Текст книги "Алекс и Алекс 4 (СИ)"

Автор книги: Семён Афанасьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Глава 19

Первая половина дня походит тихо, как будто вообще ничего не случилось. Я всё это время, с семи тридцати, сижу на тестировании по так называемым точным наукам. После общения с Алексом, я почему-то всё больше про себя тоже называю их «местными».

Алгебра идёт в тандеме с физикой. Благодаря чипу и регулярному разбору разных процессов с соседом, вопросов задания не вызывают.

Предсказуемо закончив работу раньше всех, нажимаю клавишу загрузки материала в уже известный мне центр тестирования какого-то там института сухопутных войск, после чего начинаю листать новостной чат Корпуса.

По идее, можно было бы и пойти проветриться. Но Моше настоятельно советовал сегодня не оставаться одному, и даже лишний раз не бродить просто так по территории.

Поел я плотно с утра, на весь день, к тому же следующим этапом меня ждёт химия. Она будет проводиться в этой же аудитории.

После сдачи работы, под удивлённым взглядом преподавателя, я пересел на заднюю парту. Экзаменатор потаращился на меня пяток мгновений и прислал в текстовой строке штук десять вопросительных знаков, идущих подряд.

В ответ я отправил ему свой код допуска сюда же, на следующий экзамен; он понимающе махнул рукой.

Пространство за окном неожиданно взрывается шумом сирены, отрывистыми окриками и миганием всех подряд лампочек средь бела дня.

На какое-то время экраны всех коммов в помещении гаснут, а по большой интерактивной доске ползёт полоска сообщения «Заблокировано службой безопасности!»

– Это какой-то сбой! – перекрывая голосом поднявшуюся волну ропота, поясняет экзаменатор. – Всем оставаться на местах! Соблюдать тишину!

Ну да, щ-щас… половина присутствующих бросается к окнам, поскольку личные коммы тоже в момент становятся заблокированными.

Исключением оказывается только мой казённый аппарат, который почему-то сохраняет работоспособность, как часы. Увидев, что я один не отрезан от внешнего мира, преподаватель гаркает на всех, а сам почти бегом направляется ко мне.

Минут пятнадцать он через моё плечо наблюдает ровно то же, что и я: утомлённый Фельзенштейн, через слово матерясь по-арабски, поясняет на внутреннем новостном канале группе каких-то чинов что-то, то и дело указывая пальцем в сторону одного из дронов.

Вдруг трансляция прерывается. Соткавшаяся из иконки личного вызова голограмма Бака, мельком окинув взглядом помещение, через секунду выдаёт:

– Алекс, чем вы заняты?

– Окончил тест по точным наукам! Ожидаю химию! – бодро рапортую в ответ под ощутимое разочарование экзаменатора. – Она будет в этой же аудитории, через полчаса после математики. Решил никуда не ходить.

– Немедленно ко мне. – Отрезает куратор и отключается.

Преподаватель со вздохом выпрямляется и отходит, покрикивая при этом:

– Связь будет восстановлена в ближайшее время! Потерянное время будет зачтено!

_________

– Почему вы ничего не сообщили мне?

Бак перехватил меня по дороге на кафедру, завёл в ближайшую комнату отдыха с зарослями из мандариновых деревьев и активировал какое-то дрожащее вокруг нас с ним марево.

– Простите? – широко раскрываю глаза и наклоняю голову к плечу.

– В Корпусе, на территории, стоит трёхзначное количество камер. Некоторые из них давно не работают, некоторым не сделали профилактику, где-то подгнили коммуникации, но большая часть Корпуса ими накрывается. – С абсолютно спокойным лицом Бак активирует голограмму со своего аппарата, поскольку связь на территории, кажется, уже восстановлена. – Это последние новости. – Он прокручивает запись с матерящимся Фельзенштейном в главной роли.

– Я видел, сразу после физики. – Говорю, чтоб сказать хоть что-то.

– А это то, что обнаружил лично я, перебирая записи полигонных камер.

– Вот бл#дь… – вырывается у меня.

На комме Бака, демонстрирующем небольшой участок до боли знакомой местности, вначале рушится с неба дрон. Затем в кадре появляюсь из-за угла хромающий на обе ноги я, правда, в виде нечитаемого и размытого силуэта. Ещё через какое-то время Фельзенштейна выдают его гренадёрские размеры. Последним кадром он втягивает меня на ремнях вверх.

– Ничего не хотите пояснить? – взгляд Бака холодно упирается мне в переносицу. – Абсолютно случайно, именно в том месте имело место… – он не договаривает.

– А откуда эта запись? И кто ещё имеет к ней доступ? – терять мне всё равно нечего, потому отвечаю вопросом на вопрос.

– Сектор, где ваш большой иностранный товарищ нашёл труп, из камер выпадает. – Неожиданно покладисто принимает игру куратор. – В принципе, тот человек, скорее всего, так и выбирал позицию. Но есть сервисные камеры нашего кафедрального полигона. Они недоступны из корпусной сети, поскольку вспомогательны и предназначены исключительно для контроля упражнений. Поглядеть запись могут все старшие преподаватели нашей кафедры. – Добивает меня он. – Если не обнулить сейчас массив в локальной сетке кафедры, что тоже возможно.

Первичная нервозность уже схлынула.

– Читается на видео только Моше. Да и то, в основном, из-за габаритов. – Бодро успокаивает меня по внутренней связи Алекс. – Твоё лицо разглядеть не хватает разрешающей способности. Тебя по этому видео не идентифицировать.

– Не хотел бы вас во всё втягивать. – Отвечаю хмуро.

– Так уже втянули. Если я промолчу, бог знает, каким грузом на мне может повиснуть паровоз из ваших героических свершений, – неприязненно отвечает подполковник. – О которых я даже не подозреваю. А если я пойду с этим к безопасности, то вам удастся то, чего не удавалось никому до вас.

– Это что конкретно? – я его не понимаю в этом месте.

– Неважно… жду объяснений.

Алекс по внутренней связи разрывается в жестикуляции, оставив своё море. Он настаивает, чтоб я шёл в лоб, то есть вываливал всю правду.

– … – таким образом, оно само рвануло. Я не знаю, почему. – Завершаю рассказ через пять долгих минут. – Клянусь, я по нему только один раз из инъектора отработал.

– Сознание он потерял, – хмуро ворчит Бак. – А его техника, видимо, из разряда умной. С искусственным интеллектом, – поясняет он, видя моё непонимание. – Расценила, как угрозу пленения. Что у них там в программном приоритете стояло, бог весть. Сработала закладка, оно следы и подчистило. Ну, я что-то такое и предполагал…

– Даже стесняюсь сейчас спросить. Каковы наши дальнейшие планы? – его пауза слишком затянулась, потому решаю напомнить о себе.

К тому же, это мерцающее вокруг нас облако фонит каким-то физиологическим дискомфортом.

– Вы сейчас идёте на свою химию и забываете обо всём происшедшем. – Холодно роняет он.

– А вы?

– А я буду пытаться понять, где находился напарник того тела, и чего ждать далее.

– Могу спросить, почему вы мне помогаете?

– Я не помогаю вам. Я одинаково с вами оцениваю недопустимость работы на территории федерального учреждения любой другой конторы. – Он отстранённо окидывает меня взглядом, словно предмет мебели, и добавляет, явно думая о своём. – В Федерации масса структур, конкурирующих друг с другом. Официального уведомления на ваш счёт не было ни на каком из этапов, несмотря на ваше квадратное прошлое, к-хм. Получается, кто-то, имеющий весьма нехилый приоритет, за нашей спиной пытается провернуть что-то такое, что нам бы не понравилось. Ладно, скажу иначе, раз вы не понимаете… Я, как и ваш друг Моше, полностью согласен: работа такого комплекса с ИИ по подростку вроде вас – это как штурмовик против ящерицы, греющейся на камне. Тут уже неважно, что стоит за мотивацией штурмовика. Главное – законных претензий предъявлено не было. А теперь скажите: как бы выглядел Корпус, и все мы, если на нашей территории с вами что-то случилось бы? Причём это что-то откровенно подпадало бы под ёмкое слово «уголовщина»?

– У меня есть основания полагать, что это тело – тоже федерал…

– Не сомневаюсь, – чеканно качает подбородком куратор. – Но это не играет никакой роли. Потому что армия очень хорошо знает, что делать, когда кто-то пытается работать в её зоне ответственности, прикидываясь невидимкой. Алекс, не разочаровывайте меня, идите уже на вашу химию…

– Благодарю за поддержку. – Коротко киваю в ответ, поднимаясь из низкого кресла.

У меня ещё болит и спина, и по мелочи, потому, когда он резко дёргает меня за руку, я падаю в кресло обратно.

– Никакой поддержки нет. – Цедит он. – Ничего не было. Вы сейчас же всё забудете, поскольку вас нигде не было!.. – он почти кричит шёпотом. – И своему иностранному другу передайте: он ни о чём не в курсе, ничего не видел и ни в чём не участвовал.

_________

– … извини, что сдал тебя. Чувствую себя виноватым и не знаю, как извиниться. – Завершаю свой рассказ товарищу сразу после того, как нахожу его на территории.

Я действительно очень виноват перед Моше, поскольку отношения с Баком – это мои отношения с Баком. Раскрытие инкогнито израильтянина можно расценивать по-разному.

Несмотря на новости, выглядит он бестрепетно.

– Твой куратор? – легкомысленно уточняет Фельзенштейн. – Да и хрен с ним. Вообще не жарко с того ничуть.

– Ты не имеешь претензий?

– Да видел я те камеры! – морщится он, экспрессивно размахивая руками. – Я даже засёк по сигналу, что они пашут в спящем режиме! Но я и предположить не мог, что они оттуда добивают так, что прямо силуэт видно!

– У нас на кафедре очень хорошая техника, – подтверждаю. – Дотошный народ, дотошные преподаватели. Техника, оборудование, снаряга – всё всегда по высшему разряду. У нас и прозвище есть, даже два. Теоретики и тошнотики.

– Понятно. – Фыркает Моше. – Ну сразу тебя успокою. Я – единственный тут, кто по линии закона ничего не опасается. ТЫ просто забыл…

– Я не забыл. Я помню. Но не могу за тебя решать, что опасно из-за огласки, а что нет.

– У нас тоже бывают дрязги между армией и конторами, выполняющими ваши так называемые негласные федеральные функции. – Помолчав, легкомысленно машет рукой он. – Так что я очень понимаю твоего куратора. Когда на территории армии работает такая техника, и неучтённый спец, армия его всегда будет сбривать всеми доступными средствами…

– Мне это и непонятно. – Сознаюсь. – Ведь по идее, все федеральные службы делают одно общее дело. А по факту, получается…

– Мог бы многое сказать тебе, друг мой Алекс, но извини, – смущённо изрекает израильтянин. – Я, кстати, тебе тоже должен кое в чём признаться.

Мы уже почти подошли к нашему корпусу. На аллее никого.

– В чём? – останавливаюсь, как вкопанный, потому что сенсоры чипа намекают на присутствие кое-кого знакомого.

– Вон, она тоже расспрашивала, что было ночью. – Моше смущённо кивает на свой балкон, на котором над перилами появляется лицо Чоу. – Я не смог ей не рассказать.

– Один-один. – Говорю отстранённо.

А Чоу, оглянувшись по сторонам с третьего этажа, перемахивает через перила и приземляется на газон в нескольких метрах от нас.

– Привет. Спасибо, что привёл его. – Она целует краснеющего Моше, который не знает, куда сейчас спрятать взгляд. – Единичка, привет. Не в моих правилах навязываться, но нам с тобой надо очень серьёзно поговорить.

– Да шла б ты нахер! – выдаю на автомате, старательно обходя её по широкой дуге и направляясь к дверям. – Не о чем нам с тобой разговаривать!

– А ты уверен, что твоя девушка не пострадает? Если она так и будет жить с тобой, а ты даже понятия не имеешь, что происходит? – Якобы нейтрально и беззаботно выдаёт хань.

– Можно подумать, ты так офигенно ориентируешься в федеральных раскладах! – вынужденно останавливаюсь.

Она не зря имеет свой девятый ранг. Рычаг давления на меня она-таки нащупала, с-сука…

– А вот мы с тобой сейчас вместе это и обсудим.

Эта стерва, абсолютно не стесняясь присутствующего рядом Моше, подхватывает меня под руку, прижимая к моему бицепсу свою сиську, и тащит наверх.

Блин, о чём я сейчас только думаю.

– Всё нормально! У тебя возраст такой, и гормоны, – ехидно хихикает Алекс по внутренней связи. – И ты ничего не теряешь. Кстати! Управляющая Компания, по идее, имеет свои, не пересекающиеся с армией, подвязки в Федерации. Если я хоть чуть разобрался в ваших хитросплетениях.

Глава 20 (не уверен. Через 2 часа перечитаю)

Поднявшись до второго этажа со мной под руку, Чоу увлекает меня ко мне же в номер. Фельзенштейну она только коротко машет рукой и говорит, что зайдёт попозже.

– Тебе самой ситуация не кажется двусмысленной? – спрашиваю ей в спину.

Потому что, оказавшись внутри, она мгновенно выскакивает из обуви и начинает заглядывать в каждый угол, словно обнюхивая всё вокруг.

– Погоди! – наглейшим образом отвечает хань, выскальзывая по полу на четвереньках ещё дальше, на балкон.

Видимо, стараясь, чтоб её не было видно снаружи.

– Могу поинтересоваться, что ты рассчитываешь найти?! Что это всё вообще значит? – занимаю барный стул и начинаю готовить себе кофе, поскольку униматься она не собирается.

А с другой стороны, угрозы её действия вроде как тоже не несут.

– Хотела кое-что проверить. – Неопределённо отвечает она, в коленно-локтевой позиции возвращаясь с балкона.

Её саму, что интересно, ситуация ни капли не смущает.

– Слушай, а ничего, что ты тут, в таком виде?

– Ты о чём? – хань деловито поднимается на ноги и отряхивает руки от пыли, которую собрала на ладони на балконе. – Кстати, ты б убирался, что ли. Такая грязь…

– Я о том, что ты со мной закрылась в номере и ползаешь в двусмысленном положении по полу, отставив зад вверх. В твой зад при этом засосало стринги. Это видно сверху, поскольку юбка коротка сверх приличий. А когда ты на четвереньках переползаешь на балкон, то видно и то место, в котором твои ноги соединяются.

– Да ладно, никто ж не видит! – она удивлённо отрывается от своих ладоней и поднимает взгляд на меня.

– Я вижу. Девушка моя может прийти в любой момент, она тоже может увидеть. Моше на третьем этаже: он не видит, но знает, что ты со мной.

– Он меня не любит. – Волшебным образом, Чоу игнорирует первые два пункта, начиная с третьего. Неподдельно и тяжело вздыхая и усаживаясь на мою кровать. – Я говорила с ним о серьёзных отношениях. Он не видит нас семьёй. Честно сказал: я – второго сорта, ему нужно только тело. Отношения временные, пока он тут: я ему очень удобна чистоплотностью, фигурой и доступностью…

– Прико-о-о-ольно. – Прорезается во внутреннем пространстве Алекс. – Как у вас ловко интересные темы всплывают.

– Такое впечатление, что голая манипуляция. – Ворчу ему в ответ. – Слабенькая попытка эмоциональных связей на целом каскаде ассоциаций…

– НЕТ. – Обрывает меня сосед. – Подожди секунду. Так… так… вот!

Чоу, договорив пассаж до конца, вроде как случайно отворачивается. Мне был виден лишь её затылок. А сама в этот момент вытирает слёзы, думая, что этого невидно.

– Мы так не договаривались… – замечаю вслух. – Давай ты поплачешь в другом месте?

– Извиняюсь. Секунду. – Поворачивается она, правда, через пять секунд, а не одну, но уже с абсолютно спокойным лицом. – Быть целителем неплохо. – Вздыхает китаянка. – Но не всё можно вылечить даже в себе…

– Ты об этом шла поговорить? И вломилась ко мне, чтоб пофилософствовать?

– Нет. Поговорить я шла о твоих зарубах с федералами. – Она деловито включает мой же чайник, открывая по очереди жестяные банки, в одной из которых хранится чай. – Ну и говно! – непосредственно сообщает китаянка, принюхавшись к содержимому. – А другого чая у тебя что, нет?! Белого там, или зелёного? Красного, на худой конец?

– Ты, кажется, путаешь роли. Я тебя вообще не приглашал.

– Да я знаю. – Она снова вздыхает, но в этот раз исключительно картинно и играя эмоции (спасибо чипу). – В общем, давай меняться информацией? Я тебе расскажу, что мне известно о том, кого вы с Моше ухлопали. А ты мне расскажешь подоплёку с твоей точки зрения?

– С чего это?

– Только начнём не по правилам. – Она как-будто не слышит меня. – Ты первый.

– Делай, как она говорит! – повторно прорезается Алекс. – Тебе всё равно терять нечего! И так знают все, кому не лень! А Бак сказал, что к взорвавшемуся чемодану ещё второй спец прилагался по регламенту!

– С ума сошёл? – окатываю соседа волной недоумения. – Ты не в курсе, как я к ней отношусь?

– Мне кажется, ваши отношения можно трансформировать. – Обтекаемо формулирует Алекс. – За результат не поручусь, но она тебе, как по мне, зла не желает. А местами даже так и вовсе…

Блин. Вот не люблю, когда на меня давят, ещё и с двух сторон. Вместе с тем, какой-то отголосок подобия предчувствия на заднем плане говорит, что, рассказав кое-что Чоу, я ровным счётом ничего не теряю. А приобрести очень даже могу.

Удивляясь самому себе, выполняю назидания этой пары и вкратце пересказываю известное мне.

Хань подробно, в деталях, выспрашивает о полицейских, о возврате квартиры с помощью Хаас, об информации из Квадрата.

– Обещаю тебе, что ничего из сказанного тобой не уйдёт дальше меня, ни при каких обстоятельствах. – Буднично подводит итог она, отпивая моего некачественного с её точки зрения чая, который сама себе и заварила.

– Ты обещала поделиться своей инфой.

– Да. Думаю, с чего начать… Единичка, есть одна хорошая старая поговорка. Где надо прятать лист?

– Ты про лес, что ли?

– Угу. Насчёт этого проекта на Мвензи, не всё так однозначно. Начать с того, что коррекция гена старения в итоге на втором-третьем цикле омоложения ведёт к деградации нейро… – а дальше она, организовав виртуальную доску со своего навороченного комма, на голограмме воспроизводит добрую половину аргументов Алекса, плюс-минус.

Называя, правда, чуть иные термины; но физика и химия процессов всё равно узнаваема.

Алекс внутри уважительно присвистывает и назидательно поднимает палец: а я говорил!

Я предусмотрительно молчу о том, что мне знакома концепция: умеешь считать до семи, остановись на пяти. Вместо этого, спрашиваю в конце:

– А откуда у тебя такой уровень владения федеральной темой, которая, сказать мягко, широко не тиражируется? Ты же даже не наша гражданка?

– Пекинский университет ханьской традиционной медицины. У нас даже не в этом веке начались исследования по теме. Сейчас, при помощи современной техники и на стыке с западной наукой, получилось окончательно оформить выводы. Коэффициента полезного действия величиной в сто процентов не бывает.

Я давлюсь своим кофе, а Алекс по внутренней связи задумчиво пишет в воздухе:

– Ты смотри. Кто бы мог подумать. Оказывается, умные люди везде думают одинаково.

– И у вас об этой коррекции буквально все знают? – мне сложно поверить в совпадения, несмотря на лучащегося оптимизмом Алекса внутри.

– Я на девятом уровне. – Напоминает она обиженно. – Это типа вашего доктора науки. Да, я пока молода и не имею обширной практики за спиной, но с теорией и рекомендациями учителей у меня всё в порядке. На ежегодные закрытые демонстрации меня зовут каждый год!

– Такое впечатление, что я тебя задел, – не считаю нужным скрывать того, что вижу. – Непонятно только, почему такой дорогой специалист работает простым секретарём. Пусть и не в самом простом месте.

– Пха-ха-ха-ха-ха! – она искренне и неподдельно смеётся, но ничего не объясняет.

Заставляя меня тщательно проанализировать всё, что мне известно. Может, она не простой секретарь? Может, у них с этим связаны ещё какие-то функции?

Кстати, если бы она сейчас полезла доказывать свою крутость, я б … не знаю, как бы воспринял. А так, она просто похихикала.

А следом за ней сейчас хихикает и Алекс. Сговорились, что ли.

– В общем, насчёт листа в лесу. – Продолжает она, как ни в чём не бывало, почти не картинно отсмеявшись (или это я просто доколупываюсь?) – Что тебе известно о рутении?

– Платиноид? Навскидку, ничего особенного. – Тщательно припоминаю курс химии, в том числе от Алекса. – Ну, вроде бы, у него есть своя инженерная ниша, типа повышения коррозийной сопротивляемости и износостойкости того же титана. Но у него и добыча не сказать, что простая, нет?

– Ты не врач. – Констатирует Чоу. – Рутений является единственным платиновым металлом, который обнаруживается в составе живых организмов. Концентрируется в основном в мышечной ткани. Иных платиноидов в органике в естественной среде нет.

– И-и-и?

– А вот так выглядит наша внутренняя университетская статья о перспективах трансформации ваших одарённых, при условии регулярного депонирования рутения в их мышечных тканях. – Она натыкивает какой-то код на виртуальной клавиатуре и в воздухе, в виде ещё одной голограммы, зажигается научная статья на её родном языке.

– Хренасе. – Констатирую, вчитавшись. – Я не всё понимаю, но оно, похоже, может быть как катализатором, так и вообще гасить способности одарённых? Уже во втором поколении? Если это жрать регулярно?

– Любое лекарство, в зависимости от дозы, может и на тот свет легко отправить. – Снисходительно подтверждает Чоу. – Диета с содержанием добавок рутения для одарённых – не исключение. Другое дело, что для коррекции метаболизма, да с гарантией на два поколения, надо разрабатывать и вводить целую культуру как производства, так и потребления. Только вот результаты от внедрения такой культуры будут видны далеко не сразу.

– Стоп! Смотри! – отчёркиваю ногтем в воздухе главное. – Тут терапевтическая доза от критической, провоцирующей деградацию, отличается всего на треть!

– Ты умный. – Изображает озадаченность она.

На самом деле, это Алекс умный. Но не говорить же об этом вслух.

– Это получается, если вместо грамма на тонну добавить грамм и три десятых, результат будет прямо противоположный?

– Ага. – Простенько соглашается Чоу. – Но и это не всё. Что ни говори, но производство такой еды – это целая новая индустрия. И никто из нормальных производителей, не озаботившись достаточными количествами сырья, затевать потребительские революции не будет.

– Ты меня как будто подводишь к чему-то…

– Мвензи – единственные естественные запасы рутения на планете, которые относительно несложно добыть. – Не делает театральных пауз она. – Вот наша геологическая карта, смотри…

_________

– Слушай, а почему ты мне это всё так спокойно рассказываешь? – спрашиваю уже совсем иным тоном через четверть часа, вникнув в детали.

– У нас есть журнал. Онлайн. Научный вестник медицинского университета, – глядя на меня, как на убогого, поясняет она. – Всё то, что я тебе сейчас рассказала, там печатается с позапрошлого года открыто, в виде выдержек из монографий доброго десятка действующих профессоров. Просто журнал на нашем языке, кто б его читал… А так-то, мы его и во все универы мира шлём, согласно Конвенции об обмене научными достижениями. Просто вы читать не хотите.

– А у нас, кажется, что-то ещё и секретят…