Текст книги "Весенней гулкой ранью..."

Автор книги: С. Кошечкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

С. Кошечкин

Весенней гулкой ранью...

Этюды-раздумья о Сергее Есенине

–

ВСТУПЛЕНИЕ

1918 год, 3 ноября. Канун первой Октябрьской годовщины. В Москве

открывается несколько временных памятников видным деятелям революционного

движения и культуры. У гипсовой скульптуры Алексея Кольцова выступает

молодой литератор.

"...Как сейчас вижу его фигуру с поднятой смело головой, – вспоминал

позже писатель Иван Белоусов, – слышу его голос, бросающий в толпу новые

слова:

О Русь, взмахни крылами,

Поставь иную крепь!

С иными именами

Встает иная степь.

По голубой долине,

Меж телок и коров,

Идет в златой ряднине

Твой Алексей Кольцов...

А там, за взгорьем смолым,

Иду, тропу тая,

Кудрявый и веселый,

Такой разбойный я.

И тогда не я один, – продолжал писатель, – а многие почувствовали, что

к нам пришел новый Кольцов".

Иван Белоусов и "многие" ошиблись: "новый Кольцов" не пришел.

Пришел другой. Художник самобытный. Звонкоголосый. Ни на кого не

похожий.

Пришел Сергей Есенин.

"Репины всегда приходят из Чугуева", – как-то произнес Павел Бажов.

"Есенины всегда приходят из Константинова", – можем сказать мы. Это

значит: таланты всегда приходят из глубин народной жизни.

Две даты: 21 сентября (3 октября) 1895 года. 28 декабря 1925 года.

Первая – рождения, вторая – смерти Есенина.

В старину кавказские старцы наставляли молодежь:

"Тридцать лет человек должен учиться, тридцать – путешествовать и

тридцать – писать, рассказывая людям все, что он увидел, узнал, понял".

Девяносто лет...

Есенину было отпущено в три раза меньше. Его судьба – подтверждение

другого мудрого изречения: жизнь ценится не за длину.

Один из героев Василия Шукшина говорит: "Вот, жалеют: Есенин мало

прожил. Ровно – с песню. Будь она, эта песня, длинней, она не была бы такой

щемящей. Длинных песен не бывает".

Верные и глубокие слова, выношенные в сердце самого писателя.

Они на памяти – многие горькие признания Есенина. "Ведь я мог дать не

то, что дал..." – написал он незадолго до гибели. Гак оно, наверно, и было.

Но и то, что поэт дал, это немало. Что – немало! Это много, ибо – это целый

мир, он живет, движется, переливается всеми цветами радуги. Это – задушевная

песнь о великом и вечном: о России и Революции.

Лучшие стихи и поэмы Есенина – "томов премногих тяжелей". Место их

постоянного хранения не в книжном шкафу, не на библиотечной полке – в сердце

народа...

В стихотворении "Памяти Брюсова" он писал:

Мы умираем,

Сходим в тишь и грусть,

Но знаю я -

Нас не забудет Русь.

Не только в России – его имя с любовью произносится на Украине и в

Молдавии, в Белоруссии и Таджикистане, в Литве и Киргизии...

Как свежий весенний ветер звенит это имя на солнечных просторах Грузии

и Азербайджана, где поэт подолгу бывал и где пережил свою "болдинскую

осень".

Широко известны стихи Есенина за рубежом, особенно в странах

социалистического содружества – Болгарии, ГДР, Польше, Чехословакии...

На могиле поэта в Москве, у его мемориала в Мардакянах, что неподалеку

от Баку, летом и зимой свежие цветы.

"Есенин – это вечное, как это озеро, это небо..." – сказал Николай

Тихонов.

Оно всегда будет дорого людям, чудо есенинской поэзии...

"ВСЮ ДУШУ ВЫПЛЕЩУ В СЛОВА"

1

Рязань, рязанская земля... Места эти – исконно русские, изначальные.

Они первыми принимали на себя удары азиатских кочевников со стороны "дикого

поля". Слышали они удалые посвисты "соколов-дружинников" Евпатия Коловрата, шедших на "побоище кроволитное" с Батыевой ордой. Знали они и тех, что

скрытными тропами бежали от господского кнута под знамена Разина и Пугачева

– добывать себе и людям волю... Сколько ветров пронеслось, сколько гроз

прошумело над этими приокскими холмами и равнинами – не сосчитать...

Немало старинных сел разбросано среди полей и лесов этого раздольного

края. Одно из них – Константиново.

...Передо мной – второй том интереснейшего издания под названием:

"Россия. Полное географическое описание нашего Отечества. Настольная и

дорожная книга для русских людей". Выпущена книга в 1902 году под общим

руководством знаменитого ученого-путешественника Петра Петровича Семенова

Тянь-Шанского.

На странице 298 этого тома сообщается, что на Оке, двумя верстами ниже

села Федякина, "расположено с. Константиново, имеющее 2400 жит. и в эпоху

освобождения крестьян принадлежавшее Вас. Алекс. Олсуфьеву, владевшему здесь

6300 дес. земли".

Дальше в книге говорится: "...Местность по Оке очень живописна. Здесь

река огибает возвышенное плоскогорье, выступающее по направлению к востоку

крутым обрывистым мысом над заречной низменностью, состоящей из обширных и

превосходных поемных лугов".

Константиново... Многим достойным людям оно было колыбелью, но только

один из них сделал родное рязанское село известным во всем мире. Этот

человек – Сергей Есенин.

Он был "нежно болен вспоминаньем детства". И в радости и в печали, куда

бы поэта ни забрасывала судьба, его сердце неизменно тянулось к отчему

порогу, к родным полям и пущам. Так вышло и в последний год его жизни, когда

перед мысленным взором поэта вновь ожили впечатления далеких дней.

Изба крестьянская.

Хомутный запах дегтя,

Божница старая,

Лампады кроткий свет.

Как хорошо,

Что я сберег те

Все ощущенья детских лет.

Это о селе, где родился и рос он, "мальчик... желтоволосый, с голубыми

глазами".

– Ничего особенного в нашем Константинове не замечалось, – рассказывает

младшая сестра поэта Александра Александровна. – Тихое, чистое, зеленое,

посредине – церковь. В зимнюю непогоду с колокольни раздавались глухие удары

колокола – спасительный сигнал для тех, кто попал в беду.

(Я слушаю Александру Александровну и думаю: "Ах, если бы удары этого

колокола могли донестись до ленинградской гостиницы "Англетер" в ту морозную

декабрьскую ночь двадцать пятого года, когда с душой поэта там "стряслась

беда"!")

– Отец наш Александр Никитич и мать Татьяна Федоровна из-за семейных

неурядиц несколько лет жили порознь: он – в Москве, она – в Рязани. Сергея

же взял к себе в дом Федор Андреевич Титов, наш дед по материнской линии.

Начало жизни будущего поэта...

Вчитываюсь в стихи и автобиографические заметки Есенина, листаю

страницы воспоминаний родных поэта, друзей его детских и отроческих лет... И

передо мной одна за другою проходят картины прошлого русской деревни...

В полутемной горнице – смиренные, все в черном, монашки. Слепцы с

посохами в костлявых руках. То приглушенно, то отчетливее звучат духовные

стихи о прекрасном рае, о сладчайшем Исусе, о светлом госте из града

неведомого...

Субботний день. Дедушка с иконописным лицом, одетый по-праздничному,

усаживает рядом с собой внука и певучим, чуть с хрипотцой голосом произносит

первые слова священной истории...

Лес. Канавистая дорога, отороченная по краям лопухами вперемешку с

пыреем. Где-то там, за высокими деревьями, – Радо-вецкий монастырь. Бабушка

ведет малолетнего внука на поклон "перед ликом спасителя". Мальчик, держась

за ее палку, едва не падает от усталости, а бабушка приговаривает:

– Иди, иди, ягодка, бог счастье даст. Это было.

Но было и другое, перед чем меркли лампады, стихали заунывные голоса

слепцов и монашек, – свет зари в полнеба, белый дым над садами, призывный

крик коростеля да песня косарей за Окой...

"Уличная... моя жизнь была не похожа на домашнюю", – потом заметит

Есенин в одной из автобиографий. А в другой как бы добавит, что детство его

"такое же, как у всех сельских ребятишек". Скрытные набеги на помещичий сад, рыбалка, лазанье по деревьям – смотреть грачиные гнезда, скачка на лошадях,

костры в ночном среди лугов за небыстрой рекою, купание...

Исподволь открывался перед Сергеем чудесный и таинственный мир, полный

многоцветных красок и живых звуков. Удивительное попадалось на каждом шагу.

Ночью, при тихой погоде, луна стоймя стояла в воде. Когда лошади пили,

казалось, они вот-вот выпьют и луну. Сергей радовался, видя, как она вместе

с кругами отплывала от их ртов...

Сосна возле лесной дороги была похожа на старуху – согнулась и идет

себе вдоль расхлябанной колеи, не торопится...

Курчавое облако напоминало барашка, луна – хлебную ковригу, а звезды -

белокрылых ласточек...

Позже он напишет о родных местах:

О край разливов грозных

И тихих вешних сил,

Здесь по заре и звездам

Я школу проходил.

Но школой были не только заря и звезды...

2

Наверно, у каждого человека в детстве бывает своя Арина Родионовна.

Доброй спутницей маленького Сережи стала его бабушка Наталья Евтеевна,

человек добрый, ласковый. Это вокруг нее в долгие зимние вечера собирались

соседские ребятишки, о чем стихотворение внука:

Опостылеют салазки,

И садимся в два рядка

Слушать бабушкины сказки

Про Ивана-дурака.

Сестра поэта Екатерина Александровна вспоминает, что до сказок Сергей

был большой охотник. А охота к сказкам, по наблюдению Белинского, всегда

есть первый признак в ребенке присутствия фантазии и наклонности к поэзии.

В автобиографии (1923) читаем: "Стихи начал слагать рано. Толчки давала

бабка. Она рассказывала сказки. Некоторые сказки с плохими концами мне не

нравились, и я их переделывал на свой лад".

"Рано", судя по другим автобиографиям, – это в 8-9 лет. Примерно о том

же времени идет речь и в стихотворении "Мой путь":

Тогда впервые

С рифмой я схлестнулся.

От сонма чувств

Вскружилась голова.

И я сказал:

Коль этот зуд проснулся,

Всю душу выплещу в слова.

"Тогда" – 1905-1906 годы: "...империя вела войну с японцем". Есенину

10-11 лет. Он ходит в Константиновское земское четырехгодичное училище.

Самые первые пробы его пера не сохранились. А как любопытно было бы

прочитать заново придуманные концы сказок и стихотворения о сельской

природе.

Стихи, которые двенадцатилетний Сережа показывал своему дружку Коле

Сардановскому, – написанные "на отдельных листочках различного формата...".

В училище был детский хор, и Сергей там пел. Пристрастился к чтению

Пушкина, Некрасова, Никитина... Вместе с одноклассниками увлекался книжками

о знаменитых сыщиках – Нате Пинкертоне и Шерлоке Холмсе.

В мае 1909 года Есенин окончил училище и поступил во второклассную

церковно-учительскую школу. Она находилась неподалеку от Константинова, в

селе Спас-Клепики (ныне город, районный центр). К.годам пребывания в этой

школе (1909– 1912) Есенин и относил начало своего "сознательного

творчества".

3

Был такой стихотворец, уроженец Рязанской губернии, Иван Морозов. Его

произведение "Из осенних мотивов", напечатанное в 1917 году, попалось на

глаза Есенину. И Морозову, как говорится, непоздоровилось.

"Конечно, – писал Есенин, – никто не может не приветствовать первых

шагов ребенка, но и никто не может сдержать улыбки, когда этот ребенок,

неуверенно и робко ступая, качается во все стороны и ищет инстинктивно опоры

в воздухе. Посмотрите, какая дрожь в слабом тельце Ивана Морозова. Этот

ребеночек качается во все стороны, как василек во ржи. Вглядитесь, как

заплетаются его ноги строф:

Повеяло грустью холодной в ненастные дни листопада,

И чуткую душу тревожит природы тоскующий лик,

Не слышно пленительных песен в кустах бесприютного сада,

И тополь, как нищий бездомный, к окну сиротливо приник".

Есенин отмечал, что "здесь спайка стиха от младенческой гибкости

выделывает какой-то пятки ломающий танец", что "здесь одни лишь избитые, засохшие цветы фонографических определений, даже и не узор".

Это писал Есенин в 1918 году.

Но было время, когда и сам он ступал "неуверенно и робко". Качался "во

все стороны, как василек во ржи", писал стихи еще более слабые, чем Иван

Морозов, друзья по школе.

Вот уж осень улетела

И примчалася зима.

Как на крыльях, прилетела

Невидимо вдруг она...

Вот появилися узоры

На стеклах дивной красоты.

Все устремили свои взоры,

Глядя на это. С высоты

Снег падает, мелькает, вьется,

Ложится белой пеленой.

Вот солнце в облаках мигает,

И иней на снегу сверкает.

"Зима" – одно из первых стихотворений юного Есенина. Оно помечено

1911-1912 годами.

Надо сказать, в Спас-Клепиковской школе стихи сочиняли многие

воспитанники. Иные, по словам учителя литературы Е. М. Хитрова, были так

плодовиты, что закидывали его ворохами своих беспомощных произведений.

Поначалу не выделялись в этом потоке и стихотворения Есенина.

Стихи о зиме были, наверно, у каждого школьника. И наверно, так же, как

и есенинские, напоминали недавно прочитанные строки поэта-крестьянина

Спиридона Дрожжина:

Снег летает и сверкает

В золотом сиянье дня,

Словно пухом, устилает

Все долины и поля...

По другим стихотворениям можно заметить, что юный Есенин памятливо

читал не одного Дрожжина, но и Лермонтова, и Кольцова, и Никитина...

Писал он не только о природе.

"Больные думы" – под таким названием начинающий поэт объединил

шестнадцать стихотворений. В них много стонов "истомленной груди", жалоб на

несчастную судьбу, безнадежной грусти. Грезы поэта разбиты, силы сломлены.

Вокруг он видит неволю и горе. В нужде погибает "страдалец сохи" – "брат

родной". За стеной ветхой избенки

Все поют про горе,

Про тяжелый гнет,

Про нужду людскую

И голодный год.

По "лирическому чувствованию" к "Больным думам" примыкают еще несколько

стихотворений тех лет – "Моя жизнь", "Что прошло – не вернуть", "К

покойнику". Сюда же следует отнести "Капли", "Грустно... Душевные муки...",

"У могилы" – стихи конца 1912-1913 годов, когда их автор уже жил в Москве.

Все это, вместе взятое, – целый цикл ранних стихотворений Есенина,

пафос которых далек от юношеского восхищения природой. В художественном

отношении этот цикл, как и другие есенинские стихи того времени,

несамостоятелен. Молодой поэт подражает то Кольцову, то Сурикову. "Мечта

души больной", "разбитые грезы", "скорбные раны" – это напоминает Над-сона.

Стихи о крестьянине:

Посмотри, как он трудится в поле,

Пашет твердую землю сохой,

И послушай те песни про горе,

Что поет он, идя бороздой, -

как бы по-своему продолжают известные строки Некрасова из "Размышлений у

парадного подъезда":

Назови мне такую обитель,

Я такого угла не видал,

Где бы сеятель твой и хранитель,

Где бы русский мужик не стонал?

Подражательность первых есенинских стихов очевидна. Но здесь хочется

подчеркнуть другое – социальные мотивы в начальных опытах поэта. Нет, мало

видеть в юном Есенине только "мечтателя сельского", как писали прежде

некоторые критики. Несправедливо утверждать, что "его ранние деревенские

стихи еще не были потревожены социальными противоречиями...". Уже в самом

начале своего пути он близко к сердцу принимал народные страдания, боль

людей, кому "незавидная... в жизни выпала доля".

Мои мечты стремятся вдаль,

Где слышны вопли и рыданья,

Чужую разделить печаль

И муки тяжкого страданья.

Я там могу найти себе

Отраду в жизни, упоенье,

И там, наперекор судьбе,

Искать я буду вдохновенья.

Шестнадцатилетний деревенский парень, житель рязанского села, мечтает

быть певцом народа, его печалей. Уже одно это показывает серьезность

раздумий юноши Есенина о жизни. "Поэт народный, поэт родной земли" – вот его

идеал. И это – самое важное, что извлек он из жизни и творчества своих

учителей – мастеров поэтического слова.

В Спас-Клепиковской школе Есенин утвердился в своем решении "всю душу

выплеснуть в слова". Он не ошибался, когда записывал в ученической тетрадке: И мне широкий путь лежит,

Но он заросший весь в бурьяне...

4

В дореволюционной Москве выпускалось несколько детских журналов. Один

из них назывался "Мирок". Он публиковал стихи, рассказы, рисунки... Это был

"ежемесячный иллюстрированный детский журнал для семьи и начальной школы".

У меня в руках январская книжка "Мирка" за 1914 год. В ней на десятой

странице напечатано стихотворение "Береза":

Белая береза

Под моим окном

Принакрылась снегом,

Точно серебром.

На пушистых ветках

Снежною каймой

Распустились кисти

Белой бахромой.

И стоит береза

В сонной тишине,

И горят снежинки

В золотом огне.

А заря, лениво

Обходя кругом,

Обсыпает ветки

Новым серебром.

Под стихотворением стоит подпись: Аристон.

В наши дни, пожалуй, каждый школьник знает, что "Березу" написал Сергей

Есенин. Но долгое время об этом ничего не было известно. Принадлежность

псевдонима Есенину установил в 1955 году, то есть более сорока лет спустя

после публикации, Д. Золотницкий.

Просматривая рукопись книжки стихов для детей "Зарянка" (хранится в

Институте русской литературы в Ленинграде), литературовед увидел вырезку из

журнала "Мирок" с авторской пометой. Автором же рукописи был Сергей Есенин.

"Зарянку" в 1916 году молодой поэт предложил издателю М. В. Аверьянову, но

до печатного станка она так и не дошла. По мнению Д. Золотницкого, так

случилось потому, что "Есенин отверг многие замечания издателя".

Несколько позже было опубликовано письмо Есенина Грише Панфилову,

которое, судя по всему, относится к самому началу 1914 года. "Распечатался я

во всю ивановскую, – сообщает Есенин своему другу, соученику по

Спас-Клепиковской школе. – Редактора принимают без просмотра и псевдоним мой

"Аристон" сняли. Пиши, говорят, под своей фамилией".

Действительно, в течение 1914 года стихи Есенина публиковались в

нескольких московских журналах и газетах, а в "Мирке" – особенно часто. Но

ни в одном издании псевдоним "Аристон" больше не появлялся.

Что же стоит за словом "Аристон" и почему именно его Есенин выбрал для

своего первого выступления как поэта?

В заметке Д. Золотницкого об этом не говорится ни слова. Молчат и

комментаторы собраний сочинений Есенина в пяти, трех и двух томах, а также

многочисленных однотомников.

И только в воспоминаниях Николая Сардановского имеется несколько строк,

которые, казалось бы, все объясняют. "Вначале он, – говорит Сардановский о

Есенине, – хотел было писать под псевдонимом "Аристон" (так назывался

начинавший получать распространение в то время музыкальный ящик)".

Действительно, такого рода "механизм" тогда существовал. В рассказе И.

Бунина "Я все молчу", опубликованном в 1913 году, описывается, как на

свадебном пиру в господском доме "захлебывался охрипший аристон то

"Лезгинкой", то "Вьюшками"...". Один из персонажей того же рассказа с

дочерьми станового танцевал "под аристон".

Конечно, молодой поэт волен избрать своим псевдонимом слово с самым

неожиданным значением, и тем не менее этот выбор не может не иметь под собой

хоть какую-то, пусть самую зыбкую, основу.

Название механического заводного музыкального ящика... Чем оно

привлекло Есенина? Своей звучностью? Необычностью? Или было увидено что-то

схожее в понятиях: поэт, певец – музыкальный инструмент, музыкальный ящик?

Сколько-нибудь определенное сказать тут, пожалуй, невозможно.

Правомерен и такой вопрос: не ошибся ли Сардановский, связывая

псевдоним Есенина "Аристон" с названием музыкального ящика? Почему, скажем, не предположить, что это слово поэт взял из "Истории" Геродота – в ней

упоминаются два военачальника, носящие имя Аристон? Кстати, один из них, по

описанию историка, был почитаем народом за храбрость...

И все-таки, мне думается, ни название музыкального ящика, ни имя

военачальников давних времен прямого отношения к есенинскому псевдониму не

имеют. Слово "Аристон" молодой поэт заимствовал из иного источника -

поэтического.

Есть у Гавриила Романовича Державина стихотворение "К лире". Оно

начинается так:

Звонкоприятная лира!

В древни златые дни мира

Сладкою силой твоей

Ты и богов и царей,

Ты и народы пленяла.

Глас тихоструйный твой, звоны,

Сердце прельщающи тоны,

С дебрей, вертепов, степей

Птиц созывали, зверей,

Холмы и дубы склоняли.

В следующих строфах – речь о некоторых пороках, свойственных, по мнению

Державина, его современникам:

Ныне железные ль веки?

Тверже ль кремней человеки?

Сами не знаясь с тобой,

Свет не пленяют игрой,

Чужды красот доброгласья.

Доблестью чужды пленяться,

К злату, к сребру лишь стремятся,

Помнят себя лишь одних;

Слезы не трогают их.

Вопли сердец не доходят.

"К злату, к сребру лишь стремятся..." Эта мысль Державина близка

раздумьям молодого Есенина. "Да, друг, – обращается он из Москвы к Грише

Панфилову, – идеализм здесь отжил свой век, и с кем ни поговори, услышишь

одно и то же: "Деньги – главное дело", а если будешь возражать, то тебе

говорят: "Молод, зелен, поживешь – изменишься". В другом письме тому же

адресату замечает: "Люди здесь большей частью волки из корысти. За грош они

рады продать родного брата" (оба письма относятся к концу 1913 года).

"Помнят себя лишь одних..." В письме Есенина Марии Бальзамовой читаем:

"Люди все – эгоисты. Все и каждый только любит себя и желает, чтобы всё

перед ним преклонялось... Человек любит не другого, а себя, и желает от него

исчерпать все наслаждения. Для него безразлично, кто бы он ни был, – лишь бы

ему было хорошо" (начало 1913 года).

"Слезы не трогают их, вопли сердец не доходят". Как бы своеобразный

отзвук этих строк Державина находим в есенинских письмах и стихах 1912-1913

годов. "Все погрузились в себя, – сообщает Есенин другу, – и если бы снова

явился Христос, то он и снова погиб бы, не разбудив эти заснувшие души".

Юный поэт возмущен нелепостью жизни, порождающей черствость и равнодушие.

"Человек! – восклицает он. – Подумай, что твоя жизнь, когда на пути зловещие

раны. Богач, погляди вокруг тебя. Стоны и плач заглушают твою радость".

Те же мотивы слышатся и в строках: "Не поможет никто ни страданьям, ни

горю" ("Моя жизнь"), "Нет утешенья ни в ком... Голову негде склонить..."

("Грустно... Душевные муки..."). А стихотворение "Брату Человеку" из

рукописного сборника "Больные думы" целиком обращено к тому, до кого, говоря

словами Державина, "вопли сердец не доходят":

Или нет в тебе жалости нежной

Ко страдальцу сохи с бороной?

Видишь гибель ты сам неизбежной,

А проходишь его стороной.

Молодого поэта гнетут несправедливость, деспотизм, "пороки развратных

людей мира сего". Он потерял веру в человека. "Кто виноват в этом?" -

спрашивает Есенин. И отвечает: "Конечно, те, которые, подло надевая маску, затрагивали грязными лапами нежные струны моей души" (письмо к М.

Бальзамовой, начало 1914 года).

Нет, он не хочет "расточать им священные перлы... нежной души". Его

взор обращен к борцам за правду, за справедливость. Об этом стихотворение

"Поэт":

Тот поэт, врагов кто губит,

Чья родная правда мать,

Кто людей, как братьев, любит

И готов за них страдать.

Он все сделает свободно,

Что другие не могли.

Он поэт, поэт народный,

Он поэт родной земли!

Обращаясь к Грише Панфилову, Есенин пишет: "Благослови меня, мой друг,

на благородный труд. Хочу писать "Пророка", в котором буду клеймить позором

слепую, увязшую в пороках толпу. . Отныне даю тебе клятву, буду следовать

своему "Поэту". Пусть меня ждут унижения, презрения и ссылки. Я буду тверд, как будет мой пророк, выпивающий бокал, полный яда, за святую правду с

сознанием благородного подвига".

Теперь настала пора привести следующую, пятую по счету, строфу из

стихотворения Державина "К лире":

Души все льда холоднея.

В ком же я вижу Орфея?

Кто Аристон сей младой?

Нежен лицом и душой,

Нравов благих преисполнен?

Вот откуда есенинский псевдоним! Он, начинающий поэт Есенин, во многом

похож на юношу из державинского стихотворения. Как и Аристон, он молод,

"нежен лицом и душой, нравов благих преисполнен".

Заключительная строка стихотворения:

Кто сей любитель согласья?

Скрытый зиждитель ли счастья?

Скромный смиритель ли злых?

Дней гражданин золотых,

Истый любимец Астреи! -

закрепляет сходство двух молодых людей разных эпох.

Таков наиболее вероятный источник псевдонима Есенина "Аристон", которым

было подписано первое печатное произведение юного стихотворца.

С творчеством Державина автор "Березы" был хорошо знаком. Поэт Сергей

Митрофанович Городецкий, у которого в 1915 году по приезде в Петроград

Есенин жил несколько месяцев, рассказывал мне, что "молодой рязанец, взяв с

полки державинскую книгу, легко находил в ней понравившиеся ему стихи".

Несколько слов о герое заключительных строк державинского стихотворения

"К лире". Оно написано в 1794 году и посвящено князю Платону Александровичу

Зубову. "Он был чрезвычайно скромного нрава, – писал в своих "Объяснениях"

Державин, – и вел себя, казалось, философически: то сравнен здесь потому с

Аристоном... а с Орфеем по склонности к музыке". Аристоном Державин называет

греческого философа Платона, сына Аристона (сравнение с ним Зубова шло,

несомненно, лишь по имени).

Впрочем, все это для Есенина значения не имело: важна была сама суть

поэтического образа – благородство, великодушие и готовность сражаться со

злом и ложью.

Такой "Аристон" и стал одним из авторов первого номера детского журнала

"Мирок" за 1914 год.

И возможно, не только автором, но и корректором: начинающий поэт тогда

жил в Москве и работал в корректуре типографии И. Д. Сытина, где ежемесячник

печатался.

Современница, близко знавшая Есенина в те годы, вспоминала: "Он был

такой чистый, светлый, у него была такая нетронутая, хорошая душа – он весь

светился".

Это о Есенине – "Аристоне": "Он весь светился"...

5

С какого стихотворения начинается поэт? С первого, им написанного?

Наверно, но только с первого своего стихотворения.

Страстью к сочинительству многие одержимы с детских лет и бывает, до

глубокой старости. Они исписывают горы бумаги, с непостижимой настойчивостью

осаждают редакции и консультации, сотни литературных работников терпеливо

"разбирают" плоды их неустанных ночных бдений – все напрасно. Есть тысячи

зарифмованных строк, но нет ни одного настоящего стихотворения. Минуют годы

– поэт так и не начинается...

Истории грустные, что и говорить...

Но бывает и так. В редакцию пришло письмо – ровные столбики

четверостиший. Судя по почерку, автор еще не оставил школьной парты. Стихи -

бледные, вялые, неумелые. Еще один мученик? За письмом, однако, следует

второе, третье... Начинают попадаться свежие строчки, живые образы, не

взятые напрокат – свои собственные, выстраданные: к какому-то жизненному

факту автор прикоснулся сердцем и нашел свои слова, нащупал свой ритм, свою

интонацию. За стихотворением обозначалась личность.

Счастливое мгновенье – поэт начался! По-разному может сложиться его

судьба, но сейчас он начался. Значит, есть у него не одно лишь желание

писать, как у многих, но и поэтические способности, поэтический талант -

бесценное богатство человека.

Давно сказано: подлинный поэт – целый мир. Не является ли первое свое

произведение поэта "дверью" в этот мир?

Такой "дверью", например, в мир Кольцова могла бы стать его "Песня":

"Если встречусь с тобой..." У Некрасова – "Современная ода", хотя до нее он

выпустил книгу стихов "Мечты и звуки"...

А с какого стихотворения начался Есенин?

Идет 1914 год. Есенин, как уже было сказано, живет в Москве, работает в

одной из типографий. Печатается в детских журналах. Он – слушатель народного

университета имени А. Л. Шанявского. Принят в члены Суриковского

литературно-музыкального кружка, объединяющего писателей из народа.

В другом московском институте учится Николай Сардановский. Приятели

часто встречаются, бывают в театрах, спорят о литературе.

Сардановский знает многие стихи друга, но относится к ним сдержанно. Но

вот однажды Есенин читает ему новое произведение, и Сардановский видит: в

стихах молодого поэта "появляется подлинная талантливость".

Стихи без названия. Первая строка: "Выткался на озере алый свет

зари..."

Сам автор, вспоминает Сардановский, "все время был под впечатлением

этого стихотворения и читал его мне вслух бесконечное число раз...".

Вскоре Есенин едет к профессору П. Н. Сакулину – преподавателю

народного университета. Потом с восторгом рассказывает Сардановскому, что

"профессор особенно одобрил его стихотворение "Выткался на озере алый свет

зари...".

Через два года ученый напечатает статью "Народный златоцвет". Там будет

отмечено: "В Есенине говорит непосредственное чувство крестьянина, природа и

деревня обогатили его язык дивными красками. "В пряже солнечных дней время

выткало нить", скажет он, или "Выткался на озере алый свет зари...".

Тогдашний "шанявец" Дмитрий Семеновский расскажет о встрече молодых

поэтов и беллетристов. "Сидя за большим столом", они читают свои

произведения. Читает и Есенин: "Выткался на озере алый свет зари..."

Проходит некоторое время, и стихотворение появляется в журнале "Млечный

Путь" (мартовский номер 1915 года). Оно выглядит так:

Выткался на озере алый свет зари.

На бору со звонами плачут глухари.

Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло.

Только мне не плачется – на душе светло.

Знаю, выйдешь к вечеру за кольцо дорог,

Сядем в копны свежие под соседний стог.

Зацелую допьяна, изомну, как цвет,

Хмельному от радости пересуду нет.

Не отнимут знахари, не возьмет ведун.

Над твоими грезами я ведь сам колдун.

Ты сама под ласками сбросишь шелк фаты,

Унесу я пьяную до утра в кусты.

В таком виде оно будет опубликовано еще дважды.

Позже, в 1925 году, готовя к печати трехтомное Собрание стихотворений,

Есенин опустит пятое двустишие и заново напишет заключительные строки:

И пускай со звонами плачут глухари,

Есть тоска веселая в алостях зари.

В Собрании впервые появится и дата – 1910. Надо полагать, это ошибка.

(В противном случае, по резонному замечанию Е. Никитиной, "совершенно не

объяснимо, почему Есенин, составляя свои ранние рукописные сборники стихов,

браковал отличные стихотворения и затем, явившись в столицу, предложил

редакциям "Березу", "Порошу", "Кузнеца", а стихотворение "Выткался на озере

алый свет зари..." и другие опубликовал в 1915-1916 годах. Вряд ли могли в

редакциях предпочесть более слабые вещи!" ("Волга", 1968, Ќ 7).

Стихотворением "Выткался на озере..." юноша из рязанского села заявил о

себе как о самобытном художнике. В этих двенадцати строчках впервые

сверкнуло золото той поэзии, которую теперь мы с любовью называем

есенинской.

В первом есенинском стихотворении есть та эмоциональность, то, говоря

словами Александра Фадеева, "как бы подводное течение, которое... тащит

читателя за собой. Волна этого течения появляется в стихе как бы внезапно,

захлестывает вас и овладевает вами".

Поэт – деревенский парень – ощущает родную землю сердцем. "Алый свет

зари" не только "выткался на озере", он пронизывает все стихотворение. Парню

светло и просторно, впереди – желанная встреча с любимой. "Кольцо дорог" -

как обручальное кольцо. И вот уже пахнуло на вас свежим сеном, жаром ласк.

Неуемно "половодье чувств". Выплескивается из строк радость бытия, хмель

любви. И все это – по-русски: размашисто, взахлеб...

Удивительное стихотворение! Недаром у него сразу же нашлись

подражатели. Среди них оказался даже сам председатель Суриковского кружка

Сергей Кошкаров. Поэт Максим Горемыка (М. Л. Леонов, отец Леонида Леонова)