Текст книги "Страна грез (ЛП)"

Автор книги: Сара Дессен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Глава 7

Я ни словом не обмолвилась о том, что произошло у Роджерсона, но с того вечера мы были вместе. Никто из нас не произносил этого вслух, всё и так было ясно. В тот момент я словно почувствовала себя частью его истории и вошла в его мир, увидев, как отец бьет его, и теперь этот мир был и моим тоже. В следующий понедельник, выходя после тренировки из школы, я увидела Роджерсона, стоявшего у машины и курившего сигарету. Он ждал меня. Я не просила забирать меня, он просто приехал.

– О господи! – воскликнула Келли Брандт, когда мы вышли наружу. Они с Чедом недавно обменялись «кольцами дружбы», и теперь она беспрестанно говорила об этом, крутя свое на пальце то в одну сторону, то в другую. Увидев Роджерсона, она перестала терзать кольцо и уставилась на меня. – А что он здесь делает?

– Я же говорила тебе, у Кейтлин были необычные выходные, – сказала Рина, ткнув меня в бок. Я рассказала ей лишь о свидании, и, хоть ей и хотелось, чтобы мы обе встречались с футболистами, Рине понравилась идея о паре «Кейтлин+Роджерсон».

– Так это о нем ты говорила? – Келли выглядела шокированной. – Боже мой, Кейтлин, он же…

– Он же – что? – поинтересовалась Рина, кокетливо улыбаясь троим мальчикам, проходившим мимо. Все они были, как на подбор, высокими, темноволосыми, спортивного телосложения. Они заинтересованно оглядели Рину, один даже свернул шею, проходя рядом с ней. Роджерсон лениво наблюдал за ними на расстоянии, по выражению его лица было невозможно понять, о чем он думает.

– Ну же, Келли, скажи нам, – поторопила моя подруга, вопросительно глядя на Келли.

– Хорошо, – понизив голос, отозвалась та, – о нем ходит немало слухов. У него были проблемы, ну, вы понимаете. Полиция и так далее. У меня есть подруга, она учится в Perkins Day, так вот, она сказала, что…

Я не знала подругу Келли, и мне было безразлично, что она сказала о самом потрясающем парне в мире, который сейчас стоял возле машины и ждал меня. Он говорил мне о своих «длинных историях», значит, и скрывать тут было нечего – мне стоило лишь спросить. А раз так – какая разница, что там за «истории»? И, если честно, я была вовсе не прочь стать одной из них, этих «историй». С тех пор, как Кэсс ушла, мне было сначала плохо, затем очень плохо, а потом я поняла, что теперь могу пойти своей дорогой и стать, наконец, кем-то, а не просто младшей сестрой безупречной Кассандры О`Корин. И с Роджерсоном я действительно становилась. Пока что я еще не разобралась, нравится ли мне эта девушка, в которую я превращалась с ним, но, наверное, все же нравилась – так что в тот день я ускорила шаг, оставляя подруг позади.

Мы с Роджерсоном никогда не ходили на «свидания», во всяком случае, на такие, какими их принято представлять. С ним ты просто постоянно находишься в движении. Ездишь с места на место, с вечеринки на вечеринку. Иногда я оставалась в машине, но чаще выходила следом, и тогда он представлял меня своим знакомым. Парням из колледжа, живущим в общаге, пропахшей пивом. Женщине из трейлера за городом, не обращавшей никакого внимания на малыша Беннета, который сидел на полу и грыз пластмассовую пирамидку, пока она отдавала Роджерсону деньги за пакетик с белым порошком. И многим другим, чьи имена я не запомнила. Разные люди, разные лица, они сменялись с огромной скоростью, когда Роджерсон разъезжал по городу, выходные за выходными.

Иногда я скучала по старым добрым кино, кафе или парку, но все это казалось совершенно неприменимым к Роджерсону. В нем было столько энергии, столько деловой хватки, что казалось бы странным, если бы такой парень, как он, вдруг повел девушку на обыкновенное свидание, словно герой какого-нибудь дурацкого фильма. Он был абсолютной противоположностью Майка Эванса, и я была довольна своим выбором, сидя на пассажирском сиденье и чувствуя его руку на своем колене.

– Так чем вы, ребята, занимались? – спрашивала меня Рина.

Её свидания с тем нападающим, Биллом, не отличались особым разнообразием – они ходили куда-нибудь поужинать или прогуляться по аллеям парка, пару раз выбирались на двойные свидания. Я не могла бы представить Роджерсона в одном из подобных сценариев.

– Не знаю, – пожимала я плечами, – мы просто были вместе.

Звучит не особенно впечатляюще, но это было самым подходящим описанием для наших встреч. Большую часть времени мы проводили в машине Роджерсона: он за рулем, я рядом. Иногда мы заезжали в МакДональдс, где он покупал мне мой любимый, как он уже знал, шоколадный коктейль, иногда ездили на озеро, выбирались из машины, оставляя двери открытыми, и слушали радио.

Единственной вещью, о которой мы спорили, была музыка. Роджерсон любил классический рок, поэтому во время наших поездок постоянно играли Pink Floyd, его любимая группа. Меня же это вгоняло в депрессию, так что, когда он выходил, хотя бы на несколько минут, я меняла станцию, и машина наполнялась чудесными танцевальными мелодиями – знаете, такими, которые можно услышать всего один раз, и они уже засядут в голове надолго. Роджерсон же, возвращаясь в машину, при первых же звуках корчил гримасы: он терпеть не мог эти, как он их называл, «Детка-ох-как-же-я-люблю-тебя» песни.

– Что за дерьмо? – интересовался он, захлопывая за собой дверь.

– Вершина хит-парада, – сумрачно отвечала я, зная, что за этим последует: его рука, тянущаяся к приемнику, а затем звуки, напоминающие похоронный марш, и непонятные выкрики.

– Вот, – удовлетворенно говорил Роджерсон, – теперь это действительно музыка.

– Нет, – отвечала я, снова крутя ручку радио, пытаясь вернуться на предыдущую станцию, но хорошая песня уже заканчивалась, и начиналась реклама.

– Мило, – фыркал он, – хотя, впрочем, даже это лучше того, что ты обычно слушаешь!

– Заткнись, – закатывала я глаза.

– Не понимаю, как такое вообще может нравиться, – пожимал плечами Роджерсон, а я шутливо поджимала губы и скрещивала руки на груди.

– Да, я тоже не всегда понимаю, как мне можешь нравиться ты.

– Но ведь нравлюсь, – он самодовольно улыбался и откидывался на сиденье. – Это всё волосы.

И он снова менял станцию.

Мама явно беспокоилась из-за моих частых прогулок по вечерам, пока отец не напомнил ей, что и Кэсс встречалась с мальчиками, и тогда она не делала из этого трагедии. Но вряд ли моя сбежавшая сестра была лучшим примером, так что мамино лицо все равно было недовольным, когда звонил телефон, я поднимала трубку и кивала, соглашаясь с Роджерсоном, говорившим, во сколько он заедет за мной, а её укоризненные вздохи я слышала даже из своей комнаты.

Через пару недель я перестала ездить на тренировки с девчонками из команды, Роджерсон постоянно появлялся возле моего дома, и то, что теперь он подвозит меня, даже не обсуждалось.

Однажды, по пути домой после школы, мы попали в пробку – и оказались буквально напротив автобуса, в котором ехали Рина и остальные. В окна я могла видеть их всех – Рина сидела на чьих-то коленях и флиртовала, накручивая на палец прядь волос, Келли и Чед разговаривали о чем-то, Элиза и Челси обсуждали журнал, который Челси держала в руках. Увидев нас в окно, Рина помахала и улыбнулась, но остальные девушки лишь окинули нас взглядом сверху вниз и начали шептаться о чем-то. Я была почти уверена, что они обсуждали меня.

– Господи, они все смотрят! – пробормотала я, сползая на сиденье. – Даже не хочу знать, что они говорят.

– Какая тебе разница? – поинтересовался Роджерсон, выкручивая руль, чтобы перестроиться в другой ряд, где движение казалось более оживленным. – Это же просто кучка идиотов. Не понимаю, почему ты общаешься с ними?

В этом был весь Роджерсон – делил мир на черное и белое, не признавал никаких оттенков и золотых середин. Все для него было либо хорошим, либо плохим. Мои друзья и школьная жизнь каким-то образом сразу попали во вторую категорию. Его друзья были старше, интереснее и, самое важное, среди них не было крутых футболистов или болельщиц. Когда мы выбирались на вечеринки, где я встречала Рину, Келли или кого-то еще из команды, это всегда было как-то неловко. Девчонки хотели, чтобы я осталась, разыскивали для меня стулья или предлагали напитки, а Роджерсон, прищурившись, наблюдал за мной, нетерпеливо постукивая ногой по полу и поглядывая на часы, всем своим видом показывая, что его дела здесь закончены, и нам пора идти.

Сейчас, когда мы проезжали мимо автобуса, я снова посмотрела вверх, на все лица, которые так часто видела в последние несколько месяцев – вот Келли, вот Мелинда, вот Майк Эванс… И все они тоже смотрели на нас, словно мы с Роджерсоном были какими-то редкими растениями в теплице, которые нужно изучать и обсуждать.

Когда Роджерсон прохаживался на их счет, я не знала, что ответить. Слушая его, мне становилось неясно, почему я провожу с ними время, ведь все его нелестные отзывы о них – правда. Наверное, так просто получилось – как и многое в моей жизни. Теперь, с ним, я чувствовала, что иду по своему пути, что я наконец-то делаю собственный выбор, что я наконец-то проснулась, вырвавшись из Страны грёз.

Я смотрела на все эти лица, и вот пробка потихоньку рассосалась, Роджерсон нажал на газ, и машина рванула с места, унося нас все дальше от оранжевого автобуса.

***

Вернувшись домой из школы непривычно теплым ноябрьским днем, я обнаружила дверь на задний дворик открытой. Мама и Боу сидели снаружи на складных пластиковых стульях, вокруг них были разбросаны пакеты с семенами и цветочными луковицами, рядом валялись несколько маленьких садовых лопаточек. Внутри, в комнате, был включен телевизор, но его бормотание было тихим – «Скандалы Ламонта» начинались в шесть вечера.

Сквозь открытую дверь в дом врывался теплый ветер, донося до меня обрывки разговора мамы и соседки.

– Ох, Боу, ты просто невозможна! – говорила мама веселым голосом, качая головой.

Их стулья стояли спиной ко мне, так что я видела только их головы – мамину, с туго завязанным пучком, и Боу – рыжую, как огонь, волосы небрежно заколоты двумя карандашами. Соседка потянулась и подняла с земли какой-то буклет, начала листать его.

– Ты почти освоила гончарное дело, – сказала она маме. – Почему бы массажу не стать следующим шагом, логично?

– Боу, серьезно, – отозвалась мама, – что скажет на это Джек?

– Ладно, массаж выпадает. Тогда… Что насчет введения в ароматерапию?

– А это еще что?

– Использование разных запахов в арома-лампах, чтобы успокоиться или, наоборот, взбодриться, – объяснила Боу. – Хотя на некоторые масла может быть аллергия. А что ты думаешь о кондитерском деле?

– Звучит опасно для фигуры, – усмехнулась мама, и Боу цокнула языком, соглашаясь.

– Ну, а тебя саму что-нибудь интересует? – спросила она.

– Не знаю, – растерянно ответила мама. – Мы с Кассандрой иногда говорили о том, чтобы пойти на курсы фотографии. Она ругала мои семейные фото, говорила, что я совершенно не умею фотографировать и обрезаю людям головы. Мы собирались записаться туда летом, но потом она поехала на море, а когда вернулась, было как-то не до этого…

Её голос прервался, и теперь я слышала только шелест страниц буклета в руках Боу.

– Я написала ей уже пять писем, – наконец проговорила мама. – Каждый раз не знала, что сказать. Так сложно выразить все словами.

– Она ответит, когда будет готова, – успокаивающе произнесла Боу. – Я не думаю, что Кассандра несчастна.

– Да, но… – мамин голос звучал так потерянно, что мне захотелось подойти и обнять её, – Когда мы выбирали с ней все эти вещи, которые она должна была взять с собой в Йель, она казалась такой заинтересованной, ей нравилось все, что её ожидало! Что я сделала не так? – в отчаянии воскликнула она.

– Дело не в тебе, – мягко сказала Боу, и по её тону я поняла, что она говорит это не в первый раз.

– Что такого произошло, что она не могла поделиться со мной?

– Не знаю, Маргерет. Не знаю.

Вот так. Даже в окружении всех кукол, даже на занятиях гончарным делом, даже с моей группой поддержки и школьными мероприятиями мама все равно была несчастна, её все еще окружала та пустота, что оставила Кэсс после себя, когда сбежала без оглядки. Вокруг нас что-то происходило, шло время, лето сменялось осенью – вроде бы все как обычно, но в то же время все не так.

Хлопнула входная дверь – вернулся отец.

– Всем привет! – позвал он, как делал всегда, приходя с работы, и я услышала, как он повесил пальто на крючок и положил почту на столик в гостиной.

– О, это Джек, – сказала мама, и они с Боу вошли в кухню. – Кейтлин? – мама была удивлена, увидев меня, стоящей у окна. – Ты давно пришла, милая?

Боу остановилась у прохода, помахав мне буклетом.

– Привет, красотка. Не хочешь записаться на курсы фотографии с нами?

Мама подошла к холодильнику и начала вынимать продукты для ужина. Шаги отца слышались в кабинете.

– Конечно, – пожала плечами я.

– Кейтлин, не знаю, хорошая ли это мысль, – задумчиво сказала мама, доставая сковородку. – Ты так загружена тренировками и уроками в последнее время…

– Не так уж и загружена, мам. Но, если ты не хочешь…

– Нет-нет, – быстро ответила мама, – я просто говорю, что, может…

– Это прекрасная мысль, – твердо сказала Боу нам обеим. – Курсы фотографии – это то, что нам, девочкам, нужно, – она улыбнулась мне.– Занятия начинаются через две недели. По субботам, в полдень. Неплохо, а?

Мама перевела взгляд с нее на меня.

– Ну, пожалуй, да, – согласилась она.

– Чудесно. Ладно, – Боу хлопнула в ладоши, – пора и мне заняться ужином. До завтра, Маргарет, Кейтлин!

– Увидимся, – кивнула мама, поставила сковородку на плиту и поспешила в гостиную. Спустя мгновение громко заиграла музыка заставки «Скандалов Ламонта».

Боу, направившаяся было домой, обернулась и снова подошла к двери.

– Как ты? – мягко спросила она.

Я вспомнила, как в детстве мечтала быть её дочерью, как наблюдала за Стюартом, воющим с газонокосилкой, и представляла его моим отцом. Последние месяцы мне иногда казалось, что они единственные здесь, кто замечает мое существование.

– Нормально, – ответила я с благодарной улыбкой. Боу кивнула и отправилась домой, а я смотрела ей вслед, страшась того момента, когда мне придется повернуться и увидеть лицо моей настоящей мамы и её взгляд, прикованный к экрану в ожидании появления сестры.

***

Неделей позже я застряла на тренировке, когда Челси Роббинс ругала нас на чем свет стоит, заставляя вновь и вновь повторять комбинации. Мы уже растеряли все наше воодушевление, и кувырки и прыжки получались раз за разом все хуже. В конце танца мы должны были встать в разных позах в фигуру, которая, как считалось, изображала тигра (талисман нашей команды), но вместо этого «тигр» превратился в какого-то ленивца без головы.

– Это просто смешно, – задыхаясь, сказала Рина, которая изображала пасть. – Всё, чем будут заняты зрители – это попытки заглянуть к нам под юбки, какая разница, тигр будет в конце или нет!

– Девушки! – закричала Челси на меня и Мелинду. Мы должны были быть грудью тигра, но слабо представляли, что от нас требуется. Снаружи по крыше стучал дождь. Мелинда раздраженно вздохнула. – Шире! Вы должны встать шире!

– Пошла ты, – пробормотала Мелинда. – Почти шесть часов, – громко заявила она. – Я собираюсь домой.

– Еще одна пробежка, – не терпящим возражений тоном отозвалась Челси, снова включая магнитофон.

Но, воодушевившись примером Мелинды, девчонки не спешили вставать в начальные позиции, все медленно потягивались и направлялись к своим сумкам.

– Ладно, ладно, – недовольно сказала Челси, выключая магнитофон ударом по кнопке. – Продолжим завтра. И думайте о команде, пожалуйста. Мы – единое целое!

– Предпочту быть сама по себе, – покачала головой Рина, когда мы выходили из зала. У дверей , в ожидании ее, стоял Билл Скеритт. – Увидимся позже, хорошо?

Его рука легла на её талию, она обняла его за плечо.

– Увидимся, – сказала я. Рина хихикнула, когда Билл поцеловал ее в щеку, а потом еще раз, а потом еще. Все расходились, не замечая меня – слишком заняты были, возмущаясь поведением Челси на сегодняшней тренировке. Я глянула в окно: дождь лил, как из ведра. Перебросив сумку на другое плечо, я медленно пошла к выходу.

– Эй, Кейтлин!

Я обернулась. За моей спиной стоял Майк Эванс. Мистер Бомбер с Буквами Школы.

– Привет, – отозвалась я, оглядываясь. Как бы мне хотелось, чтобы сейчас здесь была Рина, или Мелинда, или даже Челси Роббинс – кто угодно! – лишь бы мне не пришлось говорить с Майком. Но никто не появлялся, чтобы спасти меня, а Майк стоял рядом, выжидающе глядя в мое лицо. Впервые с того вечера, когда я сказала «Извини» его свитеру и без оглядки сбежала с Роджерсоном, мы оказались наедине.

– Ну как ты? – спросил он, засовывая руки в карманы. – Как дела?

– Хм, неплохо, – осторожно сказала я, на шаг подходя ближе к двери и показательно косясь на часы на стене. – Извини, но мне нужно…

– Что произошло на вечеринке? – внезапно поинтересовался он, и я почувствовала себя неловко, мой взгляд как-то сам по себе уткнулся в кроссовки. – Я имею в виду, мне казалось, я тебе нравлюсь. И Рина так говорила.

– Майк…

– А потом ты просто сбежала с этим парнем, – в его устах это звучало так, словно Роджерсон был опасной инфекцией, которую я подхватила. – Как это нужно было понимать?

Я и сама не знала, как это нужно было понимать, но вряд ли ему понравилось бы такое объяснение, так что я взяла лучший холодный тон Кэсс.

– Это не твое дело, – ответила я, поднимая подбородок. – И уже поздно. Мне нужно идти.

Но не успела я гордо развернуться и выйти под проливной дождь, как…

– Тебе нужно знать, что люди говорят! – воскликнул Майк. – Кто-то должен сказать, в конце концов.

–Кто и что говорит обо мне? – мой вопрос прозвучал гораздо более нервно, чем мне хотелось бы.

– Все говорят, – развел руками Майк. – Команда, болельщицы…

Да, можно подумать, все они – такие важные люди, и их мнение меня очень беспокоит.

В эту секунду, стоя здесь перед ним, я подумала, что Кэсс на моем месте давно бы уже ушла, и это было бы правильно, так почему я не последую её примеру? Но какая-то часть меня хотела идти другим путем.

– Мне плевать, что они там болтают, – медленно сказала я, и Майк подошел чуть ближе.

– Этот Роджерсон, – проговорил он тихо, – настоящая проблема, Кейтлин. Я слышал истории о нем. Он тебе не подходит.

Я фыркнула.

– Ты его не знаешь. И уж точно не тебе судить о том, кто мне подходит! Ведь и меня ты тоже не знаешь.

– Да ладно, – он улыбнулся, – конечно, я тебя знаю!

На самом деле – нет. Он знал Кэсс и Рину, но никогда не говорил мне больше десяти слов до той вечеринки. Он – просто тупой футболист, который хочет встречаться с болельщицей, и неважно, с какой именно.

– С меня хватит, – я повернулась к двери.

– Ну уж нет, – он внезапно схватил меня за руку и развернул к себе. – Ты меня выслушаешь. Я пытаюсь…

– Пусти! – я попыталась стряхнуть его пальцы.

– Да подожди ты! Послушай меня!

Внезапно входная дверь открылась, и в холл вошел Роджерсон в мокрой футболке и с влажными волосами. При виде Майка его глаза потемнели. Тот немедленно опустил руку.

– Кейтлин, – тихо сказал Роджерсон. За шумом дождя его было почти не слышно, и он смотрел не на меня, а на Майка. – Что здесь происходит?

– Эй, чувак, – Майк нервно улыбнулся, – мы просто болтали тут, вот и все.

Роджерсон посмотрел на меня, прищурившись и словно пытаясь понять, насколько услышанное им правдиво. Я почувствовала себя неуязвимой, защищенной, и подошла чуть ближе к нему. Глаза Роджерсона все еще были прикованы к Эвансу, даже когда я взяла его за руку.

– Пойдем, – мягко позвала я. – Я уже опаздываю.

Роджерсон наконец-то посмотрел на меня, словно очнувшись, и я слегка сжала его пальцы. Он ласково улыбнулся.

– Конечно.

Мы направились к выходу и, уже оказавшись на крыльце, услышали голос бесстрашного Майка Эванса, который был смел настолько, что дождался нашего ухода, чтобы крикнуть вслед: «Подумай о том, что я сказал!». Роджерсон немедленно остановился и оглянулся.

– А что он тебе сказал?

– Ничего особенного, – быстро ответила я, не желая, чтобы Роджерсон возвращался в коридор и, чего доброго, начинал драку – от него всего можно было ожидать.

Он кивнул, крепко сжал мою руку, и мы побежали к его машине, надеясь не вымокнуть насквозь до того, как заберемся в салон.

***

Первый настоящий бойфренд Кэсс, Джек Пакерте, тот самый парень, что разбил ей сердце, был практически членом нашей семьи почти два года. Он приходил на ужин по случаю Дня благодарения, обменивался рождественскими подарками с моими родителями, помогал отцу устанавливать светильники на подъездной дорожке. Таким уж он был – открытым и компанейским, и все эти два года мы все словно встречались с ним, так что, когда он бросил Кэсс, каждый из нас воспринял это как личную обиду.

Я не надеялась, что нечто подобное будет происходить с Роджерсоном. Но вот мы уже были вместе три недели, и родители хотели, чтобы я привела его в гости для Официального Представления.

Мама, так вовлеченная в мою жизнь, казалось, жила ею без меня, поэтому я была немного удивлена, когда она вдруг поинтересовалась, скоро ли сможет познакомиться с Роджерсоном. Отец никак не проявил интереса, только посмотрел на меня поверх газеты, а затем снова уткнулся в статью. После побега Кэсс мне казалось, что они должны воспринимать мои свидания с большей тревогой, но, может, дело было в том, что мои родители знали, чем занимается отец Роджерсона, а моя мама была лично знакома с миссис Биско, и это делало парня более «безопасным». Но несмотря на все это, Официального Представления было не избежать.

Пятничным вечером, когда мои родители, Боу и Стюарт сидели в гостиной, играя в «Исторические поиски», а я собиралась на свидание, как раз нанося помаду перед зеркалом, мама позвала меня.

– Кейтлин, милая, когда Роджерсон приедет, пригласи его зайти внутрь, хорошо?

Я уставилась на свое отражение, затем направилась в гостиную. Родители и Боу со Стюартом сидели вокруг стола, держа в руках карточки для игры. Отец разглядывал свои с интересом, Стюарт, рядом с ним, морщил лоб. Мама и Боу вполголоса обсуждали стратегию, искоса глядя на соперников.

– Зачем? – поинтересовалась я, уже представляя, что за этим последует. Мама взглянула на меня, подняв брови.

– Ты проводишь много времени с этим мальчиком, – сказала она, – и нам хочется, наконец, познакомиться с ним, верно, Джек?

Папа посмотрел на меня с улыбкой.

– Конечно, дорогая, это было бы замечательно.

Представить Роджерсона родителям – это одно. А представить его в пятницу вечером – уже совсем другое дело.

Вот уже пять лет, как Боу подарила отцу «Исторические поиски» – географическую настольную игру – на День рождения. Первая партия началась невинно, в окружении чашечек кофе и печенья, испеченного моей мамой. Но потом все переросло в нечто гораздо большее. Вызов был брошен. Ставки сделаны. Каждая пятница стала сражением не на жизнь, а на смерть, и азарт буквально витал в воздухе.

– Не знаю, мам, – за окном слышно было, как подъехала машина Роджерсона. Как обычно, он остановился не прямо перед окнами, а чуть не доезжая до почтового ящика. – У нас уже есть планы, и…

– Всего на секундочку, – откликнулась мама, обмахиваясь карточками, как веером. – Пожалуйста, Кейтлин!

Я посмотрела на столик. Пока что игра была довольно спокойной, если не считать небольшого спора по поводу столицы Индонезии. Отец кинул игральный кубик маме, и та передала его Боу, у неё была «счастливая рука».

– Ну же, – поторопил он.– Мы хотим знать, с кем ты проводишь все время!

– Это будет совсем не лишним, – мягко сказала Боу, видя, что я еще колеблюсь. – Они будут вести себя хорошо, правда, Маргарет, Джек? – она насмешливо посмотрела на моих родителей.

Я вышла на улицу. Роджерсон ждал в машине, опустив стекло и нетерпеливо глядя на наше крыльцо.

– Ты задержалась. Что-то случилось?

– Они, хм, хотят познакомиться с тобой.

– Они?

Я нервно оглянулась на дом.

– Родители и наши друзья. Это всего на минутку.

– Ладно, – легко согласился он, выбираясь из машины. Сегодня на нем были джинсы и кроссовки «Доктор Мартенс», темная футболка с надписью «Тони» на нагрудном кармане и джинсовый жакет, дреды, как обычно, свисали по всем сторонам от лица. Роджерсон достал бандану и повязал ее на голову, скрывая большую их часть.

– Хорошая идея, – похвалила я.

– Подождем до следующего раза, прежде чем знакомить твоих родных с моими волосами, – подмигнул он.

Первое, что я услышала, когда мы вошли – мамин голос, громкий и недовольный.

– Это Токио! Это может быть только Токио! – возмущалась она.

– Кажется, нам нужен независимый эксперт, – спокойно отвечал ей отец.

– Не смешно, – сердито сказала мама. – И не торопи меня. Ты постоянно это делаешь. Знаешь ведь, что я этого не люблю, и все равно…

– Мам? – позвала я.

– Минутку, – не отрываясь от игры, откликнулась она. – Первый город, население которого достигло миллиона человек. Первый город…

– Может быть, Нью-Йорк? – предположила Боу. – У меня есть предчувствие, что это Нью-Йорк.

– Нет-нет, – рассеянно ответила мама. – Это… Это…

–И… Время вышло! – весело воскликнул отец, и таймер прозвенел, подтверждая его слова. – Стюарт, бросай кубик.

– Святой перламутр! – возмутилась мама, и Стюарт рассмеялся. Мама никогда не ругалась в полном смысле этого слова, но её выражения всегда были разными.

– Не расстраивайся, – успокаивающе сказала Боу. – В следующий раз мы их сделаем.

– Может, это все же был Нью-Йорк! – запротестовала мама. – Ну почему мы не назвали его?

– Понятия не имею, – мрачно ответила Боу, и они обе замолчали. Стюарт бросил кубик.

–Мам? Пап? – редкий момент молчания показался мне подходящим. – Это Роджерсон Биско.

Все подняли головы и посмотрели на нас, точнее, на него. Я тоже взглянула на него – на эту смуглую кожу, глубокие зеленые глаза, бандану. Боу, как всегда, была первой, кто заговорил.

– Привет, Роджерсон, – приветливо сказала она. – Я Боу Коннелл.

– Стюарт, – помахал рукой Стюарт.

– Здравствуйте, – вежливо улыбнулся Роджерсон. Мама поднялась и подошла нему, протянув руку.

– Добрый день, Роджерсон, – произнесла она, и они обменялись рукопожатиями. – Кстати, ты, случайно не знаешь, в каком городе население достигло одного миллиона человек в первый раз?

– Маргарет, пожалуйста, – сказал отец. – Твоя очередь прошла.

– Только потому, что ты отвлекал и торопил меня!

– Хм, – Роджерсон нахмурился. – Это Лондон. Верно?

Мама повернулась к отцу, который перевернул карточку в поисках правильного ответа.

– Он прав, – сказал папа, потеплевшим голосом.

– О боже! Лондон! – мама хлопнула рукой по столу так, что чашки подпрыгнули. – Ну конечно же, это Лондон!

– Та-ак, – деловито потерла ладони Боу, – принесите этому мальчику стул, мы берем его в команду! Уж сейчас-то мы вас сделаем, – шутливо погрозила она Стюарту. – Присаживайся, Роджерсон!

– Нет, нет, нет, – запротестовал папа, помахав брошюрой с правилами. – Здесь ясно говорится, что одна команда не может быть больше другой!

– Нам пора идти, – громко сказала я. – Правда.

– Бросай кубик, ну же! – поторопила мама папу. Боу пододвинула стул и потянула Роджерсона на него, затем протянула ему печенье, которое он вежливо взял, но есть не стал. Мне хотелось провалиться под землю от стыда.

– Хорошо, – провозгласила Боу. – Джек и Стюарт! В античности это считалось застывшим светом или слезами богов. Что это было? Время! – она хлопнула по таймеру.

Стюарт и папа как один сдвинули брови, потянулись за печеньем и начали задумчиво жевать.

– Кажется, кому-то нужен независимый эксперт, – передразнила мама отца.

– Не знаю, – удивленно ответил папа. – Застывший свет или слезы богов… Возможно, это было нечто природного происхождения…

– Время вышло! – воскликнула мама под звон таймера и показала отцу язык. Папа потер подборок и покачал головой, глядя на Стюарта с раскаянием.

– Ладно, тогда Роджерсон, – предложила Боу. – Что ты думаешь?

Роджерсон посмотрел на меня. Я закатила глаза.

– Янтарь, – отозвался он. – Застывшая смола. Правильно?

Боу кивнула, а мама взглянула на меня, расширив глаза, и я поняла, что она впечатлена.

– Роджерсон, ты просто гений!

Боу энергично закивала.

– Откуда такой широкий кругозор?

– Нам правда пора идти, – сделала еще одну попытку я.

– Не знаю, – пожал плечами мой парень. – Просто смотрел слишком много National Geographic, думаю, в этом все дело.

– Бросай кубик, Маргарет, – сказал отец, поднимаясь. – Роджерсон, было приятно с тобой познакомиться, – он протянул руку.

– И мне, сэр, – Роджерсон пожал ее. Затем он протянул руку Стюарту, но тот просто похлопал его по плечу – Стюарт не признавал официального общения.

– Повеселитесь, детки, – весело сказала Боу, маша нам на прощание, когда мы наконец-то направлялись к дверям.

Оказавшись на улице, Роджерсон снял бандану и убрал её в карман, встряхнув головой.

– Мне так жаль, – смущенно сказала я, когда мы сели в машину. – Они просто… Они немного странные, когда играют в эту игру. Она как наркотик или еще что-то.

– Все в порядке, – ответил он, заводя мотор и включая радио. Led Zeppelin. Прелестно.

– Так, – заинтересованно спросила я, – откуда ты столько знаешь?

– Ну, ты же слышала, что они сказали – я гений, – Роджерсон усмехнулся и достал сигарету.

– А если серьезно? – я пододвинулась ближе. – Чего еще я о тебе не знаю?

Он покачал головой, выдыхая дым.

– Скоро узнаешь. Длинных историй всегда много.

–О, ну конечно, – хмыкнула я. – Ты прямо ходячая загадка.

Он рассмеялся.

– Дело в волосах, ты же знаешь.

– Да, – отозвалась я, проводя рукой по его лицу, такому загадочному и такому родному. – Я знаю.

***

Если мы с Роджерсоном не сидели в его машине или не ездили по всему городу, значит, мы были в его огромном доме, устраивая беспорядок на безупречно убранной кровати. Сейчас я вела себя совершенно иначе, моим кредо стало: «Не-Кэсс-поведение», так что, может быть, именно это и послужило причиной тому, что у нас с Роджерсоном все происходило довольно быстро. До этого мой опыт с мальчиками был весьма ограничен. Одного парня, Энтони Уэйна, я встретила в лагере летом. Мы были яркой, если так можно сказать, парочкой, практически не отходили друг от друга, но, когда он вернулся домой, в Мэн, все просто сошло на нет. Типичный летний роман. Затем, где-то через год, я встречалась с выпускником Эмметом Пеком – он сидел рядом со мной на уроках экологии. Мы были вместе четыре месяца, и он хотел, чтобы я переспала с ним. Но, как бы сильно он мне не нравился, я не могла переступить некую черту – так что мы расстались. Серьезно, мне всегда хотелось, чтобы мой первый раз произошел с кем-то, кого бы я действительно запомнила, и сейчас я чувствовала, что, вероятно, скоро буду готова к этому. С Роджерсоном. Но все же здесь я не торопилась, ведь такой момент должен быть особенным, а не произойти походя, в пылу любовной горячки. Он, кажется, понимал это и готов был ждать, но, когда его руки двигались к «опасной зоне», а поцелуи спускались по шее и ниже, я понимала, что ждать слишком долго он не намерен. Впрочем, теперь я начала осознавать, что имела в виду Рина, когда качала головой и улыбалась в ответ на мои вопросы о том, что же она нашла в Билле.