Текст книги "Весенней гулкой ранью..."

Автор книги: С. Кошечкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

нелегко перечислить, все стихотворения и песни, вошедшие в сердца советских

солдат, умножавшие их силы в борьбе за свободу родины, отчего края.

И вместе с поэтами-воинами, поэтами – участниками и очевидцами

невиданного сражения как бы незримо находились в боевых порядках войск наши

вечные спутники: Пушкин и Лермонтов, Тютчев и Некрасов...

Жестокий путь пройдя в огне сражений,

К себе с победой возвратясь домой,

Отдам друзьям, как символ уваженья,

Пробитый пулей мудрый томик твой.

Эти бесхитростные солдатские строки, присланные в Пятигорский музей

"Домик Лермонтова", относились не к одному автору "Бородина", но и к другим

классикам русской поэзии.

Путь на запад прокладывали не только самолет и танк "Владимир

Маяковский" – шли в бой и огненные стихи великого поэта революции. Это они, его стихи, звучали дождливой ночью в отсыревшей палатке в лесу за

Сухиничами, чтобы на рассвете вместе с воинами прорвать кольцо фашистского

окружения... Сколько было похожих эпизодов – разве все опишешь!

Опять с вековою тоскою

Пригнулись к земле ковыли.

Опять за туманной рекою

Ты кличешь меня издали... -

начинал "поэтический час" мой дорогой друг гвардии младший лейтенант, студент второго курса истфака МГУ Марк Рензин: бойцы-десантники его

минометного взвода с особым пристрастием относились к любимцу их командира -

Александру Блоку. Марк был смертельно ранен в начале 1945 года под озером

Балатоном и перед смертью шептал имя матери и какие-то стихи. Сердце мне

подсказывает, что это были скорее всего стихи Блока: "Доколе матери тужить?

Доколе коршуну кружить?" Мать тужила до самого своего последнего часа...

В одной из своих статей поэт-фронтовик Сергей Орлов высказал очень

важную мысль: "Чтобы перекричать грозу, поэзия в те годы училась словам

простым и негромким.

Хлеб, дом, мать, береза, любимая – они, эти слова, были слышны в любую

артподготовку, их не надо было кричать, напрягая голос, но за ними вставала

беспредельная Родина, на просторах которой даже эхо грома терялось, не

долетая до ближнего горизонта".

Да, именно так.

Лучшие лирические стихи военных лет не случайно отмечены особой

доверчивостью интонаций, непоказной искренностью. И такие строки находили

самый кратчайший путь к людским сердцам. Он был прав, один из

корреспондентов Михаила Исаковского, когда писал поэту: "Большая заслуга, что советский патриотизм отражен у Вас не казенно, не сухо, а с большой

душевной трогательностью, заставляющей читателя переживать".

В дни войны понятие Родина приобрело еще большую весомость и

конкретность. В этом понятии как бы отчетливее обозначились достославные

"дела давно минувших дней", зримее стали октябрьские дни 1917 года, легендарные подвиги героев гражданской войны, новым светом озарились

колхозные поля и корпуса заводов – все сделалось ближе, неотторжимее. И

вместе с этой большой Родиной жила в солдатском сердце Родина малая – то,

что увидено в детстве, когда бегал босиком по зеленой и теплой земле, то,

что каждому дано узнать на заре жизни и на всю жизнь. Одному не забыть

долгий звук падающих яблок, белый дым над садами, протяжную, немножко

грустную далекую песню; другому – берег луговой речушки, галочью игру на

опушке леса; третьему – жаркую метель листопада да журавлиные клинья,

проплывающие над лесом... И всем – добрые руки матери, кончиком фартука

смахивающие с лица незваную слезу; скромную, стыдливую красоту той,

единственной, стоящей среди озорных подружек, и еще многое, неизбывное...

Надо ли говорить, как соответствовало этому прочувствованное слово поэта...

"Наповал действовал Есенин, народность его я до конца понял именно в

годы войны, – писал Сергей Наровчатов в статье "Поэт на фронте". – Правда, многое зависело от социального состава слушателей. Армия была в основном

крестьянской, больше половины населения страны в то время составляли жители

села. И есенинские пейзажи, щемящая лирика, обращенная к деревенским

воспоминаниям недавних пахарей, всегда вызывали слезы на глазах. Но среди

путиловских рабочих... с более резкой силой воспринимался Маяковский".

Свидетельство поэта-фронтовика С. Наровчатова весьма ценно, хотя

зависимость воздействия стихов от социального состава слушателей мне кажется

преувеличенной. Думаю, более справедливо мнение Егора Исаева: "Там, на краю

жизни и смерти, не было поэтов ни сугубо деревенских, ни сугубо городских,

ни демонстративно новаторствующих, ни специально сермяжно-традиционных...

Поэзия там... поднимала и крепила в человеке все человеческое, чтобы

победить зверя в обличье человека – фашизм" (статья "Солдат Исаковского").

Прекрасные, глубокие слова!

...Стояла осень 1943 года, – рассказывает бывший старший сержант 86-й

гаубичной артиллерийской бригады Николай Куты-рев. – Днепр позади. Третьи

сутки мы не спим. Мы – это артиллеристы и горстка пехотинцев во главе с

майором-комбатом, вклинившаяся в оборону врага. Только что закончилась

рукопашная. А фашисты снова лезут в контратаку. Сигнал артиллеристам:

"Вызываем огонь на себя!" Гудит земля... Мы двинулись вперед и заметно

улучшили свои позиции. Вскоре все стихло... Командир батальона устало

опустился на землю. Солдаты и сержанты окружили его и слушают:

– "Гаснут красные крылья заката,

Тихо дремлют в тумане плетни.

Не тоскуй, моя белая хата,

Что опять мы одни и одни. -

Это Есенин", – говорит майор. Просим читать еще. И снова слушаем. А майор

читает так просто, будто ведет с каждым разговор о самом заветном...

Николай Иващенко, ныне заслуженный учитель школы РСФСР, шел с боями от

Луцка, сражался на Дуклянском перевале в Карпатах и закончил свой поход за

Эльбой. "Все время, – вспоминает бывший солдат, – вместе со мной был сборник

стихов Есенина. Он побывал в руках моих боевых товарищей, вселяя в наши

сердца и души еще большую любовь к нашей прекрасной Родине, придавая нам

силы в сражениях с коварным врагом". Сейчас эта книга хранится в доме-музее

С. А. Есенина на его родине.

Вспоминает офицер в отставке И. В. Романов из города Ивано-Франковска:

"Перед войной я приобрел томик стихов Есенина и никогда с ним не

расставался. Многое было на фронте, но никогда не забуду, как наши бойцы

слушали стихи Есенина, как загорались любовью их глаза, как изумлялись они

силе поэтического слова...

Томик стихов Есенина остался целым. Книжка от чрезмерного употребления

пришла в ветхость, но мы ее "залатали" и переплели. Так и прошел вместе со

мной по фронтовым дорогам Сергей Есенин, помогавший нашим бойцам еще больше

любить Родину и ненавидеть фашистских захватчиков".

Народный писатель Азербайджана Имран Касумов поведал мне услышанный им

рассказ участника боев с фашистами под Москвой. Ночью, перед сражением,

бойцы, понимая, что их ждет на рассвете, с влажными глазами читали,

передавая из рук в руки, сборник Есенина.

...Вспоминается одна из последних бесед в больничной палате с писателем

и журналистом Сергеем Александровичем Борзенко. Измученный бесконечными

болями, похудевший, время от времени замолкавший и закрывавший глаза, он

говорил о своей давнишней любви – Есенине. Сетовал, что так и не собрался

съездить в Константинове, не повидал сестер поэта, не заказал есенинский

портрет художнику Илье Глазунову. . Потом словно переносился в полутьму

фронтовых землянок...

– Лежишь усталый как черт, каждая нога – по пуду: не поднять, не

пошевелить... И откуда-то вдруг всплывает:

Опять я теплой грустью болен

От овсяного ветерка.

И на известку колоколен

Невольно крестится рука.

Колдовство, что ль, какое-то, прошибает до слез, да и только... Надо ж -

"болен... от овсяного ветерка...".

И закрывал глаза, медленно покачивая головою, повторяя понравившуюся

строку. .

И тогда же Борзенко рассказал мне, как в начале войны заночевал он

однажды в приднепровском селе, куда фашисты должны были прийти со дня на

день. Хозяин дома – учитель – предлагал нашим брать с собой все, что

нравится: верблюжье одеяло, гармошку, будильник... Борзенко подошел к

книжному шкафу и вынул оттуда книжку Есенина... Подошел и хозяин.

– Ах, как он долго вертел ее в руках! – с улыбкой рассказывал мне

Борзенко. – Как он любовно расправлял у нее уголки переплета! Ничего не

жалко, а есенинскую книжку – пожалел! Словно от сердца отрывал... А

вообще-то, если вспомнить получше, сколько раз за войну встречался я с

Есениным, со стихами его, конечно... Звучали его стихи, как дай бог каждому

хорошему поэту. .

Снова закрыл глаза, откашлялся, потом продолжал:

– Как-то дома газеты староватые перебирал: придешь, положишь, мол,

потом прочитаю, а этого "потом" никак не дождешься... Так вот, смотрю -

статья нашего правдиста Ивана Виноградова под названием "Томик Есенина"...

Читал, наверно, или не читал?

– Читал, в "Литературной России" читал...

– Помнишь обстановочку: сорок второй год, тыл врага, псковская деревня,

рядом немцы, а тут учительница стихи Есенина мужикам да бабам читает...

– Ну, а вот один весьма крупный поэт на заседании секретариата

правления Союза писателей, когда обсуждался план есенинского пятитомника,

отметил "малое, очень слабое звучание лирики Есенина в годы великих

испытаний"...

Борзенко махнул рукой:

– Но что сейчас об этом вспоминать. Сегодня нам о другом говорить надо

во весь голос: о том, что и до войны и в годы войны Есенин жил в народе.

Почему же это происходило, а? Да потому, что в стихах Есенина народ узнавал

свою душевную красоту, свои радости и боли, запах родной чувствовал...

Он оживился, глаза его заблестели... Таким воодушевленным я его не

видел никогда.

...В декабре 1974 года в газете "Рязанский комсомолец" я читал

стихотворение Ивана Карлова и, когда дошел до строфы:

Был исток войны...

И было устье...

В трудный час нам души освещали

Нежный пламень лермонтовской грусти,

Сполохи есенинской печали, -

будто воочью увидел перед собой воодушевленное осунувшееся лицо Героя

Советского Союза Сергея Борзенко и услышал его убежденный голос:

– Пушкин, Лермонтов, Маяковский – живые поэты-воины... Целый

гвардейский литературный полк был придан нашей армии. И Есенин – их

однополчанин. Как он там писал: "Я видел только бой..." Нет, не только

видел, а был в бою вместе с нами и, выходит, отстоял вместе с нами "голубую

Русь", Родину нашу. .

2

Когда началась Великая Отечественная война, со дня смерти Есенина

минуло более пятнадцати лет. И все эти годы стихи поэта жили в народном

сердце.

Вскоре после гибели автора "Анны Снегиной" московский журнал "Город и

деревня" (Ќ 2 за 1926 год) напечатал письмо рабкора с "Электропередачи" тов.

Денисова. Он писал:

"С. Есенин был особо одаренная, сложная натура. Не мне об этом

говорить. Это подтвердят ученые... Употребляя слово "особо", я хочу сказать, что Есенин был не похож на предшествовавших ему поэтов. Как будто ни у кого

не учился, никому не подражал, это бесспорно доказывают его новые образы,

приятная музыка его лиры, в которой чувствуется простая душа русского

крестьянина...

Ни одна буржуазная страна, с воспитанными, холеными и благообразными

умами, не нарождала в наши дни подобных Есенину талантов. (А ведь Есенин сын

рязанского мужика!)

И мы, плебеи, грязные, грубые крестьяне и рабочие, во всеуслышание

будем кричать об этой гордости".

Исключительно интересное письмо! Устами рабкора о родном сыне,

талантливейшем лирике как бы говорил свое неподкупное слово весь русский

народ. И с этим словом были созвучны высказывания Горького и Луначарского,

Серафимовича и Леонова, Маяковского и Качалова, Воронского и Фурманова...

Но раздавались и другие голоса, публиковались иные мнения. В наши дни

как-то неловко читать "предвидения" некоторых критиков конца двадцатых -

начала тридцатых годов вроде, например, такого: "Чем большие успехи будут

делать наши колхозы, тем быстрее будет уходить Есенин вдаль. Сплошная

коллективизация как органический процесс и индивидуалистическая песнь

Есенина – антиподы" (А. Ефремин. Вместо предисловия. – В кн.: Сергей Есенин.

Стихотворения. Московское товарищество писателей, 1933, с. 5). Жизнь

опровергла подобные "прогнозы" убедительно и бесповоротно.

С годами есенинская песня не только не старилась и не увядала, а словно

бы молодела, открывала свои затаенные глубины, обретала новые краски,

оттенки. В наши дни мы являемся свидетелями всенародной любви к Есенину, его

мировой славы. С особой остротой это чувствуешь в есенинских местах, в селе

Константинове.

...Неподалеку – по тому же порядку – от дома Есениных живет Зоя

Ивановна Червонкина. Мастер машинного доения, знатный животновод местного

колхоза имени Ленина. Вместе с ней стоим у крыльца ее дома – она только что

с фермы. Теплый вечер "бабьего лета". По просторной улице к музею Есенина

без конца идут и идут экскурсанты.

– Вот как теперь у нас людно стало, – говорит Зоя Ивановна. – А в

летние месяцы вы бы только поглядели, что творится! Бывает, одновременно по

три-четыре парохода причаливает. Большое почтение от народа нашему земляку,

очень большое!

Что приводит сюда людей? Что заставляет многих из них преодолевать

сотни, а то и тысячи километров, чтобы побыть здесь день или даже несколько

часов? Искренняя любовь к поэту, желание сердцем прикоснуться к истокам его

жизни, его поэзии. "Приехали мы из далекой Удмуртии. Приехали за тем, чтобы

лучше понять Есенина, – читаем в книге записей. – И вот... увозим в своих

сердцах еще большее преклонение перед его поэзией".

Прошло восемьдесят восемь лет с того дня, как в этом старинном

рязанском селе родился будущий поэт. Константиново, его окрестности во

многом изменились. К селу теперь ведет асфальтированная дорога, на колхозных

полях – новейших марок машины, в пейзаж вписаны железобетонные опоры

электропередач... Там, дальше, за синей дымкой – некогда захолустная, нищая

– Рязань, город современной промышленности, высокой культуры. В этот новый

облик отчего края, всей России Есенин как бы вглядывался из своего времени:

"Через каменное и стальное вижу мощь я родной стороны".

Земляки поэта многое сделали, чтобы собственно есенинские места приняли

свой прежний вид. Реставрированы строения, имеющие мемориальный характер,

рассажены деревья, определена восстанавливаемая заповедная зона... Конечно,

полностью воссоздать все то, что было при Есенине, вряд ли удастся, но

главное уже достигнуто: в Константинове сегодняшнем приходит ощущение, что

только здесь, под этим просторным небом, среди этих чуть тронутых росами

полей, и мог родиться Сергей Есенин – великий лирик земли русской,

советской. И как тут не вспомнить, может, несовершенные, но идущие от

чистого сердца стихи одного из строителей Байкало-Амурской магистрали -

комсомольца Тимофея Бестемянникова, стихи, скромно, вполголоса прочитанные в

дружеском кругу на берегу Оки, в виду дома Есениных:

Какою песенною силой

Земля наполнена окрест!

Поэту Русь определила

Быть уроженцем этих мест.

...На витринах экспозиции музея – многочисленные издания есенинских

произведений. Тонкие брошюры и объемистые, в несколько сот страниц книги.

Отдельные сборники и двухтомники. Собрания сочинений в трех, пяти и шести

томах. Огромные тиражи. Загляните в выходные данные московского трехтомника,

выпушенного в 1970 году: тираж один миллион девятьсот сорок тысяч – почти

два миллиона экземпляров! Цифра для подписного издания невиданная, – и оно

ни дня не лежало на полках книжных магазинов. И так бывает с каждым

есенинским сборником. И с каждой книгой о его жизни и творчестве.

3

В письме от 20 декабря 1924 года из Батума Есенин сообщал своему

московскому другу: "В Ќ 6 толстого грузинского журнала переведен мой

"Товарищ". Речь идет об одной из первых публикаций стихов русского лирика на

языках народов Советской страны.

Ныне произведения Есенина могут читать на своем родном языке любители

поэзии во всех братских республиках.

– Меня привлекает в Есенине, – говорит азербайджанский поэт и

переводчик Алиага Кюрчайлы, – искренность, глубина чувств и мыслей,

тончайшее мастерство, с которым они воплощены в стихах. Работа над

переводами стихов Есенина, как и других великих поэтов, – превосходная

школа.

Переводы произведений Есенина особенно широко стали публиковаться с

середины пятидесятых годов. За последнее время их количество резко возросло.

Например, только за 1974-1980 годы вышли книги стихов и поэм Есенина на

украинском, казахском, белорусском, азербайджанском, молдавском, чувашском

языках. Заново зазвучали на грузинском, армянском, эстонском, узбекском,

таджикском и других языках наиболее крупные вещи русского лирика – поэмы

"Анна Снегина", "Песнь о великом походе", "Пугачев"...

Поэты-переводчики, как правило, любовно и вдумчиво относятся к своей

ответственной работе. Многим из них удается передать своеобразие есенинского

голоса, его интонации. Бывают и досадные "огрехи", для профессионалов

непростительные.

Например, известные строки из "Персидских мотивов":

Спой мне песню, моя дорогая,

Ту, которую пел Хаям, -

украинский литератор Кость Дрок "переводит" так:

Дорога, заспiвай менi пiсню

Ту, що зроду Хаям не спiвав.

"Спетое" превратилось в "неспетое", что совершенно исказило поэтическую

мысль русского лирика. К счастью, такое встречается редко.

Мастерские переводы стихов Есенина на языки народов нашей страны -

наглядное свидетельство глубочайшей любви национальных поэтов к своему

русскому собрату.

"Прошли годы, но и сейчас не угасла притягательная сила звонкого

есенинского слова, – говорит Павло Тычина. – А сила эта не только

лирическая. Пусть же наше молодое поколение учится у него чистой, светлой

любви к своему Отечеству".

Чудесные слова произнес Гафур Гулям, певец Узбекистана. Вот они:

"Дружба с русской литературой приобщила нас к ее богатствам, помогла

нам правильно понять, по достоинству оценить и есенинскую поэзию. Очень

русский поэт, Сергей Есенин сделался родным для нас, узбеков. И если Есенин

тянулся к Востоку, то сейчас поэты Советского Востока тянутся к нему,

черпают в его поэзии то, что им органично, близко".

Для Ваагна Давтяна, автора лучших переводов произведений русского

лирика на армянский язык, "есенинская поэзия – заражающая, очаровывающая, подчиняющая себе. Искренняя, как исповедь, безыскусная и трепетная, как

первое любовное признание, светлая и драматичная, как сама жизнь, простая,

но глубокая, как народная мудрость. И исполнена боли эта поэзия, как от

потери первой любви, как уходящая молодость, как исчезающая красота. И

чиста, как совесть...".

Джубан Мулдагалиев написал стихотворение "Читая Есенина". Я приведу

лишь заключительную строфу (перевод с казахского Константина Ваншенкина):

Поэт, ты настоящий был джигит,

Поспорить мог ты с музою иною:

Как русская природа, стих звенит,

Да крылья вдохновенья за спиною!

Строки, достойные Есенина...

4

В 1958 году в Риме советский литературовед Корнелий Люцианович

Зелинский беседовал с итальянским писателем Карло Леви.

– Вы удивляетесь, – спрашивал романист, – почему Есенин так популярен у

нас, в Италии? Но ведь ваши лучшие писатели – это то, что светит людям,

всему человечеству.

Беседа эта (о ней рассказывал Зелинский) вспомнилась мне, когда я

листал новые зарубежные издания произведений великого поэта Советской

России. Не только в Италии – лирика Есенина популярна в Чехословакии и

Венгрии, Югославии и Румынии, Польше и Германской Демократической

Республике, во Франции, в Японии. Об одном издании мне хочется сказать

подробнее, потому что оно, на мой взгляд, наиболее удачно из многочисленных

зарубежных публикаций Есенина.

Том объемом в 320 страниц выпущен в свет софийским издательством

"Народна култура" (серия "Вершины советской поэзии", 1972). Голубой тканевый

переплет, вверху золотом тиснуто: "Сергей Есенин". На первой странице -

по-болгарски: "Издание посвящается 50-летию Союза Советских Социалистических

Республик". Портрет поэта, его автобиография "О себе", написана в октябре

1925 года, переводы стихотворений, поэм...

Среди зарубежных изданий Есенина есть и такие, в которых его творчество

представлено обедненно, в усеченном, а подчас и в искаженном виде. Некоторые

составители, например, основное место в сборниках отдают дореволюционным

стихам поэта и "не замечают" ни "Песни о великом походе", ни "Баллады о

двадцати шести", ни "Письма к женщине". Выпущена книга, выдвигающая на

первый план цикл стихов "Москва кабацкая". Название ее – "Исповедь

хулигана". Издатели подобных сборников не считаются ни с какими объективными

фактами, в том числе и с последней авторской волей... К счастью, такого рода

"почитателей" есенинской поэзии становится теперь все меньше.

Составитель нового болгарского издания Слав Хр. Караславов выполнил

свою работу вдумчиво и тщательно, с глубоким пониманием диалектики

творчества Есенина.

Я не случайно подчеркиваю значение работы составителя: с нею связано

выявление подлинного творческого облика художника. Однако в иноязычных

изданиях она неотделима от качества перевода, от умения переводчика передать

не букву, а дух оригинала. И в этом отношении однотомник Есенина на

болгарском языке заслуживает самой высокой похвалы. Большой

художественностью, тончайшим мастерством отмечены переводы опытных

"есенистов" – Христе Радевского, Младена Исаева, Николы Фурнаджиева, Елисаветы Багряны... Удачно выступают в качестве переводчиков поэты более

молодого поколения: Блага Димитрова, Иван Радоев, Андрей Германов. Чудесная

музыка "Персидских мотивов" бережно передана в переводах Йордана Милева...

Драматическая напряженность, буйная образность оживают в монологах

"Пугачева", воспроизведенного Любеком Любеновым...

Надо думать, привлечет внимание читателя краткая летопись жизни и

творчества поэта, историко-литературный очерк Елены Фурнаджиевой "Сергей

Есенин в Болгарии", рассказывающий о давнишней любви дружественного народа к

поэзии великого русского поэта. Украшают издание штриховые рисунки Любека

Диманова, предлагающего свое, весьма своеобразное прочтение есенинского

наследия. Кстати сказать, эта работа болгарского художника на международной

выставке "Книга-75" удостоена поощрительного диплома.

Многими зарубежными литературоведами продолжается значительная работа

по изучению есенинского творчества, его влияния на литературы народов мира.

Назову диссертацию Михаила Горковича "Творчество Сергея Есенина в Словакии", защищенную в Московском государственном университете в ноябре 1976 года.

Молодой словацкий ученый с полным основанием пишет, что "Есенин оказывал и

продолжает оказывать влияние на всю советскую и мировую поэзию".

5

...Баяны "взяли" мелодию легко и спокойно и повели ее, задумчивую, негромкую, им одним ведомой дорогой. И когда она, казалось, ослабла, ее

бережно поднял хор, и перед твоим внутренним взором высветилась несколькими

штрихами набросанная картина:

Над окошком месяц. Под окошком ветер.

Облетевший тополь серебрист и светел.

Вот и легкая печаль коснулась твоего сердца, и ты уже услышал:

Дальний плач тальянки, голос одинокий -

И такой родимый, и такой далекий.

Эти слова хор поет так прочувственно, что и плач тальянки, и одинокий

голос становятся для тебя невыразимо близкими, проникают в твою душу,

заставляют звучать в тебе какую-то щемяще-грустную струну. Что вспоминается

тебе – оттуда, из минувшей молодости, из пронизанных солнечными лучами

ушедших в небытие лет? Как далекий костер на речном берегу, этот одинокий

голос. Кого зовет он, о чем он плачет? Да и только ли плачет? Нет, не

только...

Плачет и смеется песня лиховая.

Где ты, моя липа? Липа вековая?

О жизни плачет, над обманувшей мечтой смеется далекий голос. Он уже

слился с голосом самого поэта, и уже поэт выплескивает в незамутненные

слова-песню свою исстрадавшуюся душу:

Я и сам когда-то в праздник спозаранку

Выходил к любимой, развернув тальянку.

Он был когда-то, праздник... И песня – как вздох о нем, быстро ушедшем

и никогда – не забытом... Было...

А теперь я милой ничего не значу.

Под чужую песню и смеюсь и плачу.

Что он может значить, облетевший тополь... И не только поэт, но и ты

раскрыл свое сердце былому и задумался над быстротекущей жизнью, где радость

сменяется печалью, а печаль – радостью...

Последняя нота песни как бы осталась незавершенной. Жизнь идет, жизнь

продолжается и какой стороной она обернется в будущем – кто знает...

Так, по моему восприятию, звучит песня на стихи Есенина "Над окошком

месяц. Под окошком ветер..." в исполнении Государственного Рязанского

русского народного хора. Музыку написал художественный руководитель хора,

композитор, народный артист РСФСР Евгений Попов.

После произведения Георгия Свиридова – вокально-симфонической поэмы

"Памяти Сергея Есенина" и цикла "У меня отец крестьянин" эта музыка Попова, по моему мнению, – лучшее из всего написанного на стихи поэта. Где бы песня

"Над окошком месяц..." ни исполнялась, всюду – ив концертных залах нашей

страны, и за рубежом – она находит самый восторженный прием у слушателей. Ее

по праву можно назвать своеобразной визитной карточкой Рязанского хора.

Песня "Над окошком месяц..." появилась в 1965 году. К этому времени

музыкальная Есениниана насчитывала уже десятки произведений. Некоторые были

написаны во второй половине 20-х годов, после гибели поэта. Среди них -

лирические произведения для голоса с фортепиано, небольшие вокальные циклы,

мелодекламации. Назову до сих пор исполняемое "Письмо к матери" В. Липатова,

"Три стихотворения Есенина" ("Корова", "Лисица", "Песнь о собаке") В.

Шебалина, хоры Д. Васильева-Буглая, вокальный цикл В. Нечаева.

В 30-40-е годы к стихам Есенина обращались композиторы И. Дзержинский,

Т. Хренников, В. Юровский...

Однако самое интересное и значительное, связанное с поэзией Есенина,

создано в 50-60-е годы. Первое место здесь занимают сочинения Г. Свиридова.

Сам автор говорил о поэме "Памяти Сергея Есенина": "В этом произведении мне

хотелось воссоздать облик самого поэта, драматизм его лирики, свойственную

ей страстную любовь к жизни и ту поистине безграничную любовь к народу,

которая делает его поэзию всегда волнующей. Именно эти черты творчества

замечательного поэта дороги мне. И мне хотелось сказать об этом языком

музыки".

Замысел композитора был блестяще осуществлен. Поэма "Памяти Сергея

Есенина", вокальный цикл "У меня отец крестьянин" – выдающиеся явления в

современном музыкальном творчестве, лучшие из произведений, написанных на

слова великого русского лирика.

С тонким пониманием "лирического чувствования" Есенина написаны "Три

романса" Я. Солодухо ("Не криви улыбку", "Плачет метель", "Вечером синим").

Свежестью музыкального языка отмечен вокальный цикл А. Флярковского "Тебе, о

родина".

Сложное переплетение различных мотивов есенинской поэзии нашло удачное

воплощение в циклах В. Веселова, Н. Пейко, в серии хоров Р. Бойко...

По сравнению с прежними годами значительно расширилась "география"

музыки на стихи Есенина. Она создавалась в Москве и Баку, Ленинграде и

Тбилиси, Киеве и Фрунзе, Благовещенске и Рязани, Таллине и Воронеже...

Всего на стихи Есенина написано более 200 произведений. Поэма "Анна

Снегина" стала основой двух опер – А. Холминова и В. Агафонникова. Первая

была поставлена в нескольких оперных театрах страны.

С годами композиторы, как мне кажется, все глубже и глубже постигают

диалектику поэзии Есенина, богатство его чувств и мыслей.

И все-таки еще много пишется и публикуется музыки невыразительной, мало

интересной, слабой.

Тут к месту вспомнить слова чудесной русской певицы Людмилы Зыкиной.

"Очень люблю поэзию Сергея Есенина, – пишет она в своей книге "Путь к песне"

(1975). – Сейчас многие композиторы усиленно "осваивают" творчество этого

великого поэта как основу для новых песен. Только вот "попаданий" не больно

много. Видно, не так-то просто сочинять песни на стихи даже абсолютно

"надежного" поэта. Кажется, что некоторые композиторы считают: есенинские

стихи любую музыку вытянут".

Ну что ж, будем надеяться: новые прекрасные песни на есенинские стихи

станут не столь уж редкими гостями в нашей музыкальной жизни.

Пусть почаще при исполнении новой песни нам приходят на память строки

поэта:

Эх, песня,

Песня!

Есть ли что на свете

Чудесней?

6

Весною 1918 года в мастерской на Пресне Сергей Коненков устроил

выставку своих работ, созданных за последние годы. Скульптору хотелось

встретиться с новыми зрителями, услышать их суждения. И они охотно пришли,

рабочие пресненских фабрик, люди, только что ставшие хозяевами своей судьбы.

В один из дней выставку посетили труженики Прохоровской мануфактуры. У

скульптора в гостях был Есенин, и рабочие попросили поэта почитать новые

стихи. Он легко вскочил на какой-то старый ящик – возбужденный, радостный.

Коненкову запомнились распахнутые глаза поэта. Светлые волосы во время

чтения рассыпались, и Есенин поправлял их, подымая руку к голове... Его

голос был чист и размашист:

Звени, звени, златая Русь,

Волнуйся, неуемный ветер!

Блажен, кто радостью отметил

Твою пастушескую грусть.

Звени, звени, златая Русь...

Два года спустя Коненков решил создать скульптурный портрет Есенина.

Был вылеплен из глины бюст, сделано несколько карандашных рисунков. Вскоре

поэт куда-то уехал, и перевод портрета в дерево производился уже без натуры.

"Пока я работал над бюстом, – вспоминал позже Коненков, – все время держал в

памяти образ поэта читающего стихи рабочим Прохоровской мануфактуры... Я как

бы корректировал портрет по сильному впечатлению, жившему во мне с весны

восемнадцатого года".

Коненковский Есенин – весь порыв, весь откровение. Правая рука поднята

к голове, левая – прижата к груди, открытый взгляд, доверчивая улыбка -

каждая деталь выявляет личность поэтическую и искреннюю.

"Но при всей простоте и искренности чувств, владеющих поэтом, есть в

его портретном облике и какая-то острая ранимость, очевидная беззащитность,

– пишет исследователь творчества Коненкова искусствовед А. Каменский. – Есть

что-то обреченное в том, как Есенин до конца и без остатка "выкладывается", не жалея себя, не соразмеряя сил. Проницательным взглядом Коненков увидел в

молодом и безбрежном буйстве чувств своего друга предвестие драматических

поворотов судьбы".

Скульптору удалось создать образ поэта, отмеченный психологической

глубиной, сложностью. И потому Сергей Тимофеевич Коненков должен быть назван

первым художником, сказавшим свое вдохновенное слово о Есенине в

изобразительном искусстве.

Из прижизненных портретов Есенина представляет, на мой взгляд,

значительный интерес работа Владимира Юнгера (1915 год. Петроград).

Сосредоточенно-задумчивый взгляд, в складках губ затаилась легкая ирония -

лицо человека молодого, но уже познавшего жизнь, ее превратности. В отличие