Текст книги "Лирика Древнего Рима"

Автор книги: Секст Проперций

Соавторы: Альбий Тибулл,Гай Валерий Катулл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

15 О, если б мог я узнать полезные сердцу приемы

Вовремя! Поздно теперь зелья давать мертвецу.

Ведь у меня, у слепца, под ногами мерцала тропинка:

Только в безумстве любви нам ничего не видать.

Вот в чем победы залог: научись презирать ты, влюбленный, —

20 Нынче сама прибежит та, что отвергла вчера.

Тщетно стучась у дверей, госпожу мою звали другие;

Томной склонясь головой, милая льнула ко мне.

Эта победа моя мне ценнее парфянской победы,

Вот где трофей, где цари, где колесница моя!

25 Дар на колонну твою возложу, Киферея, богатый,

И от меня тебе там будут такие стихи:

«Дань перед храмом твоим, богиня, кладу я, Проперций, —

Ныне в блаженстве любви целую ночь проведя».

Молви, о свет мой, теперь: дойдет ли корабль мой сохранно

30 К пристани или на мель сядет с поклажей своей?

Если ж я в чем провинюсь и ты ко мне охладеешь, —

Тотчас в преддверье твоем мертвым меня ты найдешь.

XV

О, я счастливец! И ты, о светлая полночь! О ложе,

Негой блаженных минут благословенный приют!

Сколько мы ласковых слов сказали при свете лампады,

Что за сраженья у нас происходили во тьме!

5 То она, грудь обнажив, со мною борьбу затевала,

То затихала совсем, тело туникой прикрыв.

Приподнимала она мои сном отягченные веки

Прикосновением уст: «Что же ты дремлешь, лентяй?»

Разнообразили мы так часто объятий сплетения!

10 Часто сливались уста в долгом лобзанье у нас!

Нехорошо оскорблять Венеру игрою вслепую:

Помни, что очи – в любви верные наши вожди.

Ведь, по преданью, Парис нагою спартанкой391 пленился

В час, как из спальни ушла от Менелая она.

15 Наг был Эндимион, когда Феба сестрой овладел он,

И, говорят, возлежал также с богиней нагой.

Если ж упрямишься ты, не желая в постели раздеться,

Знай, все покровы твои руки мои изорвут;

Если ж неистовый гнев меня увлечет еще дальше,

20 Матери ты покажи руки свои в синяках.

Ведь не обвисли еще, мешая играть тебе, груди, —

Пусть поглядит на них та, что постыдилась рожать.

Страстью насытим глаза, покуда судьба дозволяет:

Близится долгая ночь, твой не воротится день.

25 О, если б цепь оплела нас, тесно друг к другу прильнувших,

И ни единый рассвет больше не смог развязать!

Голуби в страсти своей тебе да послужат примером:

Самка и с нею самец – брака живой образец.

Тот, кто безумствам любви конца ожидает, безумен:

30 У настоящей любви нет никаких рубежей.

Легче обманет земля хлебопашца невиданной нивой,

Солнце погонит скорей на небо черных коней,

Реки скорее начнут к истокам катить свои воды

И в пересохших морях рыба начнет засыхать, —

35 Нежели я свою страсть смогу перенесть на другую:

Мною владеет живым, будет и мертвым владеть.

Если захочет она дарить мне такие же ночи,

Год я единый сочту равным всей жизни моей;

Ежели много их даст, то стану тогда я бессмертным:

40 Каждого ночью одной в бога она превратит.

Если бы так же и все проводить свою жизнь захотели

И беззаботно лежать, отяжелев от вина,

В мире не стало б мечей, кораблей не нашлось бы военных,

В море Актийском костям римским лежать не пришлось,

45 И, утомившись в боях, над собой же справляя триумфы,

Не распускала б волос Рима седая глава.392

Будут, наверное, нас потомки хвалить по заслугам:

Кубки наших пиров не оскорбляли богов. Что же!

Покуда жива, наслаждайся жизнью беспечно:

50 Все поцелуи отдав, все же ты мало их дашь!

Знай, как эти листки, что слетели с венков помертвевших

И, одиноко кружась, плавают в чаше вина,

Так вот и мы: хоть сейчас любовь так много сулит нам,

Может быть, завтрашний день будет последним для нас.

XVI

Вот из Иллирии к нам явился, Кинфия, претор,

Что за пожива тебе, что за терзания мне!

Как это он не погиб на скалах подводных Керавна?

Жертвы какие, Нептун, ты б от меня получил!

5 Вот и пошли без меня у вас и пиры и попойки,

Вот и отворены всем двери всю ночь без меня.

Коли умна ты, спеши собирать изобильную жатву

И, не стесняясь, руно с глупой овцы состригай;

И наконец, когда он, поплатившись добром, обнищает,

10 Ты посоветуй ему к новым Иллириям плыть!

Знатность для Кинфии – вздор, почет никакой ей не нужен:

Ценен в любовниках ей только один кошелек.

Ты же печали моей на помощь приди, о Венера:

Пусть в сладострастии он мышцы себе надорвет.

15 Что же, здесь каждый любовь купить подарками может?

Только за деньги она губит, Юпитер, себя!

Вечно гоняет меня в океане разыскивать жемчуг,

Даже из Тира она требует ценных даров.

О, если б в Риме вовек не бывало богатых и даже

20 Сам повелитель у нас в скромном бы жил шалаше!

Мы бы тогда никаких продажных не знали любовниц

И не меняли б они дома до старости лет.

Нет, не за то, что семь дней ты, забыв обо мне, ночевала,

Гнусного мужа в своих белых сжимая руках, —

25 Горько не это, поверь, а то, что всегда с красотою

Тесную дружбу ведет в женщинах ветреный нрав.

Бедрами резво тряся, явился откуда-то варвар;

Миг – и счастливец в руках держит все царство мое!

Вспомни, к чему привели роковые дары Эрифилу,

30 Как новобрачной пришлось жутко Креусе сгореть.

О, неужель моих слез унять оскорбленье не сможет?

Иль от пороков твоих скорбь не исчезнет моя?

Сколько уж дней пронеслось, а я позабыл о театре,

О состязаньях, и мне Муза моя не мила.

35 Стыдно мне, стыдно, клянусь; но, может быть, это и правда,

Что недостойная страсть к доводам всяким глуха.

Вспомни вождя, что когда-то потряс Актийское море

Шумом пустым и обрек на смерть когорты свои.

Вспять обратить корабли бесславная страсть повелела

40 И за царицей бежать к самому краю земли.

Вот в чем Цезаря честь и вот в чем Цезаря слава:

Меч обнажил он и сам в ножны вложил, победив.393

Только каких бы одежд, и каких бы тебе изумрудов,

И золотистых каких он бы топазов ни нес, —

45 Пусть я увижу, как их разносят свирепые бури,

Пусть они пылью тебе, пусть они станут водой!

Нет, не смеется всегда над изменой влюбленных Юпитер,

Не постоянно же глух он остается к мольбам.

Видела ты, как порой в громах содрогается небо

50 Или с эфирных высот молния рушится вниз?

Тут ни Плеяды, ни сам Орион неповинен дождливый,

Не без причины разит молнии гневный удар;

Этим привык неизменно карать неверных любовниц

Некогда плакавший сам, ими обманутый бог.

55 И потому не гонись так жадно за платьем сидонским,

Чтоб не робеть, когда Австр на небе тучи сгустит.

XVII

Клятвой влюбленному лгать, с ним ночь провести обещая,

Это – в невинной крови руки свои обагрять.

Вот мой обычный припев! Я не раз в одинокие ночи,

С боку на бок вертясь, глаз не смыкая, лежал.

5 Хоть бы растрогал тебя над рекой изнывающий Тантал,

Чью воспаленную грудь лживая дразнит вода;

Хоть бы тебя поразил Сизифа труд непомерный,

Что на вершину горы тяжкую ношу влачит.

Все ж на земле ничего нет ужаснее доли влюбленных;

10 Если ты это поймешь, побережешься любви.

С завистью все лишь недавно меня называли счастливцем, —

Ныне лишь раз в десять дней принят бываю с трудом.

В пропасть с утеса теперь охотно я брошусь, злодейка,

Собственноручно готов яда себе натолочь.

15 Мне приходится спать на дорогах под хладной луною

Или сквозь щели в дверях нежные речи шептать!

Все же, хоть это и так, менять госпожу я не стану:

То-то заплачет она, верность мою оценив!

XVIIIa

Ненависть часто родят бесконечные жалоб потоки;

Если мужчина молчит – женщина сдастся скорей.

Если видал что-нибудь, упорно тверди, что не видел;

Если пришлось пострадать, муки свои отрицай.

5 Что, если б годы мои убелились уже сединою

И на иссохших щеках вяло морщины легли?

Не презирала, о нет, Тифонову старость Аврора,

Не покидала его сирым в восточной стране.

Часто сходила она, ласкала в объятиях нежных,

10 Не успевая коней выкупать и привязать,

И, обнимая его, почивая вблизи от индийцев,

Вечно роптала, сердясь на возвращение дня.

На колесницу всходя, немилость богов проклинала

И неохотно несла службу свою на земле;

15 Радости больше она от живого Тифона познала,

Чем испытала скорбей в час, когда умер Мемнон.

Дева прекрасная спать никогда не стыдилась со старцем

И целовать без конца белые кудри его;

Ты же, изменница, мной, ты юношей даже гнушалась,

20 Хоть и придется самой скоро старухою стать.

Что ж! Я терзаться теперь так сильно не стану: ведь часто

Грозен к тому Купидон, с кем он был милостив встарь.

XVIIIb

Что ты, в безумье пустом расписным подражая британцам,

Глянцем заморским, смеясь, волосы мажешь себе?

В виде природном своем прекрасно всякое тело;

Римское портит лицо красок заморских позор.

5 Множество мук под землей пусть женщину ту ожидает,

Что из бессмысленной лжи кудри меняет свои.

Что до меня – без труда ты мне можешь казаться прелестной:

Всех превзойдешь красотой, будь лишь почаще со мной!

Если окрасит виски себе женщина синею краской,

10 Станут ли нам потому синие лица милей?

Так как ведь нет у тебя ни сына, ни брата родного,

Буду я сыном твоим, буду и братом родным.

Пусть твое ложе само тебя охраняет надежно,

Мазать так сильно лицо лживою краской не смей!

15 Иначе я – берегись! – поверю сплетням и слухам:

Через поля и моря скачет мирская молва.

XIX

Хоть против воли моей ты, Кинфия, Рим покидаешь,

Рад я, что будешь одна жить в деревенской глуши:

Там, в непорочных полях, обольститель не явится юный,

Чтоб добродетель твою лживою речью смущать.

5 Там под окошком твоим не завяжется шумная ссора,

Сна не нарушит тебе чей-нибудь страстный призыв.

Кинфия, будешь одна глядеть на одни только горы,

И на стада и поля – бедных уделы селян;

Там никакие тебя соблазнить не смогут театры

10 Или же храмы – твоих место нередких проказ.

Там ты изо дня в день увидишь, как пашут волами

Иль как искусным серпом кудри срезают у лоз.

Изредка будешь носить в часовню убогую ладан,

В час, как на сельский алтарь жертвенный ляжет козел;

15 Ноги затем обнажив, подражать хороводу начнешь ты, —

Лишь бы не видел никто из посторонних мужчин.

Я ж на охоту пойду. Теперь мне нравится больше,

Снявши Венере обет, жертвы Диане носить.

Буду ловить я диких зверей, рога их на сосны

20 Вешать и лютых собак буду натравливать сам;

Но никогда не рискну нападать на львов-великанов

Иль в опрометчивый бой ринуться с дикой свиньей:

Право, довольно с меня отваги, чтоб брать боязливых

Зайцев и, взвивши стрелу, птиц поражать на лету

25 Там, где красивый поток Клитумн394 осеняет своею

Рощей и моет волной снежное стадо быков.

Ты, моя жизнь, всякий раз, как задумаешь что-нибудь, вспомни,

Что через несколько дней к двери приду я твоей.

Не в состоянье, поверь, помешать ни безлюдье дубравы,

30 Ни клокотанье ручьев, льющихся с мшистых вершин,

Имени чтоб твоего не склонял мой язык постоянно, —

Лишь бы вдали, за спиной, не навредил мне никто.

XX

Что же ты плачешь сильней Брисеиды отобранной? Что ты,

Робкая духом, грустишь, как Андромаха в плену?

Что безрассудно богам моей докучаешь изменой?

Что ты скорбишь о моей верности, сгинувшей вдруг?

5 Так над могильным холмом соловей не поет, заглушая

В Аттике плачем ночным395 листьев Кекроповых шум;396

Так на смятенный Сипил397 не льются Ниобы тщеславной

Слезы, потоком своим моя двенадцать могил.

Руки мне пусть закуют в оковы из меди тяжелой

10 Или в Данаин чертог тело мое заключат, —

Ради тебя, моя жизнь, разорву я и медные цепи,

И из Данаиной я выйду железной тюрьмы.

Злая молва про тебя стучится мне в уши глухие, —

Не сомневайся и ты в стойкости твердой моей.

15 Матери прахом клянусь, клянусь я родителя прахом

(Горе мне, если солгу: тяжек мне будет их прах!) —

Верным остаться тебе, моя жизнь, до загробного мрака:

Верность единая в нас, будет единой и смерть!

Если бы слава твоя, красота бы меня не пленяли,

20 Так удержать бы могла легкость служенья тебе

Вот уж седьмая давно протекла колея полнолуний,

Как про меня и тебя на перекрестках шумят;

Мне же порой под шумок так ласково дверь отворялась,

Мне удавалось не раз ложе твое посетить.

25 Не покупал я ночей обольщеньями ценных подарков:

Счастье мое создала щедрая милость твоя.

Многим желанна была, но ко мне одному ты стремилась,

Как же забыть я могу нежную душу твою?

Мучьте тогда вы меня, трагедий Эринии, ты же,

30 Грозный Зак, осуди страшным подземным судом;

Пусть в наказанье пошлют мне коршунов Тития хищных,

Пусть мне придется тогда камень Сизифов тащить.

Не унижайся же впредь предо мной в умоляющих письмах:

Верность в последний мой день будет, как в первый, свежа.

35 Правило есть у меня: единственный в мире любовник,

Не начинаю я зря и не кончаю шутя.

XXI

Как же меня этот Панф оболгал тебе в своих письмах!

Пусть же Венера ему, Панфу, за то отомстит.

Но не кажусь ли тебе я пророком правдивей додонских?

Этот красавчик-то твой, – знаешь ли? – он ведь женат!

5 Сколько пропало ночей! Ну, не стыдно ли? Видишь, поет он,

Вольный. Ты веришь ему? Вот и лежишь ты одна!

Стала ты басней для них; и он уверяет нахально,

Будто, хоть он и не шел, ты поджидала его.

Пусть пропаду, коль ему чего-нибудь надобно, кроме

10 Как похвалиться тобой: вот он каков, этот муж!

Некогда странник Язон обманул колхидянку так же:

Выгнал ее, а в дому стала Креуса царить.

Так в свое время провел Калипсо дулихийский любовник:

Он на виду у нее поднял свои паруса.

15 Ах вы, красавицы! Верите всем вы, развесивши уши!

Бросят вас – будете знать цену своей доброте.

Кто же остался с тобой? Ты давно уже ищешь другого.

С первым науку пройдя, глупая, остерегись!

Я же повсюду с тобой, и твой я во всякое время,

Будешь ли свежестью цвесть, будешь ли тяжко хворать.

XXII

Знаешь, вчера у меня на красавиц глаза разбежались,

Знаешь ты, Демофоонт, сколько мне горя от них.

На перекрестках нигде безнаказанно я не топтался,

Вечным соблазном, увы, был для меня и театр.

5 Будут ли белыми там изящно двигать руками

Или на всяческий лад что-нибудь там распевать,

Раны в то время себе глаза мои пристально ищут

Там, где иная сидит, белую грудь обнажив,

Там, где по ясному лбу струятся небрежные кудри

10 И не дает им упасть с камнем индийским игла.398

Если ж презрительный взгляд я суровой красавицы встречу,

Потом холодным тогда мой покрывается лоб.

Спросишь ты, Демофоонт, почему же я так увлекаюсь,

Но на вопрос «почему» не отвечает любовь.

15 Руки иной почему себе ранит священным кинжалом399

И под фригийский напев бьется, в бреду опьянев?

Каждому разный порок природою дан от рожденья,

Мне же, как видно, судьбой вечно влюбляться дано.

Пусть, как Фамира-певец, ничего не способен я видеть,

20 Но, мой завистник, не быть мне на красавиц слепым.

Если ж тебе я кажусь слабоватым каким-то и тощим,

Ты ошибаешься: я с честью Венере служу.

Можешь ты сам расспросить: убеждались красавицы часто,

Что я способен любить целую ночь напролет.

25 Вместе с Алкменой провел Юпитер две долгие ночи,

В небе две ночи подряд не было вовсе царя;

Но не расслабленным бог ко громам от нее возвращался.

Собственных сил никогда не истощает любовь.

Разве, когда Ахиллес отрывался от ласк Брисеиды,

30 Меньше фригиец дрожал пред фессалийским копьем?

Иль, когда Гектор вставал с постели своей Андромахи,

Разве микенцев суда не трепетали в бою?

Тот и другой корабли были в силах разрушить и стены:

Оба во мне – я Пелид, Гектор неистовый я.

35 Ты посмотри: небеса то луна освещает, то солнце, —

Вот точно так же и мне женщины мало одной.

Пусть же вторая меня согревает в объятиях пылких,

Если у первой себе места я вдруг не найду;

Или же, если одна на слугу моего разозлится,

40 Пусть она знает, что я страстно желанен другой.

Ибо на двух якорях корабль обеспечен надежней,

Меньше тревожится мать, если растит близнецов.

Коль холодна – откажи; а нет – приходи на свиданье!

Что за охота тебе попусту тратить слова?

45 Правду сказать, ничего для любовника нет нестерпимей

Той, что, надежду подав, вдруг отказалась прийти.

Как, с боку на бок вертясь на постели, он тяжко вздыхает,

Думая, где же она и почему не пришла?

Он донимает раба, повторяя все те же вопросы,

И заставляет сказать то, что боится узнать.

XXIII

Мне, кто старался бежать с дорог неотесанной черни,

Сладостна стала теперь даже из лужи вода.

Кто-нибудь знатный раба подкупает нередко чужого,

Чтоб обещанья его передал тот госпоже,

5 И повторяет вопрос: «В каком она портике нынче?»

Или: «На Марсовом где поле гуляет она?»

Это затем, чтоб, свершив, как у нас говорят, Геркулесов

Подвиг, в ответ получить: «Что же подаришь ты мне?»

Чтоб любоваться ты мог на сторожа кислую рожу

10 И, укрываясь, в его грязной каморке сидеть!

Да, и за целый-то год ты одну только ночь и получишь!

Ну вас совсем, коли вам дверь запертая мила!

Нет, только та, что гулять может вольно, отбросив накидку,

И никаких сторожей нет при ней, – та мне мила;

15 Что не боится башмак замарать на Священной Дороге400

И не заставит совсем ждать, коли к ней подойдешь.

Мучить не станет она и, болтая, того не попросит,

Что тебе дать пожалел старый твой скряга-отец.

Не завопит: «Я боюсь! Вставай же скорей, умоляю:

20 Горе, сегодня ко мне муж из деревни придет!»

Те, каких мне Евфрат и каких мне Оронт присылает,

Эти по мне: не хочу робких, украденных ласк.

Право, теперь никакой не осталось любовникам воли:

Тот, кто захочет любить, сразу же станет рабом.

XXIVa

«Ты ль это все говоришь? Ты, прославленный собственной книгой!

Ведь твою Кинфию здесь весь уже форум прочел.

Но от признаний таких чей лоб не покроется потом?

Где тут скрытность любви, где благородство стыда?»

5 Да! Если б Кинфия мне уделяла и нежность и ласку,

То не прослыл бы у вас первым беспутником я;

Я не ходил бы теперь ошельмованным в городе нашем, —

И хоть бы страстью пылал, имя свое бы я скрыл.

Не удивляйся же впредь, что ищу я охотно дешевых:

10 Эти бесчестят не так. Это, по-твоему, вздор?

То опахало ей дай из хвостов горделивых павлинов

Иль прохладительный шар401 в руки ты ей положи;

Я раздражен, так достань из слонового зуба ей кости,

Всякую дрянь, что блестит в лавках Дороги Святой!

15 Ах, да совсем, я клянусь, не в расходах тут дело! Но, право,

Стыдно игрушкой мне быть лживой своей госпожи.

XXIVb

Этим ли должен был я, по-твоему, так восторгаться?

Иль при твоей красоте можно и ветреной быть?

Ночь иль две ночи любви еще не успели промчаться,

Я же, как видно, уж стал в тягость постели твоей.

5 Ты ведь хвалила меня, стихи мои часто читала;

Так почему ж твой Амур вдруг от меня улетел?

Пусть в дарованье другой, пусть в искусстве со мною поспорит,

Пусть-ка научится он вечно подругу любить;

Если потребуешь ты, – пусть сразится с Лернейскою гидрой

10 И от дракона примчит плод гесперидских садов;402

Ядом насытится пусть и волною кораблекрушенья,

И за тебя пострадать пусть не откажется он

(Если б, о жизнь моя, ты меня в тех трудах испытала!):

Трусом окажется вмиг неустрашимый хвастун,

15 Что похвальбою достиг раздутого ныне почета.

Знай, наступающий год вам подготовит разрыв.

Но не изменит меня ни древний возраст Сивиллы,

Ни Геркулеса труды или погибели день.

Ты похоронишь меня и скажешь: «Здесь прах твой, Проперций,

20 Вот он! увы мне, увы! верен мне был только ты;

Верен ты был мне, увы, хоть и знатностью дедовской крови,

Древностью рода, казной ты похвалиться не мог».

Все я готов претерпеть: меня не изменит обида,

И от красавицы я всякую тягость снесу.

25 Верю, что многих из нас наружность ее покоряла,

Да, но немногие ей были подолгу верны.

Только на краткий срок полюбил Тезей Миноиду,

Филлиду – Демофоонт: оба коварно ушли.

Также Язонов корабль хорошо ты узнала, Медея:

30 Мужа спасла ты, – и вот он покидает тебя.

Та холодна, что дарит любовь притворную многим

И отдается легко поочередно другим.

Не отдавай же себя ни знатным ты, ни богатым:

Ведь ни один не придет кости твои хоронить.

35 Я лишь останусь с тобой; но лучше оплачь, умоляю,

Ты меня, грудь обнажив и распустив волоса.

XXV

Мне появилась одна прекрасная в скорби утеха,

Раз, по веленью судьбы, смолкло: «Почаще ходи!»

Пусть ее образ затмит все другие в моих песнопеньях,

Если согласен ты, Кальв, если дозволишь, Катулл.

5 Воин в преклонных летах, доспехи сложив, отдыхает,

Вол престарелый в полях плуга не хочет влачить,

Остов гнилой корабля лежит на мелях пустынных,

Старый воинственный щит праздно во храме висит;

Но не отводит меня от любви к тебе даже и старость,

10 Хоть бы Тифоном самим, хоть бы я Нестором был,

Разве не легче служить жестокому было б тирану

Или в твоем мне быке мучиться, злобный Перилл?403

Разве не легче застыть перед грозным ликом Горгоны

Или же яростный клюв птицы кавказской терпеть?404

15 Все-таки я устою. Клинки железные точит

Ржавчина, камни долбит малая капля воды;

Но у порога моей госпожи любовь не тускнеет,

Все оскорбленья ее вынесет эта любовь.

Просит отверженный ласк, на себя преступленья возводит

20 Ею обиженный; вновь к милой безвольно спешит.

Ты ж, кто кичиться привык, легковерный, счастливой любовью,

Помни: у женской души нет постоянства в любви.

Кто же в смятении бурь обеты свои выполняет,

Ежели часто в порту гибнет разбитый челнок?

25 Или кто станет просить награды, не кончивши бега,

Прежде чем в круге седьмом столб обойдет колесо?405

Ветер попутный в любви грозит вероломной игрою;

Страшной бывает беда, коль запоздает она.

Даже когда ты любим, ты все-таки будь осторожен,

30 Крепко замкнувши в груди, радость свою затаи:

Помни, ко всякой любви не в меру хвастливые речи,

Сам я не ведаю как, ей постоянно вредят.

Пусть она часто зовет, ты, помни, ходи к ней пореже:

Недолговечно, поверь, то, за чем зависть следит.

35 Были б теперь те века, что нравились женщинам древним,

Был бы я счастлив, как ты: временем я побежден.

Но и теперешний век мне нравов моих не изменит:

Каждому надобно знать путь, по какому идти.

Вы, что привыкли дарить любовной услугою многих,

40 Сколько мучений своим вы принесете глазам!

Видели девушку вы с белоснежною нежною кожей,

Видели смуглую вы: оба вам цвета милы.

Видели вы, как идет гречанка, гордая станом,

Видели наших: влечет вас одинаково к ним.

45 В платье ль плебейском она, в роскошный ли пурпур одета, —

Та и другая равно к мукам тебя приведет;

Если довольно одной, чтоб глаза ты бессонницей мучил,

Каждый найдет и в одной скопище всяческих зол.

XXVI

Видел я сон, моя жизнь: ты после кораблекрушенья

По ионийским волнам, силы лишаясь, плыла,

Ты во всех былых клеветах на меня признавалась

И приподнять не могла тяжких от влаги волос.

5 Так же с пурпурной волной боролась некогда Гелла,

С мягкой спины соскользнув золоторунной овцы.406

Как я боялся, что вдруг назовут твоим именем море,

Что над твоею волной слезы прольет мореход!

Как я Нептуна молил, молил я и Кастора с братом,

10 Как умолял я тебя, о Левкотея, тогда!

Ты же, ладони свои из пучины едва поднимая

И утопая уже, имя твердила мое.

Если на глазки твои случайно бы Главк загляделся,

То в ионийских волнах нимфою быть бы тебе.

15 И Кимофое тогда лазурной и светлой Несее407 —

Всем Нереидам морей зависть внушала бы ты.

Но я увидел, дельфин спешит оказать тебе помощь,

Тот же, наверно, какой и Ариона спасал.

Вот уж с вершины скалы готов был я кинуться в море,

20 Как разогнал у меня все сновидения страх.

Пусть удивляются все моей над красавицей власти

Полной и пусть по всему Риму о том говорят.

Даже коль к ней притекут все богатства Камбиза и Креза,

Я не услышу: «Поэт, прочь от постели моей!»

25 Вслух мои строки твердит, говорит, что не терпит богатых;

Нет, ни одной не найти, чтоб так читала стихи.

Многое значит в любви постоянство, многое верность,

Тот же, кто многим дарит, многих готов полюбить.

Ежели милой моей захочется плыть через море,

30 Следом пущусь, и один ветер двух верных умчит,

Мы на одном берегу, под одной мы уляжемся кровлей

Дерева, будем мы пить из одного ручейка.

И на одной доске влюбленные могут улечься,

Будет ли ложем корма или же нос корабля.

35 Все я готов претерпеть: жестокий ли Эвр забушует,

Австр ли знобящий помчит парус неверным путем,

Бури ли те зашумят, что несчастного гнали Улисса

Или данайцев суда подле Евбейских брегов,408

Или сойтись берега заставляли, когда аргонавтам

40 Голубь дорогу открыл по незнакомым морям.

Словом, коль с глаз у меня она никогда не исчезнет,

Может Юпитера гнев испепелить мой корабль.

Да, мы нагие вдвоем на один будем брошены берег:

Пусть меня волны умчат, – суша укрыла б тебя!

45 Но к нашей страсти Нептун, однако, жестоким не будет,

Он, как Юпитера брат, также изведал любовь:

По воду шедшую бог Амимону обнял и трезубцем

Он на Аргосской земле выбил Лернейский родник,

Верен обетам своим, за объятья любви переполнил

50 Влагой божественной он девы сосуд золотой.

Так Орифия в плену отрицала жестокость Борея?

Сушу и бездну морей превозмогает Амур.

Верь мне, смирится для нас и Скилла, и грозной Харибды

В водоворте стремнин дико разверстая хлябь,

55 Даже небесных светил никакие не скроют туманы.

Будет сиять Орион, будет Козленок сиять.

Если в объятьях твоих я с жизнью должен расстаться,

Этот конец для меня будет желанным концом.

XXVII

Тайну хотите узнать своего вы последнего часа,

Смертные, и разгадать смерти грядущей пути,

На небе ясном найти путем финикийской науки

Звезды, какие сулят людям добро или зло;

5 Ходим ли мы на парфян или с флотом идем на британцев, —

Море и суша таят беды на темных путях.

Сызнова плачете вы, что своей головы не спасете,

Если на схватки ведет вас рукопашные Марс;

Молите вы и о том, чтобы дом не сгорел и не рухнул

10 Или чтоб не дали вам черного яда испить.

Знает влюбленный один, когда и как он погибнет:

Вовсе не страшны ему бурный Борей и мечи.

Пусть он даже гребцом под стигийскими стал тростниками,

Пусть он, мрачный, узрел парус подземной ладьи:

15 Только бы девы призыв долетел до души обреченной, —

Вмиг он вернется с пути, смертный поправши закон.

XXVIIIa

Сжалься же ты наконец, Юпитер, над бедной больною:

Будешь лишь ты виноват, если красотка умрет.

Вот уж настала пора, когда опаляющий воздух

И огнедышащий Пес землю иссохшую жгут.

5 Но не жара тут виной, не жестокость преступная неба, —

Нет, поплатилась она за непочтенье к богам.

Вот что губит теперь, как и раньше губило бедняжек:

Все, в чем клянутся они, – ветер умчит и вода.

Или, сравнив с Венерой тебя, оскорбили богиню? —

10 Ведь ненавидит она тех, кто красивей ее.

Разве был презрен тобой алтарь пеласгийской Юноны,409

Или осмелилась ты очи Паллады хулить?

Нет, не умеете вы, красавицы, сдерживать речи:

Вот как вредна красота, вот как опасен язык!

15 Но для тебя, что снесла так много превратностей в жизни,

Вместе с последней зарей час утешенья придет.

В юности телкою став, Ио мычала и воду

Нила пила, а теперь стала богиней она.

И молодая Ино, скитаясь, по свету блуждала;

20 К ней, к Левкотее, теперь жалкий взывает моряк.

Чудищам моря была обещана встарь Андромеда,

И достославной женой стала Персею она.

По аркадийским полям Каллисто бродила медведем;

Ныне ночным парусам путь указует звездой.

25 Если бы даже судьба поспешила тебя успокоить,

То погребения день будет твоим торжеством:

Сможешь Семеле открыть, что за зло красоте угрожает:

Эта поверит тебе, беды сама испытав.

Первое место займешь ты среди героинь меонийских,410

30 И никогда и ни с кем ты не разделишь его.

Ныне же сердце смири пред судьбою, насколько сумеешь:

Сжалится бог над тобой, черный развеется день.

Даже Юнона-жена отпустила б твои прегрешенья:

Горько Юноне, когда женщине гибель грозит.

XXVIIIb

Вот и волчок перестал вертеться под звуки заклятий,

И на потухшем уже лавр не трещит очаге;

И не желает Луна с небес многократно спускаться,

И погребальную весть карканье ворона шлет.

5 Но на ладье роковой любовники верные вместе,

Темный парус подняв, к водам подземным уйдут.

Не об одной я молю – двоих пощадить умоляю:

Будет жива – буду жив; если умрет – я умру.

За исполненье мольбы я священную песнь обещаю:

10 «Милую спас, – напишу, – вышних владыка богов».

Жертву тебе принося, у ног твоих она сядет,

Сидя расскажет про все долгие беды свои.

XXVIIIc

Пусть, Персефона, твоя с ней милость останется; ты же,

О Персефоны супруг,411 грозную ярость смири!

Боги подземные, вы много тысяч красавиц пленили,

Пусть же из них хоть одна здесь, на земле, расцветет.

5 Там ведь Иола412 у вас, Тиро белоснежная с вами,

С вами Европа, и там грех Пасифаи сокрыт.

Все, что цвели красотой в Ахайе древней и в Трое,

В царстве погибшем, где Феб правил и старец Приам,

С ними бесчисленный сонм красавиц римских, которых

10 Смерть унесла и костра жадное пламя сожгло.

Нет, не бессмертна краса, и счастие длится не вечно:

Рано иль поздно, но всех ждет беспощадная смерть.

Ты же, мой свет, избежав теперь опасностей грозных,

Ты учреди хоровод, дар свой Диане воздай,

15 Бдение ты учреди Изиде – бывшей телице,413

Да уж и мне заплати должные десять ночей…

XXIXa

Свет мой, когда я бродил вчерашнею ночью, подвыпив,

И не хранила меня верная свита рабов,

Вдруг повстречалась со мной малорослая стая мальчишек

(Сколько – того не скажу: страх помешал сосчитать);

5 Факелы были у них, у других же в руках были стрелы,

Третьи, почудилось мне, цепи несли для меня.

Все на подбор нагишом. Из них один побойчее

Крикнул: «Держите его! Он вам отлично знаком!

Он – тот самый, кого подруга в сердцах отдала нам».

10 Молвил – и тотчас аркан шею мою затянул.

Кто-то меня приказал тащить в середину, и слышу:

«Пусть тот погибнет, кто нас не признает за богов!

Ждет ежечасно тебя голубка твоя, недостойный,

Сам же невесть ты каких ищешь, безумец, дверей.

15 Лишь на сидонском чепце, на ночном, она ленты распустит,

Только раскроет глаза, отягощенные сном,

Как на тебя аромат повеет не трав аравийских,

Но фимиам, что возжег собственноручно Амур…

Братцы, простите его: он крепко любить обещает,

20 Мы же до цели дошли – вот и указанный дом».

Снова накинувши плащ мне на плечи, так они молвят:

«С миром ступай и учись дома сидеть по ночам!»

XXIXb

Близилось утро, и мне поглядеть захотелось, одна ли

Спит моя милая. Да, Кинфия, вижу, одна.

Замер я весь: мне еще она не казалась ни разу

Краше, ни даже когда, в пурпур одетая, шла

5 Девственной Весте свои рассказывать сны, вопрошая,

Не принесут ли они бедствия ей или мне;

Как же прекрасна была она тут при самом пробужденье,

Право, чарует сильней прелесть без всяких прикрас!

«Что ж ты чуть свет, – говорит, – подглядывать стал за подругой?

10 Или считаешь меня нравом похожей на вас?

Вовсе не ветрена я: одного мне любовника хватит,

Будь это ты иль другой, кто повернее тебя.

Нет, не отыщешь ты здесь следов на измятой постели,

Знаков объятий и ласк: здесь не лежали вдвоем.

15 И у меня, посмотри, никакой не исходит от тела

Запах, который всегда может измену открыть».

Молвила так и, вскочив, отстраняя рукой поцелуи,

Ножкою легкой скорей в туфли скользнула она.

20 Так-то вот изгнан я был, любви ненарушенной сторож!

Ночи счастливой с тех пор больше уж я не знавал.

ХХХа

Что ты, безумец, бежишь? Не скроешься! Если бы даже