Текст книги "Тайна старой знахарки"

Автор книги: Сандра Лессманн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 32 страниц)

Глава 35

Обнажив клыки, пес злобно зарычал. Ален, не растерявшись, угрожающе звякнул цепями кандалов – в запасе оставался изрядный кусок цепи, чтобы в случае нужды использовать его как оружие. По пути в кабак на один из нижних этажей тюрьмы он и наткнулся на эту собаку, привязанную на темной лестнице. Впрочем, в кошмарном лабиринте Ньюгейта можно было увидеть не только собак. Здесь бродили свиньи, куры и даже отощалые коты. Последние вели непрестанную борьбу с собаками за крыс и мышей. Судя по всему, псу не раз преподавали урок, огрев цепями, так что, едва услышав знакомый перезвон, он, поджав хвост и повизгивая, убрался подальше.

Лекарь, вздохнув с облегчением, на ватных ногах продолжил путь. У входа в кабак Ален выложил положенную мзду – шиллинг и шесть пенсов, – велел подать вина по два шиллинга за бутыль и уселся за грубо сколоченный стол. Рядом сидели двое арестантов и резались в кости, за соседним столом дулись в карты, на полу валялся упившийся бородач, а вор, пользуясь случаем, в открытую опустошал его карманы. Ален приучил себя никак не реагировать на тюремное бытие. Одним из способов понизить уровень восприятия было вино, которым он потчевал себя с утра до вечера, – только в подпитии можно было вынести творившееся здесь, в стенах Ньюгейта.

Рядом с Аленом на скамью уселась какая-то особа, но он и не повернул к ней головы. Тюремщики допускали городских шлюх в Ньюгейт, где от клиентов отбоя не было, однако Риджуэй не поддался искушению, помня об уроке, преподанном ему однажды. Лишь когда женщина придвинулась вплотную и прижалась к нему бедром, он взглянул на нее. Чумазая физиономия, утратившие первоначальный цвет всклокоченные волосы. Улыбаясь, женщина обнажила ряд гнилых, почерневших зубов. Кандалы на руках говорили о том, что перед ним обитательница женского отделения Ньюгейта.

Мгновение спустя ее пальцы уже странствовали между ног у Риджуэя, и вскоре он почувствовал, как они беззастенчиво ощупывают его мужское достоинство.

– Ну и как тебе? – вполголоса осведомилась она. – Если пойдешь со мной, получишь все, что захочешь.

Слегка ошеломленный, Ален молчал. Но, похоже, невзирая на то что ей никак не удается расшевелить этого странного типа, девка оружие складывать не собиралась.

– Ну, чего мнешься? Кто и когда предложит это тебе задарма? Меня сюда уже в третий раз упекли за воровство. И теперь точно вздернут. А чтоб не вздернули, непременно надо, чтоб кто-нибудь меня обрюхатил!

Ален недоверчиво взглянул на нее. Чувствуя, как в нем вскипает похоть, он уже был готов уступить. Однако, присмотревшись как следует, Ален сказал себе решительное «нет» – уж слишком велико было отвращение, к которому примешивалась и изрядная доля страха. Сбросив ее руки с бедер, он поднялся из-за стола.

Шлюха взъерепенилась – не успел он повернуться и уйти, как схлопотал от нее затрещину.

– Вонючка несчастная! Свинья бессердечная! Хочешь, наверное, полюбоваться, как меня вздернут на виселице?! Ты этого хочешь? – завопила она, чуть не плача.

Ален поспешил покинуть кабак. Нет, ему никогда не привыкнуть к жизни в окружении подонков, больше похожих на зверей, чем на людей.

Спустя несколько дней к Алену в коридоре обратилась какая-то женщина.

– Мне тут одна из секты квакеров говорила, что вы вроде как лекарь. Роды принять сумеете?

Ален медлил с ответом. Он до сих пор не мог отделаться от кошмара воспоминаний, связанных с гибелью Энн. Однако, поразмыслив, кивнул в знак согласия.

– Тогда пойдемте со мной, – попросила женщина. – Там в одном из отделений, что наверху, лежит женщина, вернее, девчонка еще совсем, а ей рожать приспичило. И как назло, ни одну повитуху сюда прийти не уговоришь. Я было сама ей попробовала помочь, но ребенок не идет ни в какую. Сдается, роды неправильные.

Ален последовал за ней на четвертый этаж тюрьмы. При мысли, что предстоит принимать еще одни роды, его в жар бросало, но разве мог он наплевать на врачебный долг? Как водится, на входе в женское отделение стражник потребовал с Алена положенные шесть пенсов мзды. Риджуэй гадливо протянул ему деньги. Оказалось, что он не единственный мужчина здесь: в углу кто-то из арестантов забавлялся с какой-то девкой, вопившей во всю глотку, причем явно не от избытка блаженства.

Спутница потащила Алена за рукав.

– Идемте, идемте, этой уж ничем не помочь – все с ведома тюремщиков. Что тут сделаешь? Разве что тумаков схлопочете. А вот ту бедняжку, что в углу, вы еще, может, и убережете.

Роженица лежала на нарах. Искаженное болью лицо ее взмокло от пота. Ален осторожно ощупал живот.

– Вы правы – родить ей будет непросто. Тазовое предлежание – вот как это называется.

Хотя Риджуэю уже не раз приходилось иметь дело с подобным осложнением, и роды проходили благополучно, он колебался. Перед глазами вновь возникла Энн и ее мертворожденное дитя. Их он тогда не спас. А здесь? Здесь под рукой не было ни горячей воды, ни чистых тряпок – вообще ничего. Критически оглядев свои замызганные руки, Ален пришел к выводу, что иного выхода нет. Кое-как ополоснув руки вином, предложенным женщиной, он склонился над роженицей.

В конце концов опыт и знание дела дали результат, и несколько часов спустя он вручил матери крохотное кричащее создание, которое та инстинктивно прижала к себе.

– А что будет с ребенком? – поинтересовалась женщина, которая привела его сюда.

– Если выживет, его отправят в работный дом[16]16
  Работные дома – английские приюты для бедняков в XVII–XIX вв. По закону о бедных 1834 г. в работные дома принудительно помещались все обращавшиеся за общественной помощью.


[Закрыть] – там он и останется до повзросления. Но, как мне кажется, молоком его там вряд ли будут поить. А вот ее, поскольку она на самом деле родила в стенах тюрьмы, наверняка помилуют да сошлют в Америку, в колонии.

С чувством подавленности Ален покинул стены женского отделения и спустился на третий этаж. По пути к себе в камеру Риджуэю приходилось миновать кухню рядом с каморкой палача. Дверь была распахнута настежь, и Ален мельком заглянул внутрь. Там царило веселье. Картина, невольным свидетелем которой стал Риджуэй, потрясала до глубины души, и он замер на полушаге. Большую часть небольшой кухни занимал очаг, возле которого суетился помощник палача. Над огнем висел огромный котел, куда помощник засыпал не одну горсть соли и тмина, а затем стал бодро помешивать варево.

Но не это поразило Алена. Не в силах оторвать взора, он уставился на фрагменты человеческих тел. Это были бренные останки двух четвертованных вчера преступников, обвиненных в заговоре против короля. Больше всех надрывал глотку сам палач Джек Кетч, ему вторили и сотоварищи – закоренелые бандиты, перекатывавшие ногами отсеченные головы несчастных, явно соревнуясь, кто дальше. Один из них, схватив голову за волосы, швырнул к потолку, и когда она с леденящим душу глухим стуком шлепнулась на каменный пол, последовал новый взрыв хохота.

Переполненный отвращением Ален отвернулся. Его тошнило. Добравшись до отхожего места, он опорожнил желудок. Тело болело, кружилась голова, и он был вынужден сесть прямо на пол, чтобы не свалиться. Нет, если в ближайшее время его не вызволят отсюда, он непременно свихнется.

Когда приступ слабости миновал, он поднялся и, пошатываясь, побрел к себе в «господские покои». Там его поджидал Иеремия.

– Нет, я здесь кончусь! – в отчаянии пробормотал Ален. – Долго мне этого не вынести. Я знаю, что если…

– Вы не должны так говорить, – перебил его иезуит. – Поверьте, я делаю все, чтобы вытащить вас из этого ада!

Ален молча плюхнулся на кровать и закрыл лицо руками.

– Есть хоть какие-то результаты? – устало спросил он.

Иезуит явно не торопился с ответом.

– Я переговорил с мастером Лэкстоном, – наконец произнес он. – Он утверждает, что Элизабет, дескать, сама велела ему забежать к ним утром как можно раньше.

– И вы в это верите?

– Да нет, не верю, конечно.

Ален рассеянно провел руками по волосам, сальной гривой ниспадавшим на плечи.

– Знаете, я тут на досуге раздумывал об этом негодяе. И пришел к выводу, что он и только он мог изнасиловать Энн. Поэтому и поторопился отделаться от нее. И все здесь сходится. Он ведь считал ее своей собственностью, ему претила сама мысль о том, что мы с ней делим ложе. И на меня тогда набросился из чистой ревности. Помните, я говорил вам, что однажды застал его у себя в доме. Он явился туда, пока меня не было. Когда я спросил Элизабет, что ему понадобилось, она стала убеждать меня, что, дескать, он клянчил у них деньги. Но это было не так. Не деньги его интересовали тогда, а Энн. К ней он и приходил. Подумать только – надругаться над родной сестрой! И к тому же в стенах моего дома! Вот ведь свинья паршивая!

Иеремия кивнул.

– Думаю, вы рассуждаете верно. Возможно, Маргарет Лэкстон знала об этом и однажды пригрозила Мартину, что, мол, если он не оставит в покое Энн, она обо всем доложит отцу. А мастер Лэкстон хоть и грубиян, но человек строгих нравов. И не пощадил бы даже своего сына… кто знает, может, и вовсе выгнал бы его из дому. И еще: так как Маргарет Лэкстон не родная мать Мартина, а мачеха, я считаю вполне возможным, что именно он и убил ее, чтобы таким образом заставить замолчать.

– Да, но как это все доказать?

– Пока не знаю. Но не успокоюсь до тех пор, пока не вытащу вас отсюда.

Иеремия заметил, что Ален подозрительно часто прикладывает ладонь ко лбу и утомленно прикрывает глаза. Он с обеспокоенностью заметил, что лицо его друга горит.

– Голова болит? – осведомился он.

Ален в изнеможении кивнул:

– Просто раскалывается на части.

Дотронувшись до его лба, Иеремия невольно отдернул руку. На мгновение лицо его исказил ужас.

– Да у вас горячка… – сдавленно произнес он. – Вы подхватили тюремную горячку!

В ответ Ален лишь беспомощно улыбнулся.

– Я знаю. Знал еще тогда, когда вы спросили про вшей. Я и заразился от того самого бродяги – вы ведь не станете с этим спорить?

– Нет, не стану. Ничего, вы и ее одолеете!

Ален покачал головой:

– Где там, живым мне отсюда не выбраться.

Иеремия почувствовал, как страх железным обручем сдавил грудь. Схватив Алена за плечи, он посмотрел ему прямо в глаза:

– Я вас не оставлю. День и ночь буду за вами ухаживать, если потребуется, слышите? Умереть здесь я вам не дам! Обещайте, что и вы не сломитесь!

Слова иезуита растрогали Алена. Как он был благодарен ему за дружбу, невзирая на все их размолвки последних месяцев.

– Буду стараться, – пообещал он.

На следующий день Алену стало еще хуже. Он почти не спал, несмотря на усталость предыдущего дня. Боль во всем теле усилилась, став просто нестерпимой, а стоило ему попытаться встать на ноги, как все вокруг вихрем закружилось. Несчастного бил озноб, сменявшийся жаром. Ужасно хотелось пить, но аппетит отсутствовал – изнуренный рвотой желудок не принимал ничего.

Риджуэй апатично лежал на кровати. Приходилось беречь силы. Он отчетливо услышал шаги, замершие рядом, но не было сил даже открыть глаза. Когда чьи-то пальцы стали впиваться ему в горло, он и не пошевельнулся.

– Ну вот и до тебя очередь дошла, Риджуэй!

Голос Мартина вывел Алена из оцепенения. Раскрыв глаза, он увидел перед собой перекошенное ненавистью лицо заклятого врага. Но страха не было.

– Поздновато ты выбрался сюда, – негромко произнес он в ответ. – Тюремная горячка тебя опередила. Так что особенно не хватайся за меня, а не то сам подхватишь заразу.

Мартен Лэкстон отдернул руку будто от огня и с ужасом уставился на Алена.

– Скотина проклятая! – рявкнул он, – Жариться тебе в аду!

Заметив презрительную усмешку на растрескавшихся губах лекаря, Мартин в испуге бросился наутек. Выбегая, он столкнулся с Джорджем Греем, и тот, удивленно обернувшись, посмотрел ему вслед. С озабоченным видом квакер подошел к нарам, где лежал Ален.

– Как твои дела, друг? Все хорошо?

Риджуэй кивнул.

– Что нужно было от тебя этому человеку?

– Хотел убить меня! А потом вдруг до него дошло, что и сам смертен, вот и убежал.

Грей опустился на стоящий рядом табурет, Иеремия попросил его приглядеть за Аленом на время своего отсутствия, и за это квакеру пришлось выложить тюремщикам деньги за пропуск на «господскую сторону».

– Твой друг очень о тебе беспокоится, – сказал Джордж Грей. – Он добрый человек. Жаль только, что католик.

Иеремия, который как раз вернулся, расслышал последнюю фразу квакера.

– А не слишком ли узко вы на все смотрите? – спросил иезуит.

Квакер чуть виновато улыбнулся.

– Я не желал оскорбить тебя, – стал оправдываться он.

Пока Иеремия осматривал Алена, Грей вдруг воскликнул:

– Вспомнил! Когда два года назад я впервые попал сюда, ты здесь отправлял мессу вместе с соратниками по вере. Значит, ты пастор. Что же, это меня не удивляет.

Взгляд Иеремии был красноречивее слов, и квакер, словно обороняясь, выставил руки вперед.

– Можешь не опасаться – обещаю сохранить это в тайне. Хотя вообще-то тебе нечего бояться – король взял под защиту тебя и твоих братьев по вере, а вот нас подвергает жестоким преследованиям.

– А что, среди инакомыслящих, вступивших в сговор с голландцами и подстрекающих к восстанию против короля, тоже встречаются члены Общества друзей? – осведомился Иеремия.

– Увы, это так. Но их мало, и все они безумцы, обратившие взоры к дьяволу. Свет Христов пронизывает всякого человека, и поэтому всякая жизнь – священна и неприкосновенна, а всякое насилие есть грех.

– В этом мы с вами едины.

– И все же вероучения наши весьма различны. В твоем слишком уж много уделено обрядам. А мы не признаем ни причастия, ни крещения, поскольку веруем в то, что всякая часть жизни священна. Ее не поделишь на святую и мирскую. И воскресенье для нас – не Воскресение Христово, поскольку каждый день принадлежит ему. И мы не празднуем Рождество Христово в декабре по примеру вас и англиканцев, потому как Христос ежедневно рождается в наших сердцах. И как можем мы выделять Тайную вечерю, отмечать ее ритуалами, ежели всякая трапеза, разделяемая нами с нашими братьями и сестрами, есть напоминание нам о ней?

Иеремия с интересом прислушивался к доводам квакера. Какими бы еретическими ни казались ему они, все-таки в них имелось рациональное зерно. Хоть они и не вели прямиком в рай, однако те, кто им следовал, по крайней мере не способны были на насилие в отношении ближнего своего.

Ален тронул друга за локоть. Даже сквозь одежду Иеремия чувствовал исходивший от Риджуэя жар.

– Прошу вас, Иеремия, исповедуйте меня, – попросил он пастора.

– Ален, говорю вам, вы выкарабкаетесь! – ответил ему на это Иеремия.

– Прошу вас!

Иеремия, не в силах противостоять желанию друга, согласился, и Джордж Грей вышел, оставив их одних.

Брендан после непродолжительной встречи с лордом Арлингтоном уже направлялся в конюшни, и тут в коридоре Уайтхолла его остановила дама. Ирландец был поражен, узнав ее – лицо было хорошо знакомо по миниатюрам.

– Миледи Каслмейн! – поклонился он в знак приветствия.

Барбара, наградив Брендана улыбкой, оглядела его с головы до ног.

– Вполне понимаю миледи Сен-Клер, которая по уши влюблена в вас, – сообщила она, поигрывая веером. – Вы излучаете обаяние, мистер Макмагон.

Ирландец и бровью не повел. Его ничуть не удивило, что эта придворная дама знает, кто он такой. При дворе все обязаны были знать всех.

– Судя по всему, вы не из ревнивцев, сэр, если ваша возлюбленная делит ложе с королем, а вам хоть бы что, – с явной иронией продолжала леди Каслмейн.

Брендан ответил ей недоверчивым взглядом. Ему стало ясно, чего от него хочет собеседница.

– В каком-то смысле, вероятно, даже почетно иметь в соперниках короля, но не лекаря же… – помедлив, продолжила рассуждения леди Каслмейн.

Брендан невольно вздрогнул при этих словах.

– Простите, миледи, вы о чем?

– Может быть, это все сплетни, не более того, – принялась вкрадчиво объяснять Барбара Каслмейн. – Но этот лекарь был пару раз замечен входящим в дом миледи Сен-Клер. И даже оставался там на ночь…

Брендан застыл словно громом пораженный. Растерянность быстро сменялась яростью. Деревянно поклонившись, он поторопился распроститься с собеседницей:

– Прошу простить, миледи.

Та со злорадной усмешкой смотрела ему вслед.

Добравшись до конюшен, Брендан вскочил на лошадь, но не поехал, а некоторое время просто сидел, поглаживая упругий конский бок, чтобы хоть немного успокоиться. Он не знал, что и думать. Лекарь, ночевавший в доме Аморе? Мастер Риджуэй? Но откуда это известно придворной даме? Или она на ходу сочинила эту историю, чтобы возбудить в нем ревность? Да, но к чему? Вероятно, захотела уколоть Аморе – неудивительно, обе ведь соперницы, обе сражаются не на жизнь, а на смерть за монаршую благосклонность. И теперь леди Каслмейн решила использовать в качестве орудия против Аморе его, Брендана Макмагона! Мысль о том, что его используют, бесила ирландца, но услышанное не давало покоя. С другой стороны, каким образом могла знать придворная леди о каком-то там лекаришке с Патерностер-роу, если тот на самом деле не посещал дом миледи Сен-Клер? Но что его туда привело? Брендан вспомнил, что Аморе всегда симпатизировала лекарю. И вполне возможно, что за время его отсутствия в Лондоне симпатия миледи Сен-Клер перешла в пламенный роман. Вот они и сошлись. А может, они и… Нет, необходимо разузнать все!

По мере того как пылкое воображение ирландца живописало ему сцены любви, его охватило такое бешенство, что даже руки затряслись. Почувствовав, что хозяин взвинчен до предела, жеребец беспокойно завертел головой. Ирландец ласково провел ладонью по белой звездочке на лбу коня.

– Успокойся, Лепрекон, все хорошо.

Торговец лошадьми со Смитфилдского рынка утверждал, что этот жеребец годен разве что как производитель, но уж никак не на роль скакуна – мол, слишком своенравен и злобен. Но Брендан быстро освоился с ним, поняв, что лошадь просто была в плохих руках, отсюда и недоверие к людям. Он заплатил за жеребца хорошую цену и нарек его именем ирландского сказочного существа. И вскоре Лепрекон полюбил своего хозяина и спокойно ел из его рук.

Некоторое время Брендан стоял рядом с жеребцом, не зная, что делать. Мастер Риджуэй всегда был с ним любезен и добр. Он предоставил ему кров над головой, кроме того, всячески способствовал тому, чтобы встречи с Аморе продолжались даже вопреки воле пастора Блэкшо. Брендан не мог отрицать, что очень многим обязан лекарю. Но как бы то ни было, он вполне допускал, что за месяцы его отсутствия у них с миледи Сен-Клер мог завязаться роман. И выяснить это можно было лишь одним способом – в лоб спросить самого Риджуэя!

Оседлав Лепрекона, Брендан отправился в Ньюгейт. Увидев перед собой закопченные ворота, он остановил жеребца и спешился. Поблизости находились общественные конюшни, там он и оставил коня. Хотя Брендан сгорал от желания призвать Риджуэя к ответу, он не торопился переступать порог тюрьмы. Воспоминания, которые в нем пробудили стены Ньюгейта, были еще слишком свежи и ужасны. Не так давно ирландцу пришлось на собственной шкуре испытать всю мерзость застенков Ньюгейта. Там его посадили на цепь словно пса в самом глубоком из тюремных подвалов, ибо у него не было ни пенни за душой. Дважды Брендану пришлось прошагать к Тайберну:[17]17
  Тайберн – место публичной казни в Лондоне; существовало в течение шести столетий; использовалось до 1783 г.


[Закрыть] в первый раз, чтобы подвергнуться наказанию плетью как заурядному воришке, во второй – уже как убийце, которому полагалась виселица. Тогда Брендан стал жертвой оговора, но отцу Блэкшо удалось избавить его от верной гибели, и он никогда не забудет этого. Да и мастер Риджуэй тогда здорово помог ему, и сейчас Брендану приходилось разрываться между благодарностью к лекарю и испепеляющей душу ревностью.

За мзду дежуривший у ворот тюремщик сообщил ему, где именно находится арестант по имени Риджуэй. Брендану, знавшему это узилище как свои пять пальцев, не составило труда отыскать лекаря. Он обнаружил Алена пластом лежащим на койке. Казалось, он спит. Кроме него, в камере не было никого – остальные лежанки так и стояли незанятыми. А может, его собратья по камере торчат, как водится, в тюремном кабаке? Брендан подошел ближе.

«Я выясню, выясню, как все было, – думал он. – Мне он лгать не станет. Не осмелится!»

Решительным движением Брендан выхватил из-за пояса кинжал, склонился над Аленом, приставив ему к горлу клинок. Он не собирался перерезать ему глотку, а хотел лишь напугать, развязать язычок.

– Риджуэй! – угрожающе прошипел ирландец. – Просыпайся!

Тот даже не пошевелился. Брендан был в явном замешательстве. Прислушавшись, он понял, что так спящий человек не дышит. Так дышит тяжелобольной.

– Что бы он тебе ни сделал, прости его, друг! – послышался голос за спиной Брендана.

Макмагон, резко повернувшись, увидел стоявшего в дверях заключенного в кандалах. Человек пристально смотрел на него, и взгляд незнакомца, казалось, доходил до самых темных закоулков души. Ирландец спрятал кинжал и приложил ладонь ко лбу Алена. Лоб горел.

– Что с ним? – осведомился он у пришельца.

– Тюремная горячка, – сообщил Джордж Грей и попытался отвлечь внимание вооруженного человека от хворого. – Он не слышит тебя, друг. Он в горячечном бреду, витает между реальностью и видениями. Может, и до завтра не дотянет. Так что прости ему все! Он больше не опасен для тебя.

В этот момент появился Иеремия. Иезуит сразу сообразил, в чем дело, однако вида не подал. Все-таки Брендану доложили! И теперь он явился сюда отомстить Алену!

– Ах, Брендан, как хорошо, что вы здесь, – с наигранным радушием произнес Иеремия. – Вот вы мне и поможете.

Жестом он дал Джорджу Грею понять, что желает пообщаться со своим знакомым наедине. Квакер нехотя удалился.

– Прошу вас сесть, – предложил иезуит. – Подержите ему голову, а я дам ему глотнуть немного вина.

Брендан без слов повиновался. Не мог он перечить тому, кто однажды спас ему жизнь. Иеремия откупорил принесенную с собой бутыль с вином, наполнил кружку и стал терпеливо поить Алена.

– Как его дела? – озадаченно осведомился ирландец.

– Да ничего хорошего. Он тяжело болен. И в любой момент может умереть. Я мало чем могу ему помочь. К счастью, леди Сен-Клер где-то раздобыла немного коры хинного дерева. По крайней мере удалось снять жар. Все, можете опустить голову на подушку.

Иеремия, подняв Алену сорочку, стал осматривать грудь – все тело, кроме лица, покрывала характерная сыпь: мелкие темно-красные прыщики высыпали на ногах, руках и даже ладонях.

– С чего это вы вдруг оказались здесь? – не глядя на ирландца, поинтересовался Иеремия.

Макмагон медлил с ответом, не решаясь признаться в том, что единственная причина – ревность.

– Просто хотел спросить, что было у них с Аморе.

– Вот оно что! И кто вас надоумил, позвольте полюбопытствовать?

– Некто из придворных рассказал мне, что мастер Риджуэй неоднократно проводил ночь в доме Аморе.

– И отсюда вы заключили, что у них роман. Впрочем, если даже и был роман, в данный момент это не имеет ровным счетом никакого значения.

– Стало быть, это все-таки правда.

– Вы и сами приложили к этому руку. Они никогда бы не сошлись, не исчезни вы без следа. Хоть бы дали ей о себе знать.

Брендан опустил голову. Он понимал, что пастор прав.

– Так и есть, – выдавил он, после чего, бросив взгляд на больного, направился к двери.

Иеремия с тяжелым сердцем поднялся – ему не хотелось оставлять Алена – и собрался к судье Орландо Трелони.

У дверей в дом сэра Орландо он едва не столкнулся с Джеймсом Дрейпером – тот как раз выходил от судьи. Молодой человек, на ходу поздоровавшись, поспешно удалился. Иеремия задумчиво посмотрел ему вслед.

Мэлори проводил иезуита в кабинет сэра Орландо.

– Есть что-нибудь новое, святой отец? – спросил судья, когда камердинер ушел. – Давненько вы не заходили.

Иеремия обессиленно опустился на стул.

– Мастер Риджуэй тяжело болен. У него тюремная горячка, и с каждым днем ему все хуже и хуже.

– Боже праведный! Мне весьма печально слышать об этом, святой отец. – Сэр Орландо озабоченно взглянул на осунувшееся лицо друга, понимая, каково тому сейчас приходится. – Вам, возможно, понадобятся деньги, и…

Иеремия покачал головой.

– Весьма великодушно с вашей стороны, милорд, но даже деньги не в силах сейчас помочь мастеру Риджуэю. Нам предстоит отыскать настоящего убийцу и вызволить Алена из этого ада. Я не могу обеспечить надлежащий уход за ним, пока он в Ньюгейте. А между тем ему в первую очередь необходим уход и еще раз уход.

– Сочувствую вам как могу, святой отец, и от всей души готов помочь. Сейчас уже поздно. Может, все-таки переночуете у нас?

– Благодарен вам, милорд, но мне не хотелось бы вновь злоупотреблять вашим гостеприимством.

– Но вы хотя бы отужинаете с нами?

Иеремия с благодарностью согласился – внезапно он вспомнил, что во рту у него с утра маковой росинки не было.

Когда они садились за стол, иезуит сразу заметил произошедшие с леди Джейн перемены. Молодая женщина буквально излучала счастье и довольство жизнью. Не приходилось сомневаться, что давно желанное свершилось. И Иеремия вдруг осознал иронию судьбы. Брендан, будучи руководим чувством мести, совершил нападение на судью и против воли своей помог воцариться счастью в их доме.

– Я встретил вашего двоюродного брата Джеймса, он выходил от вас, миледи, – вдруг вспомнил Иеремия.

– Да, он забежал к нам ненадолго извиниться за свое поведение на свадьбе, – пояснила Джейн.

– И тут же стал просить денег, – язвительно уточнил сэр Орландо. – Наверняка проигрался в прах. Нет, он совершенно неисправим, этот никчемный человек.

– А что же, отец держит его в черном теле? – осведомился Иеремия, прожевывая бифштекс. – Или у Джорджа Дрейпера тоже возникли финансовые проблемы?

– И то и другое вполне может быть, – ответил судья.

Иеремия задумался.

– Милорд, вот о чем я хотел спросить вас: какова была бы судьба состояния Айзека Форбса в случае, если его сын Сэмюел так и умер бы, не оставив наследника? Кому бы оно отошло?

– Несомненно, Джорджу Дрейперу и его сыновьям! – без долгих раздумий ответил судья Трелони.

– Это на самом деле так?

– Именно так, поскольку у Айзека Форбса, насколько мне известно, больше нет близких родственников.

– Это весьма любопытно, вам не кажется?

Трелони кивнул.

– Вы правы. Любопытно. Как и, вероятно, то, что все эти странные происшествия в семействе Форбс – отнюдь не череда трагических случайностей. Дрейперы заинтересованы в том, чтобы Сэмюел до гробовой доски оставался бездетным. Но неужели вы всерьез верите, что кто-нибудь из них мог упросить эту повитуху… Как бишь ее?..

– Изабеллу Крейвен.

– Верно… Изабеллу Крейвен помочь новорожденному отправиться на небеса? Или что старик Форбс мог убить свою первую жену? Кстати, вы говорили с миссис Крейвен? Вы ведь, насколько помнится, собирались встретиться с ней, доктор?

– Все так, милорд. Но пока что мне так и не удалось ее разыскать, – с ноткой разочарования признался Иеремия.

– Мне уже приходилось где-то слышать это имя, – вдруг вмешалась Джейн.

И судья, и Иеремия удивленно взглянули на нее.

– Да, я точно вспомнила это имя – Изабелла Крейвен, – продолжала молодая женщина. – И кто-то говорил, что она умерла.

– Кто? Кто именно это вам говорил, миледи? Прошу вас, постарайтесь вспомнить, – настаивал Иеремия.

Джейн стала лихорадочно вспоминать.

– Как мне кажется, это был Джеймс. Когда кто-то упомянул об этой повитухе, он сказал, что она случайно погибла. Выпала из окна.

Иеремия и сэр Орландо переглянулись.

– Силы небесные! История с каждым днем становится все запутаннее! – воскликнул судья. – И как только в ней разобраться?

Иезуит задумчиво кивнул. И тут его осенило.

– Миледи, я должен спросить у вас нечто важное. Повитуха Маргарет Лэкстон внесла в книгу записей роды, которые принимала в доме вашего дядюшки, и сумму оплаты за услуги. Что вам об этом известно?

Джейн в явном смущении опустила голову.

– Я мало что могу сказать об этом, сэр. Мой дядя взял со всех нас слово, что мы никогда и ни с кем не станем обсуждать эту тему.

– Понимаю вас – вы не хотите утратить доверие в глазах семейства, миледи. Но на карту поставлена судьба и жизнь невиновного человека – ему вменяют в вину тяжкое преступление, которого он не совершал. И все, что вам известно об этих родах в стенах вашего дома, могло бы способствовать установлению истины. И спасению его от казни.

Джейн посмотрела на иезуита, и тот заметил в ее глазах страх.

– Мне очень жаль, я об этом ничего не знала! Естественно, что в данных обстоятельствах я… я не стану молчать. Что вы хотите знать, сэр?

– Кто была мать ребенка?

– Одна из наших служанок. Ее звали Лиз.

– И она, конечно же, была незамужней?

– Да, это так.

– От кого же она забеременела?

Последовал тяжкий вздох.

– От Джеймса.

– И ваш дядя узнал об этом?

– Все семейство знало.

– Что произошло с ребенком и его матерью, после того как она родила?

– Их куда-то тайком отправили из дома, не знаю куда. Дядя постарался, чтобы никто об этом не узнал. Он страшно боялся огласки и скандала.

Сэр Орландо гневно ударил кулаком по столу. Звякнули бокалы.

– Мы обязательно должны вновь поговорить с Джеймсом Дрейпером!

Иеремия согласился с ним. С чувством, что они сделали существенный шаг на пути расследования, он отправился домой. Добравшись до Лондонского моста, он долго лежал без сна, рассеянно слушая возгласы ночного сторожа, ходившего с фонарем по опустевшим улицам:

– Слушайте все! Часы пробили одиннадцать. Проследите за очагом, свечами и лампами, будьте добрее к беднякам и помолитесь за умерших!

Заканчивался вечер 1 сентября 1666 года.