Текст книги "Охота на фейри (ЛП)"

Автор книги: Сара Уилсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Я развела огонь, зажгла свечу и стала снимать мокрую одежду. Было непросто делать это со сломанной перевязанной рукой. Я не могла согнуть ее из-за наложенной шины, и пальцы на той ладони опухли. Нужно было отдыхать, а у меня не было на это времени.

Я была в нижнем белье, когда повязка съехала, когда я снимала тунику через голову. Я склонилась подобрать ее и охнула.

Без повязки я видела только клетку у швейного набора. Она все еще ярко сияла зловещим бирюзовым светом.

С клетки на потертый деревянный пол капала черная кровь, похожая на смолу. И в центре клетке лидер фейри стоял с черной кровью на одежде, испачканная черным игла была в его руке, рычание бурлило в горле. У его ног лежали павшие товарищи, иголки в их крови валялись рядом и торчали из их спин.

– Вижу, у меня появилась пара новых подушечек для иголок. Что ты делал, пока меня не было? – поразилась я.

– Убивал врагов, – сказал он, яростно изогнув губы. – А ты что ожидала?

Я склонилась, чтобы лицо было на уровне с клеткой, и мои глаза расширились, его морок показывал идеальные бессмертные черты, пока он скалился на меня.

– Не это, – я сглотнула. Сердце сжалось. Я рассчитывала, что у меня будет три фейри, чтобы отнести их в круг Звездных камней. По одному за каждого человека. Я не думала, что они станут убивать друг друга. Ну же, Элли! Сожги это разочарование!

Мои глаза жгли слезы, несмотря на мои мысли, и я полезла в клетку.

Он ткнул мою ладонь иглой.

– Ай!

Снова и снова. Его движения были слишком быстрыми, чтобы я угадала их, и они были плавными и рваными. Он словно прыгал во времени и пространстве.

Я убрала руку как можно быстрее, ругаясь.

– Ладно. Могут гнить там с тобой. Наслаждайся вонью! – я посасывала раны на пальцах.

– Выпусти меня из клетки, – мрачно сказал он. – Выпусти, и я не убью и тебя.

Я фыркнула.

– Ты держишь иголку. Ты убьешь меня этим?

Он пошевелил бровями.

– Размер – не главное.

– Говори себе это, – пробормотала я.

Я порылась в сумочке швейного набора, ладонь жгло от его уколов иглой. Я могла поклясться, что он пронзил пальцы до костей.

Вот! Я схватила распарыватель швов из сумочки и просунула его между прутьев клетки, сбила иглу из ладоней Сияющего. Она отлетела и упала на пол, где я ее подняла. Платок тоже был на полу, в пятнах черной крови. Я осторожно вытерла об него иголку и вернула в сумочку с принадлежностями.

Когда я подняла голову, в ладонях фейри были еще две иглы, лицо было яростным.

– Думаю, это мне за то, что я оставила тебя рядом с опасными швейными принадлежностями, – сухо сказала я.

– Ты не сможешь держать меня в клетке вечно, – сказал он.

– Да?

Ужас мелькнул на его лице. Он не знал, как долго клетка будет держать его. Не знала и я. Он взял себя в руки, упер одну иглу в пол, другую закинул на плечо, выглядя как крохотный и удивительно красивый ребенок божества. Его открытый камзол даже подрагивал от воображаемого ветра, и спутанные волосы отливали синевой, как перья ворона.

– Как тебя зовут? – спросила я, он оскалился.

Он склонился вперед и прошипел:

– Будто я сказал бы тебе!

– Будет сложно говорить с тобой без имени, – сухо сказала я. – Значит, нужно тебя назвать. Я давала имена козам, которые родились этой зимой, в честь цветов. Это подойдет. Будешь Ромашкой.

Он снова зашипел.

– Зачем ты выбросил платок из клетки, Ромашка? – спросила я. – Я думала, ты хотел закрыться от железных прутьев.

– Он выпал в бою, – сказал он, нахально вскинув голову. Он был невероятно мил, когда так делал. На его шее были краешки татуировок? Было сложно отвести взгляд от его красоты, хоть я и знала, что он был не таким на самом деле, и что он только что убил двух своих товарищей и стоял на их трупах. – И теперь я не могу защититься, если только не использовать тела тех, кого я убил.

– Угу, – я надела повязку на глаза и стала искать сухую одежду, которую было бы не больно надеть с переломом руки.

– А ты довольно привлекательна без одежды, – отметил он.

Я склонилась к клетке, сдвинула повязку и прорычала:

– Держи глаза при себе, Ромашка.

Он рассмеялся с горечью.

– Можешь звать меня Скуврель.

– Это твое имя?

Он сидел на телах, скрестив ноги, опустив две иголки на колени.

– В Фейвальде имена обладают силой. Я могу управлять тобой, если использую имя. Я могу подчинить твою волю. Могу сделать тебя своей игрушкой, заставить выполнять все мои прихоти, лизать сапоги, целовать мои пятки.

– Обойдешься, – буркнула я, пытаясь надеть штаны и жилетку. Я могла одеваться только одной рукой, повязка была наполовину сдвинута, чтобы следить за Скуврелем. – Можно просто соврать насчет имени.

– Я не могу врать, – сказал он, и казалось, что он шутил или пытался соблазнить меня.

– Это топит сердца?

– Правда тебя радует? – ответил он. – Я могу заставить ее плясать, но не могу ее нарушить.

Я закатила глаза.

– Тогда ты не знаешь настоящее имя.

– Хм, – он улыбнулся, словно это была новая мысль.

– Что означает Скуврель? Это связано со шрамом на твоей губе?

Я затянула пояс, опустила клетку на пол у огня и опустилась там на медвежью шкуру. Я замерзла и дрожала. Рука пылала. Лихорадка сдавила меня.

– В моем мире это шутка. Это означает «недостойный доверия».

– Я думала, ты сказал, что не можешь врать.

– Да? – он хитро ухмыльнулся. – Но разве я сказал, что не могу обманывать?

– Так ты обманываешь, – недовольно сказала я.

– Бывает, – он ухмыльнулся, удобно устроился, словно был на шелковой подушке, а не на трупах товарищей.

Я оставила его клетку в поле зрения, чтобы следить за ним, не двигаясь. Мне нужно было, чтобы он оставался жив. Мне нужны были его знания о фейри, чтобы уничтожить их.

Я закрыла глаза на миг и уснула.

Глава двадцать седьмая

– Эластру Ливото Хантер! – вопль мамы разбудил меня. Я открыла глаза.

– Я получил твое имя! – сказал Скуврель в клетке, его глаза засияли так, что мне захотелось дать ему что-нибудь еще, чтобы они снова так вспыхнули.

Я подвинула повязку на глаза.

– Мама, – застонала я. Рука была тяжелой, словно весила тонну. Я слышала хихиканье из клетки. Хоть кто-то веселился.

– Что ты делаешь на полу? Так рука не заживет!

Она осторожно усадила меня на стул.

– Давай посмотрим, – она осмотрела руку и ощупала мой лоб. – Ты пылаешь!

– Где ты была? – спросила я, опустив лоб на стол. Комната кружилась, и меня мутило.

– Все проверяла. Успокаивала людей. Убедилась, что деревня не подожжет дом, пока мы в нем, – сказала она.

Я посмотрела на ее встревоженное лицо.

– Все так плохо?

– Хуже. Мы потеряли их доверие, Элли, – она сжимала ладони, словно выжимала белье.

– Но я поймала фейри, вышедших из портала, – возразила я. – Я спасла Хельдру и Денельду! Я даже спасла Олэна.

Мама вздохнула, встала и набрала чайник.

– Люди так не думают, Элли. Они не считают твои победы. Они видят твои ошибки. И когда они решат, что ты им не нужна, они примут меры. Пока ты и твой отец боретесь, защищая семью от врагов снаружи, я буду оберегать нас от врагов внутри.

– О, – я старалась не смотреть на клетку у камина. Я не хотела приносить врагов в дом.

Фейри хихикал в клетке.

– Тебе лучше бы наладить отношения с Олэном, – сказала мама.

– Мне лучше бы открыть круг Звездных камней и вернуть отца, – парировала я.

– Возможно только одно, – возмутилась мама, готовя целебный чай. – Не оба.

– Согласна, – застенчиво сказала я. – До Олэна добраться невозможно, ведь Хельдра защищает его, как собака – щенка.

– А если я заключу с тобой сделку? – спросила мама.

– Ты заключаешь сделки, маленькая охотница? – прошептал фейри в клетке, дрожь побежала по моим рукам и спине, пока он говорил. Я удивилась, что она его не слышала. Может, это так не работало.

– Если поговоришь с Олэном, я кое-что тебе принесу. То, что тебе нужно.

– Что? – недоверчиво спросила я. Мне нужны были только исцеленная рука и способ открыть круг камней.

– Старую книгу, – сказала мама. – Скрытую. Там то, что наша деревня зовет сказками старушек, и это поможет найти способ открыть тот круг снова. Если мы этого хотим, – она не звучала воодушевленно.

– Разве ты не этого хочешь? – осведомилась я. – Вернуть отца? И Хуланну?

Она вздохнула, подняла голову. В ее глазах была боль.

– Конечно, хочу, Элли. Но если это навредит деревне еще сильнее, разве я могу так поступить?

– Если не можешь, я сделаю это за тебя, – сказала я.

Она улыбнулась.

– Может, я тайно рассчитываю на это, – сказала она, наливая мне целебный чай. Она нахмурилась. – Я не очень хороший человек.

– Конечно, хороший, мама, – сказала я и поцеловала ее в лоб.

– Пей чай, Элли, – сказала она. – А потом поговори с Олэном. Когда вернешься, я дам книгу.

Я выпила чай, накинула тяжелый шерстяной плащ на плечи, схватила клетку, лук и стрелы. Клетку я прицепила к поясу. Она неприятно била по бедру, но это было лучше, чем держать ее одной здоровой рукой. Я сунула пару чистых платков в карман, проверила стрелы – шесть острых наконечников – и вышла. Рука пылала в одной точке. Я могла это потерпеть. Если нужно.

– О, хорошо, мы вышли из той лачуги, – сказал Скуврель. – Я хотел на свежий воздух.

Я не видела его, но его тон звучал сдержанно.

– Я не могу бросить тебя одного, от тебя одни проблемы, – проворчала я, шагая мимо загона с козами. Мама закрыла их, когда я уснула. Мне придется снова вести их на пастбище, но я согласилась пойти в дом Олэна, туда я и отправилась.

– Кругом проблемы.

Я пошла по тропе по лесу. Я могла пойти по деревне, но не хотела на себе взгляды. Или чтобы меня подслушивали. Я же говорила с тем, кого никто не видел.

– Я мог бы показать тебе, как снова открыть тот портал, – сказал Скуврель.

– Я могу просто станцевать, как в прошлый раз, – бодро сказала я.

– Но разве твой танец или твоей сестры открыл портал? – спросил он бодро. – Танец работает, только если очень хочешь, чтобы Светлый народ пришел в твой мир. Ты хочешь, чтобы мы были в твоем мире, маленькая охотница?

– Я же посадила тебя в клетку? – сказала я. – Может, я хочу всех вас тут, чтобы всех поймать.

Мои слова были смелыми, но внутри меня пронзал страх. Я вспомнила, как держала отца за руку, когда мы шли по этой тропе, когда мне было пять лет.

– Я боюсь чудищ, папа, – сказала я.

– Я с тобой, Элли. Тебе не нужно бояться. Если придет монстр, я его убью.

– А если он тебя убьет? – спросила я слабым голоском.

Он склонился, прижался лбом к моему лбу, опустил ладони на мои плечи. Он отодвинулся, посмотрел мне в глаза и сказал:

– Тогда ты его убьешь, Элли. Мы – охотники, не добыча. Мы ни от кого не бежим.

– Маленькая охотница? – Скуврель перебил мои мысли. – Смертная?

– Почему ты меня так зовешь? – раздраженно спросила я, повязка съехала, и я увидела, как он достал духовный нож и стал точить ногти. Я поправила повязку, потому что споткнулась.

– Потому что это ты. Это определяет человека. Ты смертная. У тебя ограничены годы. Ты увянешь и умрешь, пропадешь из этого холодного мира, не успев даже оставить след. А ты думала, что стало определяющей чертой вашего человечества?

Наглая мелочь! Он был так уверен в своем бессмертии и неуязвимости, даже когда сидел на трупах товарищей.

Я скрипнула зубами.

Такие существа забрали моего отца. Мою сестру. Зачем они проверяли смертность тех, кого я люблю? Я скрипнула зубами сильнее, подавляя вспышку гнева. Хотелось разбить клетку и фейри в ней.

– Любопытство, – процедила я. – Это определяющая черта человека. Мы так любопытны, что вызываем жутких монстров, чтобы только узнать, придут ли они.

Он засмеялся.

– Ах, но и фейри любопытны. Выбери другое качество.

– Мы мстительны, – мрачно сказала я. Это был не лучший выбор, но подходил моему настроению. – Подведешь нас, и мы заставим тебя заплатить.

Он снова рассмеялся.

– Почему, по-твоему, мертвы Нуули и Канусу? Даже я – жертва любви к мести.

К счастью, я была почти у дома певчего.

– Тебе тут лучше молчать, – сказала я, повернула на тропу к их дому. Их козы тоже были в загоне, хотя хотели на пастбище. Я ощутила укол вины. Певчий ушел из-за меня. И его семья страдала из-за этого.

– Или что? Ты мне не навредишь, маленькая охотница. Я тебе нужен, чтобы пройти в круг.

Я игнорировала его и постучала в дверь.

Глава двадцать восьмая

– Олэн Чантер, в этот раз ты меня впустишь, слышишь?

Я постучала в дверь во второй раз. Ответа не было, но дым поднимался из трубы. Кто-то там был!

Я хмуро смотрела на двух гулей, следящих из теней у края дома.

– Бу!

Они убежали.

– Я не знаю, почему он тебя избегает, ведь ты такая милая, – сказал Скуврель.

Я сдвинула повязку и недовольно посмотрела на него. Его морок мерцал мгновение.

– Как ты применяешь морок, если у тебя нет доступа к остальной магии? – спросила я.

– Кто сказал, что нет?

Я приподняла бровь.

– Если бы мог, ты бы оставался в этой клетке?

Он нахмурился, крутя нож на костяшках, словно циркач. Это было ловкий трюк. Я смотрела, как он это делал. Я так могла? Я выглядела бы опасно, если бы могла. Скуврель выглядел.

– Это обман разума, – осторожно сказал он.

– Магия, – согласилась я.

– Нет, уловка. Я предлагаю тебе видеть меня так, и если твой разум позволяет, это получается. С людьми предложения хватает. Ты любишь видеть иллюзии и верить лжи. Любишь так сильно, что в половине случаев ты создаешь морок. Мне не нужна магия, чтобы морочить тебе голову. Ты сама это делаешь.

– Может, тебе стоит просто ухаживать за собой, – я оскалилась от его потрепанного вида без морока.

– Мне не нужно это, – он улыбнулся, показывая острые зубы. – Я шикарен.

– Это просто морок. Под ним ты воняешь.

– И ты все равно целовала бы меня без остановки, пока не умерла бы от жажды, если бы я дал тебе шанс.

Я фыркнула, делая вид, что не была впечатлена. Не помогло то, что он был прав. Было это в моей голове или нет, морок заставлял меня считать его самым желанным существом из всех, что я видела.

Хватит бреда. Я надела повязку на место, постучала снова, а потом открыла дверь дома Чантера.

– Олэн? – позвала я, радуясь, что не видела Скувреля с повязкой. Я не хотела, чтобы он знал обо мне еще больше.

Музыка звучала в дальней комнате. Я осторожно разулась и пошла по дому. Огонь горел в камине. Чайник и котелок с супом стояли на камине. Дом певчего выглядел как обычно. Порванные струны, наполовину полные корзины и одежда, которую стоило аккуратно сложить, валялась везде, где могла. Место нуждалось в подметании. Но так тут было всегда.

Где была госпожа Чантер?

– Олэн?

Его мандолина была такой громкой, что он мог меня не услышать.

Я открыла дверь и увидела его на кровати. Он выглядел ужасно, мандолина лежала на коленях, торс не был прикрыт одеждой. Одеяло укрывало его до пояса, торчали босые ступни.

Он охнул, подтянул одеяло выше и опустил мандолину на колени.

– О, прости, – я ощутила, как лицо вспыхнуло.

Я слышала, как снаружи поднялся ветер, выл в дымоходе зловещим образом.

– Элли, что ты тут делаешь? – он звучал испуганно.

Смех из клетки не помогал.

– Я пришла тебя проведать.

– В мою спальню? – пропищал он.

– Ты получил свою спальню? – с интересом спросила я. В нашем доме была лишь спальня родителей. У нас с Хуланной были кровати в гостиной. Я огляделась с интересом на жилетки и штаны, висящие всюду, старые сапоги, порезанные на полоски кожи, кусочки бумаги с нотами на них, и ручку с чернилами на стуле. Огарки свеч на том же стуле показывали, что он любил читать ночью. Он потеряет так зрение, если не будет осторожен. Мой разум запнулся на этой мысли. Кто бы говорил!

– Где моя мама? – спросил он.

– И мне это интересно.

Мы смотрели друг на друга, мои щеки пылали.

– Я… – начала я, а он в тот миг сказал:

– Ты…

Мы оба утихли, и я поправила плащ, хотя это не требовалось. Как сказать: «Прости, что я испортила твою жизнь, прошу, не дай всем меня убить?».

Я неловко шагнула к стулу у его кровати, села на него раньше, чем он возразил. Он плотнее прижал к себе одеяло. Я отвязала клетку от пояса и опустила ее на пол.

– Слушай, – сказала я. – Прости.

– За что? – он был потрясен.

– За все.

Он нахмурился, качая головой, и отвел взгляд.

– Все не так просто, Элли.

Я ждала. Я знала Олэна Чантера достаточно хорошо, чтобы знать, что он не закончил. Он ждал, чтобы подобрать слова. Он взял мандолину и стал бренчать.

Я вздохнула, и повязка упала, узел ослаб, и она съехала. Я склонилась, чтобы поднять ее с пола, и охнула, увидев Скувреля в клетке, его глаза сияли, пока он смотрел на Олэна, удивленно открыв рот.

Он застыл, словно замер посреди действия. Я в ужасе посмотрела на кусочки тел вне клетки. Он разрывал товарищей и бросал их части на пол Олэна. Голова застряла между прутьев. Подавляя тошноту, я взяла край трости и убрала им голову. Я не хотела, чтобы это билось об мою ногу.

В миниатюре это пугало не так сильно. Или я стала привыкать к ужасам. Может, это было не так плохо, потому что это были мои враги.

– Может, хватит ерзать, Элли? – раздраженно прорычал Олэн.

Я села ровно, завязала шарф, чтобы видеть его.

– Это все твоя вина, – сказал он, музыка резко оборвалась.

– Ты сильно пострадал? – не было смысла отрицать свою вину, но я ничего не могла с этим поделать.

– Сильно. Я не могу встать с кровати сам. Я не могу пройти по дому без желания упасть. Мама не знает, что делать. Она в истерике. Как и Хельдра. От мужа нет проку, если он прикован к кровати.

– Есть, – сказал Скуврель с пола. – Ты удивился бы, как хорошо это могло быть.

Я пнула его клетку.

– Муж? – спросила я, губы похолодели. Я облизнула их. Это не помогло.

Он хмурился, и я не знала, почему он так злился, когда он сказал:

– Мы должны были пожениться, но я уже не знаю.

– Когда? – дыра появилась в моем животе. Он не намекал на симпатию ко мне. Просто всегда был дружелюбен. Больше других. И я начала надеяться… хотя это было сильным словом. Думать… нет, не так. Я стала воображать, что, если все сложится правильно, если я стану хорошей охотницей, когда подрасту, и он подумает обо мне.

– Когда все было правильно, – сказал он и вздохнул. – А теперь так уже не будет, Элли. Мой папа пропал навеки из-за тебя.

– Почему она?

– Ты меня слушаешь? – рявкнул он. – Ты забрала моего папу.

– Мне жаль, – ощущалось неправильно даже говорить это. Потому что этого не будет достаточно.

– Кому до этого есть дело? – едко сказал он. – От этого есть благо? Это его вернет?

– Нет, – я хотела плакать, но только сильнее подавляла слезы, стиснув зубы. Я не заплачу. Не из-за него.

Пусть это придает сил, Элли!

– Это исцелит мои раны?

– Нет.

– Это вернет мне шансы с Хельдрой? – он стал громче.

– Кому есть дело до Хельдры? Она ужасна! – слова вырвались из меня. Я не могла сдержать их. – Она говорила гадости, когда Хуланна ушла в круг!

– Мне есть дело, Элли! Мне. Она важна для меня больше, чем ты. Так что хватит сюда приходить и беспокоить меня, лучше исправь бардак, который ты натворила.

– Я не могу это исправить, – холодно сказала я. Я могла сыграть только холод. Если я сделаюсь теплее, я стану всхлипывать.

Он склонился в кровати, кашляя, словно движение вредило его легким. Он сказал ужасно низким голосом:

– Попробуй.

Я миг смотрела на него сквозь повязку, и мои глаза расширились. Он хотел невозможного. Могла ли я вообще это исправить?

– Жители не хотят, чтобы я была охотницей, – растерянно сказала я. Может, он будет переживать из-за этого, раз не переживал из-за другого.

– Да, твоя жизнь очень сложная, а мою ты испортила. Ты потеряла работу, – сухо сказал он, и слова били по моему сердцу, как топор по живому дереву.

Я встала, взяла клетку и трость, пристегнула клетку к поясу.

– Элли? – сказал Олэн, заиграв на мандолине снова.

– Да?

Его лицо было красным, он холодно смотрел на меня и сказал:

– Не возвращайся сюда без моего отца. Если не найдешь его, я не хочу тебя снова видеть.

Мое лицо пылало, я выпалила:

– Не переживай, Олэн. Не увидишь.

Я не дала себе убежать из дома, сохранила достоинство и смогла выйти, чеканя шаг, хлопнув за собой дверью.

Так ему и надо, если Хельдра отменила планы. Хельдра! Кто бы подумал?

Так ему и надо, если он обозлится и не сможет играть на глупой мандолине.

Так ему и надо, если он не увидит меня снова, если я умру где-то на холоде, одна, пытающаяся спасти его отца. Я преуспела бы только с музыкантом со мной, но он испортил свое будущее, отвернувшись от меня.

Горячая слеза катилась по лицу, и вдали раздался гром.

Кого я обманывала?

Ему это не нужно было, ведь это была не его вина. Это была моя вина. И это меня злило так, что я хотела сжечь Фейвальд. Я даже не понимала, что делала, пока ноги не оказались на тропе, ведущей к Звездным камням.

Глава двадцать девятая

Когда Хуланна была маленькой, она получала все, что хотела. Если мы шли в лес семьей, Хуланна волочила ноги, чтобы отец понес ее на плечах. Если мы были в городе, Хуланна смотрела с тоской на сладости, пока отец не покупал ей немного.

Он покупал бы их и мне, но я знала, что у родителей не хватало денег на то, что я хотела – мои лук и стрелы. Охотничьи ботинки. Толстые шерстяные вещи для холодной погоды. Хуланну всегда интересовали конфеты, ленты, а не практичные вещи. Было сложно не завидовать тому, как ей потакал отец, как тепло улыбалась ей мама, если я знала, что все в мире считали ее очаровательнее меня.

Было тяжело, когда Хуланну приглашали на ночевку к друзьям. Порой звали и меня, когда мама шепотом просила мам других девочек. И это жалило.

Обычно я сидела дома, прижавшись носом к окну, и считала гулей, представляя себя рыцарем на коне, нападающим на эти жалкие тени.

Было сложно на праздники, когда Хуланна с ее блестящими волосами и милой фигуркой танцевала со всеми мальчиками деревни, и никто не приглашал меня. Кроме Олэна, но я не хотела сейчас это вспоминать.

– Я могу быть полезной, – сказала я себе. – И когда Хуланна устаивает проблемы для семьи, влюбляя в себя всех парней, я не буду устраивать беды. Я буду разумной, охотиться и помогать семье.

Но теперь оказалось, что я была не лучше Хуланны. У меня не было ценности? Может, Олэн был прав. Может, мне стоило открыть портал и поменяться местами с его отцом или своим… или с Хуланной. С кем-нибудь. Потому что любой из них был бы тут лучше, чем Элли Хантер.

Повязка сползла с лица, и я села на бревно, чтобы перевести дыхание, хрипло кашляя и давясь всхлипами. Ярость кипела под моими слезами. Я ненавидела себя за то, что все испортила. Ненавидела Олэна за то, что заметил это. Я ненавидела деревню за то, что они навредили маме из-за этого. Я ненавидела солнце за яркий свет и дождь за то, что он лился.

Я вытащила платок и вытерла им недовольно нос.

В клетке Скуврель стоял в центре с диким взглядом. Тела пропали, осталась только кровь. Его морок мигал, и настоящий он выглядел и испуганно, и хищно.

Это было из-за того, что он бился об железные прутья?

– Прутья тебе вредят? – спросила я сдавленным голосом.

– Да, – напряженно сказал он.

– Я бы несла тебя, если бы рука так не болела.

Он закатил глаза.

– А если я соглашусь исправить твою руку, если ты согласишься дать мне перерыв от жжения железной клетки?

– Я тебя не выпущу, – я шумно высморкалась.

– Забудь это, – сухо сказал он. – Как насчет такого: ткань, чтобы защитить меня от жара прутьев. Еще иглу, как до этого. И нить.

– Звучит как список для торговца.

– А взамен я исцелю твою руку.

– Звучит слишком красиво, – сказала я. – Это уловка.

– Могу еще предложить открытие круга Звездных камней для тебя, – он смотрел на меня с надеждой.

– Нет уж.

Он сдулся.

– Но на руку ты согласишься.

– Чтобы исцелить меня, тебе нужно выйти из клетки, – с опаской сказала я. – И ты не захочешь вернуться. И у меня будут проблемы.

– Я бы хотел покинуть клетку, – его лицо было каменным.

– Я не буду слушать это, – заявила я.

– А если я выйду так, чтобы исцелить тебя, и пообещаю больше не вредить тебе или другим. И тут же вернусь? Этого хватит? Ты дашь мне тебя исцелить?

– И вещи? – спросила я, проверяя, все ли знала в нашей сделке. – Нить, игла и ткань?

– Да. И еще одно.

– Что?

– Один поцелуй.

– Всего один?

– Ты хочешь сказать, что у тебя так много поцелуев, что стоит купить дюжину?

Мои щеки пылали. Единственный парень, с которым я представляла будущее, только что сказал мне больше к нему не приходить.

– Думаешь о музыканте? – спросил он, склоняя голову с интересом.

– Не твое дело.

– О том, кто играл на красивом инструменте, тело которого извивается как украденный ветер? – его глаза сияли ярко, пока он говорил.

– Ты влюблен? – удивилась я.

– Конечно! – он вздохнул.

– Серьезно? – я прищурилась.

Я не знала…

Я не думала…

Он рассмеялся.

– В мандолину. Так ты это назвала? Мандолина?

Ох.

– Да, – поспешила согласиться я, и он ухмыльнулся.

– Ревнуешь?

– К мандолине? – сухо сказала я. Ревновала ли я? Из-за симпатии фейри? Глупости!

Он музыкально рассмеялся.

– Подумай о сделке. У тебя будет работающая рука.

Мои щеки пылали. И он будет первым, кого я поцелую. Даже не парень.

– Почему поцелуй? – осведомилась я.

– Почему нет? – он пожал плечами.

Я резко встала, надела повязку на глаза и попыталась игнорировать музыкальный смех из клетки.

Глава тридцатая

Развести костер в дождь удалось не сразу. Я не справилась бы, если бы не начала до того, как дождь стал ливнем. Теперь я сжалась у жалкого подобия костра у одного из Звездных камней, слушая едкие комментарии Скувреля, пока я пыталась сохранить огонь, игнорируя боль в руке.

Голова гудела, боль шипами впивалась в глаза. Было лучше, если я оставляла повязку, но я часто сдвигала ее и озиралась. Меня легко могли застать тут врасплох, и это приведет к катастрофе.

– Если не хочешь заключать со мной сделку, зачем мы тут?

– Кто-то должен сторожить дверь, – рявкнула я. Хотя я даже не могла сейчас выстрелить из лука. – Есть только я.

– Ты отдашь себя за отца мальчика? – он звучал искренне любопытно.

Я не ответила. Я думала об этом. Я думала об этом с тех пор, как Олэн сказал мне не возвращаться без него.

– Ты стоишь больше певчего, – Скуврель притих. – Наверное. Я не слышал, как он поет. Та мандолина – вещь рая и ада, соединенных в мелодии, которая выжигает следы в сердце.

Восхищение звенело в его голосе. Я бы убила за такую любовь.

Откуда взялась эта мысль?

– Да, я заметила, что тебе нравится, – сказала я. Я видела, почему в стишке говорилось, что музыка слепила их. Он был беспомощен, как влюбленный щенок, когда дело касалось музыки.

– Я бы заплатил рубинами и лунными камнями, чтобы снова ее услышать.

Я рассмеялась от тоски в его голосе.

– Я тебя забавляю? – казалось, его гордость можно было задеть не хуже моей.

Я кашлянула.

– Ни капли.

Я могла врать, а он – нет. Я добавила веток в костер, застыла, услышав треск ветки. Я тут же вскочила на ноги, вытянув трость, готовая ударить. Моя рука пела о боли и страданиях.

– Элли? Ты тут?

Я выдохнула с облегчением. Это была моя мама.

Она вышла из теней и деревьев с большой сумкой на спине, чайником в одной руке и длинными палками в другой.

– Я думала, что найду тебя тут, – мягко сказала она. – Тебе плохо. Поле под дождем – не место для девушки со сломанной рукой.

– В эти дни я могу быть только тут, – я не смогла скрыть горечь в словах.

– С Олэном не получилось? – она опустила чайник на круг камешков вокруг костра, сбив один из камней из круга. – Круги тут опасны, Элли. Не делай их без необходимости.

– Олэн не хочет меня больше видеть.

– Уверена, это не так, – она опустила сумку рядом со мной на камень и вытащила из нее квадрат ткани. – Нет, сиди. Ты выглядишь ужасно. Не нужно добавлять простуду к перелому. Выпей чая, когда он нагреется.

Мое лицо пылало. Мне не нравилось врать ей о своем здоровье, но если бы я сообщила ей о лихорадке, она не выпустила бы меня из дома.

– Это палатка? – спросила я.

– Я знаю, что дома тебя не удержать, – она тряхнула головой. – Ты как твой отец. Он тоже захотел бы остаться тут, чтобы следить за кругом. И он сделал бы вид, что ушел на пару часов, а прошла бы ночь, потом еще, и я сдалась бы и принесла ему палатку. Я сделала выводы. Я не буду слушать твою ложь. Я просто поставлю тебе палатку.

– Спасибо, – вяло сказала я. Было тяжело злиться перед лицом такой доброты.

– В сумке еда, там же швейный набор для штопки одежды, мешок лекарственного чая, одеяла, чашка и бутылка с водой. И сухая одежда, ты как раз промокла, – она уже почти установила палатку. Она вбила колышек молотком, прошла к другой стороне палатки, стала бить по другому колышку. – Наверное, нет смысла говорить тебе отдохнуть, пить чай и держать ту руку сухой, но я все равно говорю.

– Я это сделаю, – сказала я слабым голосом.

Она закрепила веревки на углах ткани, привязала их умело, будто делала так каждый день.

– Не удивляйся. До твоего рождения я делала так с твоим отцом почти каждые выходные. Ты же не думаешь, что я родилась старой?

– Все меня ненавидят, – сказала я, губы почти не шевелились.

Она сделала паузу.

– Ты знаешь, что я не ненавижу тебя, Элли.

– Ты не считаешься, – сказала я.

Она покачала головой.

– Ты сейчас так думаешь, но однажды ты поймешь, что родители считаются. Мы очень важны. Я тебя там прикрою, – она махнула на деревню. – Пока ты тут делаешь то, что должна. Но я хочу обещание.

– Какое? – я почти плакала. Ее любовь и забота были хуже, чем их отсутствие. Казалось, ее доброта подчеркивала все причины, почему все болело.

– Обещай, что не отбросишь жизнь, чтобы все исправить.

Я молчала. Я не решила, сделаю это или нет.

Она покачала головой, издала раздраженный звук горлом. Она убрала молоток в сумку и вытащила потрепанную книгу в кожаном переплете.

– Тебе нужно прочесть это, – сказала она. – Это книга, о которой я говорила. Матушка Хербен будет злиться, как коза с одним рогом, если поймет, что я ее взяла, но она тебе нужна, – она посмотрела на небо. – Ты знаешь, что означает роль Охотника?

Я скрыла удивление от резкой смены темы, налив чай в побитую металлическую кружку, которую она принесла.

– Я охочусь на хищников и врагов города.

– И?

Я покачала головой.

– И что?

– Ты должна охотиться на всех врагов и хищников, или ты перестанешь быть Охотником, – сказала она.

– Ладно.

Она выглядела неуютно.

– Это твой отец должен говорить тебе это.

– Что?

Она не выглядела так неуютно, когда говорила Хуланне и мне о птицах и пчелах.

– Это значит, что тебе нужно охотиться на все. Если бы, скажем, феникс был на нашей земле, ты должна была бы охотиться на него. Ты не могла бы просто дать ему летать.

– О, – это будет проблемой. – Его нужно поймать, или охотиться на него?

Она посмотрела на меня.

– Охотник в уникальных отношениях с землей. Нужно охотиться на него, если нужно. Убить, если нужно. И воздержаться, если не нужно.

Казалось, эти были не все объяснения. Это были только основы.