Текст книги "Охота на фейри (ЛП)"

Автор книги: Сара Уилсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Флетчер кивнул, двигался быстро от облегчения, помогая мне поднять Вудривера.

Мы понесли его в деревню. Я едва справлялась. Если бы Флетчера не было, я бы его не дотащила.

Я тяжело дышала и устала, когда мы миновали первые окна, сияющие светом. Я сосредоточилась на своих ногах, каждый шаг давался с трудом, сил почти не осталось.

Он был слишком тяжелым. Руки и грудь болели от усилий.

Дорога тянулась с севера на юг, озаренная светом луны, и я боролась с болью в теле, пытаясь подстроиться под шаги Флетчера. Мы миновали кузню и постоялый двор, свет горел, несмотря на поздний час, и добрались до площади.

Я так сосредоточилась на грузе, что не заметила там толпу. Шепот тревожил.

– …жуткая с этой повязкой, но ходит так, будто видит…

А потом в ужасе:

– О, звезды, это Вудривер!

– Кто-нибудь, приведите его жену!

– И матушку Хербрен. Скорее!

– …пронзен!

Мы опустили его, и я подняла голову и увидела, что собрались почти все взрослые в деревне. Они оделись в спешке – ночные сорочки были заправлены в штаны. Шали поверх ночных рубашек, хотя вечер ранней осенью был теплым.

Их лица были мрачными, пока они смотрели на труп Вудривера на площади. Его лицо уже не было человеческим, стало незнакомым.

Флетчер сел рядом с другом и зарыдал. Мое сердце сдавило. Я не знала, стал он таким беспомощным от горя или выпивки, но эти люди уже злились на меня. Уже винили меня в потере певчего и охотника. Что они сделают теперь, когда я принесла Вудривера к их двери? Особенно, когда единственным свидетелем был пьяница?

– Что тут случилось? – спросил ледяной голос. Алебрен, хозяин постоялого двора. Он скрестил руки на груди.

– Осторожно, маленькая охотница, – прошептал Скуврель. – Это толпа. Я люблю толпы. Они чудесно слепы, и игры с ними заманчивы, но ты готова играть?

– Я нашла его в лесу. Мертвого, – я не слушала Скувреля. Правда была моим единственным оружием тут.

Алебрен оглядел кольцо жителей деревни, и я не понимала выражение его лица. Но, пока госпожа Тэтчер улыбалась ему, это не обещало ничего хорошего. Я искала в толпе маму, но не видела ее. Как и госпожу Чантер. Во рту пересохло.

– Об этом мы говорили, когда вы выбрали меня мэром пару часов назад.

Мэром? В этой деревушке никогда не было мэра.

– Жадные до власти обожают конфликты. Как весело, – слова Скувреля вызвали во мне холод. Я сжала его клетку, еще привязанную к моему поясу, свободной рукой, сглотнула, нервничая.

– Ты убила существо, убившее его, Эластра Хантер? – спросил новый мэр.

– Нет, – сказала я. – Я вернусь…

Он поднял руку и перебил меня:

– Ты не тронешь существо фейри. Никто не тронет, пока не прибудут Рыцари Света.

– Но оно убило Вудривера, – возмутилась я. – У него в крупе моя стрела.

Мэр цокнул.

– Охотники всюду ищут жестокость. Во что ты превратила нашу мирную деревню?

Он указал на труп Вудривера. На краю толпы послышался шум, и вой жены Вудривера разбил ночь, она растолкала людей и рухнула на грудь мертвого мужа.

Моя голова кружилась, горло обжигала рвота.

– Твоя семья принесла трагедию, – строго сказал мэр. – Охотник – старая работа. Старая, как зимние бури, и такая же ненужная. Мы встретились и решили, что в деревне больше не будет охотника. Такая работа нам не нужна. Мы не будем провоцировать их. Мы дождемся Рыцарей, они решат, как справиться с проблемой. Может, великий лорд или леди сжалятся над Скандтоном и возьмут нас под свое крыло.

Мой рот раскрылся. Я резко закрыла его.

– А что с единорогом, сделавшим это? – спросила я в ужасе, указывая на Вудривера.

– Ты сказала, что попала в него стрелой, – тихо сказал мэр.

– Но…

Он поднял руку.

– Она выстрелила до того, как его пронзили, или после, Флетчер?

Флетчер встряхнулся, пьяные рыдания утихли на миг.

– Не знаю.

– Думай, – попросил мэр Алебрен, и впервые в жизни я увидела жадный блеск в его обычно скромных глазах.

– Я… это могло быть до, – сказал Флетчер. Предатель.

– Нет, – возразила я. – Если его не остановить, он пронзит больше людей. Рыцари будут ехать неделями. За эти недели все мы падем жертвами существ фейри, если я их не остановлю!

– Хватит, Элли, – сказал новый мэр. – Мы не будем беспокоить существ фейри, и они не тронут нас.

Но это так не работало. Хищники охотились. Такими они были созданы. Люди выживали, если охотились лучше. Я открыла рот, но он заговорил громко, чтобы все слышали:

– Ты уберешь силки охотников, – громко заявил он. – И перестанешь тут охотиться. До решения Рыцарей Света все ловушки и охота отменены. Это наше решение для Скандтона.

– А если я откажусь? – спросила я, толпа притихла. Они не ожидали такого от меня. Так могла бы сделать Хуланна, смелая и красивая, но не Эластра с ее едкими замечаниями и молчаливой натурой.

Мэр вздохнул.

– Ты подвергнешь всех нас опасности. Мы достаточно страдали.

Он махнул на жену Вудривера, лежащую на муже, ее всхлипы сотрясали обоих. Мое сердце болело. Вудриверы не нравились мне, но их боль почти калечила меня. И так больно было бы за любого из деревни. Я знала только это место, знала его хорошо – каждого человека, каждого зверя, каждую тропу и каждое укрытие.

Я должна найти ключ к порталу. Я должна была уже решить ту загадку и освободить отца и сестру. Если бы я это сделала, трагедия не произошла бы.

– Твоя мать у Тэтчеров, – сказал мэр Алебрен, и я охнула. Мама не пошла бы к Тэтчерам по своей воле. Я была в этом уверена. Он продолжил стальным тоном. – Принеси силки и оружие завтра на постоялый двор, и вы сможете вернуться в дом и растить коз. Но больше никаких убийств. Никаких смертей.

Я ощутила грубые ладони на спине, попыталась развернуться, но с меня уже сняли колчан. Я не ожидала нападения, никогда не боялась, что жители деревни мне навредят. Я не думала, что такое было возможно.

– Это мои лук и стрелы, – мои губы онемели, словно не могли признать это предательство.

– Они теперь тебе не понадобятся, – сказал властно мэр. – Мы – мирная деревня. И я повешу того, кто нарушит покой.

Охнула не я одна. Он повернулся и позвал мужчину в конце толпы:

– Могильщик!

Могильщик прошел вперед с женой. Она с жалостью посмотрела на меня, этот взгляд пронзал. Я поняла в тот миг, что, даже если не все были согласны с новым мэром, никто не выступит против. Никто не вернет мне лук или титул охотницы. Это было все, что у меня было. И я лишилась этого.

Я смотрела, онемев, как они забрали Вудривера, новый мэр ушел на постоялый двор. Я смотрела, онемев, как народ Скандтона расходится по домам.

Мое сердце смертельно похолодело.

А потом, словно мир ощутил ту же ледяную боль, снег пошел над деревней. Снег во время сбора урожая.

Мне не хватило тепла, чтобы удивиться.

Глава тридцать шестая

– Я вижу, почему эта деревня популярна, – сказал едко Скуврель, когда я села на край колодца в центре деревни. – Люди тут очаровательны, как лорд Кубков.

– Надеюсь, я его не встречу, – прорычала я.

Я сняла повязку и посмотрела на него впервые с нашей сделки. Он стал еще милее? Темные волосы идеально обрамляли лицо, а крылья будто из дыма сильнее оттеняли голую грудь и спину, татуировки из перьев тянулись по рукам, и его ладони будто пропадали в ночи, но в одной он сжимал иглу, как меч. Его камзол был чистым и свисал на нити с одного из прутьев – наверное, сушился.

– Тебе не холодно? – спросила я, чтобы убрать молчание, а не из переживаний. Он развернул под собой ткань, края поднимались у прутьев, чтобы, если я буду двигаться, он съехал по полу клетки и ударился об ткань, а не железо.

– Нет, – он сверкнул улыбкой. – Но некоторые говорят, что мое сердце изо льда.

– Я запомню это, – сказала я, но думала о другом. Мне нужно было принять решение. Отдавать деревне луки, стрелы и силки отца ради свободы матери или попытаться пройти в круг Звездных камней и вернуть его?

Я могла представить жизнь без него или Хуланны – мы с мамой в домике и козы. Мы могли так жить. Но это разобьет ее. И ненависть, уже проросшая в моем сердце, поглотит меня, и одной черной ночью…

– Ты знаешь, что мы порой слышим злые мысли? Твои – черные, – сказал Скуврель.

– Тебе какое дело?

Он пожал плечами.

– Пока я у тебя в плену, я не хотел бы, чтобы ты погибла. Кто знает, что тогда будет со мной?

Я хмыкнула.

Я решила, что меня устраивал только поход в круг. Мама поймет. И она найдет способ освободиться. Она лучше договаривалась с людьми, чем я.

– Но мне понадобится ключ. Мог ли тот стишок из книги помочь его найти? Я произнесла его вслух, вспоминая каждое слово.

– Глубоко иди в кольцо, – пробормотала я.

Скуврель рассмеялся.

– Там, где ветер не дует в лицо.

Его улыбка стала хитрой, и он смотрел на меня так, словно хотел и меня сделать такой.

– Глубоко, но не в земле.

Он облизнул губы.

– Не дыши, там смерть везде.

– Очаровательно, – он растянул слово, словно пробовал его на вкус впервые. – Ты – поэтесса. Ты всегда сочиняешь стихи о том, на чем сидишь? Можешь сесть на меня. Я был бы рад еще одной поэме о своей доблести.

– Еще одной? – сухо спросила я. – Ага, обойдешься.

Но я думала о его словах и блеске его глаз.

Стихи о том, на чем я сидела.

Колодец.

Он был старее деревни, первым был построен тут.

Я обдумала строчки стишка. Он был прав. Это мог быть колодец. И ключ мог быть спрятан под водой. Придется задержать дыхание, чтобы достать его. И спускаться придется долго, так что пытаться достать его было опасно.

– Там будет темно, – пробормотала я.

– Как насчет игры? – сказал Скуврель.

– А похоже, что я в настроении для игр? – прошипела я, глядя на площадь. Огни в домах угасали, пока не остались только в постоялом дворе. Лучи оранжевого света падали на площадь, но не внутрь колодца. Я поежилась от мысли, что окажусь под водой, куда еще и сыплется снег.

– Я всегда готов к хорошей игре, – сказал Скуврель. – А эта тебе поможет.

– Как? – я постаралась вложить весь яд в одно слово.

– Под водой не будет приятно. Игра может тебя отвлечь. И, если ты найдешь, что ищешь. Тебе понадоблюсь я, чтобы это использовать. Почему не сыграть? Если ты победишь, я научу тебя использовать ключ.

– А если ты победишь?

– Возьму еще поцелуй.

– Кто бы думал, что ты так желаешь капли симпатии, – пробормотала я, но меня обеспокоило то, как загорелись его глаза, словно я попала по больному. – Что за игра? – я отвязала клетку от пояса. Он следил за мной, а я опустила клетку на сверкающий снег.

– Правда или ложь, – сказал он с улыбкой.

– Я думала, ты мог говорить только правду.

Я не могла лезть в колодец в одежде. Она будет тянуть на дно, и если я всплыву в мокрой одежде, могу замерзнуть и умереть. Я с неохотой стала раздеваться, сложила сначала шерстяной плащ так, чтобы внутренняя сторона осталась без снега, а потом сняла сапоги и пояс.

– Или мы можем поиграть в Соблазнение, – сказал Скуврель, пока я раздевалась. – Я люблю эту игру.

Я огляделась, надеясь, что никто не смотрел в окно.

– Заткнись.

– Тогда правда или ложь, – широко улыбнулся он.

Я старалась не смотреть на него, снимая остальное, но надела повязку для последнего шага. Я неловко опустила ведро в колодец, чтобы вся веревка размоталась. А потом дважды проверила узел на конце. Он выдержит мой вес? Должен.

– Правда или ложь – ты мило смотришься обнаженной в снегу, – сказал он.

– Я не голая, я в нижнем белье.

Он рассмеялся.

Я сняла повязку и оставила ее на груде вещей, убийственно посмотрела на Скувреля. – Почему тебе не придерживаться менее личных тем?

В этот раз он хохотал задорно. Ему это нравилось.

– Тогда ты заплатишь?

– Почему нет? – сказала я. – Но награда будет уточнена в конце.

– Обещаю, – он поднял руку, – что ты можешь добавить все условия, чтобы вернуть меня в клетку, если дашь мне поцелуй.

Я закатила глаза и сунула петлю клетки в рот. Я не осмелилась оставить ее тут, пока буду в колодце. А если ее украдут? А если откроют дверцу?

Я нашла вслепую пояс, продела его в петлю и закрепила. Я смогу привязать его к веревке по пути вниз.

Было сложно отыскать веревку. Я боялась потерять равновесие, потянувшись слишком далеко, но не видела веревку.

– Чуть правее, – подсказал Скуврель.

Я ничего не сказала. Рот был занят.

Я поймала веревку, сжала ее обеими руками, не дала себе испугаться и бросила на нее вес, замерла во тьме над пропастью.

Вперед.

Лучше бы это сработало.

Глава тридцать седьмая

Мои ладони уже онемели от холода, пока я спускалась по шершавой веревке. Я не спешила. Я не хотела порвать кожу ладоней, съезжая, так что использовала метод, которому меня давно научил отец – спускалась ладонями и ступнями, веревка была хитро намотана на левой голени на всякий случай.

Осторожно, Элли. Глубоко дыши. Двигайся осторожно. На голой коже выступили мурашки от холода. Я не видела в темноте, узнать, что добралась до воды, могла, только когда ноги коснутся ее, и тогда станет еще холоднее.

Я хотела бы тут духовный след, и меня беспокоило, что его не было. Может, просто колодец так часто использовали, что он рассеялся, а пещера, где была клетка, использовалась периодически. Или я просто зря гналась за этой догадкой. Я гонялась с отцом за дикими гусями в горах, отбиваясь от гулей, бежала, смеясь, к огромным стаям. Отец любил рагу из гуся. Все любили. Обычно мы продавали это на Зимнюю ночь.

Я старалась не думать о Зимней ночи, зубы стучали.

– Правда или ложь, – сказал Скуврель из клетки. – Я танцевал на этих землях во снах и видел тебя там.

– Глупая игра, – сказала я со стуком зубов. – Ты не можешь врать.

– Может, это ложь – что мы не можем врать. Может, так только люди говорят о нас.

– Правда, – я стиснула зубы. Веревка казалась длиннее, чем я помнила. Все фейри говорили «О, ты мне снилась» и ждали, что девушки станут маслом в их руках? Если я была маслом, то только маслом зимой – холодным и твердым. – Это правда.

– Да. Твоя очередь.

– Правда или ложь, – сказала я. – Я хотела убить тебя, когда посадила в клетку.

– Правда, – сказал он. – Попробуй спрашивать что-нибудь сложнее.

– Ты знал это и не боялся?

– Правда или ложь? – спросил он, игнорируя вопрос. – Тебе понравилось целоваться со мной.

Его глаза сияли ярче, когда он это спросил. Словно он хотел узнать ответ. Но он его не получит.

– Любой ответ ты назовешь неправильным, – сказала я. – Ты жульничаешь.

Я вздрогнула, зашипев сквозь зубы – пальцы ног коснулись холодной воды. Осторожно, стараясь удержаться на веревке ногами, я привязала к ней пояс.

– Я не жульничаю. Я добываю информацию. Что лучше игры? – Скуврель подмигнул, и я нахмурилась во тьме. Я хотя бы видела его.

– Надеюсь, узел выдержит, и ты не утонешь, пока я не вернусь, – сказала я.

– Я очарован твоими переживаниями.

– Не стоит.

Я спрыгнула с веревки, не дав ему ответить, резко вдохнув при падении, скривившись, когда я рухнула в воду. Как только я погрузилась, я увидела золотой след в воде. Я повернулась в тесноте колодца и поплыла за следом. Я хотя бы знала, что тут что-то было. Я не гналась за тенями. Грубая веревка задевала ногу – только она связывала меня с воздухом и небом.

Как далеко плыть? Я могла представить склизкие стены вокруг, грубые камни сгладились за века. Я видела это в годы, когда воды было мало, когда уровень воды был в тысяче лиг от вершины. Мы не знали, как глубоко он тянулся, но вода в колодце была всегда, какой бы ни была засуха.

Хватит ли мне дыхания, чтобы добраться до ключа и вернуться с ним? Как глубоко предки его спрятали?

Я старалась не паниковать. Это только все ухудшило бы.

Ощущалось как в стишке – я играла со смертью, спустившись сюда. Словно я была в могиле. Если бы мама знала, что я делала, упала бы в обморок от страха.

Мама. Отец. Хуланна. Я должна преуспеть ради них.

Я старалась направить страх в силу для себя, пока плыла в чернильной глубине.

Может, Хуланна не была моим врагом. Может, так показалось, когда она появилась в круге. Может, это был только морок.

Я двигала ногами сильнее. Легкие начали гореть, но золотой след вел все глубже.

Я не смогу. Воздуха не хватало.

Я думала уже только о том, как болели легкие. Они кричали, когда золотой след, наконец, закончился в небольшой нише в стене колодца. Я сунула ладонь во тьму – там просто не хватало камня. Внутри был вонзен ключ. Я недовольно потянула его, дергала его.

Время было на исходе.

Я умру так.

Ярость наполнила меня от несправедливости. Я – Эластра Хантер – умру в дурацком колодце со злорадствующим фейри, пока я пыталась забрать ключ, который никто и не должен был тут прятать!

Ключ подвинулся.

Я повернула ладонь, и он освободился.

Времени не хватит!

Я направилась к поверхности, боль ослепляла, пока я отчаянно отталкивалась ногами. Я не успею.

Я ощущала, как угасало сознание.

Заставь это стать твоей силой, Элли!

Мне нужно было вдохнуть.

Паника наполнила меня, я двигала ногами сильнее, ударялась ступнями и ладонями об камни до синяков.

Я набрала в легкие воду, задыхалась, тонула, умирала.

А потом моя голова вырвалась из воды, и я кашляла, сплевывала воду. Меня стошнило ею, пока я сжимала веревку. Я сомневалась, что удержусь. Я выпущу ее и утону.

– А ты говорила, что мне нужно за собой следить. А сама плаваешь в своей рвоте.

Злость из-за его насмешки закипела во мне, и я обвила дрожащей ногой веревку и поднялась к клетке.

– Поразительно, но я все еще был бы рад поцеловать тебя, – дразнил фейри.

– Ты ужасен, – прохрипела я, сняла пояс с веревки и прикрепила к своей талии. Я не могла сейчас нести клетку в зубах – я едва могла дышать ртом. Я прислонилась головой к веревке, цеплялась, но забраться сил не было.

Если я не начну подниматься, я ослабею и умру тут от холода или утону.

И загрязню колодец хуже, чем уже сделала.

– Сказала девушка, пристегнувшая меня к телу почти без одежды, – Скуврель напомнил мне, что тонкое промокшее нижнее белье прилипало к коже.

Он не должен был смотреть! Это было унизительно! Гнев придал мне силы карабкаться. Я забиралась все выше, пока он болтал:

– Знаю, невозможно найти в твоем мире мужчину моей красоты, но если тебе приходится держать любовников в клетке и привязывать их к почти обнаженному телу, ты делаешь что-то не так.

– Я тебя ненавижу, – выдавила я. Горло болело, и в легких будто еще осталась вода. Я будто тонула в ней. Но ярость от его слов гнала меня наверх, пока я не добралась до перекладины, с которой свисала веревка. Еще порыв гнева, и я перебралась через каменный бортик и рухнула на тонкий слой снега.

Клетка ударилась об камень, и Скуврель громко выругался.

– Так тебе и надо, – простонала я в снегу. – За твои слова.

– Ты должна меня благодарить, – прошипел он. – Я только что спас тебе жизнь.

Глава тридцать восьмая

Когда мне было четырнадцать, я думала, что Олэн будет танцевать со мной на празднике Небесных огней. Вся деревня радовалась, потому что королеву Анабету короновали в городе Фарамор, и ночные вспышки послали во все деревни в честь празднования ее коронации. Видимо, Скандтон входил в ее границы, нашу ночную вспышку днем принес торговец.

– Гулей в лесу не будет месяцами, когда мы это запустим, – пообещал он нам.

Я робко намекнула Олэну, что хотела бы танцевать в этом году, и он улыбнулся своей загадочной улыбкой, намекая, что мог исполнить это желание.

Но той ночью, пока я ждала в стороне от танца, надеясь на шанс, подошла Хельдра.

– Я решила танцевать с Олэном всю ночь, – заявила она, улыбаясь Хуланне. – Разве не мило с моей стороны, когда многие могли отказать из-за его хромоты?

Я взглянула на Олэна, где он стоял последние десять минут, нервно глядя на свои ладони. Он посмотрел на меня, покраснел, а потом увидел Хельдру и не сводил с нее взгляда всю ночь. Я должна была уже тогда знать, что это были не просто издевки Хельдры.

– Жаль, тут нет таких хороших парней, как я, да, Элли? – спросила Хельдра. – Тогда один из них мог станцевать с простой девушкой, и тебе не пришлось бы стоять тут и увядать.

Гнев наполнил меня, но заговорила Хуланна, склонившись ближе, с ее привычным милым и мечтательным видом:

– Я слышала, сын Бранчтриммера женится на Лейси Тернхилл.

Хельдра побелела и ушла прочь. Все знали, что она встречалась с Дэленом Брантриммером до прошлого месяца, когда он стал встречаться с Лейси.

– Это было жестоко, – медленно сказала я.

– Нельзя угрожать моей сестре, – тихо сказала Хуланна и посмотрела на меня. – Не танцуй с Олэном. У него две левые ноги.

Я танцевала бы с ним, даже если бы у него были деревяшки вместо ног, как у старого Майнбашера. Но я не смогла в ту ночь и все ночи после нее.

Глава тридцать девятая

Я с трудом добралась до палатки на горной равнине и развела костер. Это заняло в пять раз больше времени, чем должно было. Пальцы были толстыми и неуклюжими, разум затуманился, каждая часть меня устала. Если бы не замечания Скувреля, я сдалась бы и потеряла сознание по пути. Я могла бы умереть от холода. Я не могла заставить себя переживать.

Я подумала, что видела галлюцинации, когда то, что Скуврель назвал совогрифином, пролетело мимо и опустилось за костром, устроилось спать в высокой траве и снеге, когда я смогла заставить дерево загореться. Я даже не помнила, как взяла одеяло из палатки и украл им клетку Скувреля и свое уставшее тело.

Когда я проснулась, рассвет давно прошел. Кто-то звал меня.

– Элли? Ты там?

Я охнула. Олэн!

Я вскочила на ноги, ничего не осознав, коснулась спутанных волос, замерзших, с кусочками травы там, где голова лежала на холодной земле. Я убрала пряди с глаз, попыталась как можно быстрее убрать лед с пальцев и заплести привычную косу, лежащую на плече.

– Ты можешь хоть снять одеяло с клетки? – пожаловался Скуврель.

Я надела повязку на глаза и осторожно убрала одеяло с его клетки.

– Элли? – позвал Олэн.

– Я тут! – мой голос был хриплым. Я закашлялась, легкие болели. Я вдохнула воду прошлой ночью. Я должна была умереть.

Я хотела заплакать, вспомнив это, но девочки, которые находили второй артефакт для спасения своего народа, не плакали. Я выпрямила спину и сожгла этот… эту эмоцию… питая свой огонь внутри.

Олэн оказался передо мной раньше, чем я стала чистой. Я потерла глаза и лицо, убирая замерзшую траву и хвою. Я, наверное, выглядела ужасно. Я ощущала себя комком надежд и боли.

Он не спешил, шагал с болью, судя по тому, как кривился.

– Я заварю чай, – сдавленно сказала я, но он покачал головой. Он не сел. Просто смотрел на меня, пока мое лицо не покраснело.

– Так ты ушла, – сказал он.

Я окинула взглядом долину. Я не спала под крышей.

– Видимо, да.

– То есть, ты больше не охотница. Ты ушла с работы.

Я думала, Скуврель разозлил меня прошлой ночью, но это не могло сравниться с яростью от его холодных слов тут. Ему было все равно. Я увидела мандолину на ремешки на его спине.

– Ты пришел поиграть? – спросила я, лед покрывал каждое слово.

Ему было плевать, что у меня забрали мой мир.

– Никому уже нет дела до этого глупого круга, Элли, – он покачал головой.

Тогда почему он поднялся сюда, если ему было больно ходить по дому?

– Я думала, ты переживал. Ты настаивал на его защите, – сказала я с вызовом.

«Помоги мне! – думала я в его сторону. – Помоги сторожить его! Спасти их!».

Он пнул замерзшую траву.

– Я был дураком. Мэр прав. Угроза тут появилась из-за нашего вмешательства. Мы сделали хуже. Если мы так оставим, угроза пропадет.

– А твой отец? – я уперла руку в бедро.

– Он пропал, – резко и с болью сказал Олэн.

Я фыркнула, качая головой.

– Тогда что ты тут делаешь?

– Я слышал, что тебе сказали в деревне. Я помогу тебе убрать силки и отдать луки. Я переживаю за тебя, Элли. Я не хочу видеть тебя в беде.

Голова гудела, будто гнев сжигал логичные мысли. Он пришел свергнуть меня? Разобрать по кусочкам, и он считал, что помогал мне?

– Я думала, тебе нравилась Хельдра, – я сделала свои слова сталью.

Он отвел взгляд, его щеки покраснели.

– Ты тоже важна для меня.

Я громко фыркнула, он посмотрел на меня, сделал шаг, обвил рукой мою талию и поцеловал меня. Это было так неожиданно, что я не сразу отреагировала.

Мне всегда нравился Олэн. Я думала о поцелуе с ним. Думала о многом.

Но…

Не так. Не когда он не доверял мне.

Мне не понравилось. Казалось, он делал это, чтобы получить что-то от меня.

Хуже, я невольно сравнивала это с вчерашним поцелуем со Скуврелем.

Он хотел поцеловать меня. Это была награда, а не способ получить награду. Тот поцелуй был… я все еще думала о нем, все покалывало, и я краснела от мыслей о нем. Но не тут. Этот поцелуй был безжизненным. Я должна была хотеть его, ведь мечтала о нем годами, но он был пустым.

Олэн закончил и отодвинулся, его глаза пылали не страстью, а раздражением.

– И зачем это было? – возмутилась я.

– Ты можешь вернуться, Элли. Вернись в Скандтон, и все будет как всегда. Мы будем друзьями. Будем сидеть в стороне и смотреть, как люди болтают. Мы будем наедаться козьим сыром с медом на танцах и помогать матерям носить хворост, и мы оставим эту… травму… позади. Вернись со мной.

– И что? – спросила я, голос был резче, чем я хотела прозвучать, потому что мне это не казалось счастливым будущим. В нем не было отца или Хуланны. И я не была там охотницей деревни. И там не учитывали, что будет, если круг откроется снова. Это было будущее людей, сунувших головы в сугроб. Будущее для идиотов. Холодный ветер бросил кусочки льда в наши лица, и я укуталась в плащ. – А потом? Ты женишься на Хельдре?

Он отвел взгляд.

– Тогда зачем целовал меня? – я не сдержалась от колкости в словах. Поцелуй был горьким на моих губах.

Он сказал с болью:

– Идем, Элли.

– Твоя мама послала тебя?

Он прикусил губу и раздраженно покачал головой.

– Твоя мама несчастна у Тэтчеров. Но она может жить с нами, если ты сдашься и перестанешь упрямиться. Моя мама… хочет вернуть подругу.

– Твоя мама послала тебя поцеловать меня? – я еще не слышала свой голос таким высоким. Ему хватило наглости смутиться еще сильнее. – А твой отец? Его она вернуть не хочет?

Дыхание вырвалось из него с шипением.

– Конечно, хочет!

– Если сдаться, этого не будет, Олэн! Нужно бороться! Нужно найти способ пройти в круг и забрать его!

– Ты не можешь просто уйти, Элли? – закричал он, лицо исказил гнев.

Мой гнев присоединился к нему, бил по моему самоконтролю с той же силой, что ветер, воющий вокруг нас.

– Ты – идиот, Олэн Чантер. И трус. Почему нельзя хоть раз попробовать?

Он склонился, слова были кинжалами:

– Почему нельзя хоть раз быть обычной девушкой, а не злым фриком?

– О чем ты? – что-то холодное и неприятное разбило мой гнев. Что-то, что шептало, что я знала, о чем он говорил, хоть делала вид, что нет. Что я всегда знала, что люди так меня видели. Что это было правдой.

– Тебе всегда нужно решить проблему, Элли. Ты всегда злишься из-за чего-то, что решила исправить. Ты никому не доверяешь. Ты не можешь быть счастлива. А теперь хочешь сделать всех нас несчастными с тобой.

– Ты не должен был приходить, – отчеканила я слова, чтобы не было ошибки. Я заставила губы перестать дрожать, дала ярости наполнить меня. Но ничего не могла поделать с дрожью тела. Гнев делал так с человеком.

Они думали, что я буду хорошей и просто сдамся? Тогда они меня не знали.

Я никогда не сдавалась.

И я не была хорошей девочкой.

– Ты права, – скованно сказал Олэн. – Я зря потратил время.

Он бросился прочь, и я не успела ничего сказать. Ветер трепал плащ, чуть не сорвал его с Олэна. Я дала себе расплакаться. Было приятно плакать, когда меня никто не видел. И никто не мог узнать мои слабости.

Слезы пропитали повязку, я пробралась в палатку, опустила клетку у маленького матраца и села на него со стуком. Ледяной ветер терзал палатку снаружи. Внутри я замерзла не только физически. Лед полз по венам, что-то затвердело во мне.

Завтра я поймаю того единорога. А потом использую ключ и уйду в круг, чтобы освободить отца и сестру. И никто меня не остановит. Ни Олэн. Ни вся деревня.

– Правда или ложь, – спросил Скуврель во тьме. – Ты влюблена в того человеческого мальчишку.

– Ложь, – прошипела я. Но настоящей ложью был мой ответ.

Глава сороковая

Я не плакала, пока собирала вещи в сумку, которую мне дала мама. Сдаться – признать, что отказ деревни и всех, кроме моей семьи, оставил раны, которые я чувствовала, а я не собиралась так их радовать. Особенно Олэна.

Когда я закончила собираться, я развела костер. Я поставила клетку у огня, когда он разгорелся. Только потом я сняла повязку и осмотрела ключ.

– Правда или ложь, – сказал Скуврель. – Это самое красивое, что ты видела.

– Ложь, – сказала я. Самым красивым был он, но я не собиралась признавать это.

– Правда или ложь, – спросила я, стараясь не краснеть от своих мыслей. – Ты знаешь, как использовать этот ключ.

– Я знаю, как открыть круг, – согласился он.

– Ключом? – уточнила я. Он был красивым – золотым, хотя не из настоящего золота. Ни у кого в Скандтоне нет золота. Точно не столько.

– Я могу открыть его в любое время, – сказал он.

– И ты можешь сказать мне, как его открыть? – спросила я.

Я попыталась пожелать, чтобы ключ открыл круг. Ничто не произошло.

– Наша игра не завершена, – сказал Скуврель. – Я не прерываю игры. Ни за что. Ты не читала правила в той своей книге?

Я фыркнула, встала и проверила каждый камень в поисках скважины. Я поискала в траве замок, но прошел час, я проверила каждый дюйм обычным зрением и духовным, и пришлось сдаться. Ключ тут нигде не подходил.

– Правда или ложь? – спросил Скуврель. – Тебе нужно поймать единорога, чтобы использовать ключ.

Я посмотрела на него пристально.

– Правда?

Он усмехнулся.

Отлично. Мне нужно было оружие. А деревня лишила меня лука.

Я повернула ключ в ладонях.

– Зачем делать ключ, если он ничего не делает? Который не работает? – пожаловалась я.

– Он работает, – сказал Скуврель. – Просто ты делаешь это не так.

– Правда или ложь? – ворчливо спросила я, взяв нож и огниво. – Тебе холодно без камзола на таком ледяном ветру.

– Ложь, – его тон был игривым. – Только сердце холодное.

Тогда он справится. Я старалась не смотреть на то, как его кожа покрывалась мурашками от ветра, как его мышцы двигались под ней. Это было не честно. Мне не нравилось, когда он смотрел на мою кожу прошлой ночью.

Он отвязал камзол, встряхнул его, пытаясь убрать лед, и надел. Ткань задубела от инея. Мышцы его плеч и рук двигались, пока он работал.

Я недовольно фыркнула, вернула повязку на глаза и пошла к дому семьи.

Лесные тропы были слишком тихими. Я не снимала повязку, смотрела на них с тревогой. Не пищали бурундуки, не возмущались белки. Не каркал ворон, не щебетали синицы. Заяц не выбежал перед нами, куропатка не взлетела из-за моего появления. В тенях не было гулей.

Да, было ветрено и холодно. Да, тучи собирались над Скандтоном, обещая больше плохой погоды. Но я не думала, что тут должно быть так тихо.