Текст книги "Чудеса Антихриста"

Автор книги: Сельма Оттилия Ловиса Лагерлеф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Сельма Лагерлёф
Чудеса Антихриста

«Когда придет Антихрист, он во всем будет подобен Христу. И наступит великий голод, и Антихрист будет ходить из страны в страну и раздавать хлеб неимущим. И будет у него много последователей».

(Сицилианское народное предание).

I . Видение цезаря.

Во времена, когда Август был римским цезарем, а Ирод – царем иудейским, на землю спустилась великая святая ночь. Никогда еще не было такой темной ночи; можно было подумать, что вся земля провалилась в подземелье. Было невозможно отличить воду от земли и легко было сбиться на хорошо знакомой дороге. Да иначе и быть не могло, потому что с неба не светил ни один луч. Все звезды оставались у себя дома, а кроткий месяц отвернул от земли свой лик.

И такими же глубокими, как мрак, были тишина и молчание. Реки остановились в своем течении, не было ни малейшего дуновения ветра, и даже листья осины перестали дрожать. Волны не катились к морскому берегу, и песок не шелестел в пустыне.

Все замерло и окаменело, чтобы не нарушить святости ночи. Трава перестала расти, туман не падал, и цветы не осмеливались изливать свои ароматы.

В эту ночь хищные звери не охотились, змеи не жалили, и собаки не лаяли. Но чудеснее всего было то, что и безжизненные предметы не хотели нарушать святости этой ночи, и их нельзя было потребить ни на какое дурное дело. Ни одной отмычкой нельзя было бы взломать замка, и ни один нож не был бы в состоянии пролить кровь.

Как раз в эту ночь в Риме небольшая группа людей вышла из дворца цезаря на Палатине и направилась через Форум к Капитолию. В только что истекший день государственные мужи обратились к цезарю с вопросом, разрешит ли он воздвигнуть ему храм на священной горе Рима. Август не дал им на это ответа, так как не знал, будет ли угодно богам, если ему воздвигнут храм рядом с их святилищами, и сказал, что ночью он принесет жертву своему гению и узнает его волю.

И вот теперь в сопровождении близких ему людей он отправлялся совершать жертвоприношение.

Августа несли на носилках, так как он был уже стар и ему трудно было подниматься на многочисленные ступени Капитолия. Он сам держал в руках клетку с голубями, которых хотел принести в жертву. С ним не было ни жрецов, ни государственных людей, ни стражи, были только его близкие друзья. Впереди него шли факельщики, словно расчищая дорогу в ночном мраке, а за ними следовали рабы, несшие треножный алтарь, жертвенные сосуды, ножи, священный огонь и разные другие принадлежности жертвоприношения.

Дорогой цезарь весело беседовал со своими друзьями, и поэтому никто из них не замечал бесконечного покоя и тишины ночи. И только когда они поднялись на вершину Капитолия и достигли открытой площадки, предназначенной для нового храма, им стало ясно, что происходит что-то необычайное.

Эта ночь не была похожа на обычные, потому что на вершине горы они увидали странное явление. Сначала они приняли это за старый высохший ствол маслины, потом им показалось, что это древнее каменное изваяние вышло на гору из храма Юпитера. Наконец, они поняли, что это не мог быть никто другой, кроме старой сибиллы.

Они никогда еще не видали существа более древнего, иссохшего и более громадного. Эта старая женщина наводила ужас. Если бы с ними не было цезаря, они все разбежались бы по домам.

– Это она! – шептались они между собой. – Та, что насчитывает столько же лет, сколько песчинок на морском берегу ее родины. Почему она именно в эту ночь вышла из своей пещеры? Что хочет она возвестить цезарю и государству, она, которая пишет свои пророчества на листьях деревьев и знает, что ветер донесет вещее слово тому, кому оно предназначено?

Они были так испуганы, что, сделай сибилла хоть одно движение, они все упали бы, распростершись, на землю. Но она сидела неподвижно, словно неживая. Она сидела, скорчившись, на выступе скалы и, держа ладонь над глазами, всматривалась во мрак. Можно было подумать, что она поднялась на самую вершину, чтобы лучше разглядеть то, что происходить где-то вдали. Так, значит, она могла видеть и в такую ночь!

Тут только цезарь и его спутники заметили, какой глубокий мрак царит вокруг. На расстоянии протянутой руки ничего не было видно. И какая тишина! Какое молчание! Не слышно было даже глухого шума Тибра. Хотя воздух был душный, холодный пот выступал у них на лбу, и руки их были вялы и бессильны. Они ожидали, что должно произойти что-нибудь ужасное.

Но никто не хотел показать своего страха, и все говорили цезарю, что это добрый знак: вся природа затаила дыхание, чтобы приветствовать нового бога.

На самом же деле старая сибилла была так поглощена своим видением, что и не заметила, как цезарь Август поднялся на Капитолий. Душа ее перенеслась в далекую страну, и ей казалось, что она бредет по громадной равнине. В темноте она все время спотыкалась о что-то, казавшееся ей кочками. Она наклонялась и ощупывала рукой. Нет, это были не кочки, а овцы. Она шла между больших стад спящих овец.

Наконец, она заметила огонь костра. Он горел среди поля, и она побрела к нему. Пастухи спали вокруг костра, а рядом с ними лежали их длинные остроконечные посохи, которыми они защищали стада от диких зверей. A разве не шакалы были эти маленькие зверки с блестящими глазами и пушистыми хвостами, которые пробирались к огню? Но пастухи не бросали в них посохами, собаки продолжали спокойно спать, а овцы не шевелились, и хищные звери спокойно легли рядом с людьми.

Все это видела сибилла; но она ничего не знала о том, что происходит сзади нее на горе. Она не знала, что там воздвигли алтарь, зажгли уголь, воскурили фимиам и что цезарь вынул из клетки голубя, чтобы принести его в жертву. Но руки его так ослабли, что он не мог удержать птицы. Голубь вырвался одним взмахом крыльев и исчез в ночном мраке.

Когда это случилось, спутники цезаря недоверчиво взглянули на старую сибиллу. Они думали, что она причинила это несчастье.

Они не знали, что, сибилле все еще казалось, что она стоит у костра пастухов и прислушивается к легким звукам, нарушающим мертвую тишину ночи. Она долго вслушивалась, прежде чем заметила, что они поднимаются не с земли, но доносятся из облаков. Наконец, она подняла голову и увидала светлые, сверкающие существа, проносящиеся во мраке. Это были маленькие группы ангелов, которые пели радостными голосами и, словно ища чего-то, носились взад и вперед над огромной равниной.

Как раз в эту минуту, когда сибилла прислушивалась к пению ангелов, цезарь готовился принести новую жертву. Он омыл руки, очистил алтарь и велел подать себе второго голубя. Но, как ни старался он держать его крепче, стройное тело скользнуло из его рук, и птица исчезла в непроницаемой ночи.

Цезаря охватил ужас. Оп пал ниц перед пустым алтарем и молил своего гения. Он просил дать ему силу избегнуть несчастья, которое, по-видимому, возвещала эта ночь.

Но и этого тоже не слыхала сибилла. Она всей душой вслушивалась в пение ангелов, которое становилось все громче. Наконец, оно стало так могуче, что разбудило пастухов. Они приподнялись на локтях и смотрели на блестящие толпы серебристо-белых ангелов, которые проносились во мраке длинными, колеблющимися рядами, подобно перелетным птицам. У одних в руках были лютни и скрипки, у других – цитры и арфы, и их пение было радостно, как детский смех, и беззаботно, как пенье жаворонка. Когда пастухи увидали все это, они пошли в горный городок, из которого они были родом, чтобы рассказать там о чуде.

Они с трудом поднимались по узкой извилистой тропинке, и старая сибилла шла за ними. Вдруг высоко на горе стало светло. Большая яркая звезда горела над горой, и город на вершине ее сверкал как серебро в лучах звезды. Все ангелы с радостными криками спешили туда, и пастухи ускорили свои шаги и почти бежали. Подойдя к городу, они увидали, что ангелы окружили низкий сарай близ городских ворот. Это было жалкое строение с соломенной крышей, и холодная скала заменяла его заднюю стену. Как раз над ним светила звезда, и сюда слетались ангелы. Одни опускались на крышу или на отвесную, скалу позади дома, другие, трепеща крыльями, реяли вокруг. И высоко-высоко в воздухе было светло от их сверкающих крыльев.

В то мгновенье, как звезда воссияла над горой, проснулась вся природа, и люди, собравшиеся на вершине Капитолия, тоже ощутили это. Они почувствовали дуновение свежего, но мягкого ветра, нежное благоухание разлилось вокруг, листья на деревьях шелестели, слышно было течениѳ Тибра, звезды засияли, и месяц вдруг поднялся высоко на небе и осветил землю. С облаков слетели вниз два голубя и опустились на плечи цезаря.

Когда совершилось это чудо, Август поднялся в гордой радости; но его друзья и рабы бросились ниц. Ave, Caesar! – восклицали они, – боги ответили тебе! Ты – божество, которому будут поклоняться на вершине Капитолия!

И люди, охваченные восторгом, так громко славили цезаря, что это услыхала и старая сибилла. Это пробудило ее от ее духовного видения. Она покинула свое место на отвесе скалы и подошла к людям. Казалось, что темное облако поднялось из глубокой бездны и окутало вершину горы. Она была ужасна своей древностью. Растрепанные волосы жидкими прядями висели вокруг ее головы, сухожилия утолщились, а потемневшая кожа покрывала ее тело, как древесная кора, морщина к морщине.

Но властно и внушительно подошла она к цезарю. Одной рукой она схватила его за руку, а другой указала ему на далекий восток.

– Смотри! – приказала она. Цезарь поднял свой взор и взглянул. Все исчезло перед его глазами, и взоры его проникли до отдаленнейшей местности востока. И он увидал жалкое строение у отвесной скалы и у открытых дверей несколько коленопреклоненных пастухов. Внутри он увидел молодую мать, стоявшую на коленях пред младенцем, который лежал на полу на связке соломы.

И длинные костлявые пальцы сибиллы указали ему на этого бедного младенца.

– Ave, Caesar! – язвительным смехом произнесла сибилла. – Вот Бог, которому будут поклоняться на вершине Капитолия.

Август отступил от нее, как от безумной. Но сибиллу охватил великий дух пророчества, ее угасшие глаза засверкали, руки поднялись к небу, голос изменился, словно он был не ее, и стал таким звучным и сильным, что его можно бы было слышать во всем мире. И она произнесла слова, которые она как бы читала среди звезд:

– На высотах Капитолия будут поклоняться обновителю мира, Христу или Антихристу, но не смертному человеку.

Произнеся это, она прошла между расступившимися в ужасе людьми, медленно сошла с горы и исчезла.

Август на следующий же день строго-настрого запретил народу воздвигать храм на вершине Капитолия.

Вместо того он поставил там жертвенник в честь новорожденного младенца и назвал его: «Алтарь неба» (Ara coeli).

II. Святой младенец Рима.

На высотах Капитолия возвышался монастырь, в котором жили монахи-францисканцы. Но строения его походили скорее на крепость, чем на монастырь. Словно сторожевая башня на морском берегу, с которой стерегут и высматривают приближающегося врага.

Близ монастыря находилась великолепная базилика Sancta Maria in Ara coeli. Базилика была построена в воспоминание того, что на этом месте сибилла показала Августу младенца Христа. А монастырь воздвигли, так как боялись, что исполнится предсказание сибиллы и на Капитолии будут поклоняться Антихристу.

И монахи чувствовали себя воинами. Отправляясь в церковь петь и молиться, они воображали, что идут на укрепления и осыпают тучей стрел нападающего Антихриста.

Они жили с непрестанной мыслью об Антихристе, и все их служение Богу было в стремлении не допустить Антихриста на Капитолий.

Они низко надвигали своп капюшоны, прикрывая глаза, и зорко всматривались в мир.

От постоянного напряжения взоры их стали лихорадочными и беспокойными, и им непрестанно казалось, что они видят Антихриста.

– Он здесь! Он там! – восклицали они. И они сбегались и готовились к бою, похожие в своих темных рясах на воронов, столпившихся на вершине скалы, завидя орла.

Но одни говорили:

– К чему служат молитва и покаяние? Сибилла предсказала: Антихрист должен прийти!

A другие возражали:

– Бог может совершить чудо. Если бы борьба была бесполезна, он не предостерег бы нас через сибиллу.

Из года в год охраняли францисканцы Капитолий покаянием, делами милосердия и проповедью слова Божия.

Они защищали его целые века, но чем дальше шло время, тем бессильнее и слабее становились люди. Монахи говорили между собой:

– Мир не может так стоять дольше. Должен явиться обновитель мира, как во времена Августа.

Они рвали на себе волосы и бичевали себя, так как они знали, что обновителем будет Антихрист и что он водворит возрождение мечом и силой.

Как немощных преследует мысль об их болезнях, так и они терзались мыслью об Антихристе. И они видели его: он был богат, насколько Христос был беден, был злобен, насколько Христос добр, и почитаем, насколько Христос был гоним.

Он приведет сильное воинство и пойдет во главе кровожадных злодеев. Он разрушит церкви, умертвить священнослужителей, возбудит людей к битве, и брат восстанет на брата, и каждый будет бояться другого, и нигде не будет мира.

И при каждом появлении сильного и могучего человека, совершающего победное шествие, на сторожевой башне Капитолия поднимался крик: «Антихрист! Антихрист!»

И каждый раз, как человек этот исчезал или погибал, монахи восклицали: «Осанна!» и пели «Те Deum». И они говорили:

– По нашей молитве гибнут злые, прежде чем они успевают достигнуть Капитолия.

Но для монахов прекрасного монастыря было большим мучением, что они никогда не знали покоя. Ночи их были еще тревожнее, чем дни. Им чудилось, что хищные звери входили в кельи и растягивались на ложе рядом с ними. И каждый дикий зверь был Антихрист. Одним монахам он являлся в виде дракона, другим – в виде грифа, а некоторым он казался сфинксом. И, вставая от сна, они чувствовали себя изнуренными, как после тяжелой болезни.

Единственным утешением этих бедных людей было чудодейственное изображение Христа, хранившееся в базилике Ara coeli. Когда кто-нибудь из монахов доходил в своем ужасе до отчаяния, он шел туда искать утешения. Он проходил через всю базилику и входил в запертую часовню возле главного алтаря. Там он зажигал священные восковые свечи и совершал молитву – прежде чем отпереть алтарный шкаф с железными дверцами и двойным замком. И он не поднимался с колен все время, пока созерцал святое изображение.

Это было маленькое спеленутое дитя с золотой короной на голове и золотыми башмачками на ногах, все сверкающее драгоценностями, которые приносились ему в дар молящимися. А стены часовни были покрыты картинами, в которых изображалось, как оно спасало от огня и морских волн, исцеляло больных и помогало во всевозможных несчастьях. Видя все это, монах торжествовал и говорил:

– Да славится имя Господне! На Капитолии еще поклоняются истинному Христу!

Монах видел, как лицо младенца улыбалось ему с мистическим выражением сознания своего могущества, и душа его возносилась к священным областям успокоения.

– Что может победить тебя, могущественный? – восклицал он. – Перед тобой склоняет колена вечный город. Ты святой младенец Рима. Ты царь, которому поклоняются народы. Ты сильный, несущий с собой помощь, поддержку и утешение. Тебе одному должно поклоняться на вершине Капитолия.

Монах видел, как корона на голове младенца превращается в золотое сияние, лучи которого расходятся по всему миру. И куда бы ни взглянул он по направлению лучей, всюду он видел множество храмов, в которых славили Христа. Казалось, что могущественный военачальник показывал ему все крепости и замки, охраняющие его государство.

– Нет никакого сомнения, ты не можешь пасть, – говорил монах. – Твое царство – вечно!

И каждый монах, приходивший искать помощи у святого изображения, чувствовал себя на несколько часов утешенным и успокоенным, пока страх снова не охватывал его. Но если бы монахи не владели этим изображением – их души не знали бы ни одного мгновенья покоя.

Монахи Ara coeli все свое время проводили в молитвах и покаянии, и монастырь никогда не терпел недостатка в защитниках. Едва только один ослабевал от постоянного страха, как другие спешили занять его место.

И хотя большинство поступающих в этот монастырь впадало в безумие или умирало преждевременной смертью, в нем никогда не было недостатка в монахах, потому что считалось большой заслугой перед Господом бороться за него на Ara coeli.

Шестьдесят лет тому назад борьба была в полном разгаре, и, благодаря слабости времени, монахи боролись еще с большим усердием, чем когда-либо, и ждали Антихриста еще с большей уверенностью, чем прежде.

В это время в Рим приехала одна богатая англичанка. Она поднялась на Ara coeli и увидала святое изображение, и оно так понравилась ей, что ей казалось, что она не может больше жить, не обладая им. Она часто отправлялась в базилику любоваться на него и, наконец, стала просить монахов, чтобы она продали ей это изображение.

Но если бы она даже выложила весь мозаичный пол золотыми монетами, монахи и тогда не продали бы ей изображения Христа, бывшего их единственным утешением.

Англичанка так сильно полюбила святое изображение, что, не видя его, не имела ни радости, ни покоя. А так как она не могла достигнуть своей цели никаким другим путем, то она и решила его украсть. Она не думала о совершаемом ею грехе; ее влекло неудержимое желание, и она лучше соглашалась погубить свою душу, чем отказать своему сердцу в наслаждении обладать желаемым. Для достижения своей цели она заказала сделать изображение, вполне схожее с тем, которое находилось в Ara coeli.

Младенец Христос в Ara coeli был вырезан из оливкового дерева, взятого из Гефсиманского сада; но англичанка решила заказать изображение из вяза, похожего па оливковое дерево. Святое изображение было раскрашено не рукой человека. Когда монах, вырезавший его, приготовил кисти и краски, он заснул за работой. А когда он проснулся, изображение было уже раскрашено. Оно само раскрасило себя в знамение того, что оно угодно Богу. Но у англичанки хватило дерзости отдать раскрасить свое изображение из вяза смертному живописцу, который сделал его весьма схожим с святым младенцем.

Этому поддельному Христу она заказала корону и башмачки, но они были не из золота, а из позолоченной жести. Она заказала украшения, накупила колец и ожерелий, и цепочек, и браслетов, и других драгоценностей – но все это было из меди и стекла; и она обвешала его ими, как ищущие утешения украсили истинное и неподдельноѳ изображениѳ Младенца.

Когда изображение было готово, она взяла булавку и нацарапала на короне: «Царство мое лишь на земле». Как будто она боялась, что сама не отличит одно изображение от другого. И словно этим она хотела успокоить свою совесть.

– Я совсем не хотела делать подложного изображения Христа. Ведь я написала на короне: мое царство лишь на земле!

Потом она завернулась в широкий плащ, спрятала под ним свое изображение и отправилась на Ara coeli. Она попросила, чтобы ее допустили поклониться святому Младенцу.

Ее провели в святилище, зажгли свечи, открыли железные дверцы, и перед ней засияло святое изображение. Тогда она задрожала и зашаталась, и у нее был такой вид, что она готова лишиться чувств. Монах, бывший с ней, поспешил в ризницу за водой, и она осталась одна в часовне. А когда он вернулся, она совершила уже святотатство. Она овладела чудодейственным изображением, а поддельное и бессильное поставила на его место.

Монах не заметил подмена. Он запер фальшивое изображение железными дверцами и двойным замком, и англичанка со своим сокровищем удалилась домой. Она поставила его в своем дворце на мраморный постамент и была так счастлива, как никогда в жизни.

На холме в Ara coeli ничего не подозревали о понесенной потере и продолжали чтить подложное изображение, как истинное; и, когда наступило Рождество, ему, по обыкновению, построили в церкви великолепную пещеру. Тут лежал он, весь сверкая, на коленях Марии; а кругом были расставлены пастухи, ангелы и волхвы. И пока стояла пещера, дети из Рима и всей Кампаньи сходились в церковь, поднимались на маленькую кафедру, воздвигнутую в базилике, и славили милосердие, любовь и могущество младенца Христа.

Но англичанка жила в большой тревоге, что кто-нибудь откроет, что она похитила изображение Христа из Ara coeli. И поэтому она никому не признавалась, что изображение, которым она обладала, было настоящее.

– Это поддельное изображение, – говорила она. – Оно так схоже с настоящим, как только возможно быть; но оно только сделано по его образцу.

Случайно у нее в услужении была итальянская девочка. Проходя однажды через комнату, она остановилась перед изображением и заговорила с ним:

– Бедный поддельный Христосик, если бы ты знал, в какой пышности лежит истинный младенец в пещере Ara coeli, а Мария, св. Иаков и пастухи стоят перед ним на коленях. Если бы ты видел, как дети поднимаются на маленькую кафедру, склоняются перед ним, посылают ему поцелуи и так хорошо славят его, как только могут!

Несколько дней спустя, маленькая служанка опять подошла к изображению и сказала:

– Бедный поддельный Христосик, ты знаешь, я была сегодня наверху в Ara coeli и видела, как несли в процессии истинного младенца, над ним держали балдахин, и весь народ падал на колени, пел и играл перед святым изображением. Ты никогда не будешь участвовать в таком великолепии!

И еще несколько дней спустя, подошла девочка к изображению и сказала:

– Знаешь, поддельный Христосик, тебе лучше стоять здесь! Потому что истинного Христосика призывают к больным и везут к ним в золотой карете; но он не может им больше помочь, и они умирают в отчаянии. И начинают говорить, что святой младенец потерял свою силу творить добро и что молитва и слезы больше не трогают его. Для тебя лучше, что ты стоишь здесь, чем если бы к тебе обращались за помощью, а ты не мог помочь.

Но в следующую ночь совершилось чудо. В полночь раздался сильный звонок у ворот монастыря Ara coeli. А так как привратник не очень спешил отпереть – ворота начали стучать. Стук был резкий, как от звучного металла, и он раздавался по всему монастырю. Все монахи разом проснулись. Все мучимые ужасными снами побросали свои постели, думая, что уже пришел Антихрист.

Но когда открыли – на пороге стояло святое изображение! Его маленькая ручка дергала колокольчик, а маленькая, обутая в золото, ножка была протянута, чтобы постучать в ворота!

Привратник поднял святого младенца на руки. И тут он увидал, что у Христа на глазах были слезы. Ах, бедное святое дитя, ему пришлось ночью идти через город! Что только пришлось ему видеть! Сколько бедности, горя, несчастья и сколько преступлений. Страшно было подумать, что должен он был вынести при этом!

Привратник отправился сейчас же к настоятелю и показал ему изображение. И они удивлялись, как могло оно выйти ночью.

Настоятель велел звонить в колокола и сзывать монахов на богослужение. И все монахи собрались в большую полутемную базилику, чтобы со всей торжественностью поставить изображение на его место.

Изнуренные и измученные, шли они туда, дрожа под своими тяжелыми капюшонами. Многие из них плакали, словно избегли смертельной Она сности.

– Что было бы с нами, – говорили они, – если бы у нас отняли наше единственное утешение? Не Антихрист ли выманил святого младенца Рима из безОна сного святилища?

Но, когда они хотели положить изображение Христа в священный шкаф часовни, они увидали там фальшивое изображение, на короне которая стояла надпись: «Царство мое лишь на земле!»

И, когда они ближе рассмотрели изображение, они увидали надпись.

Тогда настоятель обернулся к монахам и сказал:

– Братья, пропоем «Те Deum», обовьем шелком колонны храма, зажжем все свечи и лампады и справим великое празднество. – Все время своего существования монастырь был местом страха и проклятия, но ради страдания тех, кто жил здесь, Господь явил нам свою милость. Теперь мы избегнули всех Она сностей!

– Господь увенчал битву победой, и то, что вы сейчас видите, есть знамение, что Антихристу никогда не будут поклоняться на Капитолии.

– Ибо, чтобы пророчество сибиллы не осталось невыполненным, Господь послал это поддельное изображение Христа, хранящее на своей короне слова Антихриста, и заставил нас поклоняться ему, как великому чудотворцу.

– Но теперь мы можем успокоиться в мире и радости, потому что мрачное пророчество сибиллы исполнилось: здесь поклонялись Антихристу.

– Велик Господь Всемогущий, рассеявший наш безумный ужас и исполнивший свою волю, не допустив мир до поклонения ложному образу Христа.

– Счастлив монастырь Ara coeli, находящийся под покровительством Господа, творящий его волю и осененный его неисчерпаемыми милостями!»

Произнеся эти слова, настоятель взял ложное изображение Христа, прошел с ним весь храм и отворил главный вход. Здесь он вышел на паперть. Перед ним спускалась длинная широкая лестница в сто девяносто мраморных ступеней, которые словно вели от Капитолия в прОна сть.

Он поднял изображение высоко над головой и громко воскликнул:

– Anathema Antichristo! – и сбросил его вниз в мир с высоты Капитолия.