Текст книги "Решительный барон"
Автор книги: Салли Маккензи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)
Глава 6
Не имело значения, что она забыла отпереть дверь черного хода. Алекс не придет. Он не мог совершить ничего неблагопристойного, тем более после того как получил возможность обдумать свой шаг.
Кейт откинула волосы с лица, в то время как Мария вышла из комнаты, чтобы вылить воду из таза. Грейс в изнеможении откинулась на подушки.
– Тебе легче?
– Немного. – Грейс на несколько секунд закрыла глаза. – Прости меня, Боюсь, эта ночь оказалась настоящим несчастьем.
– О, мне вовсе не кажется, что это в самом деле так. Лорд Доусон немного отвлек твое внимание от самой себя, но было бы много лучше, если бы он удержал тебя и не дал выпить так много шампанского.
Грейс закрыла лицо ладонями.
– Как может напиток с таким замечательным вкусом, причинять такие мучения?
Кейт рассмеялась.
– Не знаю, но в утешение могу сказать, что ты не первая пострадала от опьянения шампанским. Пузырьки в нем ужасно соблазнительные.
– Так оно и есть, ничего не скажешь, – со вздохом согласилась Грейс.
– Да.
Кейт немного расслабилась. Цвет лица у Грейс улучшился, а когда Мария заварит ей чай с добавлением мяты, одной чашки будет достаточно, чтобы прошла тошнота.
Кейт окинула взглядом комнату. Может, у них тут нет такого чая? Тяжелая мебель красного дерева и кроваво-красные шторы почему-то нагоняли тоску.
Здесь была спальня хозяина дома. Лакеи отнесли вещи Кейт в смежную с этой спальню, хотя она уже не была здесь хозяйкой, а весь багаж Грейс поместили сюда. В резиденции они только вдвоем, и было бы глупо соблюдать церемонии.
Эта комната вполне подойдет Уизелу – новому лорду Оксбери. Он склонен к депрессии и наделен некоторыми другими малоприятными качествами. Кейт претила сама мысль о том, чтобы попросить у него для себя ключи от Оксбери-Хауса, и она могла с полной уверенностью сказать, что Уизел был бы против этого. Он пошел бы на это лишь в надежде, что какой-нибудь отчаянный смельчак сделает Кейт предложение и, таким образом, избавит его от всяких обязательств по отношению к ней.
Да, эта мрачная комната просто создана для Уизела, но подходила ли она ее мужу, ныне покойному лорду Оксбери? Он, видимо, располагался в ней, лишь когда приезжал, чтобы занять свое место в палате лордов во время сессий парламента. Впрочем, Кейт этого в точности не знала, поскольку никогда не сопровождала мужа. Она всегда чувствовала, что должна оставаться в деревне и следить, чтобы все шло гладко в его отсутствие.
Глупо. Криттен, управляющий имением, был вполне компетентным человеком.
Говоря по правде, ее не тянуло в город, а Оксбери не настаивал, чтобы она туда ездила когда бы то ни было. Быть может, он понимал то, о чем она только теперь догадалась: чувствовал, что она боится возможной встречи с Алексом, опасается, что не найдет нужный тон при их встрече.
Может, оно и к лучшему, что ничего подобного не произошло.
– Давай перейдем в мою комнату, Грейс, если ты в силах это сделать.
– Да, я чувствую себя гораздо лучше, после того как… – Она не договорила, указав рукой на тазик, и встала на ноги, ухватившись за столбик кровати. – Мне хочется снять платье и распустить шнурки корсета.
– Разумеется, я… Погоди, а что это за шум?
Грейс рассмеялась.
– Это, должно быть, Гермес. Ведь в доме только одна собака, верно?
– Да, но я надеялась, что он спит.
Вошла Мария с чайником на подносе. За ней по пятам следовал маленький черно-белый песик.
– Ш-ш, ты, маленький дикарь. Не вертись под ногами. Твоя хозяйка уже дома. Она тебя не бросила.
– Гермес, дуралей, веди себя прилично.
Гермес посмотрел на Кейт, тявкнул в знак приветствия и снова повернулся к Марии.
– Если можно, Мария, отнесите поднос ко мне в комнату.
– Конечно, отнесу, миледи, как только это отродье сатаны уберется у меня из-под ног.
Гермес тем временем встал на задние лапки и запрыгал возле юбок горничной, помахивая пушистым хвостиком и встряхивая мохнатыми ушами.
– Да, сэр, это очень любезно с вашей стороны. А теперь отойдите, пожалуйста, и позвольте мне пройти в дверь.
Гермес залаял и повиновался, но тут же устремился следом за Марией. Кейт расхохоталась.
– Не завалялся ли, случайно, кусочек сыра у вас в кармане фартука, Мария?
Гермес составлял ей компанию последние три года. Его присутствие отвлекало Кейт от грустных мыслей в месяцы траура после смерти Оксбери. Но у песика была неприятная привычка покидать хозяйку ради кого-нибудь, кто, как он считал, мог бы его угостить чем-то лакомым, если только этот кто-то не был Уизелом. Гермес отлично разбирался в человеческих характерах и понимал, что новому лорду Оксбери доверять не следует. Любой кусок съестного, предложенный Уизелом, вполне мог быть отравленным.
– Может, и так, – улыбнулась Мария. – Малыш так скучал, когда вы уехали на весь вечер, миледи, что я решила его немного утешить.
– Ха! Вы прекрасно знаете, что он настоящий артист, Мария, – сказала Кейт. – Его мастерству мог бы позавидовать даже мистер Эдмунд Кин, которого считают самым великим актером в Англии.
– Вы только поглядите на его мордочку, – сказала Мария и поставила на стол чайный поднос.
Все трое повернули головы и увидели, что Гермес прямо-таки улыбается, потешно скривив губы. Потом он наклонил голову набок и замахал в воздухе передними лапами.
– Дайте ему сыру, Мария, – усаживаясь на стул, со смехом предложила Кейт.
– Нате, сэр.
Мария бросила песику угощение. Тот подхватил его на лету и сжевал в два укуса. Потом опустился на все четыре лапы, рысцой подбежал к Кейт и улегся на пол рядом с ее юбками.
– Ты знаешь, что у Марии больше нет сыра, маленький попрошайка, верно? – сказала Кейт, почесывая Гермеса за ухом.
Песик зевнул и положил голову на лапы.
– Совершенно ясно, каков путь к его сердцу, – с улыбкой произнесла Грейс.
– Да, и это путь к сердцам большинства мужчин, миледи. Кормите их досыта, – сказала, подмигнув, Мария, – удовлетворяйте их аппетит, и они будут вами довольны. А теперь позвольте мне помочь вам надеть ночную рубашку, а потом можете выпить чашечку чаю с парочкой печений. Это успокоит ваш желудок.
Кейт разлила по чашкам чай, пока Грейс переодевалась у себя в спальне. Душистый пар и запах перечной мяты успокаивали. Уменьшилось чувство напряжения в плечах и шее. Мария помогла Кейт наконец-то освободиться от проклятой шнуровки и накинула на нее ночную рубашку. Теперь Кейт могла вволю отдышаться. До прихода Алекса.
Жаркая кровь прихлынула от ее груди к шее и щекам. Ей не надо было приглашать его – просто непонятно, что на нее нашло! Он был так потрясен ее бесстыдством.
Он сказал, что придет, однако наверняка передумал. Алекс не принадлежит к числу тех, кто готов изменить данному им слову. Иначе они, быть может, убежали бы в Гретна-Грин, и она все эти годы была бы замужем за ним, а не за Оксбери. Возможно, у них родились бы дети… Нет, ничего этого не могло случиться. Мысль об этом до сих пор причиняла Кейт острую сердечную боль.
Ей сейчас уже сорок, поздно думать о рождении детей. Но когда она была молодой… когда была замужем в первый раз…
Каждый месяц она надеялась, и каждый месяц надежда уплывала от нее в обличье красного отчаяния. К концу второго года замужней жизни Кейт пришла к выводу, что бесплодна.
Оксбери, спасибо ему, примирился с горькой правдой задолго до нее. Он ни разу не упрекнул ее, хотя это означало, что титул и вся его собственность перейдут к Уизелу – малорослому, толстому, засаленному, брюзгливому человечишке, который приезжал с визитом по два раза в год и первым делом бросал взгляд на живот Кейт. На его физиономии появлялась довольная ухмылка, когда он видел, что живот у нее такой же плоский, как в день свадьбы.
Кейт поднесла к губам, но чай оказался нестерпимо горячий. Она выплюнула чай и поставила чашку на стол.
Это хорошо, что она бесплодна. Если бы она… если бы Алекс… в общем, не было бы нежелательных последствий, если бы Алекс… если бы любой мужчина… провел ночь в ее постели…
Но Алекс не придет. Риск скандала слишком велик. Если Алекс охоч до постельных игр, он может заняться ими с любой из многочисленных молодых и красивых лондонских куртизанок.
Но если он все-таки придет, то обнаружит, что дверь черного хода заперта. Он удалится и никогда больше не станет искать встречи с Кейт. И это хорошо. Очень хорошо. Замечательно. Кейт испустила долгий, дрожащий вздох.
Она могла бы расслабиться. И непременно расслабится. Она избавится от проклятых корсетных завязок и наденет свою самую старую, самую изношенную, самую удобную ночную рубашку.
В комнату вернулись Мария и Грейс.
– Вам помочь, миледи? – спросила Грейс.
– Да, пожалуйста.
Слава Богу, наконец-то она устроится по-настоящему удобно.
* * *
Это неправильно. Ему следует повернуть назад, к Доусон-Хаусу, подняться к себе в спальню, выпить стаканчик бренди и почитать… что-нибудь.
Он только что дочитал «Паломничество Чайльд Гарольда» Байрона. И ему пока не хотелось начинать новую книжку.
Стало быть, он намерен затащить в постель Кейт потому, что не нашел подходящего чтива?
Нет. Алекс поддал носком ботинка небольшой камень, и тот, постукивая, полетел по тротуару… Он вовсе не собирается поступать так с Кейт. Само это слово, сама мысль об этом… непотребны. Он намерен… намерен…
Он не знал, что намеревается делать. Надо подождать, пока он доберется до Оксбери-Хауса, и тогда уже принимать решение. В Оксбери-Хаус он, собственно, и направляется. И ничего не может с собой поделать. Ему необходимо увидеться с Кейт. Господи, он столько лет провел, мечтая о ней, желая ее, тоскуя о ней… Как может он не явиться к ней сейчас?
Он перешел на другую сторону улицы. Для Лондона час был еще не поздний. Дороги относительно спокойны в этой части города. Большинство людей из высшего общества продолжали развлекаться на балах, раутах, в театрах.
До Оксбери-Хауса было уже недалеко – всего несколько кварталов. До Блэнтроп-Хауса дальше. Именно туда он, явился ранним утром двадцать три года назад. Леди Блэнтроп пришлось тогда опекать Кейт, поскольку супруга Стандена прихворнула, а сам Станден наносил визиты.
Проклятие, каждая подробность того утра была словно огнем выжжена в его памяти. Мысли о нем вскипали в голове в самое неподходящее время – среди ночи или на званом обеде. Его корчило каждый раз, когда они всплывали на поверхность сознания. Корчило и теперь.
Он тогда хотел выглядеть как можно изысканнее и наряднее и потому потратил довольно много времени на одевание. Вполне разумной была и мысль поспать хоть несколько часов, но Алекс был слишком взвинчен, чтобы спокойно лежать в постели. Он дождался девяти часов утра – час непозволительно ранний – и вышел из дому.
Это оказалось, увы, слишком поздно. Станден отправил Кейт в деревню на рассвете. Но это не имело значения. Она была уже обручена с Оксбери.
Проклятие, проклятие, про-кля-тие… Алекс отшвырнул ногой еще один камень, и тот рикошетом угодил на ступеньки перед дверью какого-то дома. Его разговор со Станденом был самым постыдным и унизительным в жизни.
Когда он взялся за ручку дверного молотка у парадного входа в Блэнтроп-Хаус, то подумал о Люке и леди Харриет, а также о несчастном случае в Гретна-Грин. Его беспокоило то обстоятельство, что Станден питает злобу до сих пор, – и не зря. Но он не знал, что Кейт не была с ним до конца честной, не знал, что когда она выходила с ним в парк, то была уже помолвлена с Оксбери.
Почему она не сказала ему об Оксбери? Более того, почему позволила поцеловать себя? Этот недостаток искренности ранил его так же сильно – или даже сильнее, – нежели уничижительный отказ Стандена.
Алекс остановился перед Оксбери-Хаусом. Он смотрел на его аккуратный фасад, но мысленно видел перед собой другое здание.
Дворецкий Блэнтропа оставил его, так сказать, остудить копыта в тесной и мрачной прихожей. Алекс и теперь словно видел перед собой уродливые обои с красным узором, которыми были оклеены стены этой комнатенки. Видел и злобную морду фарфорового кота на полке над камином. Прождав почти час, Алекс начал всерьез подумывать, не швырнуть ли этого представителя семейства кошачьих в камин.
Или запустить им Стандену в голову, когда тот наконец явится.
– Что вы здесь делаете? – спросил Станден, входя в комнату.
Это прозвучало так, словно он обращался к таракану. Однако он был братом Кейт, ее опекуном, и Алекс не мог ответить так, как ему хотелось бы.
– Лорд Станден, я пришел, чтобы поговорить с вами о вашей сест…
– Моя сестра вернулась в деревню.
– Я понимаю. – Тон Стандена был, мягко говоря, далеко не поощрительным, но Алекс был молод и глуп. – Я пришел просить у вас ее руки.
– Ее рука отдана графу Оксбери. Они обвенчаются в самое ближайшее время.
– Ах вот оно что… – Алекс почувствовал себя так, словно получил удар кулаком в живот. – Но…
Станден оборвал его:
– Нам больше не о чем говорить. Я выражаюсь ясно?
Мог ли треклятый ублюдок выразиться яснее?
– Да, но…
– Хорошо. – Станден скривил губы и сморщил нос, как будто понюхал нечто омерзительно вонючее. – Я предпочел бы протащить свою сестру голой по Сент-Джеймс-стрит, нежели увидеть ее замужем за таким, как вы.
К черту все! Алекс удалился, но не вполне поверил Стандену. По дороге домой он перебрал в уме все самые безумные вариации мыслей, а потом прочитал извещение в «Пост».
Сначала он оцепенел, а когда очухался, то почувствовал почти физическую невыносимую боль, словно ему одним ударом отрубили руку или ногу. И в глубине сознания навсегда поселился один и тот же неотвязный вопрос: если бы он был более настойчивым, если бы он в тот вечер в парке Олворда уговаривал Кейт уехать с ним в Гретна-Грин, отказалась бы она от Оксбери, согласилась бы бежать?
Мужчина был на тридцать лет старше ее, но… имел графский титул.
Алекс глубоко вздохнул. Итак, он снова в Лондоне и стоит возле Оксбери-Хауса. Кейт в доме и ждет его.
Быть может, нынче ночью он наконец обретет душевный покой. Ради этого он и намерен посетить Кейт. Довести до конца то, что осталось незавершенным. Понять, что наконец он может залечить проклятую рану.
Осторожно обогнув дом, он подошел к черному ходу, взялся за дверную ручку и попробовал ее повернуть.
Она не сдвинулась с места.
Он нахмурился и попробовал нажать еще раз. Ручка не поддавалась. Алекс снял перчатки и взялся задело обеими руками. Никакого результата.
Проклятая дверь была заперта.
* * *
Дэвид вытянул длинные ноги к огню и пошевелил ступнями, облаченными в носки, наслаждаясь теплом. Он отхлебнул бренди и подержал обжигающую жидкость на языке, прежде чем проглотить. Это тепло тоже приятно. А самым лучшим, самым приятным было бы тепло…
Он откинулся в кресле, смежил веки и предоставил своему воображению гулять где оно пожелает. И словно сорвавшийся с поводка охотничий пес, оно немедля устремилось к желанной цели.
Леди Грейс Белмонт.
Она само совершенство. Дэвид в жизни не думал, что его очаруют рыжие волосы, считая, что предпочитает блондинок. Но он никогда не видел таких волос, как у Грейс. Они вовсе не рыжие; они медь и золото, пламя и свет. Он хотел запустить в них пальцы, уложить пряди себе на ладонь… на грудь… на…
Он уселся поглубже в кресло и пошире раздвинул ноги, чтобы одна важная часть его тела получила на радостях некоторую возможность увеличиться в размерах. При этом она, пожалуй, чересчур нагрелась, так что брюкам Дэвида угрожала опасность внезапного возгорания.
О, если бы леди Грейс Белмонт очутилась здесь.
Если бы Грейс была здесь… Он снова глотнул бренди и подержал во рту, перекатывая по языку. Если бы леди Грейс была здесь…
Что бы он сделал, если бы Грейс появилась в этой комнате сейчас?
И чего бы не сделал?
Он начал бы со шпилек в ее волосах. Да. Медленно, одну за другой он вынимал бы их, любуясь, как чудесные локоны падают Грейс на плечи. Медь на сливки – это прекрасно. Потом он запустил бы пальцы в эти волосы, зарылся в них лицом, вдохнул их дивный, чистый запах. Он взял бы в руку шелковистую прядь и откинул ее с шеи на затылок, чтобы поцеловать чувствительное местечко за ухом.
А потом? Потом он занялся бы ее лицом. Поцеловал бы подбородок, скулы, глаза, слегка коснулся бы губами ее губ – он не хотел слишком торопить события – и проложил бы легкими поцелуями дорожку к той ямочке на шее почти у самого плеча, где бьется пульс… А потом стал бы расстегивать платье.
Он поерзал в кресле. Неужели эти брюки ему тесны? Сомнительно.
На чем он остановился? Ах да. Платье Грейс. Он медленно спустил бы его с плеч, наслаждаясь каждым дюймом ее великолепной кожи. Плечи, грудь, талия, бедра… и вот уже платье ниспадает к ногам Грейс, и она остается только в корсете и нижней сорочке.
Тогда он повернет ее, перебросит пряди со спины на грудь, чтобы поцеловать шею и плечи.
Хватит ли у него терпения расшнуровать корсет?
Дэвид хмыкнул. Он никому не посоветовал бы держать на это пари. Пальцы у него такие же толстые, как тот орган, который просто умоляет, чтобы его высвободили из брюк. Хе! Нет, они не настолько толстые, но он уверен, что они не справятся с маленькими тугими узелками тонких шнурков. Пришлось бы прибегнуть к помощи ножа. Грейс, наверное, не стала бы возражать. Если бы он проделал работу аккуратно, она радовалась бы своему освобождению так же сильно, как он возможности ее освободить.
Он улыбнулся, взглянув на огонь. О да, освободить ее и ее прекрасные, восхитительные груди. Он обнимет ее, привлечет к себе и приподнимет ладонями эти округлые тяжелые груди, нежно лаская их.
А потом он снова повернет ее лицом к себе, проведет ладонями сверху вниз по спине, по изгибу талии, по округлостям пышных бедер и по длинным-длинным ногам до самых лодыжек, пока не коснется подола сорочки. Он опустится на колени, чтобы лучше видеть, как теперь его руки двигаются снизу вверх, прихватив с собой ее сорочку, двигаются от лодыжек к икрам и коленям. Он может немного задержаться на бедрах, чуть повыше колен, чтобы поцеловать нежную белую кожу. Потом он позволит своим губам двигаться вверх в такт движениям рук, пока не обхватит ладонями соблазнительные ягодицы и не зароется лицом в мягкие волосы внизу живота. Они, наверное, тоже золотисто-рыжие, эти волосы?
Господи, да ему уже трудно дышать. Ему придется расстегнуть ширинку на брюках, иначе будет мучительно трудно подниматься по ступенькам лестницы в спальню. Такого с ним не случалось с тех пор, как он был совсем юнцом.
Необходимо отвлечься от мыслей о Грейс, подумать о другом.
Об Алексе, например. Дэвид поморщился. Выбор не слишком удачный. Алекс, похоже, пребывает сейчас в спальне у леди Оксбери, собираясь заниматься с ее обитательницей всем тем, чем он, Дэвид, занимался в своем разыгравшемся воображении с леди Грейс. Алекс, такой осторожный, настоящий Уилтон, принимает участие в том, что может обернуться грандиозным скандалом, если об этом услышат хоть одно словечко в обществе.
Никто из тех, кто хорошо знает Алекса, этому, разумеется, не поверит, да и Дэвид не поверил бы, если бы не возвращался вместе с ним домой с бала у Олворда.
Но, может быть, Алекс всего лишь совершает вечернюю прогулку по Лондону.
Дэвид встал, чтобы налить себе еще стаканчик бренди. Если он выпьет достаточно, то перестанет грезить о Грейс, когда дотащится вверх по лестнице к себе в спальню и рухнет на постель.
Он наполнил стакан и окинул взглядом библиотеку. Его прадед был последним из Уилтонов, который пользовался этой комнатой. Дед ненавидел Лондон. Отцу Дэвида, Люку, исполнилось всего двадцать, когда он сбежал с леди Харриет. Такой молодой.
Продолжали бы его родители любить друг друга, если бы остались в живых?
Если верить историям, которые рассказывала Дэвиду бабушка, когда он был маленьким, то да. По ее словам, они являли собой чету, чья взаимная преданность превозмогла бы все испытания, кроме смерти. Истории, которые он слышал от хозяев постоялых дворов, конюхов, местных джентри и лордов, знакомых с его отцом, были, однако… ладно, бабушка всегда любила волшебные сказки.
Репутация Люка Уилтона отнюдь не свидетельствовала о постоянстве и обязательности.
Дэвид провел рукой по корешкам книг на полке. Солидные тома на греческом и латыни, книги по земледелию и садоводству… Было ясно, что все эти тома приобретались исключительно за красоту переплетов.
Этим скорее всего занимался отец его матери, лорд Уордем, злодей из бабушкиных сказок. Если бы он не старался принудить леди Харриет выйти замуж за Стандена, родители Дэвида не сбежали бы в Гретна-Грин, а его отец не разбил бы себе голову о булыжники мостовой на конном дворе. Но теперь, когда Дэвид задумывался об этом… говоря по правде, он не хотел бы, чтобы его собственная дочь, если бы она у него была, вышла замуж за такого, как его отец.
Однако нежелание иметь в качестве зятя неимущего прощелыгу не оправдывало поведение лорда Уордема, бросившего леди Харриет на постоялом дворе, тем более что он не простил ее, даже когда она лежала на смертном одре, и не признал ее сына.
Дэвид глубоко вздохнул и сделал еще глоток бренди. Спиртное подбодрило его.
Лорд Уордем умер, но леди Уордем еще жива и находится в Лондоне.
Дэвид хмыкнул. Чего ради отмечать этот факт? Эта женщина никогда не проявляла к нему ни малейшего интереса.
Он вернулся к камину и поворошил кочергой дрова, рассыпая снопы искр.
Алексу исполнилось четырнадцать в тот год, когда погиб Люк. Был ли он образцом порядочности уже тогда или стал таковым в качестве реакции на разнузданную непорядочность старшего брата? Это не имеет значения. Теперь Алекс наконец-то позволил себе вольности самого отчаянного порядка.
Дэвид усмехнулся, глядя на огонь. Если Алекс завлек леди Оксбери и совратил с пути истинного – а она в этот вечер вела себя соответственно такому предположению, – то он дал этим Дэвиду много возможностей проделывать пикантные штучки следи Грейс.
Он выкрадет ее из унылой и нудной деревенской глуши.
Точно так же, как его отец выкрал его мать у Стандена.
Нет. Обстоятельства ничуть не сходны между собой. Люк был дрянным парнем, отъявленным негодяем. А он, Дэвид, настолько же ответственный и порядочный человек, как и Алекс.
Но – тоже, как и Алекс, – возможно, не столь ответственный в теперешних обстоятельствах.
Пропади оно пропадом, Грейс предназначена судьбой ему, а не Паркер-Роту. У парня были годы на ухаживание, однако он явно потерпел крах. Он, Дэвид, непременно станет ухаживать за Грейс, но если не покорит ее сердце, то скромно удалится и уступит дорогу Паркер-Роту.
Но он преуспеет. Он приложит все усилия, чтобы добиться желаемого успеха, и станет радоваться каждому моменту этих усилий.
Одним глотком он допил остатки бренди и направился к лестнице, ведущей в спальню.
* * *
Алекс тупо уставился на дверь. Снова нажал на ручку. Никакого результата. Дверь определенно заперта.
Кейт переменила решение.
Черт побери! Он проделал весь этот путь, боролся с укорами совести – и ради чего? Ради того, чтобы оказаться перед запертой дверью.
Она снова подшутила над ним, как и двадцать три года назад. Неужели она сейчас смеется над ним в своей спальне? Ему хотелось изо всех сил стукнуть во что-нибудь кулаком, но он больше не юнец и не глупец. Ради чего разбивать руку о камень стены или о ствол дерева, да еще к тому же привлекать к себе весьма нежелательное внимание?
Ствол дерева. Хм. А что, если…
Нет, он должен вернуться в Доусон-Хаус. Если повезет, он сумеет убедить Дэвида, что просто решил совершить долгую прогулку. Черт, если он сейчас поторопится, то еще успеет присоединиться к племяннику в библиотеке и выпить стаканчик бренди на сон грядущий.
Он ужасно устал.
Кейт казалась такой искренней в парке Олворда. Да, его взгляд был окрашен желанием, но он не подчинился животным инстинктам.
Быть может, вернувшись домой, Кейт попросту убоялась возможного скандала, который вызовет его присутствие в Оксбери-Хаусе, если это присутствие будет обнаружено, утратила смелость?
Он должен вернуться домой. Алекс повернулся и сделал несколько шагов по направлению к улице.
Но, может, она забыла о двери. Или же дворецкий, обходя дом, запер ее на ночь.
Алекс остановился. Он не может уйти в неведении.
Он находился возле северо-западного угла дома. Кейт сказала, что там есть дерево. Точно, вот оно, это толстое дерево со множеством больших и крепких ветвей. По нему не трудно взобраться. А в комнате Кейт горит свет.
Он устал от грез и предположений. Ему нужно в точности знать, есть ли у него будущее – или настоящее – с Кейт.
Он поднял камешек с дорожки в саду, взвесил на ладони и нацелился на окно спальни леди Оксбери.
