Текст книги "Алекс и Алекс 4 (СИ)"

Автор книги: Семён Афанасьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Глава 21

– Остаётся всё тот же актуальный вопрос. Что тебе на самом деле от меня надо? Я не верю в бескорыстную доброту со стороны. Особенно с твоей.

– Возьми меня за руку и проверяй, правду ли я говорю. – Предлагает она.

Я игнорирую её предложение, а сама Чоу продолжает:

– У женщины детородного возраста, без семьи, могут быть определённые гуманистические интересы, раз. На уровне инстинктов. Второе: вот когда поживёшь в абсолютно чужом мире и цивилизации, то поймёшь: родной речью будешь слушать не то что людей… Песни дурацкие эстрадные, времён бабушек и дедушек, будешь по семьсот раз проигрывать! Третье. Изначально у меня были планы в твой адрес, чтоб ты занял моё место в компании.

– А сейчас твои планы изменились?

– Не то чтоб радикально. Скорее, скорректировались. Мне кажется, из этого федерального замеса «все против всех» можно выжать максимум для всех участников. Кроме федералов. – Она испытывающе смотрит на меня и делает паузу.

– Не пялься. Я к федеральному правительству без пиетета. Как и к муниципальному, впрочем.

– Могу спросить, за что не любишь федералов? – Тут же цепляется к слову она. – По муниципалам я более-менее понимаю ситуацию, особенно после твоего тюремного срока. Но федералы-то тебе что сделали? На первый взгляд, так ты их благодарить должен.

– За что я не люблю федералов… А за что мне их любить? – возвращаю ей вопросительный взгляд. – Вот, допустим, есть такие распрекрасные федералы, которых своими глазами я в жизни не видел до попадания в Корпус, только по визору. Пока его не отрубили за неуплату… Но любить я их парадоксальным образом должен, да? А за что?

– Блин, я всегда считала, что для любви неважны причины. – Искренне озадачивается китаянка. Отвлекаясь на какие-то свои мысли. – Чёрт. Это, конечно, разные слова в языке – любить кого-то или любить что-то, но у вас же это схожие понятия? Нет?

– И да, и нет. Дело не в языковых понятиях; просто я вижу ситуацию иначе. Я не знаю, как там у тебя в Поднебесной; а у нас каждый раз, когда от нас что-то надо Федеральному Правительству, оно начинает громко называть себя Родиной. И орёт об этом столь навязчиво, да по всем каналам, что у нормального человека зародится максимум подозрений: а какой же в точности медийный продукт мне хотят продать?! Вернее, впарить. Потому что его уже продали, за визор-то уплачено вперёд – или тебе отключат все каналы.

– Я не думала, что ты это понимаешь. – Она как-то по-новому и оценивающе смотрит на меня.

– Я тебе больше скажу. – Чувствую, что меня начинает нести, но сдерживаться особых причин не вижу. – Вот такая вот безадресная «любовь к родине», которая, заметь, в первую очередь призывает тебя не быть счастливым лично!.. а призывает в первую очередь быть готовым пожертвовать своими интересами ради неё!.. это чёткий признак сразу двух маркеров в мозгах. – Победоносно гляжу на неё, поскольку она искренне удивлена (и сам вижу, и чип сигнализирует о том же через внутренний интерфейс). – Выученная беспомощность плюс внешний локус контроля, – спасибо Алексу за то, что я знаю соответствующие термины на её языке. – С чего это я должен радовать федералов своим инфантилизмом?

Чоу выглядит ошарашено, потому развиваю наступление:

– Понимаешь, когда ты начинаешь любить кого-то без обязательств, в эмоциональном плане ты становишься похожим на раба. Согласна?

– Справедливо для эмоционально незрелой личности.

– А много ты у нас зрелых личностей видела? – вкладываю в интонацию максимум иронии, на которую способен. – Ну или не у нас? Вообще в мире? У вас, например, много зрелых?

– Согласна. Развивайся дальше.

– Когда начинаешь кого-то или что-то любить, в первую очередь прикидываешь, что можешь для этого субъекта или явления сделать. Инстинктивно.

– Угу. – Вздыхает она. – Например, Фельзенштейна…

– А мне один умный человек подсказал хорошую формулу. Если у тебя, в результате вращения в социуме, да даже визор и комм годятся, любовь к родине ассоциируется в первую очередь с личным успехом и личным счастьем – это нормальная родина и нормальная передача по визору. Потому что сильный и богатый гражданин – это сильная и богатая в целом страна. И совсем иной уровень социальных рефлексов, плюс общественного сознания, – вставляю столь любимые Алексом иллюстрации.

– Заня-я-ятно, – тянет Чоу, накручивая локон на палец и разглядывая меня, словно диковину.

– А если у тебя самая первая ассоциация от слова «родина» – вынужденная и неизбежная необходимость самопожертвования…

– То что-то явно не так. – Спокойно завершает за меня мысль она. – У тебя чертовски неглупые друзья. Цени их.

– Я им передам. Так что ты в итоге от меня хотела?

– Возьми меня за руку и проверяй, правду ли я говорю. – Предлагает она повторно. – Ты же уже твёрдая двойка в семи лучах из девяти, должен справиться.

– Чтоб понять, правду ли ты говоришь, мне не нужно к тебе прикасаться, – ворчу, опуская взгляд. – Если смотрю глазами, достоверность внутреннего фильтра сто процентов. Если без зрения, если только слушать тебя буду, то именно с тобой будет девяносто процентов достоверности. А если у меня возникнут сомнения – просто переспрошу тебя.

– А почему именно со мной девять десятых? – без разбега начинает тревожиться она, даже резко потеет. – Ты меня каким образом чувствуешь?! Я в тебя не влюблена, ты в меня тоже! Почему такой высокий индекс?!

– А на каком языке мы с тобой общаемся? – ухмыляюсь покровительственно. – Тональный строй – очень чёткий индикатор. Для слуха ханьской искры – порой лучше, чем зрение.

– Дура. Точно. Не сообразила. – Она хлопает раскрытой ладонью по своему лбу. – Ладно чего я хочу-то… Ты всё же возьми меня за руку, – якобы просящим тоном предлагает она. – Мне важно, чтоб ты мне поверил!

– Да иди ты нахер! – отодвигаюсь на всякий случай на стуле, плюс отъезжаю на его колёсиках, оттолкнувшись от кровати ногой. – Не буду я тебя за руки держать! После того, как ты мне переспать перед дуэлью предлагала! А то у тебя сейчас стукнет бзик на тему женской самооценки, а твой девятый ранг, мало ли, на что способен! Может, ты через кожу способна что-то выделить такое, что моей печени не понравится…

– Ревнивая девушка? – пытается развести меня на слабо Чоу. – Ладно, – вздыхает она ровно в тот же момент. – Пошутила я… Ну, видишь так видишь. В общем, я сейчас с тобой говорю не как сотрудница господина Ли. Считай, что сейчас я с тобой говорю в роли патриота своей страны. Которой не безразличны никакие культурные вопросы, с ней связанные. Мы можем идти на очень большие расходы и жертвы, не ожидая на первых порах никаких материальных выгод для себя лично.

Она пронизывающе и твёрдо сверлит взглядом мою переносицу. Кажется, она специально эмоционально открывается сейчас, чтоб мне был лучше виден её реальный настрой. Абсолютно напрасно, между прочим, ибо аппаратные возможности чипа всё же покруче ханьских биологических инструментов целителя. Нарабатываемых годами, естественным образом.

– Единичка, как ты думаешь, ты ж далеко не дурак… Какая самая главная ценность Жонг Гуо, сегодня, в наше с тобой время, во внешней политике моей страны?

– Да хер его знает, – безразлично пожимаю плечами. – Ты обо мне слишком хорошо думаешь. Я не созрел для столь глобальных обобщений, на основании бесед исключительно с тобой.

– Странно. Я думала, ты много общался с кем-то из Шаньси, и язык учил там же… судя по диалекту… Ладно.

– Так а какая ценность-то? – возвращаю её к теме разговора, поскольку она, упомянув о Шаньси, ушла в себя и о чём-то задумалась.

– Мы хотим, чтоб в течение ещё максимум трёх поколений все в мире искренне считали, что в нас нет угрозы их физическому существованию. Военной угрозы, – моментально поправляется она. – Мы считаем, что эпоха военных противостояний канула в лету. Ну или должна кануть в лету, поскольку нашему миру совсем немного и до оружия, убивающего целые города и территории. Мы хотим, чтоб весь мир разделил наше понимание: отняв чужую жизнь в войне, ты не сделаешь свою счастливее.

– Автоматически – нет, – пожимаю плечами. – А применительно к конкретному раскладу, я б с тобой очень поспорил. И даже не столько я, сколько сержант Кайшета.

– Не цепляйся к словам, – с досадой морщится она. – Ты думаешь, я не убивала? Пф-ф-ф… Вот этими руками! – она зачем-то вытягивает в мою сторону длиннющие наманикюренные ногти.

Странно. У Жойс и Камилы таких когтей нет, у Хаас тоже.

– Дело не в обстоятельствах. Дело в ценностях. Человек не должен рассматривать убийство себе подобного в качестве инструмента для достижения любых своих целей. – Чётко и безальтернативно завершает посыл она. – Это и есть наша главная ценность, она же – цель нашей социальной пропаганды на ближайшее неопределённое время.

– Угу. Выгодная позиция, – оживляюсь после этого пассажа, поскольку мне действительно весело. – Когда все вокруг превратились в пацифистов и разоружились, то демографическое преимущество в войне каменными топорами будет решающим. Здорово придумали! – смех даже изображать нет необходимости.

– А нам это ненужно, – чуть свысока и отстранённо улыбается Чоу. – Эволюция. В глобальной конкуренции систем, победит тот социум, который лучше интегрируется с другими, раз. Чья производительность труда выше, два. И чьи действия с их системой ценностей не вызывают автоматического отторжения как снаружи, так и внутри. Кстати, а где ты так насобачился по ЖонгГуо, если ты у нас даже не был?

– Самообразование, – рассеянно двигаю плечом.

Она застала меня чуть врасплох, оттого спросить Алекса о легенде не успеваю. Впрочем, самообразование в данном случае чистейшая правда, хоть и не вся. А там, шут его знает: может, и у её девятого ранга есть способность отличать ложь. А так, она видит, что я искренне говорю, что думаю.

– Я просеяла твою биографию до мельчайших песчинок, Единичка. – Заговорщицки сообщает она. – Купила доступ ко всем подряд полицейским базам, включая негласный аппарат. Ты действительно самый обычный уличный мальчишка. Ещё и из не совсем успешной семьи, прости. И такого же района. А твоё понимание нас, кстати, на факультете для иностранцев тянет на бакалавриат, – буднично сообщает она.

– Где? – не сразу понимаю, о чём это она сейчас.

– Пекинский университет. Факультет, где я училась. На нём есть два потока, – добросовестно поясняет она. – Говоришь ты вообще без вопросов, я тебе ещё на экзамене сказала: выбирай язык или литературу… В общем, по паре специальностей бакалавра для иностранцев ты бы мог получить.

– Это ты сейчас решила?

– Хренасе. Оказывается, слишком много «хорошо» тоже плохо, – выдаёт ребус задумчивое лицо Алекса по внутренней связи.

– Нет. На экзамене, когда арбитром выступала. Местные сапоги твою работу не то что не оценили, они её даже не поняли, – она презрительно фыркает. – А я всё-таки почти доктор, и не только медицинский. Отсюда и мой текущий интерес к тебе. Единичка, как бы ты относился к лягушке, которая б в дикой варварской стране неожиданно заговорила на твоём родном языке, без акцента? Ещё и понимая более половины твоих внутренних ценностей, почти как человек?

– Возможно, посчитал бы, что мы с ней не такие уж и чужие люди. – Теперь мне становится весело от приведённого ею примера.

А по опыту Алекса, я уже очень хорошо могу экстраполировать, как чувствует себя человек, вырванный из естественного круга общения (не важно, в силу каких причин). И местами оттого страдающий от одиночества совсем не по-детски.

_________

– ЮньВэнь, я почти тронут твоим участием в своей судьбе. Но мне сложно согласиться с твоим ключевым посылом. – Смотрю на неё чуть насмешливо. – Забота столь серьёзной дамы, как ты, о столь ничтожной лягушке навроде меня – это не то, что я могу понять либо принять.

– А что тебя смущает? – напрягается она. – Лягушка, которая выучила язык; которая соображает в культуре, пусть и неидеально; уже на две головы выше многих людей, которые считают себя выше этой лягушки. Тем более, что лягушкой-то я тебе не считаю же. Это была аналогия. Может, всё же возьмёшь меня за руку?

В её голосе слышится столько заботы и участия, что меня мало не передёргивает от елея. Хотя, как ни парадоксально, она ни грамма не врёт. Ну или искренне считает, что говорит правду.

– Слушай, а ты в меня сама не того…? – с опаской бросаю пробный шар. Мало ли. – А меня ты часом не любишь местами?

– Нет. Как мужчину – однозначно нет. – Твёрдо отвечает она. – Как мужчина, мне нравится Моше. Во всех смыслах. Но у тебя есть масса других плюсов, ему недоступных.

– Загадочно. И пугающе. Когда я чего-то не понимаю, я этого боюсь, – поясняю в её раскрывшиеся немым вопросом глаза. – А когда я чего-то боюсь, я бываю крайне неконструктивен. В механике принятия решений, в том числе.

– А давай поиграем в эту игру с другой стороны. – Она неожиданно что-то решает для себя и, заглянув в свою пустую кружку из-под чая, без комплексов берёт со стола мой недопитый кофе. – Что для меня важнее, личная жизнь или работа? Ответь ты.

– Блин. Работа. – Внимательно слежу за ней, в том числе глазами. Потому в своём ответе уверен.

– Правильно. – С удовлетворением прикрывает веки хань. – А ты для меня ценен в работе? Или в чём-то ещё?

– Если б не преамбула, подумал бы, что ты меня гипнотизируешь. В работе…

– А для своей работы я готова на всё? Или есть рамки и границы?

– На всё, – вынужденно констатирую уже предсказуемое. – Ладно. Теперь мой вопрос. Какова твоя конечная цель? Чего ты, подобным образом обхаживая меня, на самом деле от меня хочешь в самом конце пути нашего плодотворного сотрудничества? На которое ты намекаешь со всех сторон?

Вообще-то, вся предыдущая беседа, помимо информационной части, несла ещё одну функцию: подготовка к серьёзным обсуждениям. За предыдущие несколько минут я откалибровал на внутреннем интерфейсе её физиологию и виды реакций, и теперь могу даже с закрытыми глазами по одному лишь голосу определить, правду ли она говорит.

– Это сразу несколько вопросов, Единичка. Не один. – Уверенно говорит Чоу. – Отвечаю максимально откровенно. Если бы на твоём месте была я, и только по виду собеседника отличала правду, я бы разбила твой вопрос на три части. Сейчас, в среднесрочной перспективе и в стратегической. Она же долгосрочная.

– Хм. Логично… согласен. Задавать вопрос по новой, с учётом твоей поправки?

– Не надо, я и так отвечу на все три составляющие. Пункт первый, чего я хочу сейчас… Сейчас, Единичка, я считаю, что над тобой сгустились слишком жирные тучи. Ты ничего из себя не представляешь в этой вашей федеральной иерархии. А согласованности между вашими службами внутри Федерации нет, как нет и дисциплины в отношениях. Есть конфликт интересов, и кому-то ты можешь очень помешать живым. Судя по вашим с Моше результатам сегодня, – она неопределённо кивает в сторону окна, – кому-то из федералов ты уже помешал. Задача по тебе не решена. И сколько там игроков, лично мне пока не ясно. Исходя из сказанного, прямо сейчас я хочу, чтоб прямых угроз в твой адрес не существовало.

– Пугает, – ёжусь. – Ибо не врёшь.

– Не вру, – подтверждает она. – Что тогда пугает?

– Пугает отсутствие понимания, зачем я тебе настолько нужен. Поднебесная – чертовски самодостаточное государство. Лягушка-варвар чувствует себя крайне неуютно, когда ему достаётся столько внимания от таких больших людей.

– Тут уместно вспомнить о третьей, стратегической цели, – безмятежно прикрывает веки Чоу. – Как патриот своей страны, я бы очень хотела, чтоб наши ценности в плане гуманизма разделяло как можно большее число народу в этом несовершенном мире. И адекватный в этом плане товарищ на жизненном пути – уже ценность сам по себе. Особенно способный тебя понять, я сейчас о государственном курсе.

– Могу спросить, какую из структур своего государства ты представляешь?

– Тс-с-с-с-с! Разговор между двумя умными людьми имеет и тот плюс, что нет нужды называть все вещи своими именами! Даже если мы говорим на нашем языке… Название тебе всё равно ничего не скажет. Достаточно того факта – и это вторая, среднесрочная цель – что направление твоего личностного развития небезразлично скромной девушке-патриоту. Которая, вне зависимости от вывески на конкретных дверях организации в Поднебесной, хочет помочь тебе добраться из пункта один нашей беседы в пункт три.

– Зачем?

– А этот мир в целом никогда не придёт в пункт три, если туда не направляется никто из конкретных людей. Ты, в силу индивидуальных особенностей, предпочтительнее многих. Хотя бы, скоростью движения. Упреждая твой вопрос: тем, что пробиваешься, словно подорожник сквозь асфальт. Кажется, твоя фраза? – несмотря на её улыбку, глаза Чоу не выглядят располагающими.

С другой стороны, она искренне верит в то, что говорит, и ничего не скрывает. Что уже немало. Хотя эту свою фразу я никогда не произносил при ней. Хм, она толко что призналась, что имеет ещё какие-то варианты наблюдения за мной лично или вообще в Корпусе.

– Как более старшая девочка, я бы предложила тебе оптимизировать твои аналитические потуги в этот момент. – Вежливо продолжает она.

– Как?

– Ответь на вопрос: ты считаешь мой первый пункт заслуживающим внимания? СТОЙ! – хань предупреждающе вытягивает свободную от чашки с кофе руку. – Не мне ответь! Себе! Если да, то давай разговаривать дальше. Если нет, то давай считать, что этого разговора не было.

– Умеешь ты озадачить. – Почти не изображая растерянности, констатирую через долгих две минуты.

Потраченные на усиленные размышления и внутренний диалог с Алексом.

– Я тебе не вру ни на волос, – она зачем-то прикладывает ладонь к сердцу. – И искренне говорю, что думаю. Хочешь, возьми меня за руку?!

– Вот как тут не заматериться… От такой настойчивости, заслуживающей лучшего применения!

– Я так понимаю, на первый пункт ты себе уже ответил? – удовлетворённо полуспрашивает-полуутверждает она. – Тогда давай вместе разберём, каких угроз, по логике, тебе следует опасаться. И какие инструменты, включая джокера-Моше с его авиацией, есть в твоём распоряжении. Чтоб наше с тобой видение ситуации совпадало полностью.

– Как у нас быстро и незаметно сменились роли. – Вздыхаю. – Заметила, что ты уже командуешь? За какие-то пять минут беседы ты уже доминируешь. В том плане, что начала руководить.

– Хочешь, давай переспим? – мгновенно и деловито уточняет курс она. – Это установит твою доминанту в отношениях. Отпадут вопросы, кто главнее; поскольку главнее всегда мужчина. Только Моше не говори? Пожалуйста…

– СТОП! Не надо таких жертв! Давай обсудим риски…

– Что тебя смущает? – продолжает изображать небуквальный бульдозер относительно хрупкая на вид азиатка. – Я же тоже вижу, что ты не до конца расслаблен. Заодно бы расслабился…

– Мне сложно быть до конца откровенным в этой ситуации. Я вижу, что ты не врёшь. Но я также вижу, что ты не всё решаешь сама – как истинная патриотка, ты очень склонна прислушиваться к голосу Родины. – Обозначаю улыбку углом рта. – А если я тебе раскрою свои опасения, встанет вопрос источников. Твоя родина некоторым из них совсем не друг. Возникает закономерный вопрос: а не повредит ли моим друзьям мой разговор с тобой? Учитывая, что ты мне и не друг, и не родственник.

– Я не до конца понимаю, но, кажется, догадываюсь, о чём ты. Давай построим беседу иначе. Угрозы перечислю я. Затем перечислю инструменты купирования, хотя это и будет долго. А затем ты, не вдаваясь в детали, скажешь: есть ли, с твоей точки зрения, дырки в твоей потенциальной обороне?

_________

Когда через два часа ей звонит Фельзенштейн, она коротко сбривает его, ссылаясь на дела. А мы продолжаем обсуждать варианты клановой поддержки Хаас, применительно к судебным тяжбам; это ровно третий пункт из девяти намеченных.

Глава 22

Федеральное двухэтажное огороженное здание без вывески либо иных идентификационных знаков.

– Здравствуйте. Мне нужны вот такие предписания в соответствующих сетях и, видимо, комплект документов к ним. – Вошедший явно имел определённые полномочия, поскольку умное здание пустило его исключительно по одной биометрии.

Такие вот командировочные из столицы (и не только) были одним из основных направлений работы учреждения, в закрытых федеральных реестрах числившегося как специальная типография.

Раньше, в доинформационную эпоху, спецтипография была целым предприятием. Начать с того, что тут печатали бумажные деньги сразу для нескольких муниципалитетов, чтоб не возить столь деликатную полиграфическую продукцию через половину страну.

Это была видимая многим часть айсберга, хотя и не вся. Помимо банкнот, тут могли изготовить абсолютно любые документы, вне зависимости от их уровня сложности и степеней их защищённости. Как правило, это требовалось для не всегда гласного исполнения целого ряда деликатных федеральных функций. Мало ли, какая надобность возникнет: не ждать же курьеров, и не ехать же в Столицу, особенно если это что-то неафишируемое.

Сейчас старые функции типографии сохранились в очень урезанном виде. Также, сократился до минимума персонал: ровно один круглосуточно дежурящий сотрудник, куча аппаратуры, плюс автоматизированные системы охраны и наблюдения по огороженному периметру.

А вот новых задач внутри здания прибавилось: если раньше рулила бумага, то сейчас в обеспечении федералов на местах работают преимущественно электронный документооборот плюс доступы к базам.

Вообще-то, много где в колониях, в силу тамошней отсталости, бумага своего значения почти не утратила. Но здесь, чтоб подкрепить конкретные точки зрения различных людей из столицы, нужно ещё иметь и доступы онлайн. Очень много доступов, в разных направлениях: редактирование баз и протоколов – часть поддержки документами сегодня. Иначе первая же муниципальная проверка вскроет то, о чём она и знать не должна.

Назарис любил свою работу. Ему очень нравились мерное жужжание машин, постоянные влажность и температура в помещении в течение всего года, отсутствие людей.

Стараясь соответствовать должности, он регулярно работал над собственной квалификацией. На определённом этапе это привело его если не к дружбе, то, как минимум, к определённому взаимопониманию с рядом местных кланов. Это соответствовало как его личным интересам, так и пониманию компромисса между федеральными и муниципальными интересами.

Наскоро пробежавшись по запрашиваемым документам, Назарис даже взгляд на вошедшего поднимать не стал: обычное дело. Мужик явно наскоро латал дыры в каком-то федеральном проекте, для чего требовал оформления разовых полномочий для чего-то деликатного.

Разумеется, обратившийся к Назарису оперативник (ну а кто ещё?) никаких подробностей не сообщил. Но сам Назарис был старше него чуть не вдвое и повидал всякого, в том числе и на этапе формирования шатких компромиссов между центром и провинцией. Сейчас кое-кто из федералов явно нарушал небольшую стопку законов.

Назарис не был ни наивным, ни молодым, ни идеалистом. Он чудесно понимал: закон, особенно федеральный, это не Библия. Это всего лишь правила дорожного движения, обозначающие общую тенденцию. Эти правила движения стоит соблюдать ровно затем, чтоб снизить собственные риски.

Если же ты везёшь умирающего в больницу, то на эти правила внимания вообще не обращаешь: они как раз и нужны для того, чтоб зажечь красный свет перед другими, уступающими дорогу тебе. А ты просто едешь, куда тебе надо.

Зашедший обитатель столицы (слышно по акценту) собирался именно что воспользоваться чужим соблюдением общих правил, чтоб проскользнуть на красный сигнал.

К несчастью для командированного, у Назариса были собственные понятия о правильном. Боже упаси, ему и в голову бы не пришло идти в туалет против ветра, особенно когда ветров несколько.

Он всего лишь воспользовался расширенными личными настройками и дал знать о внеурочном посетителе, куда надо.

_________

ЮньВэнь, покидая здание общежития для младших офицеров, чувствовала себя чуть ли не пропущенной через мясорубку.

Она, конечно, предполагала, что Единичка прост далеко не настолько, насколько пытается казаться. Но и считать себя гением перевоплощений он поводов не давал.

Абсолютно напрасно. Для силовика, профиль которого он старательно развивал, у него оказался неприлично высокий уклон искры в нейрофизиологию.

– Спасибо всем богам, что есть наставления. – Тихо проговорила Чоу сама себе, шагая по аллее.

«Принципы – это закреплённый поколениями путь наименьшего сопротивления». Сегодня она в полной мере убедилась в действенности этой формулы.

Она не собиралась обманывать парня изначально, но и выкладывать ему всю подноготную в её планах не числилось.

Реальность, как водится, внесла свои коррективы. Поначалу она, посмеявшись мысленно, решила, что Единичка набивает себе цену.

На своём девятом уровне она тоже отлично видела, правду ли говорит собеседник, причём более чем по двум десятков параметров физиологии одновременно. Которые отслеживала, гордясь ювелирностью собственного контроля.

Когда Алекс заявил, что может то же самое, хань вежливо не стала спорить. Вместо дискуссии, она тут же добросовестно напрягаясь и принялась тщательно наблюдать за ним на всех уровнях. Ровно через две смены темы в беседе (как будто случайных), ЮньВэнь с удивлением убедилась, что он ей сказал чистую правду.

Видимо, неведомые местные боги простёрли над пацаном свою ладонь более чем щедро. Если у человека имеется обычная искра хань в теле – это одно. Если же управление собственным обменом веществ распространяется и на мозг, это уже совсем другое качество физиологических процессов.

Природный талант и склонность к чему-либо, что бы ни говорили учителя, есть природный талант. Иногда его не получается скомпенсировать никаким опытом либо подготовкой, просто потому, что собеседнику от природы дано несоизмеримо больше.

А ведь от неё он этого особо никогда и не скрывал. Кстати, это отчасти объясняло и не совсем обычные успехи в учёбе, как и результаты в развитии тела: разум сильнее меча.

Тот, кто владеет своим разумом, сразу же владеет и своим телом. А вот наоборот эта связка работает совсем не так быстро.

План беседы на ходу пришлось перестраивать на ходу. То, что она с лёгкостью утаила бы от обычного собеседника, сейчас даже пытаться провернуть не стоило: мелкие недоговорки и неточности на старте вызовут только раздражение и заставят усомниться в её искренности на всё оставшееся время.

Долгого, как она надеялась, сотрудничества. Ведь самая главная ценность в мире – это те люди, которых ты можешь отнести к близким либо друзьям. Если они достойные личности, если отношения с ними выстроены правильно, то в старости тебе нечего бояться. Вместе с таким кругом общения ты гарантированно будешь успешным человеком.

Хорошо, что ход этого типового разговора был продуман заранее, не тут и другими людьми: он включал несколько запасных сценариев.

Попутно, кстати, ей пришлось изо всех сил скрывать тот момент, что она пребывает в весьма ощутимом стрессе. Интересно, удалось ли это в полной мере? Это было неясно.

Разговор с Единичкой занял гораздо больше, чем планировалось, поэтому общение с Моше сегодня отменялось. Ответив на второй по счёту звонок израильтянина за это время, вслух она изобразила сожаление, а в душе почувствовала нотки мстительного удовлетворения: при помощи нетривиальной и интересной (чего уж) беседы с Единичкой, ей удалось приглушить собственное болезненное влечение до уровня, вполне приемлемого.

Детали достаточно непростой биографии Единички требовали немедленной проработки с нормального рабочего места. В принципе, как сотрудник Управляющей Компании, она могла его себе организовать прямо тут, в Корпусе. Как раз будет время подумать, куда сейчас идти, пока она огибает административные корпуса.

_________

Слава богу, нуждающихся в помощи сегодня не было. Камиле предстояло сделать над собой волевое усилие и завершить кое-какие отчёты за период. Расходников даже в таком недо-госпитале без заполнения форм не восполняют, потому хоть раз в месяц этим заниматься надо.

Излишне говорить, что из двух уполномоченных делает работу тот, кто младше. Старший контролирует и наставляет.

Матеуш, появившись с утра буквально на час, поручил сообщать всем, если будут спрашимвать, что он на территории.

И бы таков. Самой Камиле он невнятно пробормотал что-то насчёт далёкой родни и семейных проблем.

В его версию можно было бы поверить, если бы не сальный и мечтательный взгляд, который он то и дело бросал на экран комма, принимая одно сообщение за другим. В общем, всё как обычно.

Откровенно говоря, нырять в бумаги было лень. Когда к ней без предупреждения заявилась коллега-Чоу, Карвальо только обрадовалась: её прокрастинация получила законную причину отвернуть от себя монитор и заняться приёмом хорошей знакомой.

К удивлению капитана, ЮньВэнь пришла поработать. Вежливо пояснив, что не хочет покидать территорию Корпуса, китаянка последовательно отказалась вначале от кофе с шоколадом, затем от бренди с сигарой.

Испросив у Камилы разрешения, Чоу заняла самый дальний рабочий терминал, стоявший в подсобке, в конце сквозного коридора.

– А если чаю захочешь? Ну или… – Камила, не только ради вежливости, ещё раз вопросительно кивнула на открытый ящик стола, из которого виднелись и сигары, и алкоголь.

– Давай закончу свою работу, потом? – приняла решение, считай подруга (после стольких совместных процедур, это не будет натяжкой). – Но я буду с базами работать, мне б рабочий терминал заизолировать.

На человеческом языке это означало ограничение доступа снаружи.

– Да без проблем, – прикинула расклад Карвальо. – Давай я центральный комп медблока сейчас перенастрою, и твою подсобку сделаем реанимацией?

– Зачем? – не сразу поспела мыслью за капитаном китаянка. Поскольку была сконцентрирована на обдумывании иных вопросов.

– Если центральный комп считает, что там реанимация, он блокирует двери и никого не пускает внутрь. Кроме уполномоченного персонала. А тебе, чтоб выйти, надо будет два кода набирать, – посмеялась врач. – Подумаешь, идти ли. Туалет там есть. Я сама так делаю, когда себя работать надо заставить, – призналась она. – Считай, тебе своё место уступаю.

– А давай, – махнула рукой ЮньВэнь. – Там со звукоизоляцией как? А то я кое с кем созваниваться буду. Вдруг у тебя посетители?

– Госпиталь оборудован по высшей категории, – напомнила Камила то, что хань знала и так. – Все помещения, в зависимости от назначения на центральном компе, могут изолироваться вплоть до протокола био-защиты.

– Годится. – Окончательно оставила сомнения Чоу. – Часа на полтора меня там замкни? Я, как окончу, тебе постучу.