Текст книги "У стен столицы"

Автор книги: Семен Кувшинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

«Кончаю. Спешу. Двигаемся дальше»

Эти слова взяты мною из письма одного моряка. Письмо, о котором идет речь, мне передал в штабе бригады наш почтальон, спросив, не могу ли я по почерку определить, кому оно принадлежит. Такая необычная просьба была вызвана тем, что воин написал на конверте вместо адреса получателя собственный адрес. Да при этом еще не указал своей фамилии, поставив лишь номер полевой почты. Пришлось вскрыть письмо в надежде по его содержанию узнать отправителя. Причину рассеянности бойца мне сразу объяснили те самые слова, которые я вынес в заголовок: «Кончаю. Спешу. Двигаемся дальше».

Дело в том, что наши подразделения безостановочно двигались на запад. В таких условиях немудрено было забыть написать адрес. Мысли всех полнила радость успеха. Верно, гитлеровцы по-своему его объясняли. Свой отход они квалифицировали «высшей стратегией». Но это объяснение было рассчитано на оболванивание фашистских солдат. Мы-то знали, что, выполняя стратегические операции, не бросают орудий, не оставляют танки, не устилают поля трупами своих солдат и офицеров.

Ехали мы по местам недавних боев и думали: пускай гитлеровцы утешаются «высшей стратегией». Нас это целиком и полностью устраивает. А как выглядит эта стратегия в действительности, мы постараемся увидеть своими глазами и составить о ней свое мнение.

Делаем остановку в Кузнечикове. Маленькая деревушка переполнена остовами сгоревших немецких автомашин. Стоят в переулках тяжелые орудия со штабелями снарядов, сняты только прицелы. Возле домов брошены мотоциклы, велосипеды. Что же помешало гитлеровцам вывезти технику?

На западной окраине деревни – глубокий овраг. Мост через него взорван. Кое-как перебираемся на противоположный берег. Тут две дороги. По какой ехать? Расспрашиваем подошедшего старика, как проехать в Труняевку. Дед древний, седой, с палочкой, в сером меховом подпоясанном тулупчике. Он показывает нам дорогу, а потом с гордостью говорит: «Видите, вокруг сколько техники врага! Не прошла. Мост взорвали. Это работа наших стариков. Мины-то мы с осени припасли. Жалко, винтовок у нас не было, мы бы показали, как воюют старые солдаты».

Нам было отрадно видеть, как поступают советские патриоты. Мы поблагодарили Никанора Ивановича (так назвал себя старик) и тепло попрощались с ним.

Ночью прибыли в Труняевку. За день наши батальоны продвинулись на 22 километра. После короткого боя бригада вступила в деревню Захарово. Взяты пленные. Они легко одеты, промерзли до того, что не могут говорить, пришлось сначала отогревать их, а потом вести допрос. Разговор с пленными ведет начальник штаба подполковник Рябцев, переводчиком – капитан Яловский. Пленные в один голос твердят: «Лама», «Лама», как несколько дней назад твердили: «Клин». По всему видно, что командование армий «Центр» предполагает дать нам бой на рубеже реки Ламы.

В сентябре 1941 года там была построена нами мощная линия обороны. Немцы, вероятно, собираются использовать ее против нас. Значит, задача бригады опередить противника, захватить ламский рубеж, не дать врагу укрепиться.

Удастся ли это?

В большом селе Буйгород вся улица заставлена автоприцепами с понтонами, балками, досками, шанцевым инструментом – целиком оставлено имущество немецкой инженерной части. И тут везде виднеются чуть запорошенные свежим снегом трупы фашистских вояк. Вечером штабные машины вступили в Ремягино. Оно цело. Здесь можно разместиться и выспаться после ряда бессонных, тяжелых ночей.

Несколько часов отдыха, и снова в путь.

Старшина 2-й статьи М. А. Расторгуев.

Фашисты, где успевают, сжигают селения. Деревня Кузяево сгорела дотла. Около груд раскаленных углей греются наши бойцы первой батареи, остановившейся посреди улицы.

К Безверхову пришли двое парнишек лет по четырнадцати и сообщили, что за рекой Большая Сестра, в деревне Темниково – немцы. Ребята рассказали, где у гитлеровцев находятся орудия, стоят танки.

За ночь в Кузяево прибыли оба артиллерийских дивизиона бригады. С рассветом они начали стрельбу. Капитан Остроухов со своим противотанковым дивизионом открыл огонь по Темникову, а майор М. С. Мамаев из 76-миллиметровых пушек – по селу Петровскому, через которое отступали фашистские войска из-под Клина, преследуемые 84-й морской стрелковой бригадой.

Несколько часов гремела артиллерийская канонада. Вначале фашисты открыли минометный огонь, потом подожгли Темниково и стали отступать, теснимые одним из наших батальонов.

Въезжаем в деревню Носово. Она сохранилась, на нескольких домах флаги с красными крестами – в них расположилась санитарная рота.

Врач медсанчасти 71-й бригады Ф. Г. Тетиевская.

Остановились около одного дома. На крыльце встретили доктора Ханда – командира медсанроты бригады. Невысокого роста, пожилой, интеллигентный человек. О нем идет слава как о хорошем докторе, смелом командире. Нередко его видят на передовой, где он под огнем оказывает первую помощь раненым. Хороший организатор. Доктор всегда умудряется достать необходимый транспорт, своевременно эвакуировать тяжелораненых. Комбриг гордится медсанротой, считает ее боевым подразделением. На совещаниях нередко ставит в пример другим.

«Медицинская служба, – говорил полковник, – спасла жизнь не одной сотне наших бойцов и командиров, многих возвратила в строй. Заслуга ее в нашем успехе очевидна».

Особенно Безверхов выделял при этом молодого хирурга из Ленинграда В. Бобровского, который погиб на боевом посту, оперируя раненого. Отмечал также хирурга Н. Силина, который ходил вместе с бойцами в атаки, женщин-врачей В. Травкину, Ф. Тетиевскую, Т. Кочусову, самоотверженно выполнявших свой долг.

Взяты деревни Аксиниха, Балабаново, Пашково. И здесь противник бросил много оружия, боеприпасов. Около деревни Пашково прямо на позиции враг оставил тяжелую артиллерийскую батарею.

20 декабря бригада вышла на шоссе Клин – Волоколамск. Фашисты усилили сопротивление – с боями первый батальон выдворил гитлеровцев из деревни Кашино, дорогой для всех нас тем, что здесь впервые зажглась «лампочка Ильича». Деревня полностью сожжена фашистами, остались пять полуразрушенных домов. Командный пункт комбрига пришлось оборудовать в старом блиндаже.

У соседа слева слышна артиллерийская канонада. Идет сильный бой. Вдали, на юге, сквозь повисшую в воздухе изморозь видны главы церквей. Это мой родной Волоколамск. Я не видел его вот уже 17 лет. Здесь прошли мои юные годы. Здесь я вступил в комсомол, учился в уездной совпартшколе, отсюда по комсомольской путевке уехал на Балтийский флот. Не раз этот древний русский город подвергался нападению иноземных захватчиков и всегда поднимался из руин и пепла.

После войны я посетил Волоколамск. Зарубцевались раны, нанесенные войной. Город похорошел. Только памятники погибшим воинам и партизанам напоминают о пережитом тяжелом времени. А Кашина я не узнал. Оно пережило свое новое рождение. Куда ни посмотришь, глаз радуют солнечные краски. Посреди деревни – замечательное здание Дома культуры, магазин, в каждом доме водопровод, газ, телевизор, радио. Колхозники воздвигли памятник В. И. Ленину.

Второй наш батальон захватил деревню Масленниково у развилки шоссе, ведущего из Клина на Волоколамск и Лотошино. Деревня тоже сожжена. Шоссе на большом расстоянии загромождено обломками фашистской техники. Видна работа нашей артиллерии. Мы расположились в большом, просторном доме. Хозяйка срочно моет пол, отмывает фашистскую грязь.

С передовой вернулся начальник химической службы бригады капитан Н. А. Будрейко. Он только что из боя. Принес много новостей, рассказал об одной трогательной встрече с местным населением, глубоко взволновавшей бойцов.

Произошло это в небольшой деревеньке за Солнечногорском. Группа бойцов передовой роты вступила на улицу деревни, к ним навстречу вышла пожилая женщина. Она несла в руках чугунок с горячими, еще дымившимися паром русскими щами, остановилась:

– Милые сынки, дорогие наши освободители, покушайте щец!

Моряки поблагодарили, сказали: сыты, мол, и времени нет. Но женщина настойчиво просила:

– Дорогие наши, как мы вас ждали! Все время надеялись, что вы вернетесь. Эти изверги-фашисты все наше добро украли и деревню сожгли, а вы нас от погибели спасли. Как же вы после этого пойдете без нашей благодарности?

Из уцелевших домов вышли еще несколько женщин, которые также стали просить моряков покушать. Бойцы сделали минутный привал, попробовали настоящих русских щей.

– С большим аппетитом мы ели щи, – закончил свой рассказ Будрейко. – Они показались мне самым вкусным кушаньем из всех, какие мне пришлось отведать в жизни.

На подступах к реке Ламе

В непрерывных боях войска 1-й ударной армии за две недели с 6 по 20 декабря продвинулись вперед на 120 километров. Но чем ближе они подходили к берегам реки Ламы, тем сильнее становилось сопротивление врага.

На высоком западном берегу реки фашистское командование создало мощный оборонительный рубеж. Здесь гитлеровцы решили остановить наступление Красной Армии. Они рассчитывали продержаться до весны на Ламе, а потом возобновить наступление на Москву. Но планам фашистов не суждено было осуществиться. Прогрызая оборону врага, отбивая его контратаки, наши войска наносили ему мощные удары.

20 декабря стрелковые и танковые соединения, наши соседи по фронту, овладели городом Волоколамском. В освобождении города участвовала и 64-я морская стрелковая бригада.

Отброшенный из Волоколамска, враг все яростнее сопротивлялся и все чаще отвечал контратаками.

21 декабря подразделения нашей бригады весь день отбивали атаки фашистов на освобожденную накануне деревню Гусево. Вражеская пехота, поддерживаемая танками и авиацией, десятки раз бросалась на позиции моряков, но успеха не имела. Краснофлотцы стойко сражались, проявляя исключительную отвагу и мужество.

В этих боях отличился командир взвода К. И. Пономарев. Он со своим взводом разгромил целую роту немцев. Командир батареи лейтенант Кириллов стрелял в упор по танкам врага и поджег пять машин. Пулеметчик Окунев уничтожил десятки фашистов и взял в плен офицера. Геройски погиб командир роты противотанковых ружей лейтенант Николай Сироткин. В один из моментов боя группе фашистских автоматчиков удалось прорваться на позиции бронебойщиков. Лейтенант поднял свой взвод и повел его на врагов. Автоматчики были отброшены, положение восстановлено. Но командир роты убит.

Санинструктор Голов рассказывал: «Во время атаки я шел за взводом и перевязывал раненых. Увидев, что лейтенант упал, бросился к нему, когда подполз – он лежал навзничь. Пуля попала в самое сердце, и смерть наступила мгновенно».

Дорого обошлись немцам контратаки. Они оставили на поле боя и на улице деревни Гусево более 250 трупов своих солдат и офицеров и десять подбитых танков. Нашему батальону пришлось несколько отойти и закрепиться на восточной окраине деревни. Бригада перешла к обороне на участке деревень Гусево – Суворово.

Дерзкий рейд

Требовалось разведать оборону врага и нарушить его коммуникации на противоположном берегу Ламы. Для выполнения этой задачи командование сформировало диверсионно-разведывательные отряды. Первым в тыл фашистов был выброшен фронтовой парашютный десант во главе с майором Старчаком. Через день в метельную ночь линию фронта перешел отряд лыжников под командованием В. И. Малышева и младшего политрука М. А. Субботина. Ему предстояло вести совместные действия с авиадесантом в тылу врага.

Лыжный отряд сделал большое дело. Он вызвал настоящий переполох в стане противника, отвлек с передовых позиций часть его сил, чем ослабил немецкую оборону. Но в ходе дальнейших боевых действий отряд постигла неудача. Большинство его участников вместе с командиром и комиссаром погибло. Вернулось только подразделение младшего лейтенанта Н. П. Николаева.

Из доклада Николаева комбригу выяснились такие обстоятельства. Сразу же после перехода реки Ламы разведчики поняли, что совместные действия лыжников отряда крайне затруднены: везде огромное скопление войск противника. Тогда Малышев приказал группе Николаева решать задачу самостоятельно, наметил приблизительный район действий. Обосновалось подразделение Николаева в большом заболоченном лесу в районе Яропольца. Здесь моряки нашли склад гранат, патронов и взрывчатки. Этот запас им пригодился.

С лесной базы каждую ночь небольшими группами лыжники делали налеты на расположение гитлеровцев. В деревушке, стоявшей у шоссе, взорвали склад с боеприпасами. А потом стремительно отошли на лыжах километров на десять от места диверсии и остановились в деревне, не занятой противником.

Дозоры все время были начеку. Рано утром они донесли, что в село движется колонна фашистов, человек сто. Шли гитлеровцы без охранения, совершенно не подозревая об опасности. Лейтенант решил воспользоваться их беспечностью. Он расставил пулеметы для ведения перекрестного огня. Подпустив фрицев на самое близкое расстояние, пулеметчики одновременно открыли огонь. Эффект получился ошеломляющий. Через несколько минут большая часть фашистских солдат была перебита, а остальные, растерявшись, бросились врассыпную. Николаев поднял подразделение и начал преследовать противника. Немецкий офицер с пистолетом в руке пытался остановить своих солдат. Увидев вырвавшегося вперед Николаева, он выстрелил и ранил его в руку. Бежавший рядом с командиром краснофлотец Захаров автоматной очередью уложил офицера. Вражеский отряд был разгромлен наголову.

Моряки ежедневно настойчиво искали наших парашютистов, но так и не нашли их.

– Когда мы уходили в самостоятельный рейд, Малышев предупредил: «Потребуется ваша помощь для большого дела – пришлю связного», – вспоминал Николаев. – Шли дни, а связной не приходил. В деревне Ханево мы узнали от местных жителей, что отряд Малышева погиб.

Вот что рассказывает о рейде отряда Малышева за Ламу Иван Тимофеевич Копылов, бывший инструктор политотдела бригады, ныне гвардии полковник запаса. Он с первого дня наступления бригады находился с воинами на передовой, ходил в атаки, неустанно вел политическую работу, вдохновляя людей в бою.

– Было это, кажется, 20 декабря в деревне Батово, – сообщил Копылов. – Вызвал меня комиссар бригады Бобров и сказал, что отряд Малышева идет на ответственное задание по ту сторону реки Ламы. Приказал мне следовать с отрядом, обеспечивать политическое руководство. Бобров дал ряд указаний, советов, и я ушел.

Отправились мы на задание с наступлением темноты. Отряд двигался на лыжах, главным образом оврагами. Миновав небольшой лесок, вышли к деревне Алферьево на восточном берегу Ламы. Здесь мы должны были переправиться через реку. Наши разведчики донесли: вокруг тихо. Не доходя до Алферьева, мы бесшумно пересекли Ламу. К полночи отряд достиг села Львова на западном берегу реки. Высланные вперед разведчики сообщили, что в селе небольшой гарнизон, стоят пушки, минометы, автомашины, мотоциклы. Солдаты располагаются в домах.

Малышев и Субботин, все время следовавшие в головной группе, приняли решение – уничтожить гарнизон неприятеля. Успех они связывали с внезапностью нападения. Разведчики бесшумно сняли часовых, специально выделенные моряки забросали дома гранатами. Напуганные гитлеровцы выскакивали на улицу в одном белье. За короткое время удалось уничтожить до сотни фашистов.

Но тут случилось непредвиденное. Неожиданно на улице стали рваться снаряды, и ливень пуль преградил нам отход. Малышев подал сигнал – засесть в захваченных домах. Через несколько минут выяснилось: в село входит вражеская колонна танков, которая движется к фронту. Заслышав шум боя, гитлеровцы ворвались в село, открыли огонь. Солдаты гарнизона, видя подмогу, опомнились и повели наступление под прикрытием танков. Машины стреляли в упор по домам, где укрылись наши бойцы. Комбат дал сигнал отходить. В темноте мы отдельными группами оставляли село и отходили к Алферьеву. Танки и фашистские автоматчики преследовали нас. Танковый снаряд разорвался в самой середине группы, где находились Малышев и Субботин. Оба они были убиты, а с ними еще несколько человек.

Но, хотя и дорогой ценой, отряд выполнил задание. Он посеял панику в тылу врага, раздобыл ценные сведения об обороне немцев на Ламе.

В январе Алферьево было освобождено бригадой. Сейчас на краю деревни стоит памятник погибшим воинам. В братской могиле покоится и прах командира батальона Василия Ивановича Малышева.

За «языком»

Назревали большие события: прорыв обороны немцев на Ламе. В штаб бригады, в деревню Батово, прибыл из 84-й отдельной морской стрелковой бригады старший лейтенант Я. П. Сурнин, чтобы согласовать некоторые вопросы взаимодействия. Он рассказал о том, что на днях в районе расположения их части перешла линию фронта группа парашютистов под командованием лейтенанта Г. Б. Альбокринова. Лейтенант был сыном командира эсминца «Вихрь». Этот корабль по приказу В. И. Ленина был переведен с Балтики на Волгу во время гражданской войны. Георгий Борисович мечтал быть моряком, как и его отец. Но призывная комиссия из-за неважного зрения признала его негодным для службы на флоте. Тогда он поступил в Ленинградское военно-инженерное училище. С началом войны был досрочно выпущен из училища и отправлен на фронт, где получил назначение в парашютную часть командиром взвода.

Группа парашютистов являлась частью отряда майора Старчака, сброшенного с задачей взрывать мосты в тылу у немецко-фашистских войск на реках Большая Сестра, Лама, выполнять диверсионные и разведывательные задания, взаимодействуя с частями 1-й ударной армии.

Подорвав два небольших моста на шоссе и уничтожив обоз немцев, лейтенант Альбокринов повел свой отряд навстречу нашим наступающим частям. Для взрыва большого моста через реку Ламу у парашютистов не хватало взрывчатки. И как жаль, что они не встретились с моряками лейтенанта Николаева! Тогда бы их возможности намного возросли. А разделяло эти два отряда, как было потом установлено, расстояние всего в 5–7 километров.

Безверхов придавал разведке огромное значение. Каждый день он требовал новых данных о противнике, посылал, когда в этом была необходимость, ежедневно группы разведчиков из двух-трех человек в тыл врага.

В роте разведки особенно выделялся храбростью и смекалкой старшина 2-й статьи В. И. Черниго. Как-то он с группой разведчиков пошел в деревню Владычино выяснить обстановку и захватить «языка». Разведчики выполнили задание. Они привели пленного, который дал ценные показания о состоянии фашистской обороны на участке бригады. Провели разведчики эту операцию с мастерством и изобретательностью.

– Мы узнали, что во Владычине у фашистов очень сильная оборона, что здесь разместился штаб крупной части, – рассказывал Черниго. – Ночью осторожно миновали их боевое охранение, а днем, замаскировавшись, расположились в омете соломы. Отсюда с пригорка усиленно вели наблюдение. По дыму заметили две землянки на краю деревни. Там, видимо, жили фашистские солдаты. От деревни они в снегу проделали ходы к землянкам. Мы это хорошо запомнили, чтобы в темноте не заплутать. А в следующую ночь устроили ловушку. Бесшумно подползли к землянкам. Сняв часовых, стали ждать, когда выйдет кто-либо из офицеров или унтеров. Через некоторое время появилась группа фашистов. В короткой схватке нам удалось перебить всех, кроме одного – унтер-офицера, которого связали и скорее в соседний лесок.

Не успели мы отойти от места схватки, как темноту осветила белая ракета, что у немцев значило: «дать подкрепление». У нас же этот сигнал означал «открыть огонь артиллерии для поддержки». К землянкам в это время подкатило несколько немецких машин с солдатами. И как раз наша артиллерия открыла огонь. Фашистские машины были уничтожены огневым налетом. Мы же, пользуясь поднявшейся суматохой, без потерь вернулись к своим вместе с «языком».

В сумке пленного был обнаружен приказ командира 23-й немецкой пехотной дивизии об организации обороны на Ламе. Капитан Яловский перевел приказ, один из пунктов которого гласил: «Наш фюрер Адольф Гитлер приказал за Ламу не отступать. Всякий отступивший будет расстрелян!» Приказ был доставлен в штаб армии.

Риск

Выдался однажды тихий денек. Немцы молчали, да и у моряков не было особой нужды их тревожить – копили силы. Мы сидели в землянке артиллерийских разведчиков возле деревни Суворово, отдыхали, говорили о прошедших боях.

– Недавно я познакомился с одним моряком, – рассказывал младший лейтенант Мовчун, начальник разведки дивизиона Мамаева. – Комбриг поручил мне разведать позицию орудия крупного калибра у Яропольца. Это орудие не давало нам покоя. Его осколочные снаряды обладали большим поражающим действием. Взял я одного краснофлотца по фамилии Вольный и затемно вышел из Суворова. Сначала шли оврагом до шоссейной дороги. Когда начало светать, до линии немецкой обороны оставалось не более километра. Вдалеке виднелись занесенные снегом дома да возвышавшийся купол колокольни. Перед нами лежала низина, кое-где из снега торчали редкие кусты. Осмотревшись, поползли по придорожной канаве. Долго ползли. Затем свернули в сторону, к небольшому кусту. Залегли и начали наблюдать. Первым заметил замаскированное орудие фашистов Василий Вольный. Был у него глаз зоркий, наметанный. До фронта он служил сигнальщиком на корабле.

«Вон она, треклятая!» – выругался краснофлотец.

Я пригляделся. Из-под снежного купола, метрах в трехстах, прямо против нас, выглядывала фашистская пушка. Она медленно поводила из стороны в сторону хоботом и уставилась единственным круглым глазом на наш куст.

«Берегись, сейчас пальнет», – сказал я Вольному и уткнулся в снег.

Раздался выстрел. Со свистом, как истребитель, пронесся над нашими головами крупный снаряд и разорвался далеко в тылу.

«Теперь бы пушечку связочкой гранат угомонить», – заметил мой напарник.

Пушка сделала еще несколько выстрелов. Фашисты, видимо, проверяли пристрелку рубежа. Наблюдая до рези в глазах, мы заметили еще несколько куполов меньших размеров. Я все виденное нанес на планшет. Потом пошел густой мокрый снег, и мы стали отползать.

Вольный очень просил меня дать ему «поближе» познакомиться с пушечкой. Но наша задача – разведка, и мы вернулись домой. Я доложил полковнику результаты. Он остался доволен, но по каким-то соображениям счел нецелесообразным в этот день открывать огонь на подавление фашистской артиллерии. А так как противник время от времени менял позиции своих батарей, то комбриг приказал с рассветом еще раз сходить в разведку. Для отдыха мы с Вольным расположились в крайнем домике, чтобы было ближе добираться до передовой. Засыпая, я видел, как мой напарник финским ножом гладко обстругивал толстый брусок дерева. Дневальный разбудил нас часа за три до рассвета. Мы быстро собрались и пошли, но уже другим путем. В этот раз к знакомой канаве пришли затемно. Куста не видно.

«Ну, Василий, ты ползи впереди, а я за тобой, ты лучше меня видишь», – сказал я Вольному.

Поползли. Только мы выбрались из кювета, как мой помощник исчез в темноте. Кричать было опасно, я пополз по его следу. Вскоре и след потерялся. Что делать? Пришлось лежать и ждать полного рассвета. Полчаса я, наверное, лежал. А когда стало светать, огляделся. Метрах в стах увидел знакомый куст, а около него Вольного. Он манил меня рукой. Я подполз, и мы продолжали наблюдение. Как и в прошлый раз, пушка опять поводила хоботом, как бы нюхая воздух. А потом как ахнет! Из-под купола полетели обломки. Что случилось?

«А ихняя пушечка-то приказала долго жить, товарищ лейтенант», – смеясь, сказал Вольный.

«Что с ней?» – недоумевал я.

«Я ей, товарищ лейтенант, в дуло песочку да пробку», – ответил Вольный.

Вот тогда я и понял, что затевал Василий вечером.

«Когда же ты это сделал?»

«До рассвета успел. Подполз. Вижу – никого у пушки нет. Видимо, гитлеровцы отсыпаются в укрытии. Вот я и зарядил их пушечку».

Хоть и не точь-в-точь с правилами разведки действовал Вольный, но мне понравились его находчивость и риск. После этой вылазки мы еще несколько раз ходили в разведку вдвоем, добывали ценные сведения.