Текст книги "Решительный барон"

Автор книги: Салли Маккензи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Глава 17

– Вы что-то очень скоро вернулись, а, сэр?

Роберте повесил в гардероб куртку Алекса. Алекс подавил досадливый вздох. Его слуга порой бывает чертовски бесцеремонным.

– Не так уж скоро.

Роберте поднял бровь. Алекс подумал, что хорошо бы двинуть парня кулаком в тот самый глаз, над которым взлетела его паршивая бровь.

Его слуга был относительно понятливой личностью. Бровь заняла обычное место, и Роберт поспешил поклониться:

– На этот вечер, я полагаю, все, сэр?

Кажется, парень бросил взгляд на смежную дверь? Алекс напустил на себя совершенно безразличный вид флегматика, которому ни до чего нет дела. Роберте, вероятно, понимал намерения хозяина: слуги, как правило, в курсе мельчайших подробностей жизни своих господ, – но, само собой, не стал бы говорить об этом вслух.

– Да, спасибо. Это все.

Роберте направился к выходу. Алекс ничего не мог с собой поделать – слова слетели у него с языка прежде, чем он осознал, что произносит их.

– А, вот еще что…

Роберте остановился, уже взявшись за дверную ручку.

– Да, сэр?

Мозги Алекса в конечном итоге сделали соответствующее внушение языку. Что он, полный идиот? Не может он просить о таком.

– Ничего, пустяки.

Роберте ухмыльнулся:

– Я заметил, что леди Оксбери тоже рано вернулась к себе в комнату. Должно быть, общая встреча оказалась очень утомительной.

Алекс с радостью запустил бы башмак в голову самодовольному хлыщу.

– До крайности утомительной. Боюсь, завтра я встану очень поздно. Не беспокой меня, пока я сам тебя не позову.

Ха! Пусть Роберте понимает это как ему угодно. Малый тут же расплылся в улыбке.

– Хорошо, сэр. – Роберте поиграл своими чертовыми бровями. – Смею ли я пожелать вам всяческой удачи?

Проклятие! Алекс почувствовал, что краснеет.

– С чего бы мне нуждаться в удаче?

Роберте быстрее задвигал бровями.

– Не имею представления, сэр.

Лакей выскользнул в коридор, бесшумно затворив за собой дверь.

Проклятый лжец! Роберте составил кристально ясное представление о намерениях Алекса, только он ошибался.

Впрочем, ошибался лишь отчасти. Алекс был бы счастлив заниматься любовью с Кейт, уложить ее в постель и ласкать так же, как ласкал тогда в Лондоне.

Алекс потянулся за графином бренди и налил себе полный стаканчик. Неужели он станет отцом? Обретет дитя – сына. Или дочь. Ребенка.

Первый год или даже два после того, как Кейт вышла замуж за Оксбери, Алекс мучился мыслями о том, что она забеременела от мужа и вынашивает его отродье. С его стороны было грешно так думать, Алекс это понимал. Он понимал это даже в те годы, но ничего не мог с собой поделать. С его точки зрения, рождение ребенка от Оксбери доказывало основательность брака Кейт. Но годы шли, а Кейт оставалась девически стройной и бездетной, и Алекс обманывал себя допущениями вроде того, что Кейт не делит с Оксбери супружеское ложе и вообще не привязалась к нему.

В этом могла быть доля правды. Не то чтобы Кейт осталась девственницей – она ею не была, когда он овладел ею в Лондоне, – но ее связи с семейством Оксбери… к лучшему это или к худшему, непонятно, однако держатся они на ниточке – иначе говоря, зависят от капризов нового лорда Оксбери.

Если бы у нее был сын, тогда дело другое. Кейт была бы матерью графа. И если бы даже у нее родилась только дочь, то была бы жизнь, созданная ею и Оксбери совместно.

Алекс тяжело опустился в коричневое кожаное кресло с подлокотниками и уставился на огонь, держа в руке стаканчик со спиртным. Сидел и думал то о детях, то о наследстве, то о дедушке и бабушке, которых называл мамой и папой всю свою жизнь. Их не стало год назад.

Когда его самого не станет, некому будет его оплакивать. О нет, Дэвид о нем не забудет, а может, и детям Дэвида будет недоставать старого дядюшки Алекса, но это уже совсем другая история. У него, Алекса, нет прямого наследника – ни сына, который носил бы его имя, ни единокровной дочери. И некому унаследовать Клифтон-Холл. Алекс тяжело вздохнул. Можно оставить имение второму сыну Дэвида.

Если у Дэвида будет второй сын.

Чепуха. Дэвид должен жениться и должен иметь детей. Ему необходимо кому-то передать титул. Пока что нельзя с уверенностью утверждать, что его нареченной станет леди Грейс. Нынче во второй половине дня между ними явно что-то разладилось. За обедом они старались не смотреть друг на друга. Если по чистой случайности их взгляды пересекались, каждый из них спешил отвернуться. Когда Дэвид вошел после обеда в гостиную, то, заметив Грейс, тотчас перешел на другой конец комнаты. А Грейс довольно скоро вообще ушла.

Это неприятно, однако Дэвиду всего тридцать один. У него есть время подумать о вступлении в брак. А принимая во внимание неприязнь Стандена ко всем Уилтонам, избрание другой невесты, возможно, обеспечит Дэвиду семейную гармонию.

Зато он, Алекс, далеко не молод. Он серьезно думал о вступлении в брак несколько лет, после того как Кейт вышла замуж. Он хотел иметь детей и даже познакомился с леди, которая была для этого вполне подходящей. Однако он медлил сделать предложение, колебался, и женщина вышла замуж за другого.

Такова была история его жизни – он действовал недостаточно решительно и терял приз. Если бы он бежал вместе с Кейт в Гретна-Грин двадцать три года назад, увлек ее с собой, как Люк – леди Харриет…

Алекс пригубил бренди. Все это исчезло словно круги на воде. Стало историей. А он должен жить настоящим. И должен найти решение, которое непременно осуществит.

Если Кейт зачала от него ребенка, долго искать незачем. Он не допустит, чтобы его дитя родилось незаконным.

Он поставил стаканчик с остатками бренди на стол и направился к двери, соединявшей их с Кейт комнаты.

* * *

– На сегодня все, Мария. Благодарю тебя.

Кейт потерла кончиками пальцев виски. Голова раскалывались от боли.

– Может, принести вам чаю, миледи?

Желудок у Кейт все еще был неспокоен. К сожалению, чай в таких случаях не приносил облегчения.

– Спасибо, не надо.

Мария что-то недовольно буркнула себе под нос и задержалась у двери. Кейт подняла голову и посмотрела на горничную.

– Вы хотите еще что-то сказать, Мария?

Подбородок горничной так и взлетел вверх. Вид у Марии был весьма воинственный.

– С вашего позволения, да.

Кейт кивнула. Глаза у Марии вспыхнули. Зевс-громовержец! Если уж Мария задумала обрушить молнии и громы ей на голову, пусть – и дело с концом! Вряд ли Мария может сказать ей нечто такое, чего сама Кейт не говорила себе сто раз.

Кейт наклонила голову и прижала пальцы ко лбу.

– Ну? И что, собственно, ты хочешь мне сообщить?

– Вы понимаете, что должны как можно скорее сказать ему, или нет?

Кейт не надо было спрашивать, кого Мария имеет в виду. С утра Кейт решила, что поговорит с Алексом вечером, но вечер уже настал… Она бросила взгляд на смежную дверь. Возможно, завтра…

Кейт снова посмотрела на Марию. Горничная сочувствует ей, это очевидно. Слезы выступили у Кейт на глазах.

Нет, только не плакать.

– Я готова к этому, Мария.

Выражение сочувствия мгновенно исчезло с лица горничной. Оно снова пылало гневом.

– И когда это произойдет, миледи? Вы говорили то же самое вчера вечером.

Кажется, так оно и было?

– Да, хорошо, но ведь домашний праздник только что начался.

– И очень скоро кончится, а бедный мистер Уилтон, боюсь, так ничего и не узнает.

Бедный мистер Уилтон? С чего это он достоин жалости? Ему не выворачивало желудок наизнанку каждый раз после завтрака. Его ничуть не беспокоило, если кто-нибудь бросал взгляд на его живот; ему не внушала ни малейшего беспокойства мысль о том, что живот у нее заметно округлился и по этому поводу любой может строить соответствующие предположения. А через несколько месяцев или даже недель никаких предположений не потребуется – любому станет очевидно, что вскоре произойдет интереснейшее событие.

– У меня почти не было времени…

– У вас было достаточно времени. – Мария щелкнула языком. – Я вижу, как вы страдаете. Вы плохо спите, не можете есть. Это вредит и вам, и ребеночку.

– Это верно…

Само собой, что постоянная тревога и породила эту чудовищную головную боль.

– Имейте в виду: легче вам не станет, миледи. Подумайте, как скверно обернется дело, если вы будете тянуть до тех пор, когда животик станет заметным. Я так думаю, мистеру Уилтону ох как не понравится лишь тогда узнать, что он и есть причина такого положения.

– Не-е-е…

Ох, где же тазик? Ей сейчас опять станет плохо… Мария скрестила руки на груди.

– Если вы не скажете ему нынче вечером, я сама скажу завтра утром.

– Ты не посмеешь! – воскликнула Кейт.

– Еще как посмею.

Вид у Марии был решительный.

– Но мне надо пойти к леди Грейс. Сегодня вечером в гостиной она выглядела такой подавленной.

Мария молча взглянула на хозяйку.

– И я не одета. – Кейт широко раскинула руки в стороны. – Ты же видишь – я уже в ночной рубашке.

Мария фыркнула.

– Этот мужчина видел вас в ночной рубашке и до этого, миледи. Он, похоже, видел вас и без ночной рубашки. Не думаю, что он станет жаловаться, ежели вы явитесь к нему в спальню.

Господи помилуй! Явиться в спальню Алекса. Об этом не может быть и речи.

– Я скажу ему завтра утром, обещаю тебе. Можно встретиться с Алексом в саду.

– Поговорите с ним сегодня вечером, миледи, или я поговорю с ним завтра утром!

Мария с треском захлопнула за собой дверь – для пущей выразительности.

– Ох-х!

Кейт уткнулась лицом в ладони. Как ей быть?

Придется сообщить Алексу… так или иначе. Да, придется. Мария – человек слова; если она, Кейт, не наберется храбрости сегодня, горничная завтра же с утра заявится к Алексу.

С чего бы ей, позвольте спросить, считать себя обиженной судьбой? Она вела вполне спокойную, благополучную жизнь. Подчинилась настояниям старшего брата и вышла замуж за Оксбери. Была ему верной женой. Помогала бедным, посещала больных, каждый вечер перед сном возносила молитвы Богу… почти каждый вечер.

Другие вдовы, она это знала, не единожды завлекали джентльменов к себе в постель и не беременели. А она решилась на такое всего раз – и вот пожалуйста. Это несправедливо.

– Как ты думаешь, Гермес, что мне делать?

Гермес зевнул и опустил голову на передние лапы. Было ясно, что горести хозяйки ничуть его не беспокоят.

Кейт испустила долгий, глубокий вздох и посмотрела на смежную дверь. Насколько трудным это может быть? Они с Алексом вполне взрослые и разумные люди. Неужели они не в состоянии обсудить сложившуюся ситуацию?

От страха у Кейт так стиснуло горло, что она едва могла дышать.

Может, стоит поупражняться? Кейт подошла к зеркалу.

– Мистер У-уилтон, я хотела бы…

Недопустимо, чтобы голос у нее дрожал от страха. Бояться совершенно нечего.

Впрочем, есть чего бояться, точнее говоря – за кого бояться… за то существо, которое растет сейчас у нее в утробе. Кейт прижала к животу дрожащую руку.

Чего она, собственно, хочет от Алекса? Предложения выйти за него замуж? Но таким образом она вынудит его расплачиваться за ее глупость. Для этого она слишком совестлива. Быть может, какого-то иного предложения? Но мужчинам, как правило, ни к чему беременные любовницы и орущие младенцы.

Кейт положила на живот обе ладони. Ее ребенок не будет орущим младенцем. Этого ребенка, будь то мальчик или девочка, ожидает нежная материнская любовь и горячая забота… если только им обоим не суждено голодать в работном доме.

Кейт оперлась на подзеркальный туалетный столик и еще несколько раз глубоко вздохнула.

Самое главное – сказать Алексу, что она… Что он… Что У них родится ребенок. Как только эта задача будет решена, можно перейти к прочим делам. Если удастся, то к вопросу о том, как создать для нее благоприятное положение, те необходимые удобства, которых она была лишена в последнее время. Алекс не должен оставлять ее в полном одиночестве. У него вполне могут возникнуть дельные мысли о том, как решить проблему наилучшим способом.

Да, конечно. Одна голова хорошо, а две – лучше… Кейт снова потрогала живот. Даже не две – три… О Боже!

Она распрямила плечи и направилась к двери, соединяющей комнаты. Довольно. Настало время собраться слухом. Окончательно и бесповоротно.

Она взялась за ручку двери. Так, еще один ободряющий вздохи…

Ее резко дернуло вперед, поскольку дверь отворилась с другой стороны.

Кейт вскрикнула и вытянула свободную руку, чтобы удержать равновесие, и рука эта уперлась в твердую мужскую грудь.

– Ох!

– Кейт! Вы не ушиблись?

Алекс обнял ее за плечи, удерживая на ногах. От него пахло бренди, полотном белоснежной рубашки и… Алексом. Он уже снял смокинг и жилет. Ткань рубашки была такой мягкой под пальцами Кейт. Но его кожа еще мягче.

Она отдернула руку, словно обожглась. Алекс, сдвинув брови, с тревогой посмотрел на нее.

– С вами все в порядке?

– Да, конечно. Что со мной могло случиться?

Кейт прикусила губу. Она не собиралась говорить столь резким тоном, но виной тому был опять-таки желудок, который вел себя так же беспокойно, как обезьяна мисс Смит. Кейт откашлялась – во рту у нее вдруг стало так же сухо, как в пустыне Сахаре.

– Можно войти?

Правый уголок его губ слегка приподнялся в полуулыбке.

– Но ведь вы уже вошли.

Кейт покраснела.

– Да, но можно ли пройти дальше?

Левый уголок его губ присоединился к правому. Алекс немного отступил в сторону.

– Разумеется. Не хотите ли рюмочку бренди?

Бренди не принадлежал к числу любимых напитков Кейт, но сейчас глоток-другой помог бы ей немного успокоиться.

– Да, благодарю вас. С удовольствием.

Кейт прошла в комнату, бросила быстрый взгляд на кровать и, почувствовав, что снова краснеет, сосредоточила внимание на кресле у камина. Единственном кресле в комнате.

Она остановилась. Где ей сесть?

– Что-нибудь не так?

Алекс, который наливал в рюмку бренди, поднял на Кейт глаза.

– Я… нет, ничего.

Она лучше постоит. Алекс нахмурился.

– Мне кажется, вам не слишком уютно.

Да, она и в самом деле чувствовала себя неуютно. Нервничала.

Мужчина не должен быть таким красивым. Алекс был без галстука, ворот рубашки распахнут, открывая взгляду сильную стройную шею. Кейт прекрасно помнила, как он выглядит без рубашки, какие у него широкие плечи, какие мягкие волосы на груди.

Она отвернулась и уставилась на огонь в камине. Ей жарко, она вспотела… и чувствует себя такой слабой…

– Прошу вас, проходите и сядьте в кресло, Кейт.

Она крепко сжала руки. Ей нравилось, когда он называл ее «Кейт», а не «леди Оксбери». Она устала быть леди Оксбери. Она хотела быть просто Кейт, просто самой собой, хотела слышать из уст Алекса свое имя. Это звучало так интимно. Их только двое – Кейт и Алекс. Никаких докучливых братьев, никаких золовок, никаких светских сплетен – только они вдвоем.

И еще одно существо. Кейт положила руку на живот. Она должна сказать Алексу. Кейт посмотрела на него.

– А куда сядете вы?

Он беспечно махнул рукой:

– Куда придется.

Его руки. Он без перчаток. У него такие длинные, крупные и сильные пальцы. Немного загрубелые, они с такой нежностью гладили ее тело. То были вызывающие, дразнящие, многообещающие прикосновения…

Кейт ощутила слабость в коленях. Ей и в самом деле надо присесть. Она опустилась в кресло – и тут же вскочила. Кресло еще сохранило тепло тела Алекса.

– Что случилось? – не на шутку встревожился Алекс. – Вы сели на булавку?

– Н-нет.

Он подошел, передал ей оба стаканчика бренди и, наклонившись над креслом, тщательно ощупал обеими руками сиденье. Перед взором Кейт возник великолепное зрелище мускулистых ягодиц, туго обтянутых брюками.

Кейт облизнула губы. И тотчас вспомнила, как держалась руками за обнаженные ягодицы Алекса, в то время как он изливал в нее свое семя… семя, которое пустило корни, семя, плод которого стал поводом для этого ее визита.

Она должна сказать ему, что забеременела.

Кейт глотнула бренди.

– Я не обнаружил ничего колючего. – Алекс выпрямился. Какой же он высокий и большой по сравнению с ней. – Полагаю, вы можете сесть в кресло без опасений.

– Я предпочла бы сесть на оттоманку, если не возражаете.

Кейт села. На беду, глаза ее оказались на одном уровне с фаллосом Алекса, заметно приподнявшим ширинку его брюк. Она могла бы дотронуться до этого места. Могла его поцеловать…

Алекс тотчас сел и взял у Кейт свой стаканчик со спиртным.

– У вас была особая причина для… – Он запнулся, потом откашлялся и продолжил: – Я имею в виду, почему вы пришли… – Новая заминка. Алекс тряхнул головой. – Простите, это не имеет значения. – Он улыбнулся. – Я счастлив видеть вас, Кейт. – Он наклонился и пальцами свободной руки перебрал пряди ее волос. – Мне вас так не хватало.

Он дотронулся пальцем до ее щеки.

Кейт проглотила слезы. Беременность сделала ее ужасно плаксивой. Они с Алексом совсем недавно виделись в гостиной, но она понимала, что он имел в виду вовсе не это.

– Мне тоже вас не хватало.

В тот раз, когда они впервые были вместе в спальне, он удалился так внезапно – не только из ее постели, но даже из Лондона. И в том была ее вина, именно за это ей первым долгом следует попросить у него прощения.

– Простите меня зато, что я сказала. Я вовсе не хотела причинить вам боль.

Он не стал делать вид, будто не понимает, о чем речь.

– Так что вы тогда имели в виду, Кейт?

Она откинулась в кресле и зачем-то посмотрела на стаканчик бренди, который все еще держала в руке.

– Я… я думала о вас, Алекс, все годы моего замужества. А потом, когда увидела вас в бальном зале герцога Олворда…

Она запнулась. Хотела сказать то, что прозвучало бы правдиво, но не было полной правдой. И не смогла. Алекс заслуживал услышать все: ее суждения о чисто плотской стороне интимных отношений и о чувстве любви как о самом высоком проявлении духовной сути человека.

Она попыталась начать еще раз:

– Я хотела вас, Алекс. Я хотела вас все эти годы. Я хотела узнать, такой ли была бы близость с вами, о какой я грезила. Но я не хотела узнать, что ваши стремления ограничиваются лишь приятным времяпрепровождением в постели, – как говорится, любовными играми. – На губах у Кейт промелькнула усмешка. – Я полагала, что одной любовной встречи достаточно, чтобы я могла удовлетворить свое любопытство. Интимная близость с Оксбери не была… короче, я могла бы жить без этого. Но с вами…

Алекс бережно взял в ладони ее лицо и посмотрел ей в глаза.

– Для меня это никогда не могло быть сведено только к любовным играм, Кейт. Никогда. А для вас?

Правда, только правда. Кейт на секунду прикусила нижнюю губу, потом произнесла:

– Нет. – Слово прозвучало как шепот. – Нет, таким оно не было.

– В таком случае чем это было для вас?

Алекс взял у нее стаканчик с недопитым бренди и поставил на столик. Затем положил руки ей на плечи и, сдвинув их ниже, к локтям, привлек Кейт к себе, а она, немного приподнявшись, очутилась у него на коленях.

– Если оно не было для вас чисто физическим влечением, Кейт, то чем его можно назвать?

Неужели он считает, что она в состоянии о чем-то думать, сидя вот так у него на коленях в одной ночной рубашке?

Да ей и не надо было думать – это была любовь, по крайней мере с ее стороны, но у Кейт не хватало смелости в этом признаться.

– Одного кресла достаточно, как вы считаете? – спросил он.

О, более чем! Невероятные по силе ощущения переполняли Кейт. Бедра Алекса прижаты к ее ягодицам, он крепко обнимает ее одной рукой, прижимая к груди, пальцы поглаживают подбородок Кейт. Она положила голову ему на плечо.

Надо сказать ему прямо сейчас.

– Алекс.

– М-мм?

Он устремил на нее страстный взгляд. Губы его совсем близко, вот они коснулись ее губ, и Кейт опустила веки.

Она скажет ему позже.

Алекс убрал руку с ее подбородка и ладонью приподнял грудь.

– Ой!

Кейт готова была поклясться, что сильный разряд энергии ударил ее между ног.

Алекс усмехнулся:

– Я предпочел бы услышать вздох, а не крик, любовь моя.

Его язык проник ей в рот, раздвинув губы. Большим пальцем он дотронулся до ее соска. Хорошо, что груди у нее теперь уже не болят. Она должна сказать ему.

Она скажет позже, когда сможет думать хоть о чем-то, кроме того, что его язык скользит по ее языку. Алекс начал расстегивать маленькие пуговки на ее ночной рубашке. Большие мужские пальцы слишком долго справлялись с задачей. Лучше бы он просто сорвал с нее рубашку.

Он назвал ее своей любовью. Он и вправду любит ее? Или это всего лишь ласковое слово, с которым он обращается к любой женщине в порыве страсти?

Ах, наконец-то он расстегнул рубашку. Его пальцы гладили ее кожу, и это было такое наслаждение… Губы Алекса коснулись подбородка Кейт, а потом – чувствительного местечка чуть пониже уха…

Да, он выбрал верное направление. Кейт немного прогнулась, чтобы поощрить его к дальнейшему.

– Ты хочешь, Кейт?

Она сочла бы его невероятно самоуверенным, даже наглым, если бы голос его не дрогнул, а дыхание не участилось.

Кейт слегка поерзала на коленях у Алекса. О да, он готов к действию – об этом свидетельствовал твердый бугорок, который она ощутила под собой.

Она застонала, когда он взял в губы ее сосок.

Алекс улыбнулся. Ему тоже хотелось застонать. Его желание становилось все более неистовым, неудержимым.

Он еще раз поцеловал ее сосок и снова услышал стон.

Почему Кейт вошла к нему в комнату? По той же причине, по какой он открыл дверь в ее спальню?

Ладно, спешить незачем. Впереди целая ночь. Он может придумать за это время множество способов доставить наслаждение.

Он поцеловал ее вторую грудь. Надо освободить Кейт от ночной рубашки. Он хочет видеть каждый дюйм ее прекрасного тела, как видел в Оксбери-Хаусе. Он столько раз вспоминал о той ночи…

Алекс прильнул губами к губам Кейт, прижимая ее к себе одной рукой, в то время как другую опустил вниз, к подолу ее ночной сорочки. Кресло само по себе хорошо, однако он предпочел бы кровать. Он хотел, чтобы Кейт, совершенно нагая, распростерлась перед ним на простыне, а он в упоении ласкал бы ее.

Прихватив подол рубашки, Алекс потянул ее вверх, чтобы снять через голову.

Настанет минута, когда Кейт заговорит с ним о причине своего визита к нему. А если она не решится, он сам начнет разговор. Так или иначе, она не уйдет из этой комнаты, не сообщив ему, станет он отцом или нет.

Господи! Сама мысль о том, что его дитя растет и развивается в утробе у Кейт, внушала ему страх и благоговение одновременно. Младенец у ее груди… сын или дочь одной крови с ним и с Кейт. Это мечта, которую он даже не смел в глубине души лелеять все эти годы.

Он целовал ее, надеясь, что это правда, молясь о том, чтобы это было правдой.

Он подхватил Кейт одной рукой под коленки, а другой обнял за спину и встал.

– Ой! – вскрикнула она, обеими руками обхватив Алекса за шею. – Что ты делаешь?

– Собираюсь уложить тебя в постель. Ты не против?

– Нет. – Алекс увидел желание в ее взгляде, но она в ту же секунду сдвинула брови. – То есть да.

– Даю слово, что делить эту вот постель куда удобнее, чем это кресло, хотя сидеть в нем было приятно и я могу в него снова усесться, если ты будешь настаивать.

Он наклонил голову, чтобы поцеловать Кейт, однако она прижала пальцы к его губам прежде, чем он успел это сделать.

– Нет, Алекс. Отпусти меня.

Ей было тяжело выговорить эти слова, но Кейт не могла поступить иначе. Если она сейчас ляжет с ним в постель, у нее не хватит смелости сообщить ему то, ради чего она сюда пришла; во всяком случае, до тех пор, пока они не совершат в этой постели то, чего она хочет больше всего на свете.

Обеими руками Алекс прижал ее во весь рост к своему телу. Кейт ощутила всю напряженность его затвердевшей плоти. Он испытывал такое же сильное желание лечь в постель, как и она.

Можно ли относиться к этому как к чему-то недопустимому? Грех – если можно произошедшее между ними считать грехом – уже содеян. Алекс не может зачать с ней еще одного ребенка. Им обоим доставит радость еще одно сближение. Они могут провести все оставшиеся ночи домашнего праздника, доставляя наслаждение друг другу. Это было бы чудесно.

Это было бы плохо. Оставляя зачатие ребенка – их общего ребенка – в тайне от Алекса, она лгала бы ему, а Кейт хотела теперь только правды между ними. Она хотела, чтобы на этот раз ее мысли и чувства были для Алекса так же открыты, как и ее тело.

Она глубоко вздохнула, собираясь с духом, и посмотрела Алексу в глаза.