Текст книги "Токийский декаданс"

Автор книги: Рю Мураками

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Яйцо

Сестра, как всегда, прислала лососевую икру. Свежую икру под соевым соусом. Сестра с семьей живет у подножия горы Ётэй, на Хоккайдо. Я один раз была у нее. Там еще грязная речка течет.

Я одна точно не смогу все это съесть. Поэтому куплю пластиковые упаковки в "Оранж Хаус", положу туда икру и отнесу в офис. По-моему, в прошлом году то же самое делала, но не помню точно.

Офис находится в переулке в Западном Адзабу, на четвертом этаже серого здания. На двери прилеплена вывеска: "Иустина". Мама-сан говорит, что это имя такое. Интересно, в какой стране живут люди с такими именами?

Мама-сан сидела у обогревателя и меняла в вибраторе батарейки. В офисе есть мама-сан и бабка. Их так все называют, настоящих имен никто не знает.

– Мама-сан! Я гостинцев принесла!

Я положила упаковки с икрой на обогреватель.

– Вот спасибо! А, кстати, это ты "Тарзана" в задницу вставляла?

– Да откуда же мне помнить?

– Тогда это, наверно, Юкари. Воняет же.

– А помыть?

– "Тарзан" весь такой шероховатый. Если испражнения пристанут, то не отмыть потом. Я же говорила, кондомы надевать, когда используете.

– Сложно уследить, если валяешься связанной.

– А я знаю, как вкусно можно икру приготовить, недавно по телевизору видела. Нужен рис.

– Рис с икрой? А масло будешь добавлять?

– Нет. Режешь листья периллы и водорослей нори мелко-мелко. А потом на горячий рис с икрой сверху посыпаешь, и васаби по вкусу.

– Здорово будет!

– Попробуем сегодня приготовить?

– Плитка же сломана.

– Можно взять рис из китайского ресторанчика внизу.

– А они дадут только рис-то?

– Ну, можно взять еще пельменей гёдза, например, тогда и рис дадут.

Зашла бабка в переднике. Похоже, убиралась на алтаре.

– Еда для Харриса закончилась, – сказала она, почесывая под глазом.

Харрис – это персидский кот. Он живет у нас в офисе. Харрис кастрирован. Бабка включила телевизор. Там кривлялись и пели девчонки из всеми любимой группы. Из комнаты, где стоит алтарь, пробивались лучи заходящего солнца.

Зазвонил телефон. Началась работа.

Непонятно, какие отношения между мама-сан и бабкой. Юкари верит, что они мать и дочь. Я думаю, они лесбиянки. Один старый клиент мама-сан, владелец лавки канцелярских товаров на Гиндза, как-то во время секса рассказал мне, что они сестры.

Я пришла в новый отель на Роппонги. Там есть бассейн. Я вообще не люблю бассейны. Одна моя хорошая подруга в средней школе, Юмико Ёсимура, тоже не любила в детстве бассейны. Ее силой заставили прийти и плавать, тогда у нее и случился эпилептический припадок. У нее задеревенело тело, и, трясясь, она упала рядом с бассейном и расшибла себе лоб. Кровищи было море. А еще у нее изо рта пена пошла, пахнущая пивом.

В лифте я встретила араба. Взглянув на его лицо, я вспомнила икру. У него на щеках было полно прыщей, размером с икринку. Как будто икра была у него под кожей. Я как-то раз видела такой член. Его обладатель переборщил с силиконовыми шариками, вживляемыми под кожу, поэтому его член был похож на туго свернутый лист салата.

Я позвонила в дверь, мне открыл голый мужчина, лет ему было за пятьдесят.

– Я вас ждал.

Он поклонился мне в ноги и передал конверт. В нем пятьдесят тысяч. Его лицо показалось мне знакомым. Да, точно, у него завод по производству винила в Кобе. Он любитель каблуков и запаха подмышек. А еще он мазохист.

– Мы встречались на вечеринке, – сказал он.

Это он имел в виду вечеринки, устраиваемые в большом количестве врачами и разными предпринимателями в конце года. Меня часто зовут на такие мероприятия.

Он два раза пописал и два раза кончил. Потом сморщил лицо и харкнул в вазу для цветов. А затем позвонил кому-то, наверное, своему подчиненному.

– Это я. Как там движется то, о чем мы говорили? Скажи Кикути, чтобы он отослал лондонский курс валют. Да хоть по телексу, хоть по телефону…

Внезапно он взглянул на меня. Затем дернул подбородком и жестом приказал мне убираться. И это несмотря на то, что я слизала ему все после первого раза! Ну, разные люди бывают. Некоторые вон кланяются до самого конца.

В коридоре на меня уставился портье. Просто у меня из сумки торчала веревка. Красная такая, похожая на член орангутанга, которого мы когда-то в зоопарке видели. С кем же мы тогда ходили? Брат точно был, а вот насчет папы не помню.

Папа семь раз менял работу. В зоопарк мы ходили, когда он занимался автоцистернами. Или работал в фирме по продаже лесоматериалов. А мама с нами точно не ходила. Ей не нравилось, как животные пахнут.

Вернувшись в офис, я посмотрела на себя в зеркало. Может, я волнуюсь после истории с Томоэ? Томоэ было двадцать три, она приехала из Акиты, где служила в какой-то фирме. Потом она устроилась к нам, и мы с ней все время работали вместе. Как-то раз она взглянула в зеркало и не смогла себя узнать. А потом ее положили в больницу.

В офисе никого не было. Раздался звонок. Звонил какой-то малолетний шутник-онанист.

– Трахни свою мамашу, выродок! – прокричала ему я.

Этому меня мама-сан научила. С такими только так и надо. Обычно действует, если про семью говоришь. Если какой-нибудь гомик будет названивать, можно сказать ему, чтобы поговорил сначала со своим папочкой.

Бабка вернулась с тяжеленным пакетом кошачьего корма. Я помогла ей донести его до кухни. Откуда ни возьмись появился Харрис, громко мяуча и требуя еды.

– Ты к Томоэ не ходила? – спросила бабка.

– Нет. – Я продолжила смотреться в зеркало.

Томоэ часто снималась на видео. Ее называли Зеро Гёл, и она была достаточно известна. Зеро – это "ноль", имеется в виду, что у нее совсем не было стыда. Это действительно так, но она не была мазохисткой. Настоящая мазохистка это наша мама-сан. Мы с ней как-то раз ходили в отель давать интервью для журнала. Нас пригласил молодой длинноволосый человек, представившийся музыкальным продюсером. Когда я спросила, почему музыкальный продюсер берет у нас интервью для журнала, он ответил, что хотел поразвлечься, но это для него впервые, и он жутко стесняется. Поэтому и наврал нам. Когда мы зашли к нему в номер, мама-сан бросилась ему в ноги и начала целовать его ботинки.

Томоэ такой не была. Она была обычной. Только, что означает быть обычной, я до конца не понимаю.

Юкари вернулась бледная. Лицо поблескивало от пота. Бабка стянула с нее трусы и осмотрела задний проход. Я думала, у нее там застряла затычка для ануса, но оказалось, что некий дрессировщик собак, с татуировкой во всю спину, насыпал ей туда кокаина. Дескать, так развлекаются колумбийские проститутки. Бабка смазала анус Юкари чем-то, и та отправилась домой.

Меня позвали в отель в Западном Синдзюку. Один мужчина сказал, что хочет часа четыре поразвлечься.

В отеле висела огроменная люстра. Поднявшись в свит на девятнадцатом этаже, я обнаружила там мужчину. Он пил белое вино и ел суши. Возраста он был неопределенного. На нем была надета белая футболка, а на правом плече виднелся келоидный рубец.

– Проходи сюда. – Он налил мне вина и передал конверт.

В конверте лежало двести тысяч.

– Не слишком ли много?

– Бери! – Он засмеялся. – Не волнуйся, я, конечно, странный, но резать тебя не буду. Вот, попробуй суши. Они по спецзаказу из "Сакаэ" на Канда. Вино, правда, обычное "Шабли", но я еще шампанского заказал, скоро принесут. И побыстрее разденься.

Я хотела пойти в ванную, но он меня остановил.

– Нет-нет, давай здесь.

Я сидела на полу и пила шампанское. Полностью голая. Юноша, принесший шампанское, чуть не захлебнулся слюной.

– Ты здесь подрабатываешь? – спросил его мужчина, расписываясь.

Юноша носил бейджик "стажер".

– Да, – он попытался взять чек. Мужчина не отдал.

– Ты, наверно, очень хочешь поступить сюда на постоянную работу?

– Да.

Юноша успел возбудиться.

– Встань! – Мужчина пнул меня. Я поднялась.

– Повернись задом и обопрись о постель. Я подчинилась. Свет освещал полкомнаты.

– Из какого университета здесь больше всего работает студентов? Я знаю, что в "Принсе" больше всего из Васэда.

– Я не знаю.

– Извини, а ты откуда?

– Я не из университета, я учусь в колледже. Мужчина наконец отдал ему чек. Юноша

медленно вышел из комнаты.

– Ты насекомое.

Я уже двадцать минут сосала его член.

– Я часто выполняю чертежи. Когда разложишь ватман на столе с подсветкой, на нем начинают собираться насекомые. Они такие маленькие, как черные точки. Мушки или комарики просто слетаются на свет, а на бумаге собираются более мелкие насекомые. Мой старик служил лейтенантом на флоте. Он вернулся домой, после того как заболел в южных странах. Где-то на Палау или в Новой Гвинее. Там есть такие болезни, о которых никто даже и не догадывается. Тебе этого не понять, но там было совершенно нечего есть. В Гуадалканале, ты, правда, не знаешь, где это, тогда японские солдаты употребляли в пищу все, что можно было есть. Ящериц, гекконов, корни мангровых деревьев. Но это было еще не самое худшее. И это не знавшая поражений великая императорская армия! Но я сейчас говорю о сухопутных войсках, мой старик служил на флоте.

Он схватил меня за волосы, заставляя сосать дальше, и засунул свой большой палец ноги мне в задницу.

– Смотри-ка, насекомое, вся мокрая уже. Что он врет? Я совсем не мокрая.

– Мой старик тоже голодал, не так, как люди в Гуадалканале, конечно. И как-то ему в организм попало яйцо. Ну нет, это я, конечно, себе так все представляю. Он разрушил себе и выделительную, и пищеварительную системы, разучился говорить и слег в больницу. Он вообще перестал быть человеком. Просто существо, питающееся через трубку в больнице. И вот однажды ночью, летом, было, как всегда, жарко и душно, а в палате отсутствовал кондиционер, естественно. Ну, моему старику было все равно. Тебе, может, и не понять, но у таких людей в овощеподобном состоянии есть свое достоинство. Я не имею в виду достоинство в правильном смысле, они ведь лежат как мумии, бездвижные, Тутанхамоны какие-то. Но они, в каком-то смысле, близки к Богу. Я тогда еще был школьником, сидел все время с ним, рядом с постелью, пока мама с братьями и сестрами работали допоздна. Ты сверху кажешься страшноватой, и нос у тебя слишком приплюснутый. Как думаешь, должен у меня теперь на тебя член вставать? Вторая моя жена очень молода. Она работала диктором в большом центре вещания в Хиросиме. Вас, наверно, надо познакомить. Ее зовут Хитоми, очень красивая девушка. Она к тому же отлично сосет. Но это не я ее научил, она с самого начала умела это делать. Я по молодости сначала ревновал, но сейчас-то мне все равно.

Он снова схватил меня за волосы и заставил сосать палец его ноги. Вторую ногу он положил на высоко торчащие вверх мои ягодицы.

– У отца из носа торчала трубка, а рот был все время открыт. На потолке вместо нормальной люминесцентной лампы светила желтая обычная, и я всегда думал, как хорошо будет, если ее выключить. К нему приходила медсестра, такого же возраста, как ты, и такая же страшная. Один раз она мне улыбнулась… Я так радовался… Эта страшная медсестра приносила цветы в обеих руках, хризантемы и орхидеи. Так вот, однажды у отца изо рта вылетело маленькое насекомое, покружило вокруг его лица, пролетело мимо моего уха и вылетело в окно, в котором сияла полная луна. Я рассказал об этом маме, а она сказала мне, что отец во время войны ел всякую дрянь, вот яйца насекомых и попали ему в желудок вместе с листьями или еще с чем-то.

Я лежала в постели связанная. Он оставил меня так и ушел. Сказал, что собирается со своей второй женой в ресторан.

Сколько прошло времени, непонятно. В комнате было темно, и на глазах у меня была повязка. Он очень хорошо меня опутал. Единственное, чем я могла пошевелить, – это пальцы рук и ног. Кляп размером с шарик для пинг-понга лишал свободы движений мой рот – язык и челюсти. Он даже уши мне закрыл чем-то похожим на наушники для стрельбы.

Мне стало страшно, и я заплакала. Повязка для глаз намокла, слезы даже не добрались до подбородка. Как только я прекратила плакать, захотелось писать. Связанные руки и ноги уже потеряли чувствительность, и ощущение простыней, касавшихся задницы и спины, тоже стало пропадать. Желание писать начало куда-то отдаляться, по коже пошли мурашки. Стало казаться, что писать хочу вовсе не я, а кто-то другой. Все чувства одно за другим становились размытыми, и я подумала, что это, наверное, и есть потеря сознания.

Мужчина вернулся с женщиной и снял с меня повязку. Они тут же занялись сексом рядом со мной. Он пнул меня по заднице и приказал лизать их половые органы. Я перестала понимать, кто я такая, и вспомнила Томоэ. Женщина сидела у меня на лице, пока он трахал ее. Я лизала их обоих, и мне в рот набивались лобковые волосы. Мое тело начало остывать.

Когда мужчина кончил, они спросили меня, посмеиваясь:

– Кто ты?

– Насекомое, – ответила я.

Я вышла из отеля, села в такси и вернулась в офис в Западном Адзабу. Там были мама-сан с бабкой.

– Задержалась ты, – сказала бабка. – Говоришь, был тройничок?

Я заплакала. Мои всхлипы походили на голос пойманной птицы. Мама-сан обняла меня.

– Так плохо было?

Она гладила меня по голове. Я приобняла ее за талию, прильнула к щеке и, кивнув, продолжила рыдать.

– Ладно, ладно, у нас есть рис, нори, перилла. Ты, наверное, проголодалась? Сейчас поешь икры, и все будет хорошо.

Вымыв лицо, я взглянула на себя в зеркало, но все равно не поняла, чье изображение передо мной. "Где я? Кто я?" – вспомнила я старую шутку и даже улыбнулась, но было непонятно, кто улыбнулся в зеркале.

Водитель такси оказался болтлив. Он спутал меня со студенткой и всю дорогу читал лекции о том, как нельзя гулять допоздна. Я ответила ему, что работала. Я спешила. Мне нужно было кому-нибудь кое-что доказать. Открыв сумку, я достала оттуда вибратор и клизму.

– Вот моя работа!

Водитель замолчал. Затем закашлялся. И пока я не вышла и не закрыла дверь, он не проронил ни слова.

Мне казалось, что я стану такой же, как Томоэ. Мне захотелось позвонить мужчине, с которым мы жили вместе еще пару месяцев назад. Он принимал мою работу, пока верил, что я не занимаюсь ни с кем сексом. Однажды во время еды я расплакалась.

– Что случилось? – спросил он.

– Я занималась анальным сексом, – ответила я.

– Вот как… – Он опустил глаза, а потом побежал к раковине, и его стошнило.

Через две недели он уехал. Оставил только записку:

Если будет очень плохо, звони.

И номер.

На этот номер я и позвонила.

– Что произошло?

– Мне не очень хорошо, может, встретимся? Он привел ряд причин, по которым мы не могли увидеться. И потом сказал:

– Ты сосала член, который тебе вставляли в задницу. Я не могу даже думать об этом!

– Извини. – Я повесила трубку.

Я сплю с открытым ртом. Занималась онанизмом и кончила четырнадцать раз. За окном посветлело. Я съела всю сестринскую икру. Меня даже затошнило, но я сдержалась.

Я жду, когда из икры вылупятся рыбки. По сути, икра ведь это те же яйца, только рыбьи. Я жду, когда вылупятся маленькие лососи и полетят у меня изо рта, как у отца того мужика, который меня связывал.

Я буду ухаживать за малютками лососями. Лосось всегда возвращается в ту речку, где родился. Вот и они вернутся ко мне в живот. А затем намечут еще икринок.

Я выплюну тысячами лососей на всех тех мужиков, которые ждут в номерах отеля Западного Синдзюку и покупают меня. И посмотрим тогда, кто еще сможет назвать меня насекомым.

Автобус

Водрузившись с ногами на стул цвета слоновой кости, Волосатка взяла сигарету. Сигарета была без фильтра. Услужливая продавщица чиркнула зажигалкой.

– Обычный пиджак безыскусен, а если еще и пояс, то в силу молодости тебя примут за мальчика.

В переполненном магазине я примерял уже одиннадцатый пиджак. Этот был с черными и желтыми полосами.

– Такие надевают чуваки, которые дорогу чинят.

– Дурак, он так выглядит, потому что ты надел.

Услужливая продавщица хихикнула, прикрыв рот рукой. Я режиссер-постановщик фильмов. Снял три фильма, успех пришел со вторым. В студенческие годы я ходил в синема-клуб, где мы часто смотрели восточноевропейские фильмы. Владельцем был некий мужчина средних лет, у него еще имелось несколько магазинов старой книги по городу. Он приобрел права на "Водопровод", "Пепел и брильянты" и "Березовую рощу", и пока показывал их, заработал более двух миллионов иен. На эти деньги он решил снять фильм и дал нам возможность написать сценарий. Так я и написал "Автобус".

Я родился на маленьком островке на западной стороне Кюсю. Понятно, что туда не долететь самолетом, поэтому приходится пользоваться поездом, автобусом и паромом, пересаживаясь с одного на другой. Автобус всегда шел от железнодорожной станции Сасэбо JR до парома в Хирадо. Его путь пролегал через рудники Китамацу у горы Ботаяма, и для меня автобус почему-то являлся символом моего родного края, хотя на поезд и паром я тратил больше времени, пока добирался домой. Я положил в основу сценария пару-тройку встреч и разговоров с людьми внутри этого автобуса. Мой сценарий понравился, и я снял тридцати восьми минутный фильм на шестнадцатимиллиметровой пленке. Мое черно-белое творение получило приз на студенческом фестивале кинопремьер, и мне поручили написать сценарий следующего моего фильма с бюджетом в двенадцать миллионов. Продолжая развивать мотив "Автобуса", я написал комедию "Ностальгия, ностальгия, ностальгия". В ней рассказывалось об обычном мужчине, который в школе играет в бейсбольной команде, но все время сидит на скамейке запасных. У него очень сильные плечи. Закончив промышленный колледж, он находит работу на верфях Сикоку, которая заключается в том, что он день-деньской машет молотом, сбивая остатки налипшего масла в бойлере. Он женится, у него рождается ребенок, и его мечта теперь – сыграть с сыном в мяч, когда тот подрастет. По-прежнему продолжая гордиться своими сильными плечами, он однажды тянет мышцы на плече и с горя напивается. Тут же его сбивает машина. Но к счастью нашего героя, сбивший его "мерседес" принадлежит владельцу верфей. Тело героя в ужасном состоянии, но происходит чудо, и он выживает. Более того, ему пришивают удивительную искусственную руку. Он пробует кидать мяч новой рукой и после долгих тренировок возрождает силу в плечах. Получив огромную компенсацию от владельца верфей, он возвращается на родину и не только радуется, играя с сыном в мяч, но и становится местной знаменитостью, профессиональным спортсменом, благодаря своей искусственной руке. Вот такая комедия с хеппи-эндом. "Ностальгия, ностальгия, ностальгия" завоевал второе место на Гонконгском кинофестивале и имел большой успех в Японии, Юго-Восточной Азии и Канаде. Благодаря малым затратам, прибыль была просто невероятной, и я купил себе леворульную машину и кирпичный дом площадью в двести квадратных метров с монтажной. А еще завел двух афганских борзых.

– Слушай, может отойдем от стереотипов? Может, галстук-бабочку? Это идеально для речи со сцены перед камерами.

У Волосатки красная помада. Она докуривает сигарету без фильтра до самого конца.

– Извините, а на какой прием вы собираетесь? В последнее время модно приходить на обычные приемы или вечеринки в строгом костюме. В Нью-Йорке, например, – пытается помочь услужливая продавщица, обнажая десны каждый раз, когда открывает рот.

– Это не вечеринка. Это премьера. Он, видите ли, режиссер и должен сегодня речь толкать. Он, блин, знаменитость у нас.

– Режиссер?! – продавщица прикрывает рот рукой и смотрит на меня. – Извините, а что за фильм?

Волосатка выпучивает глазам

– "Отель у водопада".

Мой фильм еще до премьеры стал предметом обсуждения. И произошло это по двум причинам. Первая – это то, что моя книга по фильму попала в бестселлеры. Я впервые писал книгу и понял, что эта работа для меня. Я поехал в отель у теплых источников в горах Дзёсю и затворился там на два с лишним месяца. Наслаждаясь красотой поздней весны, постепенно превращающейся в раннее лето, я накатал повесть на триста страниц. За два месяца я тесно сдружился с хозяйкой, бабулей родом из Ниигата. Каждый вечер во время ужина она рассказывала мне о том, какая сложная у нее была жизнь с самого рождения, когда ее, совсем маленькую, удочерили приемные родители. Я даже пару раз нарочно всплакнул, слушая ее истории. Второй раз она вышла замуж в Токио, но брак был устроен по договоренности, она даже не видела своего мужа до свадьбы. Им оказался некий клерк низшего разряда, уволенный из Министерства связи, гордый мужчина, у которого была властная мачеха. Еще у него было четверо детей, и самому младшему не исполнилось еще и двух лет. Не в пример мужу, который сидел дома на пособие по безработице, моя хозяйка торговала моллюсками на улицах города, и все ради маленького Ёсихиса. Она работала день и ночь, а ее свекровь, происходящая из известного рода, люто ненавидела ее за занятие, достойное только простых людей. В итоге они с мужем расстались, прожив вместе три года и четырнадцать дней. Хозяйка, не закончившая даже младшую школу, по ее собственному признанию, была довольно глупа, и свекровь с помощью адвоката запугала ее и отобрала все деньги, заработанные на продаже моллюсков. Ее оставили, в прямом смысле, без трусов. Тогда она приехала в отель близ горячего источника, стала жить здесь и работать. Сначала боялась холода, но потом ей стало хорошо, ведь теперь нечего было терять. Через шесть лет в один летний день к ней приехал Ёсихиса. Он привез ее любимый маринованный редис в подарок, улыбнулся ей и спросил: "Мама, как ты?" Она хорошо запомнила момент его отъезда. Казалось, цикады всего мира собрались, чтобы спеть для Ёсихиса. А он улыбался ей все время, пока ждал автобуса и когда садился в него. Моя хозяйка была очень счастлива, несмотря на все трудности, теперь у нее было что-то, чему можно было порадоваться. Ёсихиса рос здоровым мальчиком, и, радуясь этому обстоятельству, она перестала беспокоиться. У нее не было собственных детей, и я за два месяца стал ей как сын, она мне сама об этом сказала. Слова, произнесенные ею на прощанье, так сильно впечатлили меня, что навсегда остались звучать в ушах:

– Сюда и раньше приезжали писатели, но не было никого, кто бы провел в этом одиноком месте так много времени, как ты. Разве что очень больные… Этот источник здорово помогает при сифилисе и проказе.

– А что тогда, если не пиджак… Подумай сам, над тобой же будут смеяться, если что.

– Я бы хотел блестящую ткань.

– Панбархат? Сказал бы сразу, мне было бы легче.

Существовала еще одна причина для возникновения шумихи вокруг моего фильма. Актриса, исполняющая главную роль, пыталась покончить с собой. Но давайте я вам сначала расскажу сюжет "Отеля у водопада".

Дело происходит в пустынном месте, у моста Сайкай, известного своими видами на водопады западного Кюсю. "Отель у водопада" находится в глубине ущелья, сразу за мостом. Он на самом деле существует. Прежде чем построили большой мост Вакато, местечко Сайкай по праву гордилось самым большим и длинным на всем востоке мостом и бурным течением больших и малых водопадов. Естественно, что здесь происходило много самоубийств. В "Отель у водопада" приезжает молодой, добившийся когда-то успеха предприниматель. Он родился недалеко от этих мест, в Ханарэдзима, что в Нагасаки. Предприниматель с нуля создал предприятие по продаже морепродуктов в рестораны, про таких еще говорят: "Он создал себя сам". Но незадолго до возвращения на родину он не справляется с оплатой счетов и терпит банкротство. И, как водится, приезжает в отель для того, чтобы свести счеты с жизнью. Он снимает комнату на самом верхнем этаже, каждый день ест живых креветок и суп мисо из мраморного окуня, любуется течением водопадов. В один из таких дней он смотрит на волны в ущелье и замечает молодого рыбака. У парня довольно хрупкое телосложение, но почему-то облик его, стоящего на скале, трогает предпринимателя до глубины души. Он интересуется у управляющей отелем насчет парня, а та отвечает ему, что малый немного сумасшедший, и рассказывает историю о том, как он, будучи младенцем, гулял по мосту и упал в воду. Сильное течение непременно бы расправилось с ним, подобно тому как оно это делало с другими. Если кто падал, его тело уносило и никогда оно не всплывало более. А этого выловили без малейшей царапины и начали бояться, считая если не богом, то кем-то необычным, совсем не вписываемым в привычный уклад жизни людей. Предприниматель спускается к парню и заговаривает с ним. Он оказывается вовсе не богом, а самым обыкновенным застенчивым человеком. Они становятся друзьями. Тем временем управляющая прознает, что ее гость на самом деле тот самый известный предприниматель. Она сообщает об этом хозяину отеля, тот начальнику местного ведомства по делам туризма, а он совместно с главой торгово-промышленной палаты устраивает моему предпринимателю большой прием. Я снимал сцену приема точно так же, как была снята сцена свадьбы в "Охотнике на оленей". Вести о том, что дело их гостя потерпело крах, еще не дошли до всех. Для него устраиваются многочисленные приемы и вечеринки, и на одной из них наш уставший от внимания герой встречает Куми – героиню моего повествования. Куми работает хостес в клубе, а еще она ярая мазохистка, жесткая девушка, научившаяся наслаждаться чувством ненависти к людям из-за какого-то мужчины, который издевался над ней когда-то. Предприниматель влюбляется в нее. Скоро известие о его банкротстве доходит до этого местечка, и все отворачиваются от него. Не вынеся проклятий и обвинений со стороны хозяина и управляющей, Куми и предприниматель покидают отель у водопада. Темной ночью, на берегу потока героиня внезапно прекращает заниматься мазохизмом с героем. Для этой сцены я использовал нарезку из "Унесенных". Куми не разрешает ему связывать ее и не дает заниматься любимым анальным и оральным сексом, да к тому же смеется над ним. Он бьет ее деревяшкой, проплывающей мимо в потоке, разбивает голову, и ее, всю в крови, уносит течением. Он выбрасывает деревяшку в воду и садится на песок, обхватив голову руками. Бессмертный подросток, который когда-то упал в воду, смотрит на него. По воде плывет красная от крови деревяшка. Фильм заканчивается.

– Да, точно, блузон. Я видела в зимней коллекции, итальянский, панбархатный, с воротником и на трех пуговицах.

– Вы о коллекции Рив Гош? – спрашивает услужливая продавщица, поглаживая искусственный цветок у себя на груди.

– Рив Гош? По-моему, Валентине

– У Валентине нет блузонов на трех пуговицах, к тому же зимняя коллекция даже еще не показывалась в Нью-Йорке. Наверное, вы видели блузон в "Уорлд Фэшн"?

– Да, в сентябрьском выпуске. Значит, Рив Гош… а у вас есть?

– Да.

– Покажи.

Актрису, исполнившую роль Куми, звали Миэ. Я нашел ее в пивном баре на Акасака. Она была неопытна как актриса, но уже состоялась как модель. В лифте отеля "Пасифик Айлендер" на Гавайях до сих пор висит постер с ее изображением, на котором она приглашает всех желающих на дискотеку. Несмотря на ее неопытность, я сразу почувствовал, что роль Куми она исполнить сможет. Режиссеру всегда полезно иметь такое чувство. Прочитав сценарий, она позвонила мне вся в слезах и начала говорить, что это ужасно, что ее отец сейчас лежит в больнице, что ему будут делать сложнейшую операцию по удалению камней из мочевого пузыря. Вроде бы врачи собирались через тонкую трубку накачать камни нитроглицерином и взорвать. Она сказала мне, что не может сейчас исполнять такую роль, что ее отец будет шокирован, но в итоге согласилась.

Сцены с Миэ я решил снимать по развитию сюжета. Обычно в кино порядок съемок происходит в соответствии с расписанием актеров, местом съемок и так далее, но я хотел, чтобы она сжилась с Куми, почувствовала себя ею, поэтому съемки проходили по порядку событий. В самый первый день, когда мы снимали сцену, где Куми обнимают, она, несмотря на то что была одета, плакала от стыда и не смогла сниматься. Меня вызвал продюсер, наорал и потребовал заменить ее. Я изо всех сил разубеждал его, хотя у меня не было уверенности в том, выдержит ли она сцены, где ее раздевают, связывают и пихают в задницу свечку. Почему я был столь настойчив, не имея ни капли уверенности в ней, не знаю. Однако, по мере того как мы снимали дальше, Миэ преобразилась настолько, что было даже удивительно. Во время съемок сцены, где она еще с двумя хостес занимается сексом с предпринимателем, обе актрисы плакали, и только она, тряся попкой, соблазнительно улыбалась. Все закончилось тем, что она не смогла больше контролировать перемены в себе и начала саму себя бояться.

Вечером того дня, когда закончились съемки, я составлял план на следующий день. Она несколько раз приходила ко мне, трясясь мелкой дрожью, садилась в углу и говорила, что хочет заняться со мной сексом. Нет ничего привлекательного в актрисе в таком состоянии. Из-за постоянного стимулирования каждый день такая актриса перестает контролировать свою сексуальную жизнь. Она спросила меня тогда:

– Я, похоже, скоро сойду с ума, с кем я трахаюсь? Только не говори, что с камерой, иначе я тебя убью.

Я поцеловал ее и вернулся в свой кабинет.

После окончания съемок и монтажа, в тот вечер, когда работа Миэ была завершена, мы пошли во французский ресторан и слушали живой джаз. Это было ее желание.

Через неделю, когда я записывался в студии в Хаконэ, она пришла ко мне. Когда мы вместе принимали душ, она спросила, так ли я сильно люблю свечи и плетки во время секса. Я отрицательно покачал головой.

– Хорошо придумали! Классная штука, блузон от Рив Гош. Ты тоже так думаешь?

Мы с Волосаткой вышли из магазина, прижимая к себе серебристый сверток. Услужливая продавщица проводила нас до дверей и поймала нам такси.

– Я отложу вашу блузку до завтра, Волосатка.

Надо еще в салон красоты заехать. Тебе куда-нибудь нужно? Если нет, я тебя возьму кое-куда.

Она взяла три порции устриц в так хорошо знакомом мне французском ресторане. Волосатка странно ест устриц. Не пользуясь вилкой, она открывает их ногтями, затем, держа скорлупку одной рукой, вырезает мякоть длинным ногтем другой руки и отправляет в рот. Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь из моих знакомых женщин так ел устриц.

– А что это за белая рыба? Лещ?

– Нет, не лещ. Это окунь, – гнусавит официант, стоящий с бутылкой вина рядом с нами.

– Странный вкус. А этот желто-зеленый соус? Очень необычно пахнет.

– А соус мы готовим у нас в ресторане. Мы берем китайский соус для устриц, перемешиваем с оливковым уксусом и мякотью киви. Вам нравится?

На полупрозрачном филе рыбы видны черные семечки киви. Рыба и фрукты кажутся совсем несовместимыми вещами из разных миров.

– Как вкусно! Такой вкус сексуальный. Тебе тоже нужно попробовать.