – говорит он, словно любуясь ими. – А спектакль они дают по старой программе. Вот так же шли густые колонны немцев в первую мировую войну под Сморгонью. Но как они редели, когда мы встречали их пулеметным огнем! Что-то от них останется теперь?

Комбриг отходит от стереотрубы и берет трубку телефона.

– Лейтенант Пономарев! Подпустите противника как можно ближе, а потом ахните всей батареей. Мин не жалейте. Мы теперь богатые, – отдает он приказание.

Томительно тянется время. Все замерли. Тихо и на НП. Люди в шинелях мышиного цвета идут во весь рост. Расстояние между ними и нашими позициями с каждой минутой сокращается. Теперь в бинокль уже видно, как в первых рядах шествуют самые рослые, легко одетые солдаты, словно знают, что жарко будет. Полы шинелей демонстративно подоткнуты под ремни.

Мы недоумеваем: что заставляет немецкое командование решаться на такие рискованные авантюры? Разве гитлеровцам не ясно, что и без того высокий боевой дух наших войск с каждым днем нарастает. Да и вооружены мы теперь куда лучше, чем некоторое время назад. Забегая вперед, скажем: хорошо и точно ответил на этот вопрос Безверхов в письме на Тихоокеанский флот спустя несколько дней:

«На днях немцы сделали безумную попытку остановить наше движение. Батальон, усиленный танками, перешел в „психическую“ атаку. Не здравый смысл – отчаяние толкнуло немцев на такой шаг. Достойно встретили гвардейцы „психов“. Залпами из всех видов оружия атака была отбита».

Напряжение нарастает. Обосновавшиеся за толстыми стенами корпусов техникума и церкви бойцы первого и второго батальонов уже слышат гул танковых моторов, скрежет гусениц. Атакующие подошли метров на триста. Моряки ждут. Им уже не впервой сходиться с фашистами грудь с грудью.

Комбриг спокоен. Он уверен в успехе, уверен в людях. Непосредственно в подразделения посланы начальник штаба бригады И. К. Рябцев, командир артдивизиона М. С. Мамаев. Наконец, Безверхов громко произносит: «Время!» Все смотревшие на него телефонисты разом прокричали в телефонные трубки условный сигнал подразделениям.

Дрогнула земля. Полковник припал к окуляру трубы. Поле, по которому наступали гитлеровцы, мгновенно покрылось темными веерами взрывов и затянулось черно-грязной пеленой. Отнес ее ветер в сторону – все увидели: идущая впереди рота фашистов сметена начисто разрывами 82-миллиметровых мин батарей лейтенантов Пономарева и Степанова. Но танки все еще ползут, движутся и задние темные четырехугольники. Тут включается противотанковая батарея лейтенанта Кириллова. А вскоре команда «К бою!» звучит и в батарее «катюш». Грянул залп. Черный дым окутал наступающие ряды. А когда он рассеялся, то видение разыгранного на поле спектакля исчезло. Ни декорации, ни «артистов» и духу не стало. Два часа длилось форменное истребление фашистского войска. Танки, оставшись без пехоты, повернули назад. Моряки перешли в контратаку. Действуя вместе с танкистами М. Е. Катукова, они отбросили фашистов в исходное положение, в деревню Тимково.

На поле боя гитлеровцы оставили до 300 трупов и несколько танков. Убитые составляли цвет фашистской армии: в основном это были солдаты 20–28-летнего возраста. Так «психи» были приведены в чувство.

Гвардейцы

В самый разгар боев на Ламе мы узнали радостную новость. Из штаба армии сообщили: «За проявленную отвагу в боях за Отечество с немецкими захватчиками, за стойкость, мужество, дисциплину и организованность, за героизм личного состава 71-я морская стрелковая бригада преобразована во 2-ю гвардейскую стрелковую бригаду».

На всем участке подразделений идет сильный бой. Многие командиры вышли из строя. Все люди, до коков и повозочных из обоза, на передовой. Бригада напрягает все силы, чтобы сломить сопротивление противника.

Полученную радостную весть военком Бобров приказал немедленно довести до каждого бойца. Было решено всем оставшимся в штабе и политотделе офицерам отправиться на передовую. Начхиму Будрейко, члену парткомиссии, – во второй батальон. Боброву – к комбату Тулупову, который, будучи раненным, оставался в строю. Начальнику политотдела батальонному комиссару Н. В. Никифорову – в третий батальон. Начальнику артиллерии Трекову – в противотанковый дивизион к капитану Остроухову. Мне – в артдивизион Мамаева.

Перед тем как всем пойти к людям, военком провел с нами короткий инструктаж. Он напомнил о том, как зародилась советская гвардия в жестоких, кровопролитных схватках с немецко-фашистскими захватчиками в самые трудные первые месяцы Великой Отечественной войны. Дал всем по газете «Красная звезда», в которой сообщалось, что часть преобразуется во 2-ю гвардейскую стрелковую бригаду. После этого мы направились в подразделения.

Конечно, долго беседовать ни время, ни обстановка не позволяли. Но самую суть, самое главное, как мне кажется, мы до сознания воинов донесли – это волнующую весть о присвоении бригаде звания гвардейской – и разъяснили, к чему обязывает оказанная нам высокая честь.

Тех минут мне не забыть. Моряки благодарили Коммунистическую партию, родное Советское правительство за высокую оценку их заслуг, клялись, что они оправдают высокое доверие Родины, будут еще яростнее громить врага. Своим девизом они взяли нерушимые законы гвардии: «Там, где гвардия обороняется, враг не пройдет! Там, где гвардия наступает, враг не устоит!»

После отражения психической атаки бригада повела наступление на Алферьево. Деревня эта расположена на восточном берегу Ламы. Сильно укрепленная противником, она являлась его прочным опорным пунктом в общей системе обороны на рубеже реки. В Алферьеве к тому же еще был расположен вражеский аэродром, откуда фашистские самолеты непрерывно наносили удары по нашим боевым порядкам, сковывая действия бригады. «Алферьево – крепкий орешек, – говорил Безверхов, – но раскусить его надо».

Понимал и противник, насколько важно для него удержать в своих руках деревню. В боях здесь было замечено, что фашисты перестали бежать при угрозе окружения, а дрались до последнего патрона. Случалось, что взятые в кольцо гитлеровцы пытались наносить неожиданные удары по краснофлотцам, увлекшимся преследованием.

Но советских солдат ничто не могло остановить. Они горели святой ненавистью к захватчикам. Дух же немецко-фашистских солдат был надломлен, поколеблена их вера в успешное окончание войны с Россией. Что это действительно так, красноречиво подтверждал приказ командира 3-й танковой группы генерала Гота, попавший в наши руки: «Да поможет нам бог в эти часы тяжелых испытаний для германской армии», – такое заключение самонадеянного генерала, ретиво рвавшегося к нашей столице, говорит о многом. Оно показывает, что после разгрома фашистских армий под Москвой он потерял веру в непобедимость немецкого вермахта и теперь уповал на господа бога.

С рассветом моряки пошли на штурм вражеского узла сопротивления в Алферьеве. Сюда подошла батарея Бородина. Она открыла мощный огонь по дзотам противника. Одна за другой умолкали его огневые точки. Но те из них, что не были подавлены, подвергли интенсивному обстрелу батарею. Появились убитые и раненые. На смену им подошли бойцы из резервов. Орудийные расчеты продолжали вести огонь. Воодушевленные героизмом артиллеристов, морские пехотинцы в решительном броске захватили несколько домов.

Гитлеровцы замаскировали свои пушки в сараях. Вот одна из них открыла огонь. Но пока немецкие артиллеристы пристреливались, командир орудия Корейский, действовавший за наводчика, двумя выстрелами поджег сарай, и пушка замолчала. Командир орудия Исаков вместе с командиром взвода Рудаковым подкатили 76-миллиметровое орудие к дому, где засели немцы с двумя пулеметами, и с короткой дистанции уничтожили фашистскую огневую точку. Комиссар батареи 76-миллиметровых орудий политрук Шаповалов несколькими выстрелами из захваченной немецкой пушки поджег два дома и уничтожил более двадцати гитлеровцев.

Подтянув резервы, враг все же удержал Алферьево. На другой день было решено продолжать бой за деревню, одновременно развернув наступление со стороны Кашина. Атаку бригады обеспечивала артиллерия трех бригад и танки генерала Ф. Т. Ремизова. Такое массированное использование артиллерии в 1-й ударной армии было применено впервые. Руководство огнем осуществлял Треков.

Подполковник Треков – кадровый офицер. Службу в армии он начал в 1920 году. Прошел путь от командира взвода до начальника штаба артиллерийского полка. В августе 1941 года коммунист Треков участвовал в боях с немецко-фашистскими захватчиками под городом Ельней. Здесь он был тяжело контужен. После возвращения из госпиталя его назначили начальником артиллерии бригады моряков.

Начальник артиллерии 71-й отдельной морской стрелковой бригады, ныне гвардии подполковник запаса А. Д. Треков.

Ранним морозным утром Кашино и его окрестности озарились вспышками десятков орудий и минометов. За огневым валом на Алферьево двинулись наши танки. Прикрывали их орудия дивизиона Остроухова. Наступление вел батальон Тулупова.

Местность перед Алферьевом безлесная и ровная. Ее нужно было быстро проскочить. Часть бойцов посадили на танки. На одном из них разместился старшина 2-й статьи Вениамин Громов со своим отделением. До войны он был трактористом совхоза на Алтае. На флоте служил мотористом катера. В боях участвовал в танковой части, а после ранения и лечения в госпитале прибыл в нашу бригаду.

Танки с моряками на броне противник встретил сильным артиллерийским огнем. Но это не остановило нашей атаки. Надо признать, что немцы, как правило, стреляли по площадям. Снарядов не жалели, а точность огня была низкой. Донимали они нас минометами, в применении которых достигли большого совершенства.

На полпути к деревне на головном танке, где находился Громов, из-за попадания осколка в смотровую щель был ранен водитель. Танк остановился.

– Разрешите заменить водителя? – обратился Громов к показавшемуся в люке командиру машины. Получил «добро». Влезая в тесную горловину, Громов успел махнуть рукой своим товарищам: – Эй, гвардия, рейс продолжается!

Взревел мотор. Танк, поднимая вихри снега, устремился вперед.

От рубежа к рубежу вслед за танками двигалась наша морская пехота. Впереди нее шли разведчики лейтенанта Мовчуна.

Поздно ночью морякам удалось вступить в деревню. Но бой за ее полное очищение от гитлеровцев продолжался и на другой день. В ходе его наша противотанковая батарея попала в окружение. Заместитель командира дивизиона старший лейтенант М. Яшенок был тяжело ранен. Разведчику Ивану Петкевичу командир приказал вывести его в безопасное место. Вначале краснофлотец вел раненого под руку по протоптанной дороге. А когда началась снежная целина, взял старшего лейтенанта себе на плечи. Но тут фашистские автоматчики открыли по ним огонь. Моряк, сбросив шинель, положил на нее командира и пополз к выбранному месту. Обливаясь потом, Петкевич останавливался на некоторое время и отстреливался от наседавших врагов. Он свято выполнял требование, ставшее на фронте законом жизни каждого воина: охраняй и защищай командира в бою, как самого себя. Скатившись с раненым в канаву возле дороги, моряк отстреливался до тех пор, пока гитлеровцы не отказались от преследования. Вскоре Яшенок был эвакуирован с передовой.

К концу дня при тесном взаимодействии пехоты и танков бригада повела решительное наступление на Алферьево и опрокинула врага, полностью очистив деревню и восточный берег Ламы.

Теперь перед бригадой встала новая, не менее ответственная задача. Надо было на плечах гитлеровцев преодолеть реку Ламу и захватить на ее западном берегу плацдарм. Однако, несмотря на все усилия, с ходу перейти реку не удалось. Мешал сильный заградительный огонь. Требовалась поддержка танков. Тем более что они находились рядом. Танки подошли к реке, но из-за ее крутых, обрывистых берегов переправиться не смогли. Безверхов приказал бригадному инженеру майору Н. В. Михайличенко обеспечить переброску танков на западный берег. Вместе с саперной ротой инженер приступил к делу. Вскоре по несмерзшимся льдинам саперам удалось перебраться под кручу западного берега, скрыться от ружейного и пулеметного огня фашистов и начать работу. Со стороны казалось, что сделать пологий спуск к реке не такая уж сложная задача. Но осуществление ее вылилось в целую операцию. Пришлось для охраны саперов выделить роту бойцов и артиллерийскую батарею.

Взвод саперов во главе со старшиной Глазковым полдня долбил твердую, как гранит, землю, но дело двигалось медленно. Фашисты разведали, что моряки готовят переправу через реку, открыли сильный минометный огонь по саперам, направили сюда взвод автоматчиков. Работы пришлось прекратить. Встал вопрос: как быть дальше? Старшина Глазков, как опытный минер, предложил взорвать косогор. Ему не раз приходилось выполнять такие работы на Дальнем Востоке.

С отделением в восемь человек он снова переправился на противоположный берег. Разбившись по двое, чтобы меньше нести потерь, возобновили работу. Несмотря на сильный обстрел, саперы вырыли четыре подкопа под кручей берега. Под покровом ночи доставили сюда несколько стокилограммовых немецких бомб. А в полночь большой силы взрыв потряс оба берега. Понтонеры двумя тягачами подтянули к реке длинный сруб с настилом из бревен. К утру переправа была готова, и десять танков успешно форсировали Ламу. Это была большая победа.

Когда Михайличенко возвратился в Кашино, его было трудно узнать. За день и ночь он сильно похудел, осунулся. На лице легли лучинки морщин. Полы шинели инженера были изорваны, в нескольких местах прострелены. О Михайличенко рассказывали, что он под огнем противника смело руководил работами, личным примером воодушевлял подчиненных, не раз по льдинам переходил на другой берег.

Комбриг горячо поблагодарил инженера за успешное выполнение задания и тут же приказал начальнику штаба представить его к награде. Безверхов высоко ценил доблесть, инициативу, находчивость своих подчиненных и всегда вознаграждал людей по заслугам.

В боях на Ламе отличились и работники медсанбата. Вслед за рядами атакующих спешил, например, санитарный инструктор Николай Дмитриевич Орлов, комсомолец-москвич. До войны он работал на Метрострое, а на Тихоокеанском флоте служил санитаром на эсминце.

Сначала Орлов доставлял раненых на транспортный пункт поодиночке, но в ходе боя число их росло. Он уже не успевал подбирать. Что делать? Срубив несколько молодых березок, Орлов связал их вместе и устроил волокушу. Положив на ветки несколько раненых, старшина впрягался в волокушу и благодаря своей недюжинной силе быстро доставлял их в безопасное место. А сам снова устремлялся на поле боя, туда, где товарищи ждали его помощи.

Однажды при доставке раненых старшину контузило. Он оглох, но своего боевого поста не покинул. Больше того, при случае он приходил на помощь бойцам. Вот в глубокой воронке залегли три краснофлотца с пулеметом. Они отражали натиск целого взвода гитлеровцев. «Не удержаться товарищам, не устоять», – подумал старшина 2-й статьи Орлов. Перевязав раненого, он пополз к пулеметчикам. В это время фашистские автоматчики поднялись в атаку. Пулеметчики обрушили на них ливень огня. Орлов гранату за гранатой посылал во врагов. Гитлеровцы повернули назад. Атака отбита, пулеметчики могут отдохнуть. А у санинструктора неотложные дела. Он должен спешить туда, где истекают кровью товарищи. В этот жаркий день Орлов вынес с передовой около сорока раненых с их оружием.

А вот что рассказал после этого боя командир первого батальона Н. Л. Тулупов.

– Во время одной ожесточенной атаки немцев на Алферьево я перебегал из разрушенного вражеской артиллерией наблюдательного пункта на запасной и был ранен в ногу. Противник в то время наступал, а мы оборонялись. Получив ранение, я упал и не мог подняться. Фашисты были уже близко. Лежу в воронке и думаю: неужели пропал? Неожиданно за спиной раздался шум, и ко мне в яму кто-то скатился. Я – за пистолет. Оглянулся, а это старшина Орлов. Без лишних слов взвалил он меня к себе на спину и почти бегом вынес в ближайшее укрытие. На всю жизнь запомнится мне этот благородный поступок моряка. Он ведь вырвал меня прямо из-под носа гитлеровцев.