Текст книги "Сердце варвара (ЛП)"

Автор книги: Руби Диксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Я не знаю, о каких мая-чках она говорит, но история, которую она мне рассказывает, интригует.

– Я не хотел выполнять приказ моего вождя?

– Я не думаю, что это была та часть, с которой у тебя были проблемы, – говорит мне Стей-си с улыбкой на лице. – Ты просто боялся, что вернешься, а все самки уже будут спарены, и ты все пропустишь. Кто-то находил отклик, и Вэктал нашел отклик у Джорджи, и в результате у остальных охотников осталось всего десять женщин. Ты сказал мне, что мчался так быстро, как только мог, чтобы закончить свое задание, и вернулся обратно к охотничьему отряду, потому что хотел быть там на случай, если какая-нибудь из самок найдет в тебе отклик.

– Какая-нибудь из самок … не ты? – Я хмурюсь при этой мысли. – Меня не сразу потянуло к тебе?

– О, я сомневаюсь в этом. – Она заправляет прядь своей гривы за маленькое круглое ухо. – Я думаю, что большую часть тех первых дней я провела, прячась под таким количеством мехов, какое только могла надеть, и обильно рыдая. – Ее брови опускаются, и она выглядит недовольной собой. – Боже, наверное, я много плачу.

– Ты была напугана, – говорю я, чувствуя необходимость защитить ее. – Я это понимаю.

Взгляд, который она бросает в мою сторону, полон удовлетворения.

– Мы все были напуганы. Просто некоторые из нас справились с этим лучше других. Я была одной из плаксивых людей, а не одной из сильных. Меня это вполне устраивает. У людей разные сильные стороны, понимаешь? У меня нет храбрости. – Пока я наблюдаю, она поднимает нашего сына и притягивает его к себе, обнимая. – Думаю, что я лучшая мать, чем воин. Я определенно больше воспитатель, чем боец.

– Я не вижу в этом никаких проблем.

– Хорошо, – говорит она со смешком. – Потому что я не думаю, что смогу измениться. Джорджи, однако, сильная. И храбрая. Лиз тоже. И Кайра. Они были нашими лидерами, когда остальные из нас не знали, что происходит. – Она пожимает плечами и целует Пей-си в лоб, даже когда он вырывается из ее объятий, потянувшись за костями, с которыми играл. Она позволяет ему сползти с ее колен и смотрит на меня, выражение ее лица полно тепла и привязанности. – Во всяком случае, я была занята тем, что пряталась ото всех. Мне казалось, что вы все выглядели очень устрашающе. С рогами и хвостами, горящими глазами и синей кожей вы все выглядели очень свирепо. Со всеми, кто пытался заговорить со мной, я пряталась за Кайрой и ждала, пока они уйдут. – Она поднимает на меня брови. – Признаю, не очень храбро.

Я по-прежнему не вижу в этом никакой вины. Я пытаюсь представить себя на ее месте, полную страха и окруженную незнакомцами. Я думаю, что она очень храбрая, независимо от ее мыслей.

– Ты догнал нашу группу как раз в тот момент, когда мы возвращались в Пещеру племени. Ты подошел с этим большим мертвым животным, перекинутым через плечо, как какой-нибудь пещерный человек, и бросил его к ногам Вэктала, выглядя таким гордым собой. Ты смотрел на девушек так, словно мы должны быть впечатлены твоим мастерством.

– А ты не была?

– Я не знаю, подходящее ли слово «впечатлена». Я точно помню, что это заставило Ариану расплакаться, потому что до этого она никогда не видела целого мертвого животного.

Я не знаю, которая из них А-ри-а-на.

– А ты что подумала? – спросил я.

Ее глаза загораются.

– Я помню, как подумала, что ты явно пытался произвести впечатление на девушек, и если это был твой способ сделать это, то ты потерпел неудачу.

Я ухмыляюсь этому.

– Что я должен был сделать, чтобы произвести на тебя впечатление?

– Принеси мне шубу, – смеется она. – Или горячий суп. В мире, откуда я родом, все мясо, которое мы едим, расфасовано в красивые, аккуратные маленькие контейнеры. Нам не обязательно убивать животное, чтобы поужинать. Ты просто достаешь упаковку мяса и готовишь его.

Я пытаюсь представить это и терплю неудачу.

– Я… не понимаю.

– Я знаю, – в голосе Стей-си звучит удивление. – Я говорила тебе об этом дюжину раз, но ты так и не понял этого. Думаю, это то, что ты должен увидеть, чтобы поверить. Во всяком случае, это животное – это был двисти – свело нас вместе.

– Правда?

Ее улыбка становится шире, радостнее, и мое тело реагирует на ее удовольствие. В этот момент она выглядит такой счастливой, что это заставляет меня страдать от желания. Я хочу, чтобы она была так счастлива все время.

– Да, – говорит она, продолжая свой рассказ. – Итак, ты был там с этой крупной добычей, которой гордился, а все мы, люди, только что прибыли в пещеру. Все выбегали нам навстречу, и это было очень ошеломляюще. Я помню, как ша-кхаи пытались поприветствовать нас и направить к огню, но мы, люди, были напуганы, поэтому хотели держаться вместе. Кто-то все же отвел нас к костру и сказал тебе принести добычу, чтобы мы могли ее поджарить. Я помню, ты был очень расстроен при мысли о том, что все это вкусное сырое мясо будет сожжено.

Я хмыкаю в знак согласия. Даже сейчас мне все еще трудно понять, почему люди хотят обжарить свое мясо перед тем, как его съесть. Когда я впервые осознал это, я подумал, что Харрек дразнит меня. Оказывается, что, хотя некоторые люди едят мясо свежим, большинство предпочитает обжаривать его до тех пор, пока не выгорит кровь… вместе со всем этим вкусом. Я подавляю дрожь.

– Это выражение у тебя на лице, – хихикая, говорит Стей-си. – У тебя было именно такое выражение лица. Ты не умеешь скрывать свои чувства, Пашов. Никогда не умел.

Я потираю подбородок, чувствуя себя немного глупо.

– Я не понимаю, почему ты хочешь есть его подгоревшим. Это странно.

Ее улыбка становится шире, и мой кхай начинает тихо петь у меня в груди при виде ее восторга. Когда она вот так счастлива, ее глаза сияют, а круглое лицо расплывается в улыбке. Я думал, что у людей странные лица? Стей-си прекрасна в свете огня, несмотря на всю свою необычность.

– Ты принес двисти, – продолжает она, ее голос низкий, ровный и почти гипнотизирующий. – И начал разделывать его прямо у нас на глазах. Помню, позже ты сказал мне, что хотел выбрать лучшие части для людей, чтобы произвести на нас впечатление, но мы подумали, что ты поступил подло, разделав его прямо у нас перед носом. Я сидела ближе всех к тебе, и ты открыл рот этой твари и… – она делает рубящий жест рукой. – Бац, ты отрезал ему язык. А потом ты повернулся и предложил это мне.

Я медленно киваю.

– Язык просто восхитителен.

Она корчит гримасу.

– В любом случае, ты протягивал мне этот большой, мокрый, окровавленный язык, и я подумала, что это какой-то странный жест.

– Странный жест? – Я не знаком с человеческим термином.

– Как будто ты флиртовал со мной в непристойной мужской манере.

С языком двисти? Когда ее щеки краснеют еще больше, я понимаю, что она имеет в виду. Язык. Ах, я думаю о той ночи, когда я погрузил свой язык в ее влагалище. С тех пор ничего вкуснее не было. У меня даже сейчас слюнки текут, когда я думаю об этом. Я хочу попробовать ее снова, поскорее. Однако я должен быть терпеливым.

– Я бы не стал делать ничего подобного.

– Теперь я это знаю. Ты просто был вежлив. Но тогда я не знала, что делать, поэтому мы просто смотрели друг на друга несколько минут. Затем выражение твоего лица изменилось. Я не могла понять, что с тобой не так, пока тоже этого не почувствовала. – Ее руки прижимаются к груди, и мой кхай вибрирует в моей груди еще громче. – Мы нашли отклик. Это был самый странный и самый прекрасный момент в моей жизни.

Я чувствую боль в горле.

– На что это было похоже? – спросил я. Я чувствую низкую, мягкую песню кхая в своей груди, но она звучит не так, как я себе представлял. Мне говорили, что это всепоглощающее и сводящее с ума по своей интенсивности. Но сейчас это просто приятность, как улыбка Стей-си или хихиканье Пей-си. Это заставляет меня чувствовать себя хорошо, вот и все. Мне это нравится, но мне интересно, на что похожа другая сторона этого… голод. Мне грустно, что у меня нет воспоминаний об этом. Я хочу их так же сильно, как хочу воспоминаний о Стей-си и Пей-си.

Ее глаза закрываются, и ее лицо становится еще красивее.

– Это не похоже ни на что, что я когда-либо испытывала раньше. Ты чувствуешь этот… грохот в своей груди. Оно возникает из ниоткуда и просто нарастает, и нарастает, и оно настолько сильное, что ты чувствуешь, как все твое тело сотрясается от его силы. И когда ты смотришь на свою вторую половинку, кажется, что мир сужается до вас двоих. Как будто больше ничего не существует, кроме тебя и человека, с которым ты резонируешь. И еще есть это… – ее щеки краснеют. – Эм, ну, есть непреодолимое чувство желания. Тебе немедленно нужен этот человек, и ты хочешь спариться.

Она открывает глаза, но ее взгляд не встречается с моим. Она стесняется этого.

– Расскажи мне еще, – прошу я ее. Я полон тоски. Я хочу знать, что она пережила. Что я испытал. Мне неприятно, что я не могу этого вспомнить. Это момент, о котором мечтает каждый охотник, а мой полностью исчез у меня из головы.

Стей-си облизывает губы, и я очарован движением ее розового язычка у нее во рту.

– Ну что ж… Я не знаю, могу ли я вдаваться в подробности по этому поводу. Мне немного не удобно. – Она прижимает тыльную сторону ладони к своей раскрасневшейся щеке. – Я надеюсь, что все в порядке.

– Конечно. – Я разочарован, но понимаю. Стей-си не готова говорить со мной о спаривании, несмотря на то, что мы спаривались недавно. Мне грустно. Она все еще думает обо мне как о незнакомце. Я должен покончить с этим. – Значит, мы вместе обустроили пещеру?

Она качает головой, и веселье возвращается на ее лицо.

– О, не сразу. Я была в ужасе от того, что происходило. Я заставила тебя ждать.

– Ты это сделала? – Я удивлен.

Стей-си торжественно кивает.

– Целый день.

Я поражен. День?

Она смеется, от удовольствия ее глаза искрятся.

– Верно. Я продержалась недолго. Это было… неизбежно, я думаю. Хотя мне это казалось очень правильным. Я никогда не сомневалась ни в одном моменте. Ты отвел меня в сторонку и поговорил со мной, просто поговорил, как будто у нас было все время в мире, и я подумала, что ты самый милый синекожий рогатый инопланетянин, которого я когда-либо встречала. Поэтому я набросилась на тебя.

Именно это я хочу запомнить больше, чем первоначальное ощущение резонанса. Я хочу знать, каково это было – видеть огонь в глазах Стей-си, когда она смотрела на меня. Я хочу знать, каково было прикоснуться к ней в тот первый раз.

Она пожимает плечами и продолжает:

– После этого момента мы были практически неразлучны. Я уверена, что отчасти это из-за резонанса, но… – она разводит руками. – Мы просто очень хорошо поладили. Ты был таким забавным, милым и заботливым, и мне нравилось быть с тобой. Я не думаю, что мы расставались с тех пор, как нашли отклик, за исключением нескольких длительных походов на охоту, в которые тебе пришлось отправиться. – Ее нижняя губа дрожит. – Я думаю, именно поэтому я так тяжело восприняла твою… травму. Я потеряла свою вторую половинку и лучшего друга одновременно.

Я перевариваю ее слова. Ей все еще кажется, что она потеряла меня. Потребуется нечто большее, чем просто разговор, чтобы убедить ее в том, что я тот же самый человек.

– Я верну свои воспоминания, – клянусь я ей. – Просто дай мне время.

Она кивает.

– Это просто тяжело.

– Я пытаюсь.

Выражение ее лица смягчается, и она протягивает руку, чтобы коснуться моей покрытой костяной пылью руки.

– Я знаю. Я тоже пытаюсь. Но я собираюсь стараться еще больше. Я обещаю.

Глава 7

СТЕЙСИ

Мы спим порознь по моему предложению. Я не готова иметь «партнера по постели», не тогда, когда у меня все перепутано внутри. Я хочу вернуться туда, где мы были, но я также не хочу снова ввязываться во все это и причинять боль нам обоим. Я знаю, что мой отказ от него после секса на днях причинил боль, поэтому я веду себя более осторожно – с ним и с самой собой.

Если моя просьба и беспокоит его, он никак этого не показывает. Он обнимает Пейси, прежде чем я укладываю его спать, и коротко улыбается мне, прежде чем я удаляюсь в заднюю комнату пещеры. Он будет спать в передней комнате, чтобы охранять вход и наблюдать за огнем. В задней пещере все еще тепло, и она защищена от порывов ветра, проникающего сквозь края защитного экрана, и я легко засыпаю.

Когда я просыпаюсь, меня ждут три маленькие костяные тарелки.

Я прикасаюсь к первой, чувствуя тепло в животе при виде ее. Поверхность абсолютно гладкая и отполированная, настолько красивая, что можно подумать, что она сделана не из кости, а из слоновой кости. Каждая тарелка немного отличается по размеру, и я понимаю, что он, вероятно, потратил на это несколько часов, пока я спала. Это… мило.

Пашов и сейчас стоит у костра, подбрасывая в него маленькие кусочки. Он поднимает голову, когда я вхожу, на его лице довольное выражение.

– Ты проснулась. Хорошо. Мне нужно сходить в ближайшую пещеру охотников и забрать свежее мясо. Ты сможешь побыть здесь одна с Пей-си какое-то время?

– Конечно. – Я немного разочарована, что он бежит за дверь, как только я проснулась, но нам действительно нужна еда. Я сажаю Пейси к себе на колени и расстегиваю тунику, чтобы покормить его, чтобы занять себя.

Пашов мгновение наблюдает за нами, а затем расставляет свои длинные ноги, поднимаясь.

– Я поставил чай на огонь, – говорит он, указывая на треногу с подвесным мешком, установленную над огнем. – Скоро должен быть готов.

– Спасибо, – вежливо говорю я ему, хотя я не большой поклонник вкусов чая ша-кхай. Хотя с его стороны мило позаботиться об этом, и я выпью это только потому, что он приложил усилия. – И спасибо тебе за тарелки. Они прелестны.

Он смотрит на меня горящими глазами.

– Все, что ты пожелаешь, Стей-си, только попроси, и я принесу это тебе.

Выражение его лица такое напряженное, такое серьезное, что я чувствую, как все мое тело краснеет в ответ. Я бормочу слова благодарности и сосредотачиваюсь на кормлении своего ребенка, жалея, что веду себя так неуклюже. Он много раз видел мою грудь. Он много раз видел кормление нашего ребенка. Я не должна стесняться из-за этого.

Но, конечно, я думаю о той истории, которую рассказала ему вчера о нашем резонансе, и о сильной тоске на его лице все время, пока я говорила. Это заставляет меня остро осознавать его реакцию на меня, и даже обнажение крошечного кусочка кожи ощущается как тонкое поддразнивание. Что глупо – грудное вскармливание естественно, и в том, как он смотрит на меня, нет ничего сексуального. Это тоска. Он хочет, чтобы его приняли в семью.

И я сказала, что собираюсь стараться еще больше, и я это серьезно. Когда он уходит, я прижимаю Пейси к себе и смотрю на три маленькие тарелочки, которые Пашов, должно быть, часами строгал для меня. Забавно, что я говорила себе, что он уже не может заботиться о нас так, как раньше, а потом он берет и делает что-то такое маленькое и значимое, как это.

Тогда я могу сделать что-то подобное.

Еще до несчастного случая Пашову нравилась моя стряпня. Он никогда не питал особой любви к простому жареному мясу, но некоторые блюда, которые я готовила, ему нравились. Ему нравятся мои супы, маленькие пирожки, которые я готовлю из не-картофеля, и особенно ему нравятся маленькие острые пирожки с мясом, которые я готовлю, смешивая семена и измельченный не-картофель, чтобы получилось рассыпчатое тесто. Я собиралась приготовить ему что-нибудь из этого в день обвала, и при воспоминании об этом у меня в горле встает комок. Это время ушло, – напоминаю я себе. – Твоя вторая половинка жива и здорова и хочет восстановить с тобой связь. Позволь этому случиться.

Я должна.

Я даю Пейси закончить кормление. Когда он слезает с моих колен и ползет к корзинке с костями, я встаю и беру мешок с продуктами. Мать Пашова, Кемли, является нашим экспертом по растениям, и с тех пор, как произошел обвал, она лихорадочно собирала урожай, пытаясь восполнить то, что мы потеряли. В результате я знаю, что у нас есть изрядное количество трав для специй. Травы здесь, на Ледяной планете, отличаются от тех, что растут дома – некоторые похожи на сосновые иголки и сорваны с небольших кустов. Некоторые из них представляют собой лишайник, растущий на камнях, и есть несколько видов крепких, острых семян в кожаном мешочке. Я роюсь в припасах в пещере и нахожу пару сушеных кореньев, но не не-картофель. Я разочарована, потому что мне очень хочется испечь мясные пирожки для Пашова. Я хочу посмотреть, сможет ли еда освежить его память. Разве я не видела это однажды в фильме? Если что-то и может вернуть ему память, так это те пирожки.

Я издаю звук разочарования, уставившись на высушенные, скрученные корни в своей руке. Они хороши для рагу, но не для пирожков.

Пока я хмуро разглядываю корни, экран конфиденциальности отодвигается и входит Пашов. В руках у него белоснежная замороженная туша, а его грива и плечи покрыты снегом. Когда он заходит внутрь, аккуратно поправляя экран на место, появляется еще больше снега.

– Как погода? – спрашиваю я, опуская корни.

– Теплее, чем вчера, – говорит он мне, стряхивая снег. – Но снег все еще идет.

– Как ты думаешь, с остальными все в порядке? – Я чувствую себя немного виноватой из-за того, что мы единственные, кто остановился в нашем путешествии.

– Конечно. А почему бы и нет?

– Потому что это метель, – указываю я. Но если он не волнуется, то, наверное, и мне не стоит волноваться.

– Люди не замерзнут. Их пары будут держать их в тепле.

Я не знаю, как отнестись к этому комментарию. Он намекает на то, что я не позволю своей паре согревать меня? Так вот почему мы остановились? Или это невинное замечание, и я надумываю на пустом месте? Вероятно, последнее.

Пашов снимает плащ и кладет тушу на камни у костра. Он указывает на корни, которые Пейси в данный момент пытается вырвать у меня из рук.

– Ты голодна? Я могу разморозить кусочек этого…

– Я в порядке, – говорю я ему. – Здесь есть походный паек, который можно съесть. Вообще-то я хотела тебе что-нибудь приготовить. Сюрприз.

Выражение изумленного удовольствия на его лице больно видеть.

– Ты бы готовила еду… для меня?

– Конечно. Тебе раньше нравилась моя стряпня. – У меня болит сердце, и я снова чувствую себя виноватой. Неужели со мной действительно было так ужасно находиться рядом? – Я подумала, тебе может понравиться, если я приготовлю что-нибудь для тебя сегодня.

– Ничто не доставило бы мне большего удовольствия.

– Ничего? – Я не могу удержаться, чтобы не поддразнить его.

Взгляд, который он бросает в мою сторону, игривый.

– Возможно, одна вещь помогла бы. Но мне также нравится идея с готовкой.

Я хихикаю.

– Приготовление пищи – это все, что ты получишь сегодня.

– Сегодня, – соглашается он. – Завтра будет новый день.

И я не могу перестать смеяться, потому что эта его дразнящая сторона? Это точно мой Пашов. На сердце у меня вдруг стало легче, чем когда-либо за последние недели.

– Я могу приготовить тушеное мясо и еще кое-что вкусненькое, но мне на самом деле хотелось испечь для тебя мясные пирожки. Для этого мне нужен не-картофель. Как ты думаешь, ты сможешь найти мне такой?

– Не-картофель? – Он кивает и хватает одну из разбросанных костей, чтобы использовать ее как палку для копания. – Я очень скоро вернусь с твоим корнем.

Пашов выходит из пещеры, а я подхожу к туше. Это квиллбест, у которого жирное, нежное мясо, которое идеально подойдет для приготовления. Я достаю свой поясной нож и начинаю снимать с него шкурку, думая обо всех вкусных блюдах, которые я смогу приготовить для Пашова. У перьевых зверьков есть слой жирного сала, который отлично сочетается с небольшим количеством тертого не-картофеля для приготовления моего «теста» для мясных пирожков и…

И… подожди.

Я задумчиво оглядываюсь на вход. Не-картофель был обнаружен после того, как люди прибыли сюда, на Ледяную планету, которую мы в шутку называем Не-Хот. До нашего приезда считалось, что корни розовых деревьев – это просто корни. Ша-кхаи с удовольствием едят сырое мясо, но мы, люди, любим немного разнообразия. Я не помню, кто выкопал первую не-картофелину, но я помню, как мы были взволнованы.

Если Пашов ничего не помнит о последних двух годах, откуда он знает, что такое – не-картофель? Я размышляю об этом, пока снимаю шкуру с игольчатого зверя и нарезаю мясо на куски. Я отвлекаюсь, и не только из-за того, что Пейси пытается запихнуть в рот все, что сможет отхватить от туши. Я думаю о Пашове и стараюсь не надеяться. Означает ли это, что к нему возвращается память?

– Не слишком волнуйся, – предупреждаю я себя. Может быть, он знал, что это было. Его мать – специалист по растениям. Она могла бы упомянуть об этом.

Однако я ничего не могу с собой поделать; я практически дрожу от предвкушения его возвращения.

Пашов возвращается в пещеру спустя, как кажется, целую вечность. У него под мышкой один из круглых луковичных корней, и он покрыт еще большим количеством снега. Он выглядит довольным собой и, гордо размахивая корнем, направляется ко мне.

– Твоя не-картошка.

Я благоговейно беру ее в ладони.

– Откуда ты знаешь, что я имела в виду?

Он стоит ко мне спиной, ставя экран на место. Когда он оборачивается, его улыбка яркая, но немного озадаченная.

– О чем ты?

– Я имею в виду, откуда ты узнал, что я имела в виду именно это? Если твои воспоминания исчезли? – Я пытаюсь говорить ровным голосом, чтобы скрыть, насколько я взволнована. – Как ты узнал, где это найти?

Пашов изучает меня, а затем его взгляд фокусируется на округлом корне, похожем на репу, в моих руках. Он потирает лоб, его пальцы скользят по сломанному обрубку рога.

– Я… не уверен.

– Тебе не кажется, что ты что-то вспомнил? Может быть, если ты сосредоточишься, то сможешь вспомнить больше?

Он кивает и закрывает глаза, сосредотачиваясь. Я прикусываю губу, нетерпеливо наблюдая за ним. Однако через мгновение он открывает глаза и качает головой.

– Мне очень жаль. У меня нет ответов. – Он снова трет лоб.

– Все в порядке, – быстро говорю я. Это легкое прикосновение к его лбу беспокоит меня. Я подбегаю к нему и снимаю меховой плащ с его плеч. – Ты садись к огню и расслабься. Я позабочусь о тебе

– Позволь мне помочь… – начинает он.

– Нет, – перебиваю я. – Я справлюсь. – Я беру у него не-картофелину и иду в дальний конец пещеры. – Если ты хочешь мне помочь, понаблюдай за Пейси и убедись, что он не засунет в рот кишки.

– Кишки – это самое вкусное, – говорит Пашов, но сам садится у огня и начинает играть со своим сыном.

Я фыркаю на это.

– Это ты так говоришь. – Я беру свою любимую костяную чашку и наполняю ее чаем с огня, затем протягиваю ее в руки Пашову. – Выпей это. – Пахнет остро, потому что в нем содержится интисар, а это самое близкое к аспирину, что есть у ша-кхаи.

Он берет чашку и, нахмурившись, протягивает ее мне.

– Я приготовил это для тебя.

– Я уже выпила немного, – вру я. Я снова похлопываю его по плечу. – Я была бы счастлива, если бы ты выпил остальное.

Он твердо кивает и подносит чашку к губам, делая большой глоток. Я с тревогой наблюдаю за ним, чтобы убедиться, что выражение его лица не меняется и ему не больно. Когда я вижу, что вроде бы все в порядке, я могу немного расслабиться и вернуться к своей задаче приготовления пищи.

Пока Пашов присматривает за малышом, я вовсю занимаюсь нарезкой, обжариванием и приправами. Я разочарована тем, что он ничего не помнит, но в то же время я полна надежды. Знание о не-картофеле должно было откуда-то взяться. Возможно, со временем всплывут на поверхность и другие мелочи. Все, что я могу сделать, это подбадривать его на этом пути… при условии, что это не повредит его рассудку.

Думаю, что предпочла бы иметь счастливого, здорового Пашова с пустотами в голове, чем того, кто испытывает боль, но сохранил свои воспоминания.

Мясные субпродукты отправляются в сотейник – точнее, в мешочек для тушения – вместе с щедрой порцией нарезанных кореньев, небольшим количеством не-картофеля, большим количеством острых специй и парой костей, добавляемых для придания бульону аромата. Пока это готовиться, я нарезаю побольше не-картофеля и измельчаю его, используя косточку в качестве пестика. С небольшим количеством воды и жира получается тестообразная масса, и я собираюсь использовать ее для своих мясных пирожков. Я наблюдаю за Пашовом и малышом во время работы, и каждый раз, когда Пейси хихикает над чем-то, что делает Пашов, у меня на сердце становится немного теплее.

Вот так, наедине, мне кажется, что мы снова семья. Я не могу перестать улыбаться.

Вскоре тушеное мясо начинает пузыриться и наполнять пещеру восхитительными ароматами. Пашов оценивающе втягивает носом воздух и бросает на меня восхищенный взгляд.

– Пахнет вкусно.

– Конечно, так и есть, – говорю я с дразнящей ноткой в голосе, когда складываю маленькие кружочки «теста» вместе. – Я знаю, что тебе понравится.

Он выглядит задумчивым, когда Пейси забирается к нему на колени и начинает теребить его длинные черные косы.

– Конечно, знаешь. – Он делает паузу, затем продолжает. – Ты не расскажешь мне больше… о нас? О том, что произошло после того, как мы нашли отклик?

По какой-то причине мне хочется покраснеть. Я скатываю один из кружочков теста в шар и смазываю его небольшим количеством топленого жира, прежде чем разровнять.

– Что ты хочешь знать?

– Все.

Я поднимаю глаза, и наши взгляды встречаются, и это странно напряженно и эротично. Моя киска отвечает ему, и я чувствую легкий трепет возбуждения. Притормози, Стейси, – напоминаю я себе. – Ты не умеешь двигаться медленно, но на этот раз постарайся сделать это правильно. Даже если я сейчас чувствую себя возбужденной и счастливой, я не смогу снова переспать с ним, пока не буду уверена, что не собираюсь плакать из-за этого. Это несправедливо по отношению к нему.

– Ну что ж, – говорю я, размышляя во время работы. – Во-первых, нам нужна была своя пещера. Ты все еще жил со всеми охотниками, и я точно не смогла бы туда втиснуться…

***

Сегодня чудесный день. Один из лучших, что у меня были за долгое-долгое время. Мы остаемся в маленькой пещере, счастливые, у костра, и просто разговариваем. Мы разговариваем бесконечно. Большую часть разговора веду я, рассказывая ему о первых днях после того, как мы нашли отклик, и о том, как все было странно, и как он пытался научить меня охотиться, не понимая, что я была совершенно счастлива быть домохозяйкой. Я рассказываю ему о том, как впервые попробовала сырое мясо, о том, как случайно оскорбила усилия его матери устроить для нас праздничный ужин, о том, как была устроена наша маленькая пещера до того, как мы потеряли ее во время землетрясения. Я рассказываю ему обо всем, что приходит мне в голову, и готовлю еду, пока мы разговариваем.

Суп получается чудесный – густой, мясистый и насыщенный бульоном. Пашов съедает две тарелки и жадно смотрит на остатки, и я чувствую сладкую боль счастья, когда он крадет кусочек из моей чашки, когда я не смотрю. Я думаю, это похоже на то, как это было раньше. Моя пара очень любит поесть, а я люблю его кормить. Пирожки с мясом получаются менее удачными – у меня нет муки из семян, которую я обычно использую, и у меня нет своей сковороды. Я использую самую маленькую из тарелочек, и в итоге пирожки подгорают до чертиков с нижней стороны. Я не могу разогреть их настолько, чтобы они подрумянились снаружи, но Пашову, похоже, все равно. Он съедает каждое блюдо, как только оно снимается с огня, его глаза сияют от удовольствия. Он объявляет их своим вторым любимым блюдом, которое он когда-либо пробовал, но не говорит мне, какое первое.

Я подозреваю, что это сырое мясо.

Это отчасти вызывает у меня желание наброситься на него.

Но я не могу. Мне нужно притормозить. Я должна быть уверена, что у меня все в порядке с Пашовом 2.0, прежде чем снова прикоснусь к нему.

Тем не менее, это все равно чудесный день, и он вселяет в меня надежду на будущее.

ПАШОВ

– У тебя есть еще те маленькие пирожки? – спрашиваю я, облизывая пальцы и доедая остатки супа. – Думаю, что они очень подошли бы к сегодняшней погоде.

Стей-си бросает на меня укоризненный, ласковый взгляд.

– Вчера ты съел их все до того, как они остыли. Там не осталось ни одного.

– Не могла бы ты приготовить сегодня еще?

Ее смех сладкий и счастливый и наполняет меня теплом.

– Конечно, если ты возьмешь на себя мое шитье. – Она протягивает маленькую тунику, которую шьет для Пей-си. – Я должна доделать ее, пока он спит. Время дорого, ты же знаешь.

Слова Стей-си суровы, но ее голос дразнящий и легкий.

– Я найду тебе не-картошку и буду шить, а ты сможешь испечь для меня еще больше вкусных пирожков. – Я потираю живот и бросаю на нее свой самый умоляющий взгляд. – А потом ты сможешь рассказать мне еще больше историй о нас.

– Хорошо, – говорит она с застенчивым выражением лица. – О чем бы ты хотел услышать сегодня?

Я бросаю взгляд на своего маленького сына, спящего в корзинке в соседней комнате. Его глаза закрыты, и он сосет свой кулак, счастливый и довольный.

– Расскажи мне о Пей-си, – решаю я.

– И как ты хотел назвать его Шови? – Ее брови взлетают вверх. – Что наводит меня на мысль об анчоусах (прим. в английском схожие слова: «Shovy» и «anchovy»)?

Я хмурюсь, потому что не вижу, что плохого в этом имени. Всплывает воспоминание о том, как она скорчила такую же кислую гримасу, стоя у костра, с округлившимся от комплекта животом. В моей памяти она поворачивается, и я очарован округлостями ее бесхвостой попки. Теперь, когда она ждет ребенка, она стала больше, и мне это очень нравится.

Но затем эта мысль исчезает так же быстро, как и появилась, и я испытываю укол разочарования.

– Я скоро вернусь, – говорю я ей и, накидывая плащ, направляюсь к выходу из пещеры.

Оказавшись на улице, я глубоко вдыхаю свежий воздух. Сегодня прохладно, но снега нет. Пейзаж белый и нетронутый, вокруг ничего, кроме холмов, засыпанных свежим снегом, покрывающим низкорослые деревья, которые борются за солнечный свет. Я должен быть рад, что у меня остались воспоминания о том, как я был здесь. Я доволен, но в то же время обеспокоен тем, как быстро это снова исчезло из моей головы. Даже сейчас я пытаюсь вспомнить, что это было, но в голове пусто. Что, если я больше никогда этого не вспомню?

Хуже… что, если я продолжу что-то забывать? Что, если воспоминания, о которых рассказывает мне Стей-си, не сохранятся? Что, если я также не запомню этот день? Что, если мой разум подобен плетеной корзине с отверстием на дне? От этой мысли у меня сжимается сердце. Стей-си заслуживает пару с цельным умом, а не с дырявой корзинкой.

Встревоженный, я бегу трусцой к дальним деревьям. Я найду новую не-картошку, и она будет готовить мне, улыбаться и рассказывать истории. Я не буду думать ни о своем уме, ни о корзинах. Не сегодня. Я собираюсь насладиться сегодняшним днем.