Текст книги "Дивизия имени Дзержинского"

Автор книги: Самуил Штутман

Соавторы: Ринад Арибжанов,Евгений Артюхов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 35 страниц)

Гумелевский оценил нами проделанный труд, осознал свой недостаток и непонимание в автотехнике. Много было в книгу отзывов записано, было много внесено фотоснимков. Вскоре в отряд был прислан из главного управления автоброневых сил на политработу член ВКП(б) с 1916 г. тов. Алтухов, который умел хорошо говорить, был хорошим оратором. Быстро освоился и подружился с коллективом, и вскоре мы избрали Алтухова секретарем партийного бюро. Быстро стали налаживаться автозанятия и политучеба, постепенно стали сглаживаться ранее имевшиеся недостатки, которые тяготили нас, старых кадровых «броневиков». Вскоре совместно с командиром отряда были разрешены нам по воскресным дням увольнительные отпуска в город до девяти часов вечера. По воскресным дням, когда в клубе демонстрировались кинокартины для всех желающих, т. е. по платным билетам, наши товарищи из отряда стали знакомиться с посетителями, завязывалась дружба, знакомства, которые впоследствии перешли в близкие отношения, в настоящую любовь. Таким образом, многие из наших поженились, Игнатович, Дамбит, Пискунов, Лылин и многие другие живут с семьями по сей день счастливой жизнью, как говорится, душа в душу, и не нарадуются.

Несмотря на тяжелые 1922, 1923, 1924 годы, поженившиеся товарищи стремились демобилизоваться или уйти на учебу. На их место приходили молодые. В отряде с каждым годом становилось все меньше старых бойцов, к началу 1924 г. осталось не более 30%, и те готовились поступить в военные училища на учебу. Отряд стал жить мирной жизнью. Время и годы бежали быстро. Наш отряд обновлялся новым молодым пополнением примерно на 75%. Мой друг Стрункин, с которым мы вместе жили в комнате, поехал в отпуск в деревню и там женился, а вскоре демобилизовался по болезни. На его должность зав. продовольственным складом отряда назначили меня.

К концу 1922 г. и в последующие 1923—1924 гг. жизнь стала налаживаться. Повсюду начались работы по восстановлению разрушенного народного хозяйства республики и, главное, города Москвы. Автоброневой отряд за это время полностью заново восстановил свое автохозяйство. Все было отремонтировано и заново восстановлено. Старым бойцам бронеотряда без дела жить стало скучно, так как мы бездельничать не привыкли. Наша страна нуждалась в специалистах по восстановлению народного хозяйства. В феврале 1923 г. Конопко прибыл из Алтайского края, зашел в отряд навестить своих сослуживцев, старых отрядовцев, рассказал нам, как он организовал сельхозкоммуну, а сейчас приехал в командировку получать автомашины для коммуны, по указанию тов. Орджоникидзе он получил пять автомашин, вот машины есть, а водителей нет, и в коммуне нет водительского состава и большая нужда – нет слесарей, кузнецов. Он приглашал Соколовского и мне несколько раз предлагал поехать с ним в Алтайский край работать в качестве начснаба во вновь организованную им коммуну. Многие ранее демобилизовавшиеся поехали с ним работать в коммуну. В то время в Москве была страшная безработица, биржа была переполнена безработными. В начале 1923 г. в отряде было более свободно с отпусками, поженившимся предоставлялись льготы и разрешалось проживание с женой в отряде или за пределами отряда у жены, по ее месту жительства, в пределах Москвы.

Игнатович, Лылин, Несмеянов, Катона, Соколовский поселились с женами на территории отряда, а Богданов, Урбан, Станкевич, Матусса, Алешин и другие перешли жить к своим женам и вскоре демобилизовались. Оставшиеся, на них глядя, стали писать рапорты на имя командира ОСНАЗа Кобелева, Аверьянову с просьбой об увольнении из отряда или демобилизовать по болезни. И так в течение 1922—1923 гг. в отряде началась постепенная демобилизация старшего возраста. Попов, Соболь, Пискунов, Дамбит, Каспорет и много других товарищей, которым давно срок демобилизации истек, старались поступить на учебу. Стало известно о том, что автоброневой отряд в скором времени переводится с Садово-Черногрязской на казарменное положение в Покровские казармы. Нам многим известна была казарменная жизнь. Да и кому же хочется уходить из такого прекрасного особняка опять в старые бывшие царские загрязненные казармы? К этому времени в отряде оставалось очень мало «старых добровольцев». Оставались Алексеев, Несмеянов, Кищук, Архипов, я – Волков, пом. командира по техчасти Соколовский, ряд других товарищей – основателей автобронеотряда, участников двух войн: Первой мировой и Гражданской.

В конце 1922 г. я познакомился с девушкой, которая проживала в доме по соседству с отрядом. В начале нашего знакомства в свободное время мы встречались по воскресеньям в нашем клубе на просмотрах кинокартин. Иногда и в другие свободные дни, которых так было мало. Она работала в управлении железнодорожного транспорта. Девушка понравилась мне своей скромностью, простотой, в то же время была строга, сурова во взглядах и разговорах, любила справедливость. Такие были у нее качества, за это я ее уважал и в то же время полюбил, как самого близкого друга и товарища, с которым как будто были знакомы много лет. Во время наших встреч мы всегда были рады друг другу. Встречи продолжались. Каждая встреча постепенно нас сближала, мы стали чаще встречаться. Как будто полюбили взаимно друг друга. Каждая наша встреча меня заставляла все больше задумываться о многом, если бы наша дружба осталась бы навсегда, это было бы совсем хорошо. Это было бы счастьем для меня. Но одного я не мог забыть: о пережитом, о тяжелых ранах, полученных в Первой мировой и Гражданской войнах, которые оставили мне неизлечимую рану, которая осталась на всю мою жизнь. Все же я старался избавиться от этого. При наших встречах старался быть жизнерадостным, веселым. Неоднократно я встречался с ее матерью, бывал в их квартире. Ее мать, рабочая-ткачиха шелкоткацкой фабрики, ныне фабрика «Красная Роза», – скромная, простая работница, с доброй душой, но со странным характером. Мне нравилась ее строгость. Она, как мать, замечала, что я ухаживаю за ее дочкой. Это было действительно так, я был не уверен в их согласии, видя мою неполноценность. Как только я об этом вспоминал, тут же сразу во мне появлялась мысль о моем недостатке и зачем я пришел, без приглашения. Темы разговоров были разные, но о женитьбе и не было разговора. Старался не затрагивать этого вопроса, так как для этого у нас не было повода. Жизнь и время создавали большие трудности для совместной жизни, а их было много, неопределенно они возникали на каждом шагу, но это не мешало нашей дружбе. Настал 1924 год. Я бы назвал его годом переломным в моей жизни. Я много думал, как дальше мне продолжать свою дальнейшую жизнь. Жить так, в отряде, нельзя. Впереди не было у меня никаких перспектив для повышения знаний. И, откровенно говоря, все окружающее, одно и то же, стало сильно надоедать. Я стал чувствовать себя угнетенным, стал много задумываться, искать новые пути к самостоятельной жизни с тем, чтобы стать в ряды полноценных товарищей и быть полезным человеком, приносить пользу новому обществу. Для этого нужны были знания. Во-первых, быть грамотным, а я имел трехлетнее, да и то незаконченное сельское образование; и этого было недостаточно. Я считал необходимым его восполнить, не теряя времени, поступить на общеобразовательные курсы и хотя бы получить неполное среднее образование. Без образования, считал, жить будет трудно. Шел 1924 год, после празднования 1 мая я окончательно решил заняться учебой, которая не выходила из моей головы. На свое здоровье я не обращал внимания, чувствовал, вроде все в порядке, и думал, все будет хорошо.

Примерно в июне или в июле проходил очередной медосмотр. Во время прохождения врачебно-контрольной комиссии много мне задавали вопросов. Больше всего мной интересовался невропатолог, он тщательно осматривал меня, после осмотра заявил: «Мне не нравится ваша нервная система, заниматься учебой рановато, и даже категорически вам запрещаем. Вам надо лечиться, а не учиться. Вам не зря установили вторую группу инвалидности с назначением пожизненной пенсии в размере 30 руб. 85 коп.». Относительно же учебы, так и не довелось мне поступить на общеобразовательные курсы. Вместо курсов рекомендовали мне изменить обстановку и лучше оставить военную службу. После такой врачебной рекомендации и совета я снова стал им мало верить. Но их совет, как говорится, накручивал себе на усы, которых у меня не было. Подумал о демобилизации. Но в Москве в те времена была безработица. Московская биржа была переполнена безработными. Но меня это почему-то не страшило, рассчитывал устроиться в пекарню, т. к. я из пекарни уходил на военную службу. Временно поживу у братьев, которые проживали в Москве и имели жилую площадь. С этой стороны я был обеспечен. В июне 1924 г. я демобилизовался из рядов Автобронеотряда им. Я.М. Свердлова. Выдали мне, как и всем демобилизованным, комплект нового обмундирования: гимнастерку с малиновыми петлицами, шерстяные брюки, две пары нового белья, шинель, ботинки с гетрами. И самое дорогое, что в то время для меня было, – это, как исключение, я получил месячный продовольственный паек: сахар, чай, крупы, мясные консервы. В общем, получил все, что положено для суточного питания. Вместо хлеба выдали муку. Пенсию выдали за два месяца. Выданные мне продукты были доставлены по адресу моего места жительства: Яузский бульвар, дом 11.

Около двух месяцев прожил я на квартире брата, ничего не делая. Я два-три раза в неделю ходил в горком партии, добиваясь посылки меня на работу. Вот так я и узнал, что такое безработица и как в то время было трудно жить рабочему без работы. Потом в горком партии стал я ходить ежедневно. По-видимому, я так им надоел и обычно слышал один и тот же ответ: «Ну зачем же вы сегодня опять пришли? Мы вас вызовем». Не ожидая их вызова, я усиленно добивался работы. В первых числах ноября все же я добился путевки для переговоров в Московский союз потребительских обществ. Я был направлен в отдел хлебопечения, где получил отказ. Отделу хлебопечения требовались булочные подручные, а другого ничего не было. Так и было мне сказано. Ни с чем вернулся в горком. Время было позднее, обратно вернул путевку, просили зайти завтра с утра. Пришел, как было сказано. В отделе кадров горкома было заготовлено письмо в запечатанном конверте, адресованное на имя председателя МСПО, лично тов. Сорокину. Что было в нем написано, не знаю. Тут же тов. Сорокин позвонил зав. отделом хлебопечения Ульяновскому, у которого я был вчера, и сказал: «Сейчас зайдет к вам тов. Волков, бывший булочник, ранее работавший у Филиппова». В заключение разговора было ему сказано: «Предлагаю принять», а на путевке написал: «Принять. Сорокин». Ульяновскому подаю подписанную путевку горкома. Ульяновский с ехидной улыбкой предложил мне две должности. Одна из них ответственного дежурного в 4-й пекарне по приему готовой продукции, и вторую должность – старшего продавца кондитерского отделения этой же пекарни. Предложенная работа была ответственная и в то же время тяжелая для меня и трудная, но знакомая. Та и другая работа связаны все время с движением, а я не так хорошо еще привык ходить на протезе. Несмотря на свои трудности, дал согласие пойти работать в магазин старшим продавцом. Вспоминая сейчас, даже становится страшно думать и рассказывать, с каким трудом и болью в душе было дано согласие. Но меня это не устрашило, так как я привык к трудностям.

Среди булочников, кондитеров много было бывших меньшевиков, эсеров, анархистов. Встречались они и в 4-й пекарне и, конечно, подсмеивались над коммунистами. Нас в пекарне было всего девять человек. Вскоре меня избрали секретарем партячейки. Партийное бюро выдвинуло меня членом комиссии по строительству 1-го хлебозавода на территории 4-й хлебопекарни, на Валовой ул. Пекарни частных хозяев из-за неисправности печей, пекарных помещений и отдельных цехов закрывались и передавались в распоряжение МСПО. С каждым днем увеличивалось количество таких пекарен. В Москве их было много. Это приводило к резкому сокращению хлебобулочных изделий. Весь процесс работы происходил ручным способом. Ввиду недостатков печного хлеба в Москве горком партии предложил МСПО увеличить выпечку хлебобулочных изделий. Встал вопрос о срочных и восстановительных ремонтах бывших заброшенных пекарен. Недалеко от 4-й пекарни, на Коровьем валу, стояла в заброшенном состоянии бывшая первая городская хлебопекарня. Это была самая большая пекарня в Москве, она имела 48 хлебобулочных печей, но которые были в полуразрушенном состоянии. В самом помещении был размещен конный парк и конюшни, эта пекарня имела прозвище Кобелий двор. В мае 1925 г. на бюро замоскворецкого райкома ВКП(б) было предложено МСПО в Замоскворецком районе построить хлебозавод, срочно приступить к восстановлению бывшей первой городской пекарни по Коровьему валу: предложить конному парку выехать в трехдневный срок, освободить помещение пекарни от имеющегося имущества. Партбюро и местком выдвинул мою кандидатуру заведующим по восстановительному ремонту первой городской пекарни. Партбюро, местком заверили меня, что во всем будут оказывать мне непосредственную помощь в повседневной работе. Замоскворецкий райком поддержал мое выдвижение. Зав. отделом хлебопечения о моем назначении в райкоме не возражал, не возражал и его заместитель по кадрам Огородников, с которым я работал булочным подручным до призыва в 1913 г.

Огородников в то время работал булочным пекарем в бывшей пекарне Филиппова. Какое могло быть совпадение! Я подумал: опять попал в нехорошее подчинение. Но Огородников не признался. Я напомнил ему, что мы вместе работали у Филиппова. «Вы булочным пекарем, а я булочным подручным». Но он не вспомнил это. Тогда я ему привел второй случай встречи: когда, встретившись на вокзале в г. Серпухове, вместе нанимали ямщика, он ехал к себе в село Гурьево, а я на призыв. Сказал ему: «Подумай хорошенько, может, вспомнишь!» Я ушел. Выходя из помещения, подумал, почему же он не признался и ни о чем со мной не поговорил о прошлом, настоящем? А могло бы быть много разговоров! Он мог бы помочь мне своим советом, видя по моим документам, что я недавно демобилизовался из армии и что я принимаю на себя такую непосильную восстановительную работу, не имея хозяйственного опыта. У меня сразу явилась мысль – тяжеловато мне с ним придется работать. Вся надежда была на партком пекарни. Моим помощником был выдвинут Васильев, член месткома, беспартийный, бывший хлебный пекарь, хорошо знающий построение хлебных и булочных печей. До войны он работал в этой пекарне хлебным пекарем и хорошо знал эту пекарню. Мы совершенно были незнакомы и не знали друг друга. Мне как члену партии, а ему как беспартийному доверили и поручили восстановительные работы по ремонту пекарни.

В начале мая была создана приемочная комиссия по приему пекарни от конного парка. Здание пекарни занимало целый квартал Коровьего вала. Внутри помещение было непохоже на бывшую пекарню. Все было загромождено и завалено мусором, навозом и кирпичным щебнем. Некоторые печи были совершенно разрушены. Посередине пекарни стоял разбитый остов парового котла. Внутри помещения было много птичьих гнезд, летали и кричали ласточки, галки, воробьи, ворковали голуби, как будто ругали нас, чувствуя, что мы пришли их выселять. Итак, пекарня была принята. Приемочная комиссия предложила заведующему конным парком помещение пекарни освободить к 10 мая, складское помещение не позднее 15 мая 1925 г. Здание пекарни комиссия приняла в течение одного дня. Все было закончено, комиссия подписала приемочный акт, подписала и пожелала нам успеха в проведении скорейшего ремонта. Прощаясь, пожали руки друг другу, и комиссия на этом закончила свое дело. Для меня и моего помощника оставила нам на память один экземпляр акта бывшего кобыльевого двора пекарни. На следующий день, не теряя ни минуты, стали требовать немедленно освободить помещение, ускорения составления сметы на все строительные работы по ремонту пекарни. Много пришлось поработать в эти дни. Пришлось настойчиво требовать к завозу строительных материалов и рабочих специалистов у 1-го хлебозавода. В ремонте много приходилось перестраивать заново, так был заново построен паровой котел, сделана паронефтяная топка. К 1 октября все восстановительные работы были закончены. Печи опробованы. Проведена выпечка ржаного хлеба и булочных изделий. Пекарня была принята комиссией и сдана в эксплуатацию. С 1 ноября пекарня начала работать на полную мощность, и она получила порядковый номер 18-й.

Жизнь моя пошла своим чередом. С начала апреля 1924 г. и до половины 1926 г. у меня было много трудных моментов, которые постепенно изживались в повседневном труде. Жизнь моя постепенно улучшилась. В этом, 1925 году, совершились три в моей жизни перемены: во-первых, я устроился постоянно работать, во-вторых, получил жилплощадь – отдельную комнату с удобствами, и третье – это событие, по-моему, было самое важное и главное: осуществилась наша долгожданная мечта трехлетней дружбы, мы поженились, началась самостоятельная радостная жизнь, которая продолжается сорок третий год, то есть до настоящего дня. В 1929 г. у нас родилась дочка. Мы ее назвали Надеждой. Наша Надя окончила Московский институт инженеров транспорта. Мы живем душа в душу, любим, уважаем друг друга.

В начале восстановительного и окончательного ремонта мною были сфотографированы все работы процесса ручного труда: приготовление теста, т. е. мешание его, выпечка ржаного хлеба и других булочных изделий. Временами просматриваю фотографии, вспоминаю и сравниваю прошедшие 37 лет. Сколько приходилось затрачивать человеческого труда на одну выпечку! И так работали повсюду рабочие хлебобулочной промышленности до 1930-х гг. Так я проработал заведующим 18-й пекарней МСПО до конца декабря 1930 г. Ныне 18-я пекарня именуется заводом по выпечке кондитерских изделий им. М. Горького.

По рекомендации райкома партии я перешел на работу в лечебную комиссию при МК ВКП(б). 18-ю пекарню сдал своему помощнику тов. Васильеву Г.В., который был назначен заведующим пекарней. Тов. Васильева в 1927 г. приняли в партию. С 1 января 1931 г. по август 1934 г. я работал помощником секретаря лечебной комиссии при МК ВКП(б) по обслуживанию партийного и советского актива гор. Москвы и области. В те годы лечебную комиссию возглавляли нештатные работники. Зарплату получали ответственный секретарь и помощник секретаря лечебной комиссии. Председателями были и возглавляли лечебную комиссию старые члены партии: тт. Филер, Лепешинский, Шиллерт, Емельян Ярославский, Литвин-Седой. В 1934 г. постановлением Народного комиссариата здравоохранения РСФСР об упорядочении работы в лечебных комиссиях и учреждениях должны были возглавить лечебные комиссии люди, имеющие медицинское образование с определенным стажем врачебной деятельности. Согласно постановлению в конце 1934 г. моя должность упразднилась как неимеющего медицинского образования. Я был переведен на другую работу – управляющим делами ЦК Союза сельхозмашиностроителей во Дворец труда. Здесь я работал с сентября 1934 г. по ноябрь 1937 г. до переезда ЦК Союза в гор. Харьков. Согласно постановлению ЦК партии профсоюзы должны быть ближе к производству. В Харьков я не поехал и был райкомом направлен в деткомиссию ВЦИК в распоряжение тов. Семашко, который назначил меня директором базы Кожтекстильторга по снабжению детских домов, колоний. Заведывал базой я до конца, до ликвидации деткомиссии и базы в 1939 г. Райком партии по моему желанию направил меня в распоряжение хлебобулочного комбината. Комбинат меня направил заведующим 38-й пекарни высокосортных изделий (Трубная ул.). В 38-й пекарне я проработал до начала Великой Отечественной войны 1941 г. Был эвакуирован из Москвы как инвалид-пенсионер в Ташкент. Здесь я работал с 1941 г. по 15 октября 1943 г. управляющим делами Наркомата социального обеспечения Узбекской ССР. В то же время был председателем бытовой комиссии инвалидов Отечественной войны одного из крупных районов гор. Ташкента. На одном из совещаний среди заместителей начальника особого отдела тов. Турдыева, с которым я работал, меня заинтересовала знакомая фамилия Дамбит А.К. По окончании совещания я спросил тов. Турдыева о Дамбите А.К. «Если это тот, то мы вместе служили в одном Автоброневом отряде им. Я.М. Свердлова ВЧК-ГПУ». Рассказал о внешнем виде. Тов. Турдыев ответил мне: «Это наш командир эскадрильи тов. Дамбит, очень хороший специалист». Товарищ Турдыев снимает телефонную трубку. «Мы сейчас узнаем». – «Дамбита нет, – ответили. – Будет не скоро». Звонит по второму телефону, сообщили: точно, он служил в Автоброневом отряде ВЧК-ГПУ. Вот его телефон. На следующий день, придя на работу, позвонил по телефону. Ответ: «Дамбит у телефона». – «Очень приятно, с вами говорит Волков». – «Какой?» Небольшая пауза. Говорю: «Крестьянский сын, точно». – «Откуда ты взялся?» – «Из наркомата». Разговор был недолгим, но радушным. «Запиши мой адрес, завтра приезжай обязательно, есть о чем поговорить». Действительно, разговоров было много. На следующее утро встретил жену Несмеянова, рассказал, что видел вчера Дамбита. Она так и ахнула: «Он живой?.. А это была у нас с ним первая встреча за 19 лет». 15 октября 1943 г. я по получении пропуска из Ташкента уехал в Москву, а тов. Дамбит остался в Ташкенте.

По прибытии в Москву как положено зарегистрировался, встал на учет, получил продкарточки и 3 ноября 1943 г. поступил на работу в лечебную комиссию при МК ВКП(Б) помощником заведующего спецсектора по хозяйственной части и заведующим складом медицинского оборудования и мягкого инвентаря по оборудованию спецсанаторий, поликлиник и домов отдыха. На этой должности я проработал в спецсекторе с 3 ноября 1943 г. по 30 ноября 1958 г. Ввиду слияния двух складов, сокращения подсобных рабочих я ушел по собственному желанию на отдых, на пенсию.

В 1959 г. в санатории Кемери я встретился с Пискуновым и Дамбитом, и вновь восстановилась наша старая дружба. В 1959 г. я снова включился в общественную работу комиссии содействия по месту своего жительства. С 1960 г. я работаю членом товарищеского суда, также третий раз избираюсь в нарсуд.

После Гражданской войны наше поколение принимало активное участие в восстановлении разрушенного народного хозяйства, в индустриализации страны, коллективизации сельского хозяйства. Именно старшее поколение обеспечило вам хорошую жизнь и возможность учиться и работать и трудиться на благо общества.

В конце 1919 г. за боевые заслуги в годы Гражданской войны я награжден боевым орденом Красного Знамени, почетным боевым оружием «браунинг» с надписью: «Герою Автоброневого отряда им. Я.М. Свердлова. От президиума ВЧК-ГПУ», тремя медалями: «За оборону Москвы», «За доблестный труд в Великой Отечественной войне» и «Восьмисотлетие Москвы».

Бывший пулеметчик Автоброневого отряда им. Я.М. Свердлова, член КПСС с 1919 г., персональный пенсионер союзного значения

(Волков Даниил Никифорович)