Текст книги "Всемирный следопыт, 1928 № 08"
Автор книги: Руаль Энгельберт Гравнинг Амундсен
Соавторы: Евгений Кораблев,Сергей Огнев
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)
Особенно опасен для охотника старый тигр, уже отведавший человеческого мяса. Почуяв, что его преследуют, он первое время пытается уйти, но, видя настойчивость охотника, обязательно сделает засаду в том месте, где никто не ожидает. Когда тигр бросается на человека открыто, например, будучи ранен, он делает несколько могучих прыжков и бьет свою жертву лапами, так что удары, приходятся в голову или в плечи. Одного такого удара достаточно, чтобы раздробить череп или сломать плечо с ключицей…
Несмотря на опасность охоты, опытные охотники настойчиво преследуют тигра, так как шкура хищника расценивается высоко. Еще дороже ценят живого тигра. Так, до войны владелец знаменитого Гамбургского зоологического сада, К. Гагенбек, платил за взрослого уссурийского тигра 1000 английских фунтов стерлингов (около 10 000 руб.), за тигрицу—500 фунтов, а за годовалого тигренка—100 фунтов.
Такой спрос побудил южно-уссурийских охотников энергично приняться за добывание страшных хищников. Процесс этой своеобразной ловли, по словам Н. А. Байкова, заключается в следующем:
«По свежему тигровому следу пускают свору хороших злобных собак, которые, в конце концов, окружают зверя. В это время подходят охотники; один из них принимает на себя удар хищника и падает в снег, лицом вниз. Одновременно двое сподручных набрасывают на голову и грудь тигра сеть, имеющую форму мешка, и затягивающее концы. Очутившись в сети, зверь оставляет охотника и старается выпутаться из петель, но этим еще более запутывается в них. В конечном итоге, тигр пеленается сетью, как ребенок, связывается веревками и препровождается куда следует. Конечно, эта охота требует невероятной выносливости, здоровья, терпения, смелости, сноровки и знания характера зверя. При малейшей оплошности и невнимательности охотникам грозит гибель, но высокая цена соблазняет многих, и жизнь ставится на карту.
Живьем ловить можно только молодых тигров, не старше трех лет и весом не более 150 килограммов, стариков же, превышающих данный вес[24]24
Вес старого амурского тигра достигает 300 и более кг.
[Закрыть]), доставать этим способом очень трудно, почти невозможно, так как колоссальная их сила, при соответствующей ловкости и грузности, парализует все усилия не только трех, но и десяти человек…»
Описанием этого своеобразного лова, который по праву может быть назван героическим, мы и заканчиваем наш краткий очерк жизни советских трапперов.
Несмотря на опасности, бесконечные трудности, значительные лишения, – как много в жизни этих людей волнующей привлекательности, которую создает могучая природа, постепенно открывающая им свои бесконечные, многообразные тайны, которые развивают ум и вырабатывают одни из лучших свойств человеческого характера: стойкость, смелость, находчивость, прямоту!..
«Лабаз» – примитивная постройка на деревьях. Служит для подкарауливания крупных зверей, иногда – для хранения припасов.
ЧЕРЕПАХИ ЧОРТОВА ОСТРОВА
Рассказ Б. Рустам Бек Тагеева
I. Прибытие на Чортов остров.
– Дружней, ребята, навались! Вот так… Еще разок! – кричал, стоя на руле гребного баркаса, рослый загорелый солдат в белой куртке и летней фуражке французской колониальной пехоты.
Шестеро гребцов, обливаясь потом, напряженно гребли. Их полуобнаженные тела, словно шатуны паровой машины, мерно, в такт раскачивались взад и вперед. Их головы то низко склонялись к коленам, то закидывались назад. Одни от напряжения оскаливали зубы, другие громко покрякивали в такт потрескиванию весел в уключинах.
Баркас сносило сильным течением.
– Чорт бы его побрал, этот проклятый остров! – ворчал рулевой. – Всего каких-нибудь триста метров переплыть, а такое мученье!
– Это и есть Чортов остров? – спросил рулевого сидевший у его ног парень в серой куртке и старой панаме.
– Он самый. Здесь конец Нового Света, и до самой Европы и Африки– одна лишь вода, – ответил рулевой. – Ну, еще разок, ребята! – крикнул он гребцам.
Он положил руль на борт. Баркас сильно накренился и круто повернул вправо. Гребцы убрали весла. Как стрела, понесся баркас, увлекаемый быстрым течением к берегу.
– Держись, Леру, крепче за банку[25]25
Банка – скамейка в шлюпке.
[Закрыть]), а то, чего доброго, тебя выбросит в море, когда мы ткнемся в отмель! – крикнул рулевой пассажиру.
Тот ухватился обеими руками за край доски, на которой сидел, и впился глазами в открывшуюся перед ним панораму.
На фоне бесконечного водного пространства выступал небольшой островок, сплошь заросший огромными кокосовыми пальмами. Он казался совершенно недоступным. Обрывистые берега круто спускались в море. Кое-где из-за пальмовых стволов выглядывали строения.
«Так вот он, Чортов остров! – подумал Леру. – Он совсем не такой, каким я его воображал. Какая красота! Что за великолепные пальмы!»
Солнце немилосердно пекло, и Леру хотелось поскорее очутиться в тени тропической рощи. «Лечь и заснуть поскорее», – думал он.
– Шабаш! – крикнул рулевой.
Как один, гребцы вырвали из уключин тяжелые весла и бросили их на дно баркаса.
Теперь Леру казалось, что остров вдруг сдвинулся с места и с невероятной быстротой несется на баркас, грозя разбить его в щепки своими скалистыми берегами.
Вдруг баркас вздрогнул, заскрипел и покатился по мелкой гальке.
На берегу показались люди. Они, словно выпрыгнули из-под земли. Леру не мог различить, были ли это французы или негры, – до того их лица и руки были сожжены тропическим солнцем.
В миг гребцы соскочили в воду. Их сильные мускулистые руки крепко вцепились в борта баркаса. Облегченный, он рванулся было вперед, снова врезался. э каменистое дно и замер.
– Удачно пристали! – сказал рулевой. Он разулся и сошел в воду.
Леру снял сапоги и, держа их в руках, нерешительно последовал за рулевым. Гребцы потащили баркас к берегу.
От быстрого течения у Леру закружилась голова. Он беспомощно балансировал руками и, чтобы не упасть, ухватился за плечо шедшего впереди рулевого.
– Не смотри на воду, – сказал тот.
Леру перевел взгляд от бешено несшегося потока на остров, ц головокружение сразу прекратилось.
Он с трудом передвигал ноги. Вода доходила ему до колен. При каждом шаге Леру испытывал мучительную боль в ступнях ног. Только шагах в десяти от берега он облегченно вздохнул, ступая по ровному песчаному склону.
Из небольшой промоины, отлого поднимавшейся на остров, несколько человек с любопытством смотрели на прибывших. Теперь Леру увидел, что они были такие же, как и он, европейцы.
– Вы-то чего повылезли! – грубо закричал на них рулевой. – Марш по своим местам! Да пошлите сюда Дюрана! – крикнул он вдогонку уходившим людям.
Баркас уже был на берегу. Возле него на земле расположились шестеро гребцов. Некоторые свертывали папироски, другие лежали на песке, закинув бронзовые руки за голову.
– Через час мы поедем обратно, ребята. Я скоро управлюсь, – сказал им рулевой. – Пойдем! – обратился он к Леру.
Оба направились к тропинке, терявшейся в гуще пальмовой рощи.
– Здорово, Торшон! Я тебя не ждал сегодня, дружище! – пожимая руку рулевому, встретил его приземистый широкоплечий человек с коротко остриженной круглой головой. Она казалась посаженной без шеи на его тучное тело.
Глядя на красное лицо этого человека, на котором выделялись две черные точки маленьких глазок и торчали из-под расплывшегося носа черные щетинистые усы, Леру невольно улыбнулся. «Ну совсем апельсин на стакане!» – подумал он. На мгновение молодой арестант мысленно перенесся в недавнее прошлое. Он вспомнил свой переезд через Средиземное море на военном транспорте из Тулона в Алжир. Это было во Бремя мировой войны. Транспорт был битком набит добровольцами, записавшимися в иностранный легион. Между ними были и ссыльные французские солдаты, отправлявшиеся на «исправление» в эту воинскую часть.
Все эти люди были молоды, полны энергии и сил. Многим путешествие в неведомую Африку казалось даже заманчивым. Каждый в душе был доволен тем, что удалится от главной арены мировой бойни. Так как в иностранный легион набирали преимущественно иностранцев, толпа рекрутов представляла собой невероятную смесь национальностей.
Леру подружился с одним итальянцем, Джузеппе Альбини. Родом Альбини был с острова Сицилии, из Мессины, и обладал живым и веселым характером южанина. В продолжение всего пути он потешал товарищей бесконечными шутками. До отвратительной пищи, которою кормили рекрутов на транспорте, Альбини не дотрагивался.
– Я не свинья, чтобы есть такие помои! – говорил он и довольствовался хлебным пайком.
Зато итальянец покупал у транспортного торговца апельсины, которые истреблял в огромном количестве – благо они были чрезвычайно дешевы.
На второй день пути погода посвежела, и на море поднялась сильная зыбь. Почти все новобранцы страдали морской болезнью и беспомощно лежали на палубе. Только один Альбини оставался попрежнему бодрым и веселым.
– Постой, я их сейчас подниму! – сказал он Леру.
С этими словами итальянец побежал к лавочнику и вернулся с огромным красным апельсином. Он сел возле лежавшего товарища, вынул из кармана нож и принялся за работу.
Несмотря на головную боль, Леру с любопытством наблюдал за Альбини. Он видел, как апельсин под ножом приятеля принимал вид человеческой головы. Появились два глаза, нос и огромный рот, прорезывавший это круглое красное лицо от уха до уха. Альбини поковырял в прорезанном рту и положил нож в карман.
– Теперь готово, – сказал он. – Давай мне кружку, Леру, да захвати заодно полотенце. Ну, шевелись, дружище, сейчас полегчает! – подбодрял он товарища.
Леру с трудом поднялся и вытащил из лежавшего у него в головах походного мешка требуемые итальянцем предметы.
– Собирайся, ребята! – крикнул Альбини. – Представление начинается!
Он накрыл кружку полотенцем и положил на него апельсин.
Леру позабыл о головной боли и громко рассмеялся. С покрытой полотенцем кружки на него смотрела смеющаяся рожа откормленного буржуа.
Альбини потянул за передний конец полотенца, и голова самодовольно поднялась кверху.
– Михель доволен. Море спокойно, солнце сияет, – сказал итальянец.
Несколько человек столпились вокруг Альбини, который легкими движениями салфетки заставлял голову принимать самые комические положения. Выражение лица апельсиновой головы постоянно менялось и вызывало дружный смех присутствовавших.
– Погода свежеет. Начинает качать, – заявил итальянец и начал сильнее дергать за края полотенца, то натягивая его над кружкой, то освобождая его, так что апельсиновая голова почти уходила в кружку. На лице чучела теперь изображалось невыразимое страдание, казалось, оно даже позеленело от качки.
Хохот усиливался…
Но вот Альбини схватил пальцами апельсиновую голову и сильно сдавил ее. Голова широко раскрыла огромный рот. Казалось, она вытянула шею и, свесившись над краем кружки, отдала морскую дань на салфетку…
В толпе зрителей пронесся гул. Многие, зажимая руками рот, бросились к борту, а некоторые тут же последовали примеру апельсиновой головы…
Послышались ругательства и смех, над которыми господствовал неудержимый хохот весельчака-итальянца.
– Легче стало? – сквозь смех спрашивал он товарищей…
Вспоминая об этом эпизоде, Леру смотрел на круглую красную голову надзирателя, не переставая мысленно повторять: «Ну совсем апельсин на стакане!»
Надзиратель мельком взглянул на Леру.
– Только один?.. Пойдем в канцелярию, – беря под руку Торшона, сказал толстяк. – Пожалуйте, сударь, – с насмешливой улыбкой обратился он к Леру, указывая на дверь небольшого каменного домика.
Леру очутился в просторной комнате. Два небольших окошка, несколько стульев, две кровати, стол и шкаф – составляли ее меблировку. Над столом, на стене в рамках из золотого багета висели портреты президента Пуанкаре и маршала Фоша. В углу, около кровати Леру заметил сошку из четырех винтовок.
Оба солдата уселись за стол.
Дюран распечатал пакет и, просмотрев одну за другой бумаги, сморщил брови и обратился к молодому человеку:
– Твое имя?
– Леон Леру.
– Ты приговорен верховным военным судом к пожизненной ссылке на Чортов остров за измену своему отечеству… Впрочем, за другое преступление ты бы сюда, конечно, не попал[26]26
Французское правительство ссылает каторжников во французскую Гвиану группами. Уголовных оставляют в Кайене, а политических размещают по островам Спасения. «Предатели отечества» по одиночке переправляются сначала на остров Руаяль (Королевский), а оттуда – на Чортов остров.
[Закрыть]). Ну, да не в этом дело. Раз ты здесь, стало быть, скажи «прощай» Франции и всему миру… Хочешь кофе, Торшон? – спросил он товарища.
– Я бы поел чего-нибудь. С утра пришлось возиться с этим, – указал тот глазами на арестанта.
– Я сейчас тебя накормлю. Надо сначала устроить новичка на новоселье. Жак! – закричал надзиратель, отворяя дверь.
В комнату вошел рослый мускулистый негр. На нем были лишь трусики, подтянутые широким ремнем, на котором болтался револьверный кобур.
– Сведи этого в хижину № 8. Он будет жить вместе с Симоном. Да скажи Андре, чтобы он приготовил нам чего-нибудь поесть. Вот тебе ключ от кладовой, пусть он принесет бутылочку бургундского. Ну, ступай!
– Идем! – мотнув головой, сказал негр арестанту, пропустил его вперед и прикрыл за собою дверь.
II. «Предатели».
– Рад познакомиться. Меня зовут Жан Симон, из Гренобля, – встретил Леру маленький человек с бронзовым лицом, обросшим густой черной бородой.
Он протянул волосатую жилистую руку Леру, пристально глядя на него большими черными глазами.
«Какое умное лицо!» – подумал Леру и сразу почувствовал к этому человеку симпатию и доверие.
– Ты голоден? – спросил Симон.
– Да, я поел бы… – нерешительно сказал Леру. – Спать хочется, всю ночь не смыкал глаз на острове Руаяль.
Симон вынул из ящика кусок хлеба, остатки вареной солонины и достал нож и вилку.
– Вместо вина сойдет кокосовое молоко, – заявил он.
Леру с аппетитом приступил к еде. Симон молча смотрел на него, попыхивая маленькой обуглившейся трубкой.
– За что? – спросил он, когда молодой человек принялся за кокосовый орех.
– Ушел с фронта в Швейцарию, по пути был схвачен немцами, а когда вернулся из плена, меня судили как немецкого шпиона.
– Не хотел воевать?
– Не хотел. Не явился на призывной пункт. Привели силой. Бежал. Арестовали, сослали в Африку, а оттуда снова попал на европейский фронт. Ну, я и ушел… Я антимилитарист по убеждению…
– Профессия?
– Рабочий, токарь.
– Так. А я врач.
– Вы доктор? – воскликнул Леру.
– Да, доктор медицины, бывший старший хирург полевого госпиталя, а теперь, как видишь, домовладелец в переулке «Предателей» на Чортовом острове.
– Простите, доктор, а вы как сюда попали?
– Я? – Проще, чем ты. Я отпустил домой двадцать пять раненых немцев, заручившись их клятвой, что они никогда в жизни не поднимут вооруженной руки против своих братьев. Все они были крестьяне, я им поверил и отпустил. Дал им на дорогу денег, и они ушли. Я сам сын крестьянина, понимаешь?.. Я враг насилия и неволи, – продолжал Симон. – Больше всего на свете я люблю свободу. Войну я презираю. Их войну, конечно. Я считаю войну справедливой только тогда, когда она ведется за раскрепощение угнетенного класса. Войну рабочих и крестьян всего мира против буржуазии я признаю и готов сражаться в рядах пролетарской армии. Ну, ложись, да выспись хорошенько, – сказал он Леру, указывая на постель, – а я пойду к своим черепахам…
– Куда? – переспросил молодой человек.
– К черепахам. Они меня, наверное, ожидают с большим нетерпением. Скоро полдень. Обыкновенно я вожусь с ними с одиннадцати часов.
– Что же вы делаете с черепахами, доктор?
– Завтра узнаешь, а теперь спи, – сказал Симон.
Он надел на голову мягкую соломенную шляпу, походившую на старый абажур керосиновой лампы, и вышел.
Леру повернулся к стене, закрыл глаза и уснул…
III. Ночная работа.
– Леон Леру?
– Я, – сквозь сон отозвался молодой человек, спуская босые ноги с кровати на цементный пол.
В дверях хижины стоял незнакомый Леру надзиратель-француз.
– Симон познакомит тебя с нашими порядками, – сказал надзиратель, привычным взглядом окидывая помещение. – Есть новая добыча, Симон? – спросил он, обращаясь к сидевшему за столом доктору.
Тот расправлял на банановом листке какое-то насекомое и, не поворачивая головы, ответил:
– Ни одной черепахи. Две, которых мы перевернули вчера, смыты приливом.
– Что за напасть! Не везет нам в этом году, Симон! – сказал надзиратель и вышел, захлопнув за собой дверь.
Леру услышал, как брякнул железный засов и щелкнул замок. В комнате стоял уже полумрак. Ночь на этой широте наступает внезапно, почти без сумерек…
– Нас заперли? – с удивлением заметил Леру. – А мне говорили, что на Чортовом острове ссыльные пользуются полной свободой.
Симон зажег свечу. Леру увидел его морщинистое, осклабившееся горькой улыбкой лицо.
– Не произноси здесь слова «свобода»! В Гвиане и на островах Спасения в частности ее не существует. Свобода – там! – кивком головы указал он по направлению к океану.
– Как же это? По закону[27]27
По французскому закону, политические ссыльные на месте ссылки должны пользоваться полной свободой. Однако закон этот существует только на бумаге.
[Закрыть]) они не имеют права запирать нас на ключ! – заметил Леру.
– He имеют, но запирают, и в кандалы закуют, если им вздумается.
– Сколько же на острове стражников? – спросил Леру.
– Всего четверо. Дюран – главный. Это такой негодяй, какому не найти двойника на свете, а тот, что сейчас был здесь, капрал Пуаро, – дурак и взяточник. Двое остальных – негры, сонливые лентяи.
– Не понимаю, как в таком случае ссыльные не бегут с Чортова острова! – сказал Леру.
– Трудно убежать отсюда, – ответил Симон. – Ты видел, как расположены острова Спасения. Самым южным является скала, называемая островом Иосифа, к северо-западу лежит остров Руаяль, а к северо-востоку от него – наш. Руаяль сильно укреплен; его батареи обстреливают каждую точку радиусом более двадцати километров. В простой бинокль оттуда видно, что делается на других островах. Наконец, течения в проливах, вечное волнение и акулы являются большими препятствиями.
– Сколько же всего ссыльных на Портовом острове? – спросил Леру.
– До сегодняшнего дня было двадцать восемь, теперь осталось трое: мы с тобой да араб Мухтар. Но он не в счет. Не сегодня-завтра умрет бедняга. У него последняя стадия чахотки.
– А остальные куда делись?
– Их перевезли сегодня в Гвиану.
Загремел засов. Леру вздрогнул. Симон загадочно посмотрел на дверь и не шевелился.
В комнату вошел Пуаро с фонарем в руках.
– Идем, ребята, надо хоронить покойника, – сказал он.
Симон даже не спросил, кто умер. Он обулся и знаком указал Леру, чтобы тот надевал башмаки.
Они вышли из хижины вслед за надзирателем. Третья четверть луны неровным обрезком тускло проглядывала сквозь густую листву пальм. От стволов падали причудливые тени на бледно освещенную землю. В воздухе стояла прозрачная мгла…
В маленькой мазанке, похожей на землянку, они нашли тощий труп араба, покрытый пестрым покрывалом. Его голова с короткой остроконечной бородкой была запрокинута назад. Крепко стиснутые кулаки он держал возле шеи… Тело уже окоченело и казалось деревянным…
Пуаро подал Симону длинную кокосовую веревку.
Доктор знал свое дело. Ему не требовалось дальнейших указаний. Одним концом веревки он связал ноги покойника, а другой продернул подмышки и затянул узлом на спине. Затем он принес две бамбуковых палки и просунул их под оставшуюся свободной веревку.
– Поднимай! – сказал он Леру, берясь за концы бамбуковых жердей.
Леру положил бамбуки на плечо. Труп качнулся и повис, словно бельевой узел. Пуаро, в сопровождении подошедшего негра, направился вперед, освещая дорогу фонарем. Временами становилось совершенно темно. Луна ныряла в набегавших тучках. Шум волн слышался громче и отчетливее.
– А заступы? – спросил вполголоса Леру.
– Не нужно, – коротко ответил Симон.
Они вышли из пальмовой рощи и очутились на краю обрыва. Метрах в пятнадцати под ними бушевали волны прибоя. Луна бледно озаряла морскую поверхность.
Пуаро и его черный спутник остановились.
– Здесь! – сказал надзиратель. – Смотри, сколько акул собралось! Чуют, проклятые, ужин…
Леру, напрягая зрение, смотрел на море. Теперь он ясно различал, как черные тени проносились по серебристой ряби вод. Он видел силуэты тупых конических голов морских чудовищ, поднимавшихся над волнами и скрывавшихся в морской пучине.
– Бросай! – скомандовал надзиратель.
Симон вытащил из-под веревки бамбук.
– А веревка? Снимай и веревку: новенькая, пригодится еще, – сказал Пуаро.
Веревку отвязали. Надзиратель подошел к лежавшему на краю обрыва трупу и, отстранив Симона, пихнул труп ногой.
Леру видел, как труп араба упал в воду, и в тот же момент стая чудовищ, прыгая над водой и поднимая столбы блестевших в лунном свете брызг, закопошилась под обрывом. Они бешено дрались, вырывая друг у друга добычу…
Труп араба упал в воду… Стая чудовищ закопошилась под берегом…
Леру стоял в оцепенении.
– Ну, идем домой, молодой человек! – ударив его по плечу, сказал Симон. – Ты видел теперь, как хоронят в Гвиане…
IV. Среди черепах.
Прошла неделя. Леру несколько освоился с окружавшей его обстановкой. Он с каждым днем все больше и больше привязывался к Симону. Понемногу молодой француз начинал отдавать себе отчет, в какую страшную тюрьму он попал. Теперь он понимал, почему ссыльные всегда с нетерпением ожидают перевода с этого проклятого острова в Кайену, а затем на материк в Гвиану. Там существование хотя и тяжелее, но все же есть надежда на бегство. Здесь же, на Чортовом острове, он чувствовал себя отделенным от всего мира как бы гигантской непреодолимой стеной.
Горделивые кокосовые пальмы и роскошные мангровые деревья уже не вызывали его восторга. Бродя свободно по острову в сопровождении доктора, он с ужасом смотрел на бесконечную морскую даль и на зеленевшие силуэты островов Спасения и Кайены. С омерзением наблюдал он за резвившимися в море огромными акулами. Их отвратительные серые тела с острыми плавниками наводили на него ужас. Картина жутких похорон Мухтара не выходила у него из головы. На острове не было ни цветов, ни мягкой сочной травы. Редкий камыш да осока окаймляли остров. Кое-где между кокосовыми пальмами и мангровыми деревьями росли тропические папоротники. Даже птицы избегали этого проклятого места. Редко-редко проносилась стая чаек. Они не спускались на воду. Осторожные птицы знали, что их сторожат здесь ненасытные акулы. Только отвратительная уруба бродила по берегу. Эта птица напоминает ворону, но гораздо больше ее размерами. Человеческое выражение ее глаз и ястребиный клюв придают ей еще более отталкивающий вид.
Уруба не боится человека. Она ходит за ним по пятам, не сторонится при его приближении и чувствует себя здесь полным хозяином. Питается уруба отбросами и различной падалью, да во время отлива выклевывает из раковин моллюсков или пожирает яйца, которые черепахи кладут в песок на отмелях.
– Почему не бьют эту птицу? – спросил Леру товарища.
– А на что она? – отвечал тот. – Уруба питается мертвечиной. Есть ее мясо невозможно:, у него отвратительный запах. Перья жестки и некрасивы, пуха почти нет, а между тем от нее все же есть польза. Ты видел животное, похожее на зайца, которое я поймал вчера в капкан? Я тебе говорил, что это агути – бич наших островов, – сказал Симон.
– Вы мне не велели дотрагиваться до этого зверя, но вас позвал Дюран, и вы мне так и не досказали, в чем дело, – отвечал Леру.
Он не признался товарищу, что, несмотря на его предупреждение, загнал агути в грот, находившийся недалеко от их жилища. Испуганный зверек прижался к стене, выжидая удобного момента, чтобы юркнуть промеж ног своего преследователя, загородившего выход из грота. Когда же Леру занес над зверем бамбуковую палку, агути, как стрела, бросился к нему. Леру быстро сдвинул ноги. Зверек на мгновение застрял между его пятками и вдруг, сделав невероятное усилие, освободился из тисков и в один прыжок исчез в траве.
– Агути – препротивная тварь! – сказал Симон. – Его тело покрыто миллионами вшей, которых он разносит по траве. У нас здесь мало травы, но на других островах, где ее больше, она кишит этими ужасными паразитами. Вши агути проникают под кожу человека, особенно легко у щиколоток, причиняя ужасные страдания. Вот этих-то агути убивает и пожирает уруба. Ну, пойдем теперь к черепахам, – предложил Симон, направляясь к вымоине, спускавшейся к отмели.
– Что это такое?! – воскликнул Леру.
Он увидел на песке три огромных черепахи, перевернутых плоским желтым брюхом кверху. Они беспомощно шевелили изогнутыми ластами и, вытянув из-под панцыря сморщенную шею, похожую на шею старой женщины, водили из стороны в сторону плоскими головками.
– Зачем они на спине? – спросил Леру.
– Потому что мы их перевернули. Это – плоды нашей охоты, – отвечал Симон. – Раздобыть панцырь черепахи не так-то просто. Поэтому охотники, застав черепах на берегу, переворачивают их на спину. Очутившись в таком положении, черепахи не в состоянии самостоятельно перевернуться на брюхо. Так они и будут лежать на спине, пока не издохнут и тело их не сгниет под палящими лучами солнца.
– Сейчас мы освободим вас, друзья! – подходя к одной из черепах, сказал Симон.
При приближении людей черепахи сразу убрали под панцырь ласты и спрятали головы. Только у одной голова оставалась снаружи. Леру показалось, что глаза обессиленного животного устремлены на него. Он прочел в них столько грусти и мольбы, что ему стало нестерпимо жаль черепах.
– Берись за край панцыря! – скомандовал доктор.
«Берись за край панцыря!» – скомандовал доктор…
– Вы хотите ее перевернуть? – воскликнул Леру.
– Ну, конечно, – ответил Симон, осматриваясь по сторонам. – Теперь сюда никто не придет, – пробормотал он, приподнимая животное за край панцыря.
– Но ведь они уползут в море, – заметил Леру. – Зачем же, в таком случае, нужно было их мучить несколько дней?
– Ну, что же, помучились, зато теперь отдохнут на свободе, – ответил доктор. – Ну, раз, два, три…
– Да она тяжелая! – заметил Леру, напрягаяХсилы.
– Еще бы! – сказал Симон. – В этой суповой черепахе не меньше пятисот килограммов. Ты ел когда-нибудь черепаховый суп?
– Как же.
– Так вот, он приготовляется из этого сорта черепах. У них зеленоватое нежное мясо.
Леру осмотрел верхний панцырь черепахи. Он представлял собой костяной щит, покрытый роговыми щитками буровато-зеленого цвета, с темными пятнышками.
Черепаха медленно поползла к воде. Остановилась, повернула голову и взглянула на доктора. Затем спустилась в воду и скрылась в волнах.
Две других черепахи не имели роговых щитов. По величине они были почти равны освобожденной, но значительно тяжелее.
– Это очень редкий вид кожистой черепахи, – сказал Симон. – Будь мы с тобой свободные граждане, можно было бы сделать из них прекрасные чучела для музея. Наши мучители все равно сгноят их и бросят в море. Эти попали сюда случайно… Ну, переворачивай!.. – добавил он.
Они перевернули остальных двух пленниц и подтащили их ближе к воде.
Черепахи поспешно погрузились в море.
– Когда здесь было много ссыльных, иногда надзирателям по десятку и по два удавалось захватывать этой ценной добычи, – сказал Симон. – В особенности весной, когда черепахи приплывали сюда нести яйца. Самка суповой черепахи несет иногда до ста яиц. Они лежат на солнце две-три недели, и из них вылупливаются детеныши. На нашем острове яйца редко сохранялись: их либо смывало волнами, либо поедали урубы.
– Все-таки я не понимаю вас, доктор: зачем вы выпускаете на свободу такую ценную добычу?
– Пока они нужны были для моего дела, я пользовался ими сам. Для наших надзирателей я их оставлять не хочу, вот и все.
– Для чего вам были нужны черепахи? – спросил Леру.
– Не будь таким любопытным! Придет время, и ты все узнаешь, – ответил врач.
– А часто вам удавалось выпускать пленниц на свободу?
– Часто. Я лишал наших тюремщиков изрядного дохода. Не стоят они того, чтобы ради их кармана страдала даже такая тварь, как черепаха!
– А ведь черепахи должны ужасно мучиться, умирая такой медленной смертью! – заметил Леру.
– Еще бы! – отвечал Симон. – Эта несчастная тварь лежит под палящим солнцем на раскаленном песке, томясь от жажды и голода. В течение целой недели и даже дольше она испытывает ни с чем не сравнимые муки. Некоторые попадались по два и по три раза. Отпуская их, я делал надрезы ножом на их роговых щитах. И, представь себе, они узнавали своего освободителя.
– Стало быть, черепаха – не умное животное, если она несколько раз возвращается туда, где ей угрожает гибель, – заметил Леру.
– Напротив, черепаха – очень разумная тварь. Но этим несчастным некуда больше деваться. На острове Руаяль и Иосифа их беспощадно губят. Здесь же всегда было очень мало народу, и только во время войны нашего полку прибыло. Для охоты же за черепахами нужно немало рабочих рук.
– Ну, идемте: еще, чего доброго, кто-нибудь из надзирателей заглянет, – беспокойно озираясь, сказал Леру.
– Не заглянет никто в это время. Я их изучил. Первое дело заключенных, как мы с тобой, это – изучить привычки своих сторожей, – сказал Симон. – Это далось мне не скоро, но теперь я знаю, как далеко каждый из них отходит от своего жилища, куда заглядывает и куда никогда не завернет. Я изучил звук и быстроту шага каждого надзирателя. Я без ошибки установлю, с какого расстояния каждый из них увидит тот или другой предмет. Когда они делают обход, я знаю, в каком месте они остановятся и, повернувшись, пойдут обратно. Все их привычки мне знакомы, как мои собственные. Сидя на Чортовом острове, приходится много думать, соображать и строить планы, которые на свободе и в голову не придут.
Он нагнулся к уху Леру и прошептал:
– Мы будем с тобой на свободе, мой молодой друг!
Леру вздрогнул и схватил руку своего товарища…
Ночью Леру проснулся от нестерпимого зуда в щиколотках. «Клопы»! – подумал он и, нащупав в темноте коробок спичек, зажег свечу. Он внимательно осмотрел постель. На простыне не было видно никаких насекомых. Осветив ноги, он вскрикнул от ужаса. Словно кровавые браслеты охватывали его щиколотки. Тут только вспомнил молодой француз о предупреждении доктора относительно агути…
– Что случилось? – спросил проснувшийся Симон.
– Смотрите! – чуть не плача, воскликнул Леру, указывая на свои ноги.
Доктор внимательно осмотрел воспаленные места и нахмурил брови.
– Ну, да, это вши агути, – сказал он. – Вот будет история, если у нас не осталось лимонов!
– Там в корзинке – около десятка лимонов. Я сорвал их сегодня утром, когда вы ходили в канцелярию. Только они совершенно зеленые, – сказал Леру.
– Это и хорошо, что зеленые, – сказал Симон, вынимая из корзины пару лимонов. – Чем кислее лимон, тем лучше. Вши агути, пока они еще не забрались под кожу, погибают от лимонного сока.
Он разрезал лимон и начал крепко натирать им воспаленные места ног Леру.
– Ты, наверное, бегал босой по траве, – заметил Доктор.
Леру признался в происшествии со зверьком.
– Ну, вот. Смотри, будь осторожней, да слушай, что тебе говорят опытные люди. Не проснись ты во-время, к утру проклятые вши проникли бы под кожу.