Текст книги "Тайна старой знахарки"

Автор книги: Сандра Лессманн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц)

Темперанция, сглотнув слезы, кивнула.

– Я сегодня же поговорю с ним. – И вновь устремила умоляющий взор на иезуита. – А вы не расскажете ему о том, что я виновата во всем?

– Ни в коем случае, мадам. Иногда ведь бывает, что рвота и понос у грудных детей возникают по совершенно необъяснимым причинам. Вот об этом я ему скажу обязательно. Если вы пообещаете мне больше не прибегать к молочной каше, поверьте: ребенок очень быстро поправится. А до тех пор пока не подыщете сыну кормилицу, давайте ему травяной отвар и немного бульона из телячьих косточек.

Женщина с благодарностью посмотрела на Иеремию, потом повернулась к служанке, и та с улыбкой отдала ей ребенка.

Глава 17

– Иеремия, может, вы еще раз все как следует обдумаете? – скорбным, будто на похоронах, тоном спросил Ален. – Я ведь так привык к вам за это время, мне будет вас очень недоставать.

Иеремия, желая утешить приятеля, ободряюще похлопал его по плечу.

– И мне вас, дружище! Но, как вы понимаете, иного выхода у меня просто нет. Иначе я накликаю беду на свою паству.

Они стояли у входа в лечебницу. Ален, потупив взор, носком сапога задумчиво скреб уличную грязь. Лекарь проводил иезуита до крыльца. Прощание вышло тягостным – ни один, ни другой не решались сделать первого шага к расставанию.

Ален скрестил руки на груди. Рассеянный взгляд его блуждал по черно-белому фасаду фахверкового дома, потом застыл на резных подпорках балок верхнего этажа.

– Как бы я хотел, чтобы ничего этого не произошло, – произнес он, и в голосе его звучало искреннее сожаление. – Остается лишь надеяться, что у мастера Хаббарта вам будет не хуже. Да и у меня отныне всегда будет в запасе благовидный предлог, чтобы встретиться с вами, – кого удивит визит хирурга в мастерскую по изготовлению медицинских приспособлений. – Ален натянуто рассмеялся, но тут же посерьезнел. – Кто бы мог подумать, что всего одна оплошность возымеет такие последствия, – горестно заметил он, взявшись за ручку двери, но так и не открыв ее. Чувствовалось, что он не все сказал своему другу пастору.

– Иеремия, прошу вас передать леди Сен-Клер мой самый сердечный привет, – обратился он к иезуиту. – Ее приходы сюда всегда были радостью для меня. А теперь, когда вы сменили местожительство, мне и ее больше в этих стенах не увидеть.

Иезуит удивленно посмотрел на своего друга. Что это? Уж не влюбился ли Риджуэй в Аморе? Нет, такого быть не могло – слишком уж Ален ценил собственную свободу, чтобы терять из-за кого-то голову. Лучшее тому свидетельство – вынужденный брак с Энн Лэкстон, с первых дней ставший обузой для него.

– Мы встретимся не позднее воскресенья, когда вы придете к мессе, – на прощание сказал Иеремия. – Да хранит вас Бог.

Иеремия кивнул и медленно побрел прочь. Аморе поручила двум своим слугам забрать вещи Иеремии – одежду, книги – и перевезти все к Лондонскому мосту. Этим утром Иеремия зашел напоследок в старое жилище захватить кое-какие мелочи, умещавшиеся в кармане.

Отойдя на несколько шагов, он обернулся. Лекарь все еще стоял на крыльце, не выпуская дверной ручки, так и не войдя в дом. Иеремия махнул ему на прощание рукой.

Весеннее солнце золотило фасад дома, отражаясь в забранных в свинцовые рамы стеклах. Дом этот отличался обилием резных украшений: его фасад вот уже лет сто, если не больше, украшали головы невиданных животных и чудищ. Верхние этажи превышали по площади нижние – так владельцы выигрывали лишние футы, не покушаясь на ширину улицы. Увенчанную высокой трубой крышу покрывала черепица. Но привлекательность фахверка таила в себе и беды. Время и погода иссушили дерево настолько, что в стенах образовались трещины, которые приходилось заделывать смолой. Случись пожар, и такой дом вспыхнет как порох. А Лондон славился своими пожарами, примерно раз или два в столетие выгорая почти дотла.

С тяжелым сердцем Иеремия оторвал взор от здания, более года бывшего для него домом. Неясное чувство подсказывало ему, что сюда он больше не вернется.

В следующую секунду иезуит, замечтавшись, едва не угодил головой в свисавшую чуть ли не до земли вывеску аптекаря. Не раз и не два Алену приходилось оказывать помощь вот таким зазевавшимся, каким едва не стал и он сам, – ржавчина насквозь разъедала увесистые железные прутья, и иногда порыв ветра превращал вывеску в смертельное орудие. То же самое относилось и к осыпавшейся черепице крыш и разрушавшимся кирпичным дымовым трубам.

Услышав крик: «Берегись, вода!», Иеремия, повинуясь Рефлексу, юркнул под навес второго этажа, немилосердно толкнув при этом какого-то прохожего – товарища по несчастью. Обоим удалось увернуться от нечистот, хлынувших сверху на мостовую. Конский помет, объедки, уголья вываливали из окон прямо на улицу, где и лежали до тех пор, пока мусорщики не подбирали их и не вывозили за город на свалку.

Занятый своими мыслями Иеремия брел в направлении причала Блэкфрайер. Дойдя до воды, он взмахом руки подозвал перевозчика. Дожидаясь, пока тот подгонит лодку, иезуит еще раз огляделся. За эти полтора года ему не раз приходилось переправляться на другой берег Темзы, чтобы увидеться с Аморе в Уайтхолле. Недалеко вверх по течению, там, где с Темзой сливались зловонные воды Флита, возвышались красные кирпичные стены Брайдуэлла, бывшего дворца короля Генриха VIII, служившего теперь тюрьмой для бродяг, воров и продажных женщин. Кроме этого, там расположился и приют для сирот. Иеремии показалось, что сквозь городской шум он слышит удары хлыста по голым спинам арестованных. Два раза в неделю в Брайдуэлле публично пороли преступников; поглазеть на это сбегались толпы зевак.

Через распахнутые ворота иезуит разглядел группу мальчиков в одинаковой синей одежде, строем направлявшихся вдоль Темзы в церковь. Они чинно проследовали мимо столба для порки злоумышленников и особого стула, на котором наиболее непокорных женщин опускали в воды Темзы.

– Куда вам? – осведомился перевозчик.

– К «Старому лебедю», – ответил Иеремия, усаживаясь в лодку.

Перевозчик взялся за ремни, но особо напрягаться ему не пришлось, поскольку они плыли по течению. Было погожее апрельское утро, и, как это обычно бывало в теплые дни, исходивший от воды смрад лишь усиливался. На волнах реки колыхались все виды отбросов. Однако те, кто вываливал всякую дрянь в Темзу, не задумывались о том, что воды прилива принесут их обратно.

Лодка миновала замок Бэйнард, напоминавший крепость особняк, где некогда поочередно проживали три из восьми жен Генриха VIII. Выходившая к реке часть здания с тремя мощными башнями и семью башнями поменьше на самом деле очень походила на замок.

Темза была усеяна бесчисленными лодками, лодчонками, баржами и парусниками. У Куинхитского дока, как обычно, царило большое оживление, и перевозчику приходилось ловко маневрировать на середине Темзы, чтобы, не дай Бог, не столкнуться с какой-нибудь посудиной покрупнее. Вскоре они проехали мимо трех кранов, приводимых в движение топчаками – ступенчатыми колесами – и служившими для разгрузки тяжелых бочек. После того как позади осталась сталелитейная мастерская и Колд-Харбор, лодочник подрулил к берегу, стараясь не подходить вплотную к сваям, подпиравшим здания на берегу.

Когда причалили у «Старого лебедя», Иеремия, осторожно поднявшись с задней скамьи, сунул перевозчику шестипенсовик и выбрался из раскачивавшейся лодки на мол. По правую сторону в нескольких десятках ярдов вниз по течению Темзы вознесся самый крупный и совершенный в христианском мире мост, на котором и расположилось его новое жилье. Мост этот был возведен на девятнадцати опорах, стоявших на ледорезах. Когда вода поднималась, то пенящимися каскадами с шумом огибала ледорезы. Сам мост был буквально усеян фахверковыми домами, верхние этажи которых чуть ли не сходились, образуя самый настоящий туннель для пеших и конных. Дома эти насчитывали до шести этажей, укрепленных на прочных свайных опорах и нависавших над краем моста. Лондонский мост выглядел весьма внушительно.

Пока Иеремия брел по Олд-Свон-лейн к Темз-стрит, он на время потерял из виду складские здания на набережной и здание гильдии рыботорговцев. Лишь свернув на Фиш-стрит, ведущую прямо к ним, он снова увидел их. Не впервые нога Иеремии ступала на эту улицу шириной не более двенадцати футов, которая вела на противоположный берег реки, в Саутуорк, но в то утро он воспринимал ее совершенно по-другому. Стоящие рядами дома на северной стороне моста появились лет пятнадцать назад, после того как пожар 1633 года уничтожил прежние постройки. Иеремия проходил мимо лавок купцов, где предлагались различные товары: полотно, перчатки, ювелирные изделия, гравюры, книги. Чувствовалось, как трясется мост от вращения приводимых в движение речной водой колес под первыми двумя арками. Установка, построенная около ста лет назад голландцем Питером Моррисом, служила для подачи воды в расположенные выше городские кварталы. По другую сторону моста возвышались водяные мельницы.

Мастерская Хаббарта расположилась среди новостроек левого ряда. За ней следовал незастроенный участок, потом снова начинались здания, тянувшиеся до самого Саутуорка. Хотя существовал план восстановления всех уничтоженных пожаром домов, пока что он так и оставался на бумаге. В этом месте проезжая часть моста ограждена заборчиком из узких деревянных досок, чтобы незадачливые прохожие в непогоду или туман не свалились в Темзу.

Над мастерской, где изготавливались медицинские инструменты, находилась выцветшая вывеска с тремя золотыми шарами. Едва Иеремия вошел, как навстречу ему показался мастер Хаббарт собственной персоной.

– Не могу выразить словами, какая это радость для меня принять вас под свой кров, святой отец, – широко улыбнулся мастер.

Хаббарт был худощавым сероглазым мужчиной с начинавшими редеть каштановыми волосами. Проработав в свое время оружейных дел мастером, он пришел к мысли наладить изготовление хирургических инструментов, и поскольку имел, что называется, золотые руки, вскоре стал процветать.

– Мэри, иди сюда, – позвал мастер Хаббарт.

Вскоре появилась жена мастера, такая же худая, как и он сам, только выглядевшая куда менее приветливо.

– Проводи нашего гостя в его комнату да покажи и расскажи ему все, чтобы он знал, где что находится.

Иеремия пропустил Мэри вперед. Дом был трехэтажным. Мансарда оказалась достаточно просторной – в ней можно было не только жить, но и отправлять мессу. Сундук с сутаной и всем необходимым для мессы уже доставили. Как и многочисленные книги. После того как Иеремия выложил из карманов все предметы личного обихода, миссис Хаббарт показала ему дом. Кухня находилась позади мастерской в первом этаже, за ней спряталось и отхожее место в виде пристройки, нависавшей на водами реки. Сооружение это было весьма удобным для обитателей дома, однако временами доставляло массу хлопот проплывавшим внизу лодочникам – тем приходилось держать ухо востро, чтобы ненароком не угодить под зловонный дождь или, того хуже, град.

Вечером, после того как мастер Хаббарт запер мастерскую, муж и жена попросили иезуита исповедовать их. После ужина все трое еще некоторое время сидели за столом, обсуждая католический приход. Иеремия собрался с утра побеседовать со всеми членами паствы и выяснить, кто нуждался во вспомоществовании.

Ночь Иеремия спал спокойно, несмотря на не умолкавший ни на минуту шум воды и скрип водяных колес. И хотя иезуит привык вставать рано, его уже в пять утра разбудил шум на мосту – скрип колес повозок, развозивших товары и еду. Но это было не самое страшное – через мост прогоняли стада свиней и коров, вопивших и мычавших так, что разбудили бы мертвого. Вообще место это оказалось шумным – перебранки погонщиков, выкрики бродячих торговцев, соленые шутки лодочников, тоскливые крики чаек, лай собак, цокот копыт не стихали до позднего вечера.

Иеремия открыл окно и выглянул на реку, усеянную всевозможными судами. Между внушительными торговыми кораблями и баржами сновали юркие лодочки. Кое-где на пристань сгружались товары. Неподалеку возвышались серые башни Тауэра, бдительного стража Лондона. Четыре увенчанные луковками крыш башни крепости четко выделялись на боне синего весеннего неба. Ветер доносил сюда и шум Биллингсгейтского рынка. Это место Всевышний явно назначал тем, кому надлежало учиться смирению. Помолившись, Иеремия спустился вниз позавтракать в обществе своих новых хозяев.

Глава 18

Ален, занятый своими мыслями, шел по Патерностер-роу.

– Как вы думаете, мастер, понравится миссис Милтон? – нарушил молчание Кит, шедший рядом.

Ален, повернув голову, посмотрел на светловолосого мальчика, выжидающе смотревшего на него.

– Честно говоря, не знаю, Кит, – ответил он. – Она уже не молоденькая.

Миссис Милтон была вдовой владельца паба, умершего этой зимой от чумы и оставившего ей одни лишь долги. Пару дней назад пожилая женщина попала под повозку, которая протащила ее несколько ярдов, в результате чего у нее оказалась раздроблена рука. Ален обработал переломы, но опасался, что рука усохнет – были разорваны сухожилия и связки. Теперь он регулярно посещал миссис Милтон на дому, следя за выздоровлением. И так как она была женщиной бедной, и ей полагалось вспомоществование, Ален отказался брать с нее плату за лечение.

И вот они с Китом возвращались в лечебницу, где за хозяина оставался Николас. Они были уже в нескольких шагах от дома, как вдруг Алена словно кольнуло. Кто это выходит от них? Уж не Мартин ли Лэкстон? Чего этому лоботрясу делать в лечебнице? К счастью, молодой Лэкстон направлялся в противоположную сторону и не заметил появления Алена, и надо сказать, кстати. В лечебнице все было как обычно. Крикнув Ника, Ален настороженно спросил:

– Что здесь делал Мартин Лэкстон? Надеюсь, не буйствовал?

Ник покачал головой.

– Я и не видел, как он вошел, мастер. Я был в саду – ходил посмотреть, как там наши травы. По-моему, он зашел увидеться с сестрой. Во всяком случае я слышал, как они бранились у нее в комнате. Так что вы бы ее спросили. А бранились они так, что и на улице было слышно.

Похлопав подмастерья по плечу, Ален решил наведаться на второй этаж. В спальне он обнаружил Энн и ее тетушку. У Энн по щекам текли слезы. Элизабет, желая успокоить ее, гладила по голове, но Энн, похоже, была безутешна.

– Что случилось? – обеспокоенно спросил Ален.

Не глядя на него, Элизабет ответила:

– Только что здесь побывал Мартин.

– Я видел, как он выходил. Что ему было нужно?

– Деньги! Он всегда был транжирой, транжирой и остался. Пьет да бегает по домам… Сами понимаете по каким.

– Так он выпрашивал у Энн деньги?

– Не выпрашивал, а требовал, – презрительно рявкнула тетушка. – И когда она ему их не дала, ударил ее. Я вот, жаль, не успела, а не то я бы ему показала.

Ален присел на край кровати и ласково дотронулся до плеча Энн, но молодая женщина в испуге отпрянула.

– Не трогайте меня! – выкрикнула она, прижавшись к Элизабет.

Ален убрал руку.

– Я просто хотел вас успокоить, – обиделся Ален. – Хорошо, обещаю вам, что непременно схожу к вашему отцу и переговорю с ним о Мартине. Какое он имеет право приходить сюда и клянчить у вас деньги? А тем более заниматься рукоприкладством.

Обе женщины испуганно взглянули на него.

– Да вы что? Ни в коем случае! – воскликнула Элизабет. – Только этого не делайте, прошу вас. Мой свояк души в своем сынке не чает и гладит его по головке, что бы тот ни натворил. Без толку к нему ходить. Лучше вообще промолчать об этом.

Ален был изумлен.

– Ну, как знаете. Но ведь Мартин снова сюда явится. И что тогда?

Элизабет поджала губы, ни слова не произнеся в ответ. Ей, как и Алену, было ясно, что помощи ждать неоткуда. Не было законов, защищавших женщину от посягательств в семье, – будь то отец, брат или законный супруг. Они обладали всеми правами для укрощения строптивых жен, в том числе и поколачивать их как нерадивую прислугу.

– Вы должны защищать нас, – укоризненно бросила Элизабет. – Но вас ведь дома не застанешь. Полдня бегаете по больным.

– Это мой долг, мадам, – защищался Алей, хотя упрек был в целом справедлив.

– Ваш долг, сэр, – в первую голову заботиться о жене и вашем будущем ребенке!

– Не могу же я из-за этого бросить работу.

– Если бы эта ваша работа хоть деньги приносила, – с издевкой произнесла Элизабет. – Но вы ведь цацкаетесь с разными оборванцами без гроша за душой. В цеху очень ценят ваши способности, и вы могли бы пользовать таких почтенных людей, как судья Трелони, к примеру, и других, если бы, конечно, чуточку поразборчивее были.

– По-вашему, я должен целыми днями бегать по зажиточным больным, делать им кровопускания да ставить клистиры? Нет уж, увольте!

– Дурачок, вот вы кто!

– Вероятно. Но мне нравится, что я делаю. Так что смиритесь с этим как-нибудь.

Кипя от злости, что было Алену в целом не свойственно, он поспешил вниз, в лечебницу.

После ужина обе женщины сразу ушли к себе. Ален еще посидел немного с Николасом, Китом и Молли. Именно в эти вечерние часы, когда все собирались за столом. Ален отчетливо сознавал, как ему не хватает присутствия Иеремии. Он бросил рассеянный взгляд в окно – сумерки еще не наступили, и если поторопиться, можно до наступления темноты успеть на Лондонский мост и переночевать там. Неплохо было бы пообщаться со старым другом, посидеть за столом, поболтать. Поднявшись, Ален объявил:

– Мне необходимо уйти, так что скажите жене, чтобы не дожидалась меня.

Накинув плащ, лекарь покинул дом. Солнце уже начинало скрываться за крышами домов, но было еще светло. Ален думал о своем, и ноги сами несли его к реке. Дойдя до конца Патерностер-роу, он, прежде чем свернуть на Аве-Мария-лейн, оглянулся, даже толком не поняв отчего. И увиденное заставило его окаменеть – за ним следовали двое. Ален сразу узнал Мартина Лэкстона и одного из его дружков, что вломились вместе с ним в лечебницу. Риджуэй в нерешительности остановился и пригляделся к ним. Что замышляет Лэкстон? Решил подкараулить своего новоиспеченного родственника да попробовать получить деньги от него, раз из сестры не удалось вытянуть ни пенни? Или собрался покончить с Аленом раз и навсегда, довести до конца то, что не позволила леди Сен-Клер?

Ален лихорадочно соображал, как поступить. Может, все-таки попытаться спокойно поговорить с Мартином? В конце концов, не бегать же ему от этого негодяя до конца дней своих. Но, приглядевшись к физиономии Лэкстона, Ален вмиг понял, что из этого ничего не выйдет. Тем более что приятель брата Энн многозначительно поигрывал зажатой в руке дубинкой. Нет уж, надо убираться отсюда, да поживее.

Оглядевшись, Ален пустился бегом по Аве-Мария-лейн, но и преследователи бросились ему вдогонку. Риджуэй понятия не имел, как от них оторваться – было еще довольно светло, и они могли видеть его. И стемнеет еще не скоро, а за это время один Бог ведает, что может произойти, так что на темноту уповать не приходилось. Как быть? Переулки в этот час уже обезлюдели, не было видно и патрулировавших город стражников. Иногда попадались нищие или запоздалые подмастерья, но разве кто-нибудь из них стал бы на пути у головорезов? Одним словом, если повезет, он успеет добежать до лодочника. А если нет?!

Алену не оставалось иного выхода. Видя, что Лэкстон и его дружок вот-вот настигнут его, он, подстегиваемый страхом, в несколько прыжков одолел расстояние до перекрестка Аве-Мария-лейн и Ладгейт-стрит, едва не налетев на какую-то женщину, тяжело ступавшую по мостовой. Оказавшись на Грид-лейн, он понесся к Темзе. И тут до Алена дошло, что он совершил глупость – следовало свернуть на Ладгейт-стрит, бежать к городским воротам, где всегда полно стражников, и призвать их на помощь. Преследователи уже наступали ему на пятки – временами Алену чудилось, что он слышит их дыхание.

В боку отчаянно закололо – он не привык к подобным забегам. Никогда еще отрезок пути до причала Блэкфрайер не казался ему таким невыносимо долгим. Сжав кулаки, Ален мчался, углубляясь в Нью-стрит – настолько узенькую улочку, что лучи солнца не доходили до нижних этажей домов. Вдруг впереди показался поворот. Бросившись вперед на последнем издыхании, он добежал до перекрестка. Куда повернуть? Направо или налево, к реке? К своему ужасу, Ален сообразил, что не знает, куда дальше бежать, – заплутал в лабиринте тесных лондонских переулков.

Топот за спиной становился все громче. Времени на размышления не оставалось. Уповая на фортуну, он кинулся вправо, туда, где угадывался очередной переулок. Риджуэй понял, что оказался в квартале, где ютилась беднота, – у Паддл-док. На здешних улочках было не разъехаться и телегам, разве что двум тачкам, и то с великим трудом. Но Ален упрямо бежал вперед, инстинктивно прижимая руку к груди в тщетной попытке унять резкую пульсирующую боль в области сердца. И снова он оказался перед выбором – куда дальше? Риджуэй свернул налево и тут, выругавшись, вынужден был остановиться – переулок оказался тупиком.

В голове молотом отдавались страшные удары сердца, и ему показалось, что он вот-вот испустит дух. Ноги стали ватными, и вообще Риджуэю вдруг на все стало наплевать – будь что будет. Но, сделав пару глубоких вдохов, Ален понял, что сдаваться рано и, собрав последние силы, бросился через какой-то темный проход туда, где, по его мнению, должен был находиться двор, а уж как действовать дальше, об этом Риджуэй не задумывался.

Затравленно озираясь, Ален заметил ворота и, ухватившись за кольцо, в панике стал дергать за него в надежде распахнуть. Ворота не поддавались. Дрожащими руками он попытался нащупать запор, но в этот момент почувствовал удар в спину, бросивший его на доски ворот. В ту же секунду чья-то рука цепко ухватила его за плечо и с силой повернула.

– Нет, Риджуэй, дальше тебе не уйти! – торжествующе прохрипел Мартин Лэкстон. Его дружок оставался в нескольких ярдах, по-прежнему поигрывая дубинкой.

Ален взглянул на своего преследователя. Лицо Мартина взмокло от пота.

– Что вам от меня нужно? Что я вам сделал?

– Ты обесчестил мою сестру!

– Этого не было! Спроси ее сам. Разве она пошла бы за насильника?

Мартин издевательски захихикал.

– По-твоему, Энн сама бросилась тебе на шею? Она так сказала только ради того, чтобы избавить тебя от виселицы. Ты сам ее домогался! Она бы в твою сторону и не посмотрела. Как подумаю, что ты теперь имеешь право каждую ночь делить с ней постель, так мне блевать охота! Энн – королева для такого ничтожества, как ты, слышишь? Она моя, моя!

Лэкстон увлекся монологом ненависти так, что Ален чувствовал, как дрожит его рука, вцепившаяся ему в плечо. Он понял, что Мартин в гневе не способен контролировать себя, так что нечего и думать убедить его разумными доводами.

Лэкстон свято уверовал в то, что он, Ален, силой овладел его сестрой, и никто и ничто на свете не заставит его отказаться от этой идеи. Нет, отсюда надо убираться! Сейчас или никогда!

Внезапно Ален размахнулся и ударил Мартина кулаком в лицо. Тот, явно не ожидая ничего подобного, покачнулся и отступил на пару шагов. Ален догнал его и нанес еще удар. Лэкстон-младший потерял равновесие и рухнул на землю. Ален бросился прочь, боковым зрением отметив, что его напарник исчез. Он стал вертеть головой, однако было поздно. Острая боль удара дубиной пронзила плечо, и Ален не устоял на ногах. Вопя, Риджуэй катался по камню мостовой, полумертвый от страшной боли. Он и не заметил, как Мартин поднялся.

– Проклятый недоносок! – с перекошенным от боли лицом прошипел он. – Ну все – тебе конец!

Ухватив Алена за одежду, он поднял его, поставил на ноги и притиснул к стене дома. Ален невольно вскрикнул от нового приступа боли. В глазах потемнело. Железным усилием воли он заставил себя не хлопнуться в обморок, что означало бы его конец, окончательный и бесповоротный. Когда взор его прояснился, он увидел нацеленное на него дуло пистолета.

«Откуда у простого мастерового оружие?» – в ужасе подумал Ален.

Леденящий страх парализовал лекаря, когда ствол уперся ему в грудь. Неужели этот негодяй настолько глуп, что готов сейчас хладнокровно пристрелить его? Или же Мартин рассчитывал таким образом проучить его за мнимое изнасилование своей сестры, да вдобавок содрать с него денежки?

Казалось, Мартин Лэкстон читает его мысли. С гаденькой улыбочкой он произнес следующее:

– Темза в паре шагов отсюда. И когда тебя выудят у моста, все подумают, что тебя прикончил какой-нибудь бродяга, когда ты пьяненький возвращался из борделя.

Ален невольно закрыл глаза, молясь, но уже в следующую секунду невольно стал свидетелем разыгравшейся на его глазах драки. Какой-то человек, подкравшись к Мартину сзади, ухватил его за руку и ловким приемом отшвырнул, да так, что Лэкстон, крепко ударившись о стену, отлетел футов на пять. Стоило Лэкстону потянуться за пистолетом, как железная лапища незнакомца ухватила его за запястье и вывернула руку. Раздался жуткий хруст. Взревев, как раненый зверь, Мартин выпустил оружие. Пистолет упал на мостовую.

На Алена накатил приступ дурноты. Второй незнакомец двумя ударами свалил сообщника Лэкстона. «Ну, теперь, кажется, моя очередь подошла», – со странным спокойствием отметил Ален Риджуэй. Он не способен был не то что оказать сопротивление, а даже пошевелиться. Однако уже мгновение спустя в незнакомце, которого Ален сперва принял за уличного грабителя, он узнал слугу и телохранителя леди Сен-Клер.

– Уильям!

Тот, подойдя к Риджуэю, озабоченно оглядел его.

– Как вы, сэр?

Ален, пошатываясь, стал ощупывать раненое плечо. Как он с радостью убедился, перелома вроде не было.

– Сносно, – пробормотал он в ответ, чувствуя, как подгибаются колени. – Но… Вы… Как вы оказались здесь?

– Я все объясню по пути домой. Но если позволите, я сначала позабочусь о том, чтобы в будущем этот негодяй не досаждал вам!

С пистолетом в руке Уильям подошел к продолжавшему стонать от боли Лэкстону и приставил дуло к его лбу. Ален в ужасе бросился к нему.

– Не надо! Не убивайте его! Это же убийство! Хладнокровное убийство! – попытался он вразумить Уильяма.

– Эта свинья едва не продырявила вам грудь!

– Нет-нет, он не хотел меня убивать, – убеждал Уильяма Ален. – Он просто решил попугать.

– Да вы не в своем уме, сэр. Если сейчас отпустить его, он вас все равно в покое не оставит.

– Вы ему и так руку переломали. Пусть это послужит ему хорошим уроком.

Вздохнув, Уильям с нескрываемым разочарованием опустил пистолет.

– Ну, свинья грязная, ты у меня смотри, – с угрозой произнес телохранитель леди Сен-Клер. – Если хоть пальцем тронешь мастера Риджуэя, тебе так легко не отделаться!

И в подтверждение сказанному хорошенько пнул Лэкстона под ребро.

Ален стал оттаскивать Уильяма от скрючившегося на земле Мартина.

– Неужели нельзя было обойтись без этого? – сморщившись, произнес Риджуэй.

– Сэр, нам с вами выпало жить в жестокое время. И чтобы выжить, необходимо уметь постоять за себя.

Ален ничего не ответил, прекрасно понимая, что Уильям прав. Уж он-то знает! Ему были знакомы стычки между слугами представителей дворянства. Так, два года назад произошел серьезный конфликт между слугами французского и испанского посланников. Разыгравшаяся схватка стоила жизни не одному из них. В конце концов вражда приняла такие размеры, что лондонцы вынуждены были призвать на помощь городские отряды стражников.

– Вы мне так и не объяснили, как это сумели вовремя подоспеть, – напомнил Ален своему спасителю.

– После подлого нападения в вашем же доме моя госпожа убедилась, что Мартин Лэкстон вас в покое не оставит и будет искать случая снова наброситься. Поэтому она поручила нам охранять вас. Мы с Джимом попеременке с еще двумя слугами нашей госпожи не спускаем с вас глаз.

Ален опешил.

– Как? Леди Сен-Клер поручила вам заботу о моей безопасности? И как долго это уже продолжается?

– Говорю вам – с того самого дня, когда на вас пинали в вашей лечебнице.

– Так ведь прошло столько времени – месяц, если не больше.

– Нам это ничего не стоило. Приятное разнообразие среди рутины. Нет-нет, сэр, вам за нас тревожиться нечего, нам даже хотелось, чтобы произошло нечто в этом роде. Вот только жаль, что мы чуток запоздали. Да и вы тоже мне, храбрец, в одиночку бродить по этим темным переулкам – в них мы вас и потеряли из виду. Так что…

– Нет, вы не переживайте, – отмахнулся Ален. – Слава Богу, что успели. Если бы не вы, уже кормил бы рыб в Темзе.

Тем временем они добрались до лечебницы Риджуэя. Уильям отдал Алену кремневый пистолет, отобранный у Мартина Лэкстона. На прощание лекарь от души поблагодарил храбрых спасителей.

– И прошу вас передать вашей госпоже мой низкий поклон за заботу обо мне.

Еще не оправившись от случившегося, он вошел в мастерскую. Некоторое время Ален стоял, вновь и вновь восстанавливая в памяти картину недавних событий. Лишь приступ боли в ушибленном плече заставил его подняться в мансарду, где он, подняв Николаса, велел ему смазать и перебинтовать пострадавшее плечо.

На следующее утро Элизабет вернулась с рынка с новостью о том, что Мартина минувшей ночью знатно поколотили. Что у него якобы переломаны рука и несколько ребер. Что он лежит в постели и поправится не скоро.

Энн восприняла новость с явным облегчением. За столом женщины с любопытством поглядывали на перевязанное плечо Алена, но ни единого вопроса не задали. А поднимаясь из-за стола, новоиспеченная супруга, к великому изумлению Алена, наградила его благодарным взглядом.