Текст книги "Грязные игры"

Автор книги: Сандра Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

38

Грифф сдавленно вскрикнул и подался вперед.

– Ты убил его!

– Не я, Буркетт. Ты, – Родарт кинул пистолет в сторону открытой могилы, и тот упал в пыль. – Ты нашел парня. Кстати, напомни мне, чтобы я спросил у миссис Спикмен, как ты узнал об этом месте. В любом случае ты нашел здесь Руиса, заставил его вырыть собственную могилу и хладнокровно пристрелил из пистолета того полицейского, на которого ты напал. Чтобы Руис не мог свидетельствовать против тебя в деле об убийстве Фостера Спикмена.

Грифф все еще смотрел на то место, где несколько секунд назад стоял Мануэло. Потом посмотрел на пистолет, который лежал слишком далеко. Потом его взгляд вернулся к Родарту.

– Они узнают, что я не стрелял из пистолета, – он показал свои ладони.

– Выстрелишь. После того, как умрешь. Не волнуйся. Я сделаю так, что это будет выглядеть убедительно.

– Лаура знает правду.

– У меня есть способы переубедить ее, – подмигнул Родарт.

Забыв о чувстве самосохранения, Грифф бросился на него.

Родарт успел сделать два выстрела, прежде чем Грифф схватил запястье его руки, державшей пистолет, и резко вывернул. Вскрикнув от боли, Родарт выронил оружие.

Время расплаты,подумал Грифф, нанося удар по зубам детектива. Его левый кулак врезался в челюсть Родарта, и Грифф почувствовал, как рвется кожа. Но радость его была недолгой – боль каленым железом пронзила его левое плечо. И только тогда он понял, что одна из пуль Родарта попала в него. Но боль лишь усилила его ярость. Он безжалостно наносил удар за ударом.

Родарт сопротивлялся изо всех сил. Он ударил Гриффа ногой в живот, а когда тот попятился, отпрыгнул в сторону и нанес еще один удар по почкам. Угол был не совсем тот, и удар получился слабее, чем нужно, но у Гриффа все равно подогнулись колени.

Он смог устоять на ногах и рефлекторно ответил, угодив Родарту в бедро. Это замедлило движение детектива, и Грифф успел повернуться к нему, так что следующий удар пришелся не по почке, а по ребрам.

Они осыпали друг друга страшными ударами, пока Грифф не потерял чувство пространства и времени, а боль в руках стала сильнее, чем боль в раненом плече или в любом другом месте, куда приходились удары Родарта. Рот детектива превратился в настоящее месиво, и он все время сплевывал кровь. Его глаза стали безумными от ненависти. Грифф понимал, что Родарт будет драться, пока в живых не останется только один из них.

Совсем недавно Грифф подумал бы: Отлично. Я убью эту сволочь или он меня убьет – это не имеет особого значения.Но теперь он хотел жить. Он хотел жить долго, с Лаурой. И это заставляло его драться, даже когда силы покинули его и каждое движение давалось с огромным трудом.

Завывание полицейских сирен показалось ему чудесной музыкой. Звук доносился издалека, но быстро приближался. Облегчение для Гриффа, эти сирены привели Родарта в бешенство и, казалось, удвоили его силы и решимость.

Он оскалил свои окровавленные зубы и перешел в наступление. Грифф уклонился влево, затем вправо. Родарт очертя голову бросился вперед, споткнулся о глубокую колею, оставленную колесами трактора, и рухнул ничком на клубок колючей проволоки.

Он завывал, как привидение, не столько от боли, причиненной безжалостными колючками, сколько от ярости из-за своего поражения.

Грифф стоял и смотрел, как Родарт пытается освободиться, но его исступленные попытки сбросить проволоку запутывали ее еще больше. Колючки впивались в его одежду и тело.

Звук сирен был уже близко.

– Перестань! Все кончено, – крикнул Грифф Родарту.

– Пошел ты!

Каким-то чудом Родарту удалось перевернуться на спину, он был весь обмотан проволокой, колючки впились в его искаженное злобой лицо. Но он продолжал дергать руками и ногами. Он смог поднять колено, хотя его ступню крепко держала петля колючего капкана.

– Оставь, Родарт, – Грифф, задыхаясь, вытирал разбитый нос. – Ради бога.

Полицейские сирены были уже близко – на расстоянии не больше полумили. Грифф посмотрел на дорогу, надеясь увидеть полицейские машины. За ровным невспаханным полем он различил разноцветные вспышки. Через минуту или две…

– Попрощайся со своей задницей, десятый номер.

Родарт целился в него из маленького пистолета, и Грифф только теперь заметил кобуру под брюками у него на лодыжке. Кровь текла из многочисленных ран, но детектив, казалось, не замечал этого. Рука с пистолетом была поцарапана и кровоточила. Но палец твердо лежал на спусковом крючке, и рука, сжимавшая пистолет, не дрожала. Проволока, пересекавшая лицо, делала его еще более уродливым. Один край его рта был прижат, но он сумел растянуть губы в кривой улыбке.

Сознание Гриффа зафиксировало все это за долю секунды. Он понял, что это конец. Его последняя мысль была о Лауре.

А потом улыбка Родарта погасла. Он вскрикнул, и в то же мгновение Грифф был сбит с ног. Мануэло Руис молнией пронесся мимо него, а штык лопаты, описав быструю дугу над головой сальвадорца, опустился прямо на череп Родарта, разрубив его надвое.

Проговорив почти без остановки около часа, Грифф устало откинулся на больничной кровати и перевел взгляд на звукоизолирующие плитки на потолке.

– Джентльмены, мой клиент ответил на все ваши вопросы. Я предлагаю вам уйти и дать ему отдохнуть, – это был его новый адвокат, приехавший по рекомендации Глена Ханниката.

Два детектива полиции Далласа пропустили мимо ушей слова адвоката и не двинулись с места. Грифф подумал, что они ждут, не хочет ли он что-нибудь добавить. Один из них был седым, неразговорчивым и уставшим. Второй был моложе Гриффа. Более агрессивный и раздражительный, чем его коллега, именно он задавал большую часть вопросов.

Грифф не запомнил их имен. Он даже не был уверен, что помнит имя своего адвоката. Ханникат договорился с ним, пока Грифф был в операционной, где из его плеча извлекали пулю. Рана была неприятной и болезненной, но не опасной и явно не угрожавшей жизни.

– Руис выкарабкается? – после продолжительного молчания спросил Грифф.

– Похоже, – ответил молодой детектив. – Крепкий парень, должен вам сказать.

– Точно, – Грифф вспомнил, как Мануэло едва его не задушил. – Ему не предъявят обвинение в убийстве Родарта, так?

Детективы одновременно покачали головами.

– Если бы не он, Родарт застрелил бы вас, – ответил тот, что помоложе.

Грифф кивнул.

– Тот старый амбар использовался как перевалочный пункт для нелегальных иммигрантов. Когда Руис проник в страну, его направили туда и сказали, что он может получить фальшивые документы у парня, который его там встретит. Он отдал все деньги, которые у него были, но зато с документами он мог сразу же устроиться на работу. Парни из отдела по борьбе с нелегальной иммиграцией уже ищут тех, кто этим занимался. – Он сделал паузу, а потом добавил: – Через переводчика Руис также признался в убийстве Фостера Спикмена.

– Это была случайность.

– Он тоже так говорит.

– Это правда.

– Он сказал, что вы дрались. Правильно?

– Да.

Грифф и Макалистер – так его звали, Джим Макалистер – не имели возможности поговорить наедине перед началом допроса, и теперь адвокат негромко кашлянул, подавая ему предупреждающий сигнал. Хотя Грифф говорил правду – только правду и ничего, кроме правды.

– Руис не очень-то распространялся относительно причины вашей ссоры.

Мануэло хранил верность хозяину. Он не станет бросать тень на Спикмена и рассказывать полиции, что получил от него приказ убить Гриффа. Грифф тоже не видел смысла говорить об этом. Его лицо осталось бесстрастным.

– Вы не хотите пролить свет на это обстоятельство, мистер Буркетт? – продолжал настаивать молодой детектив.

– Нет.

– Может быть, что-топроизошло между вами и Спикменом?

– До того вечера я встречался с ним всего один раз, и это была дружелюбная беседа.

– Вы не ссорились в тот вечер?

– Нет.

– Вы не спровоцировали Руиса?

– Нет. По крайней мере, сознательно. Он напал на меня сзади.

– Он это признал, – проворчал пожилой детектив. Он хмурился, как будто был смущен. Или сомневался в словах Гриффа. – Но это не объясняет, почему он на вас напал.

– Я не знаю причины.

– Бросьте, Буркетт, – сказал молодой детектив. – Конечно, знаете. Что вы делали у Спикменов?

– Я бы хотел поговорить с моим клиентом наедине, прежде чем он будет отвечать на этот вопрос, – вмешался адвокат.

– Нет, все в порядке, мистер Макалистер. Я могу ответить. – Грифф мог поклясться, что полиция не знает о его отношениях с Лаурой. Он был уверен, что Родарт припрятал этот факт, как туза в рукаве, чтобы использовать, когда это принесет максимальную пользу ему и больше всего повредит Лауре и Гриффу. – Это было второе собеседование при приеме на работу, – сказал он.

– На работу?

– Реклама для «Сансаут», – Грифф понимал, что это звучало неправдоподобно, но они не могли опровергнуть это.

– А что насчет тех денег?

– Понятия не имею, – солгал Грифф, опередив Макалистера, который хотел остановить его. – Коробка стояла на столе на самом виду. Спикмен попросил меня открыть ее и заглянуть внутрь. Что я и сделал. Как раз в этот момент Руис набросился на меня. Может, подумал, что я хочу отнять деньги у хозяина. Я уже говорил, что не знаю, в чем причина нападения. В любом случае он будет жалеть об этом всю жизнь. Он боготворил Спикмена.

Было очевидно, что детективы знали, что он что-то скрывает, но не могли добиться от Гриффа больше никаких объяснений.

Молодой полицейский неохотно признал, что Руис рассказал им то же самое.

– Он признался, что случайно убил хозяина, когда дрался с вами, и что, когда он убежал, вы пытались спасти Спикмену жизнь. Все это снимает с вас подозрения.

Джим Макалистер с довольным видом откинулся на спинку пластикового стула.

– А он подтвердил вам то, что я рассказал о Родарте?

Молодой детектив кивнул.

– Он не понял, что вы не поделили с Родартом, но все остальное совпадает с вашим рассказом о событиях на старой ферме.

– А что насчет убийства Билла Бэнди? – задал вопрос Макалистер.

– А в чем дело? – спросил пожилой детектив.

– В течение пяти лет мой клиент оставался под подозрением. Он решительно отрицал свою причастность к убийству, за исключением того, что нашел тело.

Детективы молча переглянулись, как будто советуясь, что они имеют право рассказать.

– Мы склонны верить предположениям мистера Буркетта относительно Родарта, – наконец ответил тот, что помоложе. – Служба внутренней безопасности уже занималась им. На него и некоторых его коллег поступили многочисленные жалобы. Слишком много жалоб, чтобы от них отмахнуться. Серьезные обвинения вроде оскорблений, жесткого обращения, коррупции. Одна подозреваемая утверждает, что Родарт домогался ее во время допроса, а когда она стала протестовать, жестоко избил.

– Похоже на него, – проворчал Грифф. Он надеялся сохранить в тайне инцидент с Маршей и теперь был доволен, что ему не придется рассказывать о нем.

– В любом случае дело об убийстве Бэнди будет возобновлено и расследовано заново, – сказал молодой детектив.

– А я нахожусь под арестом? – Грифф кивнул в сторону полицейского в форме, стоявшего у двери в больничную палату.

– За нападение на трех полицейских в отеле, а также за то, что выдавали себя за полицейского.

– Тут есть смягчающие обстоятельства, – вмешался Макалистер.

– Приберегите их для судьи, когда вашему клиенту будут предъявлять обвинения, – сказал пожилой полицейский. Похоже, он любил адвокатов защиты не больше, чем нарушителей закона, интересы которых они представляли.

– Радуйтесь, что вас не обвиняют в похищении, – добавил молодой. – По утверждению миссис Спикмен, она добровольно согласилась помочь вам найти Руиса, когда вы объяснили ей, что Родарт препятствует правосудию.

Три пары глаз внимательно следили за Гриффом, ожидая его реакции.

– Без миссис Спикмен я никогда не нашел бы его, а без него меня бы ложно обвинили в убийстве ее мужа, – сказал он. – Я в неоплатном долгу перед миссис Спикмен за то, что она мне поверила. – Он помолчал, а потом спросил, что ждет Мануэло Руиса.

– Как только мы закончим с ним и он будет в состоянии перенести дорогу, его отправят назад в Сальвадор. Там ему предъявят обвинение. Убил парня, который якобы изнасиловал его сестру. Мы пришли к выводу, что его нужно передать тамошним властям. У них преимущественное право.

– Удачи ему, – тихо, почти про себя, сказал Грифф.

– Очень благородно с вашей стороны, – заметил пожилой полицейский. – Если бы он на вас не напал, ничего этого бы не случилось.

– Но он спас мне жизнь, – Грифф вздохнул, закрыл глаза и устало спросил: – Это все?

39

Обо всем остальном позаботился его новый адвокат. Макалистер выпроводил детективов. Он проинструктировал Гриффа, чтобы тот оставался на связи и не отвечал ни на какие вопросы в его отсутствие, посоветовал отдыхать, а затем тоже ушел.

Грифф закрыл глаза, но сон не приходил. Его тело было избито, силы закончились, но мозг отказывался отдыхать. Вчера его вместе с Мануэло доставили вертолетом в травматологический центр госпиталя в Паркленде, где их обоих прооперировали.

Он смутно помнил, как его готовили к операции и как он лежал после нее в реанимации, одурманенный наркозом. Утром он проснулся в отдельной палате. Всего через двадцать четыре часа после того, как увидел череп Родарта, разрубленный пополам штыком лопаты.

Адвокат по имени Джеймс Макалистер появился лишь на несколько минут раньше детективов. Он успел представиться Гриффу и сказать, что как только Глен Ханникат узнал о событиях в Итаске, то сразу же поручил ему защищать интересы Гриффа.

Теперь Грифф был рад, что допрос закончился. Но сил у него почти не осталось. Все тело болело после схватки с Родартом. Плечо пульсировало. Но больше всего он беспокоился о Лауре.

Как вдова Фостера Спикмена она опять окажется в центре внимания, когда полиция и газеты начнут перетряхивать факты, оставленные им Буркеттом, Руисом и Родартом. Спекуляций, которыми будет окружено ее имя, не избежать. Можно только надеяться, что случится нечто более важное, что займет первую строчку в списке последних новостей.

Но как она теперь? Все ли с ней в порядке? Нет ли последствий после выкидыша?

Он винил себя за все страдания, которые ей пришлось перенести. Все могло обернуться иначе, и она была бы избавлена от душевных мук, если бы не их последнее свидание. Может, если бы он дал ей уйти, как она того хотела, всего остального не случилось бы?

Но – теперь пришло время быть честным с самим собой – позволил бы он ей уйти, если бы можно было вернуть все назад? Или, почувствовав ее нерешительность, вновь закрыл бы дверь? Отпустил бы он ее? Даже зная то, что он знает теперь?

Он закрыл глаза и позволил своим мыслям вернуться к тому дню, к разочарованию, которое он почувствовал, когда услышал, что она уходит и больше никогда не вернется. Он не отговаривал ее. И как он мог? У него не было на нее прав. Никаких.

Ему оставалось беспомощно стоять и смотреть, как она открывает дверь со словами: «В зависимости от обстоятельств, мы, возможно, видимся в последний раз».

«Возможно».

«Не могу придумать, что сказать».

«Разговор о пустяках выглядит еще более нелепым».

Она слабо улыбнулась, вспоминая свои слова, сказанные во время их первой встречи.

«Вам ничего не нужно говорить, Лаура».

«Тогда до свидания».

Они обменялись рукопожатием, и он почувствовал, что она не хочет отпускать его руку – точно так же, как он ее. Но она сделала это и повернулась к двери. Когда она не двинулась с места, он протянул руку над ее плечом и закрыл дверь.

Несколько секунд он не предпринимал никаких действий, давая ей время запротестовать, сказать: Что вы делаете, черт возьми? Откройте. Я ухожу.

Но она молчала, и тогда он отнял руку от двери и взял Лауру за подбородок. Подчиняясь легкому нажиму, она подняла к нему лицо. Он заглянул в ее глаза и увидел в них такое же невысказанное, отчаянное желание, которое испытывал сам, и тогда он жадно прильнул к ней, впившись губами в ее шею и всем телом прижимая ее к двери. Они целовались яростно и настойчиво, забыв обо всем.

Этому поцелую предшествовал месяц мысленных ласк.

Юбка плотно облегала ее бедра, но Гриффу удалось стянуть ее. Потом он спустил с нее трусики до колен, и она сама освободилась от них, пока он сражался с ремнем и молнией на ширинке. Обхватив ладонями ее ягодицы, он приподнял ее, прижав ее раскрытые бедра к своим. Он коснулся ее. Она была готова принять его. Одним быстрым движением он до конца вошел в нее.

Она обняла его за голову и все время крепко прижимала к себе. Их поза не оставляла места для движений, но он раскачивался, стараясь, чтобы его мощные толчки были направлены вверх. Мысльо том, что они делают, сознание,что он опять внутри ее, еще сильнее разжигали его страсть. Угол, под которым соединились их тела, был идеален для нее. Каждым своим движением он доставал до ее эрогенной зоны. Они кончили одновременно. Это было потрясающе.

Бесконечно долго они стояли, прижимаясь друг к другу; их бурное дыхание громким эхом отдавалось в пустом доме, тела пылали жаром. Наконец он вышел из нее и осторожно поставил ее на пол. Она все еще обнимала его голову, а он прижимался губами к ее шее. Потом его губы медленно двинулись вверх, к ее подбородку, на несколько мучительных мгновений задержались над ее губами, прежде чем прижаться к ним. Ее губы раскрылись, впуская его язык.

Это был их первый настоящий поцелуй. Божественный поцелуй. Нежный, влажный и сладкий. Настойчивый. Очень сексуальный. Когда они наконец оторвались друг от друга, он уперся ладонями в дверь по обе стороны от ее головы и прижался своим пылающим лбом к ее лбу.

– Последние тридцать дней были самыми долгими в моей жизни, – его голос звучал хрипло. – Я жил в постоянном страхе, что ты позвонишь и скажешь, что мы больше не увидимся. Я боялся, что так никогда и не поцелую тебя.

Она прижала пальцы к его губам.

– Если мы будем разговаривать, мне придется уйти, – прошептала она. – Ты не можешь ничего говорить. Я не могу ничего слушать.

Он оттолкнул ее, собираясь вступить в спор, но выражение ее лица умоляло его о понимании. И он понял. Они должны были притворяться, что их ничего не связывает. Но каждый из них понимал, что это не так. Они не обманывали себя. То, что произошло между ними, не имеет отношения ни к зачатию ребенка, ни к чему-либо еще, кроме грубого желания. Но они не могли признаться в этом вслух. Она могла остаться с ним, только продолжая притворяться, что уступает требованию мужа.

Больше не сказав ни слова, они прошли в спальню и стали сбрасывать с себя одежду. Она успела снять туфли и стянуть через голову топик, а он уже разделся донага. Не желая ждать ни секунды, он вытянулся на кровати и притянул ее к себе, уложив рядом. Крепко прижав к себе, он обхватил ее затылок ладонью и целовал, пока они не задохнулись.

Он расстегнул ее бюстгальтер спереди. У нее были красивые, мягкие, естественные груди. Он обхватил ладонью одну из них и водил пальцем по соску, пока он не затвердел, а потом стал ласкать его языком. Когда он взял сосок в рот, она изогнулась и вскрикнула от наслаждения.

Нащупав ее руку, он потянул ее вниз. Он прерывисто вдохнул, когда ее пальцы сомкнулись вокруг его плоти, а затем ее большой палец, нащупав каплю влаги, стал медленными, сводящими с ума круговыми движениями втирать влагу в головку его члена, доводя почти до экстаза.

Обнаженная, она скромно лежала на спине, а ее сомкнутые бедра образовывали прелестный правильный треугольник в низу живота. Он наклонился, осторожно подул, а затем поцеловал влажные завитки волос и продолжал теребить их, пока ее бедра не раздвинулись. Тогда он опустил лицо между ними и стал медленно ласкать ее ртом.

Она сама приподняла колени и потянула его за волосы вверх, и вот он уже лежит на ней, а его плоть глубоко погрузилась в нее. В этот раз они любили друг друга медленнее, скорее чувственно, чем страстно. Почувствовав, что разрядка близка, он сжал ее лицо ладонями и заглянул в глаза, желая увидеть в них подтверждение, что это он, и только он занимается с ней любовью – и по одной-единственной причине.

Он потерял счет, сколько раз они любили друг друга в тот день, потому что это был один длинный акт, когда одна эротическая игра переходила в другую. Запретив себе разговаривать, они дали друг другу полную свободу действий.

Его губы вновь и вновь касались каждой черточки ее прекрасного лица. Ему было позволено гладить каждый дюйм ее кожи, целовать ямочки под коленями. Он проводил большим пальцем по ложбинке на ее спине, сверху вниз, до самых ягодиц, а потом прижимался щекой к ее пояснице.

С не меньшим любопытством она исследовала его большие руки, обводя вздувшиеся вены на их внутренней стороне, прихватывала ртом его искривленный мизинец. Похоже, ей нравились волосы у него на груди. Очень нравились. Она часто зарывалась в них лицом. Он наслаждался, чувствуя, как они шевелятся от ее дыхания, ощущая кончики ее пальцев, исследующие его пупок, чувствуя ее колено, упирающееся ему в пах, и ее влажный рот, ласкавший его так, что ему казалось, что он умрет от наслаждения.

Они тихо лежали, лениво гладя и целуя друг друга, как пресытившиеся любовники, когда она с грустью посмотрела на него и отстранилась. Он должен был отпустить ее. Ему так много хотелось сказать ей, но это было запрещено. Он хотел сказать ей, что любит – впервые за всю свою проклятую жизнь. Да, любит. Он любит ее.

– Боже, помоги мне, – прошептал он, обращаясь к стенам больничной палаты. – Я любил ее с самого начала.

Наверное, он спал. Его разбудило легкое движение воздуха. Он открыл глаза. В палате у двери стоял Коуч.

– Ты спал? – спросил он.

– Просто прикрыл глаза.

Помешкав, Коуч подошел к кровати Гриффа и окинул его взглядом, задержавшись на забинтованном плече.

– Как оно?

– Выживу. Чертовски болит.

– У них в больнице, что, нет обезболивающих?

– Мне дают, – Грифф поднял руку с иглой капельницы. – Но все равно болит.

– Серьезное повреждение?

– Хирург сказал, что пройдет без следа. Если пройду курс физиотерапии.

– Ну да, хорошо бы он оказался прав. Ты всегда от этого отлынивал.

– Она.

– Что?

– Хирург – женщина.

– А, – Коуч оглядел палату, отметив подвешенный к потолку телевизор и широкое окно. – Неплохо устроился.

– Не могу пожаловаться.

– Кормят нормально?

– Мне давали только говяжий бульон и лимонное желе.

– Голоден?

– Не очень.

Исчерпав темы для светской беседы, они некоторое время молчали. Первым заговорил Грифф:

– Спасибо, что той ночью не позвонил в полицию.

– Я позвонил.

Грифф удивленно посмотрел на него.

– Несмотря на причитания Элли, я позвонил. Но не Родарту. Поговорив с несколькими детективами, я остановился на одном из них, который показался мне разумным. Я рассказал ему, как обстоит дело, куда ты направляешься и что ситуация становится опасной, а для кого-то даже смертельно опасной. Он связался с полицейским департаментом Итаски и сразу же мобилизовал их.

– Значит, ты мне поверил.

– Я поверил ей.

– Лауре?

– Я поверил каждому ее слову. А ты остаешься лжецом.

– Я не лгал! Я не…

– Черт возьми, я знаю, что ты не убивал Фостера Спикмена или того беднягу Бэнди. Я не об этом.

– Тогда о чем?

– Ты лгал о той игре против Вашингтона.

Сердце Гриффа замерло. Он не был к этому готов.

Он удивленно взглянул на Коуча, отвернулся и пробормотал:

– О чем это ты?

– Ты прекрасно знаешь, черт возьми, о чем я. – Покрасневшее от гнева лицо Коуча наклонилось над ним, и Грифф был вынужден посмотреть ему в глаза. – Тот пас Уайтхорну. Тот пас, из-за которого игра была проиграна и ты отправился в тюрьму. – Коуч ткнул указательным пальцем в край больничной кровати. – Я знаю правду, Грифф, но я хочу услышать ее от тебя, и я хочу знать – почему.

– Что услышать? Что – почему?

Коуч кипел от ярости.

– Я смотрел видеозапись той игры, пока не окосел. В замедленном режиме и в ускоренном. Раз за разом. Тысячу раз.

– Не ты один.

– Но они не разбираются в игре так, как я. И никто не знает тебялучше, чем я. Они не учили и не тренировали тебя так, как я, Грифф, – его голос стал хриплым, и если бы Грифф не знал, что это невозможно, то подумал бы, что на глаза тренера навернулись слезы. – Ты дал самый лучший из возможных, самый точный пас. Ты практически вынес мяч на двухъярдовую линию и вложил в руки Уайтхорна. Прямо между цифр на его футболке.

Коуч выпрямился и отвернулся на секунду, а затем снова повернулся к Гриффу и просто сказал:

– Он его не поймал.

Грифф продолжал молчать.

– Уайтхорн его не поймал, – повторил Коуч. – Но не потому, что ты дал плохой пас. Он просто выронил этот проклятый мяч.

Грифф кивнул, чувствуя, как его захлестывают эмоции.

– Он выронил этот проклятый мяч.

Коуч выдохнул с таким звуком, как будто из надувной игрушки вылетела затычка. Гриффу даже показалось, что он уменьшился в размерах.

– Тогда, бога ради, почему ты лгал, что сдал игру? Почему ты сознался в преступлении, которого не совершал?

– Потому что я был виноват. Чертовски виноват. Я собирался напортачить и проиграть ту игру ради собственной выгоды. За два миллиона долларов я собирался сделать так, чтобы мы проиграли. Но…

Грифф умолк, не в силах продолжать. Когда он заговорил снова, его голос был спокойным и серьезным:

– Но когда дошло до дела, я не смог. Я хотел победить. Я должен был победить. – Его пальцы сжались в кулак, как будто он пытался поймать что-то ускользающее. – Единственная надежда на спасение, которая у меня была, – это выиграть ту игру.

Он лег на спину и закрыл глаза, вновь увидев себя на поле. Он слышал рев трибун, вдыхал запах пропахших потом футболок товарищей, сбившихся в кучу, чувствовал напряжение, охватившее стадион с семьюдесятью тысячами орущих зрителей.

– Мы проигрывали четыре очка. Филд-гол тут не помог бы. Время истекало. Тайм-аутов не осталось. Худший из возможных сценариев, и вдобавок ко всему на кону был Суперкубок. У нас было время всего на один розыгрыш. Чтобы получить деньги от «Висты», мне нужно было всего лишь протянуть время, и Вашингтон бы победил. Но после последнего совещания на поле я подумал: да пошли они, эти подонки из «Висты». Вместе со своими долларами. Они могут сломать мне обе ноги, но я выиграю этот чемпионат. Все зависело от одного розыгрыша, Коуч. От одного паса. Я должен был один раз сделать выбор,чтобы стать лучше той грязи, из которой я вышел. От того, что я сделал бы в том розыгрыше, зависело, каким я стану. Вся моя жизнь.

Он открыл глаза и грустно рассмеялся.

– А потом Уайтхорн выронил мяч. Он выронилего! – Грифф провел ладонью по лицу, как будто стирал из памяти ту картину: лежащий на спине нападающий в зоне защиты, его пустые руки и отсчитывающие время матча часы с нулями. – Но на самом деле это не имело значения. Я уже продал душу дьяволу. После поражения я подумал, что могу все равно получить за него плату. Когда пришел Бэнди с моими деньгами, я взял их.

Иногда я думаю, – продолжал Грифф, – что, может, психиатр в Биг-Спринг был прав, и я хотел, чтобы меня застукали. В любом случае, когда меня арестовали, все подумали, что я дал пас, который было невозможно поймать. Уайтхорн позволил им так думать. И я тоже. Я был виновен во всем остальном. Я лгал, играл в тотализатор, жульничал, нарушал закон, плевал на правила и этику профессионального спорта. – Он криво улыбнулся. – Но я не сдавал той игры.

– Я долго ждал от тебя этих слов, – Коуч потер кулаками повлажневшие глаза.

– Как приятно это слышать. Потому что хуже всего, самое худшее во всем этом, тюрьме и всем остальном, было сознание того, как я опозорил тебя и Элли.

– Мы это пережили, – Коуч откашлялся, но его голос звучал хрипло.

Он сказал это небрежным тоном, как будто то, что происходило сейчас, не имело особого значения. Но это было не так. Грифф не умолял простить его, и Коуч не произносил слов прощения. Но они поняли друг друга без слез и сантиментов. И без лишних слов. Он вернул себе расположение Коуча. Он получил его прощение. И возможно даже – мог ли он мечтать об этом? – его любовь.

– Элли будет очень рада, если ты будешь приходить почаще, позволять ей кормить тебя, суетиться вокруг тебя и совать тебе деньги, думая, что я этого не знаю.

– Обязательно, – улыбнулся Грифф. – Обещаю. Если не попаду в тюрьму.

– За то, что ты сделал, чтобы увести Лауру от Родарта? – нахмурился Коуч.

– Она тебе об этом рассказала?

– Да, сегодня это главная новость. Но я не думаю, что они смогут предъявить тебе обвинение в нападении. Особенно когда выяснится, какую опасность представлял Родарт, а Лаура обязательно позаботится, чтобы все об этом узнали.

Теперь, после того, как они упомянули ее имя, незримое присутствие Лауры стало ощутимым. Грифф пристально смотрел на Коуча, который прочел невысказанный вопрос в его глазах.

– Она не может навестить тебя, Грифф, – Коуч постарался, чтобы его голос звучал как можно мягче. – Журналисты набросятся на это, как мухи на собачье дерьмо. И так уже ходят всякие слухи. Вопросы. Ты знаешь, что я имею в виду. Ничего конкретного, просто предположения, что между вами троими что-то было. И не забудь, что она всего лишь несколько дней как похоронила мужа, – продолжал Коуч. – Публика не знает, что Спикмен сбрендил, и ради будущего авиакомпании Лаура хочет сохранить это в тайне. И она уж точно не хочет, чтобы кто-то знал, зачем они тебя наняли.

– Она и об этом рассказала?

– Обо всем. – Коуч недоуменно покачал головой: – Ну и дела. Никогда о таком не слышал.

– Об этом есть в Библии.

– Да, но у Моисея была борода до пупа, и он ел саранчу.

– Авраам.

– Ладно, все равно Лаура сказала, что ты поймешь, почему она сейчас не может к тебе прийти.

– Я понимаю, – кивнул он и, помолчав, добавил: – Я ее люблю, Коуч.

– Я знаю, – поймав на себе удивленный взгляд Гриффа, Коуч кивнул. – В ту ночь, когда твое будущее зависело от того, догонишь ли ты Родарта и Руиса, ты остался с ней. Это было на тебя не похоже – думать сначала о ком-то, а лишь потом о себе. Теперь ты должен принести еще одну жертву, Грифф. Если тебе действительно не безразлична эта женщина, дай ей время. Пусть побудет без тебя.

Грифф это знал. Он понимал, что так нужно. Но от этого ему было не легче.

– С ней все в порядке?

– Да. Ее главная проблема – Элли.

– Элли?

– Превратилась в настоящую наседку. Совсем замучила девочку.

Грифф улыбнулся и закрыл глаза.

– Она в хороших руках.

Наверное, он опять задремал, потому что, когда он открыл глаза, Коуча не было. Палата была пуста. Он остался один.