Текст книги "Ожесточение(СИ)"

Автор книги: Руслан Исаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Зара жила в Таллинне с детьми во время Первой войны. Два года – это долго. Два года жить ожиданием – это трудно. Благодаря детям, конечно, становишься равнодушнее к своей судьбе, но все-таки человек не может жить, не получая удовольствия от жизни, общения с равными. Зара была одна, так решил Магомед. Никто, кроме близких родственников, не знал ее местонахождения. К счастью, Зара влюбилась в этот город.

Занятия в гимназии, куда ходили дети, кончались в разное время, и Зара часто дожидалась детей, сидя за столиком у Марты и Астрид. Красивая печальная женщина с детьми притягивали взгляд. Следуя таинственными путям человеческих симпатий, они стали друзьями на всю жизнь.

– Как дела у Марты и Астрид? – спросил Магомед, – Неудобно, что я не смог даже зайти поздороваться. С утра зайду к ним. Они по-прежнему влюблены друг в друга как мы с тобой?

– Даже сильнее, чем мы. В нашей любви нет такого трагизма, у нас все просто. Привезли свои конфеты и пирожные. На столе на кухне. Попробуй обязательно. Талант Марты с годами только раскрывается.

– Может, войти к ним, расширить их дело? Фабрика на весь Евросоюз!

– Они вполне счастливы тем, что у них есть. Марта любит свою небольшую кухню. Не представляю ее технологом конфетной фабрики. Ты забыл, как человек может быть счастлив, имея не много?

– Нет, я помню. Если серьезно, я им очень благодарен за то, что они сделали для тебя. Они даже не понимают, как это было важно. У меня есть подарок для них и для тебя. Я купил вам билеты на оперный фестиваль в Вене. Номера в отеле уже заказал и джет из Лапееранты. Вылет завтра вечером. Ласточку возьми. Погуляете по Фёльксгартен, зайдете в Центральное кафе. Сейчас время для ценителей – туристов мало.

– В чем дело, Магомед?

– Хочу, чтобы ты отдохнула. И друзьям подарок сделать.

– Как думаешь, после всего я еще что-то должна доказывать? Надежность, или то, что мне можно доверять? Неужели нам никогда не выпутаться из этого клубка ненависти и подозрений?

– Помнишь, как мы познакомились? Помнишь тот вечер в институте отца?

– Я помню все. Ты не представляешь, какая память у женщин.

– Помнишь Ваху с гитарой? «One! Two! Three! Four! Ваха, делай вещи!!!» И как Ваха вышивает на своем стратокастере хиты всех времен и народов «Кам тугеза» и «Шизгару»? Какая гитара! Помнишь, мне на галстук кто-то пирожное уронил? Помнишь, как мы стоим вместе на крыльце, смотрим, как после концерта парни идут проветриться, потрепаться о музыке и проводить Ваху с его гитарой?

– Ваха сам кого хочешь мог проводить, но если бы он выбил палец или вывихнул руку, то не смог бы играть, – засмеялась Зара, – конечно, я помню, как мы стояли на крыльце, и я думала только, чтоб ты не ушел с ними.

– Ты не заметила, что вцепилась мне в руку так, что мне было больно. Куда бы я делся.

– Не помню, – Зара снова улыбнулась, – этого не могло быть, я воспитана скромной девушкой.

– Если бы кто-то в тот вечер рассказал нам будущее, мы подумали бы, что он сошел с ума. В тот вечер наша жизнь лежала перед нами на ладони. Все было понятно, линейно и прекрасно. Все сложилось, срослось и получилось.

– Ты всегда пользуешься тем, что можешь меня рассмешить. Ты снова меня увел.

– Нет, я хочу сказать, ты знаешь обо мне то, чего не знает никто другой. Помимо того, что мы вместе всю жизнь, я делился с тобой тем, чего не говорил даже Ахмеду. Потому что я никогда не боялся удара от тебя. А ты знаешь, что именно близкие, перед которыми мы открыты, могут нанести самые тяжелые удары. Но сейчас нужно сделать так, чтобы никто ничего не заподозрил. Даже близкие к нам. Ты должна быть беззаботной состоятельной женщиной, решившей проветриться с друзьями.

– Я не смогла стать каменной, как ты. А если бы могла, тебе бы это не понравилось. Ты забываешь, что я женщина. Я понимаю, что ты невольник. Но подумай обо мне. Моя жизнь – это бесконечная погоня. Я как волчица с волчатами. И двадцать лет за спиной лай собак.

– Поэтому я люблю тебя, милая. Ты совсем не поменялась. Но дело в том, что и я не смог стать каменным. Нет людей, которые смогли стать каменными. Некоторые стали мерзавцами, это правда. Я просто научился вести себя так, что окружающие верят в это. И это хорошо, что мы не можем стать не такими, как нас задумал Создатель. Я знаю, Всевышний дает нам с тобой новый шанс. Верь мне. Погоня, летящая за нами, растает в прошлом.

– Сколько дней мы должны находиться в Вене?

– Примерно неделю. Я сообщу, что тебе делать дальше.

– Пойдем спать скорей. Лай собак меня всегда возбуждает.

Перевал

Сегодня в бильярдной Магомед собрал всех своих ближайших. По сути всех, кто знал об этой комнате. Это было всегда серьезно, тем более, что сегодня тема была неизвестна. Обычно Магомед проводил эти совещания в краткой, даже резкой манере. «Говори простыми предложениями», – требовал он. Но сегодня, к удивлению всех, он начал совершенно по-другому.

– Знаете, я вспомнил вдруг о другом совещании много лет назад. Лето, тепло, двор дяди Абу, мой отец, другие старшие родственники, мы еще молодые. Мы с Ахмедом сидим с такими серьезным лицами, как сейчас у Аслана. Вечер, листва деревьев, лампа без абажура над столом. Мотыльки вокруг нее. Тогда решили, что накрываются наши семейные дела на Кавказе. Решили, что я еду в Питер, а Ахмед в Москву. Теперь, братья, у нас гораздо больше денег. Но мы в этом бункере, а я бы все отдал, чтобы оказаться за тем столом. Мы не прятались ни от кого, мы не боялись, что нас услышат. Может быть, дядя Абу с Хасаном-Хаджи сейчас сидят за столом в беседке из дикого винограда и вокруг Райский сад. Но, братья, мы должны принимать мир как есть. Как говорит мой отец: «Право остаться собой есть только у сильного». Я только теперь понял своего отца.

Магомед помолчал. Никто не шевелился.

– Вот что он имеет ввиду: быть сильным – это быть современным. У кого не хватает сил, сходит с дистанции. Его знания устарели, его оружие не годится. Нельзя тормозить. Поэтому нас ждут большие изменения. Я жду, что вы все продвинетесь в положении, власти и выиграете в деньгах.

– По нам подготовили удар. По замыслу наших противников мы должны потерять все. Я почти точно понимаю, в чем дело. Это довольно старая история, не все из вас знают ее, это не имеет значения. Салман вам подтвердит, что в шахматах можно искать победы двумя путями: наращивая преимущество постепенно, пешка за пешкой, или поставить мат. Наши враги понимают, что мы слишком сильны, чтобы давить на нас, и потому будут действовать вторым путем. Они сделали так, что я не могу уклониться от удара. Это означало бы потерять честь. Поэтому мной придется пожертвовать, – Магомед поднял руку, успокаивая всех.

– Там задумана сложная комбинация, деталей которой мы не понимаем. Но не обязательно пытаться понять все, что они задумали. Мы придумали ответ, который сразу снимет все проблемы. Нельзя поставить мат, если на доске нет короля. Когда будет нанесен удар, выяснится, что он нанесен в пустоту. Но удар врага должен быть нанесен. Как еще нам понять все до конца? А теперь скажу вам еще важную вещь. И хочу, чтобы вы хорошо запомнили. Всевышний сделал так, чтобы я понял: у меня слишком много власти. Сила нашего народа в том, что у нас не было царей. У нас были военные командиры, духовные лидеры, избранные руководители. Но никогда наш человек не выходил и не говорил своим братьям: «Падите ниц передо мной!» А наши люди не падали на колени перед султаном, не простирались в пыли перед тиранами. Это наш стержень. Знаю, братья, что вы от меня этого не ждали, но я хотел вам это сказать.

Уже деловым тоном Магомед продолжил:

– Я займусь отдельными делами. Я буду вынужден покинуть Россию. Это произойдет очень скоро. Нашим руководителем, нашим старшим в делах станет Ахмед. Ахмед станет исполнительным директором управляющей компании и председателем совета директоров акционерных обществ, где это необходимо. Я не оставил за собой никаких должностей и постов. Кое-где пакеты акций. С Ахмедом мы уже это обсудили. Это уже произошло, это факт.

– Скажу вам, что я думаю об Ахмеде. Пока вы этого не понимаете, и так не думаете. Он сам этого не думает. Но Ахмед ни в чем не уступает мне. К тому же он добрее и лучше меня. Вы не знаете этого, потому что всю жизнь в делах и на войне он был моим младшим братом. Но теперь наступил его час. А, ну да, он не учил физику элементарных частиц, думаю, это ему не помешает в бизнесе, – все вежливо улыбнулись попытке Магомеда немного снять напряжение.

– Салман останется Салманом. Все присутствующие продвинутся выше по ступеням, подробности мы проработаем. Пока об этом должны знать только те, кто здесь. На столе лежат папки с вашими именами. Мы с Ахмедом набросали новую структуру обязанностей. Возьмите и прочтите. Мы обсудим с каждым отдельно. Но имейте ввиду, что по этой структуре последнее слово уже у Ахмеда.

Глава 11. Ожесточение

Рабы и Сыновья

Лужи на улицах Покровки весело блестели на солнце. Голубое небо было просто итальянским. Верилось, что вода в реке бывает теплой. Земля готовилась прорасти травой. Вороны на крыше собора каркали очень весело, на погосте рядом птицы пели весенними голосами. Переносной генератор бубнил за дверью. Евгений сверялся с распечатанным цветным чертежом. Он сооружал леса на втором ярусе, черновой ремонт которого планировал завершить к середине лета.

-Эй, – услышал он.

Двое мужчин встретились взглядом. Если бы они были героями черно-белой индийской мелодрамы, Евгений сказал бы:

– Что-то ты долго меня искал.

Магомед бы ответил ему:

– Ты до сих пор жив только потому, что люди, которых я уважаю, просили меня отложить месть. Они хотели, чтобы был суд, наказание. А тебя мучает совесть за это?

– Пожалуй, нет, «мучает» неподходящее слово, – честно сказал бы Евгений, – Раскаяние накатывает иногда сильно. Это было не самое страшное и не самое плохое, что я видел на той войне. Легко сказать: «Я выполнял приказ». Я только потом, через много лет, понял, что это сделал я. Я понял, что там все решал я. Что те, кто отдал приказ, находились в тридцати километрах. Что все зависело от меня. Мне больше стыдно именно за это – что я не понимал ответственности. Наверное, я бы выполнил приказ. Но я тогда ни разу не подумал, что могу не делать этого.

– Это хорошо, что ты это понял. Я тоже много думал над тем, что делает виновным: нельзя же мстить всем! Иначе мы вечно будем продолжать эту кровавую кашу. И я решил: виноват тот, кто имел умысел и власть. Мы оба командиры и знаем, на операции, в бою бойцы полностью в нашей власти. И решаем мы, а не те, кто говорит «убей». Те, кто говорит «убей!» отвратительны, но решаем мы. Значит, виноваты мы, у кого была свобода выбора и возможность делать или не делать.

Или по более сентиментальному сценарию Евгений мог бы сказать: «Мне жаль, попробуй простить меня». Магомед бы ответил ему:

– Кто я такой, чтобы простить тебя? Может быть, Всемилостивый, если Ему будет угодно, тебя простит. Ты убил праведника. Праведник будет отомщен, поэтому у тебя будет шанс на прощение. А я просто человек.

Евгений мог бы сказать: «Подожди, дай мне закончить работу». Магомед бы объяснил ему:

– Мне жаль, что ты не закончишь свой труд. Человек, которого ты убил, попросил бы не мстить. Но теперь некому тебя защитить.

Кулагин еще мог бы спросить, так, просто из любопытства:

– А все-таки, они были разведгруппой?

Магомед пожал бы плечами:

– Что значит разведгруппа? Тогда любого горца, от младенца до старика можно было попросить проверить, нет ли засады по дороге.

Может быть, Евгений поделился бы тем, что его действительно волновало, над чем он слегка думал почти каждый день: что означал ясный взгляд человека, которого он убил? В этом взгляде не было страха, в нем не было удивления.

– Знание, – сказал бы Магомед, – в нем было знание. То, что ты называешь верой.

А еще круче, если бы двое мужчин только посмотрели бы друг другу в глаза. Крупным планом глаза одного, второго. Солнечный свет врывается через пролом в куполе. Он освещает облупленную штукатурку над разбитым алтарем. В ярких цветных пятнах сбитых фресок проглядывает лик Христа. Магомед убирает оружие, разворачивается и уходит. Евгений смотрит ему вслед. Конец. Титры. Mohammad – Tom Cruise. Zara – Emily Blunt.

Но жизнь не кино, ничего этого они сказать не могли. Им даже и в голову не могла прийти вся эта напыщенная чушь. Двое мужчин на мгновение встретились взглядом. Строительная лопатка сама оказалась в правой руке Евгения, он нырнул под линию выстрела, левой защищая голову. Магомед выстрелил четыре раза.

Как будто удар молотом. Перед Евгением пронеслись облупленные стены его храма, доски, которые он постелил, чтобы начать ремонт второго яруса. В пробитый купол хлынул свет. Чувства немели в нем. Сын приедет. Он хотел что-то сказать, но уже не мог. Было жаль.

Дохлая кляча Салмана

В свете фар мелькали редкие знаки, изредка указатели на населенные пункты. Машина приближалась к границе России и Европы. В этой машине не было ни встроенного навигатора, ни каких-либо встроенных приборов определения положения. Салман и Магомед ориентировались по самому простейшему навигатору, прикрепленному к лобовому стеклу. Кроме фар машины изредка огни населенных пунктов, фары редких встречных грузовиков.

«Салман, сынок, ты слишком аналитичен, больше страсти», – говорил его учитель по шахматам. Учитель был очень колоритный человек – одноногий старик, ветеран Второй мировой войны. На практических занятиях он разбивал учеников на пары по одному ему известному принципу. Салмана, которому было тогда шесть лет, часто сажал напротив печального инженера, склонного разыгрывать закрытые начала. На своем костыле учитель носился по помещению, отпуская довольно едкие замечания. Однажды Салман своими пешками загородил выход коню. «Все сюда! – кричал учитель, – у Салмана лошадь сдохла! Посмотрите на эту клячу! От этой доски воняет мертвечиной!» Позицию на доске его учитель воспринимал как что-то живое. Он был известным мастером, но до гроссмейстера так и не доиграл. Художественное начало часто брало верх над спортивными соображениями. К счастью, Салман занялся делом, требующим спокойствия, аналитичности, внимания к мелочам, этих качеств от рождения у него было с избытком. Но он не забыл тех уроков.

Салман свернул на полевую дорогу. Отъехав сто метров от трассы, он остановился и выключил зажигание, выключил все огни. Выключил и снял навигатор со стекла, убрал в пластиковый пакет. Достал запечатанную коробку с таким же простым навигатором, но ни разу не включавшимся. Установил на стекло, но включать не стал.

Магомед достал сотовый телефон, положил в тот же пакет, но не выключая. Телефон был самый простой. Салман достал новый – хороший смартфон, стандартный, массового производства. Магомед не стал включать, сунул в карман. Магомед сегодня точно знал, что находится у него в каждом кармане, тем не менее, проверил все еще раз. Документы, которые были у него, передал Салману. Эти документы Салман сложил в пластиковую папочку и положил туда же в пакет. Взамен он отдал Магомеду запечатанный пластиковый пакет, в котором лежал бумажник с другими документами. Магомед распаковал, сунул бумажник в карман куртки.

Плодородная почва Кавказа рожает чистые биографии и документы в любых нужных количествах. Особенная прелесть заключается в абсолютной подлинности этих документов. Человека, который должен пересечь границу через пару часов, никогда не существовало. Но на этого человека имелось все, начиная от свидетельства о рождении, дипломов об образовании, данных во всех нужных базах, и кончая заграничным паспортом и положительной кредитной историей в каком-то небольшом кавказском банке.

Вся эта последовательность действий и вся подготовка к этому моменту были прописаны самим Салманом на одном из листков на совещании в бильярдной. В полной темноте посидели в машине десять минут. Глаза уже немного различали контуры.

– Салман, перед тем, как мы расстанемся, хотел тебе сказать еще одну вещь. Все указывает на тебя.

Салман не шевелился, руки на руле. Досада и сожаление пронзили его. Он знал, что в руке Магомеда пистолет. Несмотря на все философские подгоны Магомеда, Салман знал, что настоящее кредо этого умного шайтана можно сформулировать тремя словами: «Первым достань пистолет». Салман знал, что в любом случае Магомед уже принял решение. Говорить что-либо было бесполезно. Салман стал частью собственной операции. Завтра в машине на полевой дороге найдут труп с документами никому не известного жителя Кавказа, родившегося и прожившего всю жизнь в маленьком селе в горах. А может быть, без документов. А может быть, не найдут. Все продумано. Он явственно увидел того коня на доске, все поля для хода которого заняты пешками. Оставалось только не потерять лицо. Салман крепко сжал руль.

– Но я знаю две вещи, – продолжил Магомед, – Во-первых, тебя тоже воспитывал Абу. Во-вторых, я знаю, ты служишь не мне. Ты служишь семье. Поэтому я понял, что это подстава. Это была месть.

Магомед почувствовал, что руки на руле немного расслабились:

– Ахмед сразу сказал: «Ни за что не поверю, что это Салман». Однако иногда червь точил меня. Представь, брат, посмотрю на тебя на совещании и мелькнет: «Неужели он?» Это отравляло мне жизнь.

– Теперь ты знаешь, кто? – спросил Салман немного хрипло, в темноте был виден только контур его головы.

– Пока нет. Но теперь я точно знаю, что это не ты. Главное выпутаться из этого клубка ненависти и подозрений. Не так важно, кто это. Важно, что это не наш человек. Все остальные могут продать и перепродать этот мир. Я решил сказать, что между нами нет больше тени, которую ты мог чувствовать. Салман, у меня в руке нет пистолета. Я избавился от оружия, как было предусмотрено планом. Неужели ты думаешь, я могу выстрелить в брата?

– Я в этом уверен. Если б ты убедился, что это я, то я бы остался в этой машине с документами несуществующего человека, на которого она оформлена. Застрелившимся из пистолета, который работал в Покровке. Красивая тема. Типа кровная месть, дикари, страсти, Кавказ, одним словом.

– Мы с тобой сделали столько дел, что уже знаем, как поступил бы другой. Сыграем по интернету партию в шахматы, когда все уляжется?

– Давай лучше в нарды. Я забыл все дебюты дальше третьего хода.

На шоссе показались фары. Водитель включил аварийки и остановился на повороте.

Салман вышел из машины с пакетом и исчез в темноте. Через минуту водитель на трассе выключил огни аварийной остановки и уехал.

Магомед остался один в окружающем темном пространстве, вышел из машины. Ночь была прозрачная, Млечный путь струился разными цветами. В отличие от сияющего неба, земля была черна до горизонта во все стороны, кроме нескольких далеких огней грузовиков. Магомед постоял десять минут. На самом деле он стоит на своем прошлом как на якоре. Пора двигаться дальше.

Он сел за руль и включил зажигание, выехал на шоссе. Два желтых огня неожиданно появились посередине дороги перед ним. Магомед притормозил, думая, что это светоотражатели одежды инспектора или дорожного рабочего. Но нет: прямо ему навстречу по осевой линии шоссе легкой спокойной трусцой бежал крупный волк. Его глаза ярко светились в свете фар. Магомед посигналил ему. Волк немного принял на свою полосу. Ни страха, ни спешки не было в его движениях. Магомед притормозил еще и не спеша проехал навстречу. Он пришел в отличное настроение.

Через час к пограничному переходу, к колючей проволоке, разъединяющей мирно пасущиеся стада, которым нельзя разрешить свободно перемещаться, чтоб не разбрелись без спроса кто куда, нельзя носить оружие, нельзя даже разрешить воспитывать своих детей без присмотра специально уполномоченных и обученных людей, подъехала серебристая машина, каких тысячи в любом крупном городе, машина-мечта начинающего менеджера по продажам. Из нее вышел человек, которому можно все, подал документы в окошко.

Девушка с равнодушными ночными глазами офицера положила паспорт на сканер, бросила взгляд на фотографию, на лицо. Перед ней стоял человек средних лет, немного усталый, что неудивительно – едет из Питера. Ни нервозности, ни волнения, ни лишних движений. Никаких сигналов. Поставила печать. Таможня. В багажнике чемодан с одеждой, дорожная сумка, обычный набор человека, навещающего родственников, или отправившегося на несколько дней по предпринимательским делам. «Не везете мясных продуктов? Сигареты, алкоголь?» «Нет, нет». «Закрывайте, счастливого пути».

Эта страница перевернута. Все обдумано заранее. Поэтому даже думать не о чем. Жизнь хороша тем, что она проста. И с возрастом она становится понятнее, а, значит, проще. И важно не пропустить момент, когда все долги уже отданы.

Удар в пустоту

Пришли на день раньше, чем предсказывал Магомед. Само собой, все были готовы и на такой случай. В кабинете директора управляющей компании неожиданно оказалось множество людей. Женщина такой степени ухоженности, когда уже невозможно сделать даже предположение о возрасте – известная журналистка из Москвы. Молодой человек с аккуратной бородкой от дорогого стилиста – известный адвокат. Не считая следователя по особо важным делам Коровина, Сергея и его бойцов с автоматами в масках и бронежилетах. Сергей сразу понял, что тут ждали их прихода. Видно было, что его бойцы в масках с автоматами тут никого не пугают.

Ахмед Мусаевич печально смотрел на Коровина. Стена сзади Ахмеда Мусаевича была увешана сертификатами и фотографиями Ахмеда Мусаевича с людьми, которых Коровин часто видел по телевизору. Коровин не раз видел крушение людей. Коровину приходилось выводить людей из больших кабинетов со всеми нужными фотографиями и сертификатами на стенах, со всеми нужными контактами в платиновых телефонах. До большинства людей медленно доходит, что с ними произошло. Но он уже понял, что это не тот случай. Коровин уже сообразил, что удар нанесен в пустоту.

– Если вы будете сотрудничать, это быстро закончится.

– Да уж, пожалуйста. Вы даже представить не можете, сколько стоит рабочий час всех этих людей.

– Можно я попробую, Ахмед Мусаевич? – улыбнулся молодой человек с аккуратной бородкой, – Я правильно понял, что вы разыскиваете Магомеда Мусаевича по обвинениям в вымогательстве, отмывании денег, рейдерстве и убийстве. Это убийство, как мне известно, произошло позавчера.

– Совершенно верно, – ответил Коровин.

– Кстати, вчера вечером на Сенной ограбили табачный киоск, – сказал адвокат, – неужели вы тоже подозреваете Магомеда Мусаевича? Дело в том, что уже три дня Магомед Мусаевич находится за границей на форуме предпринимателей Эгейского моря в Турции. Думаю, факт пересечения им границы в аэропорту Пулково можно легко проверить.

– Мы обыщем офис, сделаем выемку бухгалтерских документов.

– Магомед Мусаевич больше не является директором управляющей компании. Теперь он не имеет никакого отношения ко всем этим компаниям и предприятиям. Некоторое время назад он принял решение удалиться от дел, чтобы заняться благотворительностью, – сообщил адвокат.

– Нас интересуют преступления, совершенные в тот период, когда он руководил холдингом. Проводите наших специалистов в вашу серверную. Мы должны изъять сервера.

– Боюсь, это будет затруднительно – мы используем облачные сервисы, – вступил в разговор Ахмед Мусаевич, – Я даже не представляю, в какой стране находятся сервера. Разумеется, мы предоставим вам доступ к базам данных, если это необходимо для скорейшего опровержения ваших абсурдных обвинений.

Начался разговор, в котором слова имели совершенно другое значение. «Я могу парализовать деятельность твоей конторы», – говорил Коровин. «Ты даже не понимаешь, как устроен мой бизнес, как ты можешь чему-то помешать», – отвечал Ахмед.

– Буду с вами откровенным. Ну, может, вы мне нравитесь, – поморщился Ахмед Мусаевич, – боюсь, что вы стали игрушкой в чужой игре. А в ошибках потом винят вот таких добросовестных исполнителей, так что не увлекайтесь.

Эта фраза означала: «Подумай, достаточно ли надежна крыша, заказавшая тебе этот наезд».

Тем временем Салман проводил следователей по помещениям офиса.

– Здесь у вас что? – спросил один из людей Коровина, стоя перед дверью, ведущую в диванную и далее в остальные «внутренние» помещения.

– Это старый пожарный выход в жилой дом рядом с бизнес-центром, – сказал Салман.

– Нам нужно открыть, осмотреть.

– Там жилой дом. Здание постройки 19 века. Без разрешения владельцев жилья мы не можем открыть, даже если бы у нас были ключи. Вы можете обратиться к владельцам.

Коровин велел забрать рабочую станцию финансового директора и главных бухгалтеров компаний. Отобрали пару личных ноутбуков сотрудников, но это так, мелкая пакость, чтобы настроение поднять.

***

Вечером Сергей и Коровин сидели в ирландском баре. Коровин был зол. Он был высокого мнения о своих умственных способностях и не любил, когда его выставляют идиотом. Тем более в вежливой до издевательства форме. Тем более со всех сторон. Два ирландских доктора – Гиннесс и Джеймсон – быстро врачевали душевные раны.

– Там ничего не будет, в этой всей макулатуре, которую мы изъяли. Полежат у нас эти ящики, компьютеры, потом вернем. Дам стажерам поковыряться во всей этой куче хлама. Найдем мелкие нарушения, будем долго-долго вести следствие.

– Он не проявлял осторожности. Звонил матери, сыну. Мать даже ездила к нему. С сыном переписывался по электронной почте, – сказал Сергей.

– Если человек хочет, чтобы его нашли, его найдут, – пожал плечами Коровин.

– Он не хотел, чтобы его убили! Он хотел попытаться жить без оружия!

– Человек, который взял в руки оружие, не может просто его забросить. В оружии нет ничего плохого, – пожал плечами Коровин, – Свободный от раба отличается тем, что может носить оружие. А может не носить. Поэтому мы с тобой стали теми, кто мы есть.

Выпили еще немного. Коровин считал себя умнее Сергея, что было заблуждением, он сказал:

– Серега, ты романтик. Похоже, ты до сих пор веришь, что спецназ – это не кучка идиотов, а люди удивительной судьбы.

– Для многих из наших это единственное настоящее, что было в жизни. Иногда это единственная семья, которая у них была. Не нужно над этим смеяться.

– Да ладно, не обижайся, я и сам так думаю. Поэтому я и подписался на это дело по твоей просьбе. Поэтому я и вляпался в эту историю.

Когда налили по крайней, Сергей сказал:

-Я что, многого хочу? В этой стране когда-нибудь будет порядок? Чтобы убийца сидел в тюрьме?

Коровин посмотрел на Сергея. Коровин имел склонность к парадоксальным мыслям, к тому же пьянел очень быстро, он сказал:

– Серега, сколько народу ты переколошматил? Ты же не сидишь в тюрьме?

Вышли на набережную Карповки. Коровин сказал:

– Серега, я выхожу из дела. Спущу все на тормозах. Сделаю проверку, все как положено. Найду мелкие нарушения. Верну компьютеры, верну документы. Ты так и не понял, что нас использовали втемную? Эти хачи слишком серьезные люди, чтобы взять их на хапок.

На два метра вниз

Уже пьяненький Михалыч просто рыдал навзрыд. Солнце, народ, поминки в ресторане на станции. Для него это был праздник, редкий луч света в темном царстве бессмысленных дней.

Какой мерзавец мог это сделать? За что? Для нас, местных, Евгений Кулагин был пенсионером вооруженных сил, теперь вспоминалось, хорошим парнем, не отказывающим соседям. Немного мрачный – просто серьезный такой мужчина. Без разговора по ребрам, когда мы обокрали его стройку, так это мы уважаем.

В доме и вокруг толклось много народа, совершенно непонятного и незнакомого. Количество собравшихся превышало население Покровки раз в десять.

Много журналистов, и не только нашей местной газетенки, но даже петербуржские и московские телеканалы. Это понятно – такого события давно не было в Покровке. Да, собственно, в Покровке и не было сроду событий. Особенно хороших событий. За сто лет вспоминаются расстрел немцами мужского населения во Вторую мировую, высылка коммунистами семей кулаков в Сибирь, взрыв собора Обществом воинствующих безбожников.

В интернете распространились совершенно диковинные теории о мотивах и убийцах. Склонялись к сатанистам. Сатанистов, правда, никто никогда живьем не видел, даже если они есть. А если есть, то это в Москве или Питере, а не в нашей глубинке. Не наша, не русская это традиция.

Само собой, красивый гроб, парадный мундир. В умытом и украшенном теле в гробу есть что-то нечистое, чего нет в трупе на поле боя или в окровавленном теле в разбитой машине. Может быть, не стоит приукрашивать смерть? Не нужно придавать черты живого неживому?

Ордена на подушке. Покойник, оказывается, заслуженный человек, герой. Прапорщик и три бойца с автоматами для салюта. Рыдающая мать-старуха, серьезный сосредоточенный сын, одним словом, все как положено. Да, Елена Петровна стала уже совсем старухой. Она жила в Покровке только летом. Женя звал ее к себе насовсем, но не очень настойчиво. Его бытовые условия были довольно тяжелыми, зимой с ее здоровьем и силами жить в Покровке было бы трудно. Какой зверь может такое совершить? Она это знала.

Говорят, для себя покойный не брал ничего. Это было удивительно, очень не в духе времени. Присутствовавшие на похоронах официальные лица (глава администрации, военный комиссар, начальник милиции, депутат думы) чувствовали себя немного не в своей тарелке. Как так – ничего для себя? Прямо вот так – ни копейки? Да нет, так не бывает, если поискать, найдется выгода какая-нибудь. Все официальные лица были похожи как братья, кроме военного комиссара, который недавно прибыл из части и еще не приобрел солидности. Откуда у начальников нашей жизни деньги на все вот на это, ну, на то, как они живут? Почему так происходит, что они приобретают такие лица? Или это Бог выводит на поверхность уродство души? Или все проще и виновата просто водка и мясные закуски?

Отец Федор доказывал епархии, что нужно сделать малое освящение собора и провести отпевание в нем. Что нужно пойти на это ради покойного и ради его жертвы. Владыка отнесся с полным пониманием, и предложил свой вариант. Собор, само собой, теперь будем восстанавливать, включим в программу реставрации, и все сделаем по правилам. Во времена, когда Церковь подвергается нападкам, нельзя позволить врагам спекулировать на смерти подвижника.

Решили так: отпевание провести в часовне рядом с собором. Часовня была даже старше собора, собор построили рядом с ней, она была приведена Евгением в порядок и освящена еще в прошлом году. История часовни уходила к временам Раскола, вероятно, это было самое старое здание на пятьсот километров в округе. А похоронить решили у стены собора, там же провести гражданскую панихиду.