Текст книги "Сердце варвара (ЛП)"

Автор книги: Руби Диксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

– Но куда они делись? – спросил я.

Она пожимает плечами.

– Твоя догадка так же хороша, как и моя.

Ничто из этого разговора не имеет для меня смысла. Лед был здесь всегда.

– Нет такого места, куда кто-либо мог бы пойти, где не было бы льда, – указываю я.

– Я тебе верю, – говорит Стей-си. Она поворачивается к Джо-си и складывает руки. – Хорошо. Покажи мне туалет.

***

Стей-си, кажется, очень довольна тем, как все прошло. Она радостно восклицает, глядя на маленькую площадку сзади с каменным выступом, которая, по ее словам, идеально подойдет для туа-лета, и, похоже, не возражает, что в ее пещере пока нет крыши. Химало заходит поговорить с нами, и мы обсуждаем необходимое количество шкур и костей, которые должны быть использованы для поддержки крышки жилища.

Затем, внезапно, кажется, что все племя останавливается, чтобы поздороваться. Люди врываются внутрь, обнимая Стей-си и меня, и моя мама забирает маленького Пей-си, заявляя, что нам нужно время, чтобы распаковать вещи и расслабиться, и она позаботится о нем. Кемли не понимает, что я не останусь со Стей-си.

Несмотря на то, что между нами больше нет напряженности, моя вторая половинка все еще не пригласила меня прийти и жить с ней. Она не пригласила меня в свою постель. Она не приняла меня как свою пару. До этого времени я должен терпеливо ждать, и если это означает, что до тех пор мне придется жить с неспаренными охотниками, пусть будет так.

Но я позабочусь о том, чтобы у моей пары было все необходимое для того, чтобы ей было комфортно. Я больше не буду пренебрегать ею.

Глава 11

СТЕЙСИ

Высоко над каньоном завывает ветер. Одна из странностей жизни здесь, в Кроатоне, заключается в том, что ветер свистит и гудит весь день напролет. Это бесконечный белый шум, к которому нужно привыкнуть после тишины пещеры. Но мне это нравится. Это заглушает мелкие шумы жизни в племени.

Например, секс. Господи, Мэдди и Хассен такие шумные. Я слышу их в своем доме снова и снова. Несколько раз за ночь. Каждую ночь. В такие дни я надеюсь на сильный ветер, потому что наши маленькие хижины расположены ужасно близко друг к другу, и, слыша подобные вещи, я чувствую себя неловко… и одиноко.

Я скучаю по Пашову. Я так сильно по нему скучаю.

Последние несколько дней он ночевал у охотников. Он приходит каждое утро к завтраку, и я кормлю его и балую, и мы разговариваем, и это замечательно. Как будто мы снова друзья. Он рассказывает мне о своем дне, играет с Пейси, потом целует меня до бесчувствия, пока ему не приходится отправляться на охоту. Он возвращается ночью, и мы вместе ужинаем, снова целуемся и обнимаемся…

А потом он уходит, чтобы остаться с другими охотниками.

Не буду врать, это действительно сбивает меня с толку. Я не знаю, что делать. Должна ли я жаловаться? Происходит ли что-то еще, о чем он не хочет, чтобы я знала? Это из-за его кошмаров? Я беспокоюсь о нем. Я беспокоюсь о нем и отчаянно скучаю по нему, когда он уходит. Несмотря на то, что мне нравится хижина, в которой я сейчас нахожусь, я не совсем чувствую себя дома, когда его здесь нет.

Однако в остальном Кроатон действительно чертовски хорош. Несмотря на первоначальную жутковатость заброшенного города, я начинаю привыкать к этому месту. Мне нравятся каменные стены, потому что они сохраняют тепло внутри. Мне нравится вигвам на крыше дома, потому что он выпускает дым наружу. Мне нравится маленькая кухонная зона, которая облегчает приготовление пищи. Конечно, здесь нет посудомоечной машины или холодильника, но есть длинная каменная стойка и раковина, которую я могу использовать как раковину, и это потрясающе. Больше всего я люблю свой туалет и табуретку без подушки, которую Пашов установил над ним, чтобы мне не приходилось сидеть на корточках. Это мелочи, которые делают дом настоящим домом, и я никогда не думала, что буду так чертовски рада туалету, но это так.

Немного странно находиться в отдельно стоящем доме после того, как мы так долго жили в Центральной пещере вместе с другими, но большой дом с бассейном прекрасно подходит, и мы привыкли собираться там днем. Рядом с бассейном есть насос, который был отремонтирован благодаря изобретательности Харлоу, и теперь мы можем качать свежую, теплую воду вместо тающего снега. Сам бассейн на ощупь теплее, чем старый в нашей пещере, но также кажется, что он подпитывается каким-то течением, что позволяет легко стирать белье на одном конце бассейна и не мутить воду для купающихся на другом конце. Здесь достаточно места для костра и посиделок, и Пейси несколько раз играл с близнецами Норы и суетливым маленьким Аналаем Арианы. Даже Айша появилась, чтобы потусоваться и поиграть с малышами, и я не возражаю, чтобы она была няней, потому что это позволяет мне немного поработать по дому без необходимости постоянно присматривать за Пейси.

Действительно, все замечательно. Как бы.

Похоже, только мы с Пашовом не можем взять себя в руки. Неужели я его чем-то обидела? Или он устал постоянно находиться рядом с нами? Неужели он не хочет быть парой и отцом и пытается потихоньку снять нас с крючка? Может быть… может быть, он просто больше не хочет меня. Может быть, он больше не чувствует связи между нами и пытается выпутаться.

Я не знаю, и это сводит меня с ума.

Я вылезаю из своих мехов и подхожу к корзинке Пейси. Полы восхитительно теплые, и я действительно могу ходить босиком по своему собственному дому. Это мило. Я беру ребенка на руки и целую его.

– Доброе утро, малыш.

Кто-то кашляет по другую сторону ширмы над моей дверью.

Это Пашов? Вспышка раздражения пробегает по мне – почему он не входит? Это и его дом тоже, даже если он не хочет здесь находиться. Прижимая Пейси к себе, я подхожу ко входу и выглядываю наружу. Короткий участок кожи, который я вижу сквозь щели возле двери, говорит мне, что это не Пашов, и я все еще в своей пижаме. Черт.

– Кто это? – спрашиваю.

– Харрек. Могу я войти?

Друг Пашова? Я спешу обратно к своему тюфяку из мехов, чтобы одеться, укладывая Пейси на одеяла.

– Что-то не так? – хмурюсь я. Хотя в прошлом не было ничего необычного в том, что Харрек приходил в гости, сейчас еще рано. С Пашовом что-то не так? Мое сердце бьется немного быстрее.

– Я хотел посмотреть, есть ли у тебя те вкусные маленькие пирожки из не-картофеля, которые ты обычно готовила на костре. Я устал есть сушеное мясо.

Я выдыхаю с облегчением. Это не проблема… он просто голоден и холостяк. У Харрека нет семьи, которая могла бы его покормить.

– Дай мне две минуты, чтобы одеться. – Я перевязываю свои груди и натягиваю свою любимую тунику и леггинсы. Пейси кажется беспокойным, но не настолько раздраженным, чтобы я не могла приготовить завтрак для кого-то другого. Я подхожу к ширме и отодвигаю ее, приглашая его войти. – Заходи внутрь. Мне нужно развести огонь.

Харрек похлопывает себя по плоскому животу и лучезарно улыбается мне. На плечах у него меховой плащ, а его длинные волосы заплетены в одну толстую косу, которая бьется о его руку, когда он входит внутрь.

– Ты хорошая женщина, Стей-си.

– Спасибо, – говорю я сухо. – Присматривай за Пейси, ладно? Я начну готовить. – Я не возражаю приготовить для него или любого другого охотника, который придет. Мне нравится кормить людей.

Он подходит к моим мехам, где ползает Пейси, и подхватывает малыша на руки. Я слышу довольное хихиканье Пейси и улыбаюсь про себя, подбрасывая дров в огонь. Харрек – один из самых причудливых соплеменников. Он охотник, но при виде собственной крови? Падает в обморок. У него странное чувство юмора, но у него также доброе сердце, и он любит детей.

– У этого малыша грязная набедренная повязка, – объявляет Харрек. – Может, мне сменить ее?

– Ты был бы моим героем, если бы сделал это, – говорю я. Как только огонь снова разгорается, я подбрасываю последний комок навоза двисти, чтобы все разгорелось, а затем направляюсь на свою маленькую кухню. Я достаю из корзинки с кореньями маленькую не-картофелину и нарезаю ее костяным ножом. Однако я не могу перестать думать о Пашове. Волна тоски пронзает меня, и я решаю, что испеку двойную порцию пирожков на завтрак, когда он появится. Если он появится. Черт возьми, я действительно надеюсь, что он появится. Я бросаю взгляд на Харрека, он пеленает ребенка, корча ему при этом глупые рожицы. – Где Пашов сегодня утром? – спрашиваю я.

Блин, это прозвучало совсем не буднично. Вот тебе и умение сохранять хладнокровие.

– О, я уверен, что он скоро будет здесь, как только услышит, что я здесь.

Я оглядываюсь. Это странно.

– Почему это?

– Потому что я пытаюсь заставить его ревновать. – Он улыбается мне и заключает Пейси в объятия. – Что может быть лучше, чем прийти и пофлиртовать с его парой и поиграть с его комплектом?

Раздраженная, я нарезаю немного быстрее. Так вот в чем дело? Он пришел пофлиртовать?

– Не хотелось бы тебя огорчать, но мне это неинтересно.

– О, я знаю это, – смеется Харрек, продолжая играть с Пейси. – Ты пара моего друга, и я бы никогда такого не сделал. Но он этого не знает.

О чем, черт возьми, он говорит? Он такой странный тип. Я хмурюсь, когда беру кусочек сушеного мяса и пропускаю его через «мясорубку», но Харрек больше ничего не говорит, просто играет с Пейси. Может быть, я ослышалась.

Я подхожу к огню и выкладываю маленькие лепешки на подгоревшую костяную тарелку. Она плохо выдерживает многократное использование на огне, но без моей сковороды у меня нет другого выбора. Не успевает она зашипеть, как в дверной проем заглядывает Пашов.

– Я чувствую запах пирожков? – спрашивает он с восхищенным выражением на лице.

Этот восторг сменяется грозным выражением лица, когда он видит Харрека.

– И тебе доброе утро, – окликает Харрек, покачивая на коленях Пейси. – Наслаждаешься нашей прекрасной погодой?

Входит Пашов и подходит поближе к огню, его глаза сузились.

– Погода плохая.

– Правда? – спрашиваю я. Здесь, в каньоне, так трудно сказать наверняка. Деревня защищена от самых сильных снегопадов, и, по-видимому, в последнее время они бушевали довольно сильно. Все, что мы получаем, – это редкие брызги падающего снега и непрекращающийся вой наверху.

Пашов кивает, пересаживаясь поближе к огню. Я обнаруживаю, что он садиться между мной и Харреком. Я немного удивлена – и раздражена – этим. Неужели он действительно думает, что я проявляю какой-то интерес к его другу? Все, чего я хочу, – это он.

Первые пирожки готовы, и я раскладываю их по тарелкам, затем предлагаю Пашову. Он выглядит удивленным, но одаривает меня благодарной улыбкой, затем прячет ее. Между укусами он бросает взгляд на Харрека.

– Ты сегодня охотишься? – спрашивает он.

– Конечно. – Харрек дует на живот Пейси. – Я просто хотел сначала поесть.

Пашов хмыкает, а затем смотрит на меня.

– Спасибо тебе.

Я киваю и чувствую, что немного краснею, но принимаюсь за следующие пирожки, намазывая их небольшим количеством жира, чтобы они получились вкусными. Они обсуждают охоту в этом районе и тот факт, что никто не видел мэтлаксов с тех пор, как мы приехали. Я не возражаю, если мэтлаксов совсем не станет, и говорю об этом, хотя время от времени думаю о матери с ее маленьким ребенком.

В конце концов все лепешки испечены, и оба охотника накормлены. Пейси начинает капризничать, и поэтому я передаю последний пирожок Пашову и прикладываю ребенка к груди.

Пашов ставит свою маленькую тарелку на стол, наблюдая за мной.

– Не голоден? – спрашивает Харрек, потянувшись за тарелкой. – Я возьму это…

Пашов шлепает его по руке.

– Это для Стей-си. Она ничего не ела.

– Хм, – говорит Харрек с довольной улыбкой на лице.

Я удивлена – и немного тронута, – что Пашов приберег для меня один из своих пирожков. Он их безумно любит и может есть дюжинами.

– Ешь сам, – говорю я ему. – Я не против кусочка вяленого мяса.

Пашов упрямо качает головой.

– Это для тебя. – Он пододвигает тарелку поближе ко мне. – Что ты собираешься делать сегодня?

– Я? – Я пожимаю плечами. – Думаю, буду шить. Пейси становится таким большим, что его туники едва налезают на него, и мне нужно подбить их мехом, потому что становится холоднее.

– У тебя достаточно кожи?

– Я могу принести тебе несколько шкурок, если хочешь, – предлагает Харрек.

Пашов бросает на него еще один раздраженный взгляд, и я озадачена. Эти двое когда-то были хорошими друзьями. Почему Харрек, кажется, одержим желанием подколоть его?

– Не надо, – говорю я Харреку. – Спасибо. – Я поворачиваюсь к Пашову. – Но мне бы не помешало еще немного щепок для костра. Я сжигаю последнюю прямо сейчас.

– Я соберу тебе немного, – говорит Пашов, наклоняясь и кладя руку мне на колено. На его лице появляется намек на улыбку, когда он смотрит вниз на Пейси, который сосет мою грудь.

– Не нужно, – перебивает Харрек, вскакивая на ноги. – На дальней стороне деревни целая стена грязноклювых. Мы собираем урожай с их гнезд. Их так много, что птицы не замечают, и одно гнездо хорошего размера может гореть весь день напролет.

– Грязноклювы? – спрашиваю я. – Что это, черт возьми, такое?

– Они плохо питаются, – говорит Пашов, корча гримасу. – Ты не захочешь попробовать ни одного из них.

– Никто не собирается есть грязноклювых, – весело говорит Харрек. – Нам просто нужны их гнезда. Хотите, я покажу вам обоим? Это не так уж далеко отсюда.

– Это опасно? – спрашиваю. Я не поклонник мысли о том, чтобы находиться так близко к целой «стене» птичьих гнезд, но это, конечно, не может быть опасно, иначе кто-нибудь сказал бы что-нибудь раньше, верно? Если это не опасно, что ж, мне любопытно посмотреть на эти пригодные для «сбора урожая» гнезда, из которых получается хорошее топливо.

Кроме того, я должна признать, что мне любопытно, как выглядят «грязноклювы».

– Грязноклювы? – Харрек фыркает. – Опасны? Маловероятно.

Я смотрю на Пашова. Он пожимает плечами, показывая, что это мой выбор.

– Я бы не прочь на них посмотреть, – говорю я. – Дайте мне закончить кормить Пейси, а потом я посмотрю, сможет ли Айша немного за ним понаблюдать.

– Я могу отнести его к ней, пока ты надеваешь сапоги и плащ. – Пашов наклоняется и проводит пальцем по пухлой щеке Пейси. Его рука так близко, что я почти ожидаю, что он коснется моей груди, но он этого не делает. И тогда, конечно, я разочарована.

Чего бы я только не отдала, чтобы меня облапали.

***

Айша счастлива понаблюдать за моим сыном, и я отправляюсь с двумя охотниками. К нам присоединяется Фарли, которая выгуливает своего питомца Чомпи. Она подбегает к Пашову и с обожанием смотрит на своего брата. Он обнимает ее и ерошит ей волосы, и мое настроение улучшается при виде их привязанности.

Это неплохая прогулка. Мы бредем по извилистой, узкой долине каньона, и я поражаюсь тому, насколько она глубока и как ветер воет наверху, но здесь, внизу, он нас почти не касается. Наверху определенно холоднее, и погода выглядит унылой, но это не вызывает дискомфорта. Может быть, этот жестокий сезон будет не так уж плох, по крайней мере, если мы будем защищены от снега и поблизости найдется легкий источник топлива. Каньон петляет в сторону от Кроатона, извиваясь в нескольких разных направлениях.

– Держись слева, – инструктирует Харрек, пока мы идем. – Если отстанешь, просто повернись, положи правую руку на стену и следуй по ней обратно к выходу.

– Поняла, – говорю я и ускоряю шаг. Я не собираюсь отставать. Никто не уйдет из поля моего зрения. Даже Чомпи.

Примерно через пятнадцать минут ходьбы я начинаю слышать… птиц. Не одну или две, а десятки. Сотни. Это звучит как в скворечнике в зоопарке, где я была в последний раз, карканье за карканьем накладываются друг на друга, так громко, что даже ветер, воющий над нами, не может заглушить его.

Я придвигаюсь немного ближе к Пашову и кладу руку на его тунику. Он обнимает меня за талию и одаривает улыбкой, и мое напряжение немного спадает.

Несмотря на то, что здесь очень шумно, я все еще не готова к виду грязноклювых. Когда мы входим в боковой каньон, на нас словно обрушивается их стена. В лицо бьет вонь птичьего помета, а карканье и улюлюканье становятся еще громче. От пола до потолка они покрывают одну из ледяных стен каньона, пушистые белые птицы гнездятся в расщелинах и на неглубоких выступах скал. Там должны быть тысячи гнезд, нагроможденных друг на друга и покрывающих стену. Примерно треть гнезд пустует, а в тех, что заняты, обитают толстые, очаровательно выглядящие шарики из белоснежного пуха с коричневыми треугольными клювами. Каждая птица сидит на корточках над своим гнездом, время от времени встряхивая оперенными крыльями и окликая своих соседей.

– Они такие чертовски милые, – говорю я остальным. – Почему мы их не едим? – Я имею в виду, они восхитительны, но мне кажется странным, что на насесте сидит так много птиц, и я не хочу бросить несколько из них в кастрюлю и потушить.

Фарли корчит гримасу.

– Они нехорошо питаются, – снова говорит Пашов. – Посмотри поближе на их гнезда.

Я так и делаю, хотя и не уверена, на что я должна смотреть. Гнезда выглядят так, словно сделаны из грязи, и образуют идеальные маленькие чашечки на боковой стене каньона. Я собираюсь спросить, что мне следует искать, когда влетает птичка и прилетает в свое гнездо. В ее маленьком клюве что-то большое и круглое, что-то гораздо большее и плоское, чем она могла бы унести.

Мгновение спустя я понимаю, что это котлета из двистийского навоза. У меня отвисает челюсть. Я наблюдаю, как птичка подлетает к своему гнезду и начинает расковыривать его своим маленьким клювом, подкрепляя свое гнездо тем, что может быть только смесью птичьего помета и какашек двисти.

Прекрасно. Это вовсе не грязное гнездо. Это дерьмовое гнездо.

– Ну, это объясняет запах, – еле слышно говорю я.

– Они не годятся в пищу, – снова говорит мне Пашов. – Их можно есть, если сильно проголодался, но мясо неприятное на вкус. Но гнезда действительно горят долго.

– Понимаю. Хотя мне бы не хотелось забирать гнездо, которое уже занято. – Я изучаю стену из кричащих, хлопающих крыльями птиц. Боже, их действительно так много. – Почему используются только некоторые из них?

– Грязноклювы спариваются на всю жизнь, – говорит Харрек. – Самка отложит яйцо, а самец накроет его. Самка кормит его.

– Бедные птички-самки, им всегда приходится кормить мужчин, – поддразниваю я. – Вот тебе хорошая аналогия. – Когда все трое непонимающе уставились на меня, я прочищаю горло. – Эм. Так что же произойдет, если пары не будет?

Харрек пожимает плечами.

– Из яйца не вылупляется малыш.

Оооо.

– Значит, там, наверху, в пустых гнездах может быть куча яиц, потому что у самки нет партнера?

Пашов бросает на меня задумчивый взгляд.

– Ты хочешь, чтобы я проверил для тебя?

О боже, неужели я когда-нибудь… Яйца – мое любимое блюдо в мире.

– Можем ли мы? Я имею в виду, если в брошенном гнезде есть одно, оно, вероятно, заморожено, но я могла бы его разморозить. – А затем перемешать. Или поджарить его. Или использовать его, чтобы приготовить картофельно-мясной пирог… и теперь у меня текут слюнки.

Моя пара твердо кивает.

– Я принесу тебе яйцо и гнездо.

– Старые гнезда находятся внизу, – вмешивается Фарли. – Возможно, тебе придется поискать повыше.

Харрек фыркает.

– Он и близко не сможет забраться так высоко, как я. Я принесу тебе яйцо, Стей-си.

Пашов бросает на него мрачный взгляд.

– Ты этого не сделаешь. Она моя пара, и я принесу ей яйцо. – Он указывает на Харрека. – С самого верха.

Я поднимаю взгляд на стену.

– Парни? Не знаю, хорошая ли это идея…

Но двое мужчин игнорируют меня, погруженные в свою собственную странную противодействующую войну. Они пристально смотрят друг на друга, выражение лица Харрека вызывающее, а Пашова сердитое.

– До самого верха? – повторяет Харрек.

– До самого верха, – соглашается Пашов и устремляется вперед.

Я бросаю тревожный взгляд на Фарли, но она просто закатывает глаза. Если она не волнуется, то, наверное, и мне не стоит волноваться.

Я наблюдаю, как Пашов стремительно приближается к стене птиц. Я ожидаю, что они улетят, но они только пронзительно кричат и машут ему крыльями. Они либо собираются дать ему бой, либо им слишком лень отступать. Пашов ухмыляется мне, и ясно, что он думает о последнем. Может быть, он прав, и птицы безобидны. Он бы знал.

Я немного расслабляюсь. Пашов любит повеселиться, но он не позволил бы всему этому зайти слишком далеко.

Он начинает карабкаться, цепляясь каждой рукой за скалу, затем подтягивает свое тело вверх. Он удивительно грациозен для своего размера, и я наблюдаю, как его хвост подрагивает взад-вперед, когда он двигается. Пашов проворен и быстро взбирается по утесу, направляясь к первому гнезду, которое находится на несколько футов выше того, до чего я могла бы дотянуться. Гнездо пустое, в нем нет нахохлившейся сердитой птицы, и он снимает его со стены, а затем бросает на землю.

– Яйца нет.

Фарли несется вперед, чтобы забрать гнездо, шарахаясь от сердитых криков птиц, когда она приближается.

Харрек прижимает ладони ко рту.

– Лезь на самый верх, дурак! Вот где находятся самые новые гнезда!

Хвост Пашова от раздражения дергается сильнее, но он продолжает карабкаться. Пока я наблюдаю, одна из его рук приближается к занятому гнезду, и птица сердито кричит и клюет его в руку.

– Будь осторожен, – кричу я, когда он меняет хватку. – Может быть, это плохая идея. – Я не знаю, слышит ли он меня со своего наблюдательного пункта на стене. Я не хочу быть занудой или портить настроение, но в то же время я наблюдаю, как поднимается моя пара, и мое беспокойство растет. Возможно, это просто мой страх высоты, но он карабкается… действительно высоко. И эти птицы действительно раздражительные. Другая огрызается на него, когда он подбирается поближе, а еще одна выглядит так, словно хочет откусить ему хвост. Это только те, что в гнездах. Если кому-нибудь из тех, кто сидит высоко на краю каньона, придет в голову прийти и напасть, это может обернуться неприятностями.

Моя пара сейчас высоко над землей, по крайней мере, в двадцати футах над нами. Птицы взбешены, их сердитое карканье становится оглушительным. Некоторые начинают подниматься в воздух, и одна налетает на спину Пашова, что вызывает смех Харрека и Фарли, а у меня испуганный вздох.

Мне вдруг больше не хочется яиц. Это не кажется безопасным. Я просто хочу, чтобы Пашов вернулся на землю, чтобы он мог обнять меня, а я могла прикоснуться к нему и улыбнуться ему. Остальное неважно.

– Выше! – кричит Харрек. Я хочу отшлепать его.

Пашов добирается до следующего пустого гнезда, и его плечи слегка шевелятся. Он держит что-то высоко в воздухе, и это что-то большое, округлое и нежно-коричневого цвета в крапинку. Яйцо.

– Отлично, теперь просто спускайся, – шепчу я. Сейчас он, должно быть, на высоте тридцати футов (прим. около 9 м). Я устала от этого. Мне это не нравится.

Я со страхом наблюдаю, как Пашов прячет яйцо за пазуху своей туники. Он срывает гнездо с гребня и бросает его Фарли внизу. Однако вместо того, чтобы спускаться, он передвигает ноги по скальному гребню, карабкаясь вбок, а не вниз. Он переходит на соседнее пустое гнездо. Он запускает в него руку, а затем размашисто подбрасывает высоко в воздух еще одно яйцо. Мои губы кривятся от удовольствия при этом. Выпендрежник.

Сверху налетает птица. Она атакует его поднятую руку, отбивая яйцо в сторону. Я с четкостью замедленной съемки наблюдаю, как Пашов наклоняется вперед, пытаясь поймать яйцо. Только для того, чтобы полностью потерять хватку на стене.

Затем он падает навзничь на дно каньона, и я кричу. Это мой худший кошмар, воплотившийся в жизнь, снова и снова.

Я не могу потерять его снова. Пожалуйста, нет.

Фарли, Харрек и я бросаемся вперед, но мы не успеем. Пашов с тошнотворным грохотом приземляется на спину и затем лежит неподвижно.

Рыдание вырывается из моего горла, и я бросаюсь к нему.

– Пашов! Пашов! – Я провожу рукой по его лицу. Его глаза закрыты, тело неподвижно, и мне кажется, что моему миру снова приходит конец. Я в ужасе хватаю его за ворот туники и встряхиваю. – Пашов!

Его глаза открываются.

Пашов медленно улыбается мне и обхватывает мое лицо ладонями, притягивая мои губы к своим для поцелуя.

Что. За. Черт.

Я отступаю назад, одновременно испытывая облегчение и шок, даже когда Фарли и Харрек разражаются смехом. Пашов тоже ухмыляется.

– Это не такое уж большое падение, – говорит он мне.

Мой страх уступает место ослепляющей ярости. Он думает, что это чертовски смешно? Я сжимаю пальцы в кулак и бью его кулаком в плечо.

Он пожимает плечами, ухмыляясь.

– Не злись, Стей-си…

Не злиться? Он только что рисковал своей гребаной жизнью ради дурацкого яйца, и я снова чуть не потеряла свою пару, и все смеются, и им это смешно? Я бью его снова, а потом, кажется, не могу перестать бить. Это не тяжелые удары – у меня маленькие руки и дерьмовая сила, – но мне нужно выбросить это из головы, прежде чем я начну кричать, хватать нож и кастрировать его за то, что он был таким придурком в этот момент.

– Стей-си, – снова успокаивает Пашов. – Все в порядке.

– Это, бл*ть, не в порядке, – говорю я, сопровождая свои слова шлепками. – Ты придурок. – Я рывком вскакиваю на ноги и обращаю обвиняющий взгляд на Фарли и Харрека, которые все еще смеются. – Вы все придурки!

Чомпи рыгает в мою сторону.

Вот и все. Я ухожу отсюда. Я чувствую разочарование, ужас и тревогу, и я вообще не вижу в этом юмора. Вообще-то, я вот-вот начну плакать, и последнее, чего я хочу, – это разрыдаться им в лицо. Поэтому я поворачиваюсь на пятках и ухожу.

– Не забудь держать пальцы на правой стене, чтобы найти дорогу домой, – весело кричит мне вслед Харрек.

Я стреляю в него раздраженным взглядом и продолжаю удаляться.

– Стей-си? – Пашов бежит за мной трусцой и хватает меня за руку.

Я отмахиваюсь от его прикосновения.

– Оставь меня в покое. Я не хочу говорить с тобой прямо сейчас.

– Ты злишься?

О, преуменьшение года.

– Я чертовски взбешена.

ПАШОВ

За последние несколько минут моя пара использовала человеческое ругательство больше раз, чем когда-либо с тех пор, как я встретил ее. Я знаю это слово «бл*ть». Его часто говорят сердитые люди. В прошлом она пользовалась им всего несколько раз – один раз, когда порезала палец, нарезая коренья кубиками, и один раз, когда родился Пейси.

Я… я помню это. Обрадованный, я трусцой бегу за своей парой. Я хочу поделиться этим с ней.

Но Стей-си уходит, ее маленькая спинка напряглась от гнева. Ее плечи дрожат – нет, подожди. Это не дрожь. Она плачет. Ей больно.

Я поворачиваюсь обратно к Харреку и Фарли, которые в равной степени озадачены.

– Что я сделал?

Фарли пожимает плечами, держа гнезда в руках.

– Она беспокоится, что ты поранился.

– Пффф. Из-за этой мелочи? – От этого у меня перехватило дыхание и заскрипели ребра, но я падал и с гораздо худших высот. Здесь не из-за чего паниковать…

И все же Стей-си расстроена. Очень расстроена. Я никогда не видел ее в такой ярости. Озадаченный, я смотрю ей вслед, когда она выходит из каньона.

– Ну? – подсказывает моя сестра.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее.

– Что «ну»?

– Ты собираешься пойти извиниться? – Она жонглирует двумя гнездами в своих руках, уворачиваясь, прежде чем Чомпи успевает схватить одно зубами.

Я? Я достаю замороженное яйцо из кармана своей туники. Оно все еще целое, твердое как камень и замерзшее из-за холодной погоды. Стей-си будет приятно… Я думаю. Я нашел это для нее. Все, что я хотел сделать, это заставить свою вторую половинку улыбнуться. Заставить ее сказать: «Да, Пашов, я снова хочу быть твоей парой. Пожалуйста, вернись в мои меха». Но это были не те слова, которые она произнесла.

«Я чертовски взбешена».

Я не хочу ее расстраивать. Я хочу, чтобы она улыбалась и жаждала моих поцелуев.

Харрек поднимает что-то с земли и протягивает мне. Это другое замороженное яйцо.

– Иди за своей парой, – говорит он мне. – Перестань валять дурака.

– Я веду себя как дурак? – удивленно повторяю я.

– А нет? Ты здесь, разговариваешь с нами, в то время как тебе следовало бы целовать свою пару. – Он берет одно из гнезд из рук Фарли, опускает в него яйцо, затем с ухмылкой предлагает мне оба. – Иди и скажи ей, что ты скучаешь по ней и хочешь забрать ее к себе в меха. Все в пещере охотников устали от твоего храпа. Тебе следует вернуться к своей паре.

– Если она примет меня, – говорю я с сомнением.

Фарли закатывает глаза.

– Не будь глупцом, брат. Стей-си расстроена, потому что беспокоится о тебе. Если бы ей было все равно, она бы так сильно не волновалась. Иди за ней. – Моя сестра на мгновение задумывается и быстро добавляет: – И скажи ей, что она хорошенькая.

– Хорошенькая?

– Женщине нравится, когда ей говорят, что она привлекательна, – поучает меня моя сестра, как будто она эксперт. – Когда ты в последний раз говорил Стей-си, что считаешь ее хорошенькой?

Я думаю… и я не помню, говорил ли я ей это вообще в последнее время. Я хмыкаю в знак согласия; возможно, Фарли права. Я кладу два замороженных яйца в гнездо и засовываю его под мышку.

– Но…

Фарли указывает на меня.

– Ты слишком много думаешь. Просто иди!

Я поворачиваюсь и бегу трусцой вниз по каньону. Сейчас моя пара скрылась из виду, а это значит, что она, скорее всего, быстро идет – как ураган – обратно к дере-вне.

Это занимает несколько мгновений, но в конце концов я вижу ее маленькую напряженную спину, когда она в одиночестве шагает по долине. Она выглядит очень маленькой и потерянной, моя пара. Я испытываю чувство несчастья из-за того, что она так одинока. Я должен быть там, рядом с ней, утешать ее. Стей-си явно чем-то напугана и недовольна, и это моя вина.

Я хочу снова заставить ее улыбнуться.

Она также идет в неправильном направлении, чтобы вернуться в дере-вню. Эта мысль заставляет меня улыбнуться, потому что моя пара настолько расстроена, что даже не может сориентироваться в каньоне. В этот момент я клянусь, что о ней всегда будут заботиться настолько, что ей никогда не придется беспокоиться об охоте, походах или о чем-то таком. Я буду защищать ее от всего мира.

Но сначала я должен заставить ее перестать плакать.

Я задумываюсь на минуту, затем начинаю подкрадываться к ней сзади, мои шаги медленные и бесшумные. Здесь, в ущелье, снега немного – странно, поскольку большинство долин на нашей земле быстро засыпаются снегом. Но этот защищен высоким выступом, который защищает от сильного ветра и снега, и сегодня я благодарен за это. Отсутствие снега на каменистом грунте означает, что я могу двигаться бесшумно, не хрустя снегом под ногами. Я подкрадываюсь к ней и наблюдаю, как ее зад покачивается при движении.

И тогда я хватаю его.

Стей-си издает такой громкий крик, что он отдается эхом в каньоне. Она подпрыгивает и бросает на меня недоверчивый взгляд.