Текст книги "Размышления русского боксёра в токийской академии Тамагава, 7 (СИ)"

Автор книги: Семён Афанасьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

– Вы сейчас говорите с представителем политической элиты, – веско роняет второй. – Давайте к делу. Так… Ты спутываешь интересы очень серьезных кругов, в потенциале затрагивая не только экспортёров. Согласен?

– Если ты рассчитываешь на какую-то мифическую неуязвимость, это очень опасное недопонимание, – медленно качает головой первый. – Если ты полагаешь, что обладаешь каким-то уникальным неприкосновенным статусом, это тоже большая ошибка.

– О торжестве закона, как и о своём несовершеннолетии, можешь не начинать. Здесь взрослые игры, – поддакивает его спутник.

Они ещё пару минут забрасывают меня тезисами, переглядываясь и явно находясь на связи с кем-то через концентратор.

Завершив бомбардировку аргументами, вроде как парламентарии вопросительно скрещивает взгляды на мне.

– Тут такое дело, – тру нос. – Всё, что вы сказали, возможно, и имеет вес для кого-то другого. Но я не оперирую понятием "политическая элита".

– Почему?

– Потому что наличие политической элиты предполагает и существование политических отбросов. А время, как мне кажется, уже чуть другое. Просто вы этого ещё не поняли, ну и такие, как вы, тоже.

– Мне очень жаль тратить время на разговор со стенкой, – спокойно говорит глава комиссии, вроде как констатируя факт. – Попросил бы быть серьёзнее.

– Тебя не обрадует то, что может случиться дальше, – присоединяется его спутник. – Раз ты настолько глух к голосу разума и рациональности.

– Например?

– Например, ты можешь для начала отсюда и не выйти, – хмыкает старший. – Поскольку формально, по документам, тебя здесь нет.

– Да. Формально в этом месте вообще нет никого, как и не ведется этого разговора, – опять поддакивает второй.

О визите Сёгуна они не знают. А ведь это о многом говорит.

– Дешёвая манипуляция… Знаете, мне кажется, вы очень усложняете. Нужно решать проблемы по мере их поступления, – поднимаюсь с табурета. – В архитектуре вашей логики, что мешает мне надавать сейчас вам по рогам? И тупо выйти из здания, раз меня тут нет?

Виснет неловкая пауза. Они снова переглядываются.

– На самом деле, готов поспорить, по мне просто не оформили документы. На всякий случай. Кто-то был не в курсе некоторых интересных деталей, – хлопаю себя по животу. – Приступим? Поднимайтесь, чтобы вас ногами не пинать.

– Ты о чем? – искренне изумляется первый парламентарий.

– Ну вы же мне сделали предложение. Угрожать пытались. Вот я вам сейчас вручную объясню, что думаю по этому поводу.

Глава 18

Здание суда, один из залов для заседаний.

– …признаёте ли вы факт убийства водителя микроавтобуса вашей рукой?

– Тут трудно спорить, – Маса шмыгает носом. – Когда камень ломает кости черепа, летальный исход вполне вероятен. Но мне кажется, вы не там расставляете акценты, ваша честь.

По задним рядам катится ропот.

Вака ожесточённо жестикулирует в сторону сразу трёх операторских групп, находящихся в разных концах зала.

– Поясните?

– Признание факта убийства не равно признанию вины, – охотно отвечает блондин.

– Что вы хотите этим сказать?

– Водитель для меня в ту секунду был прежде всего этническим китайцем. И хоть он непосредственно никому не угрожал, но в любой момент мог увезти бандитов вместе с заложником. То есть, счёт шел на секунды.

По залу тут и там слышны тихие реплики.

– Уважаемая мною патрульная их отъезду ну никак воспрепятствовать не смогла бы, – старшеклассник прикладывает ладонь к левой половине груди и коротко кланяется в сторону офицера с перебинтованной правой рукой. – Даже встань она на пути минивэна. Её бы просто сбили и поехали дальше.

– Вы только что упомянули этническое происхождение убитого. Это имеет какое-то значение, по-вашему?

– Это имеет значение по мнению парламентской комиссии, – пренебрежительно фыркает младший Асада. – Которая вот уж четверть часа тому как внесла на обсуждение и в кабмин, и в сам парламент поправки к статусу регионального сотрудничества. Ожидается, что закон будет принят в первом чтении.

– Масахиро Асада, я впечатлён тем, как вы ориентируетесь в реалиях большой политики. Но мы не можем вести разбирательство, опираясь на закон, который ожидается в будущем, – судья выглядит бесстрастным и лаконичным.

– Ваша честь, а вот тут я не согласен! – подросток поднимается со своего места и опирается на барьер обеими руками, сковаными наручниками. – Это в любой другой стране вы были бы правы! А здесь Япония!

– И что? – представитель государственного обвинения вмешивается в дискуссию. – Каким образом это должно повлиять на квалификацию?

– Пф-ф. Япония – единственная в мире страна, где дух закона уважается и соблюдается больше, нежели его буква. По крайней мере, так меня учат в школе, – пожимает плечами старшеклассник. – Если адекватный гражданин нашей страны видит угрозу, он имеет право устранять её своими руками. Не помню какая статья конституции, из первого десятка.

– И что? – прокурор порывается сказать что-то ещё, но сдерживается.

– Для чиновников перевожу отдельно: если горит дом соседа, а в этом доме маленькие дети, вам необязательно оформлять лицензию на пожаротушение. В начале есть смысл погасить дом и спасти детей.

По залу катиться смех.

– А документы на ведро, которым вы залили огонь, можно будет оформить и потом, – улыбается светловолосый. – Если вас будет кому спрашивать. Это Япония, – он ведёт ладонью в сторону зала.

Там и тут раздаются редкие хлопки.

_______

– … вопрос представителя государственного обвинения: как вам защититься от кастетов в следующей фазе конфликта? У суда имеются серьезные сомнения в законности ваших нейро-расширений.

– Это обвинение? – мгновенно отзывается адвокат.

– Нет. Пока лишь вопрос.

– Шутите? – лицо подростка излучает неподдельное удивление. – Я и без адвоката отвечу. Там знаете какая блямба была? Инерционность удара наверное раз в двадцать больше, чем у кулака! Ладно, не настолько, – тут же поправляется блондин. – Но всё равно, в разы! Перевожу для дилетантов: они могли нанести только одиночный удар. Серьезному бойцу в этом случае даже расширения не нужны. Кстати, и о них мы поговорим, но чуть позже, когда борцы с нейро-контрафактом подтянутся…

В зале на короткий момент виснет тишина.

– Пожалуйста, соблюдайте правила и проявляйте уважение к суду!

– Хм, пардон, понятно, – пацан обескуражено чешет затылок. – Как бы тут объяснить попроще… Ваша честь, одиночным ударом можно попасть в человека только при одном условии. Если, конечно, этот человек когда-то выходил в ринг, даже и не будь у него этих самых ваших расширений.

– При каком условии?

– Если этот человек привязан к стенке, если у него завязаны глаза или если его ноги прибиты гвоздями к полу.

– Понятно… – судья терпеливо вздыхает.

– Кстати, вы же не являетесь совершеннолетним? – полувопросительно поднимает бровь представитель прокуратуры.

– А это здесь причём?! – искренне удивляется блондин. – Вам привести примеры, когда несовершеннолетние граждане Японии выполняли свой гражданский долг по защите страны не хуже взрослых?!

Прокурор набирает воздух в лёгкие, но тут вклинивается судья:

– В этих примерах нет необходимости! Аргумент принимается.

– Жаль. – Гайдзин крайне невежливо перебивает старшего. – А то я бы напомнил вам про Хироо Оноду. По нынешним законам, он вступил в командование своим последним подразделением ещё до совершеннолетия, поскольку в двадцать лет. Вот ему и надо было спросить нашего уважаемого прокурора, ка…

– МАСАХИРО АСАДА, ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ ВЫ НАНЕСЛИ ТРАВМЫ ПАТРУЛЬНОЙ, НАХОДИВШЕЙСЯ ПРИ ИСПОЛНЕНИИ СВОИХ ПРЯМЫХ СЛУЖЕБНЫХ ОБЯЗАННОСТЕЙ? – ведущий заседание перекрывает голосом подростка.

– И каким образом это согласуется с вашим курсом на защиту государства? – тут же сориентировавшись, насмешливо добавляет государственный обвинитель.

– Разрешите встречный вопрос обвинению? – подросток требовательно смотрят на судью.

– Это необходимо?

– Да. Мой вопрос – это часть ответа.

– Спрашивайте…

– Господин прокурор, вам знакомо понятие оперативной обстановки? – теперь на собеседника весело смотрит светловолосый.

Прокурор молча и не мигая глядит в ответ.

– Мне оно тоже знакомо, – не смутившись, кивает Асада. – "Всё, может быть истолковано как угроза, является угрозой до особого распоряжения командования".

– Это откуда?! – чиновник удивлённо поднимает брови. – Что за манипуляции? Что за документ?

Из зала доносится одинокий голос:

– Боевой устав армии.

– Старой армии, ещё Императорской, – добавляет сосед говорившего.

– Точно, – подтверждает старшеклассник. – Он самый. По сути заданного вопроса поясняю. Патрульная мешала моим действиям по освобождению заложника. У меня не было времени ей что-то объяснять, плюс я не знал, сколько китайцев ещё рядом.

– И? – судья заинтересованно закусывает дужку очков.

– Я не знал, выиграю или проиграю в итоге. Поскольку на территории муниципалитета уже де-факто введено усиление, мои подозрения о многочисленности напавших подтверждены законодательно. Ещё вчера.

– Я пока не понял, зачем вы бросали камнем в патрульную.

– На случай своего проигрыша противнику. Мне было важно, чтобы её не ассоциировали со мной, это если бы меня там прибили.

– Почему?

– Когда убивают мужчин, вторым этапом всегда принимаются за женщин, – вздыхает подросток. – А так все увидели: я ей вроде как враг. Вон, даже булыжником в неё швырнул. Травма, кстати, нанесена несерьёзная, исключительно чтобы гарантировать свою безопасность от её таззера в тот момент. И исключительно на момент острой фазы, пардон за тавтологию. А то бы она мне ка-а-ак врезала в спину, в самый интересный момент… ещё раз пардон за тавтологию…

По залу катится смех.

_______

Там же.

– … перейти к опросу патрульной Руру Микары, как пострадавшей и полноценного свидетеля. – Представитель государственного обвинения требовательно смотрит на судью. – Она присутствовала от начала и до конца.

– А я отказываюсь выдвигать обвинения со своей стороны. – Девушка поднимается с места, не заботясь даже о собственном приведении к присяге. – Что было, рассказать могу, да; но я это уже много раз делала. В том числе, в департаменте внутренней безопасности. У вас же есть эти материалы?

– Почему отказываетесь от обвинений? – уточняет судья, затем торопится пояснить. – Я не давлю, лишь стремлюсь к пониманию!

– Масахиро Асаду в настоящий момент считаю сотрудником полиции, хотя и очень специфического ранга. Прошу уважаемый суд переквалифицировать дело, как подлежащее рассмотрению на внутреннем дисциплинарном комитете, – Руру нервно дёргает левым плечом, стараясь не шевелить правой рукой.

– Вы имеете в виду комитет департамента полиции Токио?

– Так точно.

– Но в распоряжении суда есть подтверждённая служебная запись регистратора. Вы лично вызвали помощь из-за того, что Асада вас атаковал. Откуда такое противоречие самой себе?

– Вы имеете в виду запись с моего служебного жетона?

– Да.

– Я была неправа. Погорячилась. Неверно оценила причинно-следственные связи. Если мой доклад по служебной сети был расценен, как основание для обвинений в его адрес, – кивок в сторону подростка, – прошу это обвинение отозвать.

– Да ну?! – прокурор неверяще машет ладонью перед своими глазами.

– Настоящим уведомляю: у меня нет никаких претензий в адрес Асады Масахиро, – твердо заявляет Руру.

– Это ваше окончательное решение? – судья ладонью останавливает представителя обвинения.

– Ваша честь, мне нечего добавить. Имело место недопонимание между двумя сотрудниками полиции. Это окончательная трактовка событий в моём исполнении. – Девушка переводит дух. – Если у вас есть сомнения личного характера, пожалуйста, верните запись на тот момент, когда Асада предъявляет мне свою благодарность от директора департамента? Мы её только что смотрели.

– Что это, с вашей точки зрения, меняет в квалификации?

– Он официально уведомил меня, что является моим коллегой. Более низкого ранга, очень специфического статуса – но он тоже не чужой в полиции Токио. Наш с ним конфликт, как и мои сломанные пальцы – это внутренний вопрос министерства внутренних дел. Я очень прошу другие подразделения юстиции в него не вмешиваться. Мы, полицейские, между собой разберёмся сами. Суду Японии тут делать нечего.

– Мне понятна ваша позиция… Могу ли я поинтересоваться, что заставило вас так её изменить? С вызова подкрепления вначале – на отзыв иска сейчас?

– Я могу не отвечать на этот вопрос?

– Да бога ради, – судья спокойно кивает. – Не хотите – не отвечайте. Просто я должен убедиться, что на вас никоим образом не оказывается давление со стороны.

– На меня не оказывается никакого давления.

– Хм. И всё же я был бы более благодарен за подробности. Можете считать это требованием суда.

– Хорошо, поясню развернуто. Я изменила своё мнение после того, как увидела: здесь и сейчас шестнадцатилетний школьник защищает Японию в одиночку.

– А когда это произошло? Конкретнее?

– Вот этот момент на записи, – Руру Микара самостоятельно ставит на воспроизведение нужный фрагмент, пользуясь служебным концентратором.

На записи блондин европейской внешности атакует этнического китайца обрезком стальной трубы с криком "ТЭННО ХЭЙКА БАНЗА-АЙ!".

Сотрудник полиции экипирован в штатный защитный комплект с полной символикой одного из специальных подразделений.

– М-да уж. Иллюстративно. – Судья снимает очки и покусывает дужку. – Ладно. Вопросов к Микаре не имею. Идём дальше…

_______

– … да я тогда вообще подумал, что они не полицейские!

– Форма на сотрудниках из микроавтобуса для вас не показатель?

– А эта физзащита мне ничего и не говорила! Они сразу драться полезли! А тот, который говорливый, старший инспектор Ван, он вообще даже не представился поначалу, – подросток то ли очень хорошо имитирует возмущение, то ли реально возмущён. – Я, может быть, и повёрнут на военной истории чуть больше, чем нужно. Но я очень хорошо знаю, что делать, когда в твою форму переодевается гражданин чужого государства!

– Форма на них была в полном соответствии с законодательством, – замечает председатель заседания.

– Ваша честь, а вот, послушайте тогда ещё раз, – школьник ручным джойстиком находит нужный момент на выгрузке со своего нейро-концентратора. – Когда мне, да на моей земле, заявляют такое – ну не знаю. На тот момент мне казались вероятными два варианта. Первый: этот человек – не тот, за кого себя выдаёт. Второй вариант: он попал на должность по ошибке, плюс из-за границы. Мой долг, как японца, максимально быстро устранить это недоразумение.

– Вы поэтому первым нанесли удар арматурой?

– Я же уже пояснил свои мотивы. Мне добавить нечего. Да и там была всего лишь стальная труба, ваша честь – по его шлему не так и страшно. И я бил не сотрудника полиции, а этнического китайца. Разницу улавливаете? С высоты сегодняшнего дня и с позиции последних заявлений в парламенте страны.

– Гхм. В некоторых других странах подобное ваше заявление было бы истолковано, как… – судья недоговаривает.

– Ваша честь, а мы не в других странах. Мы в Японии. И вопрос надо ставить шире: как так получается, что на своей земле у тебя прав меньше, чем у командировочного иностранца, который приехал сюда на месяц?! Ладно, пусть он заехал даже на пару лет, по ротации.

_______

– … вы настаиваете на том, что считаете свои действия абсолютно оправданными?

– Я подал встречный иск. В смысле, мой законный совершеннолетний представитель его подал, – подросток кивает в сторону зала. – Я усмотрел откровенную попытку прямого и незаконного давления на меня со стороны восьмого бюро.

– Каким образом осуществлялась давление?

– А через недопуск медицинской помощи к моей сестре. Происходило на моих глазах. Ваша честь, разрешите встречный вопрос?

– Какой?

– Основное отличие суда Японии от любого другого, меня так учили в школе – это когда соблюдается не столько буква, сколько дух закона. Это так? Или нам в школах врут?

– До известной степени справедливо, – нехотя бормочет судья. – Как это должно вас оправдать?

– Если интересы страны, как я их понимаю, нужно защищать здесь и сейчас, не считаясь ни с какими последствиями для себя лично – значит, суд ВСЕГДА войдёт в твоё положение. У нас, слава богу, не та страна, где убийце дают меньший срок, чем тому, кто от него защищался.

– Попрошу без абстрактных фигур.

– А это и не фигурально. Абсолютно реальная страна, абсолютно реальный уголовный кодекс… Кстати, пожалуйста, проверьте команды, которые отдавал старший группы? Они по-китайски. Видимо, командированные к нам коллеги-полицейские из восьмого бюро не рассчитывали, что у меня будет армейский нейро-концентратор?

Зал пребывает в полном молчании пару минут, требующиеся на установление соединения и верификацию протокола.

– Неприятный сюрприз китайским сотрудником восьмёрки, – Асада многозначительно глядит на один из рядов. – Такая вот выгрузка в Японии имеет статус неопровержимого доказательства.

– … поддержка ваших действий со стороны толпы – заранее срежисированный вашей организацией спектакль? Имею ввиду Джи-ти-груп.

– Боже упаси. Голый экспромт.

– Сложно поверить.

– Ваша честь, не делайте ту же ошибку, что и китайцы! Умоляю!

– Вы сейчас о чем?

– Не нужно недооценивать роли гражданского общества. – Блондин назидательно поднимает вверх указательный палец. – Японцы – не бессловесное стадо. Мы очень хорошо знаем, что делать, когда попираются наши базовые конституционные права.

_______

– … зачем вы скомандовали жечь автозак? Он, если что, был японский.

– Персонально государственному обвинению: если на моей земле, за мои оплаченные налоги какая-то техника используется против меня же, да иностранцами – значит, это вражеская техника. На уроках военной истории нас очень хорошо научили, что нужно делать с вражеской техникой на своей территории в подобных ситуациях.

Глава 19

Здание суда. Судейская комната для принятия решений.

Вообще-то, это было нарушением: отвечать на звонок в данный момент было нельзя.

– Да? – мазнув взглядом по незнакомому номеру, судья всё же ответил. – Звонком больше, звонком меньше, – некстати проворчал он сам себе уже после того, как установилось соединение.

А с другой стороны, его сейчас оправдывал тот факт, что в текущем процессе было слишком много уникального.

– С вами говорит заместитель начальника секретариата министра юстиции. Благодарю, что нашли возможность ответить, – возникшая перед лицом голограмма принадлежала с достаточно известным лицом.

– Не стоит благодарности, – сухо уронил судейский чиновник, не утруждаясь ритуальным поклоном вежливости. – Я вас слушаю.

– Я звоню по поручению…

– МНЕ ЭТО НЕИНТЕРЕСНО, – поторопился перебить далёкого коллегу председатель заседания. – Я уже нарушил регламент тем, что сейчас с вами разговариваю! Пожалуйста, переходите к делу.

– Какое решение вы намерены вынести?

Рядом и за министерским, судя по затемнению в левой части голограммы, явно кто-то находился.

И этот кто-то наверняка не ниже рангом, вздохнул про себя судья. Получается ровно две должности на выбор, одна другой интереснее.

– Вы отдаёте себе отчёт в полной незаконности того, что сейчас делаете? – спокойно уточнил Мацуи, в самых смелых мыслях не планируя отвечать на заданный вопрос.

– Очень сложный день. Очень сложный случай, я сейчас о вашем процессе в целом, – откровенно пояснил звонивший. – К сожалению, затронут целый клубок государственных интересов. Правительство не может пустить тему на самотёк.

– Вы отдаёте себе отчёт в полной незаконности того, что сейчас делаете?! – повторил Тоору уже повышенным тоном. – Или вам сказать открытым текстом?!

– Буду очень благодарен за открытый текст, – министерский вдохнул вроде как с облегчением.

Напрасно, хмыкнул судья про себя. Вслух же озвучил:

– Именем Японии, уведомляю вас о выдвигаемом вам подозрении в покушении на совершение преступления… – далее он по памяти назвал параграф и добавил. – Попытка воспрепятствия вынесению законного решения судом первой инстанции. Выражается в прямом либо непрямом давле…

– Мацуи-сан, подождите. – Секретаря вместе со стулом на колёсиках отодвинули в сторону. – Это моя инициатива. Здравствуйте. Мы могли бы поговорить не столь формально?

– Здравствуйте, господин министр, – по-прежнему без тени эмоций на лице поздоровался судейский чиновник. – У меня, как регулярно говорит один паренёк в зале для заседаний сейчас, есть встречный вопрос в ваш адрес. Господин министр, вы понимаете, что вы сейчас делаете?!

– Да. Я очень хорошо понимаю, что делаю в этом кресле последние три с половиной года, – Тоору попытались буквально поджечь взглядом.

– Вы сейчас стоите и никакого кресла рядом нет, – хмыкнул судья. – Но раз понимаете, то также должны учесть и следующее. Что бы вы сейчас ни сказали, это может быть и будет использовано против вас. Если я сочту ваши предложения неприемлемыми. Предупреждаю на старте, во избежание недоразумений.

– Я звоню не от своего имени. Меня тоже попросил коллега, он чуть более высокого ранга.

Вице-премьер, наверняка по поручению премьера, понимающе кивнул сам себе Мацуи.

– Ваше заседание из-за обилия журналистов является бомбой со взведённым механизмом. После того, как вы объявите ваше решение по делу, возможны колоссальные социальные последствия, – продолжил министр юстиции. – Причём в наше время они будут стремительны, хаотичны и неуправляемы. С учётом обстоятельств.

– Слушаю дальше.

– Я со всей серьезностью прошу вас ответить на единственный вопрос: лично вы сейчас склоняетесь к какому из двух решений? Разговоры о законности оставим для другого случая.

– Я не буду вам отвечать. Вернее, отвечу, но не то, что вы рассчитываете услышать. Господин министр, мои правовые оценки по данному процессу, до озвучивания в зале, являются инсайдерской информацией. Вы сейчас нарушаете сразу несколько пунктов закона о борьбе с коррупцией от… – Тоору назвал реквизиты законодательного акта. – При всём уважении к корпоративному духу, мне сложно понять и принять вашу позицию. Господин министр, я обязательно доложу на Коллегии об этом вашем звонке! Вас уведомляю прямо сейчас, во избежание кривотолков и недоговорок. Здесь я снова повторяюсь.

– Я рассчитывал, что мы можем договориться, – министр буквально сверлил взглядом несговорчивого чиновника. – Не стоит игнорировать серьёзных предупреждений. Вы же наверняка отдаёте себе отчёт…? – он не стал продолжать мысль.

Между строк повисла возможность самых разных последствий в будущем: будучи независимыми формально, судьи тем не менее являлись винтиками огромного механизма юстиции.

– Я понимаю, по чьему поручению вы сейчас звоните, – решительно встряхнулся Тоору. – Господин министр, я абсолютно искренне считаю: тот, кто стоит за вашим звонком, надеется удержаться у власти. Поэтому для разговора со мной и отрядили вас. Но это – очень большая ошибка. Причём, ваша общая.

– Что заставляет вас занимать такую жесткую позицию? Вы точно поняли, кто просил МЕНЯ?

– Этот человек – халиф на час. Что уж тут не понять…

– Он находится на своём месте гораздо больше часа, – веско уронил звонящий.

– Не ёрничайте, – поморщился судья, не испытывая абсолютно никаких комплексов от того, что подобным образом обращается к вышестоящему. – Ему осталось находиться на своём, как вы говорите, месте аккуратно этот самый час! День, если быть профессионально точным, ну или пару суток. Ровно до обнародования профильным комитетом парламента вотума недоверия правительству.

– Ответьте на мой вопрос. Всего лишь ответьте на мой вопрос, к какому из двух решений вы склоняетесь. Настоятельно прошу!

– Я не буду отвечать.

– Вы действительно считаете, что можете подобным образом реагировать на моё обращение к вам? – министр глядел на собеседника по-прежнему пронзительным и очень тягучим взглядом. – Вы не понимаете, что сейчас очень многое решается в масштабах страны? В чём причина вашей неразговорчивости?

– Я считаю, что каждый из нас является гражданином страны на своём месте, – достаточно деликатно прокомментировал Мацуи. – И страна только выиграет оттого, что гражданский долг каждого из нас будет исполняться без оглядки на плечо соседа.

– Почему? Ответьте мне на один единственный вопрос: ПОЧЕМУ?! – глава министерства требовательно посмотрел на достаточно рядового сотрудника. – И не делайте вид, что не понимаете, о чём я.

– Как показал опыт департамента полиции Токио, соседи по цеху могут очень сильно ошибаться. Простите, оговорился; коллеги по цеху.

– Это ваше последнее слово?

– Всего доброго, господин министр.

– Тогда и от меня вам напоследок: если ваше решение покажется мне необъективным, а оно наверняка покажется, я подключу все свои возможности для его скорейшего пересмотра.

– Ваше святое конституционное право, – вежливо поклонился Тоору из положения сидя. – Апелляций никто не отменял. Представитель государственного обвинения тоже умеет их писать, если что.

Министр открыл рот, чтобы что-то возразить, но судья уже отключился.

– Хм, – а дальше он весело потёр себя подмышками.

Ещё буквально какую-то неделю назад этот самый разговор выглядел бы совсем иначе, случись он до его знакомства с одним из волейбольных клубов.

По крайней мере, в адрес министра он от себя уж точно ничего подобного не ожидал. Более того: всё ту же неделю назад он бы автоматически исполнил всё, что бы ему ни сказали.

Но знакомство со спортом состоялось. Такое интересное знакомство, особенно после полувека жизни.

Как состоялась и встреча с Юмико, которая на удивление точно соответствовала заочному описанию от Ваки Коюмэ.

Спорить с министром раньше судья бы не стал – по целому ряду причин. Сейчас же, одна отдельно взятая волейболистка перевешивала все эти резоны, вместе взятые (плюс инстинкт самосохранения впридачу).

– А ради чего ещё жить и бороться? – вздохнул Тоору, смахивая в сторону лицо девчонки, вставшее перед глазами благодаря изображению с нейро-концентратора.

Ну и, справедливости ради, планируемое им решение являлось однозначно законным, с его персональной точки зрения. А за законность любому судье периодически сражаться приходится.

***

– … ввиду невозможности полной и объективной оценки всех обстоятельств на текущий момент… принимая во внимание общественный резонанс и социальную неоднозначность… – судья монотонно читал строку за строкой.

– Эй! – Рейко тихонько щелкнула ногтем указательного пальца по запястью школьницы.

Цубаса ойкнула и разжала руку: на тыльной стороне ладони модели остались следы её ногтей.

– Извини. Машинально, – старшеклассница попыталась усилием воли переключить мысли с панического ожидания хотя бы даже и на мимолетный разговор с актрисой.

– … оставить Асаду Масахиро под стражей! – Судья оторвался от бумаг и поднял глаза.

– Бл*дь, – почти равнодушно вздохнул Маса в полной тишине.

Из-за встроенных микрофонов слово прозвучало на весь зал.

– … С возможностью выхода под залог в сумме восемьдесят миллионов иен! – после паузы продолжил оглашения решения чиновник.

– Уф-ф! – выдохнула сидящая слева Коюмэ.

– Немало, – тут же тихо вставил Рюсэй. – Но в рамках. Через два часа выйдет, обещаю.

Тут и там по залу начал раздаваться ропот.

– Я НЕ ОКОНЧИЛ! – судья повысил голос и стукнул молотком в тарелку. – Залог может быть внесён исключительно государственной организацией! Поскольку уполномоченный орган за кодом шесть-ноль-ноль-семнадцать подобное поручение уже оформил, Масахиро Асада является освобождённым под залог до следующего судебного заседания!

Маса, не дожидаясь повторного удара судейского молотка по тарелке, перепрыгнул через разделительный барьер и направился в их сторону.

– Хорошо, наручники сняли раньше, – пробормотала себе под нос красноволосая, украдкой смахивая что-то из уголка глаза.

– МАСАХИРО АСАДА! ПОЖАЛУЙСТА, ВЕРНИТЕСЬ НА СВОЁ МЕСТО! – прозвучал требовательный голос судьи. – Я ЕЩЁ НЕ ЗАКОНЧИЛ!

Под редкие смешки и вздохи зрителей светловолосый шёпотом выругался и полез обратно через разделительный барьер.

– Интересно, что это был за код организации? – прошептала пиар-менеджер на ухо маркетологу.

– Понятия не имею, – отмахнулся Рюсэй, глаза наблюдая за судейским столом развитием событий.

Маса занял своё место.

В зале стоял лёгкий гул.

– Министерство обороны, – хмуро проворчала Цубаса. – Ноль-семнадцать – это кто-то в министерстве обороны. Я даже знаю, кто.

Взрослые посмотрели на девочку задумчиво и вопросительное одновременно.

***

Телефонный разговор двух неустановленных абонентов. Беседа ведётся по-китайски.

– Нет. Мы никак не можем повлиять на решение суда.

– Сяо, я не спрашиваю вас, что вы можете. Я вам говорю, что нужно сделать.

– Зачем произносить имена вслух? – один из собеседников явно недовольно морщится, это слышно по интонации.

– Говорим через наш спутник. Не думаю, что стоит опасаться.

– Я в здании местного суда. Тут могут быть свои системы контроля.

– Пожалуйста, не переключайте меня на второстепенные детали! Ваша безопасность сейчас явно не является приоритетом! Вы хорошо услышали, что от нас требуется?!

– Да. – Сяо скрипит зубами. – В таком случае заявляю вам официально: я буду жаловаться на ваш неправомерный приказ руководству департамента. Вы сейчас командуете без учета текущей обстановки.

– Хорошо. Хотите официально? Давайте. Примите пакет. Подтвердите получение…

_______

Через минуту.

– … Сяо, вас понятно моё требование?

– Да. Но оно находится за рамками моей текущей компетенции.

– Вы пришли в организацию, чтобы рассказывать, как вам тяжело? Или чтобы работать?

– У меня нет технической возможности управлять судом Японии. Наши общие командированные по линии Канала знакомые допустили тут слишком много оплошностей.

– Всё настолько серьёзно? – кажется, голос одного из беседующих смягчается.

– Да. Говоря категориями местного суда, комбинация из чистосердечное признание и неопровержимых свидетельских показаний.

– Что в итоге?

– Итога нет. Процесс над нашим общим знакомым блондином плавно перешёл в процесс над Царём. Вы понимаете, о ком я?

– Да. Я понимаю, о ком вы. Продолжайте.

– Процесс разбит судом на самостоятельные эпизоды. Блондин оправдан по конфликту с нашими вольнонаёмными… – Сяо делает многозначительную паузу.

– Я понимаю, говорите дальше.

– Но теперь вторая часть процесса их объединила на скамье.

– Это как?! – в интонациях звонящего из столицы впервые за всё время слышится удивление.

– А их обоих обвиняют в подстрекательстве к нарушению общественного порядка, которое повлекло за собой человеческие жертвы и тому подобное.

– Хм. Такое впечатление, что судья играет за какую-то третью сторону, – предполагает звонящий из Поднебесной. – У нас есть возможности что-то сделать по линии регионального сотрудничества?

– Этой линии уже час как не существует. Парламент принял поправки.