Текст книги "Нейлоновая шубка"

Автор книги: Самуил Шатров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Новелла о знатном свиноводе АФАНАСИИ КОРЖЕ

Глава шестая

КАРЬЕРА МАЙОРА. ВСТРЕЧА С ГЛАШЕЙ. ДЕБАТЫ О МАНУФАКТУРЕ

Перечень владельцев нейлоновой шубки был бы не полным, если бы мы не упомянули имени Афанасия Коржа. Офицеру Коржу пророчили блестящую карьеру, хотя, как впоследствии выяснилось, судьба не вложила в его вещевой мешок ни маршальской звезды, ни генеральских погон.

Корж демобилизовался из армии в чине майора и поехал в родную Тимофеевку. Месяц он отдыхал, приглядывался к колхозным делам. Затем объявил о своем желании стать свинарем.

Такое решение никого не удивило в Тимофеевке. Зато оно поразило господина Хольмана, специального корреспондента иллюстрированного еженедельника. Хольман недоумевал. Он прикидывал на свой лад, мерил своей меркой. «Например, – думал он, – разве в нашей стране офицер бундесвера мог стать добровольно свиноводом? Конечно, нет! Такой кульбит в биографии свидетельствовал бы о гибели надежд, репутации, о крушении карьеры!

Между тем в стране большевиков утверждают, что взлет Афанасия Коржа начался именно с той минуты, когда он сообщил о рекордных привесах на ферме».

Ганса Хольмана не мистифицировали. Афанасий Корж, став мастером свинооткорма, действительно получил всесоюзное признание. О нем писали в газетах, ему посвящались специальные радиопередачи, за ним азартно гонялись кинодокументалисты.

В Москву Корж приехал на Выставку достижений народного хозяйства. Вместе с другими экспонатами ферма тимофеевского колхоза прислала могучего Яхонта – одного из четвероногих питомцев знатного животновода. Яхонт, кстати, тоже поразил воображение журналиста из ФРГ.

Покончив с выставочными делами, Афанасий Корж решил погостить несколько дней в столице, побывать в театрах, в Третьяковке, сделать необходимые покупки.

Итак, отбившись от всеведущих репортеров, прославленный свиновод вышел из гостиницы «Москва», спустился в подземный переход и, выйдя на поверхность, проследовал по улице Горького. У Малого Гнездниковского он столкнулся лицом к лицу с тетей Глашей.

– Господи, твоя воля! – воскликнула домработница стоматолога. – Никак Афанасий, тетки Коржихи сын!

– Он самый!

– Вырос-то как!

– Есть немного, – подтвердил свиновод.

Тетя Глаша пустила слезу и не преминула, как полагается в таких случаях, вспомнить, что однажды Афонька, будучи на ее, Глашиных, руках, испортил ей по причине малолетства новое платье из маркизета.

– А ведь платье можно откупить! – смеясь сказал Корж.

– Откупишь, жди! – ответила Глаша. – Небось сам за манафактурой приехал!

– Не совсем за мануфактурой.

– Толкуй! В Тимофеевке манафактуры нет. Это уж я точно знаю!

– Кто вам сказал?

– Люди говорили.

– Да мануфактуры у нас завались!

– Так и завались.

– Ей-богу!

– Врешь все!

– Зачем же мне врать?

– Партейный ты, вот и агитируешь. В колхоз заманываешь!

– Как это заманываю?

– Завлекаешь, значит. Палочки отрабатывать.

– Вы когда, тетя Глаша, из колхоза драпанули?

– Почитай, лет десять будет.

– Отстали вы, тетя. К нам теперь сами в колхоз просятся. Возвращенца берем с разбором.

– Так уж и с разбором?

– Вы знаете, сколько нынче колхозник зарабатывает? В Тимофеевке все же перевернулось.

– Так и перевернулось?

– Не узнаете Тимофеевки!

– Так и не узнаю?

– Вы где здесь работаете?

– У одного живодера, чтоб ему корни повылазили!

– Сколько же он платит вам?

– Триста рублей, чтоб ему челюсти своротило. На праздники хозяйка манафактуру дарит, – сказала Глаша, маниакально блестя глазами, – мадаполам, сжатый ситец по одиннадцать рублей метр, а бывает и эпонж…

– Ну и чудачка вы, Глаша! Что вам за выгода? Наши доярки меньше полутора тысяч не получают.

– Так я тебе и поверила!

– Вы дочку вдовы Солодкой знаете? Она себе «Москвича» купила с заработков на ферме.

– А самолет она не купила?

– Как говорил один мой друг-украинец: «Щоб мене грим убив и блискавка спалила!»

– А Федя Акундин машину не купил ? – тихо спросила Глаша.

Глаза у нее затуманились. Федор Акундин был старой любовью тети Глаши. В свое время он коварно пренебрег ею. С тех пор любовная заноза навек осталась в верном Глашином сердце.

– Сбился с пути Федя, – сказал Корж. – Горб на животе отращивает. Одним словом, дармоед!

– Так и дармоед?

– Лодырь! Ему бы в колхозе работать, а он шабашничает.

– Партейный ты! – повторила Глаша. – Всех в колхоз вербуешь!

– Да я беспартийный, – сказал Корж.

– Все равно в колхоз я не пойду! Мне и у хозяина хорошо, – сказала Глаша и с редкой непоследовательностью добавила: – Чтоб у него в каждом зубе дупло образовалось! Чтоб ему все зубы без наркоза повыдергивали!

Так и не разубедив землячку, Афанасий Корж начал прощаться, предварительно осведомившись, в каком из московских магазинов лучше подыскать подарок жене. Этот невинный вопрос окончательно убедил Глашу, что на селе мануфактуры нет, что Афанасий прибыл в столицу за штапелем и что она хорошо сделала, не поддавшись агитации.

– Не выгорело, не завербовал! – сказала она. – Ладно, я на тебя злобы не имею. Зайди в комиссионный магазин. Там мой хозяин, чтоб ему на том свете черти коронки пообломали, самые лучшие вещи покупает.

И Афанасий Корж направился в комиссионный магазин.

Глава седьмая

ОТ А И ДО КОНЦА АЛФАВИТА. ЖИЛИ ЛИ НА ЗЕМЛЕ BЕРОНЕЗЫ? НОСЯТ ЛИ В ДЕРЕВНЕ УШКУЙНИКИ? ШУБКА МЕНЯЕТ ХОЗЯИНА

Поэт-переводчик Александр Себастьянов слыл среди родных и знакомых удачливым человеком. Он никогда ни в чем не нуждался. Он жил как хрестоматийная птичка, без особых забот и труда. Его имя неправомерно часто появлялось на страницах периодической печати. Он переводил с аварского,

болгарского,

венгерского,

греческого,

дунганского и так далее до конца алфавита.

Ни на одном из этих языков Себастьянов не говорил, не читал и не писал. Он о них понятия не имел. Впрочем, и русский он знал в объеме неполной средней школы. Переводчика-полиглота спасали подстрочники, версификаторские способности и непобедимое нахальство.

В редакциях его любили литературные консультанты. Несмотря на свои пятьдесят лет, Себастьянов разыгрывал этакого милого, добродушного, свойского рубаху-парня. Он был неизменно весел, всегда имел в запасе свежий анекдот, непритязательную шутку, литературную сплетню. Рассказывал он с неподражаемым мастерством. Рассказывал намного лучше, чем писал. Его охотно слушали уставшие от графоманов консультанты.

Собратья по перу утверждали, что Себастьянов, подобно танку, обладает повышенной проходимостью. Он легко преодолевает все редакционные рвы, ежи и надолбы, выставленные против литературных дельцов.

Только один раз, из-за опечатки в подстрочнике, поэт влип в поганую историю. Он сдал в редакцию одного ведомственного журнала стихи с пометкой: «Перевод с веронезского».

Секретарь редакции поинтересовался, народ какой страны говорит на веронезском языке.

– А разве вы не знаете? – уклончиво ответил Себастьянов. – Веронезы испокон веков говорят на веронезском!

– В первый раз слышу! Возможно, здесь имеются в виду ирокезы? – сказал секретарь, припоминая, что в детстве он читал у Фенимора Купера про этих воинственных индейцев.

– Ирокезы совсем другое, – с апломбом сказал Себастьянов. – Ирокезы даже не этническая ветвь веронезов.

– А кто они?

– Как «кто»?

– Ну где живут ваши веронезы?

– Почему мои, – пытался отшутиться Себастьянов. – Они такие же мои, как и ваши.

– Не будем пререкаться, – сухо сказал секретарь.

«Подлецы переводчики, – тревожно подумал Себастьянов, – дали слепой подстрочник, и я, видно, сильно поднапутал».

– Так где же живут веронезы? – повторил свой вопрос дотошный секретарь, учуяв неладное!

– Известно где, – сказал Себастьянов, бросаясь со стометровой вышки в ледяную воду. – В Гондурасе живут. – И с отчаянием добавил: – И еще на островах Пасхи. Но там их осталось совсем мало. Испанские завоеватели их перебили. Вот сволочи!

Секретарь редакции не поверил в трагическую судьбу веронезов. Вопрос о них перешел в группу проверки. Группа связалась с географическим обществом, которое сообщило, что на земном шаре в последние тридцать миллионов лет веронезы не проживали.

Дело запахло скандалом. Прижатый к стене полиглот быстро превратил все в шутку и попросил редакцию извинить его за беззлобную мистификацию.

История с веронезами умерла в стенах журнала. Переводчик продолжал процветать, снабжая свою Киру Степановну необходимыми денежными знаками. Они тратились на поддержание семейного декорума и тряпичное оборудование поэтовой супруги.

Отправляясь в очередной рейд по магазинам, Кира Степановна брала с собой мужа. Он выполнял роль торгового советника и консультанта по модам, в которых разбирался лучше, чем в стихах.

Себастьянов и Кира Степановна были своими людьми в комиссионном магазине.

На этот раз они пришли по телефонному звонку Матильды Семеновны.

– Какую мы вам штуку припасли – пальчики оближете! – сказал Веня-музыкант, извлекая из-под прилавка нейлоновую шубку.

– Боже, что за прелесть! – воскликнула супруга полиглота, не в силах сдержать красивых эмоций.

– Шик-модерн! – подбросила из своего угла Матильда Семеновна.

– Эпохальная шуба! – подтвердил Веня.

– В ней что-то есть, – согласился Себастьянов.

Вся ширококостная, приземистая фигура Киры Степановны с чуть кривыми массивными ногами дрожала от нетерпения. Ее и без того бегающие глазки шныряли по нейлону с таким вожделением, что психолог Веня тут же решил накинуть пару сотен.

Афанасий Корж остановился в дверях фанерного закутка как раз в тот момент, когда поэтова жена натягивала на свои могучие плечи серебристое чудо.

Сверхпрочный нейлон затрещал по всем швам.

– Снимай! – сказал Себастьянов. – Она тебе явно мала.

– А может быть, сойдется? – с надеждой спросила Кира Степановна, пытаясь запахнуть полу.

– Нет, уж лучше сними! – сказал муж, боясь как бы им не пришлось заплатить за испорченную вещь.

– А если расставить спинку? – чуть ли не со слезами сказала Кира Степановна.

Поэт опустился на одно колено, отвернул полу и авторитетно заявил:

– Нет запаса!

– Просто как с кожей сдираешь, – сказала вконец опечаленная Кира Степановна, снимая шубку. – Подумайте только, Матильдочка, как мне не везет. У нас есть свободные деньги. Муж получил гонорар за переводы с кара-калпакского, тувинского и языка хинди.

– Видно, не судьба! – сказал Веня и хотел было спрятать шубку под прилавок, как раздался голос Коржа:

– А ну-ка, друг, покажи эту вещь!

Веня-музыкант удивленно поднял голову. Занятый Кирой Степановной, он не заметил появление Коржа.

– Шубка вам не подойдет, – сказал Веня.

– Подойдет или не подойдет, это мне знать! – ответил Корж.

Веня оглядел фигуру Афанасия Коржа и по его чуть обуженному синему шевиотовому пиджаку, по широким брюкам, по затейливо вышитой гуцулке и, наконец, по буро-кирпичному загару, покрывавшему лицо, шею и руки, безошибочно определил в пришельце сельского жителя.

– Вы никак с периферии? – с мнимой дружелюбностью осведомился Веня.

– Из колхоза, – подтвердил Корж, все еще любуясь шубкой.

– Зачем же вам такое манто? – ехидно спросила Матильда Семеновна, подмигивая Себастьянову.

– Как зачем? Чтоб носить!

– Таких элегантных вещей деревня не носит!

– А что, по-вашему, она носит?

– Зипуны, поддевки, ватники.

– Полушалки, – вспомнил поэт.

– Ушкуйники, – добавила образованная Кира Степановна.

– А подойников там не носят? – спросил Корж.

– Не острите, – сказала Матильда Семеновна. – Подойники – это такое корыто, куда сливают молоко. Мы знаем. А вот короткие плюшевые жакеты там в большой моде.

– Приятно встретить людей, которые так хорошо знают колхозную жизнь, – сказал Корж, начиная злиться.

– Вы хотите сказать, что я оторвался от действительности? – сварливо спросил Себастьянов.

– Не будем пререкаться, – примирительно сказал Веня. – Я думаю, что представителю сельской интеллигенции манто не подойдет по цене.

– А сколько оно потянет карбованцев?

– Пять тысяч!

– Крепко! – сказал Корж.

– А вы думали отхватить шубку за сотню? – заколыхалась на своем табурете Матильда Семеновна.

– Крепкая цена, ничего не скажешь! – повторил Корж.

– Послушайте моего совета, товарищ колхозник, – сказала Матильда Семеновна. – Пойдите на Тишинский рынок и там в палатке купите жене хорошее грубошерстное пальто за какие-нибудь триста рублей. Дешево и сердито!

– Спасибо, – сказал Корж, – а я было начала думать, что моей жене можно и манто надеть.

Веня пригляделся к профилю Коржа, и ему почудилось, что где-то он видел этого человека. «Только где?» – мучительно начал припоминать завмаг.

– Вы все хорошо объяснили, но на Тишинский я не пойду, – сказал Корж.

– Это уж ваше дело! – ответила Матильда Семеновна.

– Хотите, я продам вашей жене модное пальто? – вмешалась Кира Степановна. – Я носила его всего один сезон.

– Эффектный фасончик, – сказал поэт. – Снизу чуть расклешено, рукава японкой…

– Японкой – это уже интересно, – сказал Корж.

– На нем ни единого пятнышка, оно почти новое…

– Жена прекрасно носит вещи, – поспешил заверить поэт.

– Приятно встретить отзывчивых людей, – сказал Корж.

– Мы всегда рады помочь, – засуетилась поэтова жена, предвкушая выгодную сделку.

– Мы рады помочь представителю колхозного крестьянства, – уточнил поэт…

– За помощь спасибо! – поклонился Корж и неожиданно заключил: – Заверните манто!

– Завернуть недолго, – зло сказала приемщица. – Хватит ли у вас денег?

– Где касса? – спросил Корж, кладя на прилавок тугой, видавший виды планшет.

– Поглядите только, что делается на свете! – закричала Матильда Семеновна. – Сначала дорогие колхознички дерут с нас три шкуры за молоко, а потом набивают свои сундуки нейлоном!

– Хорошее высказывание! – кивнул головой Корж. – Оно способствует дружбе города с деревней. Приятно видеть за прилавком такую политически образованную даму.

– Это я необразованная?! Как вам нравится этот лектор научных и политических знаний! – возмутилась Матильда Семеновна, хлопая себя по ляжкам. – Вениамин Павлович, товарищ Гурьянов, что это все значит? Здесь же только приемный пункт. Если ему приспичило купить своей жене манто, пусть дождется, пока мы передадим вещь на прилавок!

– Товарищ Гурьянов, – тихо и зло сказал Корж, – объясните вашей дамочке, что за языком надо присматривать. Его нельзя оставлять без призору. И еще объясните, что я не люблю крика, фиглей-миглей, нахальства и базарной коммерции. Объясните – и быстро!

– Да, да! – засуетился вдруг Веня. – Извините нас! Вы правы. Есть недоработка в смысле ее воспитания. Большой, знаете, перегруз, давят на план, к тому же она ярая общественница – не хватает времени для шлифовки мировоззрения… Платите, пожалуйста, касса – налево!..

Корж вышел из фанерного закутка.

– У меня что – галлюцинация слуха на оба уха? – заверещала Матильда Семеновна.

– Тсс! – приложил палец к губам Веня. – Не кричите, вы не в автобусе!

Когда Корж вернулся в фанерный загончик, его ждала завернутая в бумагу шуба.

– Пусть ваша жена носит ее на здоровье, – сказал Веня. – Надеюсь, ваши свиньи в полном порядке? Жиреют на кукурузе! Как скоро вы порадуете страну новым рекордом?

Корж взял покупку и вышел из магазина.

– Нет, какой нахал! – продолжала бурлить Матильда Семеновна. – Ему не нравится мой моральный облик! А вы тоже хороши, Вениамин Павлович! Продали какому-то вахлаку замечательную вещь! Вы так испугались, будто он полковник из ОБХСС!

Веня снисходительно улыбнулся.

– Ваше счастье, Матильдочка, – сказал он, – что у меня хорошая зрительная память. Вам известен этот человек? Это же прославленный свиновод! Недавно его портрет был помещен в «Правде». Вы знаете, чьи портреты печатает «Правда» на первой странице? Если бы Афанасий Корж пожаловался, мы бы живо вылетели отсюда…

– Подумаешь! На меня однажды жаловался руководитель джаза – и то ничего!

– Милая Матильдочка, я давно говорил, что вам нужно повышать свой идейный уровень. Посещайте хотя бы кружок текущей политики!

– Не приставайте ко мне! Учеба не лезет в мою голову. Как только лектор начинает читать что-нибудь научное, меня ударяет в сон…

– И с такими кадрами я должен работать! – сказал Веня. – Вы же совсем темная женщина. Каптар, снежный человек!

– Ай, идите вы! – сказала Матильдочка. – Какая я снежная. Я же брюнетка!

– Каптары тоже не блондины! – сердито ответил Веня.

В эту минуту в загончик ворвалась Инга Федоровна.

– Успела?! – прокричала она с порога.

В фанерном закутке стало тихо.

– Что же вы молчите? Матильдочка?! Вениамин Павлович!

– Бедная Ингочка, – вздохнула Матильда Семеновна. – Приди она на десять минут раньше…

– Шубки уже нет? Ну, скажите, не тяните! По глазам вижу, что ее уже нет!

– Мы сделали все, что могли! – сдержанно сказал Веня.

– Продали? – в крайней ажиотации воскликнула Инга Федоровна. – От вас я не ожидала такого предательства!

– Обстоятельства были сильнее нас, – глубокомысленно сказал Веня.

– Порядочные люди так не поступают! Не могли обождать десять минут! Это бесчестно! Некрасиво! Я вам никогда не прощу!

– Ингушка, вы знаете, как я вас люблю, – сказала Матильда Семеновна. – Для вас я готова сделать больше, чем для родной матери. Но я и пикнуть не успела, как этот свиновод заграбастал манто!..

– Какой свиновод? – удивилась Инга Федоровна.

– Самый знаменитый!

– Подумайте только, что делается в сфере товарного обращения. Инга Федоровна ходит в букле, а жена какого-то Коржа в Белой Кринице или Черной Балке будет щеголять в импортном нейлоне! – сказал Веня.

– Где же справедливость? – спросила Матильда Семеновна.

– Это шубка нужна ей как корове полупроводники, – поддержал компанию переводчик-полиглот.

– Ничего не поделаешь, таковы гримасы товарооборота! – сказал Веня.

Наступила траурная пауза.

– Если бы вы знали, сколько у меня в этом месяце неприятностей! – пожаловалась Инга Федоровна. – У мужа тяжелый сердечный приступ, красильщица испортила демисезонный костюм, а тут еще шуба. Никаких нервов не хватит!

– Возьмите себя в руки, – посоветовала Матильда Семеновна. – В конечном счете здоровье дороже всего!

Кира Степановна, молчавшая до сих пор, сказала с трогательной доброжелательностью:

– Я не знаю вас, дорогая. Но я вполне разделяю ваше горе. Хотите, дам дружеский совет? Вы молодая, предельно обворожительная женщина…

– В последнее время я очень плохо выгляжу, – сказала жена адвоката, глянув на Себастьянова.

Переводчик-полиглот бросил ответный взгляд на гордую грудь Инги Федоровны и, приподнимая шляпу, сказал:

– Вы выглядите, как Сильвана Пампанини!

– Вы слышите, что говорит мужчина, – уже без особого энтузиазма продолжала Кира Степановна. – Так вот, неужели периферийный свиновод устоит перед вашими чарами? Попросите его как следует, и он уступит вам манто.

– Где его искать? – спросила жена адвоката.

– Ясно где – в гостинице «Москва», – сказал Себастьянов.

Инга Федоровна выбросила вверх руку и сказала с очаровательной решимостью:

– Я иду!

– Иду на вы! – подхватил переводчик-полиглот. – Берегитесь, свинопасы!

Глава восьмая

РЕЕСТР МИМОЛЕТНЫХ ОБОЛЬЩЕНИЙ. ИНГА ФЕДОРОВНА МЕНЯЕТ ТАКТИКУ. ПОБЕДА! РАЗМЫШЛЕНИЯ АФАНАСИЯ КОРЖА

В тот же день Инга Федоровна разыскала в гостинице Коржа. На ней было умопомрачительное платье цвета недозрелого абрикоса, с таким вырезом, что Корж, не робкого десятка человек, деликатно отвел глаза и подумал: «Густа баба, як патока!»

– Афанасий Тарасович, я по личному делу, – сказала Инга Федоровна, – и прошу не сердиться на меня и не быть злым. – Она одарила Коржа улыбкой, которая в ее Реестре мимолетных обольщений числилась под номером один.

– Я человек не сердитый, – заверил свиновод.

– А вы милый, – ответила Инга Федоровна, простреливая Коржа взглядом, который означал примерно следующее: «Откуда вы приехали, симпатичный, обворожительный человечище!»

– Я вас слушаю, садитесь. Будьте ласкави, как говорят украинцы.

– Ласкави! Что за красивое слово. Скажите что-нибудь еще по-украински!

– Як гарна молодиця, то гарно и подивиться, – галантно отозвался свиновод.

– Я поняла! Вы, оказывается, опасный комплиментщик, – Инга Федоровна погрозила Коржу пальчиком и выдала улыбку номер два из того же Реестра.

– Так с чего же мы начнем? – спросил Корж.

– С совсем маленькой просьбы. Вы в комиссионном магазине были? Не отпирайтесь!

– Грешен, был.

– И что вы там делали?

– Купил шубку.

– Вы можете быть до конца галантным? – спросила Инга Федоровна, доверительно притрагиваясь ноготками, крытыми серебристым лаком, к тяжелой, буро-коричневой руке свиновода.

– Постараюсь, – уклончиво ответил свиновод, недоумевая, куда клонит дамочка.

– Уступите мне шубку!

– За этим вы и пришли?

– А вы недовольны? – спросила Инга Федоровна, пуская в ход улыбку номер три. – Разве вы не уступите?

– Думаю, что нет.

– Вы нехороший, – сказала Инга Федоровна, сопровождая слова осуждения сверхнежным взглядом.

В скобках заметим, что даже после пятнадцатилетнего супружества этот взгляд приводил адвоката Сугоняева в трепет. Но на Коржа он не произвел желанного действия.

– Вы непрактичный человек, – сказала Инга Федоровна. – Все мужчины ужасно непрактичны. Кто же в деревне носит нейлон! Жена изругает вас и будет права!

– А почему в деревне нельзя носить нейлон?

– Вы смешной, – сказала Инга Федоровна. – Не спорьте со мной.

– Я не спорю.

– С женщинами нельзя спорить!

Улыбка номер четыре в сочетании с призывным взглядом, который заставил нашего праотца Адама потянуться за запретным плодом, а короля Людовика XV беспрекословно выполнять самые взбалмошные желания и прихоти маркизы Жанны Антуанетты де Помпадур, не поколебала Афанасия Коржа. Свиновод не дрогнул. Хотя Инга Федоровна была убеждена в своей неотразимости, она интуитивно поняла, что ей не пробить защитной брони. Жанна Антуанетта здесь не пройдет. Лолита Торес тоже. Придется изменить тактику. И она сказала:

– Ну уступите мне по-дружески. Это для меня так важно!

– Что важно? – сухо спросил Корж.

– Манто важно. Вы можете смеяться надо мной, но такая шубка – моя давнишняя мечта. Мне очень хочется ее иметь.

– Не могу, – сказал Корж. – Рад бы услужить, да не могу…

– Прошу вас, Афанасий Тарасович! Вы же не злой, по глазам вижу. Вы добрый!

– Поймите, это же подарок жене!

– Разве мало хороших подарков? Купите ей другой. Я помогу.

– Просто не знаю, что еще сказать… – развел руками свиновод.

– Афанасий Тарасович, не отказывайте мне! Вы умный, простой, цельный. – Губы Инги Федоровны задрожали.

– Да успокойтесь, – растерялся Корж, боясь, что гостья заплачет.

– Вы большой, сильный, вы не откажете женщине. Я знаю: вы справедливый, добрый Корж! – прекрасные глаза Инги Федоровны наполнились слезами.

Гордая грудь Сугоняевой заколыхалась от толчков, исходивших от сердечного эпицентра. Свиновод растерялся.

– Ну что вам стоит уступить! Зачем вам шубка? У вас есть все: слава, почет, признание! Жизнь так щедро одарила вас! Не отказывайте мне, Корж!

– Поймите, неудобно как-то перед женой…

– Милый, добрый Корж, вы не пожалеете о своем поступке. Прошу, умоляю, хотите я стану перед вами на колени? Боже, что я говорю, какое унижение, вы не захотите, чтобы я так унижалась…

«Откуда на мою голову свалилась эта дамочка!» – с отчаянием подумал Корж.

– В последний раз умоляю вас, бесчувственный вы человек! Что вы делаете со мной!..

Инга Федоровна начала опускаться на колени. Корж подхватил ее.

– Пустите, пустите меня, – прошептала Инга Федоровна. – Вы хотели этого…

– Разве можно из-за вещи, тряпки так убиваться! Хай би це манто муха взбрикнула! Тьфу! Берите его за ради бога, только не рвите себе сердце на шматки!..

…Спустя час Инга Федоровна стояла в своей комнате перед трельяжем и демонстрировала мужу покупку.

Шубка сидела великолепно. Такой шикарной, такой элегантной Инга Федоровна еще никогда не выглядела. Это была вершина, зенит, апогей! На минуту адвокатша даже с грустью подумала, что выше ей уже не подняться.

– Как тебе удалось выдрать это сокровище? – спросил адвокат, любуясь красавицей женой.

– Это было не так трудно, – небрежно ответила она. – Знаменитый Корж оплыл, как свеча, после первого же моего взгляда. Все вы, мужики, одинаковы. Все вы хороши!

– Надеюсь, он… не позволил себе ничего такого, что идет вразрез с моими понятиями о нравственности, – сказал адвокат, заглядывая в глаза супруге.

– А если и позволил… Ты вызовешь его на дуэль? Напишешь на него заявление в сельсовет?

– Ингушонок!

– Не волнуйся, глупый! Со мной никто и ничего себе позволить не может. Я воспитана в старых правилах. Домашний очаг для меня святыня, – и она прошлась перед мужем, покачивая бедрами, – ни дать ни взять звезда экрана первой величины!

В это же самое время Корж сидел в своем номере и думал, на каких дрожжах всходят у нас такие дамочки, что готовы из-за тряпки бежать по пыли и грязи не разбирая дороги, как собака за возом. То ли их чужим ветром занесло, то ли они поросль от старого, трухлявого корня. Так и не решив вопроса, свиновод чертыхнулся и пошел в ресторан съесть тарелку борща и выпить добрую рюмку горилки, чтобы смыть неприятный осадок, оставленный посещением странной гостьи.