Текст книги "Страна грез (ЛП)"

Автор книги: Сара Дессен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

– Итак, – произнес Роджерсон. Он смеется надо мной? Или нет? Почему я чувствую себя такой идиоткой? Мы подошли к его машине. – Что теперь?

Я стояла возле него, под этим пронизывающим ветром, в своей короткой юбке болельщицы, с заколками, выкрашенными в цвета нашей школы, в волосах. Я представила Рину – единственную из моих знакомых, которая всегда прямо говорила парням, чего ей хочется.

– Подвезешь меня домой?

– Ладно.

Он разблокировал машину и открыл передо мной дверь. Роджерсон не знал ни о Кэсс, ни обо мне, ему не было известно ничего о моей жизни, так что я могла быть кем угодно и делать что угодно

– Куда мы едем? – спросил он, заводя машину. Его рука опустилась мне на колено и, вместо того, чтобы сбежать, я придвинулась ближе.

– Лейквью.

Он кивнул, потянулся к радио и включил музыку.

Всю дорогу мы молчали. Роджерсон припарковался, не доезжая до моего дома, хоть я и назвала ему точный адрес, выключил музыку, затем повернулся и посмотрел на меня.

– Итак, – начал он, – не жалеешь об этом?

– О чем?

– Что уехала со мной. У кого-то были планы на тебя, судя по всему.

Я подумала о Майке Эвансе, стоящем в кухне и все еще протягивающем мне бомбер, и разочаровании, смешанном с удивлением, написанном на его лице.

– У него-то были планы. Но не у меня.

Роджерсон кивнул, проводя ладонью по повязке на моей ноге.

– Я знал, что с тобой будут проблемы, – проговорил он тихим голосом. – Понял, как только взглянул на тебя.

– Со мной? – удивилась я. – Посмотрите-ка, кто это говорит!

Он изогнул бровь.

– И что это должно означать?

– Ну… Ты весь такой… Машина, волосы, – неуверенно попыталась объяснить я случайно вырвавшуюся фразу.

– Волосы? – повторил он, касаясь своих дредов. – Ты, вообще-то, о чем?

– Ой, да ладно. Ты ведь понял!

Он покачал головой, улыбаясь.

– Не особенно. Хотя, впрочем, как скажешь.

Мне показалось, что он хочет, чтобы я поскорее убралась из его машины. Господи, Кейтлин, конечно хочет! Ты просто странная девочка в форме болельщицы, которую он подвез до дома, не больше!

Но мне почему-то не хотелось уходить. Как будто я шла по длинному темному коридору, и вдруг рядом слегка приоткрылась дверь, и тонкий лучик света пролег на моем пути. Пока мы ехали домой, пусть даже в этом молчании, я чувствовала себя уверенной и сильной, но сейчас, сидя возле него в машине напротив дома соседей, глядя из окна на фонари на подъездных дорожках, я почувствовала, как снова становлюсь собой – простой и скучной.

Он сидел, откинувшись, в кресле, лениво глядя перед собой. Ждал, когда я уйду, повторила я себе.

Я протянула руку к дверной ручке, готовая выскользнуть наружу, когда он вдруг окликнул меня:

– Кейтлин.

Я обернулась. Зелёные глаза, безумная прическа, он словно оставил Майка Эванса на несколько тысяч миль позади. Мне почему-то вспомнилась Кэсс, лежащая с телефоном на кровати, хихикающая и глупо улыбающаяся.

– Да? – и раньше, чем я успела добавить еще что-нибудь, он притянул меня к себе, положив одну руку мне на затылок, и поцеловал.

Мы провели так почти полчаса, прямо перед домом Ричмондов, наших соседей, припарковавшись за их синим Шевроле. В этом была какая-то злая ирония.

Я почувствовала, как он расстегивает мой бюстгальтер, и подумала, что даже не знаю его фамилии. Отстранившись, я посмотрела в бездонные зеленые глаза.

– Какая у тебя фамилия?

– Биско, – прошептал он мне в ухо, все еще пытаясь справиться с застежкой. Наконец, ему это удалось.

Звук проезжающей мимо машины заставил вздрогнуть нас обоих. Мы застыли, и краем глаза я увидела мистера Карнеби, выгуливающего собаку. Он приближался к нам. Роджерсон нагнулся и потянул меня вниз – и мы сидели так, затаившись, несколько минут, надеясь, что сосед скоро пройдет мимо.

Я посмотрела на него. Эти зелёные глаза определенно были созданы для того, чтобы свести меня с ума.

– Роджерсон Биско, – повторил он, и я почувствовала, как внутри что-то оборвалось.

– Мне нужно идти, – произнесла я, медленно выбираясь наверх. Сосед уже отошел довольно далеко, мы были в безопасности. Что-то упало мне на колени, когда я села на сиденье. Мой бюстгальтер. Я вытащила его из-под одежды и запихнула в сумку.

– Куда идти? – мягко спросил парень, снова опустив ладонь на моё колено.

– Домой, – я попыталась пригладить волосы пальцами. – Я должна вернуться не позже полуночи.

– Прошло лишь пять минут, – сказал Роджерсон, взглянув на часы.

– Знаю. Я опаздываю.

Он снова притянул меня к себе и подарил долгий, прекрасный поцелуй. Не отрываясь от моих губ, он завел машину, и мы медленно поехали к моему дому.

– Ладно, – пробормотала я, снова отстраняясь, – мне нужно идти.

– Да. Как ты и говорила, – откликнулся он.

Я открыла дверь и, выйдя из машины, заметила, что в кабинете отца горит свет, а он сидит возле окна и что-то читает.

– Пока, – сказала я, гадая, увижу ли его снова, или для него это обычное дело – застрять в машине с болельщицей и почти снять с нее белье. Ответа не последовало, и я направилась к дому, крепко прижимая к себе сумку с бюстгальтером, лежащим на самом верху.

Менее чем за семь часов в моей жизни произошло что-то, полностью изменившее её, словно я свернула куда-то с известной мне дороги в тот момент, когда комментатор прокричал имя Кэсс. Как будто всё это – вечеринка, Роджерсон, безумные поцелуи – происходило с кем-то другим, но в то же время этот вечер казался таким… моим.

Роджерсон коротко нажал на гудок, и я обернулась, успев увидеть, как его машина отъезжает от нашей подъездной дорожки и набирает скорость.

Дома, умывшись и переодевшись в пижаму, я забралась в кровать и достала дневник из-под матраса. Снова открыв первую страницу, где пока было написано лишь одно предложение, я взглянула на пустые строчки.

Я писала, как если бы Кэсс могла прочитать всё это, как будто рассказывала ей историю сегодняшнего дня – как, услышав её имя, упала с пирамиды, как Роджерсон стоял, скрестив руки на груди, возле своей машины, как отказалась от протянутого Майком жакета, как провела полчаса, не отрываясь от парня, которого едва знала.

Когда я задремала, сквозь сон до меня донесся привычный визг тормозов байка Стюарта, и я, засыпая, представила, как он тормозит возле гаража, на этот раз удачно.

Этой ночью я впервые за долгое время не искала Страну грёз и Кэсс в ней.

Глава 5

На следующий день от Роджерсона не было ни слуху, ни духу. И через день. И через два дня.

Вначале я дулась, сидя в своей комнате и поедая шоколадные батончики. Я чувствовала себя совершенно иначе благодаря тому недолгому времени, что провела с ним, как будто я наконец-то вышла из тени Кэсс. К третьему дню что-то наконец заставило меня забыть о нем, и батончики были оставлены.

В один из тех счастливых дней, когда у меня не было тренировок с группой поддержки, после школы я сидела в гостиной перед телевизором с учебником на коленях. Мой взгляд бегал туда-сюда от экрана к главе о каких-то периодах в развитии человеческой личности. В какой-то момент периоды развития были забыты, и я просто стала переключать каналы, и попала на «Скандалы Ламонта», как раз начавшиеся на MTV.

Тема выпуска была «Ты слишком толстая, чтобы быть всем!», и, как обычно, какая-то женщина вопила, время от времени оказываясь заглушенной писком сигнала цензуры. Я лениво смотрела на экран, уже собираясь переключить канал, как вдруг увидела сестру. Кэсс стояла возле стены, рядом с крайним рядом зрителей, прижимая к груди планшет, за её ухом торчал карандаш.

Шоу было низкобюджетным, так что в студии часто можно было увидеть снующих туда-сюда или просто наблюдавших за всем происходящим работников – осветителей, помощников режиссера, даже уборщиков.

Женщина, стоявшая посреди аудитории, кричала на сестру, тыкая в неё пальцем, а на заднем плане стояла Кэсс, наблюдая за ними. Вот она переступила с ноги на ногу, откинула с лица выбившуюся прядь волос. Я вскочила со стула, уронив книгу, и подошла ближе к экрану, неотрывно глядя на нее.

Она ничуть не изменилась, разве что, может быть, волосы стали чуть короче. Её ногти были выкрашены в бежевый цвет, одета она была в черную водолазку, которую когда-то позаимствовала из моего шкафа, да так и не вернула. Забавно, я и забыла об этом…

– Кейтлин? – мамины шаги раздались в коридоре. – Ты не могла бы сделать потише? Господи, что за ужасный шум…

Она замолчала посреди предложения, и, когда я обернулась, её лицо было белым, как простыня, глаза прикованы к экрану. Теперь мы обе смотрели на Кэсс, которая взглянула на свой планшет и кивнула высокому парню в наушниках, что-то сказавшему ей на ухо.

– Если бы ты обращалась с ним как следовало, он не пришел бы ко мне в поисках чего-то получше! – кричала теперь сестра героини программы. За этой тирадой последовал долгий писк, когда он закончился, аудитория выдала дружное «Оооо!»

– Это она, – произнесла мама, а её старшая дочь на экране в это время смеялась над какой-то шуткой того парня в наушниках. – Ты только посмотри. Это же Кассандра.

– Знаю.

– Ты только посмотри, – тихо повторила мама, и опустилась на колени перед телевизором, её лицо было, наверное, в дюйме от экрана. Кэсс снова отбросила волосы с лица, затем намотала одну прядь на палец, и я увидела, как дрожит мамин подбородок. – Боже мой. Боже мой…

Мама коснулась рукой экрана рядом с головой Кэсс. Сестра слегка улыбнулась.

– Мам, – позвала я, чувствуя свою вину за то, что она видит это, за то, что я вижу её, такую беспомощную, застывшую на коленях перед телевизором.

Лицо сестры исчезло, на экране появилась счастливая улыбка ведущего.

– Далее в программе: старшая сестра Джуди и Тамары, хранящая секреты об одном из своих мужей, поделится ими с нами, в этой студии! Не переключайтесь!

Началась реклама мятной жвачки, но мама всё еще стояла, приложив ладонь к экрану, как будто всё еще видела Кэсс перед собой.

– С ней всё хорошо, – бормотала она, и я не была уверена, что мама обращается ко мне, – она жива. С ней всё в порядке.

Наконец она поднялась и повернулась ко мне, вытирая глаза.

– Я просто… Я так счастлива, что с ней всё хорошо.

Мы досмотрели передачу до конца, снова и снова пытаясь поймать взгляд Кэсс, но она ни разу не взглянула в камеру. Третья сестра, та, что собиралась поделиться секретами, накинулась на одну из двух других, и на сцену выскочил Адам, оттаскивая их друг от друга. На мамином лице был написан ужас, когда она следила за дракой, но, даже несмотря на то, что подобные сцены были, пожалуй, основной частью «Скандалов Ламонта», у меня появилось предчувствие, что у нас дома эта передача отныне будет включаться регулярно.

Когда отец вернулся с работы, мама рассказала ему обо всём. Он устало кивнул, затем прошел в кабинет и закрыл за собой дверь. Мама смотрела ему вслед, затем пошла на кухню и, подняв телефонную трубку, стала набирать какой-то номер.

– Здравствуйте, я смотрела вашу программу сегодня, – сказала она официальным голосом, когда на том конце кто-то ответил. – Эээ… Что? О, да, она была очень хорошей. Захватывающей. Но я звоню, чтобы связаться с одним из ваших работников… Что? Да, конечно, я понимаю, но не могли бы вы передать ей кое-что, пожалуйста? Это, хм, важно.

Отец вышел из кабинета и остановился в дверях, наблюдая за мамой. Я вспомнила все буклеты из Йеля, лежащие на полке в его шкафу, и попыталась представить, что он чувствовал, узнав о том, что его старшая дочь работает на ужасном ток-шоу, делающем рейтинги на скандалах и драках в студии.

– Её зовут Кассандра О`Корин, – сказала мама, и я услышала, как дрогнул её голос. Отец внимательно смотрел на неё, а я затаила дыхание. Перед моими глазами стояла она, приложившая руку к лицу Кэсс на экране. – Если вы можете, передайте ей, пожалуйста, что её семья любит её и очень по ней скучает. Спасибо.

***

После проведенного вместе вечера, я ожидала, что Роджерсон покажется на следующей игре, или на вечеринке, или просто подъедет к моему дому, медленно, чтобы я успела узнать его машину и спуститься вниз. Но он ничего этого не сделал. Сначала я была удивлена, затем огорчена, а после – очень, очень зла. Рина сказала, что это нормально, практически классика. Она делилась со мной бесконечными шоколадными батончиками, говоря, что я прохожу через «фазу Восстановления». Я уже успешно преодолела фазу «Отпусти и двигайся дальше», когда снова встретила его.

Группа поддержки участвовала в одном из мероприятий, проводимых центром внеклассной работы для страшеклассников, на этот раз это был фестиваль искусств. Мы представили публике нашу новую программу для выступлений, и теперь заняли свои места в зале среди других команд, принимавших участие в фестивале. Моя спина болела, так и не привыкнув к весу тех, кто теперь опирался на меня (меня переставили на центральную позицию в пирамиде), Рина была словно с похмелья, а Келли в очередной раз поссорилась с Чедом. Мы определенно были не в самой лучшей форме.

– Думаю, им не понравилось, – констатировала Рина, вспомнив нашу тряску шимми под «My Girl» и пожилых людей, пришедших посмотреть на выступления. Они следили за нами вежливыми, но скучающими взглядами, некоторые прикладывали руки к ушам, даже не пытаясь скрыть раздражения от того, какой громкой была наша музыка. Всё выступление Келли шмыгала носом, а Мелинда снова забыла совет нашего тренера – «Притормози и не выполняй движения так резко» – и размахивала руками и ногами в своем обычном, более чем энергичном, темпе, явно напугав зрительницу с кислородным баллоном, сидевшую в первом ряду.

– Мне уже всё равно, – отозвалась я, и эти слова прекрасно выражали всё, что я чувствовала последнюю неделю. Мне уже казалось, что всё, что произошло между мной и Роджерсоном, было просто сном, та пятница вообще уже виделась мне чем-то нереальным. И это вполне могло быть правдой, вот только теперь я страдала из-за того, что отвергла Майка Эванса. Рина злилась на меня за поспешный уход всего лишь пять минут, а вот Майк неприязненно косился и поджимала губы при виде меня всю неделю. Не то что бы это сильно меня беспокоило, но из-за него я не могла забыть и Роджерсона, а значит, и всё, что произошло в его машине тем вечером.

На сцену поднялся босой мужчина с бородой, державший в руках подушку. Он бросил ей на середину помоста и сел, скрестив ноги. Я огляделась вокруг: Боу и Стюарт учили всех желающих рисовать фрукты с натуры, мама вместе с членами Ассоциации родителей помогала раскладывать на столах печенье, снуя туда-сюда от наспех устроенной в одном из помещений кухни до зала, где стояли столы с угощением. Всю последнюю неделю она была поглощена «Скандалами Ламонта», живя буквально от выпуска до выпуска, и всё, о чем она могла думать – лицо Кэсс на экране, так что никаких перемен во мне она не заметила.

Мужчина на сцене прокашлялся в микрофон. Я вздохнула. По-видимому, нас ждало его выступление, и шестое чувство подсказывало мне, что особенно захватывающим оно не будет.

– Всем привет, – мягким, густым голосом сказал мужчина в микрофон. – Меня зовут Уэйд, и я хочу, чтобы прямо сейчас каждый из вас сделал глубокий вдох, потому что за следующие полчаса мы с вами окажемся чуточку ближе к познанию самих себя.

Женщина с кислородным баллоном в первом ряду, напуганная выступлением Мелинды, теперь была не просто обескуражена – она встала, взяла плащ, легко подхватила баллон и шустро направилась подальше от сцены. Уэйд у микрофона даже не заметил поспешного бегства слушательницы.

– Я художник, писатель, танцор – и выживший. И сегодня я собираюсь доказать вам, что даже один шаг может приблизить вас к счастью и исцелению.

– О господи, – покачала головой Рина. – Пожалуй, мне нужно выкурить сигаретку-другую.

–Я с тобой, – отозвалась Элиза Дрейк, перебрасывая ремень сумки через плечо.

– Ты идешь? – подруга глянула на меня, явно торопясь покинуть площадку.

– Через минуту.

Уэйд внимательно смотрел на аудиторию со сцены, словно не видя, как она постепенно редеет, и люди подтягиваются к угощению, разложенному на столах в другом зале.

– Первое, что я хочу, чтобы вы сделали: задержите дыхание и обхватите голову руками, вот так.

Если до начала выступления художника, писателя и танцора толпа возле Боу и Стюарта была относительно небольшой, сейчас к ним присоединилось гораздо больше желающих научиться рисовать фрукты с натуры.

Через большие окна я видела Рину и Элизу, сидящих на улице, курящих и смеющихся над чем-то. Не раздумывая, я направилась к ним. В проходе мне встретилась мама с подносом, полным чашек и блюдец.

– Привет, милая,– сказала она. Её лицо раскраснелось, мама улыбалась. Ничто она не любила так же, как дела, в которых могла бы раствориться и отстраниться от происходящего. Она пекла печенье и кексы всю неделю для этого фестиваля, постоянно созванивалась и договаривалась о чем-то с остальными тридцатью членами Ассоциации родителей – от украшения залов до порядка выступлений. – Не сделаешь мне одолжение?.. – она глазами показала на поднос.

– Конечно, – какая-то пожилая леди пролетела мимо, схватив печенье с блюдца и чуть не сбив меня с ног.

– Зайди, пожалуйста, на кухню, там еще несколько таких, возьми один и принеси сюда, хорошо?

– Ладно.

– Отлично, – мама хотела добавить еще что-то, но к ней подошел какой-то дедушка и поинтересовался, где он может найти стакан сока, так что её внимание переключилось на него. – Пойдемте, я провожу вас. Кстати, возьмите печенье, вот здесь есть шоколадное, с орехами, с изюмом…

Зайдя на импровизированную кухню, я увидела, что там никого не было, за исключением парня, раскладывавшего печенье в дальнем углу. Комната, занятая под кухню, была очень яркой: люминесцентные лампы освещали белые стены и кафельный пол, так что я даже прищурилась на пару секунд, почти вслепую направляясь туда, где стоял парень. Снаружи доносился голос Уэйда – надо думать, от него разбежались еще не все слушатели.

– Извини, – начала я. Мне показалось, что я вижу в нем что-то знакомое, еще до того, как он повернулся ко мне. – Я должна…

Это был Роджерсон. На нём были джинсы и белая футболка, волосы ниспадали на его шею. Видеть его в таком ярком свете было необычно, и в то же время этот свет делал его реальным. Он больше не был парнем из моих сновидений.

Роджерсон не выглядел удивленным нашей случайной встречей. Оглядев меня с головы до ног, как в момент знакомства, он улыбнулся. В соседнем зале Уэйд громко просил собравшихся раздвинуть личное пространство, сделать что-то спонтанное, неожиданное.

– Вы можете удивить себя! – убеждал он.

Роджерсон поставил блюдце на поднос.

– Должна – что?

Я стояла, не понимая, о чем он говорит. Он снова посмотрел на меня, ожидая ответа.

– Взять это, – наконец сообразила я, указав на поднос. Он кивнул, поставил туда последнее блюдце с печеньем и вручил мне. Я глупо кивнула в ответ и медленно пошла к двери, чувствуя на себе его взгляд.

– Помните о дыхании, – нараспев декламировал Уэйд со сцены низким вибрирующим голосом. Я обернулась. Роджерсон стоял там же, где я оставила его. Поймав мой взгляд, он поднял брови, и я решилась.

– Итак, ты не собирался, скажем, позвонить мне?

Теперь он выглядел удивленным.

– Я не знал твоей фамилии.

– Но знал, где я живу, – сказала я.

– Хм, да, – Роджерсон засунул руки в карманы и опустил голову, несколько дредов упали ему на лицо. Затем он вскинул подбородок. – Я как раз занимался этим.

– Правда что ли? – скептически поинтересовалась я.

– Да, – ответил он, отступая на шаг назад. В том, как он двигался, было что-то завораживающее: бесшумно, плавно, будто перетекая, а не переходя из точки в точку. Это сводило меня с ума. – Правда.

Я покачала головой и направилась с подносом в зал, где меня уже ждала мама. Она быстро выхватила у меня угощение, и несколько штучек печенья с изюмом упало на пол.

– Ты как раз вовремя! – она поставила блюдца на стол, и к ним немедленно потянулось множество рук. Я повернулась, чтобы идти обратно на кухню – не знаю точно, собиралась ли я просто забрать оставшееся угощение или надеялась увидеть там Роджерсона.

– Отпустите всё это, – произнес Уэйд, и я быстро оглянулась на него: он сидел на своей подушке в позе, которую часто принимала Боу во время медитации. – Откройте свой разум и впустите в него себя.

Роджерсон был на кухне. Я встала перед ним и посмотрела прямо в его зеленые глаза. Он улыбнулся. Опять.

– А я тебе не верю, – твердо сказала я.

– Это всё волосы, – объяснил он, тряхнув головой. В его глазах заплясали смешинки. Я поджала губы.

– Что ты вообще здесь делаешь?

Он подошел ближе и положил руки мне на талию, аккуратно сцепив их в замок на моей спине, которая все еще болела из-за падения с пирамиды и веса других болельщиц.

– Это долгая история, – проговорил он. – Ты действительно хочешь ее услышать?

На самом деле, в тот момент я не хотела.

Позади нас на сцене Уэйд продолжал говорить, убеждая помнить о дыхании («глубокий вдох, а затем плавный выдох»), открыться миру и стать свободными. Он говорил еще много бесполезных слов, и его голос вскоре слился для меня в одно бессвязное бормотание, когда Роджерсон притянул меня к себе и поцеловал. Я закрыла глаза и глубоко вдохнула.