Текст книги "Временная соседка (ЛП)"

Автор книги: Сара Адамс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

10. ДРЮ

Джесси спит как младенец на диване, когда я возвращаюсь с ее молочным коктейлем. Я пересекаю комнату и тихо ставлю мороженое на кофейный столик перед ней, затем опускаюсь в кресло. Я откидываю голову на подушку и провожу руками по лицу, наконец-то впервые за сегодня позволяя себе расслабиться.

Работа была изнурительной. Это происходит каждый день, но сегодня было особенно тяжело. Мне пришлось сообщить ужасную новость одной из моих пациенток, и она плакала у меня в кабинете. Я позволил ей провести там столько времени, сколько ей было нужно, потому что очень тяжело не иметь возможности утешать своих пациентов. Будучи мужчиной в этой профессии, я никоим образом не могу предложить физический комфорт. Я могу сказать им несколько утешительных слов, может быть, пожать им руку, но тогда мне придется выйти и позволить одной из моих медсестер по-настоящему утешить их.

Мое сердце нежное и немного разбитое, и из-за этого, когда Люси написала мне, что беспокоится о Джесси, я потерял самообладание. Я довел его до дома. Все, о чем я мог думать, – это наихудшие сценарии. У нее третий триместр беременности, поэтому внезапный скачок кровяного давления может означать преэклампсию, и хотя покраснение лица обычно не является признаком высокого кровяного давления, это может быть так. По какой-то причине я не хотел рисковать этой неопределенностью. Мне нужно было быть уверенным, что это не скачок, и то, что я почувствовал, когда ее кровяное давление стало нормальным, можно описать только как огромное облегчение.

Но вот что меня сбивает с толку: я никогда не теряю хладнокровия под давлением. В офисе, если медсестра подозревает преэклампсию или любое другое опасное для жизни заболевание, я никогда не показываю этого на своем лице. Я следую процедурам в своей голове, которые переносят меня из пункта А в пункт Б, пока мы не выясним, что происходит. Но, черт возьми… То, что я чувствовал, когда думал, что Джесси в беде, – это было смешно. Абсурд. Смущающе. Определенно не профессионально. Это было что-то, что я чувствовал глубоко внутри, или в груди, или... я не знаю. Я пока не очень хочу углубляться в то, откуда взялись эти эмоции. Я просто рад, что с ней все в порядке.

Я слышу, как Джесси делает глубокий вдох, как будто пробуждается ото сна. Я сажусь и замечаю, что ее зеленые глаза, прищурившись, смотрят на меня. У нее на щеке след от подушки, который заставляет меня улыбнуться.

“Должно быть, я заснула”, – говорит она, приподнимаясь на локте, а затем перекидывая ноги, чтобы сесть. Я наблюдаю – немного слишком пристально, – как она убирает беспорядочный пучок с макушки и позволяет волосам упасть на плечи. Она какая-то извилистая, волнистая и дикая, и мне очень нравится такая. Она потягивается, прежде чем снова собрать волосы в аккуратный пучок. Мне приходится прикусить язык, чтобы не попросить ее оставить это.

Ее взгляд падает на Пенопластовый стаканчик, и она смотрит на меня с чем-то вроде благодарности. “Ты действительно купил для меня молочный коктейль?” Она говорит это так, как будто я долбаный герой. Как будто я только что снял дом с ее пойманного в ловушку тела.

"Да. Я же сказал тебе, что собираюсь это сделать.”

Она берет его и делает осторожный глоток. “Да, но я не думала, что ты действительно это сделаешь. Я ожидала, что ты вернешься с пакетом брокколи или еще с чем-нибудь.”

Блин, я должен был это сделать.

“Не сегодня”.

На несколько мгновений мы замолкаем, пока Джесси пьет свой молочный коктейль. Наконец, она поднимает глаза, одаривая меня насмешливой улыбкой. ”Это немного странно".

“Что такое?”

«Ты». – Она кивает в мою сторону. “Ты так добр ко мне, и я чувствую, что это ловушка”.

Я хихикаю, понимая, насколько нелепы наши отношения, что у нее есть основания полагать, что я чего-то добьюсь, если буду добр к ней. “Я мог бы сказать то же самое. На этот раз ты не целишься в меня своими огненными стрелами. Что все это значит?” Это только мое воображение, или ее румянец снова вспыхнул? Не доставай свой тонометр.

Она слегка откашливается. “Слишком устала, я думаю. Завтра я вернусь к тому, чтобы сделать твою жизнь невыносимой. Ты не хочешь... посмотреть телевизор?”

Смотреть телевизор? С Джесси? Мне это кажется ужасно по-дружески, чем мы определенно никогда не были. Неужели это действительно может быть так просто? Может ли один страх перед здоровьем опрокинуть нас на то, что заставляет нас постоянно ссориться, и, наконец, завести дружбу? Хочу ли я этого? Да.

Раздражающий голос Купера эхом отдается в моей голове, говоря мне, что я плохо отношусь к Джесси, и я мысленно сталкиваю его с лестницы.

“Э—э... конечно. Да. Дай мне только быстренько принять душ. Ты иди вперед и включи что-нибудь.”

"Ладно. Есть ли что-нибудь конкретное, что ты хотел бы посмотреть?”

“Все, что ты хочешь, хорошо”.

"хорошо." Она одаривает меня мягкой, неуверенной улыбкой, и, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ОНА ПРАВА, ЭТО ТАК СТРАННО.

Что мы делаем прямо сейчас? Как я должен относиться к соседке по комнате, которая ненавидит меня, и раздражает меня, и беременна ребенком от какого-то другого чувака, и живет под моей крышей в обмен на то, что ведет себя как моя фальшивая подружка, и выражение лица которой, когда она улыбается, мне вроде как нравится?! Это слишком грязно, а я не люблю беспорядок. Мне нравятся красивые чистые квадраты, аккуратно уложенные в ряд и подобранные по цвету. Вот почему я не смогла справиться с этим, когда Купер начал встречаться с Люси. Внезапно он прыгнул в ее квадрат, и это все испортило. Мне требуется некоторое время, чтобы привыкнуть к новой организационной системе.

Я пишу Куперу, потому что я мазохистка, которая любит боль и страдания.

Я : Мы с Джесси собираемся вместе посмотреть телевизор…

Купер : Голые?

Я : Что? Нет. Почему ты спрашиваешь об этом?

Купер : Просто пытаюсь понять, почему ты написал мне, что смотришь телевизор вместе, если это не потому, что ты голый.

Я : Потому что мы собираемся ВМЕСТЕ СМОТРЕТЬ ТЕЛЕВИЗОР.

Купер : Я этого не понимаю.

Мне следовало написать Люси. Она сразу все поймет. На самом деле, моя точка зрения подтверждается, когда сразу же приходит другой текст.

Люси: БОЖЕ!! Купер только что сказал мне, что ты собираешься смотреть телевизор с Джесси!!!!! Это ОЧЕНЬ ВАЖНО! Что это значит?! Теперь вы друзья?? Больше, чем друзья? Ты любишь ее? Она такая потрясающая; пожалуйста, люби ее!

Ладно, так что, возможно, сообщение от Люси было ничуть не лучше. Теперь я слишком много думаю, смотря телевизор, раздумывая, не стоит ли мне свалить и просто лечь спать. Я когда-нибудь раньше просто смотрел шоу с женщиной? По какой-то причине это кажется интимным. Я мысленно встряхиваю себя. Я веду себя нелепо.

Пока я в душе, я думаю о своих отношениях с Джесси до сих пор и пытаюсь найти им место в моем сознании. До этого момента все было предельно ясно. Она груба со мной, я груб с ней в ответ. Она ненавидит меня, я ненавижу ее в ответ. Она подшучивает надо мной, я мщу. Она холодно относится ко мне, прекрасно, мне все равно. Все эти квадраты аккуратно сложены – красиво и аккуратно. Но затем в смесь входит новая круглая форма, и она выглядит так, как будто Джесси улыбается мне. Похоже, я спешу домой, чтобы проверить ее здоровье. Это похоже на совместный просмотр телевизора в будний вечер.

Эти фигуры не складываются, поэтому я не знаю, что с ними делать.

Как бы я ни презирал это, похоже, что мой единственный выход – посмотреть, что произойдет. Плыть по течению никогда не было моей специальностью, но я думаю, что там, где дело касается Джесси, у меня нет выбора.

11. ДЖЕССИ

Дрю возвращается в гостиную, и я стараюсь (правда стараюсь) не замечать, как хорошо выглядят его влажные волосы. Водоворот мужских ароматов, окутывающий его. Как мило и приземленно он выглядит в толстовке и спортивных штанах. И его ноги босые. Что мне с этим делать? Теперь, когда я заметила, мне кажется, что с таким же успехом он мог бы быть голым.

Боже, Дрю. Ты обязательно должна быть такой скандальной, пока мы смотрим телевизор с твоими такими голыми ногами?

О боже, эти ноги опираются на кофейный столик. Неужели меня должен привлекать вид босых ног? Нет. Абсолютно нет. Эта беременность и все эти гормоны, бушующие в моем теле, превратили меня в безумную любительницу фут-фетиша. Мне нужно как можно скорее попасть к психотерапевту, потому что при виде ног Дрю мое сердце колотится, как скаковая лошадь на дерби в Кентукки.

“Что мы...”

“НИЧЕГО!” – быстро выпаливаю я, чуть не швыряя свою свежую миску с попкорном через всю комнату.

Дрю моргает, глядя на меня, не зная, что делать с этой внезапной вспышкой гнева. ”Ты там в порядке?"

“Кто я? Определенно. Я просто боялась, что ты застукал меня пускающей слюни по Заку Эфрону, вот и все.” Да, это хорошо, Джесси. Сбей его со следа. “Да, его голый пресс был на виду всего минуту назад, и я не могла отвести от него глаз. ФУХ. Я имею в виду, поговорим об одном сексуальном образце мужского пола. Восхитительно.” Восхитительно?

Его голова немного наклоняется в сторону, и он делает осторожный вдох, как будто собирается что-то сказать, но передумывает. Вместо этого он слегка улыбается и переводит взгляд на телевизор... телевизор, который даже не включен, потому что я была на кухне и готовила попкорн, пока он был в душе. Поэтому, вместо того, чтобы указать на очевидное – что я лгу сквозь зубы, – он просто с насмешливой улыбкой смотрит на пустой экран, а затем снова поворачивается ко мне.

Я моргаю на него, провоцируя его разоблачить мой блеф и заставить меня признать, что я волнуюсь из-за него. Я не думаю, что кто-то из нас хочет туда идти, поэтому он просто усмехается и тянется к пульту.

“Понял. Зак Эфрон заводит твой вагину.”

Я делаю страдальческое лицо. “Никогда больше не упоминай о моей вагине”.

Он улыбается, в уголках глаз появляются морщинки, которых я никогда раньше у него не видел, и начинает бездумно прокручивать Netflix. «Что? Ты не хочешь признать, что у тебя есть вагина? Знаешь, это не то, чего ты должен стесняться...

“О БОЖЕ, ДОКТОР ЗАНОСЧИВЫЙ, пожалуйста, остановитесь! Никому не нравится, когда ты превращаешься в гинеколога в гостиной. – Я бросаю подушку ему в голову, чувствуя новую невесомость между нами. Это поднимает мне настроение.

Он только смеется еще громче, все еще не встречаясь со мной взглядом, продолжая. “Не нужно быть брезгливым, Оскар. Если хочешь, у меня в офисе есть несколько брошюр, которые проливают бесценный свет на эту конкретную тему.”

Я забрасываю его попкорном один за другим. Это крошечные маслянистые каноны. Дрю натягивает капюшон, чтобы защитить лицо, и сворачивается в клубок. Его смех невероятен. Я погружаюсь в воду, как будто прыгнула в теплую озерную воду летом. Я плыву на спине и улыбаюсь голубому небу.

“Хорошо, хорошо, я остановлюсь. Это просто слишком просто. Мои друзья всегда так удивляются моей профессии.”

Я заставляю себя проглотить кусочек попкорна, а затем подавляю смех. “Да, ну, это потому, что это немного странно, что ты молодой, (h…) г…” Слово "горячий" (hot) замирает на кончике моего языка. Однако Дрю определенно слышал, к чему это клонится, потому что его брови приподнимаются в самодовольном вопросе. (hhhappy) Сccчастливый парень".

Он хмурится и встречается со мной взглядом, беззаботность, которая была мгновение назад, тускнеет. “Значит, из-за того, что я молод и счастлив, мне не позволено заботиться о женском здоровье? Как будто я прошел все эти годы учебы в аспирантуре, медицинской школе и ординатуре, чтобы смотреть на женские тела, когда захочу?”

Ну, я думаю, когда он так говорит…

Он не дает мне шанса ответить, прежде чем выдохнуть и покачать головой. “прости. Я не хотел лезть тебе в глотку из-за этого. Наверное, иногда меня просто тошнит от стигматизации, от мысли, что я подонок, раз пошел в гинекологию, но это справедливо. Я понимаю, что некоторым людям это неудобно”. Почему у меня такое чувство, что за этим разговором скрывается гораздо больше?

Я ерзаю на стуле, поджимая под себя ноги, просто чтобы было чем заняться. “Итак, почему же тогда ты выбрал эту карьеру?”

Глаза Дрю встречаются с моими, и его брови опускаются. Не сердито, просто скептически. Как будто он не может поверить, что мне действительно не все равно. “Когда я проводил свои ротации в начале обучения в медицинской школе, отделение родов и родов было тем местом, где я испытывал наибольшую радость. Честно говоря, так много в области медицины – это гибель и мрак, смерть и умирание, назначение и лечение. Но женское здоровье связано в основном с профилактическими мерами, и оно во многом связано с жизнью и семьей. С первых родов, на которых я присутствовал, я думал, что это был самый невероятный опыт, частью которого я стал, и для меня величайшая честь работать вместе с женщинами, чтобы произвести на свет их детей ”. Он делает паузу и пожимает плечами. “Это единственная область медицины, в которой я когда-либо испытывал столько надежд”.

Слыша убежденность в его голосе, искренность и мягкость – я полностью верю ему. Более того, я чувствую, что знаю его по-новому. Я вижу уязвимость в его глазах, и это трогает меня.

“Хорошо”, – просто говорю я со спокойной улыбкой. “Ты покорил меня. Я имею в виду, ты никогда не будешь моим акушером-гинекологом, потому что это было бы просто очень странной границей для соседей по комнате, но ты заставил меня чувствовать себя более комфортно с твоей профессией.”

«действительно?» Мило, как он морщит лоб.

“Да”. И я говорю серьезно. Его доводы дошли до меня, и я думаю, что, вероятно, было несправедливо и невежественно с моей стороны предполагать, что у него были какие-то другие мотивы. “Так вот почему ты одинок? Я имею в виду, кроме твоей суровой и калечащей несносности? Женщинам неудобно встречаться с тобой, потому что ты акушер?”

Я издевательски ухмыляюсь, и он имитирует это, перемещаясь так, чтобы немного глубже погрузиться в кресло. Он выглядит странно расслабленным. Мы никогда раньше так сильно не теряли бдительности друг перед другом, и я должна признать, мне нравится видеть его таким. Мне нравится знать, что он носит эту черную толстовку в любое удобное для него время. Он настолько изношен, что белый логотип спереди облупился и потрескался.

“Это определенно было проблемой”.

“Насколько большая проблема?”

“Как будто у меня редко возникают проблемы со вторым свиданием”. Его палец пробегает по шву кресла, а глаза следят за его движением. “Во время моего последнего свидания за ужином я, наконец, сказал женщине, что я гинеколог, и она сделала плевок с водой. Это было драматично, но я также отчасти понимаю реакцию”.

"мне жаль. Это, должно быть, действительно отстой – посвятить свою жизнь женскому здравоохранению, а потом не заводить из-за этого отношений”.

Он пожимает плечами. “Э-э, ничего особенного. Я очень занят, так что у меня не так много времени, чтобы сидеть и думать об этом. Я полагаю, что моя карьера не будет беспокоить подходящую женщину. Она будет доверять мне.”

Что-то толкает меня в грудь, говоря, что на самом деле меня не беспокоит его карьера, но я предпочитаю не обращать на это внимания. Вместо этого я решаю направить разговор в другое русло. “Вау, ты только посмотри на это? Мы уже десять минут не ссоримся. Я думаю, что это рекорд”. Мой голос звучит слишком похоже на то, что я принадлежу Шоу Трумэна и пытаюсь вести себя естественно.

“И твой румянец наконец-то исчез”. Он просто должен был пойти и упомянуть об этом.

Я прикасаюсь пальцами к своим щекам, умоляя их вести себя прилично. “Да. Я же говорила – беспокоиться не о чем.»

Он минуту молчит. Смотрит. Его глаза мягко моргают, а рот вытянут в нейтральную линию. Он выглядит так, как будто ему было бы удобно оставаться таким вечно. Мне нужно, чтобы он отвернулся.

“Прости, что я так остро отреагировал раньше”, – говорит он мне. “У меня... э—э... был тяжелый день на работе, так что, думаю, худшие сценарии были свежи в моей голове”.

Этот момент такой нежный и тихий. Я боюсь говорить слишком громко. Это сработает, что бы это ни было, и уязвимость, которую я вижу в Дрю, исчезнет.

“Все в порядке. Я представляю, как это трудно, зная, что ты несешь ответственность за стольких людей”.

Его глаза все еще прикованы к моим, устремлены на меня, игнорируя любые признаки жизни вокруг нас. Он медленно кивает. “Как ни странно, я всегда так чувствовал. Еще до того, как я стал врачом, моя семья, друзья, Люси... все они обращаются ко мне за помощью, советом или защитой. Это просто была моя роль в жизни”. Он говорит это, и я слышу то, чего он не говорит: иногда мне хочется, чтобы это было не так. Я сочувствую ему. Я никогда не был тем, у кого, кажется, есть все это вместе, поэтому я могу только представить, как трудно было бы нести ответственность за то, чтобы быть надежным. “Все, кроме тебя, то есть”.

“Кроме меня?” Мой пульс учащается. Мои ладони потеют. Я боюсь, что он видит меня насквозь.

“С того момента, как мы встретились, ты был непреклонна в том, что я тебе не нужен. Даже ради дружбы. Я еще не решил, как я к этому отношусь”.

“Ну...” Любой остроумный ответ высыхает в моем сознании, и я остаюсь ни с чем. Гигантский пробел. Его темные глаза притягивают меня, и я в ужасе боюсь, что сейчас выпалю правду, которую держала с кляпом во рту и прикованной цепью в дальнем темном уголке своего сердца. Скажи что-нибудь! Что угодно, только не правду: я боюсь нуждаться в тебе.

“Так ты думал, что у меня преэклампсия?”

Он выглядит разочарованным моей сменой темы разговора. “Это всегда то, о чем нужно помнить в третьем триместре беременности”. Он делает секундную паузу, и я вижу момент, когда он полностью входит в роль медицинского работника. “Это условие не распространено в вашей семье, не так ли? У твоей мамы его никогда не было, не так ли?”

Все замирает.

Нет, нет, нет.

Этот вопрос вызывает у меня каждый раз, когда мне его задают, потому что, по правде говоря, я очень мало знаю о своей семье, не говоря уже об их медицинских картах. Все, что у меня есть, – это те крохи, которые может предложить мне мой дедушка, но это все. И вот так я чувствую, как все стены в моем сердце начинают подниматься. Самосохранение – это инстинкт, от которого я не могу избавиться, и прямо сейчас он проявляется в форме борьбы или бегства.

“Не уверена”, – говорю я, указывая на телевизор и пытаясь подать сигнал Дрю, чтобы он уже выбрал что-нибудь. “Как насчет этого?”

“Вы никогда не говорили с ней об этом?”

“Нет. Эй, как насчет повтора "Сайнфелда"? Это может быть весело.”

“Это важно. Тебе стоит как-нибудь спросить ее об этом.”

Я сжимаю руками миску с попкорном, чувствуя, как внутри меня вспыхивает знакомый гнев. “Хм, хорошо, у тебя есть хороший способ вызывать мертвых, о котором я не знаю?” Я перевожу взгляд на Дрю и вижу момент, когда его губы приоткрываются. Он выглядит ошеломленным.

“Черт. Мне жаль, Джесси. Я не знал.”

“Все в порядке”. Ака, это не нормально, а теперь заткнись, пожалуйста.

Я снова киваю в сторону телевизора, но он пока ничего не выбирает.

“Как давно она…”

“Хорошо, слушай”. Я поворачиваю голову в его сторону. “Мы не говорим о моей семье. Ни сейчас, ни когда-либо. Понял?”

Теперь Дрю садится прямее. Оба наших позвоночника медленно становятся жесткими, как доски. “Почему ты так злишься прямо сейчас? Прости, что спросил о твоей маме, но я действительно не знал...

“Но видишь ли, в этом-то и проблема с тобой! Ты суешь свой нос куда не следует и постоянно пытаетесь исправить людей или принимать за них решения, когда они никогда тебя об этом не просили. Ты ведешь себя так, как будто это твоя роль в жизни, но это роль, которую ты сам себе назначил. Некоторые люди не хотят или не нуждаются в исправлении. Я не твой пациент.”

Он тяжело вздыхает и проводит рукой по волосам, и они встают дыбом с правой стороны. Я хочу проклясть его за то, что он заставил себя выглядеть еще сексуальнее, пока я злюсь на него.

“Неужели так будет всегда? Ты сводишь меня с ума по любому поводу? Я имею в виду, боже, Джесси. Я пытался завести с тобой один долбаный разговор, узнать тебя хоть немного, а ты даже с этим не можешь справиться.”

Я чувствую, как выражение моего лица становится жестче, потому что он прав. Мы были почти друзьями. Я был на грани того, чтобы впустить его, и я абсолютно не хочу, чтобы это произошло. “Да, все это было плохой идеей. Мы не друзья, и ты мне не нравишься, так что давай просто перестанем притворяться.”

Его темно-синие глаза пронзают меня, и на мгновение он выглядит потрясенным. “Я не притворялся. Я пытался дать нам шанс быть вежливыми друг с другом”.

Я встаю с дивана – медленно, потому что мой живот затрудняет выход энергии, – но в конце концов мне это удается. “Что ж, ты можешь отказаться от этой мечты прямо сейчас. Мне больше не нужны друзья. Я сыта по горло, спасибо. Давай закончим твой дурацкий сбор средств, и как только мой дом будет отремонтирован, я вернусь домой, и мы оба сможем забыть о существовании друг друга.”

“Ты точно знаешь, как заставить парня чувствовать себя хорошо”, – бросает он через плечо, когда я несусь к лестнице. “Ты забыла свой попкорн, Оскар”.

“Вот что я тебе скажу, просто засунь это себе в задницу, доктор Заносчивый”.

“Тебе нужно новое оскорбление. Этот уже изношен.”

Я поднимаюсь по лестнице, прежде чем позволяю себе расплакаться. Я ненавижу плакать. Это заставляет меня чувствовать себя слабой и разбитой. Я чувствовала это слишком много раз в своей жизни, и мне это надоело.

Но когда я вытираю слезы и распахиваю дверь в свою спальню, мне сразу вспоминается моя несносная, любопытная, любопытная соседка по комнате. “ЭНДРЮ!” Я кричу, а затем подпрыгиваю, когда его голос звучит прямо позади меня, руки сжимают мои бицепсы, чтобы мягко убрать меня с дороги. Нежелательные мурашки пробегают по моей коже. Его тело касается моего, когда он проходит мимо меня в дверном проеме, и, честно говоря, я немного шокирована. Часть меня ожидала, что он вылетит из дома на ночь, так как я была так груба с ним, но он уже был на пути сюда, и мне не нужно было спрашивать.

“Да, да, я их вынесу. Не надо так расстраиваться, как будто у тебя трусы в попе застряли (don't get your panties in a wad – означает не расстраивайся из-за мелочи).”

Я насмешливо улыбаюсь ему. “Почему бы и нет, когда ты делаешь так, чтобы это выглядело так привлекательно?”

Мы смотрим друг на друга две долгих секунды, имитируя пугающие, безумные улыбки друг друга, пока взгляд Дрю не опускается на мой рот. Мой желудок опускается к ногам, и я отступаю на шаг назад.

Разве я его еще не отпугнула?