Текст книги "Режиссёр смерти: Последний дебют (СИ)"

Автор книги: Сан Кипари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Глава 6.4. Какао

Тихо сопели спящие: кто-то похрапывал, кто-то что-то бормотал сквозь бредовый сон, а кто-то шумно дышал и ворочался из стороны в сторону. Монотонно запевали часы: тик-так, тик-так, тик-так...

Пробил час ночи.

Клонило в сон, но Гюль держался как только мог. В очередной раз потерев глаза и зевнув, он тихонечко поднялся, вновь осмотрел спящих коллег, пересчитал их и, убедившись, что все спят, решил спуститься в столовую попить воды или чего-нибудь ещё. Его начала мучить странная жажда: хотелось испить чего-то холодненького, освежающего и вкусненького – в общем, хотелось что-то сладенького для жуткого сладкоежки поэта.

Окутанный молчанием Гюль с керосиновым фонарём в руках спустился на первый этаж, осмотрелся, зашёл на кухню, сделал себе вкусный холодный какао, взял пряничек и словно мотылёк зашёл в почему-то горящую светом столовую. Внутри было, как и ожидалось, пусто, безлюдно, тихо, только лампочки тихонечко трещали над головой. Он сел за стол посередине и принялся за сладкий перекус.

– И странно, однако... – жуя, вслух думал он. – Почему Добродей стал внезапно кровожадным безумцем? Мы, вроде, хорошо ладили и общались, мы не ссорились ни разу, потому что я не умею нормально ссориться, и, однако ж, почему так вышло? Что случилось? Что в нём переменилось так резко и неожиданно?

Он глубже погрузился в думы о Затейникове и вспомнил недавний эпизод.

– Перед этим проектом мы разговаривали по душам, и Добродей сказал мне выписать из списка наследников Эдика... Он сказал, что болтал с ним, пока Эдик был пьян, и тот сказал ему, что собирается забрать всё моё наследство самым коварнейшим способом... У меня почему-то было смутное предчувствие, что Добродей прав, потому я последовал его совету и выписал его из списка... но зачем? Почему? Доживу ли я или этот список вскоре станет действительным? Правда ли Эдик так коварен? И чем я думал, пока?..

Гюль доел пряник, зашёл на кухню за добавкой и снова сел за стол.

– Эдик, брат мой младший... Бедный и несчастный брат мой младший... Беспокоишься ли ты за меня? Или тебе действительно наплевать на всё, кроме моего наследства? А как там мои Нелли с Кристиночкой? Знают ли они, во что меня ввязали? Надеюсь, нет; не хочу их лишний раз тревожить. Они и без меня тревожны по своей натуре, незачем мне их волновать лишний раз.

Он доел второй пряник и запил его какао.

– А правильно ли я защитил Максима? Правильно ли нагрубил Борису и даже ударил его?.. Может, я был не прав и Максим действительно является убийцей? В конце концов, русые волосы в кулаке бедной Эллы... – он вздохнул. – И зачем я ударил Бориса? Я ведь никогда ни на кого не поднимал руку, а тут само по себе так вышло... Надо утром поговорить с Борисом и извиниться перед ним. Но прав ли я? Но ведь русые волосы могут принадлежать не только Максиму, но и Еве, к примеру. А. может, убийца вновь подставил кого-то? Убийца... Хитёр и... жесток. Жесток, по-настоящему жесток. Но кто может быть настолько жесток? Все вокруг кажутся такими безобидными и добрыми ребятами, так кто из них притворяется? Кто лжёт прямо в лицо?

Кусок третьего пряника был тщательно пережёван и проглочен. Гюль откинулся на спинку стула и погрузился в тёплые семейные воспоминания: вот они с внученькой Кристиночкой гуляют по парку: он катает её на своих могучих плечах, а она смеётся своим звонким голосочком, обнимает его голову и говорит, как сильно любит своего доброго дедушку... А вот они с дочуркой Нелли и Кристиночкой сидят под деревом и едят мороженое, общаясь на самые различные темы и беззаботно смеясь, смеясь!.. Гюль улыбнулся воспоминаниям.

– Подождите меня, Нелли и Кристи, я обязательно к вам вернусь, и мы снова будем есть мороженое и смеяться! Да, я обязательно к вам вернусь, только подождите меня...

Пробило полвторого.

Гюль посмотрел на часы, поднялся, отряхнулся и, взяв с собой пряник, допил какао.

– Пора возвращаться. Надеюсь, ничего не произошло, пока я тут раздумывал и...

Ворожейкин с пряником во рту и с кружкой какао в руке обернулся, но не успел он и пикнуть, как вдруг его огрели по голове. Яркая вспышка, – и всё вокруг поглотила вечная тьма...

Глава 7: Нет защиты. Часть 1: Кастрюля

Кайдерск, 31 января, 1043 год

Время 04:13

Местонахождение неизвестно

Стюарт очнулся, но почти сразу понял, что всё ещё находится во сне, а не в реальности. Он стоял в глубокой квадратной яме, окружённый земляными стенами с кишащими в них чёрными блестящими жучками и склизкими противно-розовыми червями. Воняло железом, воняло кровью.

– Где я опять?.. – шёпотом спросил тяжело вздохнувший Стюарт, осматриваясь и кончиками пальцев ощупывая свою «тюрьму» в поисках возможного выхода, однако проклятые стены были невероятно ровны и не копались, как бы он ни впивался пальцами в почву и как бы ни пытался сделать самодельную лестницу.

Посмотрев наверх, скрипач с ужасом заметил, как к яме подошёл Добродей Затейников в чёрном костюме с красной бабочкой и хищно осклабился своим противным ртом. Почему-то именно сейчас он казался Стюарту особенно мерзким, особенно жутким и пугающим до мурашек, что ордой пробежали по его горячей спине, сжатым в кулаки рукам и серым щекам. Добродей стоял, заложив руки за спину, и отвратительно облизывал сухие губы.

– Что тебе нужно от меня?! – с отчаянием в голосе вскричал Стюарт и хотел было прыгнуть на злодея, но тот первее схватил багровую лопату и начал невероятно быстро закапывать нашего героя.

– Ты должен был умереть! – хохотал Затейников, хороня Уика. – Ты, ты, ты! Но ты не умер, так умри же сейчас от моих рук, моих!

Стюарт пытался уворачиваться от земли, старался держаться, так сказать. «на плаву», однако у него не получалось: ноги по колено увязли в земле, в которой копошились половинчатые окровавленные черви. Он закричал, начал щипать себя за руки, чтобы поскорее проснуться и вырваться из лап кошмара, однако он никак не хотел просыпаться. А Затейников всё бросал в него землёй и бросал...

Вскоре Стюарта накрыло с головой, и он тотчас ощутил странную невесомость и лёгкость. Открыв глаза, которые ужасно жгло от попавшей в неё почвы, он узрел, как падает куда-то вниз, как отдаляется от него противная рожа режиссёра и как утихает его безумный надрывистый хохот. Болезненный толчок в спине и колющий холод, – он, одетый в белое тряпьё, упал в снег.

– Где я?.. – снова шёпотом спросил он пустоту, но ему, конечно же, никто не ответил.

Сложив руки на груди в форме креста, Стюарт закрыл глаза. Вставать ему совсем не хотелось, хоть и было до боли холодно. Нет, ему не было лень, ему просто не хотелось продолжать этот проклятый и ненавистный сон! Почти каждую ночь его мучают странные кошмары, почти каждую ночь он видит Затейникова и не может избавиться от его образа! И он уже жутко устал ото всего.

И вот, лёжа в снегу, он смотрел, как в воздухе порхают подобно бабочкам снежинки: он видел их рельефы и витиеватые узоры, рассматривал их и восхищался их красотой. Как давно он не видел такой красивой улицы... как давно они не выходили на свежий воздух. И это чувство сладкой свободы... Он так соскучился по нему.

Внезапно с правой стороны раздался чей-то задорный голос:

– Стю-юарт!

Стюарт повернул голову и заметил, как вдали расплывались нечёткие тёмные силуэты. Прищурившись, он увидел улыбающихся Ванзета Сидиропуло, Лебедину Грацозину и всю свиту Затейникова, кроме самого режиссёра; все махали ему рукой и звали.

В тот же момент с левой стороны раздался другой восклик:

– Стюарт, дружище!

Он повернул голову уже в иную сторону и узрел всех живых коллег, что так же махали ему рукой и звали к себе. Уик тяжело вздохнул.

– Господи, да разорвите меня уже кто-нибудь! Дайте мне проснуться! Хватит, хватит, хватит!

Стюарт зажмурился и схватился за голову, сев на снегу, как вдруг к его горячему лбу прижались чьи-то холодные губы. Он поднял глаза и увидел перед собой улыбающуюся Эллу, что отводила от его головы руки.

– Стюарт, дорогой, пошли домой.

– Элла?..

– Стюарт, я тебя люблю.

– Элла...

– Стюарт, чего же ты ждёшь?

– Элла...

– Стюарт, идём со мной!

– Элла...

– Стюарт!

– Элла...

– Стюарт, любимый мой, дорогой мой!

– Элла, нет! Прекрати, умоляю! Я знаю, что ты мертва, я прекрасно понимаю, что нахожусь во сне, так не мучай меня, прошу тебя! Я тебя потерял и это только моя вина, что я не сумел тебя уберечь и спасти! Прости меня и не мучай, умоляю тебя!

– Стюарт, я жива...

– Нет! Это ложь!

– Я жива...

– Нет!

– Я...

– А-А-А!

Стюарт с болезненным вздохом распахнул глаза и сразу же сел на самодельной постели из простыни. Все вокруг него так же неожиданно и резко проснулись от пронзительного крика с нижних этажей, и переглядывались друг с другом.

Самой первой из шока вышла Ева Вита:

– Вы слышали крик?..

– Кого нет? – тотчас спросил Максим Убаюкин.

– А где Табиб и Гюль? – нахмурился Лев Бездомник.

С минуту помолчав, все одновременно вскочили на ноги и бросились на первый этаж, откуда раздался крик. В дверях лестницы они встретили посеревшего Табиба, что был на грани обморока и дрожал, как осиновый лист.

– Гюль убит! – закричал он и без памяти рухнул в руки Бездомника, что отвёл его к диванчику и уложил. Остальные тотчас ринулись в столовую, где перед ними предстала страшная картина: на полу меж столов лежало грузное тело Ворожейкина со вскрытой ножом затылочной частью, откуда виднелся мятый череп. Рядом была написана кровью надпись: «От любимого братишки» и лежал большой кухонный нож. На столе стояла как ни в чём не бывало окровавленная кастрюля. К горлу некоторых подступила тошнота и они ушли со столовой, чтобы перевести дух, остальные остались стоять, как вкопанные, в том числе и Стюарт, который просто спросонья не понимал, что происходит.

В тишине раздался смешок, – Борис пустым взором смотрел на мёртвое тело и криво улыбался.

– Гюль, ты реально умер или притворяешься? – шёпотом спросил он, подошёл к телу ближе и резко схватил его за запястье. – Поднимайся, ёмаё, поднимайся! Ты же шутишь, я знаю, ты шутишь! Хватит!

– Борис... – побледнел Сэмюель и подошёл к солисту.

– Поднимайся, едрён-батон! Хватит, Гюль, хватит! Ну поссорились мы чуточку, с кем не бывает?!

– Как он притвог’яется интег’есно... – сказал Убаюкин, подняв уголок губы.

– Да, однако ж, притворяется он знатно. Актёр, как-никак, – поддакнула хмурая Марьям. Ей, конечно, было ужасно жаль мёртвого поэта, но презрение к солисту было сильнее. – Я своими ушами слышала, как он желал господину Ворожейкину смерти! Небось и сам убил его!

Борис замолк и замер, отпустив руку трупа.

– ...чё ты вякнула, тварь?

– Правду «вякнула»!

– Я тебе сейчас эту правду...

– Ребята, не ссорьтесь! – вмешался Сэмюель, но было уже поздно.

– Ты убийца и специально валил Максима, чтобы мы тебе поверили и отвели от тебя подозрения, но мы не поверили! И именно поэтому ты так сдружился с Илоной, потому что она была ослеплена ложью!

– Какой смысл мне убивать лучшего друга?!

– А кто тебя знает?! Ты отбитый наглухо!

– Заткнись!

– Ты в порыве ярости мог убить господина Ворожейкина! – Заткнись, заткнись! – враз кричали они.

– Ты в помутнении чуть не прирезал Максима! – Затки своё лицо, дура!

– Тебе вообще нельзя давать ничего в руки! – Ты реально тупая или тоже притворяешься?!

– Ты забил господина Ворожейкина до смерти кастрюлей! – Я тебя сейчас...

– Ну давай, попробуй меня прирезать, раз уж я тебе надоела! – Ты действительно не думаешь головой, дура тупая!

Их крикливые голоса смешивались в единый невыносимый гул.

– Хватит! – закричала Ева Вита, закрывая уши. – Хватит! Нам надо всем успокоиться! И вы оба – тише! Тише! Голова уже болит!

Марьям и Борис тотчас замолкли, прожигая друг друга гневными взорами. Стюарт подозвал к себе фотографа Илону.

– Илона, сфотографируй место преступления, – попросив всех разойтись, он присел на корточки перед телом. – Мы принимаемся за осмотр. Пусть здесь останутся только Илона. Позовите Табиба, Петра и Льва.

Когда все названные подошли к следователю, тот обратился сначала ко Льву и Петру:

– Вы оба сможете после осмотра отнести тело Ворожейкина в его комнату? Ну или в чью-нибудь ближайшую?

– Да. – Probablement... (фр: Наверное…)

Когда все покинули место преступления, Стюарт принялся за тщательный осмотр места убийства вместе с шатающимся от ужаса Табибом.

– Как думаешь, чем его убили? – спросил музыкант.

– С-судя по вмятине, его забили кастрюлей, а уже потом вскрыли ему голову. Правда зачем?..

– Просто потому, что убийца жесток и в его действиях нет логики...

– Не думаешь ли, что это в самом деле Борис?

– ...думаю. Но это будет слишком очевидно.

– Стюарт, это не книга и не игра, тут не очевидного и не очевидного! Это реальная жизнь!

– Но преступники многое берут из книг, потому я и считаю, что это слишком очевидно. Тем более не мог же Борис убить лучшего друга на эмоциях спустя столь длительное время! То, что они поссорились, это факт, но...

– Господи, это же Борис! Он мог сделать что угодно!

Стюарт замолк.

– Его убили не так давно... – задумчиво сказал он.

– Да. И это страшно! Он буквально пару часов назад был живой, говорил с нами и прочее, а сейчас его нет! Пуф! Он мёртв!

– Не паникуй, лучше пойми, что только человек определённого роста мог ударить его по затылку. Судя по его позе, он стоял, когда его ударяли. Если бы его ударили за столом и только потом скинули на пол, он был бы в другой позе. Передвинуть так его вряд ли бы могли, ибо он достаточно тяжёл, поэтому...

– Поэтому нам нужна рулетка, чтобы измерить рост всех!

– И где ты собираешься достать рулетку?

– Не знаю...

– Вот именно. Но я понял, к чему ты клонишь. Рост у Ворожейкина около двух метров. Илона, Марьям и Максим вряд ли могли бы его убить, они слишком низкие для этого.

– Думаешь, это Лев?

– Думаю, это могут быть остальные, то есть Ева, Сэмюель, Пётр, Лев, Борис, ты и я.

– Ты и себя подозреваешь?

– Нет, но меня могут подозревать, и я это понимаю. И алиби ни у кого нет: кто угодно мог проснуться и убить Ворожейкина., тем более он был на шухере. Но что он делал в столовой? Почему не на нашем этаже?

– Может, его заманили?

– Нет, вряд ли, – вмешался Пётр. – Он очень любил пряники, а тут на полу лежит кусок пряника, который он уронил. Скорее всего он сам сюда спустился, чтобы перекусить, а тут его и застал убийца врасплох. Да и почему вы решили, что его ударили стоячим? Вдруг он наклонился и его ударили.

– Нет, удар чётко пришёлся по затылку и особой формы, а спереди вряд ли бы его так ударили.

– Эх, вот почему мы не можем снять отпечатки пальцев? Так было бы легче...

– Да, Пётр, так было бы легче, но у нас, увы, нет такой возможности...

Неожиданно из фойе раздался душераздирающий крик, и тотчас мужчины с Илоной бросились из столовой прочь.

Глава 7.2. Минус два

Когда все вышли из столовой, оставив следователя, доктора, фотографа и солиста с Бездомником наедине с трупом, Марьям вновь взвинтилась, обернулась, отчего её блондинистые волосы сверкнули золотом на свету, и криком обратилась к хмурому Борису:

– Ты ведь убил его? Признайся! Все действия убийцы нелогичны и безумны, – всё это очень подходит под тебя, сумасшедшего и непонятного человека!

– Зачем мне убивать лучшего друга?! У тебя бебе с баба?! – он прокрутил пальцем у виска и присвистнул.

– У меня-то всё в порядке, в отличие от тебя! Грязный братоубийца, грязный и мерзкий душегуб!

– Я спал, когда всё это происходило! Почему ты меня топишь в обвинениях?!

– Потому что ты сумасшедший, очевидно же! Никто кроме тебя себя не ведёт, как отсталый и жестокий безумец! И ты угрожал господину Ворожейкину в расправе!

– Ребята, хватит... – враз попросили их Максим с Евой, но те только сильнее взъелись и готовы были перегрызть друг другу глотки.

– Да ты не понимаешь, как сильно закопал себя словами против Макса!

– Ты дура тупая, раз не понимаешь, что я не братоубийца и мне не было смысла убивать своего брата по крови!

– Ты даже сильно не горюешь по господину Ворожейкину!

– Ты не смеешь говорить, что я не горюю! Ты даже не понимаешь, насколько мне плохо, просто я не хочу этого показывать!

– Если плохо, то почему не рыдаешь в три ручья?!

– Да потому что я – мужик, мне слёзы ни к чему! Это вы, бабы плачете по всяким мелочам!

– Как ты меня назвал, тварь?!

– Да ты сама по Элле не горюешь! Никто не видел твоих «трёх» ручей по умершей, как ты сама соизволила выразиться!

– Не смей упоминать её имя! – задыхаясь, вскричала Марьям. Слёзы брызнули из её глаз.

– Хватит! Умоляю вас, хватит ругаться! – бросился к ним Сэмюель.

Марьям сразу же замолкла, опустила взгляд в пол и разрыдалась, закрыв раскрасневшееся лицо руками, а Борис, нахмурившись, плюнул ей в ноги, зашёл на кухню и хлопнул дверью. Фойе ненадолго погрузилось в молчание, пока неожиданно к ним не вышел солист, вооружённый кухонным ножом. Глаза его сверкали пламенем безумия, бледные губы расплывались в зловещем оскале, а рука сжимала рукоять ножа.

– Борис! – вскричал ужаснувшийся Сэмюель, но подойти к приятелю не рискнул.

Остальные отпрянули от обезумевшего, как от огня и хотели позвать на помощь мужчин из столовой, как вдруг Борис загоготал и прошёлся ножом по воздуху, как бы выбирая свою жертву.

– Раз уж вы мне верить не хотите, что я невинен и никого не убивал, так узрите это воочию! – воскликнул он, замахнулся и пырнул себя ножом в живот.

Ева Вита и Марьям Черисская закричали от ужаса, когда Феодов вынул из себя нож, закатил потускневшие глаза и рухнул на пол, и кровь озерком медленно расплывалась под ним. Нож с грохотом упал возле его головы. Сэмюель Лонеро и Максим Убаюкин бросились к увядающему коллеге, но совершенно не знали, что им делать. На крик девушек из столовой прибежали остальные и застыли в ужасе.

– Твою мать, сумасшедший! – вскричала Илона, поняв, что произошло, и бросилась к Борису. Однако было поздно: он уже не дышал.

– Что произошло?! – обратился ко всем тяжело дышавший Стюарт, словно он сломя голову бежал по лестнице.

– Он убил себя!! – закричала Марьям и бросилась ко Льву в объятия. – Он убил себя, убил, убил!

– Что?! Il est fou, bien sûr, mais pas autant! (фр.: Он, конечно, сумасшедший, но не настолько же!) – Пётр Радов ударил себя по лбу и прикусил губу.

– Минус второй?.. – спросил в пустоту Табиб Такута и бросился к дивану, на который рухнул без сознания. Кажется, его хрупкая психика не выдерживала столь большое количество смертей, тем более за один день.

– Нет, бесполезно, – заключил Максим Убаюкин, поднявшись на ноги. – Он мёг’тв, безоговог’очно и на сто пг’оцентов.

– Зачем он это сделал? – спросил Стюарт.

– Он сказал, что... что... таким образом докажет, что он невиновен... – ответил бледный Сэмюель и расплакался. – Почему он убил себя, Стюарт?.. Почему?..

– Может, он не смог перенести смерть лучшего друга и решил умереть вместе с ним? – предположил Лев Бездомник.

– Но это глупо! Я же не убила себя после смерти Эллы! – вскричала Марьям в истерике. Слёзы струились по её красным щекам, а бедное сердце бешено стучало и металось в сомнениях: виновата ли она в том. Что довела Бориса до самоубийства или нет? Она не могла понять и тащить столь тяжёлый крест не хотела.

Прервав всеобщие метания, раздался механический гул, скрежет и, наконец, зевающий голос Затейникова:

– Добр-рое утро, друзья мои! Ой-ёй, кажется, нас стало на два меньше! Какая жа-алость! – он зло хихикнул. – Но тем интереснее! Одного убили, второй самоубился – ну что за прелесть! Вот это дружба до крышки гроба, как говорится! Романтично... как в каких-нибудь книжных романах! И уже какая по счёту смерть? Пятая? А вы до сих пор не отыскали убийцу! А время-то идёт: тик-так, тик-так... Сколько ещё смертей вам понадобится, чтобы добраться до жестокой и беспощадной истины? Ну и что могу ещё сказать? Вам осталось всего-то пару дней, прежде чем вы все умрёте! Умрёте все, все, кроме убийцы, ха-ха-ха! Но хочу сказать вам спасибо, что развлекаете нас!

– Нас?.. – спросил недоумённый Стюарт.

– А теперь хочу пожелать вам удачи! Расследуйте это дело и отыщите, наконец, этого грязного душегуба! Удачи-удачи!

И под конец прогрохотал его жуткий, пробирающий до мурашек безумный хохот.

– Почему он сказал «нас»?.. – всё задавался вопросом Стюарт, но его никто не слышал. Все пребывали в шоковом состоянии и не могли понять, что происходит.

Первой из оцепенения вышла Ева Вита:

– Нам надо отнести тела в комнаты... Если, конечно, вы закончили исследование.

– Да, мы закончили. Улик очень мало, – сказал Стюарт. – Лев, Пётр, отнесите тело Ворожейкина в его комнату, Сэмюель, мы с тобой понесём Феодова.

Сэмюель был совсем не рад этой новости и сильнее побледнел. Ему было боязно прикасаться к смерти, к мёртвому телу только-только живого друга. Было ужасно страшно от осознания, что пару минут назад это был живой человек! Страшно, ужасно страшно.

Лев и Пётр подхватили тело Гюля с двух сторон и поволокли его на второй этаж, Сэмюель и Стюарт поступили так же с телом Бориса, но потащили его на четвёртый этаж. На мгновенье скрипачу показалось, что он слышит сердцебиение, но это была лишь мимолётная галлюцинация.

Закрыв трупы в комнатах и накрыв их одеялами, мужчины вернулись в фойе к остальным; все, вооружённые тряпками, убирали место убийства и самоубийства от крови. Завершив уборку в молчании, они промыли тряпки, бросили их в углу кухни и собрались в столовой.

– Я только что поняла, что имел в виду Борис... – прервала тишину Ева Вита. – Он сказал, что докажет свою невиновность своей смертью. Будь он убийцей, нас бы уже выпустили на свободу, но нас, как видно, не выпускают...

– Ага... И что нам делать дальше? – спросил Максим Убаюкин.

– Пытаться понять, кто убийца, – Стюарт встал во главу стола и прочистил горло. – Мы с Табибом и Илоной заметили, что Ворожейкина убили в стоячем положении, то есть кто-то ростом плюс метр семьдесят пять ударил его кастрюлей по голове. Из этого следует, что Убаюкин, Черисская и Штуарно вне подозрений, как и покойный ныне Феодов. Значит, Лонеро, Вита, Бездомник, Радов и Такута могут быть потенциальными убийцами.

– А тебя не смущает, что доктор постоянно падает в обмороки при виде крови? – спросила Марьям, скрестив руки на груди.

– Это может быть всего лишь хорошее притворство.

– Как и ты можешь пг’итвог’яться следователем... – заметил Максим.

– Не отрицаю, но я сам себя знаю и уверенно заявляю: я не убийца. И, если следовать этому списку, то улик ещё не было на Бездомника, Такуту и Радова. На Лонеру и Виту уже были подозрения, если вы помните дела Ванзета Сидиропуло и... Эллы Окаоллы.

– Ты пытаешься пойти методом сужения круга подозреваемых? – поинтересовался Пётр.

– Да. Бездомника не было на деле Сидиропуло, что тоже может избавить его от подозрений.

Стюарт метнул взор на встревоженную Еву Виту, прикусил согнутый указательный палец и подумал про себя: «Да, возможно, это она. Но если я начну на неё давить, к ней на защиту встанут остальные, ибо она очень хрупкая и невинная, так сказать... Как доказать её виновность? А может это Сэмюель, который действительно умеет хорошо притворяться? Или Табиб, который может отыгрывать падучего? И Пётр... тихий и неприметный человек, про которого можно легко забыть, ибо он редко участвует в разговорах. Может, это он?..»

– О чём ты задумался? – пихнула его в бок Илона.

– Об убийце и о нашем списке...

– М-м... То есть ты хочешь сказать, что Максим вне подозрений? А как же клок волос, который мы нашли у Эллы?

– Он может принадлежать так же Еве Вите, – он поднял грозный взор на испугавшуюся женщину.

– Я-я?! – взвизгнула она.

– Не тг’огайте её! – воскликнул в защиту Максим, приподнявшись. – Она не может быть убийцей: как такая хг’упкая женщина способна на такие звег’ские пг’еступления?!

– Это может быть всего лишь образ, тем более, она хорошая актриса, – сказал Стюарт, понимая, что вновь настраивает Максима против себя.

– Ты тоже можешь быть всего лишь актег’ом-следователем!

– Смотри: против неё есть несколько улик. Кольцо с дела Сидиропуло, клок волос с дела Окаоллы. Тем более она хорошо подходит под рост для убийства Ворожейкина. Знай, что Сатана может скрываться под ликом добродетеля, Максим.

– Вы сейчас меня хотите оклеветать убийцей?! – вскричала, поднявшись, Ева. Она начала тяжело дышать.

– Нет, я всего лишь предполагаю...

– Это всё –клевета, ложь! – разгневался Убаюкин.

– Да, я согласен с Максимом, – подал голос Табиб.

– Тем более такая хрупкая и тонкая девушка не могла бы перетащить труп Эллы! – воскликнула в защиту Евы Марьям.

– Почему же? Всё возможно, – парировал Стюарт. – Она может всего лишь притворяться слабой.

– Ложь! Это всё ложь! Я не убийца! – с отчаянием в голосе вскричала Ева и расплакалась.

– Вот, смотг’и, до чего ты довёл бедную девушку! – возмутился Убаюкин.

– Она не виновна!

– Она слишком слаба для таких убийств!

– Это было бы слишком жестоко с её стороны! – кричали многие, заставив скрипача сильнее задуматься и замолчать. Илона и Сэмюель тихо наблюдали за прениями и по большей части смотрели на Стюарта, которого пытались загнать в угол, но он не поддавался и оставался хладнокровным.

– А может это вообще ты убийца?! – вновь начал гнуть свою линию Максим. – Ты, скг’ывавшийся под личиной следователя, убийца!

– А ведь в этом есть смысл...

– Да, может, это действительно он?

– Тем более он приехал внеплановым вместе с Сэмюелем! Может, он действительно пешка Затейникова?..

– Он единственный музыкант здесь, не считая композитора!

– Он не очень значим, в отличие от нас!

– Да, всего лишь оркестровый музыкант, коих было много на репетициях!

– Как белая ворона среди чёрных! – зашептались остальные, но Стюарт оставался непоколебим и стоял, скрестив руки на груди и закрыв глаза в раздумьях.

Споры об убийце продолжались ещё около двух часов, однако они ни к чему не привели: сторонники Убаюкина приняли версию убийцы-следователя, некоторые совершенно не могли принять ничью точку зрения и запутались в собственных размышлениях, а сторонников Уика, который больше всего подозревал в убийствах Виту, казалось, совсем не было. Завершив прения, все поняли, как сильно проголодались и устали, и решили приготовить завтрак. Те, кто умеют готовить, отправились на кухню, остальные остались сидеть в напряжённой тишине в столовой.