Текст книги "Если ты исчезнешь (СИ)"
Автор книги: Розмари Финч
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)
Я не понимала её. Она говорила о чём-то таинственном и прекрасном, до поры скрытом за какой-то завесой. Говорила, что нужно почувствовать правду сердцем и я скоро всё пойму. Хотелось бы верить.
И мы поплелись на станцию, так и не встретив по дороге никого из знакомых. Кира осталась убираться, как и в прошлый раз. Домой я добралась засветло.
– Хорошо отдохнула? – вполне доброжелательно поинтересовался папа.
– Нормально, – буркнула я.
Теперь только экзамены. Никакого Кёрга, отнимающего друзей.
16/6/2008
Сегодня, сидя на экзамене по математике, я думала не про дискриминанты и тупые углы, а про то, зачем меня уже второй раз таскают к этому Кёргу?
Я там не часть всеобщего веселья… Меня запирают, дают снотворное, а на утро они исчезают, и я остаюсь в компании девушек, которые расходятся в показаниях о пропаже остальных. Мне это не нравится. Не поеду больше к этому Кёргу никогда.
22/6/2008
Гора с плеч! Все экзамены сданы, а вчера у меня был выпускной. Наконец-то школе конец! Теперь впереди взрослая жизнь!
Вчера с утра приехал Слава всего на день, ради меня. Он смотрел почти с такой же гордостью, как папа. Хотя я не знаю, чем можно гордиться… Если и может быть аттестат хуже, то, наверное, только у Платонова.
– Моя маленькая сестрёнка выросла, – Слава обнял меня. – Как быстро настал этот день.
– Сказал Вячеслав – старик, повидавший жизнь! – скрипучим голосом поддразнила я.
Тётя Лиза, помогавшая мне делать причёску и одолжившая сумочку, пошла с нами.
– Девушка! Совсем взрослая девушка! – она утирала глаза платочком.
На торжественном вручении аттестатов, медалей и грамот, я изо всех сил старалась делать вид, что мне есть дело до всего происходящего вокруг. Но, глядя на плачущих и обнимающихся одноклассников, я без тоски в сердце подумала, что рада миновавшей меня привязанности к школе. Больше меня занимало то, что вечером мне устроят праздник мои любимые ребята. Я предвкушала это и оттого была счастлива.
Когда официальная часть завершилась, выпускники толпой ринулись в ресторан, я же со своим сопровождением вернулась домой, где нас ждал уютный праздничный обед. Дядя Вова постарался: натащил со своего рынка всего, чего только мог. Мы просидели до семи, а потом спохватились – у Славы электричка в восемь! Проводили его на вокзал. Когда он обнимал меня на прощание, то прошептал:
– Ты теперь взрослая. Распорядись своей жизнью благоразумно. Прошу тебя.
Я понимала, что он намекает на моих друзей и на разрыв с ними. Мне не хотелось портить трогательный момент, поэтому я промолчала, только поцеловала его в щёку. И Слава уехал. А я пошла к своим ребятам. Они ждали меня у статуи русалки.
– Поздравляяяю! – Мар кинулась мне на шею, чуть не задушила в объятиях. – Моя взрослая любимая девочка!
Потом уже все осыпали меня поздравлениями, а Кром обнимал крепче всех. Они притащили несколько бутылок шампанского и целый пакет мороженного.
– Было ещё больше, – признался Тин. – Но Сандро пожрал его.
– Неправда! Я это не один делал, предатели! Вы тоже ели! – оправдывался наш кудрявый великан.
Завязалась шуточная перепалка. Мы пошли на городской пляж, доели всё начавшее таять мороженное (несколько штук, правда, Пахан успел употребить на то, чтобы испачкать Тина и Сандро, которые незамедлительно ответили на его нападение). Потом шампанского становилось всё меньше и меньше. Мы купались прямо в одежде. Кром заносил меня в воду прямо на руках, мы доплывали почти до противоположного берега, целовались под водой.
Мар рисовала на песке свои эндарские руны. Пахан развёл костёр, Тин и Сандро танцевали вокруг него «магический танец», воя песню:
У шамана три руки
Ооооо
И крыло из-за плечааа[ii]
Потом мы с Мар присоседились к хороводу и пению. Мы кружились и падали в остывший песок, смеясь и крича. Кром, улыбаясь, наблюдал за нами со стороны. Выдохшись, я повалилась к нему на колени и, взяв его лицо в руки, не стесняясь взглядов остальных, покрыла его поцелуями.
– Люби меня! Люби меня! – в исступлении шептала я, прижимаясь к нему.
– Люблю, – он нежно проводил рукой по моей мокрой одежде.
Так, сидя в обнимку на берегу, мы встретили рассвет. Мой первый взрослый рассвет. Прошедший день был прекрасен: папа не злился на меня, Слава был рядом, а Кром сказал, что любит меня…
Вот он, самый счастливый день в моей жизни.
29/6/2008
– Скоро нужно будет снова съездить к Кёргу, – проговорил Кром тихо, но твёрдо, как обычно. Он перебирал мои волосы – мы были одни в комнате: парней ещё не было, а Мар ушла в магазин.
– Зачем? – спросила я, поднимаясь. – Я не понимаю. Когда мы приезжаем к нему, меня запирают, на утро все исчезают – что это вообще такое? Мне не хочется туда ехать.
– На этот раз всё будет по-другому, – спокойно отвечал Кром. – Ты будешь принимать в нашем празднике самое живое участие.
– А что за праздник?
– Великий праздник свободы. Мар же рассказывала тебе, что такое свобода?
– Ну да… – неуверенно кивнула я. Эти неясные разговоры будили во мне тревогу. – Но всё равно…
– После этого дня всё будет иначе, – заверил меня Кром. – Мы с тобой всегда будем вместе. По-настоящему вместе, – он прижал меня к себе.
Я поняла, на что он намекает. Наверно…
– Что ж, следует дать Кёргу ещё один шанс, – проговорила я с улыбкой. – Ради тебя я готова на всё.
– Умная девочка.
1/7/2008
Поедем на дачу к Кёргу третьего числа. У папы уже отпросилась. Он только устало вздохнул и попросил:
– Только не теряй голову, прошу тебя. Возвращайся скорее – нам с Серёжей грустно, когда тебя долго нет.
– Пап, туда и обратно, не переживай! – уверила я.
Звонила Мар и непрозрачно намекнула мне, чтобы я хорошо подготовилась к предстоящей поездке. И я готовлюсь. Туманное обещание Крома сулит что-то прекрасное…
7/7/2008
Пусть листья осыпались, смыты и стерты
На траурных лентах слова.
И, если для целого мира ты мертвый,
Я тоже мертва.[iii]
[i] Песня гр. Наутилус Помпилиус «Зверь»
[ii] Песня гр. Пикник «У шамана три руки»
[iii] Здесь и далее – строчки из стихотворения М. Цветаевой «Осыпались листья над Вашей могилой…»
Глава 5. Точки над I
Слава прочёл четверостишие, которым оканчивается мой дневник, и поднял на меня вопросительный взгляд.
– Таких обещаний я знаю бесцельность, я знаю тщету. Письмо в бесконечность. Письмо в беспредельность. Письмо в пустоту, – закончила я стих.
– Слушай, Ник, то ли лыжи не едут, то ли я тупой, но что, чёрт возьми, случилось? Почему записи так резко обрываются таким-то стихотворением?!
– Дальше как раз всё и случилось, – выговорила я с усилием. Я сейчас всё расскажу, только не перебивай, пожалуйста.
Слава кивнул и приготовился слушать. Я тяжело вздохнула и начала:
– Мне было слишком сложно написать об этом. И я никому никогда этого не рассказывала. Даже простые воспоминания о том дне даются мне с трудом. В смысле, я, конечно, всё хорошо помню – до самых мелочей, но желала бы забыть это навсегда. Я расскажу тебе, потому что письмо, которое я получила недавно – от Кёрга. И та статья в газете, что ты прочитал – тоже о нём.
Я умолкла и сжала кулаки, уставившись в землю. Слава положил мне руку на плечо и посмотрел прямо, серьёзно, ободряюще. Единственный шанс рассказать всё.
– Третьего июля мы поехали на дачу к Кёргу. Не помню конкретно, кто там был, но Гильдия в полном составе, Кира и ещё пара знакомых лиц – точно. Всего было двенадцать человек, с Кёргом – тринадцать. Мы приехали туда утром и почти весь день провели, наводя порядок в доме и на участке. Мы ничего не ели, не пили, не шутили и даже разговаривали очень редко. Мар только говорила, что самое главное – ночью. Я волновалась, что меня снова запрут одну, и я всё пропущу, а поездка окажется бессмысленной. Но нет, – я перевела дух. – Начало темнеть и все парни спустились в подвал, чтобы помочь Кёргу что-то там сделать. Потом Мар позвала спуститься и меня… Когда я вошла, все уже были в сборе, там горели свечи, а на полу… Ну ты уже понял, тут только дурак не догадается! – я нервно хихикнула. – А я была дурой.
– Перевернутая звезда? Та же самая, что была начерчена под матрасом на втором этаже? – Слава проявил чудеса смекалки.
– Да, звезда, – выдохнула я. – И все стояли вкруг. Меня это зрелище страшно напугало, но первые минуты я ещё не могла понять – шутка это, розыгрыш или нет… Я попятилась назад. Сразу же припомнились и курица, и козлик, и Гунт… Я решила, что на шутку это не похоже, вскрикнула и выбежала на улицу. Вслед за мной поднялся Кром, – голос дрогнул, когда я произнесла его имя. – Я требовала объяснить, что происходит, тряслась, плакала, а он лишь нехорошо улыбался. Потом он подошёл, и так спокойно гладя меня по волосам, сказал: «Ты же сама хотела умереть за меня. Гляди, я предлагаю большее – умереть вместе со мной. Не просто умереть, но освободиться». Он начал плести всяческий бред о том, что свободным может быть лишь тот, кто сам распорядится своей жизнью… А тот, кто познает истинную свободу, станет богом… – я умолкла. Это до сих пор не укладывалось в моей голове, хотя я и помнила каждое слово. – Всё сводилось к тому, что я должна сама убить себя. И они. Мы все. Ритуальное массовое самоубийство, знаешь… Я не могла поверить, что он говорит такие вещи. Я ничего не соображала… За меня сообразил инстинкт самосохранения. Когда Кром начал тянуть меня за руку к входу в подвал, я резко вырвалась и пустилась бежать, – я закрыла глаза и будто снова оказалась в том кошмаре. – Было темно, а впереди – только бесконечное поле и пустота. Он очень скоро настиг меня и схватил железной хваткой. Он так безжалостно произнёс: «Глупая девочка», что я закричала: от страха, от боли, от обиды. Он зажал мне рот рукой и поволок обратно, ворча при этом: «Ты сама же лишаешь себя свободы». Я кусала его ладонь. Я прокусила её до крови, но он лишь смеялся и не отпускал меня. Будто во сне я озиралась кругом в тщетных попытках зацепиться взглядом за что-то, что могло бы мне помочь. Но кругом была только тьма. А потом просто озарение – последний шанс… Свободной рукой, которой до того неистово царапала руку Крома, я сорвала со своей шеи подвеску, которую он подарил мне – перевернутый треугольник, помнишь?
Слава кивнул. Он слушал очень сосредоточенно, с нарастающим волнением.
– Этот треугольник… Он был довольно острый. Он спас меня. Я практически наугад со всей силы ткнула им ему в глаз. Он застонал и от болевого шока разжал руки, что дало мне возможность убежать. Я бежала, не помня себя, всё дальше, во мрак, сзади доносились проклятия и крики, но он не побежал за мной. Думаю, он вернулся, чтобы рассказать остальным. А я всё продолжала бежать… Я бежала так долго в неизвестном направлении, спотыкаясь о кочки, цепляясь за кусты… Поле сменилось пролеском, пролесок какой-то дорогой… Не знаю, сколько времени прошло, а я всё не могла остановиться. Я всё бежала, не оглядываясь. Падала, поднималась, безостановочно ревела, задыхалась. Из-за слёз ничего не было видно, на губах остался привкус крови. Его крови… И на руках тоже его кровь… Чувство реальности вернулось ко мне, когда небо начало светлеть. В июле рассветы такие ранние… Я замедлила шаг. Вскоре я вышла к какому-то селу. На глаза мне попался таксофон, и я не придумала ничего лучше, как подойти к нему и дрожащими пальцами позвонить в полицию. Задыхаясь, я назвала им примерный адрес. А потом… Просто рухнула на землю у ближайшего колодца. Я сидела, обняв колени, и на меня накатывало чувство ужасающей безысходности. Понимаешь… Всё было обманом… Меня никто не любил. И друзья были ненастоящими. Это всё какая-то глупая игра на смерть… Всё, что они говорили – ложь, все их улыбки – фальшь, все наши дни – призрак… Я была нужна только для правильного числа на ритуале. Просто для убоя, как свинья… – по щеке покатилась слеза. Слава, не говоря ни слова, погладил меня. – Скоро какая-то бабушка пришла за водой и увидела меня. Она очень разволновалась, отвела меня к себе, дала умыться и накормила, снабдила деньгами и проводила до ближайшей станции. До сих пор ей благодарна… А потом в новостях как-то мимоходом рассказали об этом. Одиннадцать трупов. Одиннадцать. Я не придала этому значения, а недавно я увидела Кёрга. Живого.
– Он был главным? – спросил Слава.
– Был и остался. Статья в газете… Снова произошло то же самое. В точности то же массовое самоубийство. И он снова там.
– Зачем ему нужно всё это? Чтобы люди сами себя убивали… Он что, обворовывает трупы?
– Нет. Деньги и другие материальные вещи тут не при чём. Кёрг – он вроде фанатика. Или одержимого, не знаю. В общем, как я поняла, он считает, что творит благо, «направляя людей на путь истинный», то есть в могилу.
– Ты хочешь сказать, он действительно думает, что исполняет свою миссию? И не боится последствий? Но зачем же тогда он прислал тебе письмо?
– Мне кажется, он всё же боится. Боится, что потеряет возможность продолжать свою «миссию». А увидев меня, он понял, что я узнала его. И что скоро узнаю о других его «проектах». Это несложно. Почерк очень похож. Единственный свидетель… Знаешь, это превратилось в навязчивую идею, манию. Я сбежала из города, от прошлого, но не смогла сбежать от себя. Когда мне подалась на глаза сводки новостей, меня буквально трясти начинало от страха и желания узнать, что где-то произошло похожее злодеяние. Это было будто на автомате, выходило непроизвольно… Строчки о сектах и самоубийствах будто сами лезли на глаза. И в них я искала чью-то тень. Выжившего, понимаешь? Я знала, что кто-то тогда остался в живых, ведь трупов было одиннадцать. Только не знала, кто именно. Я искала пять лет и теперь нашла. Но и он нашёл меня, – рот скривила горькая усмешка. – Он мог тысячу раз забыть, просто не подумать, что до меня могут дойти слухи, и что я могу связать их с ним, но… Мы виделись в книжном магазине. Он видел меня. Мою книгу. Он не забыл. Он понял, что и я всё помню. И теперь он боится.
– Боится? Тебя? – не понял Слава.
– Он боится того, что я могу сделать. Я единственный человек из прошлого, который знает, что он виновен.
– Хочешь сказать, он думает, что ты обратишься в полицию? Что его смогут найти?
– Да. И он чертовски прав. Потому что именно так я и собираюсь поступить, – твёрдо выговорила я. Впервые за последние пять лет я была полна решимости сделать что-то действительно значимое.
– Что? – Слава смотрел на меня, как на умалишенную. – Постой, ты правда хочешь заявить в полицию? Но ты ведь, как я понял, даже не знаешь его настоящего имени! Да и какими доказательствами будет эта дневниковая мазня и старые фотки… Да нас на смех поднимут!
Нас. Слава снова говорит о себе и обо мне во множественном числе. Давно утерянное единство и деление всех проблем на двоих – как мне этого не хватало. Я с детства знала, что он – именно тот человек, что будет со мной до конца, что бы ни случилось, на сколько бы лет мы ни расстались. Есть узы, которые связывают прочнее крови. Это та самая любовь, которая не превозносится, не бесчинствует и не ищет своего.
– Я уже думала об этом, – спокойно ответила я, с нежностью глядя на Славу. Моего Славу. Снова моего. – Но это ещё не всё. Сегодня я узнаю наверняка. Серёжа ходит на какой-то «тренинг» – так это теперь называется, где звучат идеи, странно напоминающие кёрговскую философию… И если его причастность к этой организации подтвердится, то…
– То что? Что ты сделаешь? Нам всё равно пока о нём ничего неизвестно. Не думаю, что он такой дурак, чтобы всем и каждому выдавать информацию о себе, – Слава выглядел разочарованным. Пару минут он молчал, а потом вдруг оживлённо проговорил: – Но, кажется, есть один человек, который, наверняка, знает про Кёрга намного больше нашего.
– Лэр?
– Именно. Нужно разыскать её и привлечь в сообщники, – улыбнулся он.
– Брось… Какие у нас шансы? Столько лет прошло – где она теперь? Захочет ли вообще идти на контакт, даже если мы её найдём?
– Нам поможет великое детище Дурова, – он подмигнул. – Знание имени, года рождения и окончания института творят чудеса. Это дело нескольких минут. Можем сделать это прямо сегодня, если ты хочешь.
Я задумалась.
– Пойми, здесь ведь дело не только в том, что произошло пять лет назад. Может свершиться новое зло. Может пострадать мой брат, если всё так, как я думаю. И ещё… – я наткнулась на недоуменный взгляд Славы. – Я хотела бы с ней встретиться, потому что хочу узнать… Ты просто не представляешь, как нелегко было жить эти пять лет, не имея возможности примириться с собой и с прошлым. Мне и теперь это важно: было ли хоть что-то, связанное с Гильдией правдой. Хоть один час искреннего участия с их стороны… Если он был в моей жизни – значит, можно жить дальше. Значит, можно думать, что они действительно были моими друзьями…
– Судя по всему, у меня нет выбора – я должен помочь тебе.
– Спасибо… – я сжала его руку.
– Итак, с чего начнём? – он поднялся со скамьи.
И мы направились ко мне домой полные решимости установить справедливость. Слава рядом. Слава на моей стороне. Впервые за очень долгое время я почти счастлива. Почти. Дело за малым.
– Афина-Паллада! Какие люди и вместе! – папа был очень рад видеть наше со Славой воссоединение. – Нужно срочно заварить бруснички!
Когда папа скрылся на кухне, мы со Славой прошли в мою комнату. Я взяла с полки потрёпанный том «Сказаний Четырёх ветров» и протянула ему.
– Я хочу, чтобы ты прочёл это. Из ночи «Двух лун». Рассказ мудреца о событии, которое в мире книги называется Великим Горем. Прочти, и ты лучше поймёшь, чего хотел Кёрг. Не уверена, что вся его философия основывается именно на этом, но чтобы вербовать неофитов этот текст подходит идеально.
«О Предначальных днях
История, рассказанная здесь, повествует о том давнем времени, которое предшествовало владычеству Первейших. Письменных сведений о них ныне не сохранилось. А свидетелями её являлись лишь сами Первейшие. Да будет возвещено здесь о том, что было до Нового Мира. А был Мир Старый.
Раньше Великая Пуща покрывала почти весь земной шар. В центре же её росло Небесное Древо. Великое знамение Творца – место, где пробудились первые люди…»
– Уф, Ник, «Сильмариллион» какой-то, – скривился Слава. – Это обязательно? Я и так сегодня уже много прочёл…
– Не паясничай, это важно, – нахмурилась я. – Пропусти абзацы про расселение и основание городов и читай отсюда, – я ткнула пальцем в начало нужного предложения.
«Много веков прошло с пробуждения Первых людей. Потомки их воздвигли главный город Сердцевины – Эрем. Жил в те дни юноша именем Иссаил и был он сыном царя. Юноша этот искал знания и мечтал постичь смысл живущего мира. И отправился он в странствия. Проходя гряду великих холмов, он повстречал там Одинокого Странника, который будто бы знал, чего хочет юноша. Он рассказал ему об истинной свободе и объяснил, что нужно сделать, чтобы обрести власть и могущество. Он наградил любознательного юношу даром слова и послал во все города проповедовать рассказанное им.
Странник говорил, что всё величие жизни заключается в смерти и лишь тот обретает настоящую свободу и власть над своей жизнью, становясь равным Творцу, кто по своей же воле лишает себя жизни. И люди соблазнились этой мысли. И стали вслед за Иссаилом славить того, кто обещал свободу и власть. И многие люди убили себя во имя обещанного. Царь не принял эту идею и стал всячески осуждать прельстившихся ею, за что был свергнут последователями Иссаила. И трон занял Одинокий Странник, но отныне не был он одинок. Он приказал специальным отрядам стражи убивать тех, кто отказывался добровольно прерывать свою жизнь.
А Иссаил был отправлен из Сердцевины мира на восток, чтобы и там убедить людей принять новое учение. Но проходя Великую Пущу, он заблудился и пришел к Небесному Древу. Там ему был глас с небес, обличавший его предательство и зло, которому он подчинился. Он внимал голосу Творца своего и каялся, что навлек беду на всех людей. Тогда Творец повелел ему тайно обойти все города и из каждого забрать отроков их правителей и всех людей, что не поддались безумию и хотят спастись.
И поступил Иссаил по слову Творца. И собрал он одиннадцать отроков и всех пожелавших идти с ним, и увел их по велению в Великую Пущу, к небесному Древу. И опалил огромный дракон все земли отпавших от Истины людей, и пали великие города Сердцевины и никого не осталось там…».
– Всё, достаточно, – я прочла это сказание вновь, после стольких лет, будто в первый раз. Странно, что раньше оно меня совсем не смущало. Забрав книгу, я вернула её на полку. – Что скажешь?
– И это было популярно несколько лет назад? Похоже на Библию… – Слава, кажется, ожидал чего-то другого. – И что: с этого текста повернулся Кёрг?
– Наверно… – я пожала плечами. – Он написал потом тот фанфик, «Пятый ветер», о котором шла речь в моём дневнике. Собственно, суть его в оправдании Одинокого Странника и провозглашении того, что его учение верно.
– Да кто этот странник вообще? – Слава прищурился. – Он случайно не носит шляпу с пером и не хромает на одну ногу?
– Именно… – подтвердила я.
– Что ж, тогда этот Кёрг выбрал слишком мудрёный способ, чтобы высказать очень простую мысль.
– Но ведь сработало же.
Слава утверждал, что полученную информацию нужно переварить за чашечкой брусничного чая, и мы присоединились к папе на кухне. Странно, но у меня не было абсолютного никакого плохого предчувствия. В самом деле – сегодня не понедельник, что может пойти не так? Папа беспечно болтал о всякой ерунде, Слава с непринуждённым видом поддерживал разговор – это ему хорошо удавалось. Я улыбалась к месту и не к месту. А потом мы услышали звук открывающейся двери. Серёжа вернулся.
Брат вошёл к нам, и я не узнала его. Впервые в жизни Серёжа не был похож на себя. Он, всегда ровный и одинаковый, в детстве или в юношестве, с расквашенным ли носом, в порванных ли штанах или помадой на обеих щеках – он всегда тождественен себе самому. Но не в тот момент. Бледный, с лицом, больше напоминающим посмертную маску и провалами вместо лучистых глаз.
Все молча уставились на него. Серёжа поднял на меня затравленные глаза и протянул руку. Белый конверт. Совсем такой же, какой передал мне папа в день моего приезда. Мы со Славой обеспокоенно переглянулись, не сговариваясь, поднялись и, забрав конверт, прошли в мою комнату. Вслед слышались недоуменные восклицания папы: «да что такое творится?». Я вертела в руках этот устрашающий клочок бумаги. На нём моё имя. И я знаю, чей это почерк. А внутри что-то прощупывается. И едва ли эта вещь принесёт радость.
– Я открою, – безапелляционно заявил Слава и взял конверт в руки. – Очень лёгкий…
Он осторожно развернул бумагу и мне резко поплохело. Будто в глазах потемнело. Вспышка в мозгу, боль в сердце… Опять! «Девушка, у вас грустные глаза. Что-то случилось?»… Мой кулон – перевернутый треугольник. Заржавевший. Если приглядеться, то можно увидеть алые вкрапления. Насколько сильно въедается кровь? Я не хочу этого знать. Не хочу.
– Тут надпись внутри… – пробормотал Слава. «Уезжай»… – прочитал он. – Это что, угроза?
– Угроза, – выдохнула я. Кулон хотелось запрятать подальше, а лучше – выбросить в окно. Я не могла примириться с тем, что он снова в моих руках. На нём кровь Крома. Его кровь!
В каком-то беспамятстве я влетела обратно на кухню. Там обнаружился только озадаченный папа. Я кинулась в комнату Серёжи. Он сидел на кровати, подавленно глядя куда-то сквозь стену. За моей спиной появился Слава.
– Ты всё записал?! – я накинулась на брата.
– Нет… – едва слышно прошептал Серёжа.
– Дай телефон.
– Погоди…
– Я сказала, дай! – я сорвалась на крик. Я не повышала голос на брата со времён наших подростковых войн, но сейчас было не до благожелательности.
– Ладно, держи, – странно и страшно усмехнулся Серёжа и трясущейся рукой полез в карман, а затем протянул мне разбитый смартфон.
– Что это? – меня затрясло. – Кто это сделал?
Брат молчал и не смотрел на меня. Я обернулась к Славе. Откашлявшись, он начал своим особым «взрослым» тоном:
– Серёжа, почему ты молчишь? Тебя запугали? Это сделал тот человек, что передал тебе конверт? – брат едва заметно кивнул. – Что он сказал тебе?
– Он сказал, что, если моя сестра не уедет, плохо будет всем.
Слава тактично вышел. Папа принял решение не вмешиваться. Он всегда умел отходить на нужное расстояние, чтобы не усиливать панику. Отец был якорем спокойствия, удерживающим нашу семью на плаву. А случившееся сегодня касалось только двоих. Нас с Серёжей. Дважды в одну реку не входят, но как же преемственность поколений? Почему это произошло? Мы же совсем не похожи. Наши жизни и характеры находятся по разные стороны экзистенциальной пропасти, несмотря на то, что в нас течёт одна кровь. Почему он попался на ту же уловку?
Брат сидел всё так же с опущенной головой, игнорируя моё присутствие. Я стояла, привалившись к стенке. Казалось, мои ноги больше не в силах меня удержать. Что ж, молчать можно долго. Да и разговор обещает быть сложным. По правде сказать – мы ведь никогда не разговаривали с Серёжей. По-настоящему. По душам. Сначала я считала его слишком маленьким для таких разговоров. А потом сама слишком повзрослела и обрела других визави. На деле: что я знаю о брате? О нём настоящем, не внешнем улыбчивом, хорошем мальчике Серёже?
– Их песни не изменились? – я, наконец, подаю голос. – Всё о том же поют, правда? Смерть – свобода, жизнь – кандалы?
– Примерно в таком духе… – вздыхает Серёжа.
– Как зовут главного?
– Владислав Степанович.
– О, как солидно. Раньше дальше кличек они не заходили, – я выдавила улыбку. – Ты знал, что это за организация?
– Узнал не сразу, – признался брат. – Сперва они казались просто приятной компанией, набивались в друзья, внимательно выслушивали все мои проблемы…
– Проблемы? Серёжа, ты шутишь, какие проблемы?! – я всплеснула руками. Язык снова опередил разум. Зря я такое сказала. Зря.
– Ну вот, опять… – Серёжа шумно вздохнул. – Моя старшая сестра со своей вечной драмой на пустом месте. Очнись и оглядись вокруг получше: тебе двадцать три, а ты всё ещё думаешь, что мир вращается вокруг твоей персоны! Когда ты, наконец, поймёшь, что проблемы бывают не только у тебя? Не только тебе больно, сестрица!
– Расскажи! – я села рядом с братом. Он прав, он кругом прав. Я вечно только прикрываю свой эгоизм цветастыми масками: печалью, слабостью, одиночеством. Слов много. Каждое слово – проблема. Но у всех них один корень, одно основание – желание вызвать сочувствие и участие. Желание что-то значить в чужой жизни. Если это и есть эгоизм, то я погрязла в нём по уши.
– А что рассказывать? Как меня с пелёнок все жалели, бедного сироту? Как папа боялся показаться слишком строгим и ранить мои чувства, чтобы я не вырос каким-нибудь уголовником? Как сестра вспоминала о моём существовании пару раз в год, когда в очередной раз ссорилась со своими друзьями? Что из этого имеет большее значение? Или моя медаль, которой я пытался обратить на себя внимание? Что? Может, я тоже просто хотел быть кому-то нужным… – Серёжа отвернулся. Я приобняла его за плечи.
– Не верь им, – прошептала я. – Их разговорам о необходимости скорой смерти. Не думай, что ты одинок. Ты всегда нужен нам – мне и папе. Даже когда мы не говорим об этом. Когда не показываем этого. Когда утверждаем обратное. Мы любим тебя.
– И мы любили тебя, Ника. Точно так же. Но тогда тебе этого почему-то не хватило, – укоризненный взгляд резанул по сердцу. – Хватит этих девчачьих сантиментов. Лучше скажи, что нам делать дальше. Что было в конверте?
– Угроза, – я вздрогнула, вспомнив о своём кулоне.
– И ты собираешься послушаться? Уедешь?
– Уеду? И оставлю тебя им на растерзание? – я удивилась, как такая мысль могла прийти ему в голову.
– Я больше не буду ходить туда.
– Не будь наивным – они так просто от тебя не отстанут. Нужно что-то с этим делать. Нужно как-то достать этого Кёрга. Я не знаю, возможно ли это. Но знаю человека, который может мне помочь.
После такого тяжёлого дня хотелось забыться сном. Иногда реальность становится такой давящей и навязчивой, что ты готов на всё, лишь на время покинуть эту круговерть. Логические связи в мыслях улетучиваются, наваливается вязкая тоска… Как принять тот факт, что из-за меня может пострадать брат? Такое нельзя принимать. Серёжа ни в чём не виноват. Он никогда не обманывал меня и не предавал, он всегда был солнцем, светившим папе, чтобы отвлечь его от моего вечного ненастья. Хотя на деле ему, возможно, приходилось так же нелегко, как и мне. Или хуже! Что я знаю о чужой душе?..
«Мой брат вышел на связь с очень интересным человеком. Он может нам здорово помочь. P.S. Представляешь, я где-то посеял сегодня свой нос. Ума не приложу, где он может быть! А у тебя как дела?» – сообщение от Вени пришло как по часам. Сигнал телефона, мой личный муэдзин, помогает не потерять окончательную связь с реальностью.
«Странно. Я запуталась…» – хоть кому-то я могу не врать.
Измучившись за день, я рано уснула. Спала беспокойно. И всю ночь мне снились красные клоунские носы. Ими жонглировал Кёрг.
