Текст книги "У стен столицы"

Автор книги: Семен Кувшинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

…Из уст в уста переходил на фронте и рассказ о подвиге, совершенном моим воспитанником старшиной 2-й статьи Петром Никитиным. Читатель, видимо, помнит наш мимолетный разговор при встрече перед первым боем. «Увидимся в Языкове», – условились мы. Только встрече этой не суждено было осуществиться.

…Со стороны кладбища в село ворвалась рота лейтенанта Черепанова. Продвигаясь с боем вдоль улицы, моряки встретили упорное сопротивление. Гитлеровцы, засевшие в большом доме, сильным пулеметным огнем преградили путь наступающим. Здание было обложено до окон бревнами и мешками с землей, окна превращены в амбразуры, из которых простреливалась вся улица. Несколько раз моряки поднимались в атаку, но каждый раз на них обрушивался многослойный свинцовый град. Бойцы залегли за углами построек, в сугробах снега, канавах. Черепанов понимал, что задержка наступления усилит врага.

Уничтожить огневую точку вызвался Никитин, попросил при этом:

– Дайте побольше гранат да почаще беспокойте фашистов огоньком.

Лейтенант дал согласие:

– Берите помощников по своему усмотрению, а гранат – сколько донесете!

Окинув, взглядом бойцов отделения, лежавших за срубом колодца, старшина скомандовал:

– Захаров, Маничев, Малеев – за мной!

Никитин повел свой отряд в обход села огородами.

Шли осторожно, скрываясь за изгородями, кустами прошлогодней полыни, открытые места преодолевали ползком.

И вот цель почти достигнута. Уже видны из-за угла знакомые белые наличники окон. Осталось преодолеть несколько метров. Ползли особенно осторожно. Обнаружив в заборе щель, маленький Никитин ловко юркнул в нее и со двора подал команду:

– Все заходите с улицы. Услышите взрыв – бегите к окнам и действуйте по обстановке.

Затем старшина пробрался к окну, из которого выглядывал ствол пулемета, и метнул в него связку гранат. Раздался сильный взрыв, окно окуталось дымом. Никитин в упор расстрелял трех выбежавших гитлеровцев и вбежал в дом. Оставшиеся в живых фашисты, выбивая сапогами стекла, выпрыгивали на улицу, где Захаров, Малеев и Маничев вершили над ними свой приговор.

Выбежав в переулок, Никитин увидел, что из погреба, метрах в 30 от дома, бьет вражеский пулемет. Старшина бросился туда, но его смертельно ранило. Тем не менее моряк дополз до погреба и последней гранатой уничтожил пулемет.

Когда мы подошли к месту взрыва и заглянули в погреб, то увидели там прислонившегося к стене мертвого обер-лейтенанта. На его сером мундире красовались два Железных креста. Из дневника офицера мы узнали, что он прошел по Чехословакии, Польше, Франции и Белоруссии, погубив сотни невинных людей. За все злодеяния ему отомстил советский моряк.

Из погреба были извлечены трупы еще нескольких офицеров. Там же нашли оперативные документы. Оказывается, в погребе помещался штаб вражеского батальона.

…Не раз пришлось услышать вопрос «Как это было?» и отвечать на него молодому лейтенанту Николаю Александровичу Бородину, выпускнику Тихоокеанского военно-морского училища. В бою за село он поддерживал пехоту, как говорят, огнем и колесами. Расчеты прямой наводкой расстреливали огневые точки немцев. Командир, наблюдая за ходом боя, распределял цели между орудиями. При нем неотступно находился старшина взвода управления сержант Иван Дмитриевич Дураков, в прошлом охотник из таежного алтайского села Леньки. Говорили, что он обладал необыкновенно острым зрением, был настоящим разведчиком-следопытом и отличным стрелком.

В один из моментов боя Бородину потребовалось дать команду расчету первого орудия сменить позицию. Приказания он, по обыкновению, передавал по-флотски – семафорными флажками. На этот раз, чтобы передать сигнал, офицер подбежал к дому и хотел по двери взобраться на крышу. Но стоило только ему открыть дверь, как в ее проеме неожиданно вырос гитлеровец и прикладом винтовки сильно ударил Бородина в грудь. Командир упал в снег. В тот же миг раздался выстрел. Это Дураков покарал гитлеровца. Затем сержант ворвался в дом и разделался там с пулеметным расчетом врага. Пулемет достался нашим бойцам в качестве трофея.

Старшина взвода управления артиллерийской батареи 71-й бригады сержант И. Д. Дураков.

…Есть в поэме А. Твардовского «Василий Теркин» примечательная глава «Кто стрелял?». В ней рассказывается о том, как над передовой был сбит двухмоторный немецкий самолет. «– Кто стрелял? – звонят из штаба, – Кто стрелял, куда попал?» Оказалось, стрелял «не зенитчик и не летчик, а герой – не хуже их…».

Нечто подобное произошло и в бою, о котором идет речь. Все вспоминали тогда такой эпизод.

После боя к комбригу подошли два моряка. Они привели высокого сухощавого старика с желтоватыми, прокуренными усами, с дробовиком за плечами, и мальчика лет десяти – двенадцати.

– Вот кого, товарищ полковник, следовало бы наградить, – обратился один из моряков к Безверхову, показывая на деда и мальчика. – Они многим нашим краснофлотцам спасли жизнь, убив фашистскую «кукушку».

Да, это была та самая «кукушка», первой жертвой которой стал матрос Шариков. Вот что об этом поведал другой моряк – очевидец бесславного конца «кукушки».

– Когда мы вышли из леса и пошли в атаку, я заметил, как два наших бойца упали, раненные, хотя гитлеровцы, засевшие в селе, огня еще не открывали. Стали наблюдать. Впереди, неподалеку от нас, стояли две высокие елки, росшие от одного корня. И вдруг среди их ветвей блеснул огонек: это действовал фашистский снайпер. Надо было его снять.

Пока обдумывали как, услышали необычный по звуку выстрел. В тот же миг с дерева что-то с треском упало. Когда мы подбежали, около ели стояли они, – моряк указал на старика с мальчиком, – а на снегу лежал гитлеровский снайпер, снятый, как сказал мальчик, дедушкой.

Полковник Безверхов поблагодарил Якова Стегалина и его внука, крепко пожал им руки.

На улице освобожденного Языкова мы встретили группу колхозников. Они только что вышли из подвала церкви. Безверхов с Бобровым поздоровались с ними.

Лица крестьян сияли радостью. Один из них был старый солдат, инвалид первой мировой войны, назвавшийся Федором Михайловичем Рязановым.

– Товарищ полковник, чем можем помочь? – предложил он от имени собравшихся свои услуги.

Военком попросил крестьян перенести всех наших раненых воинов в избы, принять участие в захоронении тел погибших моряков.

Когда начальство ушло, я разговорился с колхозниками. Федор Михайлович рассказал:

– Гитлеровцы пришли в село под вечер 29 ноября. Первым делом фашистские солдаты стали выгонять нас из домов и направлять под конвоем в соседнюю деревню Борнсово. А нам не хотелось идти из своего села. Некоторые забрались в подвал под школу, а я с группой колхозников – в овощехранилище под церковью, на картошку, там тепло. Оттуда в окошечко мы наблюдали, что делается на улице. Фашисты поспешно укрепляли село. На всех переулках и в крайних дворах расставили пушки. Дома минировали и соединили их одним горючим шнуром. Это они, наверное, сделали на случай, если придется бежать. Так мы подумали. А для нас это дело – погибель! Когда наступила темнота, фашисты попрятались от мороза в избы, на улице остались одни часовые. Мы разошлись незаметно по селу и обрезали шнуры. Вот видите – дома остались целы.

Присутствовавшие при разговоре саперы подтвердили рассказ колхозника Рязанова.

Подытоживали мы события боя, все рассказанное, слышанное и думали: юный пионер бесстрашно переходит передовую и сообщает нашим воинам ценные разведывательные сведения, дед с внуком приканчивают гитлеровского снайпера, который еще мог бы нанести нам немалый урон, граждане села спасают дома и постройки от, казалось бы, неизбежного уничтожения. И во всем этом, словно в капле воды, видится, что идет народная война, что каждый человек нашей страны считает для себя святым, непременным делом внести свой вклад в победу. Одни – на фронте, другие – в тылу. Советские люди верны слову, данному партии, клятве, принесенной Родине.

Небезынтересно в этой связи обратиться к газете «Волоколамский колхозник» от 25 июня 1941 года. В ней была помещена резолюция, принятая колхозниками одной артели Волоколамского района. В резолюции говорилось: «Красная Армия и весь советский народ, поднявшись на защиту своего отечества, сотрут с лица земли фашистскую нечисть… Мы по первому зову партии, правительства готовы взяться за оружие и беспощадно сокрушать врага». И волоколамцы сдержали свое слово. Они взяли в руки оружие, участвовали в защите своей социалистической Родины.

…На другой день мы встретили в Языкове первых пленных. Они шли под конвоем огромного роста главного старшины К. И. Пономарева, обвешанного немецкими гранатами и с новеньким автоматом через плечо. Из-под расстегнутого ворота полушубка чернел ободок флотского кителя. До войны Пономарев служил старшиной группы электриков на Тихоокеанском флоте. Константин Иванович был всеобщим любимцем на корабле. Там, где он, никогда не скучно, там и тяготы походной жизни переносились легче. В 71-й бригаде Пономарева назначили командиром взвода в роту лейтенанта Борзаковского, где он вскоре зарекомендовал себя с самой лучшей стороны.

Отличился он и при взятии пленных, которых теперь конвоировал. Произошло это так.

При подходе к одному небольшому населенному пункту продвижение моряков остановил огонь, который вели гитлеровцы из сарая, стоявшего на отшибе. Командир вызвал главного старшину Пономарева и сказал ему:

– Возьмите трех бойцов и выбейте фашистских мерзавцев из сарая.

Старшина вместе с тремя моряками немедленно направился на выполнение задания. Скрыто подойдя к сараю, они забросали искусно замаскированные бойницы гранатами. Взрывы, огонь выкурили фашистов. В панике гитлеровцы – два офицера и пять солдат – выскочили из сарая. Они хотели бежать, но путь им преградила четверка наших храбрецов. Как только была уничтожена огневая точка, подразделение моряков пошло в атаку. Немцев, захваченных в сарае, Пономарев доставил в штаб.

– Вот, товарищ полковник, привел консервированных фашистов! – с улыбкой доложил он, указав автоматом на позеленевших от холода чужестранцев, с тревогой смотревших на нас. Они переступали с ноги на ногу, ежились в своем легком одеянии.

– Это почему же консервированных?

– Мы их извлекли из силосной ямы под сараем. От них и сейчас несет силосом, – улыбаясь, ответил моряк.

Пленных допрашивал сам комбриг. Он примостился на паперти под тяжелыми кирпичными сводами церкви, где находилось немало наших бойцов. Переводчиком был начальник химической службы Н. А. Будрейко. Сам он сибиряк, окончил Московский университет и хорошо знал немецкий язык. Накануне войны был преподавателем в Тихоокеанском высшем военно-морском училище. Моряки обступили пленных. Им хотелось увидеть теперь уже «битых» фрицев, узнать, как они себя будут вести. А с «битых», оказывается, еще не слетела полностью спесь. На все вопросы гитлеровские молодчики, хотя дрожа и заикаясь, отвечали с нахальством. Они, мол, сдались русскому «генералу» – морозу. А потеплеет, растает снег, русским капут. Пойдут танки, машины.

В ответ на это комбриг попросил переводчика сказать хорохорившимся воякам:

– Летом мы докажем, что у фашистов есть не только танки, но и пятки, и они могут красиво сверкать.

Тогда один из пленных, явно заискивая, сказал:

– Не знаю, победим мы или нет, но мы научили вас, русских, воевать.

Теперь уже комиссар Бобров, присутствовавший на допросе, попросил переводчика объяснить гитлеровцу:

– Мы победим, и в том сомнений нет, и вас, фашистов, отучим воевать.

Достойная отповедь комиссара понравилась всем нашим бойцам, но она явно не пришлась по вкусу гитлеровскому офицеру. Он стал упрямо твердить:

– Рус капут! Москва капут!

Выведенный из терпения комбриг распорядился увести пленных. Повелительные нотки в голосе комбрига возымели магическое действие. Пленный офицер вдруг заговорил на чистом русском языке. Он оказался весьма откровенным и сделал ценное признание:

– Наш полк в бою за Языково, – сообщил он, – понес огромные потери. Я командую ротой с начала войны. За все время рота потеряла пятьдесят человек, а за последние три дня боев в моей роте из двухсот человек осталось шестнадцать солдат и два офицера…

Я хорошо понимал, что командование не похвалит меня за такие потери, и искал смерти… Но попал в плен. Последние два дня были самыми черными днями нашей части. Ваших солдат с моря мы боимся как огня.

После опроса пленного Безверхов, обращаясь к своим бойцам, сказал:

– Это хороший признак, раз фашистские офицеры заговорили и, тем более, заныли. Значит, наша берет! Дайте время – то ли еще будет! – И, повернувшись к Боброву, спросил: – Так, товарищ комиссар?

– Так, товарищ комбриг, так, дорогие товарищи, – посмотрел комиссар на моряков. – Не все гитлеровцам резвиться – придется и отчитываться! Взгляните еще раз на этих фашистских вояк. «Холодно… Какой ужасный климат!» – твердят они. Морозу приписывают наш успех. Лжецы! Не только от холода их трясет, но и от страха. Они смелы, боец, когда пытают твоих детей, когда ругают мать твою, охотятся за твоей сестрой или женой. Но их приводят в чувство твоя смелость и храбрость, бросает в дрожь твоя ненависть и беспощадность к убийцам. Удвоим, утроим наш удар по фашистам. Заведем счет уничтоженных и захваченных в плен гитлеровцев. И будем множить этот счет от боя к бою, от сражения к сражению! Так, как это уже делают советские воины, очистившие от врага Ростов-на-Дону, как поступают моряки, отстаивая Севастополь.

Когда демаскируют белые халаты

На другой день батальоны майора Тулупова, капитана Матвеева и подразделение лыжников взяли еще три деревни: Гончарово, Борнсово и Семенково. Гитлеровцы так поспешно отступали, что не успели эвакуировать раненых. В Борнсове они сожгли свой лазарет. На месте пожара было обнаружено около двух десятков обгоревших трупов.

Наши подразделения подошли вплотную к Ольгову с задачей взять село и отрезать гитлеровскому гарнизону в Яхроме путь к отступлению. Но командование противника, стремясь сорвать наш замысел и одновременно взять реванш за предыдущее поражение, подтянуло из резерва свежие силы и спешно ввело их в бой.

Командир батальона 71-й отдельной морской стрелковой бригады капитан Ф. М. Матвеев.

Комбинированной атакой пехоты, танков, артиллерии и авиации фашисты рассчитывали вернуть утраченные позиции.

Морские пехотинцы стойко и мужественно встретили врага. Артиллеристы, минометчики, истребители танков и стрелки дерзко и умело уничтожали наступавших гитлеровцев, их технику.

Четверо суток без передышки вели бой моряки.

На атаку эсэсовцев они отвечали решительной контратакой. Борнсово и Гончарово трижды переходили из рук в руки, дело доходило до рукопашных схваток.

При наступлении врага на Борнсово путь ему преградила рота лейтенанта Ф. П. Исаева. Ей было приказано задержать врага во что бы то ни стало.

Получив такую задачу, рота заняла снежные окопы, отрытые накануне у околицы, и приготовилась к обороне. Исаев разместил свой КП в погребе на краю деревни и установил наблюдение за противником. Показались танки, за ними немцы наступали цепью в несколько рядов. «Один, два… шесть, семь», – насчитал Исаев. Впечатление было такое, будто катятся волны, которые вот-вот захлестнут все живое. Последняя цепь только появилась из укрытия, а первая уже карабкалась на пригорок у Борнсова. Быстро приближались танки. Лейтенант решил не обнаруживать преждевременно свои боевые порядки.

– Без команды огня не открывать! – распорядился он. – Пусть подойдут ближе!

Медленно текут минуты. Бойцы, лежащие в окопах, уже слышат рев моторов, лязг гусениц. В этот момент из глубины обороны открыла огонь наша артиллерия.

– Пора! – крикнул лейтенант, подняв красный флажок – условный сигнал начала действия.

Заговорили наши пушки, пулеметы. Однако вражеские танки и следовавшие за ними пехотинцы не замедлили своего движения. Командир миномета старшина 2-й статьи Петр Рудаков метко посылал мины в самую гущу гитлеровцев. На снежном поле появились неподвижные серо-зеленоватые точки. Мины Петра Рудакова достигли цели.

Вот только ни одного танка долго не удавалось поджечь. Но тут командир орудия, в прошлом комендор минного заградителя «Теодор Нетте», старшина 1-й статьи Виктор Макеенок первым выкатил свою пушку для стрельбы прямой наводкой. Сам стал к прицелу. Тремя снарядами он превратил в факел передний танк. Командир расчета Исаков поджег второй. Два танка бойцы подбили из противотанковых ружей. Остальные вражеские машины повернули назад. За ними крались, уползая, словно раненые змеи в ущелье, серые тени гитлеровцев.

Через некоторое время озлобленные неудачей фашисты бросились во вторую атаку, но и она была отбита. К нам прибыло подкрепление – взвод лейтенанта Мишакова. Резервов у командира батальона Тулупова было немного, вот он и берег людей, да к тому же, кто мог сказать, сколько еще атак придется отражать.

Враг подверг Борнсово ожесточенному артиллерийскому и минометному обстрелу, бомбардировке с воздуха. Содрогалась земля. Горели дома, сараи. Белоснежное поле у деревни превратилось в черную, зияющую воронками, пропахшую дымом и порохом пашню. Белые халаты демаскировали бойцов.

Через некоторое время противник возобновил атаку. В труднейших условиях наши воины отстаивали занимаемые рубежи. Батарея бывшего курсанта Тихоокеанского высшего военно-морского училища Бородина взаимодействовала с ротой лейтенанта Исаева из батальона Тулупова. Около десяти танков ринулось на ее позиции. Батарея открыла огонь с дальней дистанции. Снаряды рвались впереди танков и между ними. Снег и земля, поднимаемые разрывами, засыпали их, но машины все шли и шли, наращивая скорость. Орудийные расчеты состояли из хорошо обученных комендоров береговой артиллерии, однако по танкам они стреляли впервые. Наши промахи, видимо, вселяли в гитлеровцев веру в полнейшую безнаказанность. Действовали они нагло и самоуверенно. Еще несколько минут – и танки окажутся рядом. Как остановить их?

А тут как назло оборвалась связь с расчетами орудий. Проваливаясь по колено в снег, Бородин бросился по открытому полю к первому орудию. Подбежал к командиру расчета коммунисту Григорию Петрову (до войны он был наводчиком на батарее, неоднократно бравшей призы). Срывающимся голосом крикнул:

– Прямой наводкой!

Старшина прицелился, вздрогнула пушка. Первый танк подбит. Это воодушевило бойцов. Остальные расчеты тоже открыли огонь прямой наводкой. Четыре танка запылали у нас на виду, остальные повернули назад.

На левом фланге оказалось поврежденным орудие старшины 1-й статьи Туезова. И это в то время, когда фашистский танк вырвался вперед и устремился к орудию. Наводчик Сергей Кичигин схватил бутылку с горючей жидкостью, связку гранат и побежал навстречу вражеской машине. Метнул бутылку, но промахнулся. Танк дал очередь из пулемета. Смертельно раненный Кичигин упал в снег. Однако комсомолец собрал последние силы, приподнялся и бросил связку гранат под танк. Все увидели фонтан огня и снега.

Из взвода главного старшины Пономарева уцелело только восемь бойцов. А работали они под стать конвейеру: шестеро стреляли, а двое заряжали магазины автоматов. Мужественные воины вели непрерывный огонь. Вот уже их осталось трое: командир взвода и автоматчики Ошурков и Пирогов. И все – ранены. Расстреляны последние патроны. Вражеские лыжники обтекают левый фланг, хотят окружить и взять героев живыми.

– Гранаты к бою! – крикнул старшина.

Взрывы охладили пыл фашистов, заставили их залечь.

Лобовая атака сорвалась. Однако дальние цепи немцев решили обойти деревню с фланга по лощине, тянущейся вдоль реки Волгуши. Вот уже к окопу, где залегли бойцы главного старшины Лебедева, прорвалась группа гитлеровцев. Пулеметчик Окунев меткой очередью скосил первых поднявшихся фашистов, но остальные стали просачиваться к окопу с тыла. Всего полсотни метров отделяло атакующих от окопа. Лебедев скомандовал:

– В штыки!

Он с винтовкой наперевес поднялся во весь рост. За ним встали все. С криком «ура!» моряки бросились на врага. По примеру отделения Лебедева пошла в контратаку вся рота Исаева. Разгорелась рукопашная схватка. Гитлеровцы не выдержали натиска, обратились в бегство.

Но слишком неравны были силы: немецкое командование посылало все новые и новые подкрепления, а бригада их не имела. Враг обтекал фланги наших позиций, угрожая взять моряков в кольцо. Комбриг Безверхов отдал приказ оставить деревню. Отстреливаясь, воины группами и поодиночке отходили на новые рубежи, чтобы дать на них решительный бой.