Текст книги "Тайные грехи (ЛП)"

преобразовывающий слабый электрический сигнал в более мощный.

Глава 24

1994 год

Ауди скользила сквозь дождь подобно мачете, и Дрю вел машину так, как будто он

жил в месте, где дождь шел более двух месяцев в году. Я чувствовала себя в безопасности.

Снова.

– Я видела тебя в «Ролинг Стоун», – сказала я так, будто только пыталась завязать

разговор. Я просматривала черную сумку с CD дисками. Несомненно, это – малая часть

того, что у него была дома.

– Это была такая шутка.

– Слишком искупительная?

– Я употреблял только половину наркотиков, что мне приписали.

– Это всё ещё слишком много.

Он улыбнулся.

– Ага. Их было навалом. Это были восьмидесятые. Что я могу сказать тебе? Я был

разбит. «Саунд Брозерс» приносили кучу денег, а я был разрушен после смерти Стрэта.

Я выхватила диск из кармашка. «Убийца штата Кентукки». Альбом, который

превратил меня в группи и принес им договор, который профинансировал студию. Тот, что

лежал с демо1 в багажнике автомобиля.

– Мне жаль, – сказала я.

Дрю пожал плечами и посмотрел в зеркало заднего вида, прежде чем сменить

полосу, как будто ему было необходимо что-то сделать с его руками и мозгом.

– Ага, спасибо… Я просто… Я не знал. После того как ты ушла, мы начали драться.

Дурацкое дерьмо. Кулачные драки. Я не знаю, что было не так с ним. Или со мной.

Возможно, это был я. Я думаю об этом слишком много. Была ли это действительно моя

вина? Я имею в виду, он обвинял меня в том, что я позволил тебе уйти. Он сказал, что он

бы этого не допустил. Так что я закрылся. Я даже не хотел смотреть на него. Я стал очень

60

увлечён студией. Он был главой бизнеса, а я лишь продолжал хотеть делать собственное

дерьмо по-своему.

– Ты сделал студию действительно успешной.

– Я никогда не чувствовал себя так без него. Такое чувство, что я топчусь на одном

месте большую часть времени. Он сказал, что студия должна оставаться пассивной. Она

должна работать сама, пока мы пишем музыку, а я лишь продолжал становиться всё более

и более увлеченным день ото дня. Я едва мог появляться на наших собственных

репетициях, а у Гэри был ребенок, так что он съехал. Только Стрэт потерял всё. Он

вернулся в Нэшвилл.

– Это была не твоя вина.

– Моя. У него было больное сердце. Врожденное что-то аортального клапана2. Если

бы Стрэт знал, он мог решить принимать больше героина вместо амфетаминов.

– Это должно было быть забавно?

– Ага.

– Так и было.

Я оплакивала смерть Стрэта. Он умер от весьма незначительной передозировки

стимуляторов. Его сердце не выдержало. Я думала об этом слишком часто, читая очень

много о сердце, которое могло остановиться от применения препаратов. Я разыскивала

подробную информацию о его смерти, чтобы избежать грусти. Я убедила себя, что он был

придурком, что он не имел значение, что он остался в моем отдаленном прошлом. Но это

было важно. Это преследовало меня словно дымка, потому что он был моим реальным

прошлым. Я так жила, это всё ушло, все те истории, которые построили меня, и всё это

прошло и умерло, пока я не смотрела.

– Он беспокоился о тебе, – сказал Дрю, поглядывая на меня, прежде чем вернуть

свой взгляд на автостраду. – Мы пошли, чтобы встретиться с тобой в Санта-Монике в

Виноградной лозе. В том районе… – он покачал головой. – Забирались во все углы. Мы

не знали, затащили ли тебя в переулок, а возможно и убили.

Я выдавила смешок, он был слишком близок к правде.

– Прости, что я исчезла.

– Ты не исчезла. Мы пошли к тебе домой…

Я села так, будто аршин проглотила: глаза широко открыты, адреналин затопил мои

вены.

– Вы не сделали этого.

– Сделали. Мы заставили адвоката выяснить, где ты жила, но мы получили с

десяток различного вида отговорок. Затем парень с оружием и значком открыл дверь. Он

сверкнул запретительным ордером3 и угрожал нам. Мы перестали приходить.

– Они никогда не говорили мне об этом.

«Конечно, они не сказали мне. Я была потерянной и беспомощной».

– Мне жаль, – сказала я, глядя на свои открытые руки, словно я пробовала

освободить прошлое. – Я больше не могу этого выносить. Я…

«Глубоко вдохни».

«Это важно».

– Мне просто нужно было начать всё сначала.

– Я был скотиной с тобой, – сказал он.

– Ты был прекрасен. Это была я. Это было выше моих сил.

– Мы выяснили, что ты не умерла, так что мы просто… ладно, мы не забыли. Я

отпустил это, но я не забыл. Полагал, что дело в том, как я разговаривал с тобой в

последний раз, когда тебя видел. Стрэт взбесился. Он был тем, кому ты позвонила, и он

настаивал, что твой голос звучал расстроено. Я сказал ему, что Син не расстраивается. Син

себе на уме. Она никогда не позволяет своим чувствам взять над ней верх. Однако он

клялся и божился. Он платил детективу, чтобы наблюдать за домом до дня своей смерти.

61

– Через восемь месяцев после того, как я всё бросила.

– Ты не бросила всё.

– Откуда ты знаешь?

– Я знаю тебя. Если тебе понадобилось сбежать от нас подальше, то я пойму. Это не

значит, что ты всё бросила.

Я хохотнула. Он знал меня. Да, ладно. Я всегда делала то, что говорила. Если я

сказала: «встретимся в Санта-Монике в Виноградной лозе», значит, я собиралась выйти из

автобуса в Санта-Монике в Виноградной лозе с моим самым маленьким чемоданом «Луи

Виттон».

Дождь барабанил по окнам, окрашивая их под мрамор и придавая им

непрозрачности.

Дворники ветрового стекла не справлялись с потоком. Я схватилась за край кожаного

сиденья, поскольку красные огни появились перед нами слишком быстро и стали слишком

большими.

Дрю свернул вправо, вылетая на обочину. Это случилось в один миг, но это был

единственный способ спастись.

Из него получится хороший отец.

Я закрыла своё лицо руками. Украла ли я это у него?

Взять на заметку: тема «не чувствовать кое-что» не означает, что вы не чувствуете

это. Быть бесстрастной и холодной не означает, что в вас нет горшочка полного эмоций,

ожидающего, чтобы вскипеть. Это означает, что температура не поднималась достаточно

высоко, а горшочек просто не был настолько наполнен. Это означает, что горшочек не

достиг потенциала.

Но это произойдёт.

И ваше сердце будет биться так быстро и тяжело, что вы захотите умереть. Ваши

глаза омоют слёзы, а ваше горло перекроется, словно был повернут клапан. Сожаление

заполнит вас на клеточном уровне, до тех пор, пока кончики ваших пальцев не начнет

покалывать от ненависти к себе самому.

– Прости меня, – сказала я.

Дрю припарковал автомобиль и заглушил его.

– Ты не заказывала дождь. Просто переждем минут десять.

– НЕТ! Прости меня, за то, что я исчезла. Прости, что не рассказала, что

произошло. Прости, что оставила тебя там. Я сожалею обо всём.

– Марджи? Что случилось?

Дрю приобнял меня руками, но я яростно его оттолкнула. Однажды я сказала ему,

что он будет сожалеть, что просто прикоснулся ко мне.

– Я была беременна.

Я могла видеть, как округлились его синие глаза, пока он смотрел на меня с

удивлением: челюсть отпала, выражая таким образом опустошение. Было ли это

удивлением? Была ли я неправа, полагая, что он уже всё знал? Или это было принятие

желаемого за действительное? Я проглотила комок, разжала свои зубы, изучая проливной

дождь, до того тех самых пор, пока не смогла вдохнуть достаточно, чтобы говорить.

– Я собиралась встретиться со Стрэтом и сделать аборт, поскольку не хотела, чтобы

ты попытался отговорить меня от этого, и я была так чертовски зла на тебя. После того,

как я позвонила, я пыталась добраться до вас. Я выбралась из окна моей спальни, но мои

родители поймали меня в дороге и отослали прочь.

Он покачал головой, глаза суженные, как будто я только что сбросила бомбу на его

мозг, и он пытался найти смысл в оставшихся кусках.

– Дальше выхода не было, – продолжила я. – Прямо в аэропорт Лос-Анджелеса.

В *банный монастырь в Ирландии. Извини. Мне так жаль. Я должна была позвонить,

когда вернулась. Но я была трахнута на всю голову, и я не могла с этим справиться.

62

Он достал белый носовой платок из своего кармана, я выхватила его, чтобы вытереть

свои глаза. Это не помогло.

– Где… ребенок? – спросил он, обозначая огромную проблему.

– Усыновлен.

– Где?

– Иисус, Индиана! Откуда, бл*дь, я должна это знать?

Он посмотрел в окно со своей стороны, вероятно, так он избегал возможности

смотреть на меня.

– Мои родители прибыли в Ирландию во время моего последнего триместра, чтобы

организовать усыновление, так что, скорее всего, младенец там.

Забавно, что я всё ещё думала о нём как о младенце. Он или она уже должен быть в

возрасте Джонатана. Дрю оглянулся на меня, всё ещё удивленный, продолжая держать

дистанцию.

– Моя мама тоже была беременна, что было просто здорово, поскольку она

ненавидела меня за то, что я залетела в то же самое время. Она родила своего младенца в

больнице, затем я родила своего в женском монастыре, и отец просто забрал его. Я даже не

слышала его плача. Неделей позже, они забрали меня домой. У мамы была послеродовая

депрессия. Отец вел себя так, как будто это целиком была увеселительная поездка, и

дерьмо никогда не случалось. Ты знаешь, я признаю – это работало для меня.

Тени от дождя упали на изгиб его красивого лица, накладывая изображение морщин

и возраста. Он всё ещё выглядел на двадцать, потрясенный артист на краю жизни

богатства и известности. Ребенком, не имея ничего, кроме совершенных ошибок. Он видел

многое. Он потерял своего лучшего друга. Столкнулся со смертью своего отца и

капитуляцией родной матери. Он был сильным для своей семьи даже тогда, когда все

преимущества и прелести жизни обходили его стороной. А я не дала ему шанса подумать.

Я была настолько обернута своими собственными проблемами в течение

одиннадцати лет, что я даже не задумывалась о том, чего бы он захотел. Был ли он такой

же частью всего этого, как и я? Разве он не имел право знать? Отстаивать то, что было его?

Ладно, так оно и было.

– Тебе никогда не приходило в голову найти меня? – спросил он. – Я тут подумал

о том, что это было легко для меня. И даже когда я увидел тебя в офисе… Я всё ещё думал

только о себе. Прости меня.

Я не хотела с ним разговаривать, но была ли это проблема, была ли? Я никогда не

хотела найти его и поговорить с ним. Я хотела отпустить его. На переднем сиденье в его

арендованной Ауди, с дождем, барабанящим по стеклам, всё изменилось. Я хотела узнать,

о чём он думал. Я бы хотела вынести гром и стрелы, которые он бы швырнул в меня, если

он просто скажет, что было у него на уме.

Дрю открыл свой рот, чтобы заговорить, а я, признаюсь, слегка вздрогнула.

Я хотела нравиться ему, чтобы он хотел меня, чтобы он снова любил Син и научился

любить Марджи. Я должна была почувствовать себя как маленькая плаксивая сучка из-за

этого, но я не чувствовала. У меня не было сил даже на то, чтобы отругать себя за желание

быть кому-то нужной.

– И… – начал он, а я терзала себя, – о чём ты только думала, когда пригласила

меня на семейный ужин?

Это было безумно смешно, но я не смеялась. Я не привыкла чувствовать нутром, что

облажалась. Меня выбил из равновесия эмоциональный маятник. Балансируя на скользком

гимнастическом бревне. Конечно, я упала, но, по крайней мере, я упала на сторону смеха.

В случае если бы я снова расплакалась, мне пришлось бы выжимать его носовой платок.

– Дело во мне! – ответила я ему. – Я хотела снова провести с тобой время, и я

думала только о себе. Просто ты какой-то другой. И мы можем звать тебя Дрю и никогда

не обсуждать того, что случилось. Они не узнают.

63

– Но я знаю.

Я остановила качели на самой середине их колебания. Просто застыла.

Он не говорил о ребенке, и каких бы у него не было прав, он не сделает или не

думал, что ему придётся это сделать. НЕТ. На его лице не было боли или такого

выражения, словно он стал жертвой. Лицо этого мужчины было перекошено от ярости.

– Не притворяйся, что это из-за меня, – сказала я.

– Почему нет?

– Просто не надо, – я практически кричала. Я звучала, как слетевшая с катушек.

Пьяная от чувств.

– Это из-за тебя.

– Нет, это…

– Кто-нибудь постоял за тебя? Всё это время? Кто-либо…

Я больше не могла слышать ни слова. Я стала дёргать ручку двери. Она

выскальзывала с глубоким треском. Я ворчала и тянула её снова, даже когда Дрю

перехватил выше, блокируя дверь. Ни ливень, ни неизвестный район не смогли бы

остановить меня. Я не заботилась о своих рабочих туфлях или о холодном дожде, который

впитывался в мою белую блузку. Я промокла прежде, чем смогла сделать и три шага от

автомобиля.

Я не рассчитывала, что он развернется прочь и бросит меня там. Я полагала, что

поймаю такси или найду таксофон, пока он остается в автомобиле и следит за мной.

Потому что кто вылезет наружу в этот, бл*дь, шторм? Какой нормальный человек покинет

водительское сиденье, чтобы только при свете фар схватить меня за руку?

– Дай мне…

– Заткнись! – кричал он, у него уже намокли волосы на голове, ресницы слиплись

от воды. Его рубашка прилипла к телу и стала достаточно прозрачна, чтобы

продемонстрировать скрипичный ключ над его сердцем. – На этот раз, закрой рот и

слушай. Я никогда не забывал тебя. Никогда! Ни один день не прошел в той студии без

меня, думающего о тебе. О чём ты думаешь. О чём ты говоришь. Что ты чувствовала,

когда я был внутри тебя.

– Замолчи! Ты забыл меня, ты должен был.

– Я не забыл.

– Я была никем, – я тыкала в него своим пальцем. – Я была краткосрочным

увлечением.

Он продолжал стоять так, как будто я вообще ничего не говорила; вода стекала,

повторяя овал его лица, вдоль его скул и челюсти, встречаясь на подбородке и создавая не

прекращающуюся серебряную линию.

– Когда Стрэт умер, я не смог его спасти. Я хотел, чтобы ты была там. Я нуждался в

тебе! Как только ты позвонила ему той ночью, я должен был найти в себе мужество, чтобы

пойти прямо к тебе домой и заполучить тебя. Теперь, когда я знаю, что случилось, я

понимаю, что это была самая большая ошибка в моей жизни. И я всегда буду сожалеть об

этом.

– Тогда, ты – глупец.

– Да, я такой.

На темной городской улице, с освещаемыми фарами Ауди диагональными шрамами

дождя, я не видела, что он двигался, но ощущала теплые капли дождя, нагретые его

дыханием. Этот мужчина был слишком быстр, он поцеловал меня, прежде чем я поняла,

что должно было произойти.

Его поцелуй лишил меня дыхания.

Его поцелуй развеял мою защиту в прах.

Его губы смели меня и превратили в ничто.

Он превратил мою твердость в жидкость.

64

Одной рукой Дрю держал мой подбородок, а другой притягивал меня ближе за

заднюю часть моей шеи, и бл*дь, бл*дь, бл*дь… поскольку мои руки снова потянулись к

его груди, к его плечам, его шее, к его затылку, и мои пальцы зарылись в его мокрые

волосы. Я снова почувствовала его близко, так же, как это было раньше, когда я держала

его сердце в своих руках, а кто-то ещё разрушил это.

– Я не откажусь от тебя снова, – сказал Дрю между поцелуями, проводя своим

лицом по моей щеке подобно воде, которая стекала по нему.

– Не глупи.

– Пожалуйста. Позволь заслужить это.

Я оттолкнула его. Его правый глаз выглядел прозрачным, купаясь в свете фар и

дожде.

– Ты упустил это, Индиана.

– Я верну. Медленно. Начиная с тех самых пор, как я увидел тебя сегодня утром.

Мои зубы стучали, в то время как я смотрела на него сверху вниз. Я не знала, что с

ним делать. Я не знала, что чувствовать.

– Я использовала тебя, – произнесла я правду для себя также, как и для него. – Я

искала плохие вещи, которые можно было сделать, и ты был там. Я использовала тебя,

чтобы испортить себя.

– Я знаю, – его скрипичный ключ поднимался под влажной тканью, шрам от

мечты, которая была у него однажды. След от того, что он любил и потерял.

– Я без проблем могу видеть тебя через рубашку, – сказала я. – Это неприлично.

Дрю притянул меня к себе, и мы побежали обратно в машину. Он открыл дверь для

меня, и я согнулась внутри и открыла водительскую дверь. Как только она закрылась за

ним, он перегнулся через сиденье и поцеловал меня снова. Я положила свою руку на его

влажную грудь, а он засунул свою под мою юбку. Я позволила ему это, пересекаясь с его

телом, раздвигая свои ноги для его прикосновения.

– Это не дождь, – сказал он, скользя пальцем внутри меня.

– Боже, нет, – простонала я. – Это ты.

Он покружил своими костяшками по моему клитору.

– Посмотри на меня. Открой свои глаза и посмотри на меня.

Его щетина промокла и стала темно-коричневой, и капельки воды цеплялись за его

ресницы. Его волосы прилипли ко лбу.

– Ты прекрасен, – прошептала я. Когда он потёр меня еще раз, я застонала, двигая

свои бедра вперед. – Возьми меня.

Я потянулась к нему между ног и почувствовала его. Он всосал воздух сжатыми

зубами.

– Мы не закончили, – он рывком расстегнул свой ремень. – Я собираюсь трахнуть

тебя прямо здесь, прямо сейчас. Но это – не в последний раз. Ты слышишь меня?

– Да.

«Да я пообещаю ему собственность на береговой линии в Штате Невада, особенно,

после того, как он вытащит свой член».

Я выскользнула из своих трусиков, пока он залез в бумажник за презервативом.

Хороший мужчина. Нет никакой необходимости повторять одну и ту же ошибку дважды. Я

закинула свою ногу на него, располагая его подо мной.

Он сжал головку члена одной рукой возле моего входа, а другой взял меня за

челюсть.

– Это – не в последний раз. Скажи, что ты это понимаешь.

– Да. Я понимаю. Я клянусь.

Лгала ли я? Возможно. Но он прижался ко мне, и каждый нерв, заканчивающийся

между моими ногами, завибрировал от этого.

– Скажи это.

65

– Это не в последний раз.

Дрю потянул меня вниз, медленно наполняя меня.

– Посмотри на меня, – прошептал он снова.

– Так хорошо тебя ощущать. Трудно держать свои глаза открытыми.

– Почувствуй это, Марджи. Чувствуй это.

Он подтолкнул меня на себя, заполняя до самого основания, каждый дюйм служил

напоминанием того, что мы имели и какими мы были – переосмысление, начиная с

прошлого, которое оставило нас.

______________

Примечания:

1 – Демозапись, также демоальбом – «черновая» фонограмма, предназначенная

для демонстрации музыкального материала.

2 – Аортальный клапан (лат. valva aortae) – один из клапанов сердца ч еловека, или

других теплокровных животных, располагающийся на границе левого желудочка и

аорты, препятствуя обратному току крови из аорты в левый желудочек в диастолу.

3 – Запретительный судебный приказ (англ. Restraining order)[1] – вид судебного

приказа в англосаксонском праве, в особенности – в США (в праве Великобритании он

известен как англ. non-molestation order – букв. приказ о не досаждении[2]) , которым суд

предписывает тому или иному лицу совершать определённые действия в отношении

другого лица либо, напротив, воздерживаться от совершения таких действий.

Глава 25

1983 год – после Ирландии

Восемнадцать, плюс-минус. По большей части. Мне всегда многое сходило с рук,

поскольку я выглядела и рассуждала, как взрослая, в большинстве случаев я ей и была. Я

не терпела оскорблений и унижений, и я знала себе цену. Это был длинный путь, но я всё

ещё была жадной, как ребенок. Я жаждала опыта. Чего-то нового. Живого.

Освобождающего. Выматывающего. Я любила тестировать мир. Смотреть, что я могу по-

новому сделать.

Я бы стала социопатом, если бы не училась переживать дерьмо, вернувшись из

холодного каменного женского монастыря в старой стране. Я съела этот сраный

бутерброд, которым меня накормили, выбросила кожу рок-группи и стала поступать

подобно восьмилетней.

Первое время, когда моя мать передавала Джонатана в мои руки, она выглядела

нервной. В течение первой недели она не хотела, чтобы я притрагивалась к нему. Все

могли, но не Марджи. Возможно из-за того, что он был драгоценным, единственным

мальчиком из её восьми детей, однако она притягивала его ближе к себе, как будто я

смогла бы броситься на него или сделать что-то ещё. Или мое безответственное поведение