Текст книги "Английская поэзия"

Автор книги: Самуил Маршак

ОВСЯНКА

 
Раз – овсянка,
Два – овсянка
И овсянка в третий раз.
А на лишнюю овсянку
Где мне взять крупы для вас?
 
 
Одиноким, неженатым
Не житье, а сущий рай.
А женился, так ребятам
Трижды в день овсянки дай.
 
 
Век живет со мной забота.
Не могу ее прогнать.
Чуть запрешь за ней ворота,
Тут как тут она опять.
 
 
Раз – овсянка,
Два – овсянка
И овсянка в третий раз.
А на лишнюю овсянку
Где мне взять крупы для вас?
 

ПОСЛАНИЕ ГАМИЛЬТОНУ

По поводу рождения у поэта близнецов

 
Рубцами хвалится боец —
Печатью молодечества.
Хвалу войне поет певец —
Проклятью человечества.
 
 
Велик не тот, кто сотню душ
Безвинных уничтожит.
Достоин чести скромный муж,
Что род людской умножит.
 
 
– Даны вам щедрые дары, —
Сказала нам природа, —
Но будьте столь же вы щедры
И множьтесь год от года.
 
 
Волью я в кровь струю огня,
Чтоб дружною четою
Вовеки жили у меня
Отвага с красотою!
 
 
Творец нехитрых этих строф
Был некий бард беспечный.
Он пел среди родных лугов,
От радости сердечной.
 
 
В него влила природа-мать
Огня большую долю,
И не дерзал он нарушать
Родительницы волю.
 
 
Начертанный природой путь
Безропотно прошел он.
Нашел он родственную грудь,
Любви безмерной полон.
 
 
Он цвет любви берег весной
От яда и от града,
И щедрый урожай двойной
Поэту стал наградой.
 
 
Был в сентябре вознагражден
Он за любовь и верность.
Ему подругой был рожден
Наследник – новый Бернс.
 
 
Чтоб нашу родину певец
Грядущих поколений
Воспел достойней, чем отец, —
Звучней и вдохновенней.
 

* * *

 
О гений мира и любви,
Тебя мы призываем:
Шотландский край благослови
Обильным урожаем.
 
 
Пусть крепнет древний наш народ
И славится по праву,
И Бернсов род из года в год
Поет народу славу!
 

ПЕСНЯ РАБА-НЕГРА

 
В милом знойном Сенегале
В плен враги меня забрали
И отправили сюда – за море синее.
И тоскую я вдали
От родной моей земли
На плантациях Виргинии – гинии.
 
 
На моем родимом юге
Не бывает зимней вьюги,
Ни морозов, ни снегов, ни инея.
Там шумят потоки вод
И цветы цветут весь год,
Неизвестные Виргинии – гинии.
 
 
Под ударами бича,
Иго рабское влача,
Провожу я дни в печали и унынии.
Горько вспомнить мне друзей
Вольной юности моей
На плантациях Виргинии – гинии!
 

* * *

 
Зачем терпеть в расцвете сил
Ярмо порабощенья?
К оружью, братья! Наступил
Великий час отмщенья.
 
 
Твердят: безгрешны короли,
А руки их кровавы.
Мы сами троны возвели.
Тряхнуть их – наше право!
 
 
Девизом каждый патриот
Смерть иль свободу изберет.
Пусть примет мученика чин
Епископ, саном гордый.
 
 
Для пэров хватит гильотин,
Для вас – подвязок, лорды.
Давно нас деспоты гнетут.
А судьи – их орудье.
 
 
Но и над вами будет суд,
Неправедные судьи.
Еще сегодня ваш денек.
Зато и наш не так далек!
 
 
Пусть золотой наступит век.
Былое в бездну канет,
И человеку человек
Навеки братом станет.
 
 
И нам покажет молодежь,
Достойная свободы,
Что человек везде хорош, —
Таков он от природы.
 
 
Мы всех зовем на братский пир,
И первый тост: – Свобода. Мир.
 

* * *

 
Якобиты на словах,
Вам пою, вам пою.
Якобиты на словах,
Вам пою.
Якобиты на словах,
Обличу я вас в грехах
И ученье ваше в прах
Разобью.
 
 
Что есть правда? Что есть ложь?
Где закон? Где закон?
Что есть правда? Что есть ложь?
Где закон?
Что есть правда? Что есть ложь?
Длинный меч ли изберешь
Иль короткий вырвешь нож
Из ножон?
 
 
Героической борьбой
Что назвать? Что назвать?
Героической борьбой
Что назвать?
Героической борьбой
Звать ли распри и разбой,
Где в отца готов любой
Нож вогнать?
 
 
Хватить происков, ей-ей!
В этот век, в этот век.
Хватит происков, ей-ей,
В этот век.
Хватит происков, ей-ей.
Без непрошеных друзей
Пусть идет к судьбе своей Человек!
 

ОТРЫВОК

 
Прощай, синева, и листва, и трава,
И солнце над краем земли,
И милые дружбы, и узы родства.
Свой жизненный путь мы прошли.
 
 
Кто волею слаб, кто судьбы своей раб, —
Трепещет, почуяв конец.
Но гибели час, неизбежный для нас,
Не страшен для гордых сердец.
 

О ЧЕСТВОВАНИИ ПАМЯТИ
ПОЭТА ТОМСОНА

 
Ты спишь в безвременной могиле,
Но, кажется, глядишь с усмешкой на устах
На тех, что голодом вчера тебя морили,
А нынче лаврами твой увенчали прах.
 

ГОРЕЦ

 
Мой горец – парень удалой,
Широкоплеч, высок, силен.
Но не вернется он домой —
Он на изгнанье осужден.
 
 
Как мне его вернуть?
О, как его вернуть?
Я все бы горы отдала,
Чтоб горца вновь домой вернуть!
 
 
Соседи мирно спят в домах,
А я брожу в тиши ночной.
Сажусь и плачу я впотьмах
О том, что нет его со мной.
 
 
Ах, знаю, знаю я, кого
Повесить надо на сосне,
Чтоб горца – друга моего —
Вернуть горам, лесам и мне!
 

НАДПИСЬ
НА АЛТАРЕ НЕЗАВИСИМОСТИ

 
Кто независим, прям и горд,
В борьбе решителен и тверд,
Кому равно претит судьба
Рабовладельца и раба,
Кому строжайший приговор —
Своей же совести укор,
Тому, чья сила – правота,
Открой, алтарь, свои врата!
 

НАДПИСЬ АЛМАЗОМ
НА ОКОННОМ СТЕКЛЕ В ТАВЕРНЕ

 
Не хвастайся, дряхлый рассудок людской.
Безумству – любовь и почет.
Сулишь ты, рассудок, уют и покой.
Безумство восторг нам дает!
 

О ПЕСНЕ ДРОЗДА, КОТОРУЮ ПОЭТ
УСЛЫШАЛ В ДЕНЬ СВОЕГО РОЖДЕНИЯ —
НА РАССВЕТЕ 25 ЯНВАРЯ

 
Пой, милый дрозд, в глухой морозной мгле.
Пой, добрый друг, среди нагих ветвей.
Смотри, зима от песенки твоей
Разгладила морщины на челе.
 
 
Так в одинокой бедности, впотьмах
Найдешь беспечной радости приют,
Она легко встречает бег минут, —
Несут они надежду или страх.
 
 
Благодарю тебя, создатель дня,
Седых полей позолотивший гладь.
Ты, золота лишив, даришь меня
Всем, что оно не в силах дать и взять.
 
 
Приди ж, дитя забот и нищеты.
Что бог пошлет, со мной разделишь ты!
 

СОВА

 
О птица ночи! Жалобу свою
Ты изливаешь в полночь скорбным стоном
Не оттого ль, что в северном краю
Родится холод – смерть росткам зеленым?
 
 
Не оттого ль, что, облетев, листва
Тебя лишит укромного навеса?
Иль зимних бурь страшишься ты, сова,
Ночной тоски безжизненного леса?
 
 
Твой стон летит в неслышащую тьму.
Всегда одна, зловеща и угрюма,
Ты не вверяешь в мире никому
Своих тревог, своей бессонной думы.
 
 
Пой, плакальщица ночи! Для меня
Твой грустный голос – тайная утеха.
В полночной тьме без звука и огня
Твои стенанья продолжает эхо.
 
 
Неужто лик земли не так красив,
Когда природа плачет в час ненастья?
Бедней ли сердце, горе пережив,
И от участья меньше ль наше счастье?
 
 
Нет, одинокий стон из тишины
Мне по сердцу, хоть он рожден тоскою.
Он не похож: на голоса весны,
На летний щебет счастья и покоя.
 
 
Пусть днем не слышно песен из гнезда
И самый день заметно стал короче,
Умолкла трель вечерняя дрозда, —
Ты в сумраке не спишь, певица ночи.
 
 
С высокой башни где-нибудь в глуши,
Где ты ютишься в тайном закоулке,
Где лес и стены древние в тиши
На каждый звук рождают отклик гулкий,
 
 
Твой хриплый голос для меня звучит,
Как трели соловья чете влюбленной.
Так ловит тот, кто всеми позабыт,
Унылый отзвук песни отдаленной…
 

ЖАЛОБА РЕКИ БРУАР ВЛАДЕЛЬЦУ ЗЕМЕЛЬ, ПО КОТОРЫМ ОНА ПРОТЕКАЕТ

I

 
О ты, кто не был никогда
Глухим к мольбам и стонам!
К тебе смиренная вода
Является с поклоном.
 
 
Во мне остался только ил.
Небесный зной жестокий
Ручьи до дна пересушил,
Остановил потоки.
 

II

 
Живая быстрая форель
В стремительном полете
Обречена попасть на мель,
Барахтаться в болоте.
 
 
Увы, ничем я не могу
Помочь своей форели.
Она лежит на берегу
И дышит еле-еле…
 

III

 
Я пролила немало слез
И пенилась от злости,
Когда какой-то бес принес
Поэта Бернса в гости.
 
 
Он написал мне пару строк,
А сочинил бы оду,
Когда увидел бы у ног
Бушующую воду!
 

IV

 
Давно ли я у грозных скал
Бурлила и ревела,
И водопад мой бушевал,
Вскипая пеной белой.
 
 
В те дни была я глубока,
Гордилась буйной силой,
И молодежь издалека
На берег приходила…
 

V

 
Прошу, припав к твоим ногам,
Во имя прежней славы
Ты насади по берегам
Кусты, деревья, травы.
 
 
Когда придешь под сень ветвей,
Плеснет, играя, рыба
И благодарный соловей
Тебе споет: спасибо!
 

VI

 
И жаворонок в вышине
Зальется чистой трелью,
И отзовется в тишине
Щегол своей свирелью.
 
 
И зазвенят у теплых гнезд,
Проснувшись спозаранку,
Малиновка и черный дрозд,
Скворец и коноплянка.
 

VII

 
Они от бурь покров найдут
В разросшихся дубравах.
И заяц-трус найдет приют
В моих кустах и травах.
 
 
Пускай прохожего ольха
Манит своей прохладой,
А дуб укроет пастуха
От ливня и от града.
 

VIII

 
Ко мне влюбленные весной
Придут на берег тайно
И встретятся в тиши лесной
Как будто бы случайно.
 
 
Оберегая их покой,
Росы роняя слезы,
Благоуханною рукой
Прикроют их березы.
 

IX

 
И вновь придет ко мне поэт
В часы, когда сквозь ветки
На побережье лунный свет
Свои начертит клетки.
 
 
По склонам тихо он сойдет,
По шахматным полянам
Послушать гулкий рокот вод,
Окутанных туманом.
 

X

 
Пусть елки тянутся ко мне
Своей зубчатой тенью
И видят в ясной глубине
Верхушек отраженье.
 
 
Пускай берез листва звенит
На каменных утесах
И мой боярышник хранит
Певцов звонкоголосых.
 

XI

 
Пусть, как цветы, в краю родном
Растут ребята наши,
Пусть будут крепче с каждым днем
И с каждым часом краше!
 
 
Греми до самых дальних дней,
Веселый клич заздравный:
За сыновей и дочерей
Моей отчизны славной!
 

ЭЛЕГИЯ НА СМЕРТЬ МОЕЙ ОВЦЫ,
КОТОРУЮ ЗВАЛИ МЭЙЛИ

 
Пишу стихами или прозой,
А по щекам струятся слезы.
Судьбы исполнились угрозы:
Погас мой свет.
Живут на свете овцы, козы,
А Мэйли нет!
 
 
Моя душа тоской объята.
Я потерял не клад богатый, —
Иная, тяжкая, утрата
Гнетет певца.
Меня любила, точно брата,
Моя овца.
 
 
Таких друзей на свете мало.
Меня узнав за два квартала,
Она по городу бежала
За мной вослед
И так сердечно отвечала
На мой привет.
 
 
Она была овцою кроткой,
Ходила чинною походкой
И не валила загородки
В чужом саду.
Грехов за век ее короткий
Я не найду.
 
 
Ее кудрявого барашка
Кормлю я хлебом или кашкой.
Увы, он так похож, бедняжка,
На мать свою,
Что я над ним вздыхаю тяжко
И слезы лью.
 
 
Она была не нашей местной
Овцой, породы неизвестной:
Приплыл ее прапрадед честный,
Большой баран —
С ее прабабушкой совместно —
Из дальних стран.
 
 
Никто не снял с нее овчины.
Увы, единственной причиной
Ее безвременной кончины
Была петля…
И так же душишь люд невинный
Ты, конопля!
 
 
Пускай же все поэты Дуна
Настроят дудки или струны.
Пусть соберутся ночью лунной
Ко мне певцы
Прославить память Мэйли юной,
Моей овцы!
 

МЭГГИ С МЕЛЬНИЦЫ

 
Ты знаешь, что Мэгги намедни нашла?
Ты знаешь, что Мэгги намедни нашла?
Нашла жениха, дурака и бездельника,
И сердце разбила у бедного мельника.
 
 
Был мельник хорош и в труде, и в беседе,
Отважен, как лорд, и прекрасен, как леди.
Другой был невзрачный, пустой паренек,
Но туго набит был его кошелек.
 
 
Один обещал ей любовь и заботу,
Другой посулил посерьезнее что-то:
Гнедую лошадку с коротким хвостом,
С уздечкой в колечках, седлом и хлыстом.
 
 
Ох, деньги имеют изрядную силу,
Коль можно девицу купить за кобылу.
Приданое – важная в жизни статья,
Но дай мне любовь, дорогая моя!
 

СВАДЬБА МЭГГИ

 
Ты знаешь, что Мэгги к венцу получила?
Ты знаешь, что Мэгги к венцу получила?
С крысиным хвостом ей досталась кобыла.
 Вот именно это она получила.
 
 
Ты знаешь, во что влюблена она пылко?
Ты знаешь, во что влюблена она пылко?
У Мэгги всегда под подушкой бутылка.
В бутылку давно влюблена она пылко.
 
 
А знаешь, как с Мэгги жених обвенчался?
А знаешь, как с Мэгги жених обвенчался?
Псаломщик был пьян, а священник качался
В то время, как суженый с Мэгги венчался.
 
 
А знаешь, чем кончилось ночью веселье?
А знаешь, чем кончилось ночью веселье?
Жених у постели свалился с похмелья.
Вот так и окончилось это веселье!
 

ЗАСТОЛЬНАЯ

 
У женщин нрав порой лукав
 И прихотлив и прочее, —
Но тот, в ком есть отвага, честь, —
Их верный раб и прочее.
 
 
И прочее,
И прочее,
И все такое прочее.
Одну из тех, кто лучше всех,
Себе в подруги прочу я.
 
 
На свете чту я красоту,
Красавиц всех и прочее.
От них отпасть,
Презреть их власть —
Позор, и грех, и прочее.
 
 
Но есть одна. Она умна,
 Мила, добра и прочее.
И чья вина, что мне она
Куда милей, чем прочие!
 

ПЕСНЯ О ЗЛОЙ ЖЕНЕ

 
Со мной жена не ладит,
Колотит, а не гладит.
Тому, кто волю даст жене,
Она на шею сядет.
 
 
Я в ней мечтал найти покой,
Но, видно, дал я маху.
Ах, никогда порыв благой
Не вел к такому краху.
 
 
Одну надежду я таю, —
Что ждет меня награда,
И, верно, буду я в раю,
Отбыв все муки ада!
 

ПЕСЕНКА О СТАРОМ МУЖЕ

 
О, если б ты улегся вдруг
В могилу, дряхлый мой супруг,
Твою утешил бы вдову
Веселый горец – милый друг.
 
 
На сковородке шесть яиц.
На сковородке шесть яиц.
Тебе – одно, мне – два яйца,
А три – для горца-молодца!
 
 
В горшке баранья голова.
В горшке баранья голова.
Похлебка мне, мясцо – ему,
А рожки – мужу моему!
 

ПЕСНЯ

Покупайте веники!

Вот хороший веник.

Веничек из вереска.

Не жалейте денег!

На мотив народной песни «Покупайте веники»

 
Мне нужна жена —
Лучше или хуже,
Лишь была бы женщиной,
Женщиной без мужа.
 
 
Толстая, худая —
Это все равно.
Пусть уродом будет —
По ночам темно.
 
 
Если молодая,
Буду счастлив с нею.
Если же старуха,
Раньше овдовею.
 
 
Пусть детей рожает, —
Было бы охоты.
А бездетной будет —
Меньше мне заботы.
 
 
Если любит рюмочку,
Пусть не будет пьяница.
А не любит рюмочки —
Больше мне останется!
 

О ЛИСИЦЕ,
КОТОРАЯ СОРВАЛАСЬ С ЦЕПИ И УБЕЖАЛА
ОТ МИСТЕРА ГЛЕНРИДДЕЛЯ[8]8
  Это стихотворение автором не закончено. (Примеч. С. Маршака.)


[Закрыть]

 
Свободу я избрал сюжетом —
Не ту, любезную поэтам,
Язычницу с жезлом и в шлеме,
Воспетую в любой поэме
Былых времен. Совсем иной
Встает свобода предо мной.
 
 
Она мне чудится игривой
Кобылкой юной, легкогривой.
Как яблоко, она крепка,
Как полевая мышь, гладка,
Но неумелому жокею
На всем скаку сломает шею
И, закусивши удила,
Умчится дальше, как стрела.
 
 
Теперь, перевернув страницу,
Я расскажу вам про лисицу,
Как меж родных шотландских скал
Охотник рыжую поймал
И как дала дикарка ходу
Из душной клетки на свободу.
 
 
Гленриддель, убежденный виг!
Зачем ты, изменив на миг
Своим идеям, дочь природы
Лишил священных прав свободы?
Как мог ты, преданный добру,
Бедняжку ввергнуть в конуру
И цепью приковать, как суку,
К березе, дубу или буку?
 
 
Гленриддель, честный гражданин,
Своей отчизны верный сын,
Прогуливаясь у темницы
Сидящей на цепи лисицы,
Ты день за днем, за часом час
С друзьями обсуждал не раз
Великие идеи века —
Права на вольность человека
И право женщины любой
Свободной быть, а не рабой.
 
 
Лисица чутко вам внимала.
Она наслушалась немало
О хартиях народных прав,
О судьбах королей, держав,
О якобитах, вигах, тори
И о кровавом их раздоре.
 
 
Она услышала рассказ
О том, что делалось до нас, —
Как ангелы в былые годы,
Восстав, отпали от свободы,
За что, покинув райский сад,
Попали на галеры в ад;
Как в голову пришло
Немвроду Цепями оковать свободу,
 
 
Как был закован пол мужской
Семирамидиной рукой
(Бог покарай Семирамиду
За эту тяжкую обиду!)
И как с тех пор, покинув трон,
Мужья бояться стали жен.
 
 
Лиса наслушалась историй,
Как древний Ксеркс – персидский тори
Не знал важнее ремесла,
Чем резать глотки без числа,
Пока не объяснила Спарта
Ему, что значит «Ма§па СЬайа»;
Как диктовал указы Рим
Покорным данникам своим
И как полировал их нравы
Его огонь и меч кровавый.
 
 
Однако надо знать и честь, —
Примеров всех не перечесть, —
Но из плеяды знаменитой
Мы упомянем Билли Питта,
Что, как мясник, связав страну,
Распотрошил ее казну.
 
 
Все это слушала лисица
Как ревностная ученица.
Красноречивей сотни книг
Ей объяснил хозяин-виг,
Какой царит у нас порядок,
В чем наша слава, в чем упадок.
Она услышала, что зло
Добра немало принесло,
Поскольку жулики и плуты —
Творцы свободы пресловутой…
 

НИЧЕГО

 
С приветом я к вам посылаю
Пегаса – конька своего.
Спросите, чего я желаю,
И я вам скажу: ничего!
 
 
Простите беспечность поэта.
Дышу я – и только всего.
А шум деловитого света
Не стоит подчас ничего.
 
 
Процентщика мучат тревоги.
Червонец – его божество.
Но вот подведет он итоги —
И что же найдет? Ничего.
 
 
Отвешивать должен поклоны
Вельможа-старик для того,
Чтоб графской добиться короны.
А что ему в ней? Ничего.
 
 
Унылая ряса пресвитера —
Заветная цель одного.
Другой добивается митры.
А суть-то одна: ничего.
 
 
Влюбленному жизни дороже
На свете одно существо.
Но вот он женился – и что же
Нашел под тряпьем? Ничего.
 
 
Рифмует поэт беспокойный
И верит: его мастерство
Торжественных лавров достойно.
А что его ждет? Ничего.
 
 
Храбрится буян, угрожая,
Но тщетно его хвастовство,
И, кроме свирепого лая,
Не жди от него ничего.
 
 
Не верит поэту девица —
Ни просьбам, ни вздохам его,
Но скоро она убедится,
Что страшного нет ничего.
 
 
Ей по сердцу ласки поэта.
Упрямец достиг своего.
А что обещал ей за это?
По правде сказать, ничего…
 
 
Священник громит за неверие
С амвона ее и его.
Но попусту бьет артиллерия —
Поправить нельзя ничего.
 
 
Прощайте! У бурного моря
Я жду корабля своего.
И, если погибну я вскоре,
Что вам эта смерть? Ничего.
 
 
Останусь готовым к услугам
До смертного дня моего —
Коль есть у вас что-нибудь, – другом,
И другом, коль нет ничего!
 

ДВЕ СОБАКИ

 
Где в память Койла-короля
Зовется исстари земля,
В безоблачный июньский день,
Когда собакам лаять лень,
Сошлись однажды в час досуга
Два добрых пса, два верных друга.
 
 
Один был Цезарь. Этот пес
В усадьбе лорда службу нес.
И шерсть и уши выдавали,
Что был шотландцем он едва ли,
А привезен издалека,
Из мест, где ловится треска.
Он отличался ростом, лаем
От всех собак, что мы встречаем.
 
 
Ошейник именной, с замком,
Прохожим говорил о том,
Что Цезарь был весьма почтенным.
И просвещенным джентльменом.
 
 
Он родовит был, словно лорд,
Но – к черту спесь! – он не был горд
И целоваться лез со всякой
Лохматой грязною собакой,
Каких немало у шатров
Цыган – бродячих мастеров.
 
 
У кузниц, мельниц и лавчонок,
Встречая шустрых собачонок,
Вступал он с ними в разговор,
Мочился с ними на забор.
 
 
А пес другой был сельский колли,
Веселый дома, шумный в поле,
Товарищ пахаря и друг
И самый преданный из слуг.
 
 
Его хозяин – резвый малый,
Чудак, рифмач, затейник шалый —
Решил – кто знает, почему! —
Присвоить колли своему
Прозванье «Люат». Имя это
Носил какой-то пес, воспетый
В одной из песен иль баллад
Так много лет тому назад.
 
 
Был этот Люат всем по нраву.
В лихом прыжке через канаву
Не уступал любому псу.
Полоской белой на носу
Самой природою отмечен,
Он был доверчив и беспечен.
 
 
Черна спина его была,
А грудь, как первый снег, бела.
И пышный хвост, блестящий, черный,
Кольцом закручен был задорно.
 
 
Как братья, жили эти псы.
Они в свободные часы
Мышей, кротов ловили в поле,
Резвились, бегали на воле
 
 
И, завершив свой долгий путь,
Присаживались отдохнуть
В тени ветвей над косогором,
Чтобы развлечься разговором.
 
 
А разговор они вели
О людях – о царях земли.
 

Ц е з а р ь

 
Мой честный Люат! Верно, тяжкий
Удел достался вам, бедняжки.
 
 
Я знаю только высший круг,
Которому жильцы лачуг
Должны платить за землю птицей,
Углем, и шерстью, и пшеницей.
 
 
Наш лорд живет не по часам,
Встает, когда захочет сам.
Открыв глаза, звонит лакею,
И тот бежит, сгибая шею.
Потом карету лорд зовет —
И конь с каретой у ворот.
Уходит лорд, монеты пряча
В кошель, длинней, чем хвост собачий,
И смотрит с каждой из монет
Георга Третьего портрет.
 
 
До ночи повар наш хлопочет,
Печет и жарит, варит, мочит,
Сперва попотчует господ,
Потом и слугам раздает
Супы, жаркие и варенья, —
Что ни обед, то разоренье!
 
 
Не только первого слугу
Здесь кормят соусом, рагу,
Но и последний доезжачий,
Тщедушный шут, живет богаче,
Чем тот, кто в поле водит плуг.
А что едят жильцы лачуг, —
При всем моем воображенье
Я не имею представленья!
 

Л ю а т

 
Ах, Цезарь, я у тех живу,
Кто дни проводит в грязном рву,
Копается в земле и в глине
На мостовой и на плотине,
Кто от зари до первых звезд
Дробит булыжник, строит мост,
Чтоб прокормить себя, хозяйку
Да малышей лохматых стайку.
 
 
Пока работник жив-здоров,
Есть у ребят и хлеб и кров,
Но если в нищенский приют
Подчас болезни забредут,
 
 
Придет пора неурожаев
Иль не найдет бедняк хозяев, —
Нужда, недуги, холода
Семью рассеют навсегда…
 
 
А все ж, пока не грянет буря,
Они живут бровей не хмуря.
И поглядишь, – в конце концов
Немало статных молодцов
И прехорошеньких подружек
Выходит из таких лачужек.
 

Ц е з а р ь

 
Однако, Люат, вы живете
В обиде, в нищете, в заботе.
А ваши беды замечать
Не хочет чопорная знать.
Все эти лорды на холопов —
На землеробов, землекопов —
Глядят с презреньем, свысока,
Как мы с тобой на барсука!
 
 
Не раз, не два я видел дома,
Как управитель в день приема
Встречает тех, кто в точный срок
За землю уплатить не мог.
Грозит отнять у них пожитки,
А их самих раздеть до нитки.
Ногами топает, кричит,
А бедный терпит и молчит.
Он с малых лет привык бояться
Мошенника и тунеядца…
 
 
Не знает счастья нищий люд.
Его удел – нужда и труд!
 

Л ю а т

 
Нет, несмотря на все напасти,
И бедняку знакомо счастье.
Знавал он голод и мороз —
И не боится их угроз.
Он не пугается соседства
Нужды, знакомой с малолетства.
 
 
Богатый, бедный, старый, юный
Все ждут подарка от фортуны.
А кто работал свыше сил,
Тем без подарка отдых мил.
 
 
Нет лучшей радости на свете,
Чем свой очаг, жена и дети,
Малюток резвых болтовня
В свободный вечер у огня.
А кружка пенсовая с пивом
Любого сделает счастливым.
Забыв нужду на пять минут,
Беседу бедняки ведут
О судьбах церкви и державы
И судят лондонские нравы.
 
 
А сколько радостей простых
В осенний праздник всех святых!
Так много в городах и селах
Затей невинных и веселых.
Людей в любой из деревень
Роднит веселье в этот день.
Любовь мигает, ум играет,
А смех заботы разгоняет.
 
 
Как ни нуждается народ,
А Новый год есть Новый год.
Пылает уголь. Эль мятежный
Клубится пеной белоснежной,
Отцы усядутся кружком
И чинно трубку с табаком
Передают один другому.
А юность носится по дому.
Я от нее не отстаю
И лаю, – так сказать, пою.
Но, впрочем, прав и ты отчасти.
Нередко плут, добившись власти,
Рвет, как побеги сорняков
Из почвы, семьи бедняков,
 
 
Стремясь прибавить грош к доходу,
А более всего – в угоду
Особе знатной, чтобы с ней
Себя связать еще тесней.
 
 
А знатный лорд идет в парламент
И, проявляя темперамент,
Клянется – искренне вполне —
Служить народу и стране.
 

Ц е з а р ь

 
Служить стране?.. Ах ты, дворняжка!
Ты мало знаешь свет, бедняжка.
В палате досточтимый сэр
Повторит, что велит премьер.
Ответит «да» иль скажет «нет»,
Как пожелает кабинет.
 
 
Зато он будет вечерами
Блистать и в опере, и в драме,
На скачках, в клубе, в маскараде,
А то возьмет и скуки ради
На быстрокрылом корабле
Махнет в Гаагу и в Кале,
Чтобы развлечься за границей,
Повеселиться, покружиться
Да изучить, увидев свет,
Хороший тон и этикет.
 
 
Растратит в Вене и Версале
Фунты, что деды наживали,
Заглянет по пути в Мадрид,
И на гитаре побренчит,
Да полюбуется картиной
Боев испанцев со скотиной.
 
 
Неаполь быстро оглядев,
Ловить он будет смуглых дев.
А после на немецких водах
В тиши устроится на отдых
Пред тем, как вновь пуститься в путь,
Чтоб свежий вид себе вернуть
Да смыть нескромный след, который
Оставлен смуглою синьорой…
 
 
Стране он служит?.. Что за вздор!
Несет он родине позор,
Разврат, раздор и униженье.
Вот каково его служенье!
 

Л ю а т

 
Я вижу, эти господа
Растратят скоро без следа
Свои поля, свои дубравы…
Порой и нас мутит лукавый.
– Эх, черт возьми! – внушает черт. —
Пожить бы так, как этот лорд!..
 
 
Но, Цезарь, если б наша знать
Была согласна променять
И двор и свет с его отравой
На мир и сельские забавы, —
Могли прожить бы кое-как
И лорд, и фермер, и батрак.
 
 
Не знаешь ты простого люда.
Он прям и честен, хоть с причудой.
Какого черта говорят,
Что он и зол и плутоват!
Ну, срубит в роще деревцо
Ну, скажет лишнее словцо
Иль два по поводу зазнобы
Одной сиятельной особы.
Ну, принесет к обеду дичь,
Коль удалось ее настичь,
Подстрелит зайца на охоте
Иль куропатку на болоте.
Но честным людям никогда
Не причиняет он вреда.
 
 
Теперь скажи: твой высший свет
Вполне ли счастлив или нет?
 

Ц е з а р ь

 
Нет, братец, поживи в палатах —
Иное скажешь о богатых!
Не страшен холод им зимой,
И не томит их летний зной,
И непосильная работа
Не изнуряет их до пота,
И сырость шахт или канав
Не гложет каждый их сустав.
Но так уж человек устроен:
Он и в покое неспокоен.
 
 
Где нет печалей и забот,
Он сам беду себе найдет.
Крестьянский парень вспашет поле
И отдохнет себе на воле.
Девчонка рада, если в срок
За прялкой выполнит урок.
Но люди избранного круга
Не терпят тихого досуга.
Томит их немочь, вялость, лень.
Бесцветным кажется им день,
А ночь – томительной и длинной,
Хоть для тревоги нет причины.
 
 
Не веселит их светский бал,
Ни маскарад, ни карнавал,
Ни скачка бешеным галопом
По людным улицам и тропам…
Все напоказ, чтоб видел свет,
А для души отрады нет!
 
 
Кто проиграл в турнире партий,
Находит вкус в другом азарте —
В ночной разнузданной гульбе.
А днем им всем не по себе.
А наши леди!.. Сбившись в кучку,
Они, друг дружку взяв под ручку,
Ведут душевный разговор…
Принять их можно за сестер.
 
 
Но эти милые особы
Полны такой взаимной злобы,
Что, если б высказались вслух,
Затмить могли чертей и шлюх.
За чайной чашечкой в гостиной
Они глотают яд змеиный.
Потом, усевшись за столы,
Играют до рассветной мглы
В картишки – в чертовы картинки
Плутуют нагло, как на рынке,
На карту ставят весь доход
Крестьянина за целый год,
Чтобы спустить в одно мгновенье.
Бывают, правда, исключенья —
Без исключений правил нет.
Но так устроен высший свет…
 

 
Давно уж солнце скрылось прочь,
Пришла за сумерками ночь…
Мычали на лугу коровы,
И жук гудел струной басовой.
И вышел месяц в небеса,
Когда простились оба пса.
Ушами длинными тряхнули,
Хвостами дружески махнули,
Пролаяв: – Славно, черт возьми,
Что бог не создал нас людьми!
 
 
И, потрепав один другого,
Решили повстречаться снова.