Текст книги "Тюрьма для свободы (СИ)"

Автор книги: Рубен Ишханян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Рубен Ишханян
«Тюрьма для свободы»
Роман

ThankYou.ru: Рубен Ишханян «Тюрьма для свободы» Роман

Спасибо, что вы выбрали сайт ThankYou.ru для загрузки лицензионного контента. Спасибо, что вы используете наш способ поддержки людей, которые вас вдохновляют. Не забывайте: чем чаще вы нажимаете кнопку «Спасибо», тем больше прекрасных произведений появляется на свет!

Введение

Немало лет я внемлю предсказаньям

И в толще лет провижу чудеса.

Мальчишкой в небеса я бросил мяч —

И он еще не прилетел на землю.

Дилан Томас.

Здравствуй, друг мой С. А.!

Последнее время мне не спокойно. Кажется, живу в безумном мире и ищу оправдание сумасшествию. Слышу голоса, заставляющие вспомнить… В девятнадцать, я написал пьесу под названием «Тюрьма для свободы». Закончив, все вокруг утихомирилось. Персонажи покинули меня, но ненадолго. Видимо, что-то осталось недосказанным. Вновь поселились во мне: говорят моими устами, мыслят моими словами. Они одержимы идеями, которые никогда не могут быть абсолютно адекватными. На этот раз выбрали короткие и легко запоминающиеся псевдонимы, чтобы я их лучше запомнил. Как ты знаешь, имена всегда путаю. Не совсем четко понимаю кто, что и зачем сказал. Видимо, они на меня иногда обижались. В этот раз захотели проучить, и доказать, что у каждого из них есть своя история. Мои герои будто похожи, хоть разные и различимы. Воодушевляет их любовь к жизни. Я был более чем уверен, что в замкнутом пространстве скука должна была постоянно присутствовать. Ныне понял, что ошибался. Все зависит от самого человека, надо самому попытаться прожить каждую секунду. Смотрю на них, зависть овладевает. Вот бы и мне стать таким… В итоге создаю идеализированный образ.

Тюрьма – символ для людей, владеющих избыточной информацией. Они ищут сведения об окружающем мире, в то время как знания сами находят человека вне зависимости от его желания. Во имя знаний можно существовать, но не жить. Разум блокируется от насыщенности информацией. Необходим диалог, в котором главенствующим становится Ты. Мои герои нашли во мне свое Ты, стали учить. Многое понимал, но не осознавал. Со временем стал одним из них. Порой хотел избавиться от них, бросал и уходил, но вновь возвращался, чтобы записывать их мысли и действия. Открыл для себя, что автор в текстах не всегда важен. Сам нуждаюсь в них, это я их зову к себе… Научился делиться знаниями. Потом начали спорить, кто умней. В итоге была ничья. Не могу признаться, что проиграл, сдался, стал пленником их взглядов. Сейчас понимаю: писатель не творит тексты, они создают нас.

По ночам голоса больше не будят, сам просыпаюсь. Встаю ровно без четверти пять. Ощупью нахожу тапочки, надеваю. В темноте еле добираюсь до кухни. Зажигаю свет, боясь кого-то разбудить. Но еще до того, как включу свет, задаюсь вопросами: «А что если я ослеп? А что есть слепота? Простое невидение или нечто сверх этого?». Мне кажется, что слепота – путь к прозрению. Необходимо ослепнуть, чтобы ясно увидеть. И все же, глаза постепенно начинают видеть. На мгновенье успокаиваюсь, вытираю лоб – я сильно потею. Беру из шкафчика бумагу. Сажусь за кухонный стол. Начинаю быстро писать, но останавливаюсь: горячие руки дрожат. Сильный озноб проходит по телу. Слышу, как отовсюду говорят со мной. Со временем привык. Когда молчат, затыкаю уши. Создаю иллюзию, что они говорят, а я их не слышу… Есть много чего, о чем надо рассказать. Очень хочется найти единомышленника. Хоть одного, которому сказанное мною не покажется бредом. Может быть, это невозможно. Не будет того, кто согласится со мной. Мы все такие разные, хоть и уверяют, что отличаемся по ДНК лишь на мизерный, совсем незначительный процент. В этом есть правда.

Посылаю свой текст. Будут изменения, но совсем незначительные. Не считай это произведение пропагандой. Не критикуй и не суди строго. Я знаю, что прочитают этот роман многие. Отыщут в этой истории самих себя, но скромно промолчат. Знаешь индуистскую притчу о «Действительности»? Она очень короткая:

«У дороги стояло засохшее дерево. Ночью прошёл вор и испугался: он подумал, что это стоит, поджидая его, полицейский. Прошёл влюблённый юноша, и сердце его радостно забилось: он принял дерево за свою возлюбленную. Ребенок, напуганный страшными сказками, увидев дерево, расплакался: он подумал, что это привидение. Но во всех случаях дерево было только деревом».

Мы видим мир таким, каковы мы сами. Нет, не совсем так. Мы видим мир таким, каким хотим его видеть. Было время, думалось, у пространства есть границы. Сейчас уверен, что пространства и времени нет. Мы в силах распоряжаться судьбой так, как того желаем. Мы в центре, в средоточии, в точке, у которой есть четыре времени: прошлое и будущее, настоящее и отдаленное настоящее. Ты можешь вступить на территорию Другого. Тот не так далеко, он совсем рядом. Может быть, ты его еще не видишь. Но стоит сделать шаг в желаемом направлении, цель будет достигнута. Рядом с тобой существует параллельный мир. Оглянись! Жизнь есть движение!

В процессе написания случайно встречался с героями. Чаще всего случайно, прогуливаясь по улице. Я различал их среди толпы. Мог бы подойти, представиться. Все они персонажи, ищущие автора. И все же – прятал взгляд, стесняясь. Незаметно наблюдал за совокупностью телодвижений, мимикой. Я верю в законы кинесики. Прибегал к анализу, чтобы более четко создать образы. Приходилось отречься от себя. При прочтении отдельных частей, у тебя будет возникать DjVu. Уверен, увидишь в этих строках то, что захочешь, о чем я даже не смог написать.

Буду ждать твоего ответного письма.

Твой друг Р. И.

Аллилуйя

Я вот он, господа! Когда придет конец

И голова моя с твоей на плаху ляжет,

Пускай потом она подкатится поближе

К тебе, к твоим плечам, мой ангел, мой птенец.

Жан Жене

Он стоит возле железной двери. Мысленно повторяет: «Еще один день и все закончится. Я увижу свет, о котором мечтаю почти шестнадцать лет… Каждый час, проведенный здесь, будет забыт. Окончательно вырвать из памяти все не сумею, но постараюсь…».

Осужденного зовут Эрлман, а если коротко – Эрл. Это имя подходит ему больше всего. Ведь что означает Эрл? Если по-английски, то это граф или дворянин. Если это по-итальянски, то все равно он – граф. И на французском, немецком, испанском языке результат будет одним и тем же. Такое соответствие между именем и человеком, наверное, трудно представить. Он не был высокого роста, но и маленьким нельзя назвать. Тело в меру плотное, спортивное, атлетическое. Густые брови, которые он всегда поправлял, но все равно в скором времени они приходили в хаотическое состояние. Острый нос, маленький подбородок, тонкие губы. Черные большие глаза с длинными ресницами всегда были наполнены грустью и преданностью. Задумчивый и отрешенный взгляд смотрел куда-то вдаль, будто видел сквозь настоящее будущее.

Еще в детстве задумался, что хочет дожить до 36 лет. Необходимо было прожить столько и вернуться назад в детство. Это выглядело так: … 33, 34, 35, 36, 35, 34, 33… Все равно он не захочет жить больше 72. И так это долго. Впервые, когда задумался об этом, ему не было еще и пятнадцати лет. Означает, что из назначенного срока не прожил и половины. Ему еще следовало продолжать путь, но куда. Знал, что у каждого ветра – свое направление. Себя же считал пустой лодкой, плывущей по течению. Ему непременно хотелось верить, что когда-нибудь волна приведет его обратно. Он вернется к причалу. Тогда и стрела времени начнет идти в обратном направлении.

Эрл хорошо разбирался в физике и философию. Как говорят, был au courant всех событий в мире. Как одержимый жадно искал информацию. Часто посещал библиотеку, где разыскал старую, всю истрепанную книгу. Страницы ее были желтые и пылились. Когда листал, из-под пальцев ускользала пыль. Эти твердые частички начинали витать в воздухе. Доходили через ноздри к легким. Но в этом заключалась некая загадка. Благодаря тонкой невидимой грани понимал, как хорош свежий и чистый воздух. Это была книга Исаака Ньютона. Прочитанное воодушевило его настолько, что долгое время заставлял думать о четырех сторонах и четверти. Он постоянно повторял: «Четыре части света, четыре времени года… У пространства и у времени должно быть четыре стороны вместо трех. Четыре времени, четыре пространства… Есть прошлое, настоящее и будущее. Где четвертая? Есть три стороны пространства: x, 0, y. Где четвертая сторона?..». За каждым ответом следовали новые вопросы. Понимал, что ход мыслей не совсем правильный. Осознавал, что даже не все то, что доказуемо – правда. Есть вымышленный мир, и есть энциклопедические знания. Есть нечто, что зовет нас верить. Время и пространство были условностью. На их фоне разворачивались события. Ничто не способно было их объединить. Время было отделено от пространства. Только тонкая нить связывала их. Если время нельзя было изменить, то пространство всегда видоизменялось. Оно менялось, трансформировалось на глазах.

Мнемозина

Вы знали – жизнь моя всегда горячей кровью

На первый ваш призыв откликнуться ждала;

Вы знали, что душа, вспоенная любовью,

Пространства и года преодолеть могла.

Джордж Байрон.

Как и все люди, Эрл помнил себя с определенного возраста. Он был уверен, что сможет записать каждый прожитый день и час, начиная с трех лет. Для этого нужно было проявить минимум усилий. Прошлое вписывается в историю настоящего и создает будущее. Воспоминания же вызываются силой, зовущей человека мыслить. Теперь Эрл твердо отделял прошлое от настоящего. На то, что было, смотрел со стороны, исходя из времени здесь и сейчас. Умудрился вызывать в памяти сцены, которые разыгрывались заново перед закрытыми глазами. Заметил, что все его воспоминания косвенным образом всегда связаны с другим человеком. Возникали люди, сыгравшие немаловажную роль в его жизни. Хотя всегда считал себя одиноким, в его жизни было немало людей. Они приходили, а потом оставались или исчезали, но всегда были. В моменты своей уединенности всегда думал о Другом, лишь в особых случаях посредством Другого о себе. Это было скорее внутренним анализом того, что могло быть подумано о нем Другим. Считал, что воспоминание есть взгляд на себя со стороны. Эрл говорил, спрашивал у родителей и друзей так ли это на самом деле. Надеялся, что они смогут поделиться своим опытом, но всегда натыкался на непонимание. Например, мама кивнула головой, посмотрела удручающим взглядом, вздохнула и ответила: «Кто знает. Быть может, ты и прав». Отец, сидя на диване, сквозь очки посмотрел на сына, ничего не сказал. Продолжил читать начатую статью о подвигах в мире науки и техники. Друзья же советовали не думать о глупостях, больше обращать внимание на девушек и радоваться жизни. Эрл следовал советам друзей, но задавать вопросы и стараться найти на них ответы не переставал. Со временем заметил, что постоянные и непрерывные воспоминания не могут быть упорядочены. Память все равно хаотична. Одно событие непроизвольно ассоциировалось с другими. Понял, что без другого не существует жизни. Жить без другого – то же самое, что просто существовать в минувшем. Вещи неодушевленные, они созданы и пребывают в прошлом. Только благодаря другу мир может обладать значимостью. После суда стал чувствовать тревогу за себя. Теперь он по-настоящему был одинок. Последующие шестнадцать лет должен был прожить в воспоминаниях. И он сел за дневниковые записи. Открыл новую страницу и стал писать: «Август. 1974 год. Родился я, человек без прошлого. Меня назвали Эрлом. Говорят, что случайно. Но, я не верю в отсутствие мотивированной обусловленности. Если восстановить мою память и начать записывать не то, что я знаю о себе по рассказам других, а то, что помню сам, то приступлю к повествованию с трех лет».

Детство

Июнь того года оказался знойным. Мама Эрла стоит на кухне, режет лук на деревянной доске. Ее глаза слезятся, она вытирает их, не выпуская из рук нож. На ней старый, уже совсем потрепанный фартук, но это ее вовсе не раздражает. Кажется, смирилась с этой гранью между безденежьем и нищетой. Готовит суп из овощей: еда у нее получается всегда вкусной. Автоматически подходит к радиоприемнику, вытирает руки фартуком, переключает станцию. После исполнения песни «Stairway to heaven» группой Led Zeppelin, женский голос сообщает, что Израиль вывел свои войска из Южного Ливана, но боевые действия разгораются на севере страны. Она вздыхает еле слышно. Уже более десяти дней, как не разговаривала с сестрой, которая жила в городе на границе между Израилем и Ливаном. В начале каждого месяца она брала Эрла и шла на почту, чтобы записаться в очередь на междугородний разговор, а спустя несколько дней, снова прийти и позвонить. На главной почте были телефонные кабинки – единственная голосовая связь с родственниками, которые жили за границей. Маму все знали, а маленького Эрла любили. «У него умные глаза», – говорили они. А Эрл всегда стеснялся и прятался за спиной мамы.

Когда отец зашел на кухню, мать стояла у окна и наблюдала за Эрлом. Погруженная в мысли, она не услышала шагов. Он медленно подошел и поцеловал в плечо. Почувствовав прикосновение губ, вздрогнула.

– Гестия, милая. Чего ты так? – спросил отец.

Она повернулась и посмотрела на него. Глаза их встретились:

– Ничего, просто задумалась. Израиль вывел войска… Я смотрела на Эрла. Думала о том, какие мы родители. Не знаю…

– Бывает. Он славный. А мы стараемся быть хорошими.

– Да, знаю, понимаю, но все же…

– И Тэди любит Эрла. Он даже не ревнует нас к ребенку.

– Тэди – умная собака, – сказала она и на ее лице появилась улыбка.

Собственный сад огорожен заборами с шипами. Маленький Эрл сидит под вишневым деревом. Он совсем лысый: недавно мама побрила. Нет никого рядом, только он и маленькая собака Тэди, которая лежит, положив лапу под голову. Она следит за каждым шагом малыша. Это была собака папы. Ему было восемнадцать лет, когда на день рождения друзья подарили ее. Около шестнадцати лет собака прожила рядом. Практически половина жизни отца прошла вместе с Тэди. Именно она была рядом, когда отец поступал в университет, первый раз влюбился, потом окончил учебу, стал работать, встретил будущую жену и, мучимый безответной любовью, сделал все возможное и невозможное, чтобы они были вместе.

– Темнеет. А детям в этом возрасте нельзя оставаться в саду, – после нескольких минут молчания, промолвила мама.

– Да пусть играет, если хочет.

– Ему пора спать. Он еще очень маленький.

В тот вечер Эрл попросил маму посидеть рядом с ним, пока он заснет. Ему нравилось держать ее за руку, смотреть прямо в глаза. Мог ни о чем не говорить, просто чувствовать теплую, порой влажную ладонь мамы. Он смотрел на нее и решил задать вопрос, который последнее время его сильно волновал.

– Мама, а у меня будет братик или сестричка?

– Может, когда-нибудь и будет. Кто знает… – погладив сына по голове, ответила мать. – А теперь спи. У меня еще много дел.

Эрлу ничего не оставалось, как повернуться на бок, посмотреть на разрисованную стену и предаться сну.

Когда проснулся, дома царила тишина. Никто не разговаривал. Он встал, подошел к матери, посмотрел на нее. Она постаралась скрыть слезы, но это у нее всегда плохо получалось.

– Что случилось? – спросил Эрл.

Мама ничего не могла ответить. Папа позвал его, посадил к себе на колени.

– Понимаешь… Всякое живое существо когда-нибудь умирает, – начал отец, с трудом подбирая нужные слова.

Как сказать ребенку о том, что еще вчера у него была собака, а теперь ее нет? Даже став взрослыми, люди не перестают бояться смерти. Не знают, что она из себя представляет.

– Смерть, как и рождение – часть человеческой жизни. Когда приходит время, крылатый юноша с погашенным факелом в руке, предстает перед умирающим и уносит его в царство мертвых. Вход туда находится на крайнем западе, за рекой Океан, омывающей землю. Такой ангел сегодня предстал и перед Тэдом…

– И она пошла за ним? – задался вопросом Эрл и, не ожидая ответа, продолжил. – А вернется?

– Оттуда еще никто не возвращался, – сказала мать.

После смерти Тэди в доме расползлось ощущение пустоты. Никто не встречал хозяев по вечерам, никто не игрался, не нянчился с Эрлом. Больше никто не лаял, когда приходили незнакомые. Ушел член семьи, и нужно было что-то предпринять, чтобы пережить скорбь. После жизнь сама заставит смириться с потерей.

Тогда Эрл впервые задумался о смысле смерти. Ему показалось, что до рождения знал ее в лицо. Будучи взрослым, он неоднократно будет задаваться вопросами о смерти: «Как выглядит Смерть? Какая она из себя?..» И попытается на него ответить по-своему: «Гермафродит… Бесполое, но в то же самое время обладающее признаками мужского и женского пола. В ней все: любовь и грусть, разум и чувства, ненависть и радость, агрессия и нежность, самозабвение и вечность. Ее нельзя понять, увидев единожды, запомнить лица. Это – юноша необычайной красоты, сын Гермеса и Афродиты, Меркурия и Венеры. Но его загубила женщина, коварная и ничтожная. Красота – привилегия лишь в чистом мире, здесь она безрассудство, лишняя роскошь. Он был красив и чист, и крылья у него были как у ангела. Он – царь и царица, мать и отец, небо и земля, стрела и цель, два Нила. Смерть – середина жизни и бесконечности. Ею ничего не начинается и не кончается. Она в нас, просто нужно понять ее, помочь найти себя».

Отрочество

Когда Эрл оставался дома один, то часами мог смотреть на себя в зеркало. Было интересно следить, как изо дня в день меняется. Эрл понимал, что вступает в фазу взросления. Наступало время, когда взрослые и к его мнению должны будут прислушиваться. Люди всегда думают, что благодаря физической зрелости человек сумеет справиться с определенными проблемами. Временами думал, что если захочет, то сможет пройти сквозь зеркало и легко спрыгнуть в зазеркалье. Он изучал себя и свое подобие. Называл свое изображение просто Тот. Когда он поднимал свою правую руку, то Тот показывал свою левую. Когда подмигивал левым глазом, Тот всегда закрывал правый. Тот всегда повторял движение Эрла с точностью да наоборот.

Однажды между ними состоялся диалог. Кто-то из них сказал:

– Видишь, как искажается твое лицо и тело? Ты видишь себя настоящего. Смотри внимательней: лицо, полностью обнаженное тело, ноги и руки…

– А кто из нас есть настоящий? Ты, который есть отражение или же я, отражающийся?

– Я настоящий, а ты являешься моим отражением.

– Это нечестно! Такое мог сказать и я. Ведь кроме того, что способен видеть, у меня есть чувства.

– А ты знаешь, что будет завтра с тобой?

– Для меня лишь существует данный миг. Есть только настоящее. А ты знаешь?

– Догадываюсь! – улыбнулся первый, а второй загрустил.

Тот и Эрл стояли и смотрели друг на друга. Они продолжали строить гримасы. Теперь кто-то из них точно в зеркале видел человека, которым желал быть. Понимал, что таким никогда не станет. Под конец спросили: «А что есть сама действительность?». Ответить мог лишь третий. Чтобы понять связь зеркального отображения с прообразом, должны были учитывать третьего, которого наверняка звали Вершителем. На него уповали и надеялись. Верили, что он придет и решит задачу. Но, Вершитель так и не появился. Пришлось разойтись. Теперь они знали: у Эрла или у Тота есть двойник, живущий в зазеркалье. Прощаясь, договорились, что у каждого из них будет своя собственная судьба, но умрут в один час. После же встретятся, чтобы поговорить по душам. Попытались притронуться друг к другу, но тепла не почувствовали. Расстались. На время он перестал смотреть в зеркало. По утрам, уходя в гимназию, Эрл старался приводить себя в порядок, пренебрегая своим отражением. Со временем Эрл позабыл об этой бессмыслице. Казалось, что Тота никогда и не существовало. Это, по крайней мере, его успокаивало.

Он не очень любил посещать занятия. Не мог наладить отношения со своими одноклассниками. Говорили, что он очень самодовольный и самовлюбленный. На самом деле это было не так. Просто ему не совсем хотелось общаться со сверстниками. Рядом с их гимназией находилась специальная школа. С улицы ее не было видно. Она скрывалась за деревьями. Это был отдельный дом, который внешне ничем не отличался от других. Внутри же все было в радужных тонах, прямо как в детской больнице. Эрл частенько заглядывал туда. У входа всегда стояли тюльпаны. Над ними висел плакат, на котором был нарисован цветок, растущий из-под земли и стремящийся достичь лучей солнца. Под этим цветком собирались учащиеся этой школы: один был слепой, другой в инвалидной коляске, третий был без руки. Лишь четвертый был здоровым и крепким мальчишкой. Внизу картины была надпись: «Когда цветок дорастет до Солнца, разница между людьми исчезнет».

В этой школе все дети нуждались в особом отношении. Они были разные: худые и толстые, высокие и низкие, добрые и злые. У большинства из них были ДЦП, миопатия, ампутация конечностей. Они относились к Эрлу двояко: благодарили за то, что он навещает их, но с какой-то снисходительностью. Каждый прожитый день отдалял их от мечты быть ходячими. «Ходячие люди – не то, что мы, – однажды сказал один толстяк, который еле передвигался с помощью костылей. Никчемное тело! Думаешь, душа инвалида также увечена? Я точно знаю, что нет. Время вылечит…». Ответа не ждал, потому и никто ничего не сказал. В этом доме, которого все боялись, Эрл был своим и одновременно чужим. Дети наблюдали за ним со стороны, сравнивали его с собой. Они любили его и ненавидели. Девушки кокетничали, старались изо всех сил понравиться. Мальчишки ревновали своих подруг и делали попытки обидеть Эрла, чтобы он ушел и никогда больше не возвращался.

Школу основала мама Рудольфа, близкого друга Эрла, который был старше его на три года. Тощий, высокий, с неразвитыми мышцами. Большие зеленые глаза, прямой острый нос, красивая прическа. У него была миопатия Беккера. На самом деле он мог ходить, но никто не мог его избавить от страха. Он боялся падать. Ноги не держали его тело. Рудольф курил тайком сигареты, хотя ему это было противопоказано. Мать знала, но молчала. Помнится, как однажды она позвала Эрла к себе в кабинет. Через несколько минут он был у нее. Когда зашел, то увидел икону Божьей Матери. Мать Рудольфа стояла перед образом Богородицы и молилась. Никогда раньше не видел молящуюся женщину вне церкви. Изображенная во весь рост, Богоматерь стояла одна без своего ребенка на руках. Эрл замер. Больше не сделал ни шагу. В тишине мать Рудольфа услышала дыхание и заметила тень, падающую прямо на нее. Обернулась, посмотрела на Эрла. Ничего не сказала. Слабым движением руки попросила присесть. Она улыбалась, но не совсем искренне. Было видно, что нервничает.

– Эрл, сколько тебе лет?

– Мне двенадцать исполнится летом.

После минутного молчания она налила себе в стакан холодной воды из стеклянного кувшинчика и продолжила:

– Понимаешь, мои дети не такие как ты. Бог создал человека полноценным. Все в человеке имеет свое назначение. Рудольф делает практически на 90 % то, что делает каждый человек. Но остальные 10 % делают его асоциальным… Дело не в том, что люди его не принимают, он сам их боится. Он болезненно относится к своим недостаткам. Ко всему прочему, очень серьезно относится к жизни. А это угнетает его больше. Я не способна дать ему то, чего он желает…

– Да, я понимаю… – сказал Эрл.

– Рудольф стремится к независимой жизни. Я знаю, что вы близкие друзья, иначе бы не обратилась к тебе, – продолжила она и снова повторила. – Но я не способна дать то, что ему нужно. Ты можешь… Будь с ним искренен. Пожалуйста, не обижай его…

– Но я действительно отношусь к нему как к другу и не хочу обижать. Он очень умный… Мне есть чему научиться у него…

– Поверь, ему есть чему научиться у тебя, – улыбаясь, сказала мать Рудольфа. – Хочешь чаю? Можешь позвать своего друга.

– Спасибо… Знаете… Мне бы очень хотелось с ним прогуляться, если, конечно же, вы не против.

– Чудесный день! Отличная идея! Надеюсь, она ему тоже понравится.

– Он знает… Сказал, чтобы я попросил у вас разрешения. Думает, что вы… – Эрл замолчал. Хотел сказать «не разрешите ему», но место этого запнулся. Все и так было ясно.

Мать улыбнулась, потом остановившись, посмотрела через окно. Ей больше ни о чем не хотелось говорить. Эрл попросил извинения, постарался побыстрее выйти из комнаты.

– Только обещай, что с ним все будет в порядке, и вы вернетесь домой до того, как стемнеет.

– Обещаю, – ответил Эрл.

Тем вечером Эрл впервые прогулялся с Рудольфом. Было жарко. В начале они поели мороженого, после выпили газированной воды. Рудольф часто останавливался и просил Эрла подойти поближе:

– Знаешь Эрл, теперь я так счастлив!

Эрл искренне радовался словам друга. Ему нравилась сама идея, что рядом с ним кому-то может быть приятно. Эрл любил гулять с Рудольфом. Сам катал его кресло. Время от времени садился в парке на траву, прислонялся к дереву, придумывал на ходу песню и начинал ее петь. Потом, чтобы отвлечь и развеселить друга, Эрл начинал шагать по обочине, шагая по тонкой линии бордюра, как это делают канатоходцы.

– Я образ Микрокосмоса, отражение огромной Вселенной, – говорил он.

Мимо, вдоль дороги, проезжали машины, не обращая на них ни малейшего внимания. Солнце уже закатывалось за горизонт, они ждали полнолуния. День был пятница, тринадцатое число. В те времена они верили, что ведьмы существуют, и они им нравились.

– Какими ты представляешь ведьм? – спросил Рудольф у Эрла.

– Они худые, с растрепанными серыми волосами, лишь в одном старом балахоне, из-под которого виднеются груди, а когда танцуют, то открываются также ноги чуть выше колен.

– Придумал их под воздействием прочитанных книг?! Мне до сих пор трудно однозначно ответить. Они из другого измерения, непохожие на обычных людей. Может быть, ведьмы похожи на инопланетян. Возможно, они похожи на гомункулов. Как бы там не было, их жизнь намного интересней, чем моя.

Рудольф мог часами говорить о ведьмах. Больше всего он любил придумывать историю о шабашах на Лысых горах. Сам олицетворял себя с демоном Инкубом, ищущим сексуальных связей с женщинами. Но дело было не в половых отношениях. Рудольфу особенно нравилось изображение Инкуба в виде ворона как мудрой птицы. Он представлял размах своих крыльев. Стоило ему взлететь, как все вокруг становилось темно. Закрывал своим полетом солнечный свет. Его воображение всегда приводило к трехголовому князю Асмодею. Представлял, как приобретает необходимый облик, влетая во дворец. Становится на колени и слушает приказы. Взгляд Асмодея мстителен. Именно он проецировал план грехопадения вместе с Люцифером. И от его настроения зависел конец света на Земле.

Во время прогулки, Рудольф увидел брошенную на дороге книгу и попросил поднять.

– Не закрывай страницу, – сказал он Эрлу. – Мне интересно, что написано именно там.

– Странная книга, – заметил Эрл. – У нее страницы пожелтевшие от времени и почерневшие от грязи. И написано на устаревшем языке.

В другое время Эрл не обратил бы на нее внимания и прошел мимо, но в тот вечер все было иначе. Сам ожидал чуда, готовясь встретиться с ним в каждый миг. Он взял эту книгу и начал читать. С первого же предложения показалось, что посредством этой книги говорят с ними. Эрл пробегал глазами по строкам, впитывая и поглощая буквы:

«Есть ли реснота? Зазрети на гудеца, еликий исполняти токмо своея мусикию. В благовременне, внегда он пискати – блажен, надлежит возлежати, елико-елико тужится. Исполняти не по законам Боэция, еликий сведети мусикию токмо в математических законах, а изобнажати секраты законы гармонии, пискати глаголати на своея ящыцы, на оньже удобь было дея своея восперяти, чуяти и воды. Егда он испоняти, углебати в ов мир. Люд не волили его внимати, а темже он стал, служите Богу и тот волил. Уведити речь и понял слова. Аще Бог вняти сея мусикию, вняти на него и люди. Было позде, гудец не жаждати возвращаться наопак».

Дочитав, он отложил книгу. Показалось, что речь идет о смерти. Потом спросил.

– Есть ли реальность, кроме той, в которой мы живем?

– Есть. Я не знаю, какая она. По мере взросления больше времени стал уделять поискам того, чего не знаю. Незнание открыло для меня больше, чем я мог бы сделать со знанием дела, – сказал Рудольф и продолжил. – Эрл, я видел сон! Я катился по улице. Все было как всегда. Это был переулок, где ты живешь. Хотя не знаю, где ты живешь, но уверен, что именно в этом месте. Рядом никого не было, ваших зданий тоже. Пустота и безлюдность. Ездил на этих колесах взад и вперед, искал вас безрезультатно. Но после я встал на ноги. У меня пропал страх, потому что возникло чувство, что на белом свете остался совсем один… С каждым сделанным шагом я становился все больше в своих размерах, а пространство все меньше. Прямая улица округлялась. Вначале я шел быстро, потом медленнее. Наконец понял, что под моими ногами находится вся планета Земля. Видел, как она вертится вокруг Солнца, а Луна вокруг Земли… Потом и Земля начала уменьшаться. Тогда я лег прямо на планету и обхватил ее своим телом. Хорошо, что она эллипсоидна. Если бы она была полностью круглая, то я бы сполз и начал падать. Нет, вернее летать. Но руки мои ухватились за впадины. Через несколько секунд я был весь мокрый. А после начал вращаться вместе с ней, набирая скорость. Когда стал вращаться очень быстро, проснулся. Это был странный сон.

– А это как? – спросил Эрл. – Как ты понял, что под ногами планета Земля? И каким образом плоскость уменьшалась? Этот сон больше похож на фантастику!

– Ты еще скажи, что мною сказанное – бред шизофреника.

– А что, разве не так? – неуместно подшутил Эрл.

– Зачем я это рассказал?! Не должен был…

– Ладно, извини. Я не думал обижать тебя. Ты же знаешь…

Темнело. Нужно было проводить Рудольфа домой. Завтра утром опять идти в гимназию, а уроки еще не были готовы. Следовало поторопиться.