Текст книги "Фантастика-2009"

Автор книги: Сборник Сборник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 40 страниц)

Свое открытие, боясь конкурентов, англичане держали в секрете. Но Колумб, побывав в 1477 году в Бристоле, мог все-таки о нем узнать от английского мореплавателя Джона Кабота, который на самом деле был Джованни Кабото, итальянцем по происхождению, родившимся в той же Генуе, что и сам Колумб.

Новозеландцы были склонны верить испанскому монаху-францисканцу Бартоломео де Лас Касасу, оставившему ряд трудов по истории и этнографии Центральной и Южной Америки. В одном из них, уже в 40-х годах XVI века, монах-историк прямо обмолвился, что сведения о неведомой земле за океаном Колумб получил от некоего безвестного штурмана, который сбился с курса, был унесен к неведомой земле, но сумел-таки вернуться на остров Мадейру, где как раз в это время находился Кристобаль Колон.

Французы склонялись к предположению, что, будучи в Бристоле, Колумб совершил плавание в Исландию, где и узнал о плаваниях в Северную Америку викингов, проложивших туда дорогу за пятьсот лет до великого адмирала.

К сожалению, наблюдая за каравеллами Колумба издали, с этой плавучей плоскости, узнать, есть ли у мореплавателя какая-то секретная карта, конечно, не удастся. На этом сходились все, и это всех огорчало. И все же даже наблюдения издали, конечно, тоже были бесценными для науки. Продолжать их надо было обязательно, несмотря на иррациональность всего, что произошло с путешественниками во времени, и неизвестность, ожидающую впереди. В этом тоже сходились все, хотя и отмечали, что все происходившее на каравеллах Колумба кажется довольно скучным.

Василий разогрел в микроволновке котлеты по-киевски. Бутылки постепенно пустели, потому что разговор о Колумбе нередко прерывался тостами. Николай Леонидович еще раз отлучился к своему холодильнику. Итальянец Манчини залезал в свою машину времени дважды.

Тосты провозглашались за каравеллу «Санта-Марию», за каравеллу «Пинту», за каравеллу «Нинью», за английского мореплавателя Джона Кабота, итальянца по происхождению и земляка Колумба, за отважных викингов, за Новый Свет, за Саргассово море, за остров Сан-Сальвадор в Багамском архипелаге, первую землю в Новом Свете, на которую суждено было высадиться Колумбу...

И наконец пришла минута, когда ассистент Василий взялся за музыкальный щипковый инструмент и запел.

Над Атлантическим океаном висели звезды. Наполненные ветром, шумели паруса каравелл, несущихся к Саргассовому морю. А рядом с ними над океаном летела песня, написанная российским бардом XX века, которую никто на каравеллах, конечно, не слышал, но которая вполне соответствовала ситуации:

Мы говорим не штормы, а шторма,

Слова выходят коротки и смачны.

Ветра, не ветры, сводят нас с ума,

Из палуб выкорчевывая мачты.

На иррациональной плавучей плоскости неподалеку от каравелл и предки, и потомки, пусть даже не все понимали слова, притихли. Мари Куше положила на плечо Василия руку...

И тут рядом с компанией появился еще один человек – тот самый новоприбывший путешественник по времени, который несколько часов так и простоял в потрясении и одиночестве где-то на носу плавучей плоскости.

– Кто вы? – хриплым голосом спросил он по-английски. – Где я?

Николай Леонидович налил в стакан водки и протянул незнакомцу. Это было лучшее, что он мог сделать в этот момент. Человек залпом осушил стакан. Дождавшись этого, Николай Леонидович ответил вопросом на вопрос:

– А вы кто?

– Мальтиец, – хрипло молвил незнакомец.

– Какой еще мальтиец? – удивился Николай Леонидович, обращаясь, скорее, ко всем остальным. – Если он с Мальты, так откуда машина времени? На Мальте никакой науки сроду не было.

Пит Фергюссон кашлянул.

– Тут, Ник, вы не правы, – сказал он. – Остров Мальта теперь у нас... В общем, поверьте, что машину времени там построить вполне могли.

Мальтиец, вертя в руках пустой стакан, уставился на новозеландца.

– Откуда вы знаете о моей машине времени? – выдавил он из себя.

Николай Леонидович взял у него стакан и налил еще. Мальтиец залпом выпил, поморщился и пробормотал что-то на неизвестном языке. Но теперь было ясно, что это мальтийский язык, которого лингвистический синхронизатор не знал...

– Вы присаживайтесь, – мягко сказал мальтийцу на правах хозяина Николай Леонидович Коровушкин. – Вам надо много понять и ко многому привыкнуть. Это будет не просто, но вот мы уже сумели понять и привыкнуть.

6

Утро 16 сентября 1492 года выдалось чудесным. Позади иррациональной плавучей плоскости, идущей, как и каравеллы, точно на запад, поднималось солнце, небо было безоблачным, вода спокойной. Остро пахло океаном – едкой солью, водорослями и еще какой-то неуловимой субстанцией, которой никто на свете так и не нашел исчерпывающе точного определения. Удивительным образом невидимая твердая преграда, окружавшая плоскость, защищала ее от волн, но пропускала запахи и звуки.

Пропускала она и попутный ветер. Он оказался довольно сильным, хотя почти не поднимал волн, а вместе с тем теплым.

Николай Леонидович Коровушкин стоял на носу иррациональной плоскости, рядом с бочкообразной машиной времени американца Хью, с удовольствием вдыхал воздух Атлантического океана и смотрел на плывущие в воде большие пучки зеленой травы, словно сорванной на каком-то сочном лугу.

– Саргассово море начинается, – сказал ученый ассистенту Василию. – Я его и раньше видел, но только сверху, из самолета, когда летал в Нью-Йорк на симпозиумы.

– Вы, шеф, видели его не раньше, а много-много позже, – поправил Василий.

– Ну конечно, позже, – согласился Николай Леонидович. – На пять с лишним веков.

В американской машине времени образца 2132 года отворилась узкая дверца, явно рассчитанная лишь на такого худощавого человека, каким и был Хью. Показался американец, похожий на Дон Кихота. Поздоровавшись с Николаем Леонидовичем и Василием, он бросил взгляд на «Санта-Марию», идущую поблизости на всех парусах, на «Нинью» и «Пинту», резво следующие за ней, и тоже стал смотреть на зеленую траву, покачивающуюся на воде.

– Вот и Саргассово море, как и следовало ожидать, – молвил Хью уныло. – Мне случалось плавать по нему на своей яхте.

Секунду помолчав, он добавил с досадой:

– А теперь я, черт знает на чем, по нему плыву! И чем все это закончится, тоже черт его знает. Я имею в виду, конечно, не Колумба, который, безусловно, откроет Америку, а всех нас.

После таких слов Николай Леонидович вдруг осознал, что утро, пожалуй, на самом деле не столь уж чудесное. Полная неопределенность с будущими перспективами не внушала большого оптимизма. Хотя вчерашний вечер с потомками, далекими и не очень далекими, конечно, удался на славу...

– Вот уже который день смотрю на эти чертовы каравеллы, – продолжал между тем Хью, – потому что надо же себя хоть чем-то занять, и, знаете, тоже до черта уже надоело! Не мог даже предположить, когда сюда отправлялся, что так будет! И вам тоже очень скоро надоест, вот увидите! Оказывается, ничего особо интересного, всего лишь живая иллюстрация к учебнику истории!

– Да, пожалуй, в общем, – согласился с таким мнением Николай Леонидович и перевел взгляд на флотилию Колумба.

Ясно было, что на каравеллах пучки травы в океане тоже уже заметили. Несколько раз матросы подцепляли их баграми и поднимали на палубы. Зеленую добычу рассматривали, оживленно обмениваясь репликами и жестикулируя. Наконец, на высокой корме «Санта-Марии» появился высокий человек, на которого сейчас же обратились взгляды всех остальных моряков. По крутому трапу человек спустился на палубу, взял у какого-то матроса зеленый пучок, рассмотрел его, протянул руку вперед, по ходу движения каравеллы, что-то сказал.

– Колумб утверждает, что эти водоросли – явный признак близкой земли, – зевнув, прокомментировал такую мизансцену Хью. – Сейчас он убедит всех, что еще немного, и впереди появится берег, благо ветер попутный. – Тут Хью слегка оживился: – Ого, вон тунец мелькнул! А вот еще один! Дальше будет еще больше! Я знаю, я сам их в Саргассовом море ловил, когда плавал на своей яхте.

– Однако Колумб очень сильно ошибается, – подхватил начальную часть его высказывания Николай Леонидович. – Через несколько дней ветер стихнет, и наступит штиль. Матросы начнут роптать. Если, конечно, все было именно так, как сообщают исторические источники.

– Так все и будет, кто бы сомневался, – молвил Хью. – А пока я, пожалуй, посплю еще немного.

И американец скрылся в своей машине времени.

Следующие дни подтвердили, что Хью был полностью прав. Ветер постепенно стихал. 21 сентября 1492 года утреннее солнце осветило удивительную картину: казалось, какая-то неведомая сила выбросила три каравеллы на бескрайний зеленый луг, во все стороны уходящий к горизонту. Паруса безжизненно обвисли, каравеллы едва ли не стояли на месте. Точно так же почти до нуля упала скорость плавучей плоскости. Наступал штиль.

Николай Леонидович провел эти дни, расхаживая по правому борту плавучей плоскости и наблюдая, без особого воодушевления, за всем происходящим на каравеллах. Компанию Коровушкину в основном составляли мальтиец и итальянец Джованни Манчини. Китайцы тоже взирали на каравеллы, но не выходя из своей машины времени. Старожилы плоскости относились к историческому плаванию Христофора Колумба совсем уж равнодушно.

Нельзя было, правда, не признать, что в действии, разворачивающемся на каравеллах, было довольно мало динамизма. Хотя даже на расстоянии можно было понять, что настроение моряков-испанцев заметно менялось к худшему.

Когда каравеллы только-только вошли в Саргассово море, оно оказалось полным огромных рыб, которых американец Хью назвал тунцами. Матросы с удовольствием их ловили и жарили на жаровнях. С каравелл доносился веселый смех. Теперь же, оказавшись во время штиля посреди необыкновенного моря, матросы явно приуныли, они собирались на палубах небольшими группками, о чем-то переговариваясь.

Разговоры смолкали, когда на высокой корме каравеллы – Николай Леонидович знал, что по-морскому она называлась шканцами – появлялся Колумб. Великий адмирал отдавал приказ измерить глубину, матросы бросали за борт лот – канат со свинцовым грузом на конце. По тому, что канат разворачивался до конца, ясно было, что лот не доставал дна.

Дождавшись результата промера, великий адмирал говорил что-то матросам, поднимался на шканцы и скрывался в своей каюте, чтобы через несколько часов снова появиться и отдать приказ еще раз промерить дно.

По всем признакам было видно, что недовольство матросов очень быстро растет. Это вполне соответствовало историческим источникам, из которых следовало, что матросов пугало необыкновенное море, сплошь покрытое травой, пугал штиль. Многим матросам казалось, что каравеллам теперь суждено оставаться на одном месте, пока не истлеют их паруса, а дерево не источат морские черви, а сами моряки к этому времени уже давным-давно умрут от голода и жажды.

Разговоры на палубах каравелл становились все громче, хотя отдельных слов нельзя было разобрать, а взгляды, обращенные на шканцы, все угрюмее. Сам Колумб во время штиля появлялся на них не часто.

Николай Леонидович подметил, что мальтийский изобретатель машины времени тоже мрачнеет день от дня вместе матросами Христофора Колумба.

– Вот и мы сейчас вроде них, – однажды молвил мальтиец, глядя на «Санта-Марию», – как и они не знаем своей судьбы.

– Они скоро откроют Новый Свет, – ответил Николай Леонидович, стараясь, чтобы голос прозвучал твердо.

– Это мы про них знаем, что они откроют, а они сами нет, – угрюмо возразил мальтиец. – А про нас самих хоть кто-нибудь знает?

– Должно же все это и для нас чем-нибудь кончиться, – сказал Николай Леонидович неуверенно. – Если так все случилось, должен же быть в этом какой-то смысл!

Еще через два дня, вновь в соответствии с историческими хрониками, задул сначала слабый, но быстро набирающий силу восточный ветер. Каравеллы двинулись дальше к западу, а вместе с ними синхронно стала набирать ход плавучая плоскость. И на ней тоже продолжалась своя жизнь, уже почти переставшая быть для Николая Леонидовича удивительной. Население плоскости продолжало увеличиваться – появлялись новые машины времени, которых та же неведомая сила переносила сюда с борта «Санта-Марии».

Однако одна из машин, построенная голландцем Йоханом ван Боммелем из Роттердама, явилась для Николая Леонидовича настоящим потрясением. Потому что голландец, оказывается, построил свою машину еще в 1999 году, то есть в самом конце XX века, опередив, правда, ненамного, самого Николая Леонидовича.

Вот это было уже ни в какие ворота! Ведь до появления ван Боммеля Николай Леонидович, несмотря на всю катавасию с изобретением машины времени, был непоколебимо уверен, что первым, кто ее сконструировал, был, конечно, он сам, пусть по необъяснимой причине о его приоритете забыли. Поэтому над всеми последующими изобретателями Николай Леонидович в глубине души ощущал определенное моральное превосходство, хотя этого, конечно, не показывал.

И вот объявился человек, построивший машину времени еще раньше, и Н.Л. Коровушкин увы, стал лишь одним из многих последующих ее изобретателей.

Теперь пришел черед самому Николаю Леонидовичу испытать ни с чем не сравнимое удивление: как это могло быть, что ни он, ни современный ему мир, ничего не знали о Йохане ван Боммеле?! Потрясен, естественно, был и сам голландец, утверждавший, что в 1999 году о его великом изобретении писали газеты всего мира, а сам он не сходил с экранов телевизоров.

В конце концов Николай Леонидович смирился с тем, что ван Боммель его опередил. Да и что еще ему оставалось? А голландец смирился со всем остальным.

Другие новоприбывшие машины времени были из разных времен, но изобретены позже, чем машина Николая Леонидовича. Одна из них, похожая на большой диван, как выяснилось, прибыла аж из 2656 года, и из страны, о которой все предшествующие путешественники по времени вообще ничего не знали. Экипаж машины, на этот раз многочисленный, из пяти человек, изъяснялся на очень странном языке. Лингвистический синхронизатор иной раз угадывал в нем слова и обороты из исландского, норвежского и португальского языков.

И держались эти пятеро, когда прошли обычный путь адаптации на плавучей плоскости, крайне обособленно, не то что симпатичный и общительный голландец ван Боммель.

Вот с ним Николай Леонидович, можно даже сказать, подружился, причем очень быстро, и общался с голландцем куда больше, чем со всеми остальными. Наверное, особой привязанности способствовало то, что обоих разделял не слишком большой временной интервал. Конечно, о Соглашении Николай Леонидович не забывал, раз жил позже голландца, но все равно тем для разговоров находилось немало. Самому же ван Боммелю и вовсе не было необходимости что-либо скрывать, раз он жил в 1999 году и был для Николая Леонидовича уже историей, хотя и близкой.

Правда, о принципе действия своей машины времени ван Боммель рассказывать не стал, раз Николай Леонидович умалчивал о своей. Хотя ван Боммель все же оговорился, что поначалу попал не на «Санта-Марию», как собирался, и даже не в Испанию, а в Лиссабон 1492 года, но потом сумел исправить оплошность. В ответ Николай Леонидович тоже великодушно признался, что и у него случились кое-какие недоразумения с блоком переноса.

В основном же беседы велись о голландской живописи, об Амстердаме и Делфте, в которых Николаю Леонидовичу доводилось бывать, об Антони ван Левенгуке, великом голландском изобретателе микроскопа, о ветряных мельницах, каналах, пронизывающих всю Голландию, русском царе Петре, который учился в Голландии морскому делу, и о голландском писателе Эдуарде Дауэсе Деккере, известном под псевдонимом Мультатули. Эти разговоры помогали коротать время, и вдобавок и Николай Леонидович, и ван Боммель, осознавали, что беседы вносят в сюрреалистическое существование на этой абсурдной плавучей плоскости, взявшейся неизвестно откуда, хоть какую-то рациональную материю.

Саргассово море между тем закончилось, испанские каравеллы снова вышли на чистую воду, продолжая западный курс. Сентябрь 1492 года подходил к концу.

Теперь путешественников по времени собралось столько, что прежнего единения уже не могло быть. Образовались и продолжали образовываться, как это всегда бывает в больших коллективах, различные группки – или по национальным признакам, или по близости времен. Чем меньше был временной промежуток, как например у Николая Леонидовича с ван Боммелем, тем легче сходились люди. Чем больше, тем труднее.

Однако ученый стал вдруг подмечать, что ассистент Василий, захватив старинный музыкальный щипковый инструмент, все чаще стал проводить вечера в обществе Мари Куше, очаровательной французской исследовательницы из 2196 года. Из-за какой-нибудь отдаленной машины времени, которые теперь прямо-таки теснились на плавучей плоскости, доносились аккорды и слова песен. Мари тоже пела под аккомпанемент Василия какие-то свои французские песни.

В конце концов Николай Леонидович, по праву шефа и старшего товарища, решил даже сделать ассистенту внушение.

– Ты, Василий, смотри, не увлекайся! – молвил он строго. – Она старше тебя на два века! Не забывай об этом! И вообще...

– О чем это вы, шеф? – удивился Василий, но почему-то, однако, отвел глаза в сторону.

– Сам знаешь о чем! – строго сказал Николай Леонидович. – О том, что на гитаре много играешь!

– Да что вы, шеф, – смущенно ответил Василий и зачем-то вдруг добавил: – У меня девушка в Москве! А тут такая возможность поупражняться во французском языке. К тому же Мари не два века старше, а поменьше...

– Смотри! – значительно повторил Николай Леонидович и перевел разговор на другую тему. – Ужинать пора! Сходи позови ван Боммеля.

В следующее утро небо обложили черные тучи, казалось, все вокруг насыщено электричеством, хотя пока лишь где-то далеко впереди, у самого горизонта, иногда вспыхивали зигзаги молний. Теперь почти все путешественники по времени собрались на носу плоскости, глядя на горизонт. Должно быть, все, как и сам Николай Леонидович, вдруг ощутили неясную тревогу, которая была словно разлита в воздухе.

Тревожное ожидание царило и на каравеллах, моряки готовились к урагану. На шканцах «Санта-Марии» появился Колумб, отдал какой-то приказ. Матросы начали сворачивать паруса. Но двигались моряки как-то нехотя.

В этот момент у Николая Леонидовича к чувству тревоги вдруг добавилось острое предчувствие: развязка необыкновенного путешествия на плавучей плоскости, возможно, уже близка. До Нового Света оставалось лишь несколько дней пути. А что будет дальше?

Сам Колумб, открыв остров Сан-Сальвадор в Багамском архипелаге, первую землю в Новом Свете, должен был затем обследовать несколько соседних островов и двинуться дальше, чтобы открыть Кубу и Гаити. Неужели и дальше эта плавучая плоскость будет идти вслед за каравеллами великого адмирала?

Но от таких мыслей Николая Леонидовича отвлекли бурные события, разворачивающиеся на «Санта-Марии»: на каравелле наконец-то вспыхнул бунт, о котором дружно сообщали все исторические хроники, – матросы хотели принудить Колумба повернуть назад. Правда, на деле бунт, как оказалось, продолжался совсем недолго, да и был каким-то совсем несерьезным.

Один из матросов вдруг бросил канат и стал бурно жестикулировать, показывая то вперед по курсу «Санта-Марии», то назад, на шкафут, где стоял Колумб в окружении нескольких офицеров. Видимо, это был призыв, оказавшийся последней каплей. Мгновение спустя толпа матросов ринулась к трапу, чтобы подняться на корму. Офицеры обнажили шпаги, один из них плашмя ударил лезвием первого из матросов, поднявшегося на шкафут.

Но тут же, словно только этого и дожидаясь, черное небо пролилось потоком воды, высокая волна подняла корму каравеллы, а нос «Санта-Марии» едва не скрылся под другой волной. Бросившись к румпелю, Колумб выровнял судно, что-то крикнул матросам, и те поспешно вернулись на палубу, чтобы с лихорадочной быстротой убирать паруса.

В мгновение ока океан разбушевался не на шутку. Три каравеллы с огромной скоростью неслись вперед, то взлетая на волнах, то проваливаясь в бездну. Словно сам Бог морей пришел на помощь Колумбу, чтобы погасить бунт, едва начавшийся, и приструнить мятежников. Однако и самому великому адмиралу тоже пришлось испытать на себе крутой нрав божества.

Зато над плавучей плоскостью гнев Бога морей оказался не властным. Удивительным образом она продолжала двигаться рядом с каравеллами столь же ровно, как и всегда, не испытывая ни малейшей качки. Иной раз волны поднимались выше нее, но на саму плоскость не попадало ни капли, хотя на ней стало ощутимо прохладнее.

Шторм продолжался всю ночь и весь следующий день. Теперь уже сам океан с огромной скоростью нес каравеллы, на которых были убраны все паруса, на запад. А на третье утро океан снова был спокоен, и над тремя каравеллами засияло солнце. Только теперь почему-то впереди шла «Пинта», а «Санта-Мария» следовала за ней, немного опережая третью каравеллу – «Нинью».

В ночь на 12 октября 1492 года на плавучей плоскости никто не спал, открытие Америки неумолимо приближалось, а уж такой-то момент пропускать никому не хотелось. Очень ярко светила луна, освещая спокойную гладь океана, хорошо было видно, как расхаживает по шкафуту «Санта-Марии» Колумб. В эту ночь, словно предчувствуя свое великое открытие, великий адмирал тоже не ложился.

Каравеллы Колумба все ближе подходили к острову Сан-Сальвадор, но сам глава экспедиции этого еще не знал. Путешественники по времени знали и ждали, когда с мачты «Пинты» матрос по имени Родриго де Триана крикнет во весь голос: «Земля!»

На самой плавучей плоскости, между тем, в это время творилось нечто совсем уже невероятное: машины времени самых разных эпох и стран стали теперь появляться едва ли не поминутно.

В этом хаосе уже ничего нельзя было понять. Над плоскостью метался ярко-красный диск, описывая замысловатые траектории, облетая то одну новую машину времени, то другую. Растерянные голоса новоприбывших слились в сплошной непрерывный гул, но старожилы, увлеченные приближающимся открытием Америки, не обращали на новичков никакого внимания. В какой-то момент Николаю Леонидовичу показалось, что рядом с ним в толпе новичков вдруг промелькнуло и сейчас же исчезло удивительно знакомое лицо, которое он не раз видел на портретах, но кто это, он вспомнил лишь в тот самый момент, когда на «Пинте» вдруг ударил пушечный выстрел. Это означало только одно: Родриго де Триана уже выкрикнул свое знаменитое слово – «земля!».

А сам Николай Леонидович в этот момент наконец сообразил и растерянно вымолвил:

– Эдисон! Томас Эдисон!

Поверить в то, что великий изобретатель тоже, оказывается, умудрился построить машину времени, о которой все последующие поколения опять-таки по необъяснимой причине забыли, Николай Леонидович не мог: в его голове сразу же завертелся год рождения Эдисона, который запечатлелся в его памяти еще со времен студенчества – 1847 год. Это же был XIX век!

Но довести эту мысль до конца Николай Леонидович не успел: над океаном пролились лучи восходящего солнца, и в тот же момент впереди все увидели зеленую полоску – остров Сан-Сальвадор Багамского архипелага, первую землю Нового Света, который открыл Христофор Колумб.

Каравеллы великого адмирала, приспустив паруса, все ближе подходили к острову. Моряки на палубах ликовали.

А перед иррациональной плавучей плоскостью из воды вдруг поднялась полукруглая арка из неведомой субстанции, больше всего походившая на радугу, но в которой был только один цвет – красный; и плоскость медленно стала втягиваться в эту арку.

Стоявший рядом ван Боммель сжал руку Николая Леонидовича, словно тисками, но тот ничего не замечал. Как и все, кто был рядом, оторопев, он следил за тем, как, пройдя арку, плоскость метр за метров растворяется в воздухе вместе со всем, что на ней было – и теснившимися, словно на складе, машинами времени разных эпох и стран, и стоявшими на плоскости плотной толпой людьми.

Первой исчезла бочкообразная машина американца Хью, поглотив заодно целую группу стоявших на самом носу путешественников по времени. Оказавшиеся за ними, в испуге отступали, но им мешали те, что были сзади, а плоскость между тем ощутимо стала набирать ход.

Исчез серебристый шар французских путешественников по времени из 2196 года, так и не рассказавших Николаю Леонидовичу, что это за будущий научный центр Лапидовиль. Пришел черед его собственной машины времени, но сам он в этот момент находился далеко позади нее и успел еще увидеть, как прошли арку и исчезли машины китайцев, итальянца Манчини, затем мальтийца...

И наконец плоскость пронесла сквозь красную арку самого Николая Леонидовича Коровушкина.

А в следующее мгновение ученый оказался в своей лаборатории, за письменным столом. В дальнем углу лаборатории ассистент Василий сидел за компьютером, углубившись в какие-то расчеты. Никаких следов машины времени в лаборатории не было, и Николай Леонидович никогда над ее изобретением не работал.

Неплохо, конечно, было бы побывать, например, при открытии Америки Колумбом или каких-нибудь иных важных исторических событиях, да и кто бы этого ни хотел, но пусть такие вымыслы сочиняют фантасты. Да и вообще подобные легковесные мысли посещали Николая Леонидовича крайне редко, а в последнее время голова его была занята совсем другими вещами.

Не так давно Николай Леонидович сформулировал важный постулат в области теоретической физики и получил за это престижную научную премию. Поневоле то и дело приходилось общаться с журналистами, несмотря на все прежние зароки. Вот и теперь по ту сторону стола сидела бойкая экстравагантная особа, и Николай Леонидович отвечал на ее вопросы. При этом брови ученого поднимались все выше, и он чувствовал, как в нем нарастает раздражение, потому что ясно было, что слова его падают в пустоту.

Когда журналистка задала очередной вопрос, ученый наконец не выдержал.

– Напомните, голубушка, как вас зовут? – попросил он вкрадчиво.

– Петрова Елена, – одаривая ученого очередной лучезарной улыбкой, отозвалась журналистка.

Николай Леонидович взорвался.

– Постарайтесь, Петрова Елена, никогда больше не попадаться мне на глаза! Это уже ни на что не похоже! Придти за интервью к ученому и не иметь ни малейшего представления даже об азах науки! Вот я позвоню вашему главному редактору!

Петрова Елена сначала ничего не поняла, потом не могла поверить, что уничтожающие слова ученого обращены именно к ней, но наконец вспыхнула, ударилась в слезы, подхватила сумочку и бросилась к двери.

– Представляю, что это за журнал такой – «Любознайка»! – говорил ей вслед Николай Леонидович. – И что это за главный редактор, который ее в этом журнале держит!

Где-то в глубинах Галактики в некий момент времени происходила беседа между двумя какими-то существами, разными по своему служебному положению.

– Ну докладывайте, – сказал руководитель Высшей Галактической Инспекции.

– Дело рядовое, – начал старший инспектор-исполнитель, – во вверенном мне секторе выявлен очередной случай научного достижения, способного принести цивилизации огромный вред. Речь идет о третьей по счету планете желтой звезды 87640387.

– Дальний конец вашего сектора, – вставил слово руководитель.

– Очень дальний, – согласился старший инспектор. – В данном случае тамошние туземцы открыли способ перемещения по оси времени. Сам по себе, конечно, он вполне очевиден и освоен многими цивилизациями. По необходимости применяется самой Высшей Инспекцией, что потребовалось и теперь.

– Продолжайте, – молвил руководитель.

– Но в данном случае я должен был принять меры, – продолжал старший инспектор. – Они вызваны тем, что данная цивилизация по типу развития, безусловно, относится к особому классу, которому подобное открытие, как и многие другие, полностью противопоказано. Нет никаких сомнений, что с его помощью туземцы непременно принялись бы перекраивать естественный ход развития своей истории, что привело бы к катастрофическим последствиям, поскольку наверняка попытки были множественными.

– Что, тамошние туземцы чрезмерно бойки? – поинтересовался руководитель.

– Не то слово! – в сердцах отозвался старший инспектор. – Знали бы вы, что они творят даже с самыми безвредными вроде бы открытиями!

– Тем не менее даже подобные формы разумной жизни имеют право на существование и развитие, пусть и под постоянным контролем, – задумчиво произнес руководитель. – С Кодексом не поспоришь.

– Не поспоришь, к сожалению! – вырвалось вдруг у старшего инспектора, но он тут же поправился: – То есть именно не поспоришь. Кодекс есть Кодекс!

Дальше старший инспектор заговорил строгими чеканными фразами:

– В полном соответствии с Кодексом и ничуть не выходя за рамки инструкций, исполняя свои обязанности и пользуясь всеми определенными Кодексом возможностями, я принял необходимые меры, чтобы спасти цивилизацию от хаоса.

– Ваша квалификация всем хорошо известна, – ободряюще молвил руководитель Высшей Галактической Инспекции. – Наверняка и на этот раз все было устроено наилучшим образом. Продолжайте!

Старший инспектор продолжал:

– На этой планете, знаете ли, есть временной период, который туземцы называют началом эпохи Великих географических открытий. Все началось с плавания туземца по имени Христофор Колумб.

Старший инспектор немного помедлил:

– Вот мне и пришлось позаботиться, чтобы названный Колумб получил информацию, будто бы некий другой мореплаватель, оставшийся неизвестным, незадолго до самого Колумба уже открыл огромную землю, лежащую на этой планете за океаном, который называется Атлантическим. Вследствие этого названный Колумб проявил огромную волю, чтобы организовать экспедицию на поиски этой земли, точно зная курс, каким вести свои корабли.

– Да, это вполне естественно, – задумчиво протянул руководитель.

– Должен особо подчеркнуть, – поспешно сказал старший инспектор, – что исторические события на данной планете я никоим образом не опережал. Открытие материка за океаном, впоследствии названного туземцами Новым Светом, было уже неизбежно. Однако плавание этого Колумба я превратил в своеобразную ловушку для всех, кому суждено на этой планете в разные эпохи постичь способ перемещения вдоль оси времени.

Старший инспектор еще немного помедлил, ожидая реакции руководителя. Тот пока молчал, но это молчание явно было благосклонным.

– Я исходил из того, что для туземцев данной планеты открытие Нового Света стало одним из самых масштабных исторических событий, – заговорил старший инспектор. – Оно само по себе должно было привлечь любого, кому уже много после него суждено было постичь способ перемещения по оси времени. Вдобавок, связанные с открытием Америки некоторые исторические загадки, о чем я тоже позаботился... Заметьте, речь идет об ученых, стремящихся к истине, а кто же еще способен сконструировать машину времени... на этой планете данное изобретение называется именно так... если не ученый. Словом, в конце концов каждый изобретатель машины времени непременно должен полюбопытствовать, как именно Колумб открывал Америку, и оказаться на корабле Колумба. Иначе какой же он ученый!