Текст книги "Токийский декаданс"

Автор книги: Рю Мураками

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

– Прости меня за вчерашнее. Я все испортила.

– Тебе не за что извиняться! Это и моя вина, что так неожиданно затронул столь щепетильную тему.

– Ты понимаешь, почему мне захотелось позвонить тебе?

– Приблизительно догадываюсь! Потому что я тоже очень хотел услышать твой голос.

Речь Асами немного изменилась. Она была все так же вежлива, но формальных слов почтения в ней стало меньше, и потому голос теперь звучал более интимно и местами даже кокетливо. Наверное, дело во вчерашнем поцелуе и в том, что теперь нас связывает важная тайна, подумал Аояма. Разумеется, он с радостью принял перемену, произошедшую в ее интонации. Кокетливое звучание голоса еще сильнее и сладостнее обволакивало душу, и ему приходилось бороться с собой, чтобы невольно не расплыться в улыбке.

– Я как будто еще не понимаю, что произошло. Никак не могу поверить.

– В то, что я сказал вчера вечером?

– Да, а разве есть еще что-то кроме этого?

– Просто все случилось так быстро.

– Это ведь правда? – серьезным, но вместе с тем сладким голосом спросила Асами после короткой паузы.

– Правда! То, что я вчера сказал, – это все правда.

Забыл рассказать про Сигэ, но ведь это не ложь.

Пока он слушал голос Асами Ямасаки, у него возникло страстное желание немедленно увидеть ее. При мысли об этом нервы натянулись во всем теле, а в висках и в горле стало горячо.

– Мы сможем снова встретиться в ближайшее время? – напористо спросила Асами Ямасаки:

– Конечно, – ответил Аояма. – Я тоже жажду нашей встречи, хоть прямо сейчас!

Такамацу смотрела в его сторону.

– Я позвоню позднее, – сказал Аояма и повесил трубку.

Такамацу улыбнулась ему. Надо бы посоветоваться с ней, подумал Аояма. Он не понимал, какие конкретные действия ему стоит теперь предпринять. Например, в отношении секса.

Наверное, мы должны одними поцелуями подтверждать чувства друг друга, а все остальное оставить до свадьбы.

Прошлым вечером он намеками попытался выяснить об этом у Каи, но та ответила следующее:

"Слушай, я даже не знаю. Нынешние молоденькие девушки по-разному смотрят на эти вещи, и мне их сложно понять. И особенно эта девочка мне непонятна. Могу сказать только одно. Чем глубже становятся отношения между вами, тем сильнее ты теряешь голову, не так ли? А тебе стоит серьезнее отнестись к тому, что ты ничего толком о ней не знаешь! Ты спросишь, что тебе делать, чтобы узнать ее, но способов таких я не знаю. Хотя и не думаю, что существует человек, которому она была бы понятна. При всем при том есть в ней что-то старомодное. Однако и это определение полностью не соответствует действительности. В пору, когда я была гейшей, в моей среде попадались девушки, чем-то похожие на нее. Буквально одна или две. Они были невероятно хороши собой, и вокруг них, разумеется, не счесть числа известных личностей, которые хотели быть их покровителями. Было что-то необычное в их красоте! Казалось, словно эту красоту подпитывали все горести и несчастья, их собственные и других людей.

Как будто близость с ними сулила погибель. Эдакая роковая красота! Мужчины сходили с ума от желания обладать ими. Вот что это были за женщины!

Аояма пригласил Такамацу на обед. Из офиса по телефону они заказали столик и отправились в ресторан, который, по словам Такамацу, был ее самым любимым в Токио. Ресторан индийской кухни, расположенный перед синтоистским храмом. Так как заведение было не очень большим, все восемь столиков оказались заняты, и даже имелись посетители, ожидающие своей очереди. Такамацу, по-видимому, являлась постоянным клиентом, и для нее приготовили столик возле окна, откуда виднелся храмовый лес.

– Пива выпьем? – поинтересовалась Такамацу.

Аояма утвердительно кивнул и заказал индийского пива. На этикетке пивной бутылки были изображены три розовых фламинго. Такамацу пила прямо из горлышка, не используя бокала. Поедая креветок и цыплят, запеченных в печи тандыр, Аояма рассказал о том, как развивались события. Начиная с их знакомства и заканчивая вчерашним поцелуем.

Когда Аояма закончил признание, Такамацу изумилась:

– Надо же, какой вы! Как это вы стали таким романтиком?

– Я?

– Ага.

– Стал романтиком?

– Не слишком ли типично? А я-то думала, что Аояма-сан – один из немногих в Японии, кто может снимать настоящее документальное кино.

– Разве между документальным кино и личной любовью есть какая-то связь?

– Так ведь это вы меня учили, что в документальном кино нет места романам! Мол, рано или поздно романтизм возникает, и тут уж ничего не поделаешь, но романы – это дело весьма туманное и рисковое, и поэтому они только мешают.

– Неужели я говорил такое?

– Конечно, это не дословно, но, мне кажется, именно это я усвоила. Безусловно, работа и личная жизнь – это разные вещи. Думаю, что даже я по сути своей романтик. Вот только хорошо ли это, когда романтизм закрывает тебе глаза на действительность?

За окном виднелись верхушки платанов, колышущихся на ветру. После запеченных цыплят тандури Такамацу приступила к карри с баклажанами и жареным мясом. Видя ее лицо совсем близко, Аояма почувствовал, что до него доходит смысл сказанных Каи слов.

У Такамацу вполне обычное лицо. Она полна воли и уверенности в себе, красится и одевается со вкусом, в общем, довольно привлекательная, и у нее правильные черты лица. По-моему, в целом она очень даже секси, но обыкновенная. По сравнению с Такамацу, в лице и телосложении Асами Ямасаки чувствуется что-то зыбкое и опасное. Как будто сейчас что-то поломается. Нарушится баланс, что-то внезапно даст крен, и все пойдет прахом. Это предчувствие навевает вся ее внешность. Рядом с ней всегда

испытываешь легкое беспокойство и напряжение, сердце начинает биться быстрее, и пропадает покой.

– А я на что-то закрываю глаза?

– Конечно.

– Но в том, что я влюблен в нее, я уверен на сто двадцать процентов!

– А секс? Вы хотите заняться с ней сексом? – спросила Такамацу.

Аояма замолчал. Разумеется, я хочу заняться с ней сексом, но боюсь, что как только прикоснусь к ее телу, она исчезнет. Если честно скажу об этом, меня, наверное, засмеют. Так размышляя, он вдруг спохватился, что в этом и заключается смысл "романтики".

– Хочу!

– Ну, тогда, может, стоит попробовать? Утвердительно кивая, Аояма какое-то время

сидел молча с ложкой яично-свиного карри в руке.

– Вы боитесь? – с серьезным видом спросила Такамацу.

Когда Аояма кивнул в ответ, она расхохоталась. Аояма тоже рассмеялся вместе с ней.

– Надо же, какой вы! – еще раз изумилась Такамацу.

– У меня нет волнений по поводу того, что секс будет неудачным!

– Да уж надо полагать! Ведь если, дожив до сорока с лишним лет, ты полный профан в сексе, то лучше умереть.

– Тогда чего же я боюсь? Опасаюсь, что что-то пойдет не так и она меня возненавидит?

– Это вы сейчас у себя спросили?

– Да. После всего я ужасно очарован ею и поэтому страшусь разрушить что-то. Казалось бы, нет ничего конкретного, чего можно испугаться. Но мне немного боязно.

– Роман, да?

– Ага. Роман – это для самоуспокоения. В постели я соблазню ее до боли избитыми и вычурными фразами, и даже если она мне откажет, то в таком случае это будет означать, что мне лучше подождать до свадьбы. Все просто!

– А где вы планируете заняться сексом? – спросила Такамацу, поедая десерт из моркови и молока. – В отеле? Или в вашем доме в Сугинами?

– А что, если нам поехать в путешествие? – предположил Аояма.

– Почему бы и нет, – кивнула Такамацу.

– Да, в офисе будут менять компьютеры, и я решил взять выходные на пару дней. Поедем в Идзу. Там есть хороший отель! Еда превосходная, и имеется онсэн. Если ты не возражаешь, мы могли бы спокойно там пообщаться.

По дороге на работу Аояма позвонил Асами Ямасаки из телефона-автомата. Когда он пригласил ее в путешествие, она сразу же привычным голосом воскликнула: "Я с радостью!" Произнося такие слова, как "отель" и "онсэн", Аояма испытывал напряжение. Ему казалось, что это все равно что сказать: "Давай-ка займемся сексом до свадьбы". Не существует общепринятых правил по соблазнению женщин. Если твоя спутница заявляет тебе, что секса не будет, пока не завершены все формальности, то, пожалуй, стоит задуматься, настолько ли ты ей нравишься.

– А в тот отель… в каком обличье лучше ехать?

– В каком обличье?

– Наверное, это роскошный отель?

– Это курортное местечко, и что-либо в стиле кэжуал будет в самый раз!

Ни словом не обмолвившись о том, будут ли они жить в одном номере, или лучше снять каждому свой, определившись только с датой и местом встречи, Аояма повесил трубку. Прежде чем позвонить Асами, он уже сделал бронь в отеле. Один номер полулюкс с двумя кроватями. Выезжать решили через три дня, в субботу, а встретиться условились в холле все того же отеля в районе Акасака. Разумеется, Сигэ я должен сказать все как есть, подумал Аояма.

– Всего на одну ночь?

В тот же день за ужином он поговорил с Сигэ. Выслушав отца, тот все понял и не возражал, но при этом заметил:

– Эх, я хотел прежде разок с ней увидеться.

– Ну, вот поэтому в воскресенье вечером мы уже вернемся!

– Это у вас что, типа, медовый месяц?

– Нет, конечно! Я решил сначала разузнать об ее чувствах и намерениях и потом уже познакомить вас. Согласись, что было бы неловко, если бы я представил ее тебе, а она потом заявила бы, что не думает выходить за меня.

– Прости за странный вопрос…

– Что такое?

– Мы не настолько богаты и даже дом снимаем. И машина у нас не "мерседес", а обычная отечественная. В общем, живем вполне скромно. Ты ей это как следует втолковал?

– Так подробно я не объяснял! А ты считаешь, что она встречается со мной только из-за денег?

– Я так не думаю. Это сейчас не модно, и будь она настолько банальной, то даже и ты бы это понял. Так что я совсем так не считаю. Просто мало ли вообразит себе, что ты сказочно богат, а? Так ведь часто случается, правда?

– Пожалуй. Я ей намекну в поездке!

– Да, лучше сказать. Потому что ты временами производишь впечатление довольно обеспеченного человека. Слушай, на субботу я решил пригласить друга переночевать у нас, – сказал Сигэ. – А Риэ-сан я сам все объясню! Вот она удивится, наверное.

В отеле, расположенном в часе езды на запад от города Ито, находилось известное поле для гольфа. Весной там начинались крупные соревнования, и с лета по осень свободных номеров в отеле обычно не было. А вот зимой он практически пустовал.

Асами Ямасаки в костюме светло-бежевого и красного цветов ждала в холле отеля. По дороге в машине она была не очень разговорчива. Одетые немного не так, как обычно, слегка по-походному, они положили сумки в багажник, надели солнцезащитные очки и помчались по скоростному шоссе. В салоне воцарилась чувственная атмосфера загадочности. Казалось, что желание и волнение выдают обоих как нечто наглядное, изолируя их друг от друга. Асами захватила с собой термос с кофе. Пока они добирались до отеля, за разговорами ни о чем Аояма выпил три чашки. Красивых пейзажей за окном он практически не замечал. В машине он то и дело живо представлял себе тот важный разговор, что ему предстоит, когда они останутся наедине, и ночь, что они проведут только вдвоем. Так долго один на один друг с другом они еще никогда не были.

Во время регистрации в отеле Аояма вспомнил о Сигэ. Надо же, такой проницательный, хотя парень-то всего-навсего старшеклассник. А может, именно потому, что старшеклассник. Отель стоял на краю крутого обрыва, откуда открывался вид на море. Если спуститься вниз по извилистой узкой дорожке, то с воды неожиданно вырисовывались очертания этого здания с оранжевой крышей, построенного в южнофранцузском стиле. Крыльцо с подъездом для автомобилей и цветочные клумбы у входа, услужливые швейцары и носильщики, а также респектабельная атмосфера холла с большими кожаными диванами вызвали ропот восхищения у Асами Ямасаки. "Великолепный отель", – прошептала она. Если задуматься, то и бары и рестораны, которые Аояма выбирал для встреч с Асами, – это были исключительно лучшие места, известные ему.

Просто тало ли вообразит себе, что ты сказочно богат, а? Так ведь часто случается, правда?

Это были слова Сигэ. Асами обвела взглядом высокий потолок холла и люстры в испанском стиле, выполненные из витого кованого железа.

Она стояла, словно прилепившись к Аояме, который тем временем заполнял карточки постояльцев. Вписывая туда имя Асами Ямасаки, Аояма размышлял: весело провести время и создать семью – разве одно другому противоречит?

В номере полулюкс имелся маленький балкон, откуда можно было любоваться морем и полем для гольфа.

– Итак, чем займемся до ужина?

Аояма удобно устроился на диване: я должен о многом ей рассказать. И больше всего меня беспокоит тема Сигэ. Однако о таких вещах, пожалуй, лучше спокойно поговорить за ужином. На часах уже четвертый час. Еще через час солнце сядет. Время слишком раннее или слишком позднее для чего бы то ни было. Асами подсела очень близко к Аояме. Красные кожаные лодочки, светло-бежевые слаксы, красный свитер, бежевый шарф вокруг шеи, волосы просто собраны в хвост. Их колени слегка соприкасались. Асами, то снимая, то надевая солнцезащитные очки, время от времени внимательно всматривалась в лицо Аоямы.

– В двадцати-тридцати минутах езды на машине находится небольшой музей. Там много традиционной японской живописи, но есть и картины импрессионистов. Если поехать прямо сейчас, думаю, мы еще успеем до закрытия. А еще позади отеля очень хороший порт. Он маленький и немного заброшенный. Там имеется несколько деревянных рыболовных суденышек. И совсем рядом одно милое кафе, где можно выпить кофе.

Пока он говорил, Асами первым делом положила очки на стол, потом распустила волосы. Когда ее блестящие волосы, как в замедленной съемке, плавно упали на плечи, нос Аоямы уловил какой-то аромат. Что за аромат это был, он не понял. Возможно, шампунь, а может, кондиционер для волос или духи. А может, никакого аромата на самом деле и не было. Что-то вырвалось на свободу, достигло Аоямы и распространилось по всей комнате, в которой становилось все темнее и темнее. Это что-то было всепоглощающим и обладало определенной силой. Аояма ощутил легкий озноб.

– Хозяин кафе немного со странностями. Раньше он был боксером. Любит романы и кинофильмы, и в кафе у него много книг и журналов о кино. Порт во время заката – это что-то прекрасное!

Асами Ямасаки совершенно не слушала, что говорил Аояма. Она сняла с шеи шарф и, аккуратно свернув его, положила возле дивана. В номере хорошо работало отопление. Настолько, что в свитере можно было вспотеть. В тот момент, когда Асами развязала шарф, Аояма снова почувствовал, что в воздухе что-то возникло, и концентрация этого чего-то стала еще насыщенней. Аояма не понимал, что ему делать. Наконец она встала и, пройдя мимо входной двери, выключила все освещение в номере. Уличный сумрак моментально наполнил собой помещение, и Аояма ощутил, как аромат, источаемый от распущенных волос Асами, трансформируется в более густой и терпкий, как при брожении сладкого вина. Он почувствовал, что всецело находится в ее власти.

Аояма не смог спросить: "Послушай, почему ты погасила свет?" Ощущая, что ему все труднее дышать, он продолжал нести полную околесицу:

– Да, пожалуй, лучше всего будет сходить к горячему источнику онсэн. Там есть большая баня. Она находится в раздевалке для играющих в гольф, но, разумеется, посещать ее можно и тем, кто в гольф не играет! Там очень просторные ванны, и точно была сауна или джакузи. Можно вдоволь попариться, а потом поиграть в миллиард. И еще там столы для пинг-понга, а в баре можно выпить по коктейлю…

Тусклый свет из окна освещал только ножки дивана. В комнате, где стало уже совсем темно, в промежутке между кроватями Асами снимала то, что было на ней надето. Последовательно открывались руки и шея, плечи и спина, бедра и колени. На ее лице, которое он не мог рассмотреть, возможно, застыла улыбка, а может, и гнев. Увидев, как оставшаяся в одном нижнем белье она легла в постель, Аояма наконец-то прекратил свою бессмысленную болтовню.

– Иди ко мне. Прошу, – позвала с кровати Асами. В ее голосе не было кокетства. Она говорила серьезно, словно просила о помощи. – Одежду пока не снимай. Иди сюда, пожалуйста. Скорее.

Едва не задыхаясь, будто что-то прилипло к горлу и мешало вдохнуть, Аояма подошел к кровати. Он встал, опустив взгляд на постель, а Асами Ямасаки сама стянула с себя простыню, укрывавшую ее тело.

– Смотри, – сказала она и с печалью в глазах взглянула на Аояму. – Эти ожоги – следы от наказания, оставленные отчимом.

На коже левого бедра виднелись два зарубцевавшихся шрама, на которые Асами сама указала пальцем. Она сняла с себя последнее белье. У Аоямы перехватило дыхание. Ему казалось, что он не видит ничего, кроме этих шрамов от ожога. Он как будто не чувствовал, что перед ним обнаженное женское тело. Есть голова и шея, есть груди и соски, есть пупок, талия и лобковые волосы. У него перед глазами были изящные женские ноги, изгибы и линии которых напоминали удивительный, невиданный ранее орнамент, но все это не было привычной женской наготой. Аояма созерцал нечто абстрактное.

– Видел? – спросила Асами, и Аояма, как робот, утвердительно кивнул. – Ты правда как следует все рассмотрел?

– Да, – снова кивнул Аояма.

Его одолевали смешанные чувства: желание немедленно убежать отсюда и желание прикоснуться к этой совершенной, слегка дрожащей женской груди.

– Тогда ляг со мной рядом. Не раздевайся пока. Прямо вот так, в одежде иди ко мне, хорошо?

Аояма сделал так, как ему велели. В свитере и брюках, не разуваясь, он лег рядом с ней и прижал ее лицо к своему левому плечу.

– Послушай меня внимательно, – тесно прильнув к Аояме, прошептала она прямо в ухо. – Ты ведь рассмотрел все мое тело? И ноги видел?

– Видел! – почти задыхаясь, ответил Аояма. Под свитером его грудная клетка вздымалась

в такт с биением сердца. Оно стучало так сильно, что заставляло подрагивать красивую грудь Асами Ямасаки.

– А пальцы на ногах! Видел, что с ними стало?

– Ногти поломаны.

– Это из-за балета.

– Я понимаю.

– Ведь тебе нужна только я?

– Да.

– Понимаешь? Я хочу, чтобы ты любил только меня!

– Понимаю.

– Так все говорят. Но ведь ты не такой, как другие? Только меня, хорошо? Только меня. Только меня одну! Если будешь любить только меня, я что угодно для тебя сделаю. Хорошо? Ты меня понимаешь?

Продолжая шептать "Только меня, меня одну", Асами начала снимать с Аоямы одежду.

10

Асами Ямасаки стянула с Аоямы свитер и тонкими пальцами расстегнула одну за другой пуговицы на рубашке. Аояма, ошеломленный, молча наблюдал за этим. В комнате становилось все темнее, но на ногтях Асами, накрашенных розовым лаком, слегка отражался зимний закат. Аояма в какой-то момент приподнялся. Они долгое время просидели вдвоем на кровати, но он не ощущал собственного тела. У него перед глазами стояло лицо Асами, склонившей голову. Лицо это что-то напоминало, но он не мог вспомнить, что именно. Щеки слегка покраснели. Когда несколькими минутами раньше она медленно поднялась на кровати, форма ее груди, прежде неясная, приняла четко очерченные контуры. Стройность ее бедер, величина и форма груди – все в ней было настолько совершенным, что казалось попросту нереальным. Она подобна творению незнакомого скульптора из неизвестной страны, которое при этом наделено мягкостью, влагой, теплотой тела и способностью двигаться, подумал Аояма. Казалось, что время то бежит в несколько раз быстрее обычного, то вовсе стоит на месте. Дрожащие кончики пальцев Асами под расстегнутой рубашкой коснулись груди Аоямы и поползли по коже нежно и трепетно, подобно тому как лишенный зрения человек калькирует важное письмо, написанное шрифтом Брайля. Возникло такое чувство, словно кончики ее пальцев, превратившись в серебристый скальпель, рассекают грудь, и в то же самое время казалось, словно они ласково исцеляют поверхность легких, внутри которых распространились раковые клетки, вызывающие страшную боль. Аояма не чувствовал собственного тела и его внешних границ. Он мог ощущать только, как ее пальцы касаются его кожи и как в тех точках, до которых они дотронулись, вспыхивает сильнейшее возбуждение, какое прежде он и не мог себе представить. Кончики пальцев Асами Ямасаки были словно лед и одновременно словно раскаленный докрасна металл. В какой-то момент Аояма встал между двумя кроватями и снял свитер. Когда именно он это сделал, он не помнил. Все пуговицы на его рубашке были расстегнуты, так что грудь и живот оказались обнаженными. Асами расстегнула ремень его брюк и, ухватившись за молнию, медленно потянула ее вниз. Как будто делают операцию, подумал Аояма. Она села на край кровати, подобрав ноги. Казалось, словно зеленое бархатное покрывало накрыло собой целиком всю комнату, и в самом центре нагое тело Асами Ямасаки превратилось в белоснежную фарфоровую лампу. Такие ощущения, сопровождаемые головокружением, охватили Аояму. Все это время он по-прежнему не осязал силуэт собственного тела и не мог понять, холодными или горячими были ее пальцы. Когда молнию брюк полностью расстегнули, Асами неожиданно подняла лицо, и Аояма почувствовал пульсирующую кровь в висках. Она, не отрывая взгляда от Аоямы, улыбнулась. Потом, протянув руку, с силой надавила розовым ногтем в самый центр его груди и на одном дыхании проскользила пальцем вниз. Аояма изо всех сил сдерживался, чтобы не закричать. Какой-то неприличный звук – то ли плач, то ли стон, то ли глубокий вздох – застрял у него в горле и едва не вырвался наружу. Почему даже не пытаюсь немедленно завалить эту женщину на постель и взобраться на нее? – недоумевал Аояма. Безжизненно свесив руки, он лишь изредка вздрагивал в ответ на импульс, посылаемый кончиками пальцев Асами. Эта девушка, где она обучилась такому мастерству? Современные девицы двадцати четырех лет, наверное, куда зауряднее в подобных делах? А может, ее лицо и тело настолько прекрасны, что мне просто кажется, словно она делает что-то невероятное? Асами сняла с него брюки и трусы. Выражение лица ее изменилось. Рот открылся, и оттуда показался острый язык. Казалось, будто из лица ее вырос розовый шип. Кончик языка скользнул от пупка Аоямы до бедер и вскоре снова поднялся вверх к груди. Упираясь коленями в покрывало кровати, она приблизила к нему свое лицо. Аояма, слегка приподнявшись, коснулся своими губами кончика ее острого языка. Облизав по кругу его губы, она взяла левую руку Аоямы и поднесла ее к своей груди. Дотронувшись до ее груди, Аояма закрыл глаза и осознал, что пальцы его осязают не совершенную по форме фарфоровую статуэтку, а живую женскую плоть, в которой бежит кровь. "Женщина", – очень тихо, так чтобы не услышала Асами Ямасаки, пробормотал он и коснулся рукой ее лона. Оно было влажным и горячим. Из уст ее вырвался металлический голос, который он прежде никогда не слышал. Это был жесткий, низкий голос, напоминающий звук ржавой шестеренки, вдруг начавшей вращение.

Во время неглубокого сна Аояме приснилось, что его истязает какой-то неизвестный человек. Когда во сне к его лицу поднесли раскаленное железо, он с криком проснулся и, ослепленный ярким светом, тут же снова закрыл глаза. Что это было сейчас? – подумал Аояма. Он попытался пошевелить губами, чтобы пробормотать "Что произошло?", но слизистая его горла слиплась, и он не мог говорить. В комнате все лампы были включены. Даже закрыв глаза, Аояма ощущал их свет сквозь веки. Все было окрашено оранжевым цветом, и глазной нерв дергался от боли. Он не мог открыть глаза, но не только потому, что они болели из-за слепящего света. Все его тело было совершенно обессилено, и ни один мускул на лице не шевелился.

Да что вообще произошло?.. Где я?

Аояма наконец заметил, что сам он лежит в постели совершенно голый. Правая рука на уровне пояса, левая – на животе. Все его чувства и ощущения были парализованы, но он сознавал собственную наготу.

Где я?

Свет ламп на потолке и прикроватных тумбочках отличался от того, что он обычно привык видеть. Может, я еще сплю и все это сон? – подумал Аояма. Но онемение в висках и боль в глазах заявляли о том, что это не сон. Неожиданно Аояма с ужасом вспомнил, что он находится в номере отеля, куда приехал вместе с женщиной. Левой рукой он пошарил по кровати, но рядом с ним никого не было. Превозмогая боль, Аояма открыл глаза. На сетчатку тут же хлынул поток света, и рефлекторно он снова зажмурился. Одновременно он ощутил боль в области сердца. Аояма выждал долгую паузу, после чего решил потихоньку открыть глаза. Первым делом расслабил веки и сквозь ресницы стал понемногу различать предметы. Из-за сильной боли автоматически выступили слезы, так что вид, открывавшийся за ними, превратился в размытое пятно. Мокрые от слез ресницы дрожали мелкой дрожью. Пока Аояма медленно разнимал веки, он обратил внимание на ужасную сердечную слабость. Сердцебиение было нерегулярным и слабым. По мере того как действительность прояснилась, ослабленное сердце застучало быстрее.

Этой женщины нет…

В номере было светло как в магазинчике, открытом в ночное время. Стояла полнейшая тишина, без признаков человеческого присутствия. Аояма был абсолютно голым. Его член съежился и повис, запутавшись в загрубевших лобковых волосах с засохшими каплями спермы. Не было слышно даже шума воды в душе. Возможно, она решила оставить меня одного, так как я выдохся и крепко уснул, а сама ушла куда-нибудь в бар, решил Аояма, но тут же понял, что это не так. Нигде не было видно ее сумки. Асами Ямасаки исчезла.

Почему я весь настолько разбит, словно после наркоза?..

Правая рука наткнулась на что-то твердое. Это были наручные часы Аоямы, застрявшие в складках покрывала на краю кровати. Стрелки на них слегка перевалили за три часа, число сменилось. На металлический браслет намотался женский волосок.

Эта женщина несомненно была в этой комнате…

Так подумал Аояма, накрутив этот волос на палец. Его сознание воскресило два воспоминания. Одно было яркой и очень короткой вспышкой, словно флешбек. Вспотевшее женское лицо. Розовый язык. Волосы, прилипшие к мокрым от пота щекам и лбу. Твердые заостренные соски. И, наконец, влажная вагина Асами Ямасаки, блестящая от спермы и истекающая белыми мутными соками после гостившего в ней мужского члена. Вместе с картинкой память воскресила и звуки. Пыхтение и вздохи. Шепот и крики. Еще одно воспоминание всплывало постепенно и урывками. Аояма припомнил, что рассказал о Сигэ. То ли прежде, чем заняться сексом, то ли во время него, то ли перед тем, как Асами Ямасаки испытала первый оргазм, то ли после того, как она очередной раз, вцепившись в тело Аоямы, закричала… Он не помнил, когда именно, но точно рассказал.

Какой была ее реакция? Не помню. Что же все-таки произошло? Собственно, как и куда я кончил?..

Аояма потрогал свой член. Он весь был покрыт засохшей спермой и женскими выделениями.

Она терла его рукой и, что-то приговаривая, касалась языком. Да, так и есть. Правой рукой она держала мой член, а левой легонько возбуждала его ногтями. Облизывала и брала его в рот. Это было до того, как я сообщил ей о Сигэ, или после?

Аояма повернулся на бок, уперся правой рукой в зеленое покрывало и попытался встать. Виски и сердце пронзила сильная боль, и он тут же отказался от этой затеи. Лежа ничком на кровати, он терпеливо ждал, пока боль отступит. Дыхание сбилось, сердце бешено колотилось. Тело было тяжелым, словно камень. Оно онемело.

Она что-то со мной сделала.

Аояму пугала неизвестность случившегося, но он понимал, что гораздо сильнее его ужасало, печалило и удивляло исчезновение Асами. Осознав это, он уловил слабый аромат, оставшийся на бархатном покрывале. Это им благоухали ее волосы. Запахи ее духов, косметики, пота, вагинальных выделений, волос, перемешавшись, пропитали собой зеленую лоснящуюся материю. Эта дурманящая смесь подчинила себе все чувства и ощущения почти недееспособного Аоямы, словно ничего другого в этом мире не существовало. В памяти, подобно вспышкам, хаотично возникали сцены секса с Асами Ямасаки. В этих образах не было запахов и тактильных ощущений. Чувство пустоты нарастало, и с каждой минутой ему все сильнее ее не хватало. Промежутки между вспышками воспоминаний постепенно становились короче, и из образов осталось только два: ее лицо и ее вагина. Каждый раз, когда член Аоямы глубоко проникал в нее, лицо Асами искажалось. Однако, несмотря на то что на лбу появлялись морщинки, глаза были широко распахнуты, а из открытого от бессилия рта выглядывал язык, лицо это отнюдь не становилось безобразным. Оно неизменно оставалось прекрасным. Аояма впервые обратил внимание на тот факт, что, какую бы позу он ни принимал во время секса, невозможно было одновременно охватить взглядом и лицо, и лоно своей партнерши. Занимаясь любовью с Асами Ямасаки, он суетливо переводил глаза, продолжая попеременно смотреть то на ее лицо, то на ее вагину. Мучительные воспоминания об этом реалистичными картинками возникали и угасали в мозгу Аоямы. Вагина со всех сторон была покрыта слизью женских выделений, словно в этом мире не существовало ничего более непристойного вида. Все новые порции слизи выливались наружу и, стекая между ягодицами, капали на бархатное покрывало. Время от времени, желая подразнить тяжело дышащую Асами, Аояма нарочно вынимал свой член, когда она была на грани оргазма. В такие моменты она издавала крик, близкий к плачу. После извлечения члена ее вагина открывала взгляду свою розоватую плоть, откуда, подобно простейшему живому существу, вытекали мутные беловатые выделения. Даже в такие мгновения лицо Асами сохраняло красоту, презреть и унизить которую было невозможно ничем. Дисбаланс между этой чистой красотой и истекающей вожделением вагиной все сильнее и сильнее возбуждал Аояму. Он не помнил, сколько по времени продолжался их секс. Он длился так долго, что казалось, вовеки не закончится. Бесконечная эрекция вызывала у Аоямы чувство боли и ощущение, что натянутая тонкая кожа члена вот-вот лопнет. Нежно-розовые губы влагалища указывали на то, что это вход в недра женской плоти, и Аояма смог испытать дикую радость от этого безграничного эротизма. В голове, лишенной физической чувствительности, вспыхивали, короткими интервалами сменяя друг друга, образы вагины и лица. Осознание того, какая пропасть отделяет его сейчас от этого возбуждения и наслаждения, причинило Аояме мучительную боль. Он ощутил реальный озноб, и все его тело покрылось мурашками. Подобный рвотной массе, к горлу подступил ком, грозящий вырваться из груди всхлипами рыдания. Предчувствуя, словно что-то закончится, если он даст волю слезам, Аояма терпел изо всех сил, отчаянно прикусив губы. В это самое время неожиданно раздался звонок. Аояма рефлекторно приподнялся и ползком добрался до телефонной трубки.