Текст книги "«Покоряя Шторм» (СИ)"

Автор книги: Саманта Тоул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Преодолевая широкими шагами расстояние, разделяющее нас, я падаю на колени рядом с её кроватью, чувствуя холод от твёрдого пола. Боль едва ли заметна для меня.

Я беру её за руку, прижимаясь к ней лицом. Вдыхаю её запах, желая быть ближе к ней. Нуждаясь. Но от этого дерьма становится только больнее.

Слёзы агонии стекают по моим щекам.

– Не оставляй меня, Тру, – я задыхаюсь от боли в горле, когда слёзы с подбородка капают на кровать. – Ты так чертовски мне нужна. Нам нужна. У нас сын, Тру, он идеальный и такой красивый. Он похож на тебя. Я так чертовски сильно люблю тебя. Не оставляй меня, детка, пожалуйста... – я закрываю глаза. – Прошу, вернись ко мне.

Глава 21

Я хожу из стороны в сторону в небольшом крыле больницы, где теперь лежат Тру и мой сын. Охрана стоит за дверью.

Я знал, что пресса будет ломиться сюда.

Они даже не дали мне возможности пройти. Теперь это по всем новостям: авария, состояние Тру и рождение моего сына.

Несколько часов назад репортёр сумел проникнуть в больницу. Его целью было заполучить фотографии Тру в больничной койке.

Что за придурок додумался до этого?

Если бы он оказался где-то рядом с ней, я бы убил его на месте.

Оказалось, парень не успел пройти по коридору.

Дэйв поселился рядом с комнатой Тру в ту же секунду, когда узнал. Он вывел репортёра из больницы со сломанной рукой. Или так мне сказали. Я не видел. Я был с сыном в это время. Ненавижу, что меня не было рядом в тот момент.

Ради безопасности Тру и сына я переехал в частное крыло. Их палаты находятся рядом. Дэйв всегда сидит снаружи, рядом с дверью в палату Тру, а ещё один охранник сторожит дверь моего сына.

Я не говорил с Дэйвом об инциденте с репортёром. Я вообще с ним не разговаривал.

Перекинувшись ранее парой слов с Дэнни, я узнал, что Дэйв винит себя за аварию.

Это не его вина.

Говорил ли я ему это?

Нет.

Почему?

Потому что я не уверен в этом до конца.

Почему я здесь и расхаживаю по коридору, а не сижу рядом с Тру?

Потому что вот-вот должны подъехать Билли и Ева.

А мне так чертовски страшно встретиться с ними.

Я ещё не разговаривал с ними. Бен забрал их из аэропорта и везёт прямо сюда.

Я не разговаривал с ними, потому что не знаю, что сказать.

«Мне жаль?»

Потому что так и есть. Мне чертовски жаль.

Мне жаль, что я не заставил Тру остаться дома в то утро. Жаль, что я не защитил её, как обещал. Жаль, что я привёз её в Лос-Анджелес.

Если бы я не уговорил Тру переехать сюда, то этого бы никогда не случилось.

Мы должны были переехать в Великобританию. Если бы мы это сделали, она бы не лежала сейчас в больнице и не боролась за свою жизнь.

Боролась. За. Свою. Жизнь.

Я хочу бороться. Я хочу бороться с этой болью.

Хочу выбить всё дерьмо из ублюдка, который напился, сел в машину и проехал на красный свет, бесповоротно меняя наши жизни. Меня бесит, что он мёртв, потому что я собственноручно хочу его убить. Я хочу убивать этого ублюдка снова и снова за то, что он сделал моей девочке.

Такое ощущение, что всё это время без неё я не дышу. Все эти трубки, выходящие из её тела, и сердцебиение говорят о том, что она ещё жива.

Я так сильно по ней скучаю.

По её голосу. Её улыбке. Прекрасным карим глазам, которыми она так особенно смотрит на меня.

Если она умрёт... если я её потеряю... не думаю, что смогу жить дальше.

Как жить, если твоя жизнь мертва?

Свет возле лифта говорит о неизбежной встрече.

Во рту становится сухо, а руки начинают дрожать. Я сжимаю и разжимаю пальцы.

Дверь открывается. Первой я вижу Еву.

До этого момента я не понимал, как Тру похожа на свою мать.

Широкие от страха и печали глаза Евы просто разрезают моё сердце на части своей схожестью со взглядом Тру.

Своими слезящимися глазами она встречается со мной взглядом.

– О, Джейк, – в конце её голос ломается.

Она бросается ко мне, обнимает меня и рыдает у меня на груди.

Я стараюсь держаться, но рядом возникает Билл. Одной рукой он обнимает Еву, а другой – меня, и я теряю контроль.

Через несколько мгновений я вытираю лицо своим рукавом. Нуждаясь в небольшом пространстве, я делаю шаг назад.

– Могу я отвезти вас к Тру? – спрашиваю я охрипшим голосом.

Вытирая глаза бумажной салфеткой, Ева одновременно с Биллом говорит:

– Да.

Когда мы идём к палате Тру, я благодарю пространство, которое помогло мне снова взять себя в руки.

Рыдания Билла и Евы о Тру показывают то горе, которое походит на моё собственное.

А я знаю, что такое горе. Я чувствовал его, когда Тру оставила меня и я снова подсел на наркотики.

Но это... это как будто моё сердце медленно умирает, хватаясь за остатки жизни. Тру. Я уверен, что если потеряю её, то уйду вместе с ней.

Дэйв встаёт, когда мы подходим к палате.

Он единственный, кто остается здесь. Всех остальных я отправил в гостиницу через дорогу.

Мне нужно было, чтобы они ушли.

Я сказал им, что Биллу и Еве нужно провести немного времени с Тру наедине. Но если честно, то я просто не мог справиться с постоянными рыданиями Симоны. Обеспокоенными взглядами Стюарта. Даже Том сводил меня с ума. Он смотрел и ждал, когда я сорвусь. Я знаю, о чём он думал.

О чём все они думали.

Беспокоились, что я поступлю так, как и всегда: брошусь прямо в руки к дилерам.

Но я не буду делать этого сейчас.

Всё и так плохо. Зачем им нужен трусливый я, стирающий боль коксом?

А с приездом Билла и Евы станет только сложнее.

Но я даже не осознавал насколько.

– Мистер и миссис Беннет, я очень сожалею о Тру, – я замечаю, что Дэйв старается не смотреть мне в глаза.

Ева осматривает царапины и ссадины Дэйва, а затем возвращается к его глазам.

– Дэйв, ты был с Тру, когда... она попала в аварию?

Он резко кивает, а затем смотрит в пол.

– Да. Я был тогда за рулём.

– Она… просыпалась после аварии?

Страх прилипает к моей коже. Я не задавал этот вопрос, потому что боялся услышать ответ. Я не могу думать о Тру, находящейся в агонии. Эта мысль просто разрывает меня на части.

Дэйв поднимает глаза и сначала смотрит на меня, а затем на Еву.

– Нет, – он качает головой. – Она не просыпалась.

Дыхание Билла замирает, как и моё собственное. Глядя на него, я понимаю, как ему сейчас плохо.

Небритый, помятый и тихий. Не тот Билли, которого я знаю.

Она его маленькая девочка. Это убивает его.

Нам нужно пройти через это. Им нужно увидеть Тру.

Я первый подхожу к двери, а они следуют за мной.

Их реакция ни чем не отличается от моей.

Я чувствую такую боль, слыша, как они горюют. Наблюдая, как они рыдают над её постелью.

Это разносит меня в пух и прах.

Я чувствую, что снова тону. И не могу сопротивляться течению, чтобы всплыть. Я задыхаюсь от эмоций в этой комнате. Мне нужно выйти.

Тихо выскальзывая из палаты, я оставляю их наедине.

С неясной, чертовски болящей головой, я присаживаюсь рядом с Дэйвом.

Долгое время мы сидим в тишине.

– Я не виню тебя, – наконец произношу я. Затем делаю глубокий вдох и поворачиваюсь к нему. – Ты бы сделал всё возможное, чтобы защитить её. Я знаю, что ты за человек.

Дэйв поворачивается и встречается со мной взглядом. Он медленно кивает, а затем быстро отворачивается. Я не могу не заметить слёзы, наполняющие его глаза.

Вскоре дверь открывается, и появляются Билли и Ева.

– Мы можем его увидеть? – спрашивает он.

– Конечно.

Я встаю и веду их в палату к своему сыну, их внуку.

Я толкаю дверь. Рядом с инкубатором сидит медсестра и читает.

Она закрывает книгу и встаёт.

– Я дам вам время, – произносит женщина и выходит.

В палате наступает тишина, слышатся только звуки аппарата.

Я подхожу и смотрю на своего спящего мальчика. Каждый раз, глядя на него, я чувствую тяжёлое сочетание любви и горя.

Оборачиваясь, я вижу, что Билли и Ева всё ещё стоят у двери.

– Он спит, – тихо говорю я.

Билли двигается первым. Он подходит к инкубатору и становится рядом со мной.

Его дыхание замирает. Глядя на Еву, он говорит:

– Он похож на Тру.

Я прикусываю дрожащую губу, чтобы остановить поток эмоций, готовый вырваться наружу, и чувствую привкус крови.

Ева подходит, а я отхожу назад, уступая ей место.

Я понимаю их нерешительность насчёт того, увидеть его или нет, когда они зашли. Они бояться, что это всё, что может остаться от Тру.

Я знаю это, потому что сам чертовски боюсь этого.

Легонько прижимая руку к крышке инкубатора, Ева поворачивается ко мне.

– У тебя есть имя для него?

– Нет, – качаю я головой. – Мы так и не смогли решить.

У нас была куча споров с Тру об именах. Но теперь это совершенно не имеет значения. Я бы всё отдал за то, чтобы она была здесь и дала имя нашему сыну.

– Я не хочу давать ему имя, пока Тру не проснётся, – я прочищаю горло. – Хочу, чтобы она сама его выбрала.

Ева кивает.

– Думаю, ей это понравится, – она смотрит вниз на мальчика. – А сейчас, мой родной, – говорит Ева, улыбаясь, – пока твоя мамочка не проснётся, ты будешь ребёнком Уэзерс-Беннет.

Глава 22

– Хорошо, а в мире музыки... – я начинаю листать музыкальный журнал, который принёс мне Дэйв, – нет совсем ничего стоящего.

Закрывая журнал, я бросаю его на пол рядом со своим креслом, и он приземляется с громким хлопком.

Я откидываюсь назад, вытягиваю затёкшие ноги и зарываюсь пальцами в волосы.

– Что ещё происходит? Точно, сегодня Вики уезжает домой. Она оставалась так долго, как могла, милая, но сейчас ей нужно вернуться обратно, чтобы руководить журналом и чтобы у тебя была работа, к которой ты сможешь вернуться. Тебе вообще не нужно работать, но я знаю, как ты любишь своё дело. Ох, и не беспокойся о презентации книги. Издатели сказали, что её можно устроить в любой удобный нам момент, так что здесь не о чем париться... – делая глубокий вдох, я замолкаю и смотрю на Тру.

Её глаза закрыты, как и предыдущие четыре дня.

По мере того, как опухоль спадала с её головного мозга, её закрытые глаза приобретали всё более правдоподобный вид, так что теперь кажется, что она спит. Моя прекрасная спящая девочка.

Хорошие новости – теперь она дышит самостоятельно. Киш следит за её дыханием и как ей помогали или нет в первые несколько дней. Показатель её собственного дыхания возрастал ежечасно, и, когда он достиг девяноста процентов, Киш убрал аппарат искусственного дыхания.

Он убедил меня, что это весьма положительно повлияет на её выздоровление.

Я хочу питать надежду. Но боюсь этого.

Так что последние четыре дня, как и предыдущие три, я сижу здесь, в ожидании, когда она откроет глаза и скажет, как ей надоела моя болтовня.

Потому что всё это время я сидел с ней и разговаривал, надеясь разбудить.

Помимо регулярного посещения своего сына, я редко оставляю её. Моего сына, который ждёт, когда его мама проснётся и даст ему имя.

Наклоняясь вперёд, я беру её мягкую, нежную и тёплую руку. Которая совсем не реагирует.

– Наш мальчик ждёт своего имени, Тру, так что тебе нужно поспешить и открыть свои красивые глазки, чтобы ты смогла его выбрать. Это может быть даже одно из тех ужасных имён, которые ты предлагала, когда мы думали об этом, помнишь, дорогая? Что ты там предложила? Скип? Чёртов, Скип Уэзерс! – я усмехаюсь, качая головой.

Смех эхом отдаётся в комнате, а затем болезненно ударяет меня в грудь.

Закрывая глаза, я отклоняюсь и выдыхаю, а потом смотрю в потолок.

Потолок, под которым я закрываю глаза каждую ночь.

Со дня аварии я и ногой не ступал за пределы этой больницы.

Когда мне наконец-то удавалось поспать, я лёг на кровать, которая стоит рядом с кроватью Тру. Временами я ем рядом с ней.

Я боюсь оказаться далеко в случае, если она вдруг проснётся. Я должен быть здесь, когда она откроет глаза. Я должен быть первым, кого она увидит.

Она должна знать, что всё это время я был рядом и буду рядом всегда.

Так что теперь я жду. В больнице, в окружении лекарств.

Наркотиков.

Хочу ли я их принять?

Да. Чертовски сильно.

Я хочу, чтобы боль и страх, съедающие меня, исчезли.

Но меня бесит, что я нуждаюсь в наркотиках.

Меня бесит, что, пока моя девочка борется за свою жизнь, я пытаюсь придумать, как накуриться.

Я хреново оправдание для всего человечества.

Как я могу думать сейчас о наркотиках?

Я просто чертов ублюдок.

И это бесит.

Но это моя жизнь. Наркоман внутри меня никуда не исчезнет.

Моя сила воли заключается в том, что Тру не знает, насколько сильна во мне эта тяга. И никогда не узнает.

Я бы не вынес, если бы она узнала.

Но сейчас я абсолютно чист и хочу остаться таковым... но я чувствую, что сейчас моя сила воли спит.

Есть только две вещи, которые останавливают меня.

Первое – мой сын.

И не потому, что я хочу стать грёбаным отцом года. Хотелось бы, конечно.

Нет, просто сейчас он здесь. И мне, как никому другому, известно, каково это, быть опущенным отцом, принимающим наркотики. Я не буду им.

Вторая – Тру.

Я дал ей обещание и сделаю всё, чтобы его сдержать. Я больше не хочу видеть её взгляд, которым она посмотрела на меня, застав в то утро в постели с девушкой.

Так что именно эти вещи помогают мне не стать самым последним отбросом общества. Как долго это продолжится, я не знаю.

Поднимаясь с кресла, я подхожу к окну.

Жизнь в городе по-прежнему идёт своим чередом, словно ничего не упущено. Но многое здесь потеряно.

Мой мир перестал вращаться.

Так несправедливо, что жизнь других продолжается, тогда как моя застряла, словно в тупике.

Я поднимаю глаза к яркому солнцу.

Скоро закончится ещё один день. Ещё один день без Тру.

Ещё один день без её голоса и улыбки. Господи, как же я скучаю по её прекрасной улыбке. И по её смеху.

Больше всего я скучаю по её прикосновениям.

Я чувствую тёплую кожу её руки в своей руке.

Крепко зажмуриваюсь и упираюсь лбом в стекло.

– Семь дней, детка... – я вздыхаю. – Семь дней без тебя. Мне просто... – я ударяюсь лбом об стекло. – Мне просто нужно, чтобы ты вернулась ко мне сейчас, Тру. Я не могу жить без тебя. Ты так сильно мне нужна. Господи, детка, я не знаю, что мне делать без тебя.

Поворачивая голову, я открываю глаза и смотрю на неё. Пустая оболочка моей девочки.

Я чувствую волну разочарования и неконтролируемый всплеск гнева внутри.

– Ты злишься, потому что меня не было, когда произошла авария? Поэтому ты не просыпаешься? Таким образом ты хочешь меня наказать, Тру? – прислоняясь к окну, я снова поворачиваюсь к ней, а все мое тело напрягается. – Проклятье, Тру, не наказывай меня, пожалуйста. Я не могу вынести эту тишину. То, что ты сейчас не со мной... убивает.

Наклоняю голову вниз. Слёзы жгут глаза.

Я грубо вытираю их.

А потом разочарование снова загорается как факел в моих венах.

Я резко поднимаю голову.

– Проклятье, Тру!

Знаю, это было громко, но сейчас мне глубоко плевать.

– Открой свои глаза и надери мне задницу за то, что подвёл тебя! Бог свидетель, я заслужил это. Но это не ты, Тру. Ты никогда не сдаёшься!

В следующее мгновения я оказываюсь рядом с её кроватью и кладу на неё руки.

Нависая над ней, я ищу взглядом её лицо. Я чувствую гнев и нужду, пульсирующие прямо под моей кожей.

– Проклятье, Тру! Проснись! – я смотрю на неё, желая, чтобы она открыла свои глаза, словно мои боль и одиночество могут справиться с этой задачей.

Пальцами впиваюсь в простыни.

– Чёрт возьми, ты нужна нам! Ты мне нужна!

И снова удар боли. Резкий и внезапный.

Выдыхая, я отхожу от неё и начинаю мерить комнату шагами.

Часть меня хочет выйти за эту дверь, из этой больницы, а затем пойти к первому попавшемуся дилеру.

Нет.

Я не сдамся. Не сейчас. Не могу.

Мне просто нужно найти способ вернуть её.

Я заставляю себя думать.

Она может слышать меня. Я знаю, что может. Она всё ещё здесь. Мне просто нужно понять, что сможет вернуть её обратно.

Останавливаясь, я снова поворачиваюсь к ней.

– Я знаю, что ты слышишь меня. Я знаю, что ты слушаешь.

И тут я всё понимаю.

Я достаю телефон из кармана, открываю плейлист и начинаю искать.

Я играл ей каждый божий день. Песни, которые она любит, песни, которые мы слушали вместе, песни, которые я написал... песню, которую я написал для неё.

Я даже пою ей. Но ни одна из этих песен не тронула её, так что я делаю последний отчаянный шаг.

Сейчас я поставлю ей песню, которую она хотела оставить на потом. Мне нужно, чтобы она услышала меня. И это мой последний козырь.

Ей нужно услышать, насколько я отчаялся.

Что я ещё более отчаянный, чем той ночью, когда пел ей в Мэдисон Сквер Гарден. Тогда, по крайне мере, я знал, что она здесь, жива и здорова.

Теперь она... ничто.

Я выбираю записанную версию Hurt группы Nine Inch Nails’, надеясь, что это вызовет в ней те эмоции, которые мне нужно, чтобы она почувствовала. Я нажимаю на повтор. Затем в безмолвной молитве закрываю глаза, когда песня начинает заполнять комнату.

Я открываю глаза и осторожно забираюсь на кровать рядом с ней, размещая телефон между нами, пока Трент Резнор напоминает мне о проблемных временах, за которые я бы сейчас отдал всё, лишь бы оказаться в них.

Я лежу рядом с ней, накрывая её руку своей. И прошу мою девочку вернуться ко мне.

***

– Джейк? – я чувствую, как рука нежно поглаживает мои волосы.

Моё сердце подпрыгивает.

Тру.

Я моргаю.

Нет.

Сердце падает.

Тру спит рядом со мной.

Медленно поворачивая голову, я вижу маму, нависающую надо мной.

– Привет, милый, – она улыбается мне, глядя сверху вниз.

Это осторожная улыбка. Та, которую она использует очень часто в последнее время. Она мне не нравится.

– Мам? – я потираю глаза руками. – Который сейчас час?

– Начало девятого.

– Где Ева и Билл?

Поднимая телефон, я выключаю песню и сажусь, спуская ноги с кровати.

– В соседней комнате с твоим прекрасным сыном, – она притягивает стул и садится рядом. – Ты сегодня ел?

Я пытаюсь вспомнить. Но не помню, когда в последний раз ел хоть что-нибудь.

Я пожимаю плечами.

Мама тяжело вздыхает, протягивает руку и сжимает мою ладонь.

Я напрягаюсь.

Обычно у нас такого не было. Моя мама – тот тип людей, который прикасается под воздействием чувств. Когда я был ребёнком, она ещё это делала, но после той ночи, когда Пол Уэзерс необратимо изменил всё для нас обоих, между нами словно возвысилась стена, и она стоит до сих пор.

Последний раз, когда мама прикоснулась ко мне после того длительного времени, был на похоронах отца. Я знаю, что она сделала это из-за чувства вины.

Может, сейчас это та же причина.

– Джейк, тебе нужно поесть, – говорит она тихим голосом. – Тебе нужно заботиться о себе. Ты не выходишь из палаты.

– Да, не выхожу.

Мой взгляд, обращённый на неё, так же резок, как и мой ответ.

Сейчас я не в настроении для этого. Моя последняя надежда вернуть Тру провалилась, и я чувствую себя потерянным. Последнее, что мне нужно, это лекция от матери.

Она качает головой.

– Нет, Джейк, ты покинешь эту комнату, чтобы увидеться с сыном, который находится за пределами этой комнаты. Душ вон там, – мама кивает головой в сторону ванной. – И те несколько раз, что ты ел, были здесь. Не могу поверить, что говорю это, потому что ты знаешь, как мне это не нравится, но ты даже перестал курить, ведь для этого тебе нужно отсюда выходить. Поверь мне, я счастлива, что ты бросил, но, честно говоря, если сигарета заставит тебя выбраться из этой комнаты, то я только за.

– Почему? – я нервно поднимаю руку.

Мама в упор смотрит на меня.

– Почему что?

Поднимаясь на ноги, я становлюсь возле неё.

– Почему тебя заботит то, что я делаю?

Я вижу промелькнувшую боль в её глазах, которую она быстро скрывает. Опираясь на спинку стула, она встаёт рядом.

– Потому что ты мой сын, и я люблю тебя. Возможно, я не давала тебе понять этого последние пятнадцать лет...

– Восемнадцать. Прошло восемнадцать лет, мам.

Презрение в моём голосе удивляет даже меня.

Что, чёрт побери, со мной творится?

Я обхожу её, потирая голову, разразившуюся болью.

– Я подвела тебя и знаю это, – тихо произносит мама. – Но ни на одну секунду я не переставала тебя любить.

Я чувствую хрипоту в её голосе, и она начинает плакать.

Уже очень давно я не видел, как мама плачет. Последний раз был той ночью.

Словно пламя, в моей груди возникает боль. Та, которая была похоронена все восемнадцать лет.

– Я не могу сделать это прямо сейчас, – я начинаю отходить.

– Знаю, – она достаёт из кармана платок и вытирает им глаза. – Я просто хочу, чтобы ты знал, что я сожалею о том, что оттолкнула тебя, – мама проводит рукой по своим уложенным волосам. – Я просто не могла свыкнуться с мыслью, что позволила случиться с тобой такому. Взгляд твоих глаз в ту ночь... я бы не хотела видеть его снова.

– Значит, ты оттолкнула меня?

Мне так хочется накричать на неё. Сказать, что мы не будем это обсуждать. Но остаюсь неподвижно молчать.

– Джейк, я даже не понимала, что отталкивала тебя, пока не стало слишком поздно. Я была так поглощена тем, чтобы сделать твою жизнь лучше после того, что тебе пришлось пережить из-за отца. На той работе в фирме Дэйла, я пыталась заработать как можно больше денег, чтобы уехать из Манчестера раньше, чем твой отец выйдет из тюрьмы. Но я завязла в долгах. Твой отец взял второй ипотечный кредит на дом без моего ведома, и, когда он попал в тюрьму, мне пришлось всё оплачивать. Я хотела расправиться со всем и убраться вместе с тобой, прежде чем он придёт и захочет тебя забрать.

– Я никогда не хотел уезжать, – я смотрю на Тру. – Но тебя никогда не интересовало моё мнение, правда, мам? Ты просто сделала то, что подходило тебе, – и тут меня озарило. – Вот почему ты вышла за Дэйла, да? Ты знала, что его переведут в Нью-Йорк.

Взгляд её глаз сказал мне всё, что я должен знать.

– Ты увезла меня подальше от Тру, – произношу я, указывая в её направлении. – От единственного человека, которого я когда-либо любил. Лучше не стало, мам. Всё стало только хуже. Да, я встретил Джонни и создал группу, но всё, что я делал, это превращался в отца, а ты отошла в сторону и позволила этому случиться, – мой голос стал громче, но мне плевать. – Если бы я был с Тру всё это время, то этого бы не случилось. Она бы всегда поддерживала меня. Ничего из этого бы не случилось, – я гневно поднимаю руки и обвожу ими комнату.

Я веду себя несправедливо. Но мне плевать. Я хочу причинить ей боль.

– Я делала то, что было лучше для тебя, – она подходит, но я отшатываюсь назад.

– Нет. Ты делала то, что было лучше для тебя, как и всегда.

Я яростно открываю дверь и выхожу в коридор, стараясь успокоиться и отдышаться. Захлопывая её, я оставляю маму наедине с Тру.

Моё тело трясёт от злости.

Дэйв мгновенно встаёт, глядя на меня. Думаю, он всё слышал.

– Пойду подышу свежим воздухом. Присмотри за Тру для меня.

Он кивает и переводит взгляд на дверь в палату Тру, когда я прохожу мимо него.

Только я подхожу к выходу, как Дэйв выкрикивает моё имя.

Медленно оборачиваясь, я ловлю его взгляд.

И я понимаю.

Не думаю, что когда-нибудь двигался так быстро, как сейчас.

Проскальзывая в комнату, я отталкиваю маму и Дэйва.

Звук собственного сердца отдаётся в ушах, но я могу слышать, как громко пищат мониторы, подключенные к Тру.

Падая рядом с ней, я смотрю прямо в её открытые глаза.

– Тру? – я чуть не давлюсь её именем, горло сжимается в тиски. Я протягиваю дрожащую руку, желая прикоснуться к ней, но страх удерживает меня. – Тру, малышка. Я здесь.

Поворачиваясь к маме и Дэйву, я кричу:

– Позовите доктора!

Дэйв выходит из палаты, оставляя маму.

– Позови Еву и Билла! – кричу я ей.

Удивительно, что они не услышали суматоху, творящуюся здесь.

Мама быстро уходит.

Я поворачиваюсь к Тру, слёзы застилают мои глаза. Кончиками пальцев я нежно касаюсь её лица.

– Любимая, я здесь. Я ждал тебя. Господи, малышка, я так по тебе скучал.

Она моргает раз. Затем второй.

Я слежу за её глазами, дыханием и биением сердца, пока она не фокусирует взгляд.

Страх просачивается в моё каменное сердце.

Я так чертовски боюсь, что это не моя Тру. Что она не узнает меня. Или ещё хуже.

Киш предупреждал меня, что её память может быть повреждена. Или её мозгу мог быть нанесён непоправимый ущерб.

В любом случае, кем бы она ни стала, я приму её. Я приму любую версию Тру, какой она будет.

Тру открывает губы, но единственное, что я слышу – это её дыхание.

– Ш-ш-ш, не нужно говорить, милая, – я убираю волосы с её лица. – Всё хорошо. Ты в порядке.

Я внимательно всматриваюсь ей в глаза и жду. Отчаянно желая увидеть, что это моя Тру.

Она закрывает глаза, и я вижу слезу, скатывающуюся вниз из уголка её глаза.

Моё сердце взрывается.

Когда девушка открывает глаза, её взгляд обрушивается на меня, и я вижу в них огонь Тру. Она узнала меня. И я понимаю, что Тру вернулась.

Моя девочка вернулась ко мне.