Текст книги "Погоня за фейри (ЛП)"
Автор книги: Сара Уилсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
Сильные ладони подняли меня, пронесли в брешь в воздухе и опустили на гладкий пол. Когда я открыла глаза, я оказалась в убежище Скувреля – том, с книгами – смотрела на жуткую картину, которую он сделал для меня. Странные завитки красно-коричневого цвета вызывали тошноту, пока я пыталась дышать.
Внезапное глупое желание жестокости наполнило меня, терзало, пока перед глазами мелькали картинки меня с кровавыми ладонями, рассекающей горло человека, связывающей петлю для шеи, поворачивающей нож в плоти. Меня стошнило, я содрогалась, картинки не отступали.
Нет, Элли, это не ты!
Я не была жестокой без причины. Я не забирала жизни людей.
Но я ощущала отчаянный голод, терзающий меня, пытающийся поглотить меня силой.
Это было что-то больше меня.
– Не борись, – услышала я довольный голос сестры вдали. – Это убьет тебя, если будешь биться. Прими свою роль. Ты теперь – Равновесие. Ты несешь порядок в мир фейри. Ты будешь служить как рука Высшей королевы в Фейвальде.
Скуврель что-то прорычал, я не разобрала слова, а потом клетку убрали с моего пояса. Я потянулась к ней, но глаза потемнели от видений. Хуже, повязка все еще закрывала один глаз, и настоящий мир, который я видела, был ужасным и пустым, я не могла это терпеть. На месте высоких полок книг и удобных кресел, которые видел один глаз, другой глаз видел темную пещеру с обрывками ткани – или плоти – трепещущие на стенах.
Я с трудом сорвала повязку.
Хватит. Хватит этого бреда.
Подавляя ощущение, я встала, борясь с тошнотой, все кружилось перед глазами. Мне нельзя было поддаваться рвоте или этому срыву.
Скуврель стоял передо мной с белым лицом.
– Ты подтверждаешь мои страхи, Кошмарик. Несмотря на твой сладкий бунт, ты не выстоишь против Фейвальда.
– Я выдержу все, что меня ждет, – процедила я сквозь зубы.
– Сладкий Кошмарик, – сказал он с болью на лице. – Ты ощущаешь это сейчас. Это в твоих костях. Ты спасла человеческую жизнь. Теперь ты должна забрать человеческую жизнь.
– Нет, – сказала я, и боль, как от ножа, пронзила мою грудь. Я охнула и упала на колено.
Он тут же оказался рядом, притянул меня к себе, сжимал, будто я умирала, его лицо исказилось.
– Не умирай сейчас, Кошмарик. Мне нужно, чтобы ты сделала больше. Чтобы ты была больше этого.
Я пыталась говорить сквозь зубы, но боль была слишком сильной.
– Я заключу сделку, Кошмарик, – процедил он. – Я пообещаю сражаться за тебя, а не против тебя. Но, прошу, не борись с этим. Не умирай ради меня.
– Я борюсь с этим не ради тебя, – сказала я, каждое слово было боем с болью.
– Тогда зачем борешься? Стань Кошмаром. Борись со мной во всем. Разбивай мои планы. Будь Равновесием для моего Плута вечно, Кошмарик. Мы будем в вечном сражении, и я приму это ради тебя. Я приму каждый удар с гордостью, буду обижать с уважением, и мы будем великими и роскошными противниками вечно!
– Я никого не убью, – заявила я, вырываясь из его объятий. – И я не знаю, почему ты хочешь заключить сделку сейчас, если не хотел раньше. Ты не слушал лягушку, которую я тебе дала? Она не сказала тебе мое имя?
Он посмотрел на меня с жалостью и сказал после паузы:
– Лягушка молчала, как могилы моих врагов. Знание твоего истинного имени мне не поможет, ужасный Кошмарик. Я знал его с тех пор, как твоя мать произнесла его, но я не могу зачаровать тебя им.
Я охнула. Я забыла это.
– Думаю, тебе лучше сказать мне, почему я ощущаю себя так, словно умираю, – мой голос был слабее, чем мне нравилось.
Его ладони замерли надо мной, словно он пытался понять, куда их опустить.
– Ты не можешь биться со своей ролью. Я говорил тебе, что никто из нас не может выбирать свою роль. Мы можем лишь признавать, что играем роли.
– Этого мало, – выдавила я. Мне этого не хватало.
– Это убьет тебя, если будешь бороться.
– Дай мне нож, – сказала я.
Его растерянное лицо вызвало у меня смех, несмотря на боль, но он вытащил длинный тонкий кинжал из рукава и вручил мне. На рукояти была вырезана голова ворона, клюв был открыт. Я осторожно взяла кинжал, порезала кончик пальца.
– Раскрой ладонь, – сказала я, он послушался, и я дала капле упасть на его ладонь. – Вот тайна, за которую ты торговался, – процедила я. – Наверное, лучше заплатить, пока я еще жива.
Его глаза блестели, расширились.
– Тайна в этом – я еще не решила покончить с нашим браком, и я не уверена, что хочу этого. Эта капля моей крови твоя.
Может, это была боль. Может, сильное желание жестокости, которое не покидало мое сердце – желание, которое не вязалось со мной – но я не ожидала такого выражения его лица. Я ожидала любопытство или смех. Я ожидала, что он будет рад, что я сдержала сделку.
Но я увидела абсолютную ярость. Она исказила его лицо, и он задрожал, словно волна накрыла его, это началось от его макушки и побежало по его телу до уже почти заживших ран и черных сапог.
– Что ты наделала? – прорычал он.
– Я думала, тебе понравится, – я удивилась, губы казались опухшими, пока я пыталась выражаться сквозь шок. – Я думала, что ты решишь, что это достойный подарок, чтобы показать, что я ценю твое желание быть моим другом.
Он склонился к моему лицу.
– Ты так хочешь покончить со своей жизнью, что бросаешь себя мне как использованную тряпку?
– Что? – я оттолкнула его. Что-то во мне было в восторге от его гнева. Что-то, жаждущее жестокости. – О чем ты говоришь? Я просто дала тебе то, чего ты хотел!
Он покачал головой, его тело дрожало, словно каждая его частичка отрицала это.
– Ты привязываешь меня к себе, – сказал он. – Ты в отчаянии. Это не сработает.
Он шутил, да? Точно шутил. Он начал это! Он должен был радоваться, что я подыграла!
– Я не привязываю тебя, дурак-фейри! – мои губы дрожали, ярость поднялась, не уступая ему. – Иди, если ты этого хочешь!
И, когда я это сказала, все мысли о жестокости пропали. Я снова могла дышать. Я снова могла думать. Боль пропала.
Равновесие.
Я освободила человека.
Я освободила фейри.
Он пропал раньше, чем я смогла попросить его вернуться, и осталась в комнате, дрожа от эмоций, смех сестры звенел в воздухе.
Глава восьмая
– Интересно, как ты выполнишь последнее требование, если его нет рядом? – спросила моя сестра, дразня меня, пока я бежала к двери и открывала ее. В пронзающий лучах рассвета облака подо мной были розовыми и персиковыми. Между ними Скуврель падал к земле. – Знаешь, ты будешь в долгу передо мной, если не справишься. Я приму в плату местоположение наших родителей.
Я захлопнула дверь. Я застряла тут. Кроме меча, других выходов не было.
Я выругалась.
– Что за последнее требование? – спросила я.
– Ты не знаешь? – она выглядела нахально.
Я сжала ее клетку, поднесла к маленькому столу и опустила там. Остатки еды, которой Скуврель кормил меня, еще были на столе – сыр постарел и затвердел, его покрыла плесень, орехи размякли.
Я схватила салфетку со стола и сунула между прутьев клетки Хуланны.
– Рассвет. Если не можешь помочь чем-то ценным, нужно поспать, пока мы можем, – горько сказала я. Палец болел. Сердце болело. И я не знала, чем так разозлила Скувреля. – Я знаю, что я устала. Ты, наверное, тоже. Завтра ты покажешь мне, как отозвать армии фейри и покончить с этой войной.
Моя сестра рассмеялась.
– У тебя явно наготове план, если ты думаешь, что можешь уговорить меня на это.
Я игнорировала ее, плюхнулась в диван рядом со столом и закрыла глаза. Сон не пришел сразу. Я ворочалась. Я хотела кричать на Скувреля, требовать ответы, заставить его слушать. Я почти хотела, чтобы крылья выросли на моей спине, чтобы я догнала его и заставила поговорить со мной. Трус. Он не мог даже вести себя со мной как мужчина.
Мой гнев постепенно опустился до тусклой дымки, я засыпала.
Я проснулась от резкого страха.
Телега.
Если кто-то наткнётся на нее, они найдут моих родителей, детей – всех. И фейри были недалеко от той телеги. Даже если они воевали за роль лидера. Мне нужно было пойти и разобраться с этим. Немедленно.
Я вскочила, собрала вещи и выглянула за дверь. Полдень. Время еще было. Если только путешествия из Фейвальда и в него не сыграли с временем, как они порой делали.
Я вытащила меч и потянулась к клетке Хуланны.
– Угх, середина дня! – буркнула она. – Конечно, ты осталась человеком. У тебя ни капли приличий. Сельский мусор.
Я встряхнула клетку. Ее раздраженный писк был хорошим, как чашка чая утром.
Взмах меча, воздух был рассечен. Я убрала меч и прошла в мир смертных.
– Мы куда-то идем? Ты даже не дала мне помыться или попить воды! – возмутилась Хуланна, я подняла клетку и привязала ее к поясу.
– Я думала, ты не хотела заключать сделку, сестра, – сказала я, поднимая повязку.
Магия меча еще работала. Телега была передо мной, хотя уже близился вечер. Я облизнула губы, переживая из-за прыжка времени. Я не могла терять дни, недели или годы. Каждый миг сейчас был важен.
– Ты принесла нас к старой разбитой телеге. Твой Двор очаровывает, – сказала едко моя сестра.
Я игнорировала ее, полезла в сумку, вытащила огниво. Я приготовила гнездышко из травы, вытащила нож и стала разводить костер. Я хотела пройти в дверь и проверить, чтобы быть уверенной, что мама и отец добрались до безопасности с Хельдрой, ее детьми и другими. Я хотела этого до боли. Но не осмелилась. Лучше всего защитить их я могла, оставаясь вдали. Убедившись, что никто не придет искать.
Я опустила сияющее гнездо у основания телеги и стала собирать хворост рядом.
– Мы были сестрами, – сказала я Хуланне, глядя, как разгорается огонь. – Мы всю жизнь были друзьями. Мы делились всем. Родителями. Платьями. Едой. Тайнами. Всем.
– Мы не делились мечтами, – возразила она. – Не разделяли взгляды. Ты всегда хотела этот жалкий старый лес и зверей, которых могла убивать, как хищник. А я хотела больше. Я хотела этого тогда, хочу и сейчас. Я убила бы себя, если бы мне пришлось жить как ты. Как мать и отец. Жить в старом плесневелом доме, где места хватает на одну спальню. Все штопанное и старое. Выживать без роскоши. Это как ад. Твоя жизнь – ад, Элли. Я не хочу этого и никогда не хотела.
– Даже если это означает, что у тебя не будет нас? – спросила я. Это было глупо, глупо, глупо, Элли. Конечно, она не хотела нас. Она почти убила многих из нас. Так почему я надеялась, что она передумает? Почему надеялась, что верну сестру?
– Я просто не понимаю, что так тяжело понять, Элли, – сказала Хуланна. – Это ты или я. Твоя версия реальности или моя. Твое печальное ограниченное будущее или мое роскошное. И я выбираю себя. Я должна ставить свои мечты выше, или они не сбудутся. Это так сложно принять? Что у тебя есть? Пятьдесят лет жизни человека? И, может, ты убьешь несколько животных, или, если повезет, родишь детей, подаришь им такое же жалкое будущее, как свое. У меня будут века, может, даже тысяча лет, в роли правительницы Фейвальда. Я буду жить в смехе и веселье, в моде и искусстве, с хорошей едой и разговорами, интригами, волнением, удивлением и магией. Жизнь власти и престижа, образования и экспериментов, со всеми земными и фейвальдскими радостями. Одна моя жизнь будет не просто в десять раз длиннее твоей. Она будет в сто раз насыщенней, в тысячу раз ценнее. Это будет стоить жертвы десятью тысячами мелких жизней, как твоя.
Я не знала, что сказать на это, огонь лизал бок телеги, уничтожая путь побега, убирая улики, спасая людей, которых я любила, оставляя меня в плену с теми, кого нужно было уничтожить.
Я подняла клетку, чтобы посмотреть на нее, запечатлеть ее облик в своем разуме. Я не хотела забывать то, что она только что сказала, то, что собиралась сделать.
Хватит, Элли. Хватит верить в лучшее в ней. Хватит думать, что кровь была гуще воды. Хватит.
Ее изъяном была жестокость.
Моим изъяном была доверчивость.
Как я собиралась одолеть ее, если снова и снова поддавалась своему изъяну?
Она ухмыльнулась, и я дала этому погрузиться с остальным.
– Язык проглотила? – она приподняла бровь. – Или ничего не можешь сказать, потому что знаешь, что я права?
– Нельзя спорить со злом, – сказала я, огонь на фоне поднялся и проглотил телегу, дым поднимался в небо. – Его можно только потушить.
Я надеялась, что, если слово «победить» не означало поймать, то могло означать убедить. Но Хуланну убедить не удавалось.
Я не понимала, что плакала, пока не ощутила жжение в глазах и на щеках. Это был конец моей семьи. Конец моей деревни.
Но я была не такой. Я была Элли Хантер. Я была этой землей. И железо было тут под землей, в сердце гор. Железо в земле, в моей крови, в моей воле.
– Ты ничего не можешь без меня, – сказала Хуланна. – Это говорится в пророчестве. Это наше проклятие. Мы мучимся друг с другом, пока одна из нас не будет убита должным образом.
– И кто же это будет? – холодно спросила я, телега развалилась, и огонь угасал.
Это буду не я. И не невинные, которых я спасла. Я сделала хотя бы это.
Я ждала, пока солнце не село. Костер стал пеплом, и я вытащила меч из ножен и рассекла им воздух.
Глава девятая
Я должна была обращать больше внимания на свои желания, когда рассекала мечом воздух, потому что вышла не в том месте в Фейвальде, которое знала.
Хуланна охнула, а потом это сделала и я.
На земле, сидя на коленях, опустив голову перед нами, был Скуврель. Он был перед высокими дверями, которые выглядели как железные. Двери были в круглой раме – каждая была полукругом. Рама, казалось, извивалась, глаза отказывались скользить по ней взглядом. Стены или здания для этих дверей не было. Они просто стояли там, словно вели в никуда, но это не могло быть правдой. Я слышала тихие крики за дверью.
Символы, которые я не могла прочесть и не понимала, тянулись над дверями, сплетались с лозами с шипами, розами, крыльями, перьями и глазами сов, все это украшало пространства между улыбающимися скелетами фейри. Рога, длинные скелеты хвостов, скелеты крыльев и даже единорог из костей указывали, что тут изображались фейри, но даже больше указывали на это спутанные и расплетающиеся края фейри, соединяющиеся вместе, как обрывки плоти в бурю. Даже духовным зрением я видела, как края врат извиваются перед моими глазами.
Я поежилась.
Жар пульсировал от двери, обжигая, и моя кожа тут же нагрелась, словно я стояла перед печью в кузне. Я сглотнула, Скуврель поднял голову, его глаза загорелись надеждой, рот открылся.
– Что ты делаешь у Дверей Жути? – прошипела Хуланна из клетки. Ей придется вскоре понять, что она была в плену.
– Вы обе тут, – выдохнул он, глаза сияли, словно к нему прибыло спасение. Он медленно встал, солнце начало опускаться за холмы, и тени становились длиннее и отчаяннее. – Правда или ложь? Ты пришла ко мне по своей воле.
– Правда, – медленно сказала я. Что он имел в виду? Почему выглядел так, словно от моего ответа зависела его жизнь?
Он прошептал, словно говорил с собой, спорил о чем-то с собой сотни раз.
– Но кто выбрал бы умереть за нас?
– Никто, – Хуланна оскалилась. – Потому тебе нужно заставить ее. Забери ее жизнь тут, на Кровокамне, Валет. Бери, пока есть время, и мы с тобой сможем править вместе.
Камень под ним на самом деле был красным, словно пропитанным поколениями крови.
Я все еще сжимала меч в руке.
Что-то сделало выражение лица Скувреля тверже. Но я не осмеливалась выяснять, соглашался он с ней или отрицал.
Я взмахнула мечом, подумала о том, где хотела быть.
Ничего не произошло.
Последний луч солнца угас.
Рожок загудел вдали, длинный и музыкальный. Дикая Охота началась. Мне нужно было бежать.
Я убрала меч в ножны, вытащила лук и стрелу.
– Не трогай меня, – приказала я Скуврелю, но голос мой был слабым.
Я не понимала, что происходило, но мне не нравилось это место. Мне нужно было уйти… сейчас.
Я стала пятиться, рожки загудели снова. Я поймала его взгляд, мы долго смотрели друг на друга в смятении и отчаянии, а потом я развернулась и побежала.
Ноги стучали по земле за мной. Пасти влажно щелкали, рычание разрывало воздух. Звуки лавки мясника и гадкий запах, как за этой лавкой, подгоняли меня.
Странно, но зашитая спина не болела. При обычных обстоятельствах была бы огненная боль.
Я была близко к вершине холма. Я ускорилась, ноги стучали по земле, сотрясая кости, каждый шаг был прыжком в воздухе, как олень перемахивал павшее дерево.
Я выбежала на вершину и охнула. Внизу камень был вырезан огромной чашей. В ней сотни големов тихо работали, их силуэты были ярко-алыми в свете восходящей Кровавой луны.
Они дружно посмотрели на меня.
Я сглотнула.
– На что они смотрят? – пробормотала я.
– Одна из четверых, – едко сказала Хуланна. – Ты даже не заслуживаешь титула. Ты не заслуживаешь управлять големами.
Управлять? Я могла управлять этой армией големов? Я затаила дыхание на миг, мысль гремела в голове. Я надеялась на такое. Я спрашивала, почему они не повели армию големов в Скандтон, чтобы захватить вместе. Мне сказали, что это портило игру. Я не играла. Я ощутила, как улыбка пробирается на лицо.
– Хотя, когда ты получишь всю силу Равновесия, вряд ли ты будешь слушать свои смертные прихоти, – сказала моя сестра.
– Ты так помогаешь, – буркнула я, она жестоко фыркнула.
Но она помогла.
Рычание зазвучало в воздухе за мной, и я охнула. Дикая Охота бежала быстрее, неслась по земле как стадо лосей. Ближайшая гончая прыгнула ко мне, слюна летела из пасти, которая щелкнула близко. Я выпустила стрелу, но, хоть она вонзилась в глаз гончей, та даже не замерла и не вздрогнула.
Мне было плохо. Я вытащила вторую стрелу и оглянулась на големов.
– Ко мне! – крикнула я им. Они стояли, замерев, перестав добывать камни, ведь я им мешала.
Моя сестра смеялась.
Я выпустила еще стрелу в гончую, но она была уже слишком близко, раскрытая пасть проглотила стрелу, словно ее не существовало, зубы щелкнули.
– Нельзя убить то, что уже мертво, – крикнула мне сестра.
– Как твое сердце? – парировала я, прыгая в каменную чашу. Я едва удержала равновесие, проехав по склону, чуть не упала, когда камни стали двигаться ближе ко дну чаши.
Я схватилась за голема, пробегая мимо, обвила его руками, чтобы не упасть. Он застыл, и я посмотрела в его пустые каменные глаза. Вокруг меня камешки падали, подпрыгивая, окружали мои ноги.
– Ты меня слышишь, голем? – спросила я.
– Отличная идея, Элли, – издевалась сестра. – Попросить говорить нечто без голоса.
– Я прошу тебя нести меня на своих плечах и бежать от Дикой Охоты, – сказала я голему. – Ты согласен на это?
Голем молчал.
Я тихо выругалась под нос, дикая гончая прыгнула с края чаши, пролетела по воздуху с радостью смертной гончей, прыгающей в пруд. Я стиснула зубы, ожидая удар.
Гладкие каменные руки подняли меня, закинули на широкое плечо. Я охнула от боли, ударившись об плечо копчиком. Клетка звенела металлом по камню, ругательства моей сестры наполняли темнеющий воздух.
Я вытащила факел из-за пояса, подняла его в воздух. Духовный свет озарил мир вокруг нас, голем уклонился от гончей. Зверь рухнул и прижал нос к земле, искал.
Мы были невидимыми, но я не могла скрыть наш запах.
– Беги, – выдохнула я, не сводя взгляда с разъяренной гончей. Ее клыки были длиной с мои ладони. Ее сильный мускусный запах наполнял мой нос, вызывая страх.
Голем шагнул вперед, медленно набирал скорость – шаг за грохочущим шагом. Но ничто не могло остановить существо из камня, когда оно разгонялось. Камешки легко отлетали от его тяжелых ног, и мы миновали край чаши, выбрались в долины, высокая трава я спутанные лозы падали за ним. Он был роскошным и уверенным, быстрее, чем я пешком – но он был тихим. Высоко сжимая факел, я следила за погоней.
– Умно. Псы не учуют голема. Они – просто камни, – сказала сестра.
Громкий лай раздался в воздухе, гончие прыгнули снова. На одной из них жуткий мужчина с рогами и косой-хлыстом, казалось, замер, глядя на меня миг, а потом откинул голову и рассмеялся.
Мое сердце билось в горле. Но они убежали в другую сторону. Нашли другую добычу.
Я выдохнула с облегчением, подвинула ногу, чтобы сидеть на плечах голема, и подняла высоко факел. Я не знала, где мы найдем укрытие, но до этого нужно было оставаться настороже. Дикая Охота продолжалась, а Элли Хантер не была добычей.
Глава десятая
Мы неслись по пейзажу туда, где трава сменялась кустами и большими грибами, а потом деревьями. Через мгновения мы были под навесом ветвей, голем тихо и плавно шел, как для существа из магии и камней.
Я осмелилась выдохнуть с облегчением.
Рано.
За мной зазвучал лай, Дикая Охота снова гналась за нами.
– Скорее, – выдавила я, деревья проносились мимо – белые участки на фоне темного неба.
Мы были глубоко в лесу, деревья стали выше и шире, мы могли легко проходить под них раскинувшимися ветками, их дрожащие листья заставляли тени трепетать в красном свете луны на земле. Поляна раскинулась впереди – в центре поднимался эфемерный шпиль, сияющий и яркий, стремился к небесам. От этого мой разум пел ноту, словно кто-то провел мокрым пальцем по краю стакана.
Я охнула.
Но, пока я смотрела на шпиль, сбоку мелькнуло движение.
Гончая!
Они отвлекли нас ощущением безопасности, а потом направили в ловушку. Они явно знали, что там был шпиль.
Две прыгнули из деревьев за первой. Я почти видела опасные улыбки на скалящихся мордах.
– Теперь ты погубила нас обеих, – сказала Хуланна. – Все еще ощущаешь себя умной.
Гончая прыгнула к нам, комок мышц, слюны и рычания, щелкающих зубов. Наш голем уклонился в сторону, но мой вес ему мешал. Гончая почти задела нас, повернулась в воздухе, яркий свет кровавой луны делал ее красно-белой.
Одна дрожащая нота шпиля – все еще звенящая в моей голове – мешала думать. Сердце колотилось от страха. Гремело.
Что теперь? Две другие гончие устремились к нам, их глаза сияли, они удерживали нас на месте для своей стаи. За ними я слышала смех, фейри на оленях, совогрифонах, фениксах присоединились к охоте, буря магии и созданий, искаженных этим местом, ставших жуткими убийцами.
Гончая появилась на горизонте, и на ее спине – озаренный кровавой луной – была черная фигура. Хвост нетерпеливо раскачивался в свете луны. Фейри медленно улыбнулся, уверенный в победе. Он вытащил из-за себя короткое копье, поднял, глядя на меня, оценивая расстояние.
– Глупая сестра. Ты тратишь зря дыхание! – ругалась на меня сестра.
Но я не закончила. Я забыла кое-что во всей магии и мороке. Я забыла, что была смертной. А потому у меня был дар, какого не было у них.
Я запела.
– Я пою о любви, любви в горах,
О печальной и теплой любви.
Я всегда пела плохо – мимо нот – но это было не важно.
– О смехе и песнях,
О летних днях на лугу.
Моя сестра застыла в клетке. Гончая бросилась к нам и застыла, раскрыв пасть.
– Любовь пропала по глупой ошибке,
И сердце страдает мое отныне.
Моя песня разносилась вдаль, и все фейри, которые слышали ее, застывали и слушали. Кроме голема.
– Я пою об обещаниях под звездами,
И боли от их лжи.
Мы шагали среди застывших силуэтов, и я замечала все жестоко скривленные рты, сияющие клинки, красные в свете луны, все острые обнаженные зубы. Тут не было добрых душ, только мстительные. Только таких пускали из загробной жизни гоняться за фейри и утягивать их в глубины. Я поежилась, но это не остановило мою песню.
– Парень просто меня не любил,
Рад он был, что меня словил.
Мы бежали мимо застывшей охоты – от их неподвижности я едва дышала. Их лица были жестоко искажены, глаза были полные ненависти. Они дрожали, словно пытались вырваться из чар. Я пела снова и снова в лесу, пока не подумала, что легкие взорвутся. Почему я не делала этого раньше?
– Он был рад за руку меня держать,
Но любовь его была как песок мелка.
Мы добрались до журчащего ручья. Рядом на высоких ногах, похожих на птичьи лапы, со странной островерхой крышей, похожей на черные крылья, был небольшой домик. Грязь была на двери. Отмеченная землей.
Я постучала голема по плечу, указала на домик, пока пела:
– Он бросил меня, при этом сломав,
Сердце мое растоптав.
Мы открыли дверь, прошли в спутанный домик, полный мелочей и побрякушек, украшений и чучел существ, мерцающих блуждающих огоньков в лампах – я не сразу смогла вдохнуть и понять, был ли тут кто-то еще. Домик был без живых фейри, но тут было много мертвых зверей, ставших чучелами… и я надеялась, что только зверей.
– И я никогда уж не буду любить,
Думать о нем или грезить.
Я соскользнула с плеч голема, закрыла за собой дверь и старательно заперла.
– Ах, может, он любил тебя. Может, любил так сильно, что само слово было лишено значения.
Я вздрогнула от голоса Скувреля, повернулась к нему. Он возвышался в зеркале в полный рост, отчасти закрытом халатом. Я сорвала халат.
– Ты нашла убежище, Кошмарик, – сказал он с улыбкой.
– Правда или ложь, – сказала я дрожащим голосом. – Ты чуть не убил меня у той двери.
Он смотрел на меня долго жгучим взглядом. Мышца на его челюсти дергалась, он напрягся.
Он сглотнул и заговорил смелым тоном, словно бросал мне вызов остановить его.
– Правда. Но не по той причине, что ты думаешь.
Я опустила клетку с сестрой на лоток яиц – пустых, я надеялась – и накрыла клетку платьем. Она все еще была застывшей внутри, хотя я уже не пела. Как только я убедилась, что она меня не слышала, я шагнула к зеркалу и пронзила Скувреля взглядом.
– Позволь уточнить, Валет, – сказала я. – Мое убийство – какой бы ни была причина – плохая идея.
– Позволь уточнить, Кошмар, – сказал он с дразнящей ухмылкой. – Твоя смерть опустошит меня, уничтожит мерцающий уголек души, оставшийся во мне, и обречет меня на вечные мучения.
Я охнула. Он не мог врать. Так как он мог говорить мне такое.
– Тогда зачем искать моей смерти? – я невольно коснулась зеркала. Мой голос звучал уязвимее, чем я хотела.
Он подмигнул и коснулся моей ладони, словно мог задеть ее через зеркало.
– Я ее не ищу. Я ее предлагаю. И надеюсь, что этого хватит.
Я поежилась.
– Это нужно закончить. Тебе нужно перестать притворяться, что ты одержим мною, что ты на моей стороне… что ты восхищаешься мной с одной стороны, а с другой клянешься, что убьешь меня и почти делаешь это. В конце концов, один из нас убьет другого, – я кашлянула, отгоняя вдруг возникшие страхи. – И это я убью тебя, Скуврель. Не ошибись. Я лучше в убийствах, чем ты. Я смелее, сильнее и просто лучше.
Его улыбка стала теплой, пока я говорила.
– За это, моя неуловимая Погоня, я молился бы, если бы мог. Я желал бы этого, если бы глупо загадывал желания. Я жаждал бы этого, если бы не стал сморщенной пустой оболочкой.
Я фыркнула.
– Тогда просто перестань! Хватит быть против меня. Работай со мной. Я даже дала тебе свою кровь. Мне осталось лишь одно, чтобы завершить брак с тобой. Если это не обещание быть союзниками, тогда что это? Хватит бороться, будь на моей стороне!
Он облизнул губы, словно обдумывал это, поймал зубами край губы, соблазняя этим.
– Правда или ложь? – спросил он. – Ты не знаешь, что четвертое.
Я нахмурилась, и он рассмеялся.
– Будет весело обманом привести тебя к этому.
– Но я предупреждена. Ты меня никуда не заведешь, – я прищурилась.
Он посерьезнел. И это меня пугало.
– Правда или ложь? – я не давала голосу дрожать. – Ты не перестанешь меня убивать. Даже если я завершу подтверждение нашего брака.
Он прислонился лбом к зеркалу со своей стороны, и я прильнула к холодному зеркалу со своей, желая шагнуть сквозь него к Скуврелю, ощутить, как вздымалась сейчас его грудь, убрать тревогу с его лица, чтобы он отказался от своих слов и признался, что я нравилась ему слишком сильно, чтобы убивать меня.
– Правда, – выдавил он.
Я сжалась, слёзы обжигали глаза.
Глупая Элли. Думать, что монстр мог стать другим. Думать, что ты из всех людей могла вдохновить на это. Какой дурой я была.
Я ощутила горячую слезу, катящуюся по щеке.
– Тогда в нашу следующую встречу, – холодно сказала я, ощущая, как твердеет лицо, – мне придется убить тебя.
– Я могу хоть поесть в последний раз? – проворковал он. – Даже палачи позволяют это.
– Что? – я только что сказала, что убью его, а он просил еды?
– Позволь пировать твоими поцелуями еще раз. Позволь насытиться твоим горячим гневом и пылким взглядом.
Я закатила глаза.
– Я серьезно, Скуврель.
Он будто не дышал, прижал и другую ладонь к зеркалу, широко растопырив пальцы.
– Как и я.
– Тогда знай, я не умру так просто. И я убью тебя железом раньше, чем ты получишь шанс убить меня, – сказала я, вытаскивая меч из-за пояса.
Я разбила зеркало, не дав ему ответить. Он соблазнял обещаниями.
Я не осмеливалась им верить.
Хотя, как девушка в песне, я боялась, что больше никогда не полюблю. Он разбил меня.
