Текст книги "Запретные наслаждения"
Автор книги: Сара Рэмзи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)
Кулаками он и отвоевал себе имя: соученики стали называть его Эвенел, по фамилии матери. Это впервые он пошел против отца – отказался от его имени. Сдались даже учителя, но на отца все это впечатления не произвело.
В «Уайтсе», разумеется, кулаки не пригодятся, тем более что все только и ждут от него какого-нибудь фортеля. Но и говорить с клубными завсегдатаями было в общем-то не о чем: большинство пэров были законченными лжецами, тупицами и франтами, в лучшем случае – самодурами и пьяницами. Отдельно держалась компания повес (лидером там был граф Вестбрук) и просвещенные господа, у которых непререкаемым авторитетом пользовался Алекс Стонтон. Явно никто не собирался принимать Фергюсона с распростертыми объятиями.
«Помяни черта...» – подумал Фергюсон, когда его окликнул двоюродный брат Мадлен. На миг его охватило детское чувство, что его по-дружески зовут в компанию, но, обернувшись, он увидел разъяренного мужчину, который приближался к нему с видом капитана корабля, поймавшего болтающегося без дела юнгу.
– Ротвел! – снова позвал его Алекс, или, правильнее будет сказать, граф Солфорд.
Он унаследовал титул вскоре после отъезда Фергюсона. За десять лет все здесь стали именоваться по-другому, так что понадобится не один час на то, чтобы запомнить все эти новые имена и титулы.
– Не будете ли вы столь любезны уделить мне минуту вашего времени?
– Всегда к вашим услугам, приятель, – весело отозвался Фергюсон.
Солфорд только стиснул зубы. Значит, никаких «приятелей»? Что ж, тогда и Фергюсон не будет особо церемониться.
– Неужели вы все еще злитесь из-за той вдовы? Поверьте, соблазнив ее, я избавил вас от массы проблем. Дружище, да вы в долгу передо мной!
Солфорд побагровел и молча проводил его в комнату.
– Вижу, за последние десять лет ваши манеры ничуть не улучшились, ваша светлость.
– Да будет вам! Я думал, вы – любитель древностей, а не пуританин, – отозвался Фергюсон. – Или, может, вы спиритизмом увлекаетесь и вызовите призрак старика Кромвеля[16], чтобы тот самолично отчитал меня?
Удивительно, но после этих слов Солфорд немного повеселел.
– Какой позор! Вы – недостойный сын своего отца, – тем не менее произнес он.
Другой на месте Фергюсона немедленно вызвал бы Солфорда на дуэль или по крайней мере заставил бы его взять свои слова обратно. Но Фергюсон в душе был согласен со своим визави и проигнорировал оскорбление.
– Солфорд, давайте обойдемся без излишних словоизлияний. – Фергюсон открыл табакерку и взял понюшку. Он ненавидел это зелье, но для видимости поддерживал новомодное увлечение. – О чем конкретно вы хотели поговорить? – спросил он ровным тоном.
Солфорд плотно прикрыл дверь. Казалось, ему было неприятно даже видеть герцога, а не то что разговаривать с ним, но он был настроен решительно.
– Я хочу, чтобы вы сообщили мне о своих намерениях относительно моей кузины.
Признаться, сначала Фергюсона удивил этот бестактный вопрос, но прежде ему не раз доводилось объясняться с разъяренными мужьями своих подруг, поэтому он быстро собрался с мыслями. Чтобы выиграть время, он решил потянуть кота за хвост, безусловно, еще больше раздражая этим Алекса. Он сделал вид, что стряхивает невидимые крошки табака. Интересно, что было известно Солфорду? Не зная этого, Фергюсон никак не мог избрать стратегию разговора.
Наконец он принял решение беспросветно врать:
– Ах, ваша кузина! Она ведь дуэнья моих сестер, не так ли? Вообще-то это была идея Софронии, не моя. Если вы возражаете, я обращусь за помощью к кому-нибудь другому, в свете достаточно старых дев.
Грубость должна была отвлечь Алекса от сути вопроса, но эти слова только разозлили его.
– Если Мадлен – дуэнья ваших сестер, вам не следует танцевать с ней. А все только и говорят: на всех балах вы танцуете лишь с одной женщиной, и это Мадлен.
Фергюсон пожал плечами:
– Ваша кузина неплохо танцует. С ней даже поговорить можно. Нынче женщины редко обладают таким даром.
Было заметно, что Солфорд сдерживается из последних сил.
– Десять лет назад вы наслаждались обществом вдов и куртизанок, которые готовы были пасть к вашим ногам, а теперь преследуете добропорядочную старую деву, к тому же сироту! Так что я хочу знать, зачем она вам?
Фергюсону очень не понравились слова Алекса. Значит, вот как: добропорядочная старая дева и сирота. Фергюсону немедленно захотелось вступиться за нее. Словно хищник, готовящийся к прыжку, он инстинктивно наклонился вперед, мышцы его напряглись.
– Вы слишком непочтительно говорите о кузине, называете ее сиротой и старой девой. По крайней мере я никогда не считал Мад неудачницей.
В глазах Солфорда вспыхнул огонь.
– Кто дал вам право так фамильярно называть леди Мадлен?!
– Вы совершенно не знаете свою кузину. Эта девушка, что бы вы о ней ни думали, заслуживает большего, – Фергюсон впился в Алекса не менее гневным взглядом.
Но Солфорда было не так-то легко смутить.
– Я хочу ей только добра, – сказал он. – С вами она не станет счастливой. Считайте, что это первое и последнее предупреждение, Ротвел. Вы скорее присоединитесь к отцу в аду, чем я позволю вам жениться на Мадлен.
Фергюсон решил, что продолжать спорить бесполезно. Пусть Солфорд уйдет с мыслью, что победил в этом споре. Но последнее слово все равно должно было остаться за Фергюсоном.
– Сейчас меня ничто не связывает с леди Мадлен. – Фергюсон внимательно следил за реакцией Алекса. – Но я хочу изменить эту ситуацию. Однако же я никогда не пойду против ее желаний.
Солфорд слушал его с невозмутимым видом. Казалось, он утратил интерес к разговору. Но желваки, игравшие на скулах, выдавали его истинные чувства. По слухам, граф мастерски вел деловые переговоры, но когда речь заходила о семье, сохранять выдержку было гораздо сложнее. Наконец он произнес:
– Если вы причините ей боль, я убью вас. Прятать ваш труп – хлопотное дело, поэтому постарайтесь, чтобы наша размолвка не привела к этому.
Фергюсон едва сдержал улыбку. Он представил, как нелепо будет выглядеть Солфорд, закапывая его труп в саду. Граф еще раз мрачно взглянул на него и отвернулся, давая понять, что разговор закончен. Но возле самой двери он обернулся:
– Даже если у вас сейчас нет серьезных намерений, вам все равно следует немедленно прекратить роман с актрисой. У вас и так незавидная репутация, связь с женщиной из полусвета способна донельзя ее ухудшить.
К счастью, Фергюсон умел скрывать свои эмоции. Но даже с его опытом ничем не выдать себя оказалось нелегким делом. Граф до сих пор не подозревал, что Мадлен играет в театре. Если он узнает, грянет невиданная буря, ведь по мнению Алекса актриса и проститутка – женщины одного уровня. Фергюсон сделает все, чтобы этого не произошло. Но хуже всего было то, что Алекс вынудил его признаться в своих намерениях относительно Мадлен, в то время как от самой Мадлен Фергюсон не получил никакого ответа. Каким-то образом в едва начавшуюся историю с Мадлен оказалось вовлечено все семейство Солфордов. Глядя на сердитого Алекса, он подумал, что совершенно к этому не готов. Но разве он не знал заранее, что так и будет? Однако же он сделал выбор.
Сможет ли брак с любимой женщиной скрасить ненавистную ему жизнь английского аристократа? Или же любовь подведет его к последней черте и превратит в высокомерное ничтожество, как это случилось с отцом? Во всем этом было слишком много риска и слишком мало определенности.
Глава 14
Этим вечером Мадлен впервые покидала театр в карете Фергюсона. И она впервые играла не только на сцене, но и за кулисами, притворяясь любовницей герцога. Оба эти обстоятельства привели к тому, что в экипаже повисло неловкое молчание, Мадлен стеснялась смотреть Фергюсону в глаза. Они были одни, их окружал полумрак, каждый жест казался здесь интимным, каждый взгляд мог выдать тайные желания.
Фергюсон, похоже, был погружен в размышления. Он невидящим взглядом смотрел куда-то поверх ее головы и сидел почти неподвижно, только кончики пальцев выстукивали ритм мелодии репризы. Она заметила, что он бросил на нее странный взгляд, и только потому, что сама украдкой поглядывала на него. Он оценивает, в каком она расположении духа? Или хочет о чем-то спросить, но не решается?
В следующий миг их взгляды встретились.
– Я не знаю, как отблагодарить вас за помощь, – сказала Мадлен.
Фергюсон поерзал на сиденье.
– Мад, я еще не заслужил вашей благодарности. Подождите. Если я переживу этот месяц, ни разу не прикоснувшись к вам, тогда ваша благодарность будет уместна.
Ее охватил жар, это было сродни тому пьянящему чувству, которое сопровождало каждый ее выход на сцену. Впервые мужчина говорил ей подобные слова. Он желал ее, хотел сделать с ней что-то непристойное, но сдерживал себя. Неужели это она – скучная старая дева – вызвала в нем такие чувства? Ведь это Маргарита Герье – ее прекрасный, страстный двойник – сводила мужчин с ума, и только Фергюсон, кажется, испытывал подобные чувства к Мадлен Вильян.
Он хотел ее, и она это знала. Ее собственное желание, подогреваемое любопытством девственницы, могло толкнуть ее на опрометчивый поступок. Она откинулась на спинку сиденья:
– Не вам одному тяжело притворяться.
Фергюсон вопросительно поднял бровь и снисходительно улыбнулся. Заносчивые мужчины никогда не нравились ей, но она еще не поняла, что ей следует чувствовать, слыша признания такого мужчины. Сердце колотилось как сумасшедшее, и она произнесла, почему-то шепотом:
– Я подумала, может, нам стоит отрепетировать наши выходы в полусвет?
Мадлен совершенно не умела флиртовать, но Фергюсон был достаточно умен, чтобы понять ее.
– Вы хотите отрепетировать роль моей любовницы?
– Думаю, моя игра станет лучше, если у меня появится хоть какой-то опыт, – Мадлен искренне надеялась, что больше похожа на кокетку, чем на дурочку.
Он рассмеялся. Мадлен вспыхнула от стыда. Она действительно вела себя, как дурочка, и не умела играть в эти игры, а он то выказывал благородство, то делал непристойные намеки, запутывая ее еще больше. Мадлен обиженно уставилась в окно. На балу в подобной ситуации она бы просто развернулась и ушла.
Он нежно прикоснулся к ее щеке.
– Мад, я смеюсь над собой. Только представьте, каково мне: самую красивую, самую талантливую женщину Лондона я называю своей любовницей, но должен быть с ней сдержанным.
Даже при тусклом свете фонаря Мадлен видела его пылающие глаза. Целая гамма чувств отражалась в них, но там не было и намека на насмешку.
– А я, спасая свою репутацию, еду в карете самого известного в Лондоне распутника. Разве мы не подходим друг другу?
Взгляд Фергюсона изменился. Он словно сражался с самим собой. И его темная сторона победила: он схватил ее обеими руками и притянул к себе. Когда она оказалась у него на коленях, он поцеловал ее.
Их самому первому поцелую помешала Жозефина, во второй раз они целовались, чтобы обмануть Вестбрука, так что теперь они впервые целовались по-настоящему, отдавшись только страсти и желанию. Ее губы приоткрылись, и он немедленно этим воспользовался. Мадлен не хватало воздуха. Жар поцелуя сплавлял их в единое целое. Ей почти удалось оттолкнуть его, но он еще крепче прижал ее к себе, заключая в страстные объятия. На ней не было пышных юбок, и она, прижавшись к нему всем телом, чувствовала его прикосновения. Кожа горела под его ладонями. Ее груди, туго стянутые бинтами, болезненно пульсировали, она чувственно выгнулась в его руках. Продолжая целовать ее, он уложил ее на сиденье, затем развязал ее шейный платок, а когда кружева упали на пол, оторвался от ее губ и с жадностью стал покрывать поцелуями белоснежную шею. Он ласкал ее умело, словно знал обо всех чувствительных точках, и Мадлен утратила над собой контроль: она выгнулась ему навстречу, с губ слетел тихий стон. Фергюсон снял с нее плащ и быстро расстегнул куртку, а затем рубашку. Наконец он приоткрыл ее стянутые бинтами груди. В этот миг он отстранился, и она посмотрела ему в глаза. Желание, страсть, тоска, обожание – в его взгляде было все. Она ответила ему тем же. Совершенно неопытная Мадлен никогда не была с мужчиной, и эти ласки ошеломили ее. Она никогда не думала, что от нескольких прикосновений может лишиться рассудка.
– Мад, это преступление, – хрипло прошептал он.
Она едва услышала его.
– Фергюсон...
Он не дал ей договорить.
– Я об этом, – он нежно отвел ее руки, а потом прикоснулся к полотняным бинтам и даже сквозь ткань почувствовал, как напряглись ее соски. Он нежно прикоснулся губами к ее ключице, затем сквозь ткань поцеловал напряженный бугорок. – Клянусь, в следующий раз я сниму с вас это орудие пыток.
Он снова поцеловал ее в губы. На этот раз она покорилась, ее губы приоткрылись, впуская его язык, преграды исчезли, и они растворились друг в друге. Мадлен обняла его за плечи, потом запустила пальцы в его волосы. Внутри как будто что-то сдвинулось, что-то растаяло от тепла его объятий и поцелуев. Она сильнее прижалась к нему, надеясь, что у него достанет сил погасить огонь, сжигавший ее изнутри.
Но Фергюсон отстранился, оставив ее гореть и задыхаться от желания.
– Фергюсон, – прошептала она, притягивая его к себе.
Он судорожно вздохнул.
– Если мы не остановимся сейчас, я могу не сдержаться.
Он помог ей сесть и отстранился. Мадлен не возражала, одного этого признания было достаточно, чтобы счастье переполнило ее душу. Она со вздохом посмотрела на Фергюсона. Никогда Мадлен не видела его таким расстроенным. И причина этого – она. При этой мысли у нее закружилась голова. Он приоткрыл шторку на окне и посмотрел наружу.
– Мад, приведите себя в порядок, мы скоро будем на месте.
Она посмотрела на свою одежду. Если они только притворяются любовниками, то почему ведут себя, как настоящие влюбленные? Что же происходит между ними?
– Где мы? – Мадлен поспешно расправила кружева шейного платка и застегнула рубашку.
– Я нашел для вас дом. Он находится во владении Ротвелов, но мне пришлось заплатить жильцам кругленькую сумму, чтобы они освободили его немедленно. Когда вы увидите, где он расположен, то поймете почему.
Мадлен едва успела привести себя в порядок, как карета остановилась. Фергюсон помог ей выйти. Они стояли перед небольшим домом, который находился всего в нескольких кварталах от фешенебельного Беркли-сквера. Жить в этом месте было мечтой любой куртизанки. Здесь у мадам Герье не будет любопытных соседей и ей не сможет докучать сброд из Мейфэра.
– Никого не удивит то, что я поселил вас поближе к себе. Ротвел Хаус находится в конце улицы, вон там, на пересечении Дувра и Пикадилли, – Фергюсон словно читал ее мысли. – Но самое большое преимущество заключается в том, что задний двор примыкает к конюшням Солфорд Хауса. Вы сможете незаметно возвращаться домой.
Мадлен была в восторге: Фергюсон нашел блестящее решение проблемы. Но благодарить было некогда. Перед ними распахнулась дверь, на пороге появился молодой красивый дворецкий с прекрасными каштановыми волосами. Он низко поклонился ей:
– Мадам Герье, добро пожаловать домой. Меня зовут Бристоу. Счастлив служить вам, миледи.
Дворецкий отступил в сторону, и Фергюсон провел ее в прихожую.
– Слава небесам, сестра прислала своих слуг! Я бы нигде не нашел прислугу за столь короткое время.
Присутствие красавца-дворецкого объяснялось участием Элли. Его темные глаза блеснули, когда он принимал плащ и шляпу у Фергюсона. Мадлен остановилась в прихожей, осматриваясь. Этот дом был гораздо меньше, чем у тети. На первом этаже было всего четыре комнаты, где отсутствовали какие-либо личные вещи, все блестело чистотой, ярко горели свечи.
Фергюсон взял ее за руку и повел вверх по лестнице:
– Бристоу покажет вам остальной дом завтра. Сейчас у нас мало времени, вам нужно переодеться, если вы хотите успеть домой к началу бала.
У Мадлен никогда не было собственного дома, она всегда жила у Стонтонов. И пусть этот дом тоже не был ее собственным, она почему-то задумалась над тем, какие шторы лучше повесить в гостиной, и покачала головой, прогоняя нелепые и опасные мысли. Этот дом, эта жизнь, этот мужчина – все было не для нее. Она проживет здесь месяц, а потом вернется к простой степенной жизни у Стонтонов. А если ее тайна откроется, она обнаружит себя в изгнании. Как бы то ни было, здесь она проживет совсем недолго, поэтому нужно все хорошенько запомнить. В первую очередь – это ощущение собственного дома. Фергюсон провел ее через гостиную на втором этаже в маленький будуар, окна которого выходила на задний двор. В центре комнаты стояла великолепная кровать с роскошным темно-зеленым пологом и покрывалом из полупрозрачного шифона, возле камина – изящная оттоманка с бархатными подушками, такая же была в салоне Элли. Напротив оттоманки стояло кресло, обитое такой же прекрасной тканью, а между ними – маленький столик. Комната выглядела как настоящее любовное гнездышко, в котором парочка могла проводить дни и ночи напролет. К другой стене приткнулся туалетный столик, уставленный хрустальными флаконами и керамическими сосудами. Без сомнения, это были духи и косметика. Дверь возле столика явно вела в гардеробную комнату. В доме царила волнующая атмосфера: вероятно, виной всему был блеск роскошной ткани; ничего подобного она не ощущала в скромных, блеклых комнатах Солфорд Хауса. Мадлен с сожалением подумала, что ей не доведется поспать на этой огромной кровати или почитать книгу, лежа на оттоманке.
Фергюсон подошел ближе.
– Вам нравится?
Мадлен посмотрела на него. Он с тревогой ждал ответа, словно ее одобрение действительно много значило для него.
– Прекрасный дом. За один день вы смогли сделать так много! Жаль, нельзя остаться здесь навсегда.
Фергюсон улыбнулся:
– Не думайте о будущем, наслаждайся настоящим.
Эта фраза могла стать ее девизом. Пока ее жизнь, репутация, положение в обществе не будут окончательно разрушены, пока судьба не возьмет реванш, она будет наслаждаться каждым мгновением счастливого настоящего.
Фергюсон позвонил в серебряный колокольчик. В комнату вошла Лиззи, на время ставшая ее горничной. У девушки было красивое лицо и великолепная фигура, и Мадлен в который раз задалась вопросом: где же Элли находит таких слуг?
Фергюсон вышел из комнаты, но прежде пообещал, что не уедет, пока она благополучно не вернется в дом тети. Благо, он сможет убедиться в этом, наблюдая за ней из окна.
Лиззи принялась одевать Мадлен в бальное платье, которое заранее принесла Жозефина. Пока горничная хлопотала вокруг нее, Мадлен вспомнила сцену в экипаже, пьянящий, страстный поцелуй. Фергюсон с трудом контролировал себя, они едва не согрешили. Лиззи занялась ее прической. Потребовалось всего несколько минут, чтобы превратить блистательную актрису в неприглядную старую деву. Мадлен смотрела на себя в зеркало и размышляла о том, что произошло с ней за последнее время. Если ее не разоблачат, воспоминания о театре станут самыми сокровенными тайнами ее сердца, которые она постарается похоронить как можно глубже, чтобы больше никогда не переживать из-за того, что у нее было и что она потеряла. Вместе со сценой она потеряет и Фергюсона. Пока его развлекает этот маскарад, их острая, опасная игра, а потом он забудет ее или, и того хуже, будет думать о ней как о непорядочной, недостойной женщине.
Она размышляла, не рассказать ли ему о шантаже. Он должен знать, что мадам Легран в любой момент может выдать ее тайну и все его усилия окажутся напрасными. Но Мадлен решила молчать. Закончится этот месяц – закончится и их игра, она не станет плакать, когда навсегда потеряет его, но и сокращать отведенное им время тоже не станет.
На ее губах заиграла дерзкая улыбка: впереди был целый месяц, который она проживет той жизнью, о которой всегда тайно мечтала. И как бы глупо и опасно это ни было, она воспользуется шансом и осуществит все, о чем мечтала.
Глава 15
Позже, на балу у леди Блэксхем, Фергюсон пригласил не Мад, но леди Мадлен – старую деву в весьма скромном муслиновом платье – на вальс. Они расстались всего час назад, но не хотели упускать возможность еще немного побыть вместе. Совсем скоро в балах начнут принимать участие Кейт и Мэри, и Мадлен вынуждена будет проводить время с ними. А потом закончится ее артистическая карьера, и они больше не смогу видеться.
– Я хотел бы танцевать с вами весь вечер, – пробормотал он.
– Будьте благодарны и за это, – она шутливо ударила его веером по руке. – Вы не можете претендовать на все мое время.
– А если я предложу вам попробовать новые развлечения?
Столь явный намек заставил ее улыбнуться. Глаза Мадлен искрились смехом.
– Думаю, чем лучше учитель, тем проще учиться, ваша светлость. Не будем спешить.
Фергюсон вспомнил сцену в карете: ее расстегнутое платье, горящие глаза, влажные губы. Кто бы мог предположить, что у нее такая страстная натура! Чем больше вечеров они проводили вместе, тем нестерпимее становилась для него мысль о разлуке. Они оба молчали. Слова, которые они хотели сказать друг другу, были не для посторонних ушей. Но, когда он мог держать ее руку в своей, и тишина была благословенной.
Пока они танцевали, тревожные мысли о титуле и унаследованном состоянии растворялись, отступало чувство вины за судьбу сестры. Были только Мадлен и надежда, что она останется с ним, даже если он потерпит неудачу во всем остальном. Еще он подумал, что стал сентиментальным. С другой стороны, быть сентиментальным и томиться от мук любви гораздо приятнее, чем страдать от стыда и горя.
Вальс закончился, но он не хотел отпускать ее. Мадлен посмотрела на него, и в ее глазах промелькнуло странное выражение. Возможно ли, что ее одолевают те же мысли? Не успел он задуматься об этом, как ее взгляд изменился: теперь в нем читался страх. Его причина находилась прямо у Фергюсона за спиной. Он резко обернулся, готовый защитить Мадлен от любой опасности.
– Здравствуй, Фергюсон! – Каро, его бывшая любовница, а теперь уже и бывшая возлюбленная Вестбрука, выглядела опасной и обольстительной в темно-синем, подчеркивающем достоинства ее фигуры платье. Светлые волосы были уложены в высокую прическу, глаза и губы – умело подкрашены.
Она выглядела великолепно, но за внешним лоском Фергюсон разглядел боль и разочарование. Он вновь почувствовал укол вины.
Что у нее на уме? Она ведь явилась не просто поздороваться. Хотела ли она вернуть его или, быть может, отомстить ему – этого Фергюсон не знал, но ему было все равно, ничто не имело значения, пока в его руке была рука Мадлен.
– Леди Гревилл! – Фергюсон едва заметно кивнул и стал отрешенно смотреть в пространство поверх ее головы.
Он мог бы нагрубить ей, сделать неучтивое замечание, но не хотел причинять ей боль. Давать надежду, впрочем, он тоже не хотел. Каро была неприятно поражена его сухостью, но это ее не остановило.
– Какой сюрприз! Думала, как всегда, встречу тебя в забегаловке. Ты что, стал трезвенником, как старый герцог? Или, может, предпочитаешь напиваться в одиночестве, как Ричард? Помню, он часто запирался в своей комнате, особенно в последний год своей... болезни.
– Каро, я не хочу слушать это! Многое изменилось за последние годы. Поверь, я желаю тебе счастья – безусловно, ты его заслуживаешь, – но не со мной. – Его тон был резок. Он не хотел тратить на это время, играть в кошки-мышки, когда довольно было одной фразы, чтобы расставить все точки над «i».
Каро побледнела, в глазах предательски заблестели слезы обиды. Но, вопреки его ожиданиям, она не ушла, а перевела взгляд на Мадлен, которая все еще опиралась на его руку.
– Прошу прощения, кажется, я помешала вашей беседе с герцогом, – сказала Каро. – Ведь для некоторых каждая секунда в компании возможного жениха на вес золота.
Яд, который источали ее слова, удивил Фергюсона. Десять лет назад она охотно принимала его ласки, получая то удовлетворение, которого никогда не знала с нелюбимым мужем. Тогда в ее сердце не было злобы.
– Тебе лучше уйти. Иначе, леди Гревилл, вам не избежать неприятной сцены.
– Так ты поэтому сбежал из Лондона? Верно, ты был слишком смущен неприятной сценой, когда тебя застали в моей постели?
– Каро, ты прекрасно знаешь, почему я уехал. Ты не имеешь ни малейшего отношения к этому.
Она наклонила голову, делая вид, будто что-то припоминает, но блестящие глаза внимательно следили за Фергюсоном.
– О, разумеется! Ты всего лишь позволил поймать нас, устроил скандал и дал отцу повод отправить тебя в деревню. Ты позаботился о собственной свободе и полностью уничтожил меня. Если бы Гревилл не умер...
Каро так и не сказала, что случилось бы и чего лорд Гревилл все же не сделал, узнав об измене. Он был трусом, поэтому не посмел вызвать Фергюсона на дуэль. К тому же Гревилл не хотел портить отношения с герцогом Ротвельским. Историю замяли. И Гревилл, не осмелившись на мужской разговор с любовником молодой жены, наверняка отыгрался на ней самой.
Она снова повернулась к Мадлен:
– Леди Мадлен, вы немолоды, наверное, поэтому с такой надеждой смотрите на герцога, который оказал вам незначительный знак внимания. Вам следует быть более разборчивой в знакомствах. Фергюсон ужасен, он заносчив, а временами просто невыносим. Если вы останетесь с ним, узнаете обо всех пороках, какими только может обладать человек.
– Благодарю за совет, леди Гревилл, но ни мой возраст, ни репутация не должны вас беспокоить, – ровным тоном ответила Мадлен. – Думаю, нам лучше поговорить в другом месте: скоро начнется следующий танец.
Каро прищурилась и внимательнее вгляделась в Мадлен.
– Берегитесь, леди! Если будете выпускать коготки, Фергюсон быстро сбежит к своей любовнице, к той девочке из «Семи циферблатов». Как же ее зовут? Запамятовала. Держу пари, она только притворяется француженкой. Очередная крыса из работного дома. Знаете ли, Фергюсону нравятся эти затравленные, отчаянные малышки. И если он пойдет по стопам брата, ему место как раз рядом с крысами, в трущобах, а не на балах.
Вокруг них начали собираться люди. Делая вид, будто готовятся к кадрили, они на самом деле внимали страстным речам Каро. Как всегда, стервятники слетелись на запах крови. Однако никто не ожидал, что вмешается Вестбрук, который вышел из толпы и схватил Каро за локоть.
– Думаю, для одного вечера вы уже достаточно проявили себя, – веско произнес он.
Каро попытался вырваться, но безуспешно.
– Заканчивайте, дорогая, – низким голосом добавил граф. – Подобное поведение вам совершенно не к лицу.
Каро часто заморгала, и слезы, которые ей до сих пор удавалось сдерживать, хлынули из глаз. Боевой запал угас, и она превратилась в обиженную девочку, отчего в душе Фергюсона вновь пробудилось чувство вины, вытеснив закипавшее раздражение.
– Не приближайтесь к Кэролайн, герцог! – Вестбрук гневно взглянул на Фергюсона. – Вы и так немало навредили ей.
С этими словами он удалился, увлекая Каро за собой. Пусть он и говорил, что готов расстаться с ней, пусть устраивал сцены в театре, но сейчас его чувства были как на ладони. Фергюсон и подумать не мог, что Вестбрук когда-либо сможет отказаться от холостяцкой жизни, но, похоже, ради Каро он пойдет на этот шаг.
Мадлен откашлялась, привлекая к себе внимание Фергюсона.
– Мы можем уйти? – прошептала она.
Стервятники наблюдали за ними. Фергюсон одарил их самым недружелюбным взглядом, на какой был способен. Следовало изобразить подобие скуки, а это было еще труднее, чем разговаривать с Каро.
– Я предложил бы вам шампанского. Думаю, вам не помешает освежиться после такого отвратительного представления.
Она кивнула. Кажется, она отнеслась ко всему как к нелепой и злой шутке. Они направились к ближайшему столику с бокалами. Фергюсон с удивлением наблюдал за тем, как Мадлен взяла один, выпила, взяла второй и, так же быстро его осушив, вновь потянулась к подносу, не замечая ошеломленного лакея.
– Мад, не торопитесь, – сказал Фергюсон. – Мы же не хотим, чтобы вы напились до обморока.
– Это будет замечательно, тогда мне не придется смотреть на леди Гревилл, – пробормотала она и осушила третий бокал – почти залпом, совсем не так, как это подобает леди.
В глазах Мадлен читалось любопытство и снова любопытство. Наверняка у нее на языке вертелась тысяча вопросов, но задала она один, самый неожиданный:
– Сколько еще женщин будут устраивать нам сцены?
Фергюсон огляделся. Они стояли в дальнем углу зала, поблизости никого не было, поэтому можно было говорить свободно.
– Иными словами, вам интересно, сколько любовниц у меня было?
– У меня сугубо деловой интерес. Сопровождая ваших сестер, я должна знать, кто может таить на вас злобу.
– Неужели у вас только деловой интерес, Мад?
Она осушила очередной бокал шампанского и выразительно посмотрела на него.
– Я никогда не позволяю себе лишнего, ни в выпивке, ни в разговорах о чужой жизни, но с вами по-другому нельзя, – ответила она. – И да, это исключительно деловой интерес. По какой еще причине меня может интересовать ваше прошлое?
Фергюсон подал ей новый бокал. За исключением эпизода в карете, он никогда не видел Мадлен столь возбужденной.
– Кажется, сегодняшние события вас порядком утомили.
Мадлен сделала очередной глоток.
– Вовсе нет. Я ни капли не устала. А то, что вы бросили ту бедную женщину на произвол судьбы и уехали в Шотландию, меня совершенно не касается. Как и то, что вы оставили своих близких на растерзание отца-тирана. Но, если я буду помогать вашим сестрам, мне необходимо знать, кого еще вы успели разочаровать. Иначе я не могу гарантировать, что свет примет их.
Фергюсону не понравились ее слова: она будто давала ему понять, что лично он, его судьба совершенно не интересуют ее. И больше всего ему не понравились сделанные ею замечания о его характере.
– Я был в отчаянии. Теперь все иначе. Что бы ни случилось, я не брошу вас, Мад.
– И все же, сколько? – требовательно произнесла она, игнорируя его оправдания. – Десять? Двадцать? Хватит, чтобы заполнить этот зал?
– Каро – единственная дама, которая пострадала по моей вине, – ответил он, в свою очередь игнорируя ее вопрос.
Мадлен наверняка знала некоторых из его бывших возлюбленных – иначе быть не могло, – но зачем лишний раз называть имена?
Вздохнув, Мадлен сделала большой глоток. Она уже порядком захмелела.
– Фергюсон, мне жаль, но я вам не верю, – тихо произнесла она.
Развернувшись на каблуках и подхватив с подноса еще один бокал шампанского, она направилась к креслам в противоположном конце зала. Шаги Мадлен были не вполне твердыми, и Фергюсон с беспокойством следил за ее маневрами. Наконец она благополучно опустилась в кресло. Ему хотелось схватить за руку это упрямое создание и втолковать, что он совсем не такой, каким все привыкли его считать. Но он не пошел за ней. Она все равно не поймет. Даже слушать не станет. И он просто ушел.
