Текст книги "Тюрьма для свободы (СИ)"

Автор книги: Рубен Ишханян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

В ожидании мнимой свободы

И, верно, дьявольская страсть

В душе вставала, словно пенье,

Что дар любви, цветок, увясть

Был брошен в книге преступленья.

Николай Гумилев.

День был субботний, поэтому после завтрака всем был предоставлен отдых. Сказали, что священник заразился какой-то болезнью, поэтому навестить не сможет, но в то же самое время обрадовали, что к одиннадцати часам приедут музыканты и дадут концерт в честь всемирного праздника, к которому и заключенные причастны: все эмоции живут в человеке, но тут им не дают свободы. «По календарю сегодня 14 февраля», – сказал петух в желании напомнить всем, что сегодня он готов любить каждого, но за определенную оплату. Никто на сей раз на него внимания не обратил. Петух сделал грустную гримасу, отошел назад, стал слушать дальше, что прикажут всем теперь делать. Чайка Джон должен был всех распределить по камерам. Всем оставалось следить за ним. Подходя к камере, где шестнадцать лет вместе пробыли Рэн и Эрл, он обратился к новому, сказав, что теперь он будет «жить припеваючи в этой камере» и что сегодня днем Эрл покидает их. Потом, обратившись к Рэну, сказал нечто наподобие того, что ему вновь подкидывают свежее мясо. Рэн поднял руку, чтобы ударить того, но Эрл в воздухе поймал его за запястье. Посмотрел прямо в глаза и покачал головой, мол, делать этого не надо. В тюрьме лучше обходить острые углы, если есть такая возможность. Рэн просто нервно посмотрел на Чайку Джона, тяжело вздохнул и после взглядом вновь оценил новоприбывшего. Мужество не всегда оправдано. Иногда лучше промолчать, чтобы выжить. Хотя, как ни старались все заключенные обходить столкновения друг с другом, во время отдыха стычки бывали.

Чайка Джон покинул их через несколько секунд: дел у него было много. Теперь в этой камере, где умещались с трудом двое, появился третий. Новичка посадили на стул, прямо против кроватей, начали знакомиться. Рэн старался себя показать более мужественным и храбрым, чем был на самом деле. Он лежал на своем месте, приподняв немного подушку. Эрл расположился на второй койке и теперь смотрел сверху вниз. Тот не старался выглядеть скромным. Он был старше их по возрасту, приближался уже к пятому десятку. Но для Эрла и Рэна это не имело большого значения. В тюрьме они были взрослыми. Представившийся Йоханом человек будто только недавно был зачат и еще не успел появиться на свет.

Йохан рассказывал о себе все то, что ему вспоминалось. Приходилось многое утаивать, чтобы рассказ не был слишком откровенным. Однако уже через несколько минут он почувствовал доброе расположение к себе обоих сокамерников. Когда он все же решился назвать причину своего появления здесь, Рэн вдруг воодушевленно стал расспрашивать о том, разбирается ли он в драгоценностях. Йохан удивился. Конечно, он разбирался. Без этого он не смог бы создавать подделки. Тогда последовал второй вопрос:

«А в значениях также разбираешься?»

«Нет, в тайные учения не вдавался», – заметил Йохан.

Рэн махнул рукой, показывая, что не интересно. Он и Эрл на протяжении всех шестнадцати лет спускались тайком в библиотеку, которая, на удивление была очень большой и богатой. Там размещалось очень много книг по истории, религии, философии. Каждый год книг в ней становилось все больше. Находились авторы, которые сами посылали свои книги, в надежде, что кто-то из заключенных обратит внимание. Теперь они даже не знали, будь они на свободе, обратили ли бы внимание на книги, будоражащие фантазию и заставляющие действовать. Рэн взглянул на Йохана и в надежде получить от него хоть какой-либо рациональный ответ спросил:

«А как ты думаешь, камни имеют нечто общее с мистикой?»

«Есть такое дело. Говорят, что каждый камень обладает своей тайной силой и лечит от всяких болезней. Ты думаешь, почему подделывать считается преступлением? Да потому, что есть люди, которые покупают настоящие камни в надежде, что они помогут им выздороветь. А ненастоящие камни этой силой не обладают. Они подобие, но не то же самое. Так, для примера, янтарем лечили практически все болезни: желтуху, бесплодие, глазные болезни, детские болезни, женские заболевания и опухоли. Жемчуг стали подделывать в Китае где-то в XIII веке. После этого люди уже не ныряли за ним на морские глубины. Есть искусные подделки, которые на первый и на второй взгляд не отличить от природных. Можно сказать, что они даже превосходят их своей красотой».

Этого ответа было достаточно, что бы Рэн заметил:

«А ты умный?!»

«Был бы умным, не попался бы. Я понимал, за что меня поймали. Беда в том, что и не сопротивлялся. Когда пришли за мной, дома была моя мама и дочь. Жена моя умерла и я долго мучился, не находя себе места. Я очень долго добивался ее руки и сердца. Хотя еще до свадьбы изменил ей, но все равно вернулся к ней. Когда пришли за мной, я ждал их. Позвонили в дверь, открыла мама. Услышал, что разыскивают меня. Сразу вышел к ним навстречу. Маму попросил, чтобы она успокоилась. Если бы вы только видели ее глаза?! В них был такой страх, как будто мне уже рубят голову прямо у нее на глазах. Мама прикрыла рот ладонью. Видел, как она дрожит. Я вышел, закрыл дверь, попросил, чтобы мне дали минуту, чтобы объясниться с матерью. Они были мужчинами, такими же сыновьями, как я. Поняли, разрешили. Маме стал объяснять, но она не желала слушать меня. Сказала, что я хочу ее смерти. Ничего не ответил, ушел. Впервые у меня появилось желание доказать, что я не виноват, хотя и понимал, что виновен. Было страшно. Не находил себе места. Винил себя за то, что всегда знал, что когда-нибудь придет конец моим “фокусам”, но не мог остановиться. А последнее время казалось, что сам хочу попасть в тюрьму. Мне хотелось уединиться, не потому, что желал понять суть одиночества, а просто желал избавиться от суеты. Но давайте не будем об этом. Обратившись к Эрлу, Йохан спросил: “Ты сегодня выходишь на свободу?”»

«Вроде, да. А как там жизнь, ну, за пределами тюрьмы».

«Там жизнь?! Не знаю. Все по-старому, ничего не изменилось».

«За шестнадцать лет? Ничего не изменилось?».

«Ах, за шестнадцать? Ну, за это время многое изменилось. Сейчас люди живут в мире техники, компьютерной реальности. Они днями не выходят из дома, сидят перед мониторами и общаются со своими друзьями. Многие забыли о существовании природы. Вскоре все за нас будут делать роботы, а человеку останется лишь смотреть в монитор. Нет расстояний, никаких преград. Можешь общаться со своим другом или родственником, живущим в другом конце мира в режиме он-лайн: ты тут, а он там, вы говорите, смотрите друг на друга посредством веб-камеры. Передача голоса происходит за считанные секунды, как будто он находится в соседней комнате. Нет времени, нет пространства, ничего нет. Хоть и есть между точками А и Б разница в часах, но ведь не во времени. Уже все знают, что времени как такового не существует. А что касается пространства. Реального тоже постепенно не будет. А зачем? В виртуальном мире есть все то, о чем можно мечтать. Облегчили все».

«Ты своим рассказом охоту отобьешь у моего друга. Лучше не стоит», – перебил Рэн, понимая, что если тот возьмет разгон, остановить его больше не удастся.

«Я, конечно же, все утрирую, но в моих словах есть доля правды. Вот выйдет, посмотрит сам, что да как. А я молчу, ни слова больше не скажу».

«А ты очень обидчив. Это еще мы тебе попались, а в другой камере дали бы тебе метлу сразу в руки и сделали бы из тебя петуха. Но я не из таких. Да и сегодня особенный день, настроение портить не собираюсь», – сказал Рэн.

«Я лишь о том, что теперь люди вновь хотят построить Вавилон. Первый блин был комом, вторая попытка не пытка. Ведь, когда первые люди были изгнаны, еще даже детей у них не было, наше пространство было открытое. Появились люди, за ними последовали поколения до того времени, пока не решили вернуться в Эдем. Про Адама с Евой хоть и не забыли, но ведь никто не знал, Бог на небесах или в подземелье. Решили, что под землей его быть не может, значит, нужно подняться к небу. Тогда и было решено построить башню и подняться ввысь, но тогда не удалось. Как сказано, Бог разгневался на людей и смешал языки. В страхе, что перестали друг друга понимать, люди разбежались по разным уголкам. Так появились новые пары, так сказать, новые Адамы и Евы, для каждой стороны свои. Стали размножаться, пока не появились на свет новые люди, а потом целые поколения. Каждый на своей стороне желал по-своему приблизиться к Богу, но тот вновь гневался и делал все возможное, чтобы никто друг друга не понимал. Разбежаться уже было некуда, потому решили построить дома. Вначале строили одноэтажные, потом двух, а теперь строят вновь башни. Но каждый раз что-то с башнями случается. Бог гневается и делает человека более обособленным. Сегодня век индивидуализации, за которым последует новый всплеск желания построить башню. Ученые мужи меж тем делают все тактично: ищут совершенный язык, которым бы владели все. Виртуально уничтожают все границы, уже нет твоего и моего. А после и…»

«Все будет перемещено в реальную жизнь…», – остановил Эрл.

«Скорее, да. Но я так далеко не вникал. Я – юзер, то есть пользователь. Но, я думаю, что перехитрить Бога не удастся. Все знают, что Апокалипсис когда-нибудь, да будет. Может быть, уже через год, а может и тогда, когда нас уже не будет. У каждого начала есть свой конец…»

«Еще один ненормальный появился, – посмеиваясь, сказал Рэн. – А как ты думаешь, кто есть тогда человек?»

«Не знаю, но у меня всегда на этот счет были свои догадки».

«И что?.. О чем же ты размышлял?»

«Все взаимосвязано… Есть одна реальность, есть один Бог. Но есть много интерпретаций. А человек – это хромосомы».

«Не хочешь ли ты сказать, что человек есть ядра клетки, состоящие из белка и ДНК?»

«Быть может!»

«Ты помнишь, что такое ДНК?! А ты, Эрл», – спросил Рэн.

«Приблизительно…», – ответил Эрл.

«Тогда расскажи все то, что помнишь…», – попросил Йохан.

И Эрл стал вспоминать школьные годы, уроки биологии. Через какое-то время он уже излагал суть теории ДНК. По мере того, как он вспоминал, ему становилось веселей. Между Рэном и Эрлом всегда была разница, которая заключалась в степени открытости, в умении разговаривать. Эрл не любил разговаривать. И так люди много говорят. Пустая болтовня не имеет смысла. Он воодушевлялся и раскрывался лишь тогда, когда ему задавали вопрос, на который он мог ответить, напирая на свои знания. В эти минуты его устами начинали говорить другие. Теперь Эрлу вспомнилось, что основная роль ДНК в клетках – долговременное хранение информации о структуре РНК и белков. Внутри ДНК – информация, которая может изменить глобально всю информацию, которой мы ранее обладали. Изображение ДНК похоже на цветок. В середине этого цветка есть точка. Мы входим своим сознанием в эту точку и после выходим. Это точка входа и выхода. У этого цветка есть четыре основных листка, подобно тому, как есть четыре стороны света, есть четыре времени: прошлое, настоящее, удаленное настоящее, будущее. Люди переходят через точку соприкосновения, продолжают путь. Часть мозга, так же как и ДНК, выделена на нужды четырехмерной реальности. В ходе беседы Эрл и Рэн открывали для себя, что тессеракт и ДНК очень похожи друг на друга. Возможно, что они ошибались. Но тайна какая-то приходила сама по себе. В этой пустоте начинала царить воодушевленность.

«Интересно, повсюду число четыре».

«Да, но только сейчас я вижу это. Почему всегда мысли приходят тогда, когда их не ждешь? И все же, есть нечто странное в этом числе четыре».

Тессеракт и ДНК. Повсюду присутствовала цифра 4. В состав каждого нуклеотида ДНК входит один из четырех типов азотистых оснований (аденин – А, тимин – Т, гуанин – Г или цитозин – Ц). В самом названии тессеракта присутствует число четыре: в переводе с древнегреческого – четыре луча. Тессеракт и ДНК объединены этим числом четыре. В основе Лурианской каббалы лежат четыре идеи:

1) бесконечность сжалась, образуя пространство для творения;

2) божественные сосуды (сфирот), удерживавшие божественную энергию, необходимую для того, чтобы мир был совершен, разрушились («разбиение сосудов»);

3) после разрушения сосудов, когда большая часть Света уже была заключена в новые сосуды – сфирот, часть искр Божественного Света оказалась в плену в тварном мире у обманчиво самостоятельных сил зла, называемых скорлупами (клипот) или Другой стороной («ситра ахара»);

4) задача человечества состоит в том, чтобы совершить возвращение божественных искр Божеству («тиккун»), для чего необходимо установить в мире божественный порядок и царство закона. Согласно Талмуду, в Торе есть четыре уровня понимания, называемые ПаРДеС (буквально – «Сад»).

«Слово „ПаРДеС“ есть абревиатура. Если не ошибаюсь, то эти слова следующие: Пшат, Ремеш, Драш, Сод».

«А почему это слово не пишется как ПРДС?», – спросил Йохан.

«Не знаю. Думаю, что на иврите это слово пишется так, как ты сказал. Ведь на иврите нет гласных букв, а значит „а“ и „е“ отсутствуют. У каждого слова есть свое значение. Так, например, Пшат – простой смысл. Люди говорят друг другу то, что хотят сказать. В этом смысле здесь отсутствует всякая сложность. Речь о простой общедоступной форме коммуникации. Ремеш – намек. Порою в ходе беседы мы стараемся друг другу падать знак, намекнуть, боясь просто сказать правду в лицо. Драш – притча. Что такое притча? Это скорее премудрость, изложенная как житейский совет, обоснованный Богом. В каждой притче открывается или готова открыться для нас правда, истина. Но та правда, которую мы желаем в этой притче увидеть. Сод – тайна, это высший запредельный смысл. Если три первых для человека как-то открыты, то Сод – скрыта. Лишь для Мессии открыта тайна. Думаю, число четыре для человека – тайна».

«Как думаешь, число четыре связано со временем?», – спросил Рэн.

«Это число было связано с культом Солнца. Ведь четыре – число сторон света, времен года, стихий. Весь мир есть проявление четырехмерности. Стоит вспомнить слова Томаса Генри Бургона, который говорил, что всякая вещь в природе, хотя сама по себе и составляет триаду, обладает четвертым приложением на плане внешнем. Сакральные буквы Йод Хе Вау превращаются в тетраграмматон с помощью четвертой буквы Хе. Число четыре и его геометрический эквивалент квадрат – обозначают Бога (квадратный алтарь) и сотворенный им материальный мир. Йод Хе Вау Хе (YHVH) – имя Бога. Йод равносильно числу десять. 10 – число, открывающее тайну природы. Хе – пять. 5 – символ человека, микрокосм. Вау – шесть. 6 – число союза и равновесия. Если приплюсовать Имя Бога, то есть YHVH, получается семьдесят два. Существуют 72 комбинации имени Бога. Каббала учит тому, что человечеству суждено контролировать физический мир. Только для того, чтобы суметь контролировать, человеку нужно освободиться от эго. Эго человека является единственным препятствием для этого. Зоар учит, что человеческое эго не есть человек. Каббалисты описывают эго как покров, занавес, который прячет Свет от человека истинного. И цель каждого человека в этом мире – убрать покров, который прячет подлинную сущность и потенциал. И цель 72 имен Бога заключается именно в том, чтобы помочь нам это сделать. Не надо забывать о существовании также 72 ангелов. Согласно Каббале эти 72 ангела заботятся о человеке с момента рождения и сопровождают его на протяжении всей жизни. Корнелиус Генрих, более известный как Агриппа Неттесгеймский, жил в XVI веке, то есть в эпоху, когда начиналось усиленное развитие магических учений. За знаменитое сочинение „De incertitudine et vanitate scientiarum“ его обвинили в чернокнижии и магии. Он указывал, что у каждого человека есть три сопровождающих его духа: ангел-хранитель, астральный дух и гений (зачастую все три духа называются гениями). Существуют 72 добрых и 72 злых гения. Труд Агриппа Неттесгеймского вдохновлял многих, не оставив без внимания и Гёте, и Джона Ди. Чтобы воздействовать на физический мир, гениям необходимо использовать людей в качестве своих орудий на материальном поле».

«То есть ангелы управляют людьми?» – спросил Йохан, удивленный не познаниями Эрла, а самим фактом. Он даже не подумал спросить, как в тюрьме можно было получить так много эзотерических знаний.

«Не всеми. Лишь теми, кто готов для получения знаний. Ангелы сами находят человека и помогают ему прийти к ним», – ответил Эрл, кивая Рэну.

«Знаешь, был такой маг, по имени Джон Ди. Он твердо верил, что Ангелы намеревались возвеличить его как своего пророка и представителя перед принцами и властителями мира. Причиной, по которой Ангелы выбрали Ди – его интеллектуальный гений. У Ди были обширные познания шифров, а в его навыках в математической Каббале не было сомнений. Ди был одним из немногих людей своего времени, желающий и способный осуществить передачу, и достаточно умный, чтобы понимать смысл этого».

Рэн и Эрл замолчали. Теперь они достаточно отчетливо вспомнили современного канадского автора оккультной литературы Тайсона Дональда, занимающегося изучением енохианской магии. Енохианская магия основана на книге Еноха. Недавно им попалась в библиотеке книга под названием «Подлинная магия ангелов». Теперь в памяти их всплывали отрывки из книг, прочитанных ими. Интересно то, что информация сама приходила к ним. В их желании найти ответ на вопрос, ответ сам приходил к ним. И это все в тюремной камере, где пустоту насыщали знания. За неимением дел, они старались хоть в чем-то найти интерес. Ответ, который они получали, выходил за рамки задаваемого ими вопроса. А ведь вопрос состоял не в чем другом, как в желании понять, кто они есть. После минутного молчания Йохан возмущенно заметил:

«Вы меня окончательно ввели в заблуждение. Кто есть человек?»

На сей раз Эрл даже не попытался, что-либо ответить. Он думал об ином. Его мысли были заняты.

Мотивы в вечность

Мы просто глина под рукой творца.

Не знаем мы, чего от нас он ждет.

Он глину мнет, играя, без конца,

Но никогда ее не обожжет.

Герман Гессе.

«У каждого человека есть правило, а значит, существует будущее». Эрл не помнил где и когда он прочитал эти строки. Но слова врезались в сердце, которое никогда ничего не спрашивает и имеет свои ответы на все вопросы. Они остались и закрепились там навсегда. Сердце дружило с Душой, взаимодействовало с ней на бессознательном уровне. Нужно было прислушиваться к биению. Рэн старался научить Эрла управлять своим сознанием, фантазировать и пробовать выходить в иное пространство. Но у того ничего не получалось. Знания делали его более приземленным. Рэн прекрасно знал, что диктат ума должен быть уничтожен. Информация создавала шум, который мешает сердцу прислушаться к природе, чтоб узнать ответ, который та несет в себе. Сердце ныне стало очень эгоистичным. Ему хочется, чтобы его непременно любили, стремится узреть истину прямо здесь и сейчас, не всегда понимая, готово ли оно ко всему тому, что случится с ним. Когда же желаемого не получает, оно начинает плакать и кричать. Сердце болит от безответной любви. Оно может заплакать, как малый ребенок, показать когти, а после уйти, сказав с досадой напоследок: «Значит, это не моя половинка». В итоге фантазии рушатся, убегают прочь на самом восходе солнца.

Эрл напряг свой взгляд, посмотрел на Рэна и Йохана, ничего не сказал. Видимо задумался о том, что его ждет на самом деле в том мире, где не был шестнадцать лет. Облысевший, со шрамом на лице, он никому не мог понравиться. Ему не хотелось выходить на свет, туда, где поддерживали естественную жизнь обычные люди. Порой ловил себя на мысли, что, лишив его всего, ему просто подарили Рэна как награду за боль и страдания. А теперь и этого лишали. Чей заговор это был? Почему именно в день, когда он уходит, будто насмехаясь над ним, сюда подбросили Йохана, который теперь мешал им? Как хотелось в последний раз обнять Рэна. Третий мешал, не позволял им насладиться последними минутами наедине. Казалось, Йохан пристально следил за Эрлом, не давал дышать. Впервые за шестнадцать лет у него было чувство сильного смущения, стыда. Весь покрылся краской, как когда-то в детстве, в прошлой жизни. Однополая любовь стала восприниматься как основание для чувства вины. «Мы ненавидим себя в самом себе и в каждом из нас», – произнес Эрл шепотом, еле приоткрывая губы.

Было поздно думать об устройстве жизни. В тридцать шесть лет, после тюрьмы такого, как он, никто не смог бы полюбить. Так думал Эрл о себе. А еще казалось, что он не такой, как все. Признавался себе в том, что всегда отличался, а теперь больше, чем когда-либо. О возвращении домой никакой речи не могло быть. Мать долгое время не навещала его, отец вовсе отрекся. Брат был подростком, когда он очутился в тюрьме. Теперь ему около тридцати лет и, как казалось Эрлу, брат получил именно то воспитание, о котором мечтали его родители. Наверняка всем трудно будет принять его после возвращения из ада. Пребывание в аду длится долго, но не бесконечно. В отношениях с родителями и братом останется нерешенный вопрос, межличностный конфликт. Да и то, что происходило в течение шестнадцати лет, очень сильно повлияло на него. Он понимал, что время лечит раны: родители и брат постепенно привыкли жить без него, удалили его из памяти, похоронили заживо. Как бы семья их ни старалась выделиться из толпы, отец всегда считался с мнениями других. Общество влияло на судьбу человека, и с этим, по его мнению, нужно было смириться. Мать старалась сохранить семью. Эрл понимал ее. Женщины считают, что сердце мужчины – гостиница. Возможно, у отца была другая женщина, о существовании которой она знала. Но даже если бы это в действительности было так, то она точно закрыла бы на это глаза. Говорят, что так поступила бы каждая мудрая женщина. Как бы там ни было, Эрл старался не углубляться в жизнь родителей и брата. Они были далеки и находились уже за пределом его видения. А себе он всегда твердил: «Даже не помышляй о перемене, будь таким, какой ты есть сейчас и никаким другим». Эрл боялся, что начнет сам себя жалеть, и это станет поводом для того, чтобы другие тоже стали жалеть его. Уже в этом слове «жалость» было нечто отталкивающее.

Эрл знал точно, что за ним придет не кто-то из родных, а Эрида. Именно ей позвонили сообщить о его освобождении, а не родителям. Так пожелал сам Эрл, прекрасно осознавая, что если не Эрида, то ему придется одному идти через незнакомый город. Ему не хотелось идти одному. Хотелось, чтобы в первые дни его жизни на свободе рядом был проводник. Лучше женщина, не лишенная материнских инстинктов. Понимал, что, как ребенку, ему нужно научиться делать первые шаги, говорить, адаптироваться к окружающей среде. Эрл не мог признаться себе, что любил Эриду. Порой он был холоден к ней, иногда же, вспоминая ее, начинал скучать. Как много было в его жизни того, о чем он желал забыть. Если бы ему предложили придумать лекарство, то он постарался бы придумать нечто для памяти. Не для того, чтобы улучшить память, а в желании удалить все то, что могло ему причинять душевную боль. Однако воспоминания его иногда всплывали из памяти во сне. Потому и ко сну стал относиться двояко: временами боялся заснуть, а иногда спал часами и не желал просыпаться. Сны открывали завесу. Все смешивалось в единое целое: прошлое, настоящее, будущее и выдуманное.

Если у Эрла и были знакомые, которых он оставил там, в том мире, то, казалось, что у Рэна и вовсе никого не было. И это притом, что Рэн был более открытым, чем Эрл. «Все же странная штука жизнь», – однажды сказал Эрл. А в ответ от Рэна услышал: «Чего тут странного? Это просто жизнь». И он был прав. Эрлу незачем было тут распускать слюни перед Рэном, у которого ситуация была намного хуже. Он прекрасно знал, что мать Рэна навестила его в последний раз только перед своим отъездом и написала один раз после. Рэн хранил письмо. Порой, когда грустил, доставал и читал. В письме она сообщала, что добралась отлично, что у нее все хорошо. По ходу стало ясно, что у нее появился поклонник. В ее каждом слове царила воодушевленность, которая присуща всем людям, которые испытывают сильное влечение к противоположному полу и находят ответную реакцию своим эмоциям. В глубине сердца Рэн ревновал мать, но в то же самое время понимал, что без этой попытки изменить свою жизнь мать была бы одинокой женщиной, покинутой и забытой. Теперь, возможно, она выглядела моложе своих лет, но если бы не этот ее шаг, она бы давно превратилась бы в старушку и влачила бы жалкую жизнь в пустой квартире. Рэн понимал, что не имеет права осуждать. Однако он не мог не ревновать мать. У Рэна было неприятное ощущение. Никого ближе, чем мать, у него не было. Уединенность и противостояние самому себе ужасно болезненно. Для заключенного важно знать, что где-то там, за этими стенами существует человек, который ждет.

Это было на днях. В его воображении возникла необычная сцена.

В маленькой комнате было темно. Вся мебель была покрыта белым покрывалом. Часы были остановлены. Он проходил мимо сидящих людей, всматривался в их лица. У всех головы были опущены, но, проходя, стал замечать, как они глядят на него снизу вверх. Смотрят, но не замечают. Дав волю фантазии, он искусно нарисовал в своем воображении всех людей, каждое их движение. В углу, за занавеской, сидел мужчина, чей силуэт показался очень знакомым. Рэн подошел к занавеске, попробовал отдернуть, но оказался бессилен что-либо сделать. Попытался еще раз, но безрезультатно. Попробовал определить по запаху, но понял, что ничего не чувствует. Он обернулся и чуть ли не наткнулся на гроб, в котором спокойно расположилось его тело. В эту минуту все стало теряться во мгле. Его глаза четко различали синий и зеленый цвет, которые, сливаясь, давали темно-синий. Отсутствовал страх, он чувствовал себя достаточно уютно. Никто не оплакивал его тело. А наоборот, все собравшиеся смеялись. «Что означает смех?» – задался кто-то вопросом. И был ответ: «Человек, бегущий по улице, спотыкается и падает. Прохожие, которые увидели это, начинают смеяться. Если бы ему в голову пришло специально сесть на землю, то никто бы не смеялся над ним. Посчитали бы безумным и прошли мимо. Выходит, что смеются над тем, что он сел нечаянно». «Значит, он умер нечаянно?» – спросил тот же голос. «Смех символизирует переходное состояние от смерти к жизни». – «Выходит, мы сопровождаем его в жизнь?» – «Он связан с жизнью, которая несет смерть…», – продолжал объяснять тот же голос, спокойно отвечая на бесконечные вопросы, которые сыпались на него градом.

Рэн ощущал присутствие мамы. Кажется, она попала на эти похороны случайно. Ее тут вовсе не должно было быть. Он вновь посмотрел на мужчину, который сидел за занавеской. Перед ним стояла женщина. Не узнать ее лицо было невозможно. Это была Гера, которая улыбалась, как всегда. Потом она прошла сквозь занавеску, подошла к нему, опустилась и поцеловала. Ее холодные губы оказались более теплыми, чем его лоб. Рэн стал ощущать, как его тело изменяется. Он становился моложе, шел обратный процесс. Будто пленку перематывали назад с невоображаемой быстротой. Его тело приподнялось, присел, свесил ноги вниз, встал, подбежал к двери и стал спускаться. Выбежал по крутым лестницам на улицу, остановился и стал смотреть на небо. Вокруг все закружилось. Увидел тюремные стены, потом зал суда. Он стоял перед судьей, что-то говорил, но ничего не было слышно. Его лицо было очень тревожно. Гера была рядом, стояла и держала его за руку. После крепко обняла и крикнула: «Беги». Голос ее раздался эхом. Ноги сами повиновались этому крику. Открыл деревянную тяжелую дверь зала суда и увидел пруд, где собирались девочки и мальчики. Решил подбежать к деревенскому дому, где бабушка по-прежнему читала книгу. Подошел к ней, спросил о том, где находится мама. Ответа не было, бабушка лишь взяла пирог и откусила. А после исчезла. Он взглянул на потолок, увидел небо. Его руки держали голову молодой девушки, которая опустилась на колени перед ним. Обернулся и взглянул на себя, стоящего и стыдливо наблюдающего через окно. Поглаживая мягкие волосы девушки, улыбнулся себе, глядящему через окно, закричал: «Беги». Ему ничего не оставалось, как бежать, но только не домой. Бежит прямо в сторону Мастера, который наклонился и распростер руки так, чтобы поймать своего любимого ученика в свои объятия, потом подбросить к небу, а через некоторое время заметить: «И он еще не прилетел на землю…».

Именно в эту минуту он проснулся. Эрл тревожным взглядом смотрел на него и проводил рукой по его лбу. Рэн понимал, что один только Эрл мог оказаться тем человеком, который будет его ждать на свободе. Возможно, потому он и уходит, чтобы встать на ноги в течение нескольких лет, а после суметь помочь Рэну. В иллюзорном будущем они начали строить планы о том, что будут жить вместе и делить свою жизнь на двоих. В таких размышлениях Эрлу всегда отводилось место хозяйки, как будто он должен был следить за тем, чтобы крошки не валялись на полу, а на кухне не собиралась гора грязной посуды. Было ли это только беспочвенным размышлением или в реальности могло это произойти, никто из них не знал. Вначале не исключено, что Эрл и уделял бы внимание своему другу, но не от него все это зависело. Работа, дом, семья, которая согласится его приютить хоть на время, пока не заработает денег, не адаптируется, чтобы начать жить отдельно. Эрл до сих пор любил ту, из-за которой он очутился в этом замкнутом пространстве. Однажды, думая о будущем, в ожидании завтрашнего дня Эрл обратился к Рэну с просьбой о том, чтобы они вместе прекратили свое существование. Рэн тогда возмущенно ответил, что он никогда не позволит этому случиться, прекрасно понимая, что эта идея возникла по причине депрессии и стрессов. В нормальном состоянии никто не мог бы желать собственной смерти. Каждый раз, думая о смерти, он просил прощения за эти мысли, объясняя, что художнику не чуждо фантазировать на бессмысленные темы. На самом деле он боялся своих мыслей. Ни о чем не просил у более сильных, даже и не думал об этом. Ему хватало той силы, которой он владел.

Они смотрели друг на друга, будто находясь наедине, не замечая Йохана. Смотрели в глаза, не боясь того, что именно в эти минуты душа готова переселиться из одного тела в другое. Чувствуя в себе прилив теплоты, слыша пульсацию сердца, вздыхали глубоко и спокойно, ни в чем не стесняя себя. Так надо было. Задумано кем-то третьим, кто смотрит на них со стороны, будто на полотно, на котором двое, застывши без каких-либо признаков жизни, стоят прямо напротив друг друга. Но их взгляд такой живой, что кажется, еще немного и они оживут, скажут и услышат слова, которые, не завися от их желания, витают в пространстве, кружатся рядом с ними, готовые прокрасться в глубину их существования, а после вырваться, получив звучание, смысл, став замеченными и понятыми. Вдруг, сами того не ожидая, они нарушат тишину, царившую вокруг, и кто-то из них скажет или промолвит, прошепчет еле слышно, но так, чтобы можно было различить слова. Это будет тот, кто старше, почему-то именно ему могло прийти в голову сказать это: «Единство в нас самих. Говорят, Бог един, хотя и у него есть три лица. А у нас их всего два, понимаешь два меньше чем три. Значит наше единство оправдано!» И тогда непременно услышит: «Да, мы были единым целым. Но скоро все закончится. Я не хочу, чтобы все заканчивалось». Завяжется диалог, и будто невзначай, не совсем вникая в суть, третий скажет. «Есть начало, должен быть конец». Тогда двое, не двигаясь, не меняя положения лица и направления взгляда, попросят третьего рассказать о чем-то, что там, в том мире происходит. И тот, кто услышит, смотря на них, пожелает вспомнить все то, что было когда-то с ним, пока не явился сюда. Третий будет вспоминать каждый прожитый день, деля свою жизнь на четыре равные части: детство, отрочество, юность и молодость. Зрелость есть лишь воспоминание о пережитом.