Текст книги "Искушение для грешника (СИ)"

Автор книги: Саша Кей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Глава 22. Стоит присушиваться ко Вселенной

Олег выворачивает с парковки перед студией, и я вижу в окно с какими лицами нас провожает эта будущая ячейка общества. Макс очевидно забавляется, а Карина, успевшая всучить нам с собой курник, смотрит так благостно, будто это был свадебный каравай.

Бесит-то как!

– Мау-рр! – мелкий с истошным воплем карабкается по мне куда-то выше. Перехватить его покрепче я не решаюсь, он же такой маленький, косточки такие хрупенькие… Но, по-моему, он стремится куда-то мне на макушку.

Раевский оглядывается на мои чертыхания.

– Во-во. Я так до студии ехал. По ощущениям, он мне скальп под крести-нолики располосовал.

– Далеко нам еще? – в отчаянии спрашиваю я, в сотый раз убирая грязный хвостишко из-под своего носа.

– Нет, дольше по кольцевой разворачиваться, минут через пять будем на месте, – обнадеживает меня Олег.

Спустя пять минут душераздирающего ора, пять километров моих драгоценных нервов и пять щипучих царапин мы закатываемся во двор, который в народе называют Пентагон.

Ого! Это ж сколько баблишка надо выложить, чтоб сюда переехать?

Не, я не жалуюсь. Я и сама в элитном жилье живу, причем еще со старыми планировками и высоченными потолками. Спасибо дедушке-профессору и бабушке, сумевшей выжить всех соседей. Но Пентагон – это вам не хухры-мухры, тут мусор выносят генералы, на лестничной клетке курят министры, ну и вообще живут крутые шишки.

Не иначе как из трепета перед власть имущими, стоит мне выйти из машины, как звереныш затыкается. Надолго его, правда, не хватает, и когда мы проходим мимо консьержки, он издает такой жалостливый мяв, что нас провожают осуждающим взглядом.

Я не больно-то верчу головой по сторонам, моя забота настойчиво лезет ко мне в ворот, поэтому слушаюсь руки Раевского, которая держит меня за шкирку. Общее впечатление, что Олег принес домой двух дворняг.

Попав в квартиру, животина принимается орать с удвоенной силой. Пока я пытаюсь с минимальным ущербом отцепить ее от себя, Раевский успевает сгрузить мои кофры, снять с меня ботинки и позвонить в зоомагазин в соседнем доме и заказать котенку приданое, обещая щедрые чаевые, если курьер поторопится. Через десять минут мы является обладателями всего: от шампуня и горшков до корма для маленьких котят.

Кот, как истинный представитель своего семейства, мыться очень не хочет и активно выражает свой протест, в связи с чем кожаные получают разной степени тяжести увечья. Сама процедура купания у нас с Раевским происходит на редкость слажено, как у бывалой пары, вырастившей не менее пяти детей. Деловито и молча, за исключением нецензурных слов, мы застирываем оказавшегося приятного персикового цвета котенка и заворачиваем его в полотенце.

Вручив куль с встрепанным котенком Олегу, я пытаюсь оттереть особенно живописные пятна на куртке, которую сняла уже в ванной, и ликвидировать грязь хотя бы на лице. Поглядев на это дело, Раевский говорит:

– Смыла мыть шею под большое декольте нет. Проще искупаться целиком. Я пока отнесу верхнюю одежду в экспресс-химчистку.

Оценив мокрые мыльные круги на куртке, которые сто пудов высохнут с белесым налетом, киваю и, выпроводив мужиков, а кот оказался именно котом, за дверь пытаюсь определить, что еще требует вмешательства. Попутно снимая шмотье, прихожу к выводу, что все не так уж и плохо. Пострадали в основном куртка и футболка. Жить можно.

Куртку уже унес Олег, а футболку я скидываю в раковину, намереваясь ее выполоскать.

– Надень пока…

Я взвизгиваю, представляя какую картину видит Раевский, у которого даже все слова растерялись, и поворачиваюсь к нему спиной. Эля, мать твою! Столько знаков от вселенной о пользе бюстгальтеров и все мимо кассы!

Отвернувшись от Олега понимаю, что сделала еще лучше, ибо стою лицом к зеркалу, в котором отражается ошалевшее от такого подарка лицо Раевского.

Взвизгнув повторно, я прикрываю свои перси руками, но не очень успешно. Гордость Бергманов выпирает ото всюду.

– Я принес тебе футболку, – справляется со слюноотделением Олег, но, кажется, вовсе не собирается выходить. Как приклеенный он стоит в дверях и гипнотизирует мое отражение, судя по направлению взгляда, как раз в том месте, где между пальцев виднеется нежно-розовый ореол соска.

– Ты не пробовал стучать? – возмущаюсь я.

– А зачем? – хрипло спрашивает Раевский. – Тогда бы я ничего интересного не увидел.

Он вешает футболку на крючок и подходит ко мне со спины, по-прежнему не сводя глаз с зеркала. А вот Марк бы ни за что не стал так беспардонно врываться даже в собственную ванную! Раевский тут же демонстрирует еще одно свое отличие от Марка.

Олег кладет свои ладони мне на плечи и нежно скользит ими вдоль рук, пока не накрывает мои кисти. От этой ласки мое сердце начинает колотиться, а один из сосков сжавшись проклёвывается между пальцами, тычась прямо в горячую ладонь Раевского. Я замираю в объятиях, почему-то не в силах нормально возмутиться. Дыхание перехватывает, и во рту пересыхает.

Проведя носом по тонкой царапинке на шее и заставляя меня покрываться мурашками, Раевский мурлыкает мне на ухо:

– Эля, прав был Макс, тебе необходима первая помощь.

Глава 23. (Бес) честная женщина

Я внезапно чувствую себя трепетной ланью перед облизывающимся серым волком. Только меня наполняет не страх, а легкое волнение. Желания Олега совсем недвусмысленные, и эта откровенность будоражит. Глубинное женское во мне знает, к чему ведут эти поглаживания, поцелуи за ушком, прижимания напрягшимся членом к попке… Знает и отдает телу команду готовиться к захвату, только, увы, не в плане сопротивления. Низ живота тяжелеет, грудь будто наливается, учащается пульс.

Раевский полностью сосредотачивается на скульптуре в его руках, а я смотрю эротическое кино в отражении зеркала. Как и любой фотограф, я – визуал, и сейчас мое сознание словно раздваивается.

Отстраненная его часть оценивает картину как красивую: нежная белокожая и рыжеволосая девушка с распахнутыми блестящими глазами и румянцем закусывает полную нижнюю губу белыми зубками в объятьях сильного мужчины.

А часть сознания примеряет зрелище на себя и находит его возбуждающим. Я вижу и чувствую одновременно, как Раевский сжимает руки поверх моих, крепко, но соизмеряя силу. Сдави он чуть сильнее, и косточки затрещат. Его ладони крупнее моих, и гордость Бергманов в них устраивается вполне уютно, и вовсе не возражает против такого массажа, даже намекает, чтобы хозяйка убрала лишние руки, а именно свои.

Когда одна рука Олега отправляется в поглаживающее путешествие по моему животу, оставляя за собой горячую волну, и, устроившись пониже пупка, приживает меня к телу Раевского сильнее, мое зрение становится тоннельным. Как в подзорную трубу я вижу, что Олег мизинцем проводит под кромкой пояса моих джинсов, заставляя девушку в зеркале напрячь живот и позволить расстегнуть пуговку. Вижу, как Раевский влажно целуя позвонки на шее, второй рукой убирает мои ладошки с груди, и она мягко пружинит, оказавшись на свободе. Вижу, что незнакомка в зеркале, уже упирается в раковину, и чувствую, как Олег проводит кончиком языка от кошачьего местечка между лопаток вверх до основания шеи, вынуждая мое тело выгибаться.

И когда он слегка прикусывает нежную кожу, сильнее вжимаясь в меня членом, я слабею. Так, наверное, чувствуют себя самочки в мире животных перед альфа-самцом.

На границе сознания маячит мысль, что сейчас произойдет что-то непоправимое, но прекрасное, а я, не могу вспомнить, почему же этого не должно произойти, но на помощь рассудку внезапно приходит технический прогресс.

Звук доставленного сообщения на моем телефоне, который выложила из кармана куртки, сопровождается вибрацией о раковину и врезается в ухо отрезвляющим жужжанием. А всплывший текст живо указывает на недопустимость моего поведения. «Элька, я добрался. Сейчас в душ и спать. Вечером позвоню».

По тому, как мгновенно напряглось мое тело, Олег понимает, что банкет окончен.

– Выйди, – прошу я его, отворачиваясь и прикрываясь руками.

Постояв еще минуту, обнимая меня и утихомиривая свои желания, Раевский все же оставляет меня одну.

Заперев дверь на щеколду, я умываю лицо ледяной водой, пытаясь сбить жар тела, лишенного обещанного удовольствия. Вот и не знаю я, чего лишаюсь, а организм воспринимает это болезненно. Но еще острее я сама принимаю факт своей слабости перед Раевским. Как смотреть после такого в глаза Марку? Да, до главного не дошло, но неужели я такая ветреная, что, собираясь замуж за одного, в считанные минуты таю в руках другого? С этим кобелем надо держать ухо востро! Первая помощь, блин! В снимании трусов, не иначе!

Коря себя на все лады, я смываю с себя грязь и волосы, оставленные кошаком, выполаскиваю футболку и вешаю сушиться. Напялив на предательские груди-нудисты принесенную Олегом футболку, ворот которой так и норовит сползти то с одного плеча, то с другого, я, состряпав максимально неприступное лицо, выхожу из ванной.

Иду на бубнеж Раевского и оказываюсь на кухне. Олег воспитывает рыжую морду:

– Рыжим положено вести себя смирно в руках хозяина, – он пытается удержать в полотенце мокрое животное, но оно непослушно выкарабкивается из кулька.

– А ты теперь хозяин? – спрашиваю я. Олег поднимает глаза на меня и усмехается сам себе, видя мой боевой настрой.

– Этого постараюсь пристроить. Держи мальца, моя очередь отмываться, – он протягивает мне котенка. В месте соприкосновения наших рук, словно электрический разряд проскакивает. Раевский улыбается, словно понимает, что со мной происходит, но пока свои поползновения не возобновляет.

Мы остаемся с котом одни.

Я прислушиваюсь, но щелчка замка на двери в ванную не слышу. Почему-то это выглядит для меня приглашением. Или он так уверен, что я к нему не вломлюсь? Задавливаю натуру, которая требует отомстить, потому что вряд ли Раевский смутится, если я застукаю его с голой грудью. Думаю, он не зардеется, даже если я его без трусов застану. Зато при мыслях о голом Олеге за милую душу краснею я сама.

Кот, равнодушный к моим моральным терзаниям, нагло выбирается из моих рук на обеденный стол, встряхивается, от чего становится похож на ёршик, и бодро топает обнюхивать всякие солонки. Оттащив чихающего котенка от перечницы, я догадываюсь, что скотинка хочет есть.

Добытое в недрах холодильника Раевского молоко он по каким-то причинам игнорирует, зато царапает пакет, из которого одуряюще благоухает курник. Мы с котей переглядываемся. Олег сам оставил нас тут на хозяйстве. Я же не могу оставить голодным малыша, не так ли? Сглатывая слюну, разворачиваю гостинец и отламываю смачный кусь.

Отковыряв несколько кусочков мяса, щедро делюсь с котенком, а в остальное запускаю свои зубы.

– Я не понял! – вздрагиваю я от возмущенного возгласа. – Я думал, ты как честная женщина придешь и надругаешься надо мной, а ты решила мной подло воспользоваться и сожрать мой пирог?

Глава 24. Кормление хищников

Быстро запихиваю за щеку откушенный кусок, будто у меня его отбирают, я поглядываю на кота. Мол, видишь, ты нас под раздачу подвел!

Кот же, тоже почуяв угрозу, встает над недоеденным мясом, выгибает спину и шипит в сторону Олега.

– Ну охренеть! – направляясь к холодильнику, ворчит Раевский, по дороге чуть не наступив в блюдце с молоком. – Эля Батьковна, ты нанесла мне подлый удар прямо в сердце!

Пристыженно развожу руками.

Обозрев внутренности холодильника, Олег оглядывается на нас, и, вздохнув, достает охлажденное рыбное филе. При вскрытии упаковки рыжий заметно оживляется и начинает требовательно орать. И как в таком мелком столько децибел умещается, а?

– Ему, наверное, сырое не стоит давать? – с сомнением спрашивает Раевский, но не дождавшись от меня вразумительного ответа по причине полного отсутствия знаний в этой области, под непрекращающийся кошачий ор организовывает паровую обработку. А ничегошный себе у кота рацион намечается: семга на пару!

Вспоминаю вчерашнего бабушкиного фаршированного карпа с тоской, в животе начинается революция. Раевский оборачивается на урчание моего живота и достает сковороду-грилль. Классная, у меня такая тоже есть. Я ей ни разу не пользовалась.

Как под гипнозом слежу за тем, как Раевский сбрызгивает ее оливковым маслом и, дав ей раскалиться, бросает на нее посыпанный специями кусок рыбы. Кажется, сейчас покормят всех, радуюсь я. Пока Олег добывает из холодильника лимон и овощи, я за его спиной методично продолжают колупать курник. От витающих запахов рот наполняется слюной, и я сглатываю, глядя на каждую кулинарную манипуляцию. Сейчас в моих глазах Раевского окружает ореол святого, еще никогда мужчина не представал передо мной в настолько розовом свете. Я сейчас и кошака понимаю: в ожидании своей порции тоже готова истошно орать, когда обнаженная спина с перекатывающимися мускулами закрывает от меня обзор на сковородку, я горестно вздыхаю.

– Эля! Я физически чувствую, что ты готова меня съесть! – продолжает ворчать Олег. – Займись делом: достань сок, возьми приборы, а то я уже волнуюсь за свою целостность.

– Как прикажете, мой повелитель! – вякаю я, но слушаюсь.

– Давно бы так, – одобряет Раевский.

Хочется как-то ответить на эти самодовольные подначки, но, посмотрев на Олега вновь, снова подпадаю под магнетическое воздействия зрелища мужчины, готовящего еду женщине. Правы, когда говорят, что в этом есть нечто сексуальное. Мама не любит, когда отец готовит, потому что за ним потом еще сутки отмывать все надо, но Раевский аккуратист, и тут претензий быть не может.

Когда мне наконец удается попробовать стряпню Олега, я закатываю глаза от удовольствия. Вот вроде просто жареная рыба, сбрызнутая лимоном, но это чума просто! Я даже постанываю от удовольствия, победно глядя на кота. Мне-то хозяин вон чего приготовил! Но котенок, налупившись от пуза, сворачивается клубком возле батареи. Там Олег ему вроде лежанку принес, но когда это коты спали там, где мы решили?

Раевский смотрит на меня с умилением, подкладывая салат, но взгляд его приобретает совсем иную окраску, когда я наевшись откладываю вилку. Чтобы увести его от неприличных мыслей, я предлагаю:

– Давай обработаем твои царапины?

– И твои тоже стоит, – соглашается Олег и достает с холодильника аптечку.

Начинаем мы почему-то с меня.

Надо сказать, что мне, с детства дружившей с мальчишками и постоянно собирающей разные травмы, такую обработку не устраивали еще ни разу. Чувствуется, что в отличие от дяди всех медсестер на моему веку, Раевский подходит к делу вдохновением. Так эротично этого еще никто на моей памяти не делал.

То, как он спускает ворот футболки с плеча, как он наклоняется ко мне, стоя совсем близко… Сдается мне, ему открывается вид на запретное, и я быстро складываю руки на груди. Как бережно и нежно протирается каждая мелкая царапинка, как Олег дует, чтобы не щипало, а все ранки находятся рядом с шеей и ухом, и я вся превращаюсь в сплошную мурашку. Несколько розовых полосок ниже ключиц удостаиваются отдельного внимания, а я чувствую поднимающееся волнение.

Засранский Раевский!

Прекращая этот медицинский произвол, я перехватываю средства первой помощи и приступаю к обрабатыванию царапок на Олеге, благо он даже без футболки. Расправив плечи Раевский позволяет мне пройтись антисептиком по груди, ключицам, основанию шеи…

Но чем выше я забираюсь, чем ярче чувствую его дыхание, тем волнительнее мне становится, и когда я поднимаю глаза, чтобы обработать царапины на лице, то попадаю в плен синих глаз. Подрагивающей рукой я провожу ватной палочкой по уже подсохшим царапинам, облизывая пересохшие губы. От Раевского веет таким жаром, что мне и самой становится горячо.

На мгновение я даже замираю, зато Олег оживает: он перехватывает мою руку и заводит мне за спину, прижимая меня к себе. Сквозь тонкий хлопок футболки я чувствую тепло и твердость его тела.

Медленно, будто боясь спугнуть, Раевский наклоняется ко мне. Я знаю зачем. И знаю, что это неправильно. Но сейчас я не могу даже глаз отвести. Хищный взгляд откровенно говорит, что пришла очередь другого зверя утолять голод.

Глава 25. Неожиданные помехи

Губы Олега невесомо касаются моих. Я судорожно вздыхаю, но не уклоняюсь. Пью его дыхание, пока кончик его языка, словно жало, источающее сладкий, но парализующий яд, проникает в приоткрытый рот. Не встретив сопротивления, Раевский слегка прикусывает нижнюю губу, и по телу пробегает горячая волна, которая накрывает меня с головой, когда Олег, поняв, что добыча сдалась, углубляет поцелуй.

И меня уже не беспокоит, что ладони Раевского под футболкой поддерживают тяжелую грудь, а подушечки пальцев гладят напрягшиеся соски. Все возбуждение, испытанное мной в ванной, возвращается с утроенной силой. Я таю от каждого прикосновения.

Освободившимися руками, потому что все выпадает из ослабевших пальцев, я скольжу по широкой гладкой груди и обхватываю Олега за шею. Чтобы ощущать его полнее, чтобы быть еще ближе, чтобы самой найти в нем опору. В эту бездну всегда падают двое, и я хватаюсь за него крепче, чтобы оставаться рядом с ним в этом водовороте.

Раевский подхватывает меня под попу и усаживает прямо на стол. Жалобно звякают сдвинутые тарелки, но нам нет до них дела. Впиваясь пальцами мне в ягодицы, Олег притискивает бедра все ближе к себе, и там, где наши сути прижимаются друг к другу, становится горячо. Не разрывая поцелуя, Олег пробегает пальцами по позвонкам и кладет руку мне на затылок. Задравшаяся футболка спереди позволяет нам прижиматься кожа к коже. Я неосознанно трусь об Олега грудь, вызывая в нем ответную реакцию: Раевский вжимается стояком мне в пах.

Томление, овладевшее мной, такое вязкое, что даже звук телефонного звонка прорывается в мое сознание прорывается с трудом.

– Тебе звонят, – сиплю я, отрываясь от губ Олега.

– Плевать, – отвечает Раевский, впиваясь поцелуями в беззащитную шею.

– Возьми трубку, а то так и будут звонить, – бормочу я, хотя на самом деле мне совершенно нет дела до жаждущего общения абонента.

Олег нащупывает на столе свой мобильник, вслепую нажимает на прием вызова и рявкает в трубку:

– У вас одна минута.

Выслушав короткую реплику от мужского голоса, он взрывается:

– Ты охренел! Чего ржешь? Ты в прошлой жизни конем был? Макс, еще раз наберешь меня сегодня, будешь опять с разбитой рожей ходить!

Раевский отключается и сердито бросает телефон на стол.

– Мститель хренов!

Но как только его взгляд падает на хихикающую меня, вся его злобность трансформируется в совсем другой огонь. Упс! Кажется, сейчас я буду отрабатывать наказание вместо Лютаева.

Я соскальзываю со стола и предпринимаю попытку к бегству. Да только где там?

В мгновение ока, Раевский перехватывает меня и, заключая в тесные объятья, прижимает меня спиной к себе.

– Эля, не буди во мне зверя! – он снова трется о мою попку вставшим членом. Плотная ткань его джинсов не способна скрыть степень его возбуждения.

Лишая меня воли и всякого желания вырваться из захвата, Олег целует меня за ухом. Прижимается горячими губами к венке на шее и слегка покусывает. Колени мои слабеют, а руки наоборот сильнее цепляются за предплечье Раевского, который, со спину задрав свободную футболку на мне и стащив ее с меня через голову, целует мои плечи.

– Так бы и сожрал, – бормочет Олег.

Отбросив бесполезную сейчас майку, одной рукой он сминает грудь, а другой бесцеремонно стремится к тайному треугольнику.

– Умру, если не узнаю, насколько ты рыжая, – горячо дышит он мне в ухо.

Пальцы Раевского смело расстегивают пуговку на джинсах и проникают сразу под ткань трусиков. Его ладонь ложится на коротко стриженные кудряшки и сжимает мое девичество, вырывая у меня тихий вздох.

Средний палец поглаживает расщелинку плотно сомкнутых губ, через которые, тем не менее, сочится смазка. Основание ладони чуть давит на лобок, а палец легкими усилиями прокладывает себе дорогу к моей пещерке.

– Горячая девочка.

У меня там и правда сейчас горячо.

Добравшись до девственного входа, Олег лишь слегка его погладил и направил палец обратно, раскрывая половые губы и находя скользкий от моих выделений клитор.

Господи, за то, что начинает вытворять со мной Раевский надо или казнить, или награждать орденом.

Терзая мои шею поцелуями и укусами, посасывая мочку уха, Олег ласкает меня между ног так, что я почти теряю разум. То, что он позволил себе тогда, в веревочном лабиринте, – просто верх скромности, по сравнению с тем, что он делает сейчас.

Надавив на горошинку, Раевский начинает пальцем водить по кругу, потом спускать его снова к дырочке, погружать в нее одну фалангу, слушая бесстыднейшее хлюпанье, и возвращаться назад, слегка сжимая клитор между двумя пальцами.

Олег упивается моими стонами и движениями бедер, тем, как я вжимаюсь в него попкой и одобрительно вздыхаю, когда он сильнее сжимает полную грудь. Когда Раевский переходит на поглаживание входа в мою киску двумя пальцами, я уже почти достигаю точки невозврата.

Я вся сосредоточена там, где руки и губы Олега. Почти ничего не вижу и не слышу, поэтому рык Раевского становится для меня неожиданностью.

– Я ему башку оторву!

С трудом соображаю, что это реакция Олега на очередной телефонный звонок.

– Это мой, – лепечу я пересохшими губами.

Выпутываюсь из рук Раевского, но он поворачивает меня лицом к себе, и я вижу, что он тоже на грани.

– Плюнь, – требует он, беря мое лицо в ладони.

Но мне редко звонят среди дня. Это может быть важно.

Я тянусь к мобильнику и, взглянув на определитель, быстро отвечаю:

– Да, дядя Гера. Что-то случилось?