Текст книги "Если ты исчезнешь (СИ)"
Автор книги: Розмари Финч
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
– Вроде того, – я покраснела до ушей и вцепилась пальцами в колени. Господи, и зачем папа рассказал ему про Веню? Это была очень плохая идея…
– «Вроде»? Что же, вы уже расстались? – из неясных ответов следуют неправильные выводы. – Недолговечные отношения – бич нашего времени… – эта фраза звучала так вычурно, так светски брезгливо, что мне показалось, будто я разговариваю с каким-нибудь высокородным снобом, а не со старым другом. Меня разозлил его тон. И это придало уверенности.
– И не говори! Я была так разочарована, когда услышала, что вы с Викочкой развелись, – её имя я выделила особенно визгливым голосом и несвойственной мне интонацией. – Такая жалость! Но что поделать, теперь это сплошь и рядом…
Слава весь позеленел. Он не поворачивал головы в мою сторону. Да, наконец-то я выцепила его из этой паутины холодной любезности. Теперь разговор, начавшись с привычной нам обоим перепалки, пойдёт лучше.
– Мы не разводились. Просто решились пока пожить отдельно. – Слава старался собрать в кулак остатки выдержки.
Ах, да. «Они разошлись» – сказал папа. Какое туманное выражение – оно может значить всё, что угодно. Разошлись по разным квартирам или даже городам. На пару дней, неделю или несколько месяцев. На время. Разошлись, чтобы вновь встретиться. Даже как-то обидно.
– Мы можем поговорить о чём-то другом? – голос его, казалось, сделался чуть миролюбивей.
– Пожалуйста! У нас широкий выбор тем: можем вспоминать детство, толковать об урожае картошки на даче тёти Лизы… Можешь рассказать мне о своих приключениях в армии или институте.
– А ты можешь рассказать мне о своих приключениях с теми фриками – мне так и не довелось об этом услышать…
Это был удар ниже пояса. Это было больно. Но этого стоило ожидать.
– Нет. Нееет! – неожиданно рассмеялась я. – О чём угодно, только это не трогай.
– Что за детский сад, Ник? – Слава смотрел безжалостно, будто бы упиваясь моей беспомощностью. – Много лет прошло, теперь это не имеет значения. Давай, расскажи мне, что там случилось. Мне всегда хотелось знать, почему твои друзья так неожиданно исчезли.
– Нн-не надо… – мои глаза наполнились слезами.
– Не надо? – издевательски произнёс Слава. Он поднялся и навис надо мной. – Почему же, подруга? Мы столько лет не виделись, я так скучал. Жил по накатанной, надеялся, что однажды мы встретимся и ты всё же объяснишь мне одну любопытную вещь… Как можно было променять человека, который с рождения заботился о тебе, любил тебя, считал чуть ли не сестрой, на кучку каких-то обдолбанных проходимцев? Мм, не хочешь ответить, Ника? Может, я тебя чем-то обидел, а? – он больно сжал мои плечи. – Так сильно, должно быть, обидел, что ты втоптала меня в грязь: молча сбежала, а потом и того лучше – прогнала от себя. Из-за чего это всё, Ника? Я просто жажду узнать!
– Представь, что в твоём прошлом произошло некое событие – страшное, неправдоподобное, отталкивающее… – я захлёбывалась слезами. – И теперь оно преследует тебя всю жизнь. И для тебя стираются грани вчера и завтра. Нет больше прошедшего, нет предстоящего. Только бесконечно длящееся настоящее – пугающее и вязкое, неотвратимое и непримиримое.
– Что? Что это такое? – он в исступлении тряс стул, на котором я сидела.
– Они убили меня. Похоронили вместе с собой. Только им посчастливилось умереть по-настоящему, а мне выпал жребий бродить дальше среди живых. Я как мертвец, которому никто не закрыл глаза.
– Ты можешь говорить нормально? – он несколько смягчился.
– Теперь, теперь всё снова плохо. Мне снова страшно. Они нашли меня. Он меня видел. Он жив. Я не знаю, что делать… – я зарыдала навзрыд.
– О ком ты? Кто он? – Слава опустился передо мной на колени. – Это тот парень, да? Тот темноволосый парень?
– Нет! – я зарыдала с новой силой. – Я расскажу тебе… – шептала я сквозь слёзы. – Я всё расскажу тебе… Потом, когда буду готова. Пожалуйста, подожди ещё немного. Ты всё узнаешь.
Слава молча поднялся. Он дотронулся ладонью до моих волос, потом резко развернулся и покинул комнату. Через минуту хлопнула дверь.
Все мои слёзы мигом высохли. Наедине с собой, моим уделом оставалось тихое горе без внешних проявлений. Я расскажу ему. Он должен знать. Он единственный, кто действительно имеет на это право.
«Ты снилась мне сегодня. Мы были в «Детском мире» и покупали плюшевого карася» – сообщения Вени всегда поднимают мне настроение. Даже если кажется, что это невозможно. Спасибо ему.
«Ты единственный, кто помогает мне окончательно не запутаться» – дрожащими пальцами, ещё не отойдя от нервного шока, я набрала ответ.
Вскоре пришёл папа, а потом и брат. Они удивились отсутствию Славы, а я ничего не объяснила. Я посмотрела на папу тем самым затравленным взглядом, с которым срослась тогда, пять лет назад. Он понял, он не стал ничего спрашивать. Он дал мне скрыться в моей комнате.
Я должна дочитать свой дневник. Дочитать и отдать его Славе. В конце концов, он с самого начала предназначался именно для него.
Дневник 4. (Не) исполненные желания
2/1/2008
Этого следовало ожидать. С самого утра заявился Слава. Давно не видела его таким недовольным. Он влетел в квартиру, и, наскоро поздоровавшись с папой, прикрыл дверь в мою комнату.
– Ну? – он прищурился. – Рассказывай.
– Это допрос? – рассмеялась я, пытаясь перевести всё в шутку. – Лампу включить?
– Прекрати, я пришёл поговорить серьёзно, – он не был настроен шутить. – Где ты была вчера? Ты вообще в своём уме на столько пропадать не понятно с кем!
– Ой, не могу! У меня иногда ощущение такое, Слав, что у меня два папы! Твой контроль и нотации просто из себя выводят. Ты старше всего на год и три месяца, между прочим, а ведёшь себя, как старик!
– Ты можешь не переводить тему? Отвечай на вопрос.
– Может, тебе ещё дневник с оценками за полугодие показать, а?
– Ты ведёшь себя, как маленькая!
– А ты, как старикан! А только год и три месяца, Слава. Год и три месяца.
– Слушай, если ты сейчас же не прекратишь это, я буду вынужден принять меры, – он выглядел угрожающе, но меня это только ещё больше вывело из себя.
– Меры? Что, домашний арест устроишь?
Он промолчал. Очень страшно промолчал. Просто молча развернулся и вышел из комнаты. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы угадать его намерение. Когда я поняла, что он хочет сделать, я рванула за ним.
– Слав, Слава, стой! Погоди, не кипятись! – я хватала его за руку, пыталась преградить путь – бесполезно.
Он пришёл к моему отцу. И рассказал, что всю новогоднюю ночь провёл дома и это может подтвердить тётя Лиза. А где была я, он не знает.
Папа не казался удивленным. Только его обычно добродушное лицо сделалось суровым. Как после звонка директора. И даже хуже. Мои проступки в школе – просто шалости в среде сверстников, вполне обычные для моего возраста. Сейчас же случай личной ответственности за свою жизнь и сохранность.
– Что ж, я не удивлён. Где ты была? – голос папы был непривычно холодным.
– Я гуляла с друзьями. Мы катались на коньках, – я решила говорить начистоту.
– Что за друзья?
– Ты их не знаешь. Мы познакомились недавно.
– Вероника, – папа тяжело вздохнул. – Почему ты не сказала мне правду? Вот, приплела ещё и Славу…
– Я сказала так, чтобы ты не волновался. Ты бы не отпустил меня без Славы, – попыталась оправдаться я.
– Да, верно. Зато я волнуюсь теперь. Моя несовершеннолетняя дочь провела ночь неизвестно с кем!
– Ну, папа! Я могу поручиться – они хорошие люди, добрые. Самые лучшие из тех, кого я встречала. Я с ними в безопасности.
– Но что это вообще за секреты? Новые друзья, о которых я ничего не знаю, эти начавшиеся гулянки, твои возвращения в пьяном виде, проблемы в школе… – папа припомнил всё, что накопилось за последнее время.
У Славы глаза округлились от всего этого. О моих подвигах он слышал впервые.
– Да, видимо, без Славы ты совсем в разнос пошла. Нужно лучше за тобой приглядывать, – заключил он.
– Приглядывать? – во мне закипал гнев. – Папа, мне будет восемнадцать в этом году! Я уже не ребенок, мне не нужный няньки и тотальный контроль, я могу справиться со своей жизнью и без вас!
Я переводила застилаемый слезами взгляд с отца на Славу. Оба были неумолимы, смотрели не сочувственно, не понимающе и заботливо, а лишь осуждающе. Или даже безразлично?.. Безразличие. То же, что и в глазах моих одноклассников. Да бывает ли так, что абсолютно все против тебя?!
– Вероника. Пообещай мне, что этого больше не повторится, – папа смотрел безжалостно. – Никаких больше ночных гулянок.
– Ничего я не буду обещать, изверги! – вскрикнула я и, не в силах больше выносить этого, побежала в свою комнату, захлопнула дверь и плюхнулась на кровать. Уткнувшись в подушку, я зарыдала в полную силу. Ну не могу я такое обещать. Нельзя мне оставить Гильдию.
Дверь в мою комнату открылась тихонечко, Слава вошёл почти бесшумно, но я буквально кожей ощутила его присутствие. Прежде, чем он начал что-либо говорить, я порывисто вскинула голову и произнесла срывающимся от плача голосом:
– Не подходи! Не хочу тебя видеть!
– Ник…
– Я думала, мы как Дамон и Финтий[i], а ты оказался просто Брутом[ii]!
– Я хотел, как лучше… Тебе правда не следует…
– Не тебе решать, что мне делать! – я была просто в бешенстве. – Ты просто ревнуешь, что у меня появились друзья, кроме тебя!
Его лицо залила краска. Я попала в точку. Слава ничего не ответил, лишь выбежал из моей комнаты, хлопнув дверью.
6/1/2008
Сандро осушил очередную банку Ягуара и высыпал в себя половину пачки «Трёх корочек».
– Чувак, ты о здоровье вообще хоть чуть-чуть заботишься? – поморщилась Лэр.
– Ну, в грозу под одинокими деревьями не стою, через заботы с надписями про злых собак не лазаю… Вроде, да, забочусь, пожалуй.
– Да ты просто зожник! – присвистнул Тин. – Небось, ещё и спорт любишь.
– И спорт люблю, – лениво протянул Сандро, развалившись на каменных ступенях, припорошенных снегом. – Особенно экстремальный. Опасный, чтоб адреналин выделялся.
– Какой же спорт самый опасный, Сандро?
– Шахматы, – веско отвечал Сандро.
– Почему? – не понимала уже я.
– Потому что можно уснуть и упасть глазом на ферзя. Но я не очень люблю шахматы… Я почему-то всегда проигрываю. Обидно до боли в глазу… Я больше домино люблю.
– А я вот уж нет! – включился Тин. – Терпеть не могу рыбу.
Мы просто покатываемся с подобных каламбуров и абсурдизмов. Странно, когда они записаны на бумагу, в них нет ничего необычного или даже забавного… Но когда в действительности Сандро пытается философствовать с умным видом, а все уже изрядно набравшись самого дешевого пива из ларька раззадоривают его, впору просто падать и кататься по снегу от хохота.
В подобных милых разговорах Кром никогда не участвует. Лишь наблюдает издалека. Но чаще вообще не присутствует при этом. Он приходит всегда очень поздно, пьёт меньше всех и говорит только по существу. Вот и сегодня, когда мы гуляли у памятника Гагарину около трёх часов дня, его с нами не было.
– Ну и что там твой папа? – поинтересовалась Мар, отхлёбывая из бутылки светлое пиво.
– Сказал, что я могу гулять только до восьми. Если приду позже – он меня вообще никуда не выпустит, – пожала плечами я.
– Родаки… – сплюнул Пахан. – Занудные до тошноты. Мои, когда развелись, мать как с катушек съехала – повернулась на своём «не будь как отец». Что бы ни сделал, она сразу «фу, ты весь в него!». Слабак да неуч – как будто имя моё забыла. В инст только потому и ходил, чтоб от неё отдохнуть. Но от него и ещё один плюс – я там с Кромом познакомился! Не знаю, как бы я жил, если б не Гильдия.
– Да! – поддержала я. – Спасибо, что вы есть, ребята.
11/1/2008
Сегодня Слава уехал. Он так и не появился у нас с того дня, когда мы поссорились. Но… Не думала, что когда-нибудь напишу такое – мне и не особо хотелось его видеть! Лучше уж побыть с ребятами из Гильдии. Теперь, из-за папиного запрета, мы собираемся днём, не на «задворках», а в каких-нибудь других местах, где не слишком много народу. Только Кром не приходит…
Я так благодарна ребятам за их понимание. Они буквально выкраивают время для встреч и хотя скоро у них начнётся сессия, они обещают, что мы так же будем видеться.
20/1/2008
– Завтра прийти не смогу, – удрученно сообщила я всем собравшимся, перед тем, как разойтись.
– Ну, Ник, это какая-то подстава… Что на этот раз? – Сандро высказывал общее недовольство.
– У нас завтра плановая уборка, – моё объяснение не внесло ясности. – У нас с папой и братом есть такая традиция. Мы всегда вместе убираемся, – все смотрели удивленно. Кажется, им такая практика знакома не была.
По правде сказать, мне часто жалко ребят. Когда они заговаривают о своей семье (а это случается редко), они только жалуются. Видно, что отношения с родителями у них не очень. Тин всегда говорит, что его общение с мамой заканчивается на фразах: «ты поел?», «тебя ещё не отчислили?» и «прекрати мусорить в комнате!». К тому же они почти все вечера, а часто и ночи проводят на «задворках» и никто им этого не запрещает. Только Лэр периодически контролируют, но она и сама обычно долго не засиживается. Странно это. Моему папе, например, всегда есть дело до того, где я пропадаю. Чего только стоят его вечные запреты… А вот Кром никогда не говорит о своей семье. Хотя о ней мне было бы узнать интереснее всего.
4/2/2008
Январь пролетел просто молниеносно. Я ходила в школу, как во сне, стараясь ни на кого не обращать внимания. Одноклассники немного успокоились, но иногда Платонова всё ещё прорывало на его «шуточки». Мар сказала, что не имеет значения то, что они говорят обо мне. Главное, что я знаю правду. И моя Гильдия тоже. Поэтому ситуация в классе меня больше не напрягает. Даже виноватые взгляды Инны больше не трогают.
Наконец-то у моих ребят закончилась сессия. Кто-то, правда, ещё досдаёт что-то, у Пахана впереди несколько пересдач, но, в общем, все освободились.
– Я ему рассказываю всё слово в слово из его же грёбаных лекций, а он своим гнусавым голосом: «Молодой человек, у нас посещаемость почти нулевая! Что я должен вам поставить?», – возмущенно рассказывал Тин. – Это не препод, а просто засада какая-то! Так и свой «удовл» и влепил! Ну и пусть подавится. Жаль только, стипухи не будет… Хотя, какая разница? Врач мне всё равно сказал, что до двадцати пяти я не доживу – можно и побомжевать немного…
Пару недель назад Тин узнал, что болен чем-то серьёзным и при каждом удобном и неудобном случае не упускал возможности напомнить об этом всем присутствующим. Будто гордился. Ему не очень-то верили, а Лэр только глаза закатывала. «От лени не умирают» – говорила она.
В ходе рассказа о сессионных злоключениях все согласились, что преподы вконец оборзели. Только Кром молчал и улыбался, не злословя о профессорах и доцентах.
Это парадоксально и даже немного иронично, но я не знаю о нём ничего. За время моего знакомства с Гильдией я узнала многое о её членах. Имела хоть какое-то понятие о «цивильной» жизни моих друзей. Мне, например, было известно, что предки Сандро испытывают нездоровое пристрастие к спиртному. Родители Лэр – врачи, довольно строгие и зорко следящие за её успеваемостью. Мар с детства живёт с немного поехавшей, но доброй бабушкой. У Тина только мать, пропадающая, если не на работе, то среди представителей противоположного пола, в попытках устроить личную жизнь. У Пахана вообще целая эпопея: ему два года было, когда отец зарезал мать и сел, а четыре года назад – его старший брат, опекавший его, тоже отправился в не столь отдалённые места. По сути, из института его не отчисляли только потому, что он был социально незащищенным элементом. Сведения очень не весёлые, но это хоть что-то. Про Крома же я не знаю ничего. Абсолютно. Ни о его семье, ни о доме, даже настоящего его имени.
Всё, до чего он меня «допускал» – это музыка, книги и, может быть, учёба. Просто потому что он учился в том же институте, что Паха, Тин и Лэр. И он отличник. Кто-то как-то мимоходом обмолвился, что он получает самую повышенную из всех повышенных стипендий и преподы просто в восторге от его знаний. Но при этом в инсте он появляется чуть ли не реже всех.
Я всё ещё не могу избавиться от той неловкости, которую испытываю каждый раз, когда он рядом. Я влюблена просто по уши, бесповоротно, несмотря на то, что он остаётся для меня сплошной загадкой. Может, эта его таинственность, отрешенность, какая-то возвышенность и производят такой эффект? Правда, ещё он красивый. Очень. До жути красивый. Кажется, если долго смотреть на него, не отводя взгляд, глаза начнут слезиться. А когда он говорит со мной: так негромко, так успокаивающе-нежно, мне хочется расплыться лужицей…
Какая же я дурочка.
10/2/2008
Сегодня я не вытерпела. Когда ребята ввязались в снежный бой с Кошем, я тихонько отошла от них и подошла к снисходительно улыбавшемуся Крому. Никогда ещё я не заговаривала с ним первой. Но когда-то нужно было решаться.
– Как всё-таки тебя зовут? Тебя настоящего, – спросила я, подавляя дрожь в голосе.
– Меня настоящего – Кром, – он тонко улыбнулся.
Я поморщилась от смущения, и хотела было отступить, но всё-таки пересилила себя и произнесла:
– Хорошо, а как назвали тебя родители?
– Рома, – без выражения проговорил он, отводя глаза.
Точно. Могла бы догадаться – созвучно с прозвищем.
– Это цивильное имя мне никогда не нравилось. Не произноси его вслух, – сказал он слишком серьёзно, навсегда запечатав мои уста этим запретом.
От этого разговора нас отвлёк Сандро с очередной порцией своих философских рассуждений:
– А вообще, когда я совсем трезвый – я несчастный, – задумчиво проговорил он.
– Что ж, в трезвой жизни совсем ничего хорошего нет? – вмешалась Лэр.
– Ну а что? Посуди сама: в детстве лупят за разбитые вазы и заставляют спать в детсаду… – он начал загибать пальцы.
– Эх, заставил бы меня сейчас кто поспать… – мечтательно протянул Тин.
– В школе каждый день талдычат, что ты тупой, раз не можешь решить логарифм, – продолжал Сандро.
– Потом думаешь, что школа закончится и, наконец-то, станет лучше… – встрял Пахан.
– Но нифига. Неа. Всё только хуже и хуже с каждым годом. Денег никогда ни на что не хватает, на нормальную работу не берут… – вздыхал Сандро.
– Учиться так же сложно да ещё к тому же и лениво… – поддакивал Тин.
– И всем вокруг точно так же насрать на тебя, как и раньше… – качал головой Паха.
– А потом все ещё говорят тебе: ты чего такой мрачный, эй? Жизнь же классная, растяни хлебальник в улыбке и повторяй всем от балды завалившимся в «Сансару» посетителям: «Конечно-конечно, пожалуйста-спасибо, вы абсолютно правы», – подала голос Мар.
– Эх, вечно у вас упадническое настроение, ребят, – Лэр виновато улыбнулась.
Она, кажется, не разделяет их жалоб. Я никогда не слышала, чтобы она жаловалась на семью или учёбу. Кром тоже не жалуется. Но складывается впечатление, что он молча одобряет всё сказанное остальными. Он как будто тоже внутри хранит какую-то боль – просто не говорит о ней. Не знаю, может, это просто любопытство, но мне хочется, чтобы когда-нибудь он рассказал мне о её природе.
22/2/2008
– Сейчас-сейчас, чуваки, сейчас будет самое классное место! – задыхаясь от смеха, выдавил Тин. – Вот, слушайте:
– Скильке тебе рокив?
– Симнадцать…
– И як довго тоби симнадцать?
– Вже так
– Я знаю хто ты!
– Скажи Белло, скажи голосно!
– Ты упыр![iii]
Весь шум «задворок» заглушила волна нашего безудержного хохота. Мы в очередной раз собрались у костра, разведенного в пролеске около берега. Вкруг огня садились все: и ребята из Гильдии, и Кош со своими корешами, и Эльд со своей свитой, даже Тим и Ганг. Обычно все травили разные байки, делились историями из жизни. Мар тараторила о том, как «Сансару» однажды пытались ограбить. Эльд с содроганием вспоминал каких-то грибных эльфов. Кош вещал о погромах, устроенных футбольными болельщиками после матчей. Тим с Гангом рассказывали, как их накрывало прямо на парах.
Сегодня было новое развлечение: тётка из Одессы привезла Тину книжку «Сумерки» на украинском языке. Он зачитывал вслух особенно уморительные места и все надрывали с этого животы. Когда чтение было окончено, и все потянулись к бутылкам и банкам, чтобы промочить горло, я ощутила, что не могу нормально сделать глоток, из-за того, что челюсть свело от слишком долгого смеха.
Тут уже поддатый Пахан начал подтрунивать над Тином, называя его хохлом. Тот в отместку ударил друга книгой прямо по шапке-презервативу, как мы в шутку называли его странный головной убор. Пахан вскрикнул:
– Не бей по голове, дуpак, помнёшь мою бандану!
Я вздрогнула. Пару лет назад, мы красили забор на даче тёти Лизы. Слава, как бригадир, соорудил для себя шапочку из газеты. Когда я пыталась сорвать её с него, он ответил мне точно так же. На миг мне стало грустно. Я перевела глаза на Крома.
Он смеялся над ребятами: так весело, добродушно, заливисто. Так смеются дети, так смеются эльфы на васильковых полянах. Грусть мигом прошла. Сердце налилось теплотой. Как же я счастлива, что знаю его. Даже если я потеряла Славу. У меня есть Кром.
24/2/2008
Первого марта у Крома день рождения. Я просто в панике! Никогда ещё выбор подарка не был таким сложным. Представить себе не могу, что можно ему преподнести… Хорошо, что в этом году в феврале на один день больше – дополнительное время, чтобы подумать.
– Високосный год – счастливый, – сказал Кром, подмигнув. В это хочется верить.
Сегодня с остальными парнями он ушёл пораньше, чтобы уладить какие-то дела. Мар сказала, что по весне у них постоянно появляется куча дел. Никто из Гилды, кажется, вовсе не парится из-за выбора подарка. А вчера, благополучно забив на инст, они съездили в Москву на какой-то концерт. Было обидно, что из-за школы я не смогла быть с ними.
– Ну, как концерт? – спросила я. Мне было жутко любопытно.
– Ох, – Мар закатила глаза. – Ты абсолютно ничего не потеряла.
– Тебе даже повезло, – вставила Лэр.
– Пахан с Тином просто монстрятины, когда дело касается этих их любимчиков. Таланты подзаборные… Нет, послушать, конечно, можно, но ничего особенного. Зато давка была… И зал в этом клубе крохотный. Духотища, звук убогий и эта пытка – два с лишним часа, – Мар шумно вздохнула. – А в конце их барабанщик чуть не выколол мне глаз своей палкой! И приспичило же ему размахнуться именно в мою сторону, когда я специально отошла, чтобы пропустить охотников за этим трофеем! Перед этим ещё чуть не свернул мне шею той бутылкой с водой… Жесть какая-то!
– Не гунди, на самом деле он просто хотел познакомиться, – произнесла Лэр с лёгкой усмешкой.
– Да это понятно! – Мар махнула рукой. – Тогда, после концерта, мы ещё три часа торчали на морозе, потому что эти придурки захотели автограф солиста. И что в итоге? Этот чувак так презрительно глянул на Тина с Паханом, что у меня аж мурашки по коже пошли. Совсем зазвездился!
– Зато барабанщик дал автограф. Даже тебе, – не унималась Лэр.
– Вот уж спасибо! Прикинь, Ник, действительно дал, хотя я даже не просила. Только сложно понять что-либо в его каракулях, то ли там буквы, то ли цифры…
– Неужели его номер? – удивилась я.
– Теперь уже неважно – этот листок отправился в ближайшую урну, – пожала плечами Мар.
– Ханжа, – пробубнила Лэр.
– Что, он тебе совсем не понравился? – спросила я.
– Не люблю барабанщиков, – убежденно произнесла Мар, качая головой. – Лучше бы басист. Вот басисты – это да. Басисты – самые крутые ребята.
– Почему?
– Я с детства уяснила это. Так всегда говорил мой двоюродный брат, – веско проговорила Мар, заставив понять, что её брат – авторитет, каких поискать.
– Вряд ли бы он говорил так, если бы сам не был басистом… – выдохнула Лэр.
– А Крому концерт понравился? – как-то совсем не к месту спросила я.
Мои собеседницы переглянулись. Потом Мар как бы нехотя ответила:
– Его с нами не было.
– Он же уезжал с вами! – мне показалось это странным.
– Да, но ему просто нужно было в Москву. По другим делам. Скоро весна, знаешь, о многом нужно позаботиться.
– В смысле?
– Да не забивай голову! – рассмеялась Лэр. – Оставь эти нудные мужицкие дела парням.
1/3/2008
Самый счастливый день в моей жизни. Сколько ещё раз я напишу эту фразу? Сколько ещё раз мне покажется, что такой день наступил именно сегодня? Не знаю. Но по ощущениям на данный момент, истина где-то рядом.
Вчера, вконец измаявший с выбором подарка, я решилась, чтобы не опозориться окончательно, пойти по пути наименьшего сопротивления и спросить, что собираются дарить другие. Расспросы не принесли пользы: они лишь пожимали плечами.
– У него всё есть, – говорил Тин.
– Мы – его лучший подарок, – поддерживал Сандро.
– Не парься, – похлопывала по плечу Мар, улыбаясь.
Мы договорились встретиться на «задворках» в семь. Оставалось ровно шестьдесят минут до «комендантского часа», назначенного папой, но мне было всё равно. Завтра у Крома праздник. Его праздник. Самый важный праздник на свете. Папины запреты не дадут мне его пропустить. Я останусь с остальными столько, сколько понадобится, чтобы доказать свою любовь к Гильдии. И к нему.
В семь все были на местах. «Задворки» шумели громче, чем обычно – все знали, что предстоит отмечать этой ночью. Кром был такой же известной личностью, как Кош или Эльд. Он тоже тусовался здесь с незапамятных времён. Он организовал Гильдию! Я подозревала, что многие девушки втайне вздыхали по нему. И у этого человека мне предстояло выяснить, какой подарок ему нужен…
Самого именинника ещё не было, но кругом уже кипела работа: настраивали гитары, накрывали «поляны». Кош с самодовольной ухмылкой обнимал объёмистый пакет.
– Джеки! Семь штук. Не палёнка! – выговаривал он почти каждому встречному.
– Да, конечно. Знаем мы твоё высококачественное пойло… – начал один из бесконечных споров Эльд.
Мар в это время пыталась открыть вакуумную упаковку с колбасной нарезкой. Ничего не выходило.
– Нож! Киньте нож кто-нибудь, чувакиии! – но никто не откликался. Тогда ей пришлось воспользоваться зубами.
– У Крома важный возраст! – говорила мне Лэр, восседавшая над пакетами, в которых смутно угадывались очертания бутылок. Их было столько, что я не могла сосчитать. И Лэр была их хранителем. – Двадцать один, – смаковала она. – Надо спросить у него, посмотрел ли он фильм «Мне двадцать лет». Его обязательно надо посмотреть, когда тебе исполняется двадцать, – назидательно проговорила она, наклоняясь ко мне.
Кром появился только в девять, что вызвало жуткий шум, гам и крик. Все так и норовили кинуться на него – обнять, расцеловать, сказать пару слов. В буквальном смысле все: и те, с кем он часто общался, и другие, с которыми никогда не заговаривал. Люди были уже разгорячены, потому что пить начали ещё до его прихода. Я держала в стороне. Мне не хотелось лезть в самую гущу событий. Хотелось подойти к нему и поговорить с глазу на глаз.
Все успокоились только через пару часов. Люди начали разбредаться по своим компаниям, Крома оставили в покое. Он подошёл к нам.
– Ну ты жив, виновник торжества? – Пахан оторвался от словесной перепалки с Тином.
– К счастью, – Кром кивнул, улыбаясь уголками губ.
– Дни рождения опасны для жизни, – заключил Сандро.
– Кромчик, не забудь, ровно в двенадцать ты должен задуть свечи на торте, – напомнила Мар. – Бабуля пекла его, очень старалась. Велела загадать тебе очень хорошее желание!
– Хорошо, – Кром рассмеялся. Затем перевел взгляд на меня, тихонько сидевшую в сторонке. – Пойдём, покурим.
Он не назвал моего имени, но все поняли, что он обратился ко мне. Я немедленно поднялась и последовала за ним. Я боялась обернуться и встретить полный отчаяния взгляд Мар. Она каждый раз смотрела так, когда Кром заговаривал со мной или отводил в сторону. Она любит его, это очевидно. Наверно, ещё с того самого дня в школе, когда он спас её. И от одного этого я чувствую себя лишней. Будто я навязываюсь, мешаю им. Но с другой стороны… Если бы она нравилась Крому, он бы точно не стал скрывать этого, но, между тем, совсем не похоже, что они встречаются. Эти размышления печалят меня. Но даже они не в силах заставить меня противиться своим чувствам.
Кром направился к берегу, на ходу доставая пачку и закуривая. Мы спустились почти к самой воде. Лёд на реке тронулся, из тьмы постоянно слышались всплески и треск.
– Я… я не знала, что тебе подарить, если честно, – он молчал, даже не смотрел на меня, благодаря этому я и смогла заговорить первая. – Ты похож на человека, у которого всё есть… И добавить нечего… И я… всё равно бы у меня не хватило фантазии… и… – мне хотелось ударить себя за тупость и неспособность связно разговаривать. – Поэтому я сделала это, – я вытащила из кармана небольшой листок бумаги, где была выведена одна единственная надпись: «Купон на одно желание». Глупо. По-детски. Пусть.
– О, ты правильно сделала, ибо от тебя мне нужен совершенно особенный подарок, – проговорил он, улыбнувшись, медленно принимая листок из моей руки.
– Правда? – я подняла на него глаза. Он хитро улыбался.
– Да. Я попрошу тебя, но ты сама реши, стоит ли дарить такую ценную вещь кому-то вроде меня.
– Я готова… – хотела сказать «на всё», но посчитала, что это прозвучит слишком вульгарно. – Готова выслушать.
– Больше всего я желаю, чтобы ты подарила мне свой первый поцелуй, – он скользнул по мне внимательным взглядом.
Первый. Последний. Любой. Все мои поцелуи – только для тебя. Забирай. Бери все и даже не спрашивай. Я была готова расплакаться от счастья. Но вслух произнесла лишь:
– Конечно, – при этом густо покраснев. – Но тогда можно будет считать купон не использованным. Потому что это и моё желание.
И он поцеловал меня. А потом взял за руку и не отпускал весь вечер. Мы поднялись обратно к ребятам. Ровно в полночь он задул свечи, заговорчески поглядывая на меня. Все смеялись и радовались. Я молчала. Больше всего я боялась, что он отпустит мою ладонь.
Все видели, что он держит меня, на Мар лица не было, но никто не произнёс и слова. Спасибо им за это. Иначе я сгорела бы со стыда.
В час мы пошли гулять по улицам. Опять горланили песни, танцуя под них на пустых перекрестках под тусклым светом фонарей. Опять шутили и пикировались. Лишь к пяти, уставшие, но счастливые, стали разбредаться по домам. Кром проводил меня до самого подъезда. Когда мы шли одни, то не разговаривали. Он улыбался. Он поцеловал меня ещё раз на прощание.
Стоило только мне, разомлевшей и пьяной больше от счастья, чем от вина, войти в квартиру, как в прихожей появился папа и грозно навис надо мной.
– Ты наказана, – проскрежетал он и скрылся.
Но мне было всё равно. Безразлично.
Високосный год – самый счастливый.
14/3/2008
Уже две недели, как я наказана, и папа не разрешает мне выходить гулять. Но я не расстраиваюсь. Потому что каждый день после школы меня встречает Кром. Когда он пришёл впервые, я чуть глаза не протёрла: как такое может быть? Потом поняла, что ему Мар рассказала, где я учусь и, видимо, подсказала время, когда заканчиваются мои уроки.
