Текст книги "Пока дышу, я твой"

Автор книги: Сандра Фремптон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

За последние месяцы она узнала о Николасе достаточно – от его коллег и из собственных наблюдений, – чтобы не сомневаться в том, что терпение не в его характере. Такое поведение, как сейчас, было для него не свойственно. По крайней мере, это противоречило тому, в чем раньше Соренза была уверена. Так как же она могла верить Николасу, если он столь непредсказуем?

– Кажется, кто-то говорил о кофе? – прервал тишину его низкий грудной голос.

Соренза машинально повернулась и, пошатываясь, побрела в кухню. Ей трудно было осознать, что она только что рассказала Николасу, именно ему, про свой брак с Саймоном.

О чем он сейчас думает? Соренза стояла рядом с раковиной и так сильно сжимала в руках фарфоровую чашку, что у нее побелели суставы. Считает ли он ее жалкой и глупой? Испытывает ли к ней отвращение такое же, как и ее бывший муж? Зачем, Господи, зачем она рассказала ему? Соренза зажмурилась, пытаясь остановить слезы.

– Все хорошо.

Она не слышала, как он подошел. И сейчас, когда сильные руки Николаса обхватили ее за плечи, у нее не осталось сил сопротивляться.

– Я знаю, что тебе было трудно говорить о нем, но его больше нет, Соренза, – сказал он где-то над ее головой, прижимая к своей мускулистой груди. – Такие негодяи, как он, встречаются в каждом поколении. Это моральные уроды, которые отыгрываются на хороших и добрых людях. Они неполноценны и пытаются компенсировать свою ущербность жестокостью. Я рад, что его нет в живых, иначе мне пришлось бы разобраться с ним, как он того заслуживал. Воспоминания разбередили твою старую рану, но раны заживают, поверь мне, и лучше их прочистить, как бы больно при этом ни было.

Но дело было не только в ее несчастном браке, и сейчас Соренза окончательно это поняла. Смерть матери, самоубийство отца, годы ощущения собственной вины за произошедшее. И вот наконец ей встречается тот, кто любит ее по-настоящему, кто кажется ей спасителем… А в итоге что? Реальность сродни ночному кошмару и ужасающая пустота после развода. Более того, боязнь, что то, что может прийти на смену этой пустоте, будет не менее ужасно.

Соренза решительно отстранилась от Николаса и спокойно произнесла:

– Я принесу кофе, когда он будет готов.

Он бросил на нее внимательный взгляд и, ни слова не говоря, вышел из кухни.

Потом они ели за маленьким столиком в гостиной, и Соренза вспомнила вечер, когда Николас привез ее из больницы. Еще тогда ей надо было прекратить их отношения. От этой мысли у нее сжалось горло, и, заставляя себя глотать пищу, она каждый раз рисковала поперхнуться.

Когда они кончали ужинать, Николас посмотрел на часы и спросил:

– Ты едешь со мной в аэропорт?

– А ты хочешь этого? – удивленно прошептала Соренза. – После всего, что было сказано?

– Конечно, хочу, – с невольным раздражением произнес он. – Что за дурацкий вопрос?

Если бы не тяжесть на душе, Соренза улыбнулась бы. Этот ответ, абсолютно в стиле Ника, был еще одной нитью в сети, опутавшей ее сердце. Сети, которую нужно было порвать любой ценой. Она не могла позволить себе полюбить еще раз, нет. Она должна держать свои чувства под контролем, а любовь способна этому помешать, отдавая власть над ней кому-то еще.

Она поедет с Николасом в аэропорт и не скажет ему ничего, что бы расстроило его, пока он нужен другу. Но на этом все. Так надо. И он узнает об этом позже.

9

По дороге в аэропорт они не обменялись ни словом, и от многозначительной недосказанности Сорензе казалось, будто воздух в салоне такси потрескивает от напряжения. Каждой клеточкой своего тела она ощущала присутствие Николаса. Большой и сильный, он сидел рядом и выглядел совершенно спокойным. Но Соренза знала его уже достаточно хорошо, чтобы понять: он всего лишь исполняет роль, как и она.

В аэропорту было много людей. Зарегистрировав билет и сдав багаж, Николас и Соренза отправились в кафе. Они расположились в удобных креслах за столиком на двоих и заказали кофе, которого им не хотелось. Сидя напротив Сорензы, Николас взял ее руки в свои.

– Тебе холодно? – спросил он.

Она пожала плечами. Ее не переставало знобить с тех пор, как она приняла окончательное решение относительно их с Николасом будущего. Но это не имело никакого отношения к температуре воздуха.

– У меня всегда холодные руки, – ответила Соренза.

Прищурившись, он посмотрел на нее.

– Я планирую вернуться в конце недели. Поужинаем в пятницу?

– Ты не знаешь, как сложатся дела, – попыталась она уйти от ответа. – Давай решим потом.

– Нет, сейчас.

Внезапно Соренза почувствовала, что они обсуждают нечто большее, чем ужин. Перед ней сидел мужчина, решительный и независимый, способный справиться с любыми трудностями. Он был хозяином своей судьбы и твердо знал, что ему нужно. И все же с ней Николас – она не могла не признать этого – вел себя мягко и терпеливо, как с несмышленым, растерявшимся ребенком. Но как же тогда те десять лет, что она прожила одна, сама по себе? Разве она плохо со всем справлялась? Разве она не смирилась с судьбой и не поняла, что должна рассчитывать только на свои силы? Поэтому не безумием ли было вновь позволить кому-то войти в ее жизнь и нарушить тот драгоценный покой, который она искала долгие годы?

Иногда Сорензе ужасно не хватало тепла близкого человека, особенно с тех пор, как она встретила Николаса. Но она решительно запрещала себе мечтать о том, как он обнимет ее, прижмет к себе и прогонит отвратительные воспоминания. Такие мечты всегда прекрасны. Но что, если они превратятся в кошмары…

– Я не обману тебя, Соренза, – сказал Николас, словно прочитав ее мысли. – Если я говорю в пятницу, значит, в пятницу. Ты должна научиться верить мне, иначе я никуда не полечу.

– Ты летишь на Сейшелы.

Надо же было сказать такую глупость в такой серьезный момент! – тут же подумала она.

– Если ты попросишь меня остаться, я останусь, – просто ответил Николас.

– А как же твой друг?

– Ты для меня важнее всех.

Ее сердце бешено забилось.

– Я бы никогда не попросила тебя об этом. Твой друг нуждается сейчас в твоей помощи.

– А ты?

Соренза не ответила. Ей нечего было сказать.

– Почему с тобой у меня всегда такое чувство, будто я иду по минному полю? – Николас раздраженно перевел дыхание. – Ты используешь мои слова против меня и постоянно сравниваешь меня с этой свиньей, твоим бывшим мужем. Ведь я прав? Ты ищешь во мне те же недостатки, которые нашла в нем?

Сорензе стало страшно. Неужели Николас прав? Тогда зачем она делает это? Какой мужчина согласится терпеть такое месяцы и годы? Уж конечно не Николас Доуэлл, которому достаточно щелкнуть пальцами, чтобы у его ног оказались сотни томно вздыхающих красавиц!

– Если ты думаешь, что… – начала Соренза.

– Я уверен в этом, – прервал ее Николас. – А иначе почему после того, как наконец решилась довериться мне, ты не почувствовала облегчения, а стала еще скованнее?

– Но я не могу себя изменить, – прошептала Соренза, наклонив голову так, чтобы волосы упали ей на лицо и закрыли глаза, в которых заблестели слезы.

– Можешь, – хрипло сказал Николас. – Тебе не приходило в голову, что пережил я, когда понял, что люблю тебя? Ты не единственная в этой ситуации, кто напуган до смерти. После Кимберли я поклялся, что никого больше не пущу в свое сердце, – так спокойнее. У меня было много женщин, которые играли по моим правилам. И вдруг появилась ты…

Плечи Сорензы задрожали, и слезы покатились по ее щекам. Она беззвучно плакала. Как долго она не признавалась себе в том, что любит его. Любит отчаянно, страстно, больше, чем Саймона, больше, чем могла себе представить. Вот почему ей так страшно было признаться в этом и снова оказаться во власти другого человека. Он не должен узнать о ее чувствах. Никогда.

Соренза, не поднимая головы, чувствовала на себе взгляд Николаса. Через секунду белый носовой платок оказался в ее руке.

– Не плачь, – с болью в голосе сказал Николас. – Черт, меньше всего я хочу заставлять тебя плакать!

Она вытерла глаза и храбро посмотрела ему в лицо.

– У нас с тобой ничего не получится, – сказала Соренза, качая головой. – Я все испорчу, потому что не могу быть такой, какой ты хочешь меня видеть. Когда Саймон сделал то… – она остановилась, подыскивая слова, – что он сделал, что-то во мне умерло. Умерло безвозвратно, – медленно закончила она.

– Я не верю! – резко возразил Николас. – Я люблю тебя, черт возьми! Я хочу на тебе жениться, иметь от тебя детей и состариться вместе с тобой. Я не Саймон. Я – это я, Соренза! Ты уже достаточно хорошо знаешь меня. Я тоже раскрыл душу, перед тобой. Неужели это ничего не значит?

Соренза с усилием оторвала от него свой взгляд, спрашивая себя, зачем согласилась поехать с ним. Но она прекрасно знала ответ. Ей хотелось еще немного побыть с Николасом, в последний раз. Каждая минута, каждая секунда была ей дорога, а они тратили их на споры.

– Я не хочу больше ничего выяснять! У нас слишком мало времени! – с отчаянием воскликнула она.

– Я привык разбираться с возникшими проблемами, а не убегать от них, – упрямо произнес Николас. – Я полечу другим рейсом.

У Сорензы внутри все сжалось. Ей не выдержать, если это испытание продолжится.

– Не глупи, – прошептала она. – Твой друг ждет тебя.

– Ты не понимаешь? – Его голос неожиданно стал тихим и спокойным. – Ты на самом деле не имеешь ни малейшего представления о том, что значишь для меня?

– Я не хочу ничего понимать, – выдавила она. – Мне и так тяжело. То, что я говорю тебе, правда. Оставь меня. Так будет лучше, вот уви…

Его поцелуй, горячий и настойчивый, заставил ее замолчать.

– Нет! – Охваченная паникой Соренза резко отпрянула.

Она никогда не умела противиться его ласкам, но сейчас надо было устоять. Между ними все кончено. Он улетит на несколько дней, и это даст ему возможность подумать и понять, что она права. У них нет будущего, хотя она и любит его. Вот только ему ни в коем случае нельзя знать об этом. Надо быть твердой и несгибаемой.

– Я не хочу этого… Я не хочу тебя.

Его взгляд был таким пристальным, что Соренза в смятении отвела глаза.

– Я не верю тебе.

– Придется поверить. – Она ощущала себя безвольной марионеткой, которую кто-то дергает за веревочки, чтобы заставить сказать или сделать что-то. – Я действительно так хочу. Тебе пора идти. Ты можешь опоздать на самолет.

Николас высказал все, что думает по поводу самолета, и проходящая мимо женщина в кокетливой шляпке, шокированная его словами, поспешила в другой конец зала.

– Я не могу пустить тебя в мою жизнь, Ник. Неужели это так сложно понять? – с отчаянием спросила Соренза. – Позволь мне жить так, как раньше. Пусть Ирвин или кто-нибудь другой ведет твой проект.

– Мне не нужен никто, кроме тебя. В контракте сказано, что я сотрудничаю только с тобой.

– В таком случае я уволюсь с работы и тебе придется подать на меня в суд за нарушение условий договора. – Молодая женщина всем своим видом демонстрировала решимость воплотить слова в жизнь.

Прошла вечность, прежде чем Николас ответил, и выражение бессильной ярости при этом исказило его лицо.

– Тебе не надо бросать работу. Только не из-за меня. Пусть проектом займется Ирвин или кто-то еще, мне все равно. – Он медленно поднялся, его загорелое лицо стало серым. – Прощай, Соренза.

– Прощай.

Слева от нее заплакал ребенок, который пролил стакан апельсинового сока на платье своей мамы. В углу кафе три подростка листали журнал и хихикали. Как может жизнь продолжаться, если нас больше нет? – пронеслось в голове Сорензы.

Николас бросил на нее прощальный взгляд, легко кивнул и, не сказав ни слова, удалился размеренным шагом из кафе и из ее жизни. Она сама отпустила его.

– Что ты сделала?!

Соренза вздрогнула, услышав вопль Изабелл.

– Порвала с Ником, – повторила она. – Между нами все кончено.

Они сидели в тени деревьев в саду Изабелл. Аромат роз, жимолости и десятков других цветов в этот теплый летний день не мог заглушить тревожного ощущения надвигающейся грозы. Как обычно по выходным, Изабелл приготовила свое коронное блюдо – жаркое из свинины с гарниром. Но Соренза насилу заставила себя проглотить свою порцию. Ночью она не сомкнула глаз и бесцельно слонялась по квартире с четырех часов утра, не переставая плакать, и теперь чувствовала себя хуже некуда.

– Но ведь он обожает тебя, это же ребенку ясно! – запричитала Изабелл. – Только не говори мне, что его увела другая. Все равно не поверю!

– И не надо, потому что это неправда, – отчетливо произнесла Соренза. – Просто мы оба почувствовали, что все идет не так, как надо.

– Мы? – Кузина посмотрела в заплаканные глаза Сорензы. – Выходит, он тоже оказался свиньей?

– Белл, клянусь тебе, что Ник не сделал мне ничего плохого! – горячо возразила Соренза. – Нет никакой другой женщины, поверь! – По крайней мере, сейчас, мысленно уточнила она. – Просто все зашло слишком далеко.

– Ох, Соренза… – от волнения Изабелл осеклась. – Ты ведь не… не бросила его? О Господи, только не Ника! Только не этого роскошного красавца! – снова возопила она. – Или ты сделала это?.. Как же ты, должно быть, сожалеешь о своей опрометчивости!

Впервые Соренза поняла, почему дети Изабелл так стремились стать самостоятельными и поскорее покинуть родное гнездо. Есть что-то раздражающее в людях, которые всегда говорят правду.

– Я ни о чем не сожалею, – возразила Соренза. – В конце концов так будет лучше для нас обоих. Ник хочет того, чего я не могу ему дать.

– Секса без обязательств?

– Не совсем.

– Чтобы ты переехала жить к нему? Да, это было бы непростительной ошибкой с твоей стороны. Ты теряешь независимость, а он приобретает ее. Понятно…

– Белл, он хотел… – Соренза не знала, как облечь это в слова, – он говорил… о браке, – наконец сказала она.

– И ты ответила «нет»? – Изабелл покачала головой в полной растерянности. – Дорогая моя, ты в своем уме?

Наверное, зря я пришла сюда сегодня, подумала Соренза. Но с друзьями в таком состоянии она и подавно видеться не могла, а оставаться в квартире наедине со своими мыслями было выше ее сил.

– Может быть, – ответила она совершенно серьезно. – Очень может быть. По крайней мере, Ник в этом абсолютно уверен. Наше прощание было отнюдь не… дружеским. – На последнем слове ее голос дрогнул.

– Ох, детка, – всхлипнула Изабелл и принялась за занятие, которое у нее получалось лучше всего на свете. Обняв Сорензу, она горько заплакала, поглаживая кузину по голове.

Этот внезапный поток слез, сопровождаемый громкими стенаниями, так напугал выглянувшего из окна Джорджа, что тот счел за лучшее немедленно спрятаться в глубине своего кабинета…

Чуть позже, за бокалом фруктового напитка с мятой и клубникой, Соренза передала Изабелл весь их разговор с Николасом, делясь с ней своими страхами и сомнениями уже во второй раз за последние месяцы.

День близился к концу. Гроза прошла стороной, жара спала, и тени от деревьев косыми полосами исчертили лужайку в саду. Соренза чувствовала себя лучше оттого, что излила душу кузине. Это отняло у нее много сил, но и разрушило некий барьер, который она возвела внутри себя после развода.

– Я всегда презирала Саймона, – призналась Изабелл. – Все то время, пока вы были вместе, мы почти не имели возможности видеться с тобой. Постоянно его друзья, его интересы, его дела, разве не так?

Соренза кивнула.

– Наверное.

В этом отношении Саймон очень походил на ее отца, хотя жестокость последнего была обусловлена недостатком душевного тепла в детстве и возникшим отсюда стремлением не делиться ни с кем человеком, подарившим ему свою любовь. Тогда как недостойное поведение Саймона диктовалось лишь его эгоизмом…

– Ник не такой, как твой бывший муж, Соренза. Неужели ты не видишь этого? – спросила Изабелл, когда они уже прощались. – У него доброе сердце, я чувствую это.

Соренза кивнула в знак согласия.

– Я тоже. Но дело не в этом. Просто… я слишком напугана предыдущим браком, чтобы предпринять еще одну попытку. – Она медленно покачала головой. – Однако бывают моменты, когда мне безумно хочется снять телефонную трубку, позвонить ему и сказать, что я не могу без него. Я сама себя не понимаю.

– Может, вам стоит попробовать просто пожить вместе? – неожиданно предложила Изабелл, которая была самым ярым поборником законного брака во всех Соединенных Штатах и терроризировала этим своих детей.

Соренза тепло обняла кузину.

– Меня пугает не само замужество, хотя оно и подразумевает серьезные обязательства, – объяснила она. – Это что-то другое… Может быть, боязнь открыть Нику свои чувства, понимаешь? Саймон постоянно ранил мое самолюбие, чтобы казаться лучше и достойнее меня. Я подозреваю, что Ник не будет так поступать. Но вдруг человек, который уверен в твоей любви, может измениться? – Соренза посмотрела на Изабелл. – Я не знаю, как лучше это объяснить, но я испугалась до смерти.

– А тебя не пугает, как ты будешь жить без него? – мягко спросила кузина. – Подумай об этом, хорошо?

Несколько ночей напролет Соренза размышляла над словами Изабелл, расхаживая по квартире из угла в угол и не находя себе места.

В пятницу утром, когда Николас должен был вернуться, она поднялась очень рано, несмотря на то что провела бессонную ночь. И внезапно со всей ясностью осознала, что совершила самую большую ошибку в своей жизни, даже замужество с Саймоном казалось ей теперь чем-то незначительным.

Саймона больше не существовало – ни в ее сердце, ни в этом мире, так зачем же она позволила ему еще раз сломать ей жизнь? Изабелл была права: возможность потерять Ника была в сто раз страшнее умозрительных или реальных трудностей жизни с ним.

Николас был совершенно другим, нежели ее бывший муж, и не раз доказывал ей это. Честность, прямота, способность к сопереживанию и стремление помочь близкому человеку – Саймон не обладал ни одним из этих его качеств. Под красивой внешностью и обаянием скрывались гниль и пустота. Все, чем он привлек ее, оказалось фальшью.

И она разрешила такому ничтожеству внушить себе, что любовь – это страх! Какая же она дура! Николас открыл ей свое сердце, а она даже не прислушалась к нему. Что же теперь делать?

Соренза отправилась в кухню, чтобы приготовить себе крепкий кофе, надеясь, что с его помощью найдет выход из ситуации, виновницей которой была сама.

Николас не звонил ни разу с тех пор, как улетел, и, возможно, уже и думать забыл о ней. Но как же ей жить в этом мире, зная, что он где-то есть и что он может встретить какую-то другую женщину, жениться на ней, завести детей?

Обхватив голову руками, Соренза застонала. Больше всего на свете она желала быть рядом с ним, но боялась признать это, напуганная призраками прошлого. Она надеялась, что небольшая разлука заставит его понять, что у них нет будущего. А что, если он действительно придет к такому выводу? Как зло посмеется над ней судьба, если это произойдет!

Соренза глотала кофе, обжигая язык и не замечая этого. Что за чушь лезет ей в голову? Если он любит ее, если он на самом деле любит ее, то ему все равно, какая она – с бородавками или с морщинами, толстая или худая. Но… так ли это? И внезапно, как ответ на ее вопрос, радость заполнила все ее существо. Да, это так! Значит, было бы логичным предположить, что Николас не изменит своего решения. Опасения и тревоги могут ввести ее в заблуждение, поэтому она должна полагаться на здравый смысл и не позволять эмоциям руководить собой. Надо отбросить в сторону все сомнения, иначе из их отношений не выйдет ничего хорошего. А она так хотела быть рядом с Ником!

Соренза обнаружила, что меряет шагами кухню, судорожно сжимая в руках пустую чашку, и резко остановилась.

Ей надо срочно позвонить в аэропорт и узнать, во сколько приземляется его самолет. Соренза решила встретить Николаса во что бы то ни стало и в какое бы время он ни прилетал…

– Сожалею, – вежливо сообщил мужской голос в трубке, – но из-за циклона у берегов Юго-Восточной Африки, сопровождающегося ливнями и ураганным ветром, все рейсы отменены.

– Что же мне делать? – машинально спросила Соренза.

– Если хотите, можете позвонить нам завтра. Возможно, будут хорошие новости.

Дрожащими руками Соренза осторожно положила трубку, боясь уронить ее на пол, но тут же взяла снова. Но, не успев набрать номер офиса Николаса в Бостоне, вспомнила, что еще только пять утра.

Следующие три часа показались ей вечностью. Чтобы занять их, она приняла ванну, навела порядок в кухне, заново перемыла всю посуду и расставила ее по-новому, после чего вернула все на прежние места. Ее воображение рисовало ужасные картины, где Николас лежал под развалинами, раненный и беспомощный. И все это время он думал, что она не любит его. Сердце Сорензы разрывалось от горя…

В восемь она позвонила Мэри и сообщила, что у нее есть кое-какие дела и она, возможно, не появится сегодня на работе. По правде говоря, кроме двух встреч после обеда дел у нее никаких не было. Затем она связалась с секретаршей Николаса.

– Здравствуйте, мисс Фэнтон, – вежливо поприветствовала ее девушка. – Номер мистера Доуэлла в Виктории? Конечно, он у меня есть. Подождите минутку, пожалуйста. – Соренза услышала шорох бумаг, а потом снова голос секретарши: – Какое ужасное несчастье с его другом, мистером Коулом, не правда ли? А ведь он только что женился! И потом еще этот циклон…

– Мистер Коул, вы не знаете, что с ним? – с замирающим сердцем спросила Соренза.

– Он жив, но по-прежнему находится в тяжелом состоянии. Сейчас ищут возможность переправить его в Штаты.

Трясущимися руками Соренза записала номер телефона и, положив трубку, едва смогла разобрать написанные на клочке бумаге каракули.

На Сейшелах сейчас должно было быть около четырех часов дня. Вполне можно позвонить и рассказать Николасу о своих чувствах, хотя из-за разыгравшейся стихии, возможно, и не удастся связаться с ним. От этой мысли у нее по спине побежали мурашки.

Чтобы не терзаться неизвестностью и дальше, Соренза набрала номер. И портье отеля, в котором, по данным секретарши, остановился мистер Доуэлл, тут же соединил ее с нужным номером.

– Алло? – раздалось в трубке.

– Ник, это ты? – Глупый вопрос, учитывая, что она узнала его голос. – Это я, Соренза.

– Соренза…

Она старалась сдержать слезы, которые душили ее, и несколько секунд не могла вымолвить ни слова. На линии раздался треск, голос Николаса внезапно пропал, потом возник снова:

– Соренза? Ты меня слышишь?

– Да. Прости меня. – Ее губы дрожали. – Ты когда-нибудь сможешь простить меня?

– Соренза, говори громче!

– Ты когда-нибудь сможешь простить меня? – прокричала она что есть мочи. – Я была такой глупой!

– Ты не глупая… – Снова послышался треск, сквозь который донеслись слова: —… а очень смелая. Ты знаешь об этом?

– Повтори, я плохо слышу!

– Я сказал, что ты самая смелая женщина, которую я знаю. И самая дерзкая… – В трубке опять затрещало, и она услышала только конец фразы: —…возвращаюсь.

– Что? Ох, Ник, я почти ничего не слышу, но мне надо сказать тебе, что я люблю тебя. Будь осторожен!

Но он тоже что-то говорил ей, и Соренза не была уверена, понял ли он ее слова.

– Ник, – на всякий случай повторила она, – я люблю тебя. Пожалуйста, позвони мне при первой возможности.

Связь оборвалась. Соренза положила трубку и разрыдалась. Целый день она не отходила от телевизора, и, несмотря на то, что в каждом репортаже с Сейшел уверяли, что жертв нет, волновалась все больше и больше. Она выпила бесчисленное количество чашек кофе, но ничего не съела и, когда вечером позвонила Изабелл, была на грани нервного срыва.

– Я еду к тебе, – сообщила кузина, услышав взволнованный голос родственницы.

– Нет никакой необходимости. Все в порядке.

– Я еду. Джордж на научной конференции, вернется только завтра, а нам вдвоем будет не так тяжело. Ты сегодня что-нибудь ела? – как заботливая мать-наседка, спросила она.

– Я ничего не хочу.

– Хорошо, увидимся.

Соренза не успела опомниться, как Изабелл уже стояла на пороге ее квартиры с многочисленными коробками и пакетами. Под мышкой она держала бутылку красного вина.

– Я не голодна, – произнесла Соренза, едва сдерживая слезы.

Она не плакала долгие годы, но с тех пор, как Николас вошел в ее жизнь, глаза то и дело оказывались на мокром месте.

Изабелл не обращала на нее внимания, хлопоча в кухне. Открывая бутылку вина, она сказала:

– Послушай меня, Соренза. Бывали стихийные бедствия и пострашнее, чем сейчас на Сейшелах. Ливни и ураганы там явление обычное, как у нас гроза или сильный ветер.

Сорензу это явно не утешило, и Изабелл продолжила:

– С Ником все будет в порядке, поверь мне, и ты не поможешь ни ему, ни себе, если вся изведешься от беспокойства. Ты должна есть, пить и ждать его звонка. Телефонные линии зачастую обрываются так же, как и сносит крыши и переворачивает автомобили в таких ситуациях, но это вовсе не означает, что кто-то погибает.

Она протянула Сорензе бокал.

– Выпей! – приказала кузина точно так же, как приказывала своим детям, когда свято верила в свою правоту.

Соренза послушалась. Вино помогло ей согреться и умерило нервную дрожь.

– А теперь иди и накрой на стол, – отдала Изабелл следующую команду. – Сначала мы поедим, а потом ты подробно расскажешь мне о разговоре с Ником.

К своему огромному удивлению, Соренза с аппетитом накинулась на еду, которую кузина положила ей на тарелку, и выпила еще вина. После этого обе женщины расположились на диване в гостиной и, потягивая вино, проговорили до поздней ночи.

– Ты выглядишь ужасно, – подвела итог их разговора Изабелл со свойственной ей прямотой. – Поэтому тебе следует поспать, если не хочешь встретить Ника с мешками под глазами.

Соренза пробормотала, что опять не сомкнет глаз и что лучше бы Изабелл сама шла спать. Но едва ее голова коснулась подушки, как она крепко заснула.

Уложив кузину в постель, Изабелл устроилась на диване около телефона и задремала. Но не прошло и четырех часов, как Соренза проснулась от мысли, что не имеет права спать, когда неизвестно, что случилось с Николасом. Как бы там ни было, она почувствовала себя гораздо лучше, когда вошла в гостиную, где мирно посапывала Изабелл, и села в кресло, стоящее по другую сторону от столика, на котором красовался телефонный аппарат.

После обеда кузина отправилась домой, предварительно взяв с Сорензы обещание позвонить ей, когда станет что-нибудь известно о Николасе. Не успела дверь за ней захлопнуться, как тут же раздался телефонный звонок.

– Соренза? – Это был Николас.

Ее сердце подпрыгнуло от радости, а потом застучало тяжело, как паровой молот.

– Ник, – произнесла она, задыхаясь от волнения. – Ник, я люблю тебя! Я была не права во всем и хочу, чтобы ты знал об этом. Ты слышишь меня?

– Слышу, любимая.

«Любимая», он сказал «любимая». Слезы счастья покатились по ее щекам, но Соренза их не замечала. Она готова была плакать день за днем, только бы он называл ее любимой.

– Послушай, я тут встретил одного знакомого из съемочной группы Эн-би-си. Он дал мне возможность поговорить с тобой, но недолго. Телефонная связь до сих пор полностью не восстановлена. Как ты?

– Не беспокойся обо мне. Лучше скажи, с тобой все в порядке? Ты не пострадал?

– Я ужасно грязный и голодный, но, к счастью, абсолютно здоров. Здесь очень много разрушений, особенно в небольших поселках, и мы помогаем чем можем.

– Пожалуйста, береги себя. Не рискуй понапрасну. – Сказав это, Соренза тут же представила, как рушится здание, мимо которого проходит Ник, и его заваливает обломками.

– Я так рад, что ты позвонила мне прошлой ночью. – Его голос стал мягким и вкрадчивым.

– Я тоже, – прошептала Соренза.

– Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю.

Внезапно она вспомнила, что ничего не узнала о состоянии здоровья его друга.

– А что с Марком? – спросила Соренза.

– Лучше, чем думали вначале. – В его голосе звучала беспредельная усталость. – К счастью, больница, где он сейчас находится, не пострадала. Ты не представляешь, как много значит для меня твой вчерашний звонок!

– Ник, ты не сердишься на меня?

– Ни в коем случае, любимая.

Она судорожно вздохнула.

– Как думаешь, когда ты сможешь покинуть остров?

– Надеюсь, скоро об этом станет известно. Соренза, я больше не могу говорить. Скоро увидимся.

Нет-нет, только не сейчас! Она чувствовала, что умрет, если он положит трубку. Но, взяв себя в руки, Соренза выдавила:

– Будь осторожен.

– Обещаю. До свидания, Соренза.

– До свидания.

Несколько минут Соренза сидела, уставившись в пустоту перед собой и вспоминая тот момент, когда он назвал ее любимой. Ну почему она не объяснила ему, с какой стати так глупо вела себя?..

Телефонный звонок прервал ее размышления. Неужели снова Ник? Но звонила Изабелл.

– Прости, Соренза. Ты, наверное, думала, что это он, – прощебетала кузина. – Я звоню сказать тебе, что по телевизору передают новости о циклоне. Может, тебе будет интересно?

Только если покажут Николаса крупным планом, подумала Соренза.

– Спасибо. – Она постаралась вложить максимум бодрости в свой голос. – Я сейчас включу.

Через десять минут у Сорензы подкосились ноги, и она без сил опустилась в кресло.