Текст книги "История Российская IX-XVII вв."
Автор книги: Руслан Скрынников
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 40 страниц)
Не исключено, что именно конфликт в Волоцком уделе и сокращение денежных субсидий побудили Дионисия покинуть удельное княжество и искать заказы в далеких монастырях на Севере. Около 1500 г. художник написал ряд икон для Павло – Обнорского монастыря, а позднее расписал Рождественский собор в Ферапонтовом монастыре на Белоозере.
К последним годам жизни Дионисия относятся его житийные иконы, написанные для кремлевского Успенского монастыря, предположительно по заказу митрополичьего дома. Жанр иконы с Житием, заимствованный русскими из Византии, был доведен Дионисием и его школой до совершенства. Наиболее известны две иконы этого жанра: митрополит Петр с Житием и митрополит Алексей с Житием.
Искусство Дионисия служит конечной вехой периода, начало которому положило творчество Андрея Рублева. Главным достижением этого периода явилось обобщенно–идеализированное понимание образа совершенного человека.
Блистательная эпоха итальянского Возрождения оказала глубокое воздействие на всю Европу. Русь не была исключением. В конце XV в. казалось, что Россия, потеряв духовного пастыря в лице Византии, готова искать пути сближения с западно–христианским миром. Итальянский брак Ивана III и деятельность греков–униатов в Москве расширили связи с Западом. Однако низложение архиепископа Геннадия, покровительствовавшего «латинам», фактический разрыв русско–итальянских связей, суд над Максимом Греком положили конец наметившемуся повороту. «Флорентийская уния и падение Византии, – по мысли Г. Флоровского, – имели роковое значение для Руси: в решающий момент русского национального самоопределения византийская традиция прервалась, византийское наследие было оставлено и полузабыто; в этом отречении «от греков» – завязка и существо московского кризиса культуры»[430]430
Флоровский Г. Пути русского богословия. С. 62.
[Закрыть]. Почву для кризиса создал, по–видимому, не только разрыв с «греками», но и отказ от наметившегося поворота в сторону католического Запада. Торжество официальной церкви и самодержавных начал, утверждение идеи исключительности Москвы – «третьего Рима», последней мировой истинно христианской империи, способствовали изоляции России в то время, когда она остро нуждалась в развитии культурных и прочих связей со странами Западной Европы.
Глава 7
Начало Московского царства
Иван III добился объединения великорусских земель в рамках единого государства. Но строй и облик этого государства окончательно определились лишь при его внуке Иване IV, получившем прозвище Грозный. Иван родился 25 августа 1530 г. Ко времени смерти отца ему исполнилось немногим более трех лет.
Последние дни Василия III подробно описаны в летописной «Повести», составленной очевидцем[431]431
Текст «Повести о смерти Василия III» помещен в ряде летописных сводов. Полагают, что раннюю редакцию «Повести» сохранил новгородский свод 1539 г. по списку Дубровского, датируемый 1539 г. (Зимин А. А. Россия на пороге нового времени. М., 1972. С. 390; Морозов С. А. Летописные повести по истории России 30–70‑х годов XVI в. АКД. М., 1979. С. 10; Лурье Я. С. Повесть о смерти Василия III. Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 2. Ч. 2. Л., 1989. С. 277–279; его же. Летопись Новгородская Дубровского. Там же. С. 53–54.). Приведенные ниже текстологические наблюдения позволяют предположить, что текст «Повести» ранней редакции более точно воспроизводит Постниковская летопись, составленная в Москве близким ко двору дьяком Постником Маклаковым.
[Закрыть]. Повесть дает редкую возможность наблюдать изнутри за действием системы московского управления и составить представление о взаимоотношениях монарха и его знати.
Великий князь смертельно занемог в дни осенней охоты 1533 г. Предчувствуя близкую смерть, он тайно послал в Москву доверенных дьяков «по духовные грамоты отца своего и по свою, которую писал, едучи в Новгород и во Псков, а на Москве не повеле того сказывати митрополиту, ни бояром». Гонцы исполнили поручение втайне от братьев великого князя Юрия Дмитровского и Андрея Старицкого, от бояр, от князя Михаила Глинского и Елены Глинской. Василий III ездил в Новгород и Псков в 1510–1511 гг., митрополит Варлаам скрепил грамоту не ранее 1512 г., когда он занял митрополичий стол[432]432
Пресняков А. Е. Завещание Василия III. Сборник статей по русской истории, посвященных С. Ф. Платонову. Пг., 1922. С. 72.
[Закрыть]. В первом браке у Василия III не было детей, и в течение 20 лет единственным наследником трона был брат монарха князь Юрий, получивший удел из рук отца. Последнее обстоятельство объясняет, почему заболевший монарх затребовал отцовскую духовную грамоту. Старые завещания могли быть использованы Юрием в своих интересах. Поэтому теперь Василий III пошел на беспрецедентный шаг. Он «слушав духовных, свою духовную велел сжечи»[433]433
Постниковский летописец. ПСРЛ. Т. 34. С. 18. Известие о сожжении духовной исключено в тексте «Повести» по списку Дубровского. Чтобы избежать упоминания об этом факте, редактор представил дело так, будто Василий III велел привезти не свою, а отцовскую и дедовскую духовные грамоты. (Новгородская летопись по списку Дубровского. ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 3. С. 554.)
[Закрыть]. После сожжения документа монарх вместе с любимцем И. Ю. Шигоной – Поджогиным и двумя дьяками впервые стал обсуждать вопрос о том, «кого пустити в ту думу и приказати свой государев приказ». Некоторое время спустя больного доставили в столицу, и он вновь вернулся к вопросу о назначении душеприказчиков, без которых не мог составить завещание. В назначенный день «приеде к великому князю брат его князь Андрей Иванович и нача князь великий думати з бояры». Когда душеприказчики собрались, государь «приказа писати духовную грамоту». Повесть о смерти Василия III дает точный перечень лиц, приглашенных для совета и утверждения великокняжеского завещания. Обычно московские князья составляли духовную в присутствии 3–4 бояр. У грамоты Ивана III «сидели» трое бояр и казначей[434]434
ДДГ. С.364.
[Закрыть]. Так же поступил и Василий III. Он пригласил трех бояр: князя В. В. Шуйского, М. С. Воронцова и М. Ю. Захарьина и казначея, но присоединил к ним тверского дворецкого Шигону и двух ближних дьяков. Главным вопросом на совещании во дворце был вопрос, как утвердить на троне малолетнего наследника Ивана и «как строитися царству после его», т. е. после кончины великого князя[435]435
ПСРЛ. Т. 34. С. 20.
[Закрыть].
Вопрос об обеспечении безопасности наследника и всей семьи побудил государя предложить ввести в круг душеприказчиков дядю великой княгини Михаила Глинского. Литовский выходец, Глинский вскоре по приезде в Россию лишился положения служилого князя и долгое время провел в московской тюрьме. В глазах московской аристократии он был человеком недостаточно знатным, а главное – не принадлежал к числу руководителей думы, из которых только и могли назначаться душеприказчики. Нарушение традиции, по–видимому, вызвало возражения бояр, но монарх «Глинского прибавил потому, поговоря з бояры, что он в родстве жене его…» Итогом обсуждения был компромисс. В число душеприказчиков был включен, помимо Глинского, брат Василия Шуйского Иван и родня Михаила Захарьина Михаил Тучков – Морозов.
Так образовалась «седьмочисленная» комиссия, своего рода прообраз знаменитой «семибоярщины» Смутного времени начала XVII в., которую возглавлял удельный князь боярин Ф. И. Мстиславский. В день составления завещания Василий III окончательно решил, кого «пустити в думу и приказати свой государев приказ». Обычное для духовных грамот выражение «приказать малолетнего сына» означало учреждение опеки над ним.
Было бы ошибкой думать, что цель Василия III состояла в том, чтобы отстранить от управления Боярскую думу и заменить ее опекунским (регентским) советом. Совет был не более чем одной из комиссий думы. Назначение членов совета не было результатом произвольного решения монарха.
В 1533 г. в состав думы входило примерно 11–12 бояр. Назначение Шуйских определялось тем, что добрая половина членов думы (двое Шуйских, двое Горбатых, А. А. Ростовский, а также в чине дворецкого И. И. Кубенский – Ярославский) представляла коренную суздальскую знать. Из старомосковских родов боярский чин имели трое Морозовых, Воронцов и Захарьин[436]436
Зимин А. А. Формирование боярской служилой аристократии. С. 289–290.
[Закрыть]. Становится понятным, почему Шуйским удалось ввести в регентский совет второго члена своей семьи и почему представительства в совете добились Морозовы. Опекунский совет был составлен из авторитетных бояр, представлявших наиболее могущественные аристократические кланы Боярской думы. Василий III непреднамеренно расширил совет с трех до шести бояр, что имело важные последствия. Опекунский совет получил возможность подменить думу в целом. Наличие главы Казенного приказа и двух других высших приказных позволяло совету решать финансовые, земельные и другие дела.
По давней традиции великий князь, покидая Москву, оставлял «царствующий град» в ведении боярской комиссии, в которую также входил казначей и другие чины. Опекунский совет и московская комиссия были высшими комиссиями Боярской думы, выполнявшими во многом сходные функции при малолетнем государе или при длительном отъезде монарха из столицы. Можно полагать, что предтечами «семибоярщины» начала XVII в. были в равной мере опекунский совет Василия III и московская боярская комиссия. Во второй половине XVI в. названная комиссия не менее десяти раз брала на себя управление «царствующим градом» в отсутствие государя. Численность ее колебалась. В шести случаях в ней было 7 бояр, в других – от 3 до 6 лиц[437]437
Разрядная книга 1475–1605 гг. Т. 1. Ч. 2. М., 1977. С. 347–348; Т. 1. Ч. 3. М., 1978. С. 499, 513–514; Т. 2. Ч. 1. М., 1981. С. 11; Разрядная книга 1475–1598 гг. М., 1966. С. 542; Боярские списки. Ч. 1. М., 1979. С. 270.
[Закрыть].
В летописях, составленных при дворе царя Ивана, можно прочесть, что Василий III вручил скипетр жене Елене Глинской, сердце которой было исполнено «великого царского разума», что и позволило ей стать правительницей государства при малолетнем наследнике. Официальная летопись наделяла Глинскую правами законной преемницы великого князя[438]438
ПСРЛ. Т. 8. С. 285; Т. 13. С. 76.
[Закрыть]. Однако источники неофициального происхождения рисуют другую картину. Как сообщал псковский летописец, Василий III «приказа великое княжие сыну своему большому князю Ивану и нарече его сам при своем животе великим князем и приказа его беречи до пятнадцати лет своим боярам немногим»[439]439
Псковские летописи. Вып. 1. М., 1941. С. 106. Свидетельство Псковской летописи опровергает мнение АЛ. Юрганова о том, что функции бояр, свидетелей при составлении великокняжеского завещания, «не имели прямого отношения к управлению государством». (Юганов АЛ. Политическая борьба в годы правления Елены Глинской (1533–1538 гг.). АКД М., 1987. С. 12).
[Закрыть].
«Немногие бояре» – это и есть регентский совет, назначенный Василием III. Перед самой кончиной монарх еще раз призвал всех членов совета и еще раз «приказывал» им о сыне и о правлении государством. Это второе совещание не имело того значения, какое имело первое, когда было составлено завещание. Под конец Василий отпустил всех, оставив при себе трех человек: Глинского, Захарьина и Шигону. Им он дал последние наставления насчет жены, «како ей без него быти и как к ней бояром ходити». Таким образом, процедура сношений между думой и вдовствующей великой княгиней была поставлена также под надзор опекунов.
Занимаясь «устроением земским», государь ни разу не пригласил «жену Олену». Объяснение с ней он откладывал до самой последней минуты. Когда наступил кризис и больному осталось жить считанные часы, советники стали «притужать» его послать за великой княгиней и благословить ее. Тогда только Елену пустили наконец к постели умирающего. Рыдая, княгиня бросилась к мужу с вопросом о своей участи: «Государь! князь велики! На кого меня оставляешь и кому, государь, дети приказываешь?» Василий III отвечал кратко: «Благословил есми своего Ивана государьством великим княжением, а тебе есми написал в духовнои своей грамоте, как в прежних духовных грамотех отец наших и прародителей, по достоянию, как прежним великим княгиням»[440]440
Постниковский летописец. ПСРЛ. Т. 34. С. 22.
[Закрыть]. Традиции, сложившиеся в роду Ивана Калиты, хорошо известны. Вдовы московских государей «по достоянию» получали вдовий прожиточный удел, но их никогда не назначали правительницами. Переписка между Василием III и Еленой Глинской показывает, что муж никогда не советовался с женой о своих делах. Перед кончиной он не позаботился посвятить ее в свои планы. Вековые обычаи не допускали участия женщин в делах правления.
Учреждая регентство, Василий III сознавал опасность раздора между думой и многочисленным и авторитетным опекунским советом. Пригласив к себе всех членов думы, монарх обратился к ним с особой речью. Текст ее передан в разных редакциях «Повести» неодинаково. По Постниковскому летописцу, больной призвал бояр крепко постоять за то, чтобы законный наследник «учинився на государстве государем, была бы в земле правда и в вас бы розни никоторые не было». Затем монарх дал разъяснения по поводу нарушения традиции и включения в совет Глинского. «Да приказываю вам, – сказал он, – Михайло Лвович Глинской человек к нам приезщей, и вы б того не молвили, что он приезщей, держите его за здешнего уроженца, занеже мне он прямой слуга». Василий III возложил на Глинского ответственность за обеспечение личной безопасности Елены и малолетнего сына. «А ты б, князь Михайло Глинской, за моего сына великого князя Ивана и за мою великую княгиню Елену… кровь свою пролиял и тело свое на раздробление дал» – так закончил Василий свою речь[441]441
Там же.
[Закрыть]. В новгородской летописи по списку Дубровского речь передана иначе. Обращаясь к главе думы князю Д. Ф. Бельскому с братьею и к боярам, монарх сказал: «…приказываю вам своих сестричев князя Дмитрия Федоровича Белского с братиею и князя Михаила Лвовича Глинского, занеже князь Михайло по жене моей мне племя…»[442]442
Новгородская летопись по списку Дубровского. ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 3. С. 558.
[Закрыть] Василий приказал Д. Ф.Бельского… самому же Д. Ф.Бельскому. Редакторская правка лишила текст логики и смысла. Редактор ставил целью доказать, будто государь наделил главу думы Бельского такими же полномочиями, как и Глинского, поручив ему ратные дела и земское строение. В действительности было не так.
К концу жизни Василий III обладал большой властью. Поначалу никто не смел нарушить его последней воли. Польский гонец, побывавший в Москве через полгода после смерти великого князя, очень точно описал сложившуюся там ситуацию: «…на Москве старшими воеводами, которые з Москвы не мают николи зъехати – старшим князь Василий Шуйский, Михайло Тучков, Михайло Юрьев сын Захарьина, Иван Шигона, а князь Михайло Глинский, тые всею землею справуют и мают справовати до леть (совершеннолетия. – Р. С.) князя великаго». Глинский во всем следует воли сотоварищей, и «все з волею княгини великой справуют. А князь Дмитрий Бельский, князь Иван Овчина, князь Федор Мстиславский тыи теж суть старшими при них (в думе. – Р. С.), але ничого не справуют (не управляют. – Р. С.)»[443]443
Акты, относящиеся к истории Западной России. Т. 2. СПб., 1846. С. 331.
[Закрыть].
Приведенное донесение имеет большое значение как свидетельство очевидца. Польский дипломат точно очертил круг лиц, управлявших всеми делами Москвы. Эти лица – исключительно члены «седьмочисленной комиссии» – опекунского совета. Два источника независимого происхождения – псковская летопись и польское донесение – одинаково свидетельствуют о том, что опекуны Шуйский, Глинский, Захарьин и другие получили полномочия управлять государством, пока Иван IV не достигнет совершеннолетия. Дипломат называет по именам старших бояр думы – князя Д. Ф. Бельского, конюшего князя И. Ф. Овчины – Оболенского, Ф. Мстиславского, поясняя при этом, что их положение почетно, но они ничего не решают.
Прошло некоторое время, и в государстве вспыхнули раздоры, которых так опасался Василий III. Брат Василия удельный князь Юрий не отказался от своих честолюбивых планов. Исход борьбы за трон зависел от знати, среди которой наибольшим влиянием пользовались князья Шуйские. Сразу после кончины Василия III удельный князь попытался привлечь на свою сторону князей Шуйских, но успеха не добился. Опасность сплотила членов регентского совета. Юрий был арестован и посажен в башню. Однако после ареста князя единодушию бояр пришел конец.
Боярская дума претендовала на власть во всей ее полноте. Старшие бояре не соглашались передать свои прерогативы «семибоярщине». Столкновение в думе закончилось отъездом в Литву одного из самых знатных бояр князя С. Ф. Бельского, окольничего И. В. Захарьина и многих других лиц. Измена скомпрометировала Бельских, которые вынуждены были уступить первенство в думе конюшему боярину И. Ф. Овчине – Оболенскому. Конюший тотчас затеял интригу против Глинского. Конфликт возник на почве сугубо личного соперничества. Едва похоронив мужа, Елена Глинская завела фаворита в лице Овчины. Опасаясь за свое влияние при дворе, регент Михаил Глинский потребовал, чтобы племянница удалила от себя фаворита. Столкновение из–за влияния на великую княгиню приобрело затем политический характер. Спор шел о том, кому управлять государством – Боярской думе или регентскому совету. Не позднее 19 августа 1534 г. регент Михаил Глинский был арестован и препровожден в тюрьму. Главного опекуна обвинили в том, что он якобы опоил зельем умершего великого князя.
Правление Елены Глинской продолжалось недолго. С 1537 г. великая княгиня стала усердно посещать монастыри ради богомолья, что указывало на ухудшение ее здоровья. Близкая кончина правительницы возродила призрак династического кризиса. После смерти Юрия Дмитровского молва указывала на Андрея Старицкого как единственного претендента на трон. Чтобы упрочить положение малолетнего Ивана IV на троне, бояре решили вызвать Андрея в Москву и арестовать его.
Почуяв неладное, удельный князь бежал в Новгород и попытался привлечь на свою сторону новгородских дворян. «Князь великий мал, – писал Андрей новгородцам, – держат государство бояре, и яз вас рад жаловати»[444]444
ПСРЛ. Т. 13. С 95.
[Закрыть]. В отличие от правительницы Елены и ее фаворита князь Андрей обладал законными полномочиями старшего из регентов. Однако в конце концов он отказался от намерения начать войну с московскими боярами. Регент явился с повинной в Москву, где его тотчас «посадили в заточение на смерть». На узника надели некое подобие железной маски – тяжелую «шляпу железную» и за полгода уморили в тюрьме. По «великой дороге» от Москвы до Новгорода расставили виселицы. На них повесили дворян, принявших сторону князя Андрея.
Князь Михаил Глинский и брат великого князя Андрей были «сильными» людьми «семибоярщины». Их Овчина наказал самым жестоким образом. Другие же душеприказчики Василия III – князья Шуйские, Юрьев и Тучков заседали в думе до смерти Елены Глинской. По–видимому, именно в кругу старых советников Василия III созрели проекты важнейших реформ, осуществленных в те годы.
Бояре начали с изменений в местном управлении. Обязанность преследовать «лихих людей» они возложили на выборных дворян – губных старост, т. е. окружных судей. Они позаботились также о строительстве и украшении Москвы и провели важную реформу денежной системы. Дело в том, что с расширением товарооборота требовалось все больше денег, но запас драгоценных металлов в России был ничтожно мал. Неудовлетворенная потребность в деньгах вызвала массовую подделку серебряной монеты. В городах появилось большое число фальшивомонетчиков. И хотя виновных жестоко преследовали, секли им руки, лили олово в горло, ничто не помогало. Тогда власти изъяли из обращения старую разновесную монету и перечеканили ее по единому образцу. Основной денежной единицей стала серебряная новгородская деньга, получившая наименование «копейка». На этой «новгородке» чеканили изображение всадника с копьем (на старой московской деньге чеканили всадника с саблей). Полновесная новгородская «копейка» вытеснила легкую московскую «сабляницу».
Смерть Е. Глинской в апреле 1538 г. изменила ситуацию в государстве. Князья Шуйские и прочие уцелевшие душеприказчики Василия III поспешили возродить систему боярской опеки. Временщик правительницы конюший И. Ф. Овчина– Оболенский был брошен в темницу, в которой за полтора года до того умер в оковах МЛ. Глинский. Сохранилось известие, что «тяжесть на него (Овчину. – Р. С.) – железа – ту же поло– жиша, что на нем Глинском была: там и преставися»[445]445
ПСРЛ. Т. 34. С. 26.
[Закрыть].
Старшими среди опекунов после гибели Старицкого стали Василий и Иван Шуйские. Они извлекли из переворота наибольшие выгоды. В. В. Шуйский женился на царевне Анастасии, двоюродной сестре Ивана IV. Став членом великокняжеской семьи, В. В. Шуйский покинул старое подворье и переехал на двор Андрея Ивановича Старицкого.
Придя к власти, Шуйские не пожелали возродить регентский совет. 21 октября 1538 г. по их приказу был обезглавлен Ф. Мишурин, ближний дьяк Василия III и член опекунского совета. Боярина М. В. Тучкова отправили в ссылку. Ближайший союзник Тучкова И. Ф. Бельский подвергся аресту и попал на Белоозеро. Торжество Шуйских было довершено низложением митрополита Даниила.
Старый князь Василий Шуйский умер в самый разгар затеянной им смуты. Иван Шуйский не обладал ни авторитетом, ни опытом старшего брата. В столкновении между последним из опекунов и Боярской думой вновь одержала верх дума. Бояре добились освобождения И. Ф. Бельского и вернули его в столицу. И. Шуйский перестал ездить во дворец и вскоре же был послан во Владимир с полками. Опекун не пожелал признать свое поражение. Подняв мятеж, он явился в Москву с многочисленным отрядом дворян. Мятежники низложили митрополита Иоасафа, а князя Бельского снова сослали на Белоозеро и там тайно умертвили.
В мае 1542 г. последний душеприказчик И. В. Шуйский умер. Во главе партии Шуйских стал А. М. Шуйский. Он не сумел заручиться поддержкой Боярской думы и был убит по приказу Ивана IV в конце 1543 г.
Боярское правление не привело к распаду единого государства. Более того, в 1534–1537 гг. были ликвидированы два крупнейших в стране удельных княжества – Дмитровское и Старицкое. Борьба за власть между боярскими кланами и придворными группировками носила ожесточенный характер, но не сопровождалась ни феодальной анархией, ни массовыми репрессиями. Время так называемой боярской реакции стало временем экономического процветания страны.
Василий III поручил боярам опекать («беречь») сына Ивана до его совершеннолетия, после чего должно было начаться его самостоятельное правление. В 1546 г. Иван IV достиг совершеннолетия и тогда же возглавил свой первый военный поход. Правление князя началось неладно. Иван IV забавлялся тем, что пахал вешнюю пашню, затем велел рубить головы старшим воеводам, прогневившим его. Конюший И. П. Федоров был приговорен к смерти и лишь в последний момент помилован. Вскоре же казни подверглись братья князья Иван Дорогобужский и Федор Овчинин. Как свидетельствуют летописи, их убили повелением Михаила Глинского и матери его княгини Анны. Дорогобужский был пасынком и единственным наследником Федорова. Сам Федоров едва не лишился головы по милости тех же Глинских. Их цель заключалась в том, чтобы отнять у Федорова его титул конюшего – старшего боярина думы.
Иван IV не получил образования и оказался мало подготовленным к исполнению функций правителя обширной и могущественной державы, а окружали его случайные люди. Неудивительно, что свое совершеннолетие Иван IV ознаменовал лишь опалами да казнями. Популярность государя стремительно падала, и советники, правившие его именем, стали искать средства для восстановления авторитета власти монарха. Решено было, что Иван официально примет высший титул царя, равнозначный императорскому титулу. В декабре 1546 г. великий князь «держал совет» с митрополитом Макарием. Боярская дума была созвана в полном составе. Приглашены были даже опальные бояре. После заседания дума объявила о предстоящей женитьбе Ивана IV и его коронации на царство.
Люди средневековья представляли мировую политическую систему в виде строгой иерархии. Согласно византийской доктрине, центром вселенной была Византия, воспринявшая наследие Римской империи. Русь познакомилась с византийской доктриной еще при киевских князьях. Помнили ее и в московские времена. В XIV в. московских великих князей титуловали иногда стольниками византийского «царя». Конечно, титул этот лишен был в то время какого бы то ни было политического смысла.
Страшный татарский погром и установление власти Золотой Орды включили Русь в новую для нее политическую систему – империю великих монгольских ханов, владевших половиной мира. Русские князья, получавшие теперь родительский стол из рук золотоордынских ханов, перенесли титул «царя» на татарских владык.
Московские князья давно именовали себя «великими князьями всея Руси», но только Ивану III удалось сбросить татарское иго и из князя–подручника стать самостоятельным сувереном – «самодержцем». Падение Золотой Орды и крушение Византийской империи в 1453 г. положили конец как вполне реальной зависимости Руси от татар, так и старым представлениям русских относительно высшей власти греческих «царей».
Власти не сразу известили о предстоящей коронации Ивана IV иностранные государства. Прошло два года, прежде чем польский двор узнал о том, что московский великий князь «царем венчался» по примеру прародителя своего Владимира Мономаха, и то имя он «не чужое взял». Выслушав это чрезвычайно важное заявление, польские послы немедленно потребовали предоставления им письменных доказательств. Но хитроумные бояре отказали им, боясь, что поляки, получив письменный ответ, смогут обдумать возражения и тогда спорить с ними будет нелегко. Отправленные в Польшу гонцы постарались объяснить смысл московских перемен так, чтобы не вызвать неудовольствие польского двора. Ныне, говорили они, землею Русскою владеет государь наш один, потому–то митрополит и венчал его на царство Мономаховым венцом. В глазах московитов коронация, таким образом, символизировала начало самостоятельного правления Ивана на четырнадцатом году его княжения.
Ивана короновали 16 января 1547 г. После торжественного богослужения в Успенском соборе в Кремле митрополит Макарий возложил на его голову шапку Мономаха – символ царской власти.
Затеяв коронацию, родня Ивана IV Глинские добилась для себя крупных выгод. Бабка царя Анна с детьми получила обширные земельные владения на правах удельного княжества. Князь Михаил Глинский был объявлен ко дню коронации конюшим, а его брат князь Юрий стал боярином.
Едва ли можно согласиться с мнением, что коронация Ивана IV и предшествовавшие ей казни положили конец боярскому правлению[446]446
Смирнов И. И. Очерки политической истории Русского государства 30–50‑х годов XVI в. М. – Л., 1958. С. 135–136.
[Закрыть]. В действительности произошла всего лишь смена боярских группировок у кормила власти.
После коронации Ивана в Москве произошел мятеж. Лето 1547 г. выдалось на редкость засушливое. Крупный пожар, вспыхнувший в столице, уничтожил большую часть построек. В огне погибло много людей. Тысячи москвичей остались без крова и пропитания. В народе прошел слух, что причиной пожаров были поджоги и колдовство: в Москве объявились «многие сердечники, выимали из людей сердца»[447]447
ПСРЛ. Т. 34. С. 29.
[Закрыть]. Волхвы кропили дома «сердечным» настоем, что и вело к пожарам. Власти предприняли самые свирепые меры против «зажигальников»: их пытали, «и на пытке они сами на себя говорили», после чего их казнили «смертною казнью, глав им секли и на колье их сажали и в огонь их в те же пожары метали».
На второй день после «великого пожара» была сформирована боярская комиссия, приступившая к расследованию причин пожара. В воскресный день 26 июня бояре собрали народ на площади перед Успенским собором и начали спрашивать: «Кто зажигал Москву?» Чернь обвинила в поджоге Москвы Анну Глинскую «с детьми и людьми»: они будто бы вынимали сердца из людей и настоем кропили столицу и пр.[448]448
ПСРЛ. Т. 13. С. 455.
[Закрыть] Боярский розыск имел неожиданный финал. Толпа вышла из повиновения и учинила расправу над боярином Ю. В. Глинским.
29 июня «чернь скопом» двинулась в Воробьево, требуя выдать на расправу бабку царя Анну Глинскую. И на этот раз действиями народа руководили лица, державшиеся в тени. Именно они послали на площадь городского палача (лицо, имевшее официальный пост). По «кличю» палача «поидоша многые люди черные к Воробьеву и с щиты и з сулицы, яко же к боеви обычай имяху»[449]449
ПСРЛ. Т. 13. С. 456–457; ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 3. С. 621.
[Закрыть]. Иван IV «оузрев множество людей, оудивися и оужасеся».
Современники считали причиной беспорядков в Москве прежде всего злоупотребления властей, вызвавшие недовольство в народе. Как писал новгородский летописец, «в царствующем граде Москве оумножившися неправде и по всеи Росии от велмож, насилующих к всему миру и неправо судящих, но по мзде, и дани тяжкие…». Царь Иван, редактируя официальную летопись, уточнил, что особое негодование народа навлекли на себя бояре Глинские. «В те поры, – значится в приписке к летописи, – Глинские у государя в приближение (были. – Р. С.) и в жалование, а от людей их черным людем насилство и грабеж, они же (временщики. – Р. С.) их от того не унимаху»[450]450
ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 3. С. 620; Т. 13. С. 456.
[Закрыть].
Полагают, что восстание 1547 г. было взрывом классовой борьбы и в нем участвовали посадские люди и холопы, а также обедневшие дети боярские[451]451
Шмидт С. О. Становление российского самодержства. М., 1973. С. 114.
[Закрыть]. Источники, однако, рисуют иную картину. По словам новгородской летописи, в мятеже участвовали «большие москвичи». Согласно московской летописи, столичная чернь «от великие скорби пожарные восколебашеся яко юроди» и вместе «детей боярских многих побиша». При редактировании летописи царь отметил, что народ избил «людей княже Юрьевых (Глинского. – Р. С.) безчислено» и «много же и детей боярских незнакомых побиша из Северы (Северской земли. – Р. С.), называючи их Глинского людьми»[452]452
ПСРЛ. Т. 13. С. 456.
[Закрыть]. От народного гнева пострадали пришлые северские дети боярские. Столичные дворяне не понесли ущерба в дни восстания, возможно, потому, что многие из них сами участвовали в выступлении против Глинских. В источниках можно найти прямое указание на причастность бояр к уличным беспорядкам в Москве. По утверждению царя, «в совете» с чернью были бояре князья Ф. Шуйский и Ю. Ростовский, Г. Романов – Захарьин и И. П. Федоров[453]453
Там же.
[Закрыть].
Напуганные мятежом в столице и убийством одного из членов семьи, Глинские попытались бежать в Литву. В погоню за ними был послан боярин князь П. И. Шуйский. В последний момент М. В. Глинский ускользнул от преследователей и явился с повинной в Москву, где был арестован. Дума поспешила лишить его титула конюшего.
По мнению И. И. Смирнова, с падением Глинских наступил конец периоду боярского правления. А. А. Зимин считал, что в борьбе с Глинскими победило реакционное боярство в лице Шуйских и Ростовских, но «победа феодальной аристократии была временной и непрочной»[454]454
Смирнов И. И. Очерки политической истории Русского государства. С. 136; Зимин A. A. Реформы Ивана Грозного. М., 1960. С. 310–312, 319, 440.
[Закрыть]. В действительности последствия переворота сводились к тому, что место Глинских заняли Романовы, родня царицы Анастасии.
Представление, будто реформы в России провело дворянское правительство, образовавшееся после падения Глинских, страдает схематизмом. Первые преобразования были осуществлены чисто боярским правительством сразу после смерти Василия III. Сколь бы существенными ни были перемены в составе придворных верхов, не они определили ход и направление преобразований.
Москва завершила объединение русских земель в конце XV – начале XVI в. Управлять обширным государством с помощью архаических институтов и учреждений, сложившихся в мелких княжествах в период раздробленности, оказалось невозможно. Общерусский Судебник 1497 г. безнадежно устарел. С появлением поместий началась перестройка военно–служилой системы на новых основах.
Уже опекуны Ивана IV предприняли в 1539–1541 гг. попытку реформы суда. Продолжение судебной реформы в 1549 г. дало толчок последующим преобразованиям.
27 февраля 1549 г. Иван IV заявил боярам в присутствии митрополита и священного собора, что «до его царьского возраста от них (бояр. – Р. С.) и от их людей» детям боярским и христианам приходилось терпеть насилия («силы»), штрафы («продажи») и несправедливости («обиды великие») при решении дел о землях и холопах и других «многих дел». Царь грозил опалой и казнью тем, кто дальше будет чинить беззакония. Обсудив вопрос, Боярская дума предложила передать иски, возбужденные «детьми боярскими и христианами» против наместников–бояр и их слуг, в царский суд. Боярская челобитная легла в основу закона, утвержденного думой на другой день. Царь с боярами «уложил, что во всех городех Московской земли наместникам детей боярских не судити ни в чем, опричь душегубства и татьбы и розбоя с поличными»[455]455
Исторический архив. М., 1956. Т. 7. С. 295–296.
[Закрыть]. Отныне не боярский, а царский суд должен был судить детей боярских в наиболее важных для них тяжбах о землях.