Текст книги "Сердце варвара (ЛП)"

Автор книги: Руби Диксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Он кивает, глядя в огонь.

– Сегодня было хорошее путешествие. Мы добрались не так далеко, как я ожидал, но я не привык путешествовать с таким количеством вещей. – Он оглядывается на меня. – Нам потребуется много дней, чтобы добраться до нового места. Ты должна беречь свои силы.

Он что думает, я намеренно пытаюсь измотать себя? Я просто пытаюсь, черт возьми, не отставать. Я сдерживаю свой саркастический ответ. Между нами нет того уюта, который был раньше, и мне больно по нему скучать. Со старым Пашовом я бы огрызнулась на него в ответ. Но этот мужчина – незнакомец, у него лицо моей любимой пары.

– Я буду иметь это в виду. – Я плотнее закутываюсь в мех и намеренно смотрю в огонь.

Он еще мгновение сидит рядом со мной, а затем вскакивает на ноги.

– Я приготовлю твою палатку.

Я должна сказать ему что-нибудь в ответ, но Пейси просыпается и причмокивает своим сладким ротиком, глядя на меня сияющими глазами, и я сосредотачиваюсь на нем. Я задираю тунику, прижимаю его к своей груди и даю ему покормиться. Это кажется проще, чем разговаривать с Пашовом, когда кажется, что все, что он говорит, разрывает мне сердце.

Я знаю, что он старается. Я знаю, что это так. Но я также знаю, что все, что он говорит, напоминает мне о том факте, что я потеряла свою вторую половинку, и это так больно.

Иногда мне кажется, что моя жизнь закончилась, когда произошел обвал.

Я вздыхаю, ругая себя за то, что так драматизирую ситуацию. На самом деле мне было легко. Я не страдала в течение «недели ада», как шесть первых девушек, когда они приземлились здесь, на Ледяной планете. Я была в трубе. Все, что я помню, – это как просыпаюсь и вижу синие лица. И Пашова. Мой милый, милый Пашов. Я полагалась на него с тех пор, как попала сюда. Мне никогда не приходилось ничего делать самостоятельно, никогда не приходилось быть независимой.

Может быть, это Вселенная говорит мне не зависеть слишком сильно от одного человека, потому что все может измениться в мгновение ока. Может быть, это карма велит мне быть более сильным человеком. Может быть, это судьба вытряхивает меня из моего самоуспокоения.

Но я не хочу, чтобы меня вытряхивали из этого. Черт возьми, мне нравилось, как обстояли дела. Вообще-то, мне это очень нравилось. Меня не волнует, что у нас нет ни туалетов, ни настоящих сковородок, ни настоящих овощей. Или яиц. Что я потеряла свою любимую работу в маленькой пекарне. У меня была моя пара, а потом и мой ребенок. Это было все, что мне было нужно.

По крайней мере, я так думала. Потому что, как оказалось, мне нужно больше.

Я сосредотачиваюсь на том, чтобы крепче прижать Пейси к себе. Со временем будет меньше больно, – говорю я себе. Просто сейчас это что-то новенькое и необработанное. Вот почему это так больно.

Время лечит все.

***

Должно быть, я заснула у костра, потому что об остальной части ночи у меня сохранились лишь смутные воспоминания. О том, как кто-то забирает Пейси с моих колен и помогает мне добраться до кровати. О том, как завернул меня в одеяла и поставил рядом со мной корзинку с моим ребенком.

Когда я просыпаюсь на следующее утро, то слышу странный щелкающий звук. Я сажусь, моя голова задевает крышу маленькой кожаной палатки, и я понимаю, что это стучат мои зубы.

Здесь просто чертовски холодно.

Мое дыхание вырывается передо мной паром, а в уголках рта образуются кристаллики льда. Я смущенно вытираю их. На улице все еще темно. Почему все еще темно, если уже утро? Я толкаю одну из створок в передней части палатки…

И снег каскадом падает на вход. Внутрь проникает слабый свет, но не очень сильный. Фу. Я вздрагиваю, отползая в дальний угол палатки. Я дрожу, несмотря на то, что закутана в одеяла. На улице дьявольски холодно, и я вспоминаю, что жестокий сезон почти наступил. В прошлом году меня это почти не беспокоило, потому что я почти не покидала пещеру. Думаю, в этом году я смогу ощутить это во всей красе.

Повезло, как же повезло мне.

Я плотнее закутываюсь в меха и проверяю, как там Пейси. Он мирно спит, хотя его подгузник воняет до небес. Холод беспокоит его почти не так сильно, как меня, потому что он наполовину ша-кхай. На самом деле, больше половины. Он такого же темно-синего цвета, как Пашов, у него маленькие узловатые рожки и гибкий хвост. Почти все, что он получил от меня, – это дополнительные пальцы и маленькая ямочка на подбородке. Прямо сейчас, посапывая во сне, он сосет свой палец, не обращая внимания на то, что здесь определенно Арктика. Или Антарктида. В зависимости от того, что холоднее.

Я окидываю взглядом свою маленькую палатку. Должно быть, она новая, потому что я не помню, чтобы у меня была такая. Я дотрагиваюсь до внутренней стены и обнаруживаю, что это мягкая кожаная шкура двисти, вероятно, сделанная недавно за последние две недели бешеной выделки кожи. Пашов сделал это для меня? Если да, то когда? Или это просто позаимствовано у другой семьи, и я слишком много представляю себе?

Возможно. Хотя это все еще немного согревает меня.

Я надеваю столько слоев меха, сколько могу втиснуть на себя, и мне все равно холодно. Дрожа, я быстро ухаживаю за Пейси, заворачиваю его в двойные одеяла и затем выхожу из своей крошечной палатки.

Идет густой снег, бледные солнца-близнецы полностью скрыты облачным покровом. Это не метель, не совсем так. Но из-за этого путешествие превратится в кошмар. Перед моей палаткой высокие сугробы снега, и, когда я, пошатываясь, выхожу, я понимаю, что за ночь, должно быть, выпало несколько футов снега. Просто идти пешком – уже непросто.

– Хо, – кричит кто-то, и тут же появляется Пашов, берет Пейси на руки и предлагает мне руку. – Ты можешь идти? – спрашивает он.

– Я не знаю, – признаюсь я, шатаясь по снегу высотой по пояс. Мое сердце трепещет при виде него, и я чувствую себя как школьница легкомысленной из-за того, что он, казалось, ждал меня. – Я вижу, у нас за ночь немного испортилась погода.

– Это только начало, – говорит он, и в его голосе звучит веселье. Сумасшедший мужчина.

Пейзаж полностью изменился, все покрыто густым белым порошком. Там разведен небольшой костер, и группа людей прижалась к нему, чтобы согреться. Я присоединяюсь к ним, и мы пьем горячий чай и жуем вяленое мясо, чтобы позавтракать перед началом дневного путешествия. Я ем медленно, уделяя время каждому кусочку. Не потому, что это вкусно – это не так, – а потому, что я боюсь мысли о сегодняшнем походе.

В конце концов, мой чай остывает, независимо от того, как медленно я его пью, и люди начинают вставать. Вэктал приходит к группе, чтобы забрать Джорджи, и он полон энергии. Снег и холод не беспокоят ни его, ни других ша-кхаи. На мгновение я горько завидую его невосприимчивости к холоду. Кажется несправедливым, что даже с вшой в груди мне должно быть так чертовски холодно.

– Давайте потушим огонь, – говорит Вэктал нашей маленькой группе. – Доедайте, а потом нам нужно идти. Такая хорошая погода продержится недолго.

– Хорошая погода? – Джоси задыхается.

– Скоро разразится буря, – говорит Химало, указывая на небо. – Посмотри, какие темные облака.

Хор женских стонов отвечает на его комментарий.

Я медленно поднимаюсь на ноги. Все болит и кажется скрученным в узел, и от перспективы еще большей непогоды мне хочется кричать. Я сажаю Пейси на бедро и поворачиваюсь к своей палатке, только чтобы обнаружить, что ее нет.

На ее месте стоят сани гораздо большего размера, и Пашов накрывает их содержимое большим кожаным чехлом.

Я с трудом пробираюсь по снегу к нему.

– Моя палатка исчезла?

Он поворачивается и смотрит на меня, затем подбегает, чтобы выхватить Пейси из моих рук.

– Я упаковал ее для тебя.

– Ты это сделал?

Пашов небрежно прижимает Пейси к себе и ухмыляется мне.

– Конечно. Я сделал ее для тебя. И я собрал ее для тебя. – Он хватает маленькую машущую ручку Пейси и слегка встряхивает ее. – Как поживает сегодня этот малыш?

– Он великолепен. – Я немного насторожена настроением Пашова.… но довольный. В этот момент он настолько похож на себя прежнего, что мне становится больно. – Однако его мамочка борется с трудностями.

Пашов тут же удивленно оборачивается. Он подходит ко мне, пробираясь по глубокому снегу, как будто это ничего не значит.

– Что такое?

Я качаю головой, извиняясь, что пожаловалась.

– Холодно. Но все в порядке. Мне просто нужно привыкнуть.

Он указывает на сани, которые упаковывает.

– У меня есть еще меха…

– Со мной все будет в порядке, как только я начну идти.

Он удивленно поворачивается ко мне.

– Ты хочешь сегодня тоже идти?

А?

– Эм, я не могу здесь оставаться.

– Я думал, что повезу тебя на санях. Как другие тянут за собой свои пары. – Его голос звучит почти застенчиво. Это намек на темный румянец, разливающийся по его синим щекам?

Моя пара… застенчива?

Я не могу не вздрогнуть. Мне никогда не приходило в голову, что из-за огромных пробелов в его памяти он не будет знать, как вести себя рядом со мной. Это всегда было связано со мной и с тем, насколько я ранена.

О мой Бог. Я начинаю понимать, что я большая дура. Он старается, не так ли? Он пытается понять, как он вписывается в это дело, а я все усложняю. Я и не подозревала.

– Я не хочу быть обузой, – шепчу я.

– Ты? Ты легкая и воздушная, как Пейси. Ты весишь не больше тонкого клюва-коса, – издевается он.

Я приподнимаю бровь в ответ на это. Я почти уверена, что среди большинства людей меня назвали бы «крепкой», и это не изменилось после родов. Но если он хочет так думать, он может.

– Твои сани выросли за ночь.

– Я понял, что могу унести больше. – Он протягивает мне руку. – И я освободил место для своей пары, как и должен был сделать вчера.

Я медленно вложила свою руку в его.

– Если ты уверен, что не возражаешь…

– Это доставило бы мне огромное удовольствие. – Его глаза блестят, как будто мысль о том, чтобы взвалить мой вес на сани, действительно является самой захватывающей вещью, о которой он думал за весь чертов день.

– Ну, тебе не обязательно выкручивать мне руку.

Пашов быстро отдергивает свою руку, и на его лице появляется ошеломленное выражение.

– Выкручивать тебе руку? Это то, что делают люди?

Я не знаю, смеяться мне или плакать.

– Ты ничего не помнишь о людях, не так ли?

Блеск в его глазах немного тускнеет.

– Я заново учусь тому, чему могу.

– Я знаю. И спасибо тебе.

ПАШОВ

Это то, что мне нужно, понимаю я, когда Стей-си неуверенно улыбается мне. Счастье моей пары. Такое чувство, будто что-то встает на свои места в моем сознании. Это то, что я должен делать. Это моя пара. Моя работа – не только заботиться о ней, но и делать ее счастливой. И в последнее время у меня это плохо получалось.

На данный момент ситуация меняется.

Я охотно помогаю ей забраться на сани. Я тщательно упаковал их так, чтобы сверху были уложены самые мягкие меха, а в передней части саней есть маленькое гнездышко, где она может свернуться калачиком и расслабиться, пока я ее тащу. Она садится, и я вижу удивление на ее лице, когда она поджимает под себя ноги.

– Это действительно удобно.

– Я рад. – Я вытаскиваю один из самых толстых мехов и укладываю его ей на колени, другой рукой придерживая сына. – Это подойдет? Должен ли я что-нибудь изменить? Что-нибудь переместить?

– Нет, все в порядке. Действительно. – Она натягивает одеяло на ноги, а затем тянется за комплектом. – Ты уверен, что это не будет слишком тяжело для тебя?

– Вовсе нет. Я сильный. Очень сильный.

– Ты все еще восстанавливаешься. – В ее голосе звучит мягкий упрек, но на лице играет улыбка.

Я очарован этим маленьким изгибом ее рта. Ее губы выглядят такими мягкими. Такими розовыми. Мой член поднимается в бриджах, отвечая на ее удовольствие, и я заставляю себя оставаться занятым, пока он снова не успокоится. В моей груди раздается низкий гул, который я сначала не узнаю.

Это резонанс.

Я удивленно потираю грудь. Мне не следовало бы удивляться. Конечно, я нахожу в ней отклик. Она моя пара, и даже сейчас мой комплект лежит у нее на коленях. Я слышу тихий звук и понимаю, что она поет мне в ответ, ее кхай отвечает моему. Я остаюсь неподвижным, ожидая, когда невыносимая потребность захлестнет меня. Чтобы песня стала настолько захватывающей, что у меня не будет другого выбора, кроме как откликнуться.

Вместо этого, это просто… приятно. Это остаток прошлого резонанса, – резонанса, который был стерт из моего сознания.

Я разочарован.

Мне не следовало бы этого делать, но резонанс – один из редких даров жизни, и испытать его и забыть – это похоже на потерю. Неужели это то, что она чувствует каждый раз, когда смотрит на меня? Как будто она потеряла что-то огромное? Я хочу обнять ее и утешить от осознания этого. Но я этого не делаю. Я просто плотнее укутываю ее одеялом и чмокаю сына в щеку.

– Готова ехать?

– Думаю, что да, – ее голос мягок. Застенчивый. Из-за резонанса между нами в ее горле возникает вибрация, и это заставляет ее звучать по-другому. Мне это нравится.

Мне очень многое нравится в Стей-си, даже ее странное маленькое личико. Я натягиваю на нее капюшон, чтобы защитить голову, а затем поворачиваюсь, чтобы схватить шесты от своих саней. Я проверяю вес саней, а затем начинаю тянуть их за собой. Ее вес на санях невелик, незаметен. Я рад, что могу облегчить ей это путешествие.

– Говори, если тебе нужно, чтобы я остановился, – бросаю я через плечо.

– Ты уверен, что это нормально? – Похоже, она встревожена. – Я могу сама идти.

Я поворачиваю голову и насмешливо рычу на нее.

– Ты не пойдешь пешком.

У нее вырывается смешок, и это самый сладкий звук, который я когда-либо слышал. Мне нужно чаще заставлять ее смеяться.

***

Я держу сани на краю группы, ближе к задней части с Аехако и его огромными санями, а также охотниками, которые охраняют тыл и высматривают отставших. Дело не в том, что мой груз слишком тяжел, а скорее в том, что я предпочитаю вернуться сюда, на задворки.

Такое ощущение, что я должен постоянно следить за собой таким образом.

Мы болтаем все утро, о пустяках. Мы говорим о погоде и снеге. Мы говорим о зубе, который прорезался у Пейси сквозь маленькие синие десны. Мы говорим о моих матери, отце и моей сестре Фарли. Мы говорим о моих братьях Зэннеке и Салухе, и Стей-си рассказывает мне все об их парах и комплекте Мар-лен. Как Салух ухаживал за Ти-фа-ни, и теперь она ждет ребенка. То, как Зэннек и Мар-лен нашли отклик всего через несколько дней после нас, но Мар-лен родила свою маленькую Залену почти за два дня до рождения Пейси. О том факте, что двух людей – Мэ-ди и Ле-ла – вообще не было с ними, но они нашли их в другой из пещер корабля-спасателя. О том, как Хассен увел одну сестру только для того, чтобы в конечном итоге взять другую в качестве пары удовольствий, а затем резонировать с ней несколько дней спустя. Нам есть о чем поговорить, но мы продолжаем разговор о других, а не о нашей ситуации.

Так будет проще.

Пока мы путешествуем, с неба продолжает сыпаться снег, а день остается холодным и темным. Малыш суетится, и она время от времени нянчится с ним. С течением дня он становится все более раздражительным, и я могу сказать, что Стей-си устает. То, что она может носить его с собой весь день и не расстраиваться, показывает мне, насколько она терпелива. Моя мама с радостью взяла бы его с собой на несколько часов, и я делаю мысленную пометку спросить ее об этом завтра. Возможно, я смогу дать Стей-си время вздремнуть днем, пока мы путешествуем. На какое-то время я погружаюсь в свои мысли, пытаясь придумать способ вернуть к нам мою мать или сестру, чтобы Пейси мог…

– Пашов! – голос Стей-си полон ужаса.

Я останавливаюсь, роняя ручки саней в снег, и оборачиваюсь.

– Что? Что такое?

Стей-си прижимает руку к груди, ее лицо такое же белое, как костяные ручки саней.

– Н-нам обязательно д-держаться так близко к утесу?

А? Я смотрю в сторону. Мы огибаем низкую, узкую долину, где снег будет гуще. Вместо того чтобы пройти через него, мы движемся по краю обрыва. Я следую за остальными, когда они оставляют след, и мы, естественно, идем там, где снег менее глубокий, обычно по вершине пологого холма.

– Ты в безопасности, Стей-си. Я не позволю тебе упасть.

Она прикусывает губу, и я с удивлением замечаю, что ее рот того же цвета, что и ее маленькие квадратные зубы. Вся жизнерадостная розоватость исчезла с ее маленького личика.

– Мне страшно, – шепчет она.

Я стараюсь не хмуриться от беспокойства.

– Ты хочешь, чтобы я отправился в долину? В такую погоду это опасно.

– Я… нет, я думаю, что нет. – Она учащенно дышит. Ее глаза бегают туда-сюда, и я понимаю, что она паникует. – Это просто… обязательно ли нам быть так высоко?

Пейси причитает, дергая себя за косу, его маленькое личико морщится от разочарования. Я знаю, что она сама не своя, когда подносит дрожащую руку ко рту и продолжает смотреть на долину внизу.

– Стей-си, – говорю я спокойным голосом. – Я не позволю тебе и Пейси упасть. Это я обещаю.

– Я знаю. Я просто… Я не могу. Высоко. Действительно высоко. – Ее слова быстрые и отрывистые, движения дерганые. Я начинаю беспокоиться, что она ослабит хватку на Пейси, который уже извивается. Я стаскиваю его с ее колен, и его мокрые кожаные штаны хлопают меня по руке. – Его нужно переодеть.

– Да. Конечно. – Она быстро моргает, но ее лицо по-прежнему белое как мел. Она не может оторвать взгляда от раскинувшейся внизу долины.

Я должен увести ее подальше от этого.

– Стей-си. – Я стараюсь, чтобы мой голос звучал спокойно. Неужели я забыл о ее боязни высоты? Неужели я такой ужасный партнер, потому что мучаю ее, доводя до такого состояния? Я смотрю на утес, но эта тропинка – лучшая, она уже изрыта колеями от саней, которые прошли до нас. Быстрее всего будет, если я продолжу движение вперед вместо того, чтобы тащить ее по свежему снегу. – Я собираюсь сменить кожаную одежду Пейси…, – говорю я ей. – А потом я понесу его некоторое время. Ты должна успокоиться.

– Я спокойна, – огрызается она, и это звучит совсем не так. Ее дрожащая рука подносится ко лбу. – Мне жаль. Я пытаюсь быть спокойной. Я знаю, это глупо. Я просто…

– Нет, – говорю я ей. Набравшись смелости, я протягиваю руку и провожу костяшками пальцев по ее щеке. Ее лицо холодно, как лед, но она смотрит на меня большими, горящими глазами с испуганным выражением, от которого у меня щемит сердце. – Это не глупо. Ты напугана, но я здесь. Я не позволю тебе упасть.

Ее рука касается моей, и она трется щекой о мою ладонь. Я чувствую, как по моему телу пробегает волна – защитная, собственническая и полная потребности.

– Я доверяю тебе, – шепчет она.

Я смотрю ей в глаза и чувствую связь с ней. Что-то глубоко внутри…

– Почему ты перестал двигаться? – ревет Бек, подбегая к нашим саням. Он идет по краю обрыва и кладет руки на борт моих саней. Стей-си со стоном отдергивается, и момент упущен.

Я хочу зарычать на Бека, но мой гнев на него не вернет связь со Стей-си. Она ушла.

– Нам нужна минутка.

– Зачем? Мы же в походе. У тебя будет много приятных моментов, когда мы остановимся на ночь. – Бек поднимает копье, указывая на караван саней далеко впереди нас. – Вы потеряете группу из виду, если будете двигаться еще медленнее.

– Нам нужна минутка, – повторяю я, низкое рычание вырывается из моего горла. Я сажаю сына на руку. – Если только ты не хочешь поменять для моего сына кожаную одежду?

Бек хмурится, словно от запора, затем свирепо смотрит на меня.

– Я так не думаю.

Я махаю на него рукой.

– Тогда продолжай идти. Мы скоро присоединимся.

Он фыркает и что-то бормочет себе под нос, устремляясь вперед.

Я бросаю свою легкую накидку на снег и сажаю на нее сына. Он издает булькающий звук и поднимает руки в воздух, протягивая их ко мне. Его хвост дико дергается взад-вперед, а на лице сияет улыбка, которая заставляет меня смеяться от чистой радости. Когда он корчит такое лицо, он выглядит так же, как Фарли, когда она была маленькой. Похож ли он на меня? Я прикасаюсь к его маленьким чертам лица. Я никогда не видел своего собственного лица, но, должно быть, чем-то похож на свою сестру.

Его ноги болтаются в воздухе, и я развязываю один уголок его кожаных бриджей. Там влажно, и в воздухе стоит ужасное зловоние.

– Фу! – Я утыкаюсь носом в сгиб локтя, пытаясь защититься от запаха. – Он болен? – спросил я.

Стей-си издает тихий смешок – все еще хрупкий, но больше похожий на нее саму.

– Нет, он всего лишь ребенок.

– Его навоз всегда так отвратительно пахнет? – Я возвращаю лоскут кожи на место у него на животе, пытаясь избавиться от вони.

– Не всегда. – Через мгновение она добавляет: – Но большую часть времени – да.

Я бросаю на нее взгляд. Она лежит на санях, и капюшон натянут на ее лицо. Может быть, теперь, когда она не видит скал, она чувствует себя лучше. Хорошо. Я решу проблему с кожаной одеждой моего сына и понесу его, чтобы она могла немного расслабиться.

– Что мне делать с грязным? – Я не менял кожаную одежду комплекта… а если и менял, то не помню.

– Ты знаешь, но забыл, – говорит она, и ее голос такой мягкий. – Но я помогу тебе вспомнить.

По какой-то причине мне становится грустно. Это всего лишь покрытия… Я смотрю вниз на счастливое лицо моего сына, когда он машет руками и ногами. И мне интересно, что еще я забыл.

Глава 4

СТЕЙСИ

Сегодня у меня так сильно болит сердце. На какое-то время мне показалось, что мой Пашов вернулся. Не тот Пашов с единственным рогом и растерянной улыбкой на лице, когда он меняет подгузники. На краткий, сияющий миг мы почувствовали себя мужем и женой. Или парой, я полагаю. Как будто между нами никогда ничего не было.

Но всегда появляется что-то такое, что лопает этот пузырь.

Я слышу счастливое хихиканье и выглядываю из-под капюшона своей меховой накидки. Я держу голову опущенной, а глаза закрытыми с тех пор, как мы начали путешествовать вдоль скал. Я совсем забыла – в безопасности и уюте в Пещере племени – что эта земля – не что иное, как вершины, долины и снег, насколько хватает глаз. Здесь не так много ровной поверхности, и я смертельно боюсь высоты, а это значит, что, когда становится еще каменистее, я начинаю паниковать. Я хочу спуститься пониже, где мне кажется безопаснее, но Пашов говорит, что путешествовать там не так безопасно и быстро, и я ему доверяю.

Мне не нравится его ответ, но я ему доверяю.

Я выглядываю наружу и вижу, как Пейси ерзает в своей переноске, пристегнутой ремнями к большим, широченным плечам Пашова. Маленькие ручки Пейси машут в воздухе, и он смеется тем счастливым, беззаботным детским хихиканьем, от которого просто становится хорошо, когда его слышишь. Хотя я не понимаю, над чем он смеется. Затем, мгновение спустя, длинная кожаная нить с одним из декоративных перьев Пашова перелетает через его плечо. Пейси издает еще один пронзительный смешок восторга и пытается схватить ее, но Пашов медленно тянет ее назад. Он приладил свои сани так, что обе ручки пристегнуты ремнями безопасности к груди, и это оставляет ему свободную одну руку. Я думаю, он использует это, чтобы подразнить Пейси игрушкой из перьев. Это напоминает мне о том, как кто-то играет с кошкой, и я улыбаюсь. Мне никогда не приходило в голову развлекать своего ребенка, когда он висит у меня на спине. Он будет избалован, но у меня не хватает духу упрекнуть Пашова.

Для человека, у которого нет никаких воспоминаний о своем сыне, он действительно, очень хорошо с ним обращается.

Я смотрю на небо, но снег все еще падает толстыми, тяжелыми хлопьями. Они такие большие, что практически размером с кукурузные хлопья… и теперь я хочу миску кукурузных хлопьев и немного теплого молока. Вздох. Я знаю, что это несбыточная мечта, но прямо сейчас я бы предпочла, чтобы снег прекратился. Мир выглядит как одно большое серо-белое пятно, и ветер усиливается. Моему лицу под меховым плащом жарко, и оно обожжено ветром, и я уверена, что по мере того, как мы будем двигаться дальше, будет только хуже. Полагаю, с этим ничего не поделаешь, остается только смириться.

– Разве еще не пришло время остановиться? – спрашиваю я его. Я устала, хотя все, что я делала, – это ехала на санях весь день.

– Еще не совсем, – бросает Пашов через плечо. – Если ты устала, поспи подольше. Скоро нам предстоит пересечь еще одну долину.

Что означает больше прогулок вдоль хребта, а не по самой долине. Ик. Эта мысль вызывает у меня адское беспокойство, но я ничего не могу поделать. Ша-кхаи знают самый безопасный маршрут путешествия и знакомы с этими землями. Если безопаснее идти вдоль скалы, а не по долине, я поверю им на слово. И не похоже, что я планирую когда-нибудь снова отправиться в это путешествие.

Я просто должна выстоять. Я снова зарываюсь с головой в одеяло и надеюсь, что смогу заснуть.

Похоже, я, должно быть, изрядно устала, потому что я действительно засыпаю. Немедленно.

***

Когда я просыпаюсь позже, на улице ужасно холодно и темно. Пейси не плачет, а я все еще измотана, несмотря на то, что целый день ехала, как королева на своей колеснице. Я сажусь в санях, вглядываясь в темноту.

– Пашов? – зову я.

– Я здесь, – говорит он, и шаги хрустят по снегу, прежде чем теплая рука касается моей. – Твоя палатка готова.

– Где находится костер? Где Пейси? – Мои груди наливаются молоком, и я борюсь с желанием положить на них руку, когда зеваю. – Боже, почему я так устала?

– Это утомительное путешествие, – говорит он, и его рука скользит под мои бедра, обнимает меня за спину, а затем меня поднимают в воздух, как будто я ничего не вешу. – Пейси спит. Моя мама накормила его пюре, пока ты спала, хотя он, вероятно, скоро проголодается. И сегодня вечером костра не будет. Погода слишком плохая.

– О. – Я теснее прижимаюсь к его груди, потому что здесь, на ветру, невыносимо холодно. – Это отстой. Я замерзаю.

– Я останусь с тобой на ночь, – тихо говорит Пашов, и я чувствую, как его тело вздрагивает и двигается, когда мы ныряем в палатку.

– Ты не обязан, – начинаю протестовать я, но здесь ненамного теплее. Меха расстилаются на снегу, и когда он опускает меня на землю, я снова начинаю дрожать.

– Да, я знаю, – говорит он. Он достает Пейси из своей корзинки и протягивает его мне.

Я беру своего ребенка, но он крепко спит, его тело наливается тяжестью. Он не просыпается, даже когда его перекладывают, так что он, должно быть, не голоден. Я ложусь и устраиваю его рядом с собой.

Мгновение спустя полог палатки закрывается, и ветер становится приглушенным. Я не слышу ничего, кроме звука своего собственного дыхания. Пашов шевелится в темноте, и я чувствую, как его большое тело перемещается на меха рядом со мной. Не слишком близко, но достаточно близко, чтобы я могла чувствовать тепло, исходящее от его кожи.

– Ты голодна? – он бормочет. – У меня есть кое-какие пайки…

– Я не голодна. Просто устала.

– Тогда спи. Обо всем позаботились.

Я ложусь. В темноте я чувствую, как шевелятся одеяла. Тело Пашова касается моей руки, и я понимаю, что он лежит по другую сторону от Пейси. Мы почти как будто снова стали семьей, и меня пронзает волна такой сильной тоски.

Пожалуйста, поскорее верни себе память, Пашов, – я молча молюсь.

***

Посреди ночи поднимается ветер, стены палатки дрожат. Температура снова падает, и даже несмотря на то, что большое тело Пашова обеспечивает тепло, все равно холодно. Пейси просыпается, чтобы поесть, но затем снова засыпает, совершенно не подверженный зимним штормам.

Я же? Я чувствую себя как фруктовое мороженое. И я невероятно скучаю по жаре. Я укладываю Пейси в его корзинку в изголовье кровати и придвигаюсь поближе к Пашову под одеялом.

Его руки обнимают меня, и он притягивает меня к себе. Меня окутывает тепло, и его кожа касается моей, и это так приятно, что мне хочется плакать. У меня слезятся глаза, но я стараюсь взять себя в руки. Последнее, что я хочу сделать, это вывести его из себя. Проходит несколько минут, прежде чем мои глаза перестают щипать, а комок в горле спадает настолько, что я могу расслабиться. Я так сильно скучала по своей второй половинке.

Здесь я продолжаю думать, что я сильная, и все, что требуется, – это прикосновение его кожи к моей, чтобы я снова потерялась.

Я кладу голову на сгиб его руки, и моя ладонь ложится ему на грудь. Он без рубашки. Я не должна удивляться. Даже самая плохая погода, кажется, не оставляет равнодушными ша-кхаи и их бархатисто-синюю кожу. Я должна поднять свою руку и держать ее при себе. Я говорю себе это, но, кажется, не могу пошевелить пальцами. Он такой теплый и знакомый, и меня накрывает волна возбуждения.

О боже.

Прошло несколько недель с тех пор, как мы с Пашовом в последний раз занимались сексом. Несколько недель с тех пор, как я чувствовала прикосновение своей пары. Мое тело жаждет его, изголодалось по его прикосновениям. Ради привязанности. Ради любви. Для связи. И поэтому, хотя я знаю, что не должна этого делать, я слегка провожу кончиками пальцев по мышцам его живота. Одно из моих любимых занятий, когда мы лежим в постели, – это просто прикасаться к нему. Почувствовать разницу между его кожей и моей. Исследовать пальцами каждый твердый мускул и познакомиться с каждым интимным дюймом его тела. Даже когда я была на миллионном месяце беременности с Пейси и совершенно не интересовалась сексом, потому что мне было так неудобно, мы часами лежали в постели и просто прикасались друг к другу. Его пальцы скользили по моей коже, лаская меня, а я исследовала его своими руками, и мы разговаривали.

Мы всегда были неразлучной парой. Это не изменилось с того дня, как мы встретились. После того, как мы впервые занялись сексом, Пашов схватил меня за задницу и покачал ею одной большой рукой.

– Хвоста нет, – сказал он, как будто одновременно испытывая благоговейный трепет и удивляясь этому факту. И я рассмеялась, потому что это казалось таким нелепым. Конечно, у людей нет хвоста.

Этот маленький ритуал продолжался до сих пор. Он всегда хватает меня за задницу и шутит по поводу отсутствия у меня хвоста. Он говорит, что это потому, что ему нравится смешить меня. Это просто глупый, банальный момент между супругами, но, боже, я так сильно по нему скучала.

Но сейчас я возьму на себя прикосновения.

– Это нормально? – спрашиваю я, проводя пальцами по его ребрам. Я чувствую их немного отчетливее, чем в прошлом, но я знаю, что это потому, что он был болен. Сейчас ему лучше, и, кроме рога, остались лишь небольшие изменения.

В ответ его рука накрывает мою. Его большой палец гладит тыльную сторону моей ладони, и это такой легкий, нежный жест, что я теряюсь. Это моя пара, не так ли? Вот так Пашов всегда утешает меня, ласками. Прикосновениями. Просто заземлил меня лаской своей руки.

В этот момент я действительно очень хочу секса. Мой кхай с жужжанием разгорается в моей груди. Я чувствую, как потребность распространяется по всему моему телу. Это не резонанс, это просто моя реакция на моего партнера, его близость, моя потребность.