Текст книги "Нежное предательство"
Автор книги: Розанна Битнер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 35 страниц)
Только сегодня утром они видели, как группа отступающих конфедератов по веревке поднимается на отвесную скалу. Кучка храбрецов, которая оставалась для того, чтобы поджечь все возможное, а потом отступить, унося с собой то, что можно вместить в рюкзаки. Мужчины уничтожали свои предприятия, женщины поджигали свои дома. У Ли была единственная возможность избавиться от кошмарных воспоминаний, он должен убедить себя, что мятежники сами во всем виноваты. Им надо было согласиться покончить с рабством, остаться в составе Союза, попытаться найти мирные решения проблем в Конгрессе, но их проклятая южная самоуверенность привела к жуткому кровопролитию. Гордость Одри разрушила их любовь, однако Ли должен был признать, что его собственная гордость сослужила их отношениям не добрую службу. Неужели, в конце концов, так важно быть правым? Какой смысл заставлять южные штаты вернуться назад в Союз, если теперь конфедераты будут, само собой разумеется, ненавидеть их многие годы спустя? Совершенно без сомнения, что в течение многих поколений Юг не забудет своих потерь, как и Одри. Она тоже не сможет забыть своих страданий. И именно поэтому, независимо от глубины собственных чувств и желаний, он не может вернуться к Одри, даже если никогда не сможет узнать, где она и как живет.
Он направил лошадь вниз по холму, надо было попасть в восточную часть города, где полк разбил лагерь, чтобы отдохнуть, а затем снова отправиться вперед. Некоторые называли наступление бригады Шермана «маршем к морю». Бригада наносила удары по плану Федерального правительства в самое сердце Юга, завершая решительное наступление, чтобы одержать верх над южными штатами, поставить их на колени и завершить ужасную войну. За три долгих года, с тех пор как он вступил в Союзную армию, Ли насмотрелся крови и ужасов, он перестал болезненно реагировать на них. Ему уже не становилось дурно, когда слышал истошные крики раненого, которому отпиливали конечности без анестезии. Ли бесстрастно приказывал закапывать кучи рук и ног, словно это был просто мусор. Привык к запаху крови, гниющей плоти и пороха, спокойно наблюдал, как умирают люди, то ли от инфекции, то ли от обезвоживания организма из-за изнуряющих поносов, потому что не хватало чистой воды и доброкачественной пищи. Это были обычные, повседневные явления, неизбежная часть войны, и человек должен был научиться ни на что не обращать внимания, иначе можно было сойти с ума.
Кроме того, ему нужно было привыкнуть к одиночеству. Война занимала все время, не оставляя ни минуты для того, чтобы подумать о том, как он будет жить, когда все закончится, сможет ли быть счастливым. В прошлом году Ли получил известие, что его брат Дэвид убит. Черная весть оказалась для него сильным ударом. Слишком больно осознавать, что большей части семьи уже нет в живых. Ли не имел представления, как идут дела в его адвокатской фирме, но дела компании его сейчас совершенно не волновали. Когда закончится война, он не сможет поехать домой, чтобы повидаться с матерью и отцом. Слава Богу, что мама не дожила до ужасов войны.
Внизу, на дороге из Атланты, несколько федералов сопровождали группу пленных мятежников, остатки той горстки храбрецов, которые продолжали защищать город из чистого упрямства, хотя было совершенно ясно, что они проиграли. Пленные еле тащились по дороге, исхудавшие и голодные, некоторые были ранены, форма старая, изношенная.
– Пошевеливайтесь! – подгоняли их конвоиры. Один из федералов подтолкнул пленного стволом ружья.
Пленные будут содержаться во временных лагерях, пока Шерман не возьмет Саванну, а затем их отведут за пристань реки Саванны, погрузят на союзные корабли и морем доставят в федеральные порты, где мятежники будут содержаться в тюрьмах до окончания войны. Несмотря на их страдания, Ли считал, что, возможно, они сами добились такой участи, он много слышал о страданиях пленных северян в конфедератских лагерях. Один пленный южанин рассказывал об ужасах, творящихся в лагере для военнопленных в Южной Джорджии в Андерсонвиле. Заключенных кормили только бобами с солью, почти по сотне человек умирали каждый день, их хоронили в общих могилах. Ему хотелось, чтобы наступление проходило через Андерсонвиль, можно было бы освободить и спасти бедолаг, но армия Шермана направлялась отсюда на восток, а не на юг. К тому же известно, что условия в других южных лагерях не лучше, а иногда и хуже. Пленные голодали, превращались в ходячие скелеты, пили грязную воду и умирали в тяжких мучениях от болезней и желудочных отравлений.
Ли вдруг увидел, что пленные мятежники неожиданно набросились на конвоира, принуждавшего их двигаться быстрее.
– Мы не собираемся идти в вашу вонючую тюрьму, – закричал один из них.
Удивительно, что истощенные и безоружные пленные умудрились напасть на сильных конвоиров и затеять с ними драку. Двух мятежников пристрелили сразу же, но остальным удалось одержать верх над четырьмя охранниками, некоторые умудрились вырвать у них оружие. Конфедераты успели убить двух конвойных, прежде чем окружающие обратили внимание и поспешили на помощь.
Все происошло за какие-то секунды. У конфедератов не было никаких шансов на успех, но Ли понял, что они решили умереть сражаясь, вместо того, чтобы медленно догнивать от болезней и голода в тюрьме. Двое пленных бросились бежать вверх по склону холма, прямо ему навстречу, один сжимал в руке добытую винтовку. Ли прицелился, опасаясь, что пленный начнет стрелять, хотя очень истощен и испуган. Но война еще не закончилась, мятежник остановился и прицелился. Ли выстрелил первым.
Человек споткнулся, сделал шаг назад и упал навзничь, не издав ни единого звука. Кровь сочилась из раны на голове. Тем временем, второй пленный бросился на Ли, и тому снова пришлось прицелиться.
– Стой, – приказал он, но молодой человек рванулся вперед и схватился за дуло винтовки, не глядя на противника. Непричесанные длинные волосы растрепались, свесились на глаза. Ли не хотел стрелять в безоружного человека, его поразили молодость мятежника, и отчаяние, с которым он вцепился в оружие. Правая рука Ли оказалась на спусковом крючке, раздался выстрел.
Молодой человек покачнулся, откинул голову назад и взглянул в лицо всаднику. Глаза расширились от удивления.
– Ли! – пробормотал он. – Я не з-знал, – молодой человек застонал и упал на спину.
Ли похолодел от ужаса, он не мог спешиться, а только молча смотрел на истекающего кровью молодого человека. Яркое пятно крови расплывалось на левой стороне груди юноши, но он был еще жив, пальцы судорожно скребли землю. Из всех кошмаров, виденных Ли на этой войне, ни один не мог сравниться с тем ужасом, который охватил его в этот момент, когда он услышал из уст мятежника собственное имя.
К тому же молодой человек еще и заикался. Этого не могло быть! Ли вскинул винтовку на плечо, с трудом сполз с лошади, напряженно передвигая ноги, шагнул к телу, распростертому в пыли. И увидел, что грудь юноши еще судорожно приподнимается. Он опустился перед раненым на колени, снял с него фуражку, убрал со лба волосы. Лицо парня обросло реденькой темной бородкой. Теперь Ли ясно видел, кто лежит перед ним.
– Джой! – простонал Ли. – О Боже! – он схватил раненого за руку и крепко сжал пальцы. – Я помогу тебе, сейчас позову на помощь.
– Нет! – умоляюще попросил Джой. – Не уходи!
Глаза Ли наполнились слезами, он сел рядом, подсунул ладонь под затылок Джоя, приподнял голову юноши. Подбежал солдат-охранник.
– Сэр! С вами все в порядке?
– Уходи отсюда! – приказал Ли. – Со мной все в порядке. Сходи за доктором для этого парня!
Солдат удивился тому, каким тоном был отдан приказ, казалось, полковник Джеффриз готов заплакать из-за убитого мятежника!
– Слушаюсь, сэр! – солдат повернулся и побежал.
Джой вцепился в мундир Ли и улыбнулся.
– Ли. Это же… надо, черт возьми… так встретиться, правда?
– Джой, – Ли стало совсем плохо, он чувствовал себя опустошенным. – Я не знал, что это ты.
Джой продолжал улыбаться.
– Это н-неважно. Я ведь так… хотел тебя убить т-тоже. Я н-не знал… что это ты, – он подмигнул, глубоко вздохнул и сильно задрожал: – Ну вот… все… я был уверен, что вернусь с войны… без единой царапины, – голос юноши слабел.
– Черт возьми, Джой, не умирай. Тебе сейчас окажут помощь, я постараюсь сделать все, чтобы тебя не отправляли в лагерь для пленных, ты меня слышишь? Я распоряжусь, чтобы тебя отправили домой, как только ты поправишься. Ты должен жить, Джой. Ради Одри. Ты ей будешь очень нужен, когда война закончится.
Слезы застилали глаза Джоя.
– …не могу, – пробормотал он. – Ты должен п-позаботиться о ней, об Одри, вместо меня. Обещай мне, Ли.
– Ты не знаешь…
– Она все еще любит тебя… несмотря на эту войну. Ты увидишь. Даже… если она не… Обещай мне разыскать ее… Ты должен убедиться, что с ней все в порядке. Пожалуйста, Ли.
Ли посмотрел в глаза Джоя, которые всегда были такими доверчивыми. Из-за этой вонючей войны гибли такие невинные мальчики, милые и любимые. Их нельзя было втягивать в войну, где надо было убивать людей и гибнуть самим. Когда Одри узнает о смерти Джоя, она не переживет.
– Я обещаю тебе, Джой, но этого не понадобится. С тобой будет все в порядке, – он прижал умирающего к себе, слезы текли по щекам.
– Все в порядке, Ли. Ты… не знал. Я п-про-щаю тебя.
– Не поступай так со мной, пожалуйста, Джой. Я не смогу пережить твоей смерти. Не оставляй Одри одну. Ты ей очень нужен. Ты ее единственная надежда на счастье. Я видел ее, Джой. Я видел ее в Батон-Руже. Она была такой же красивой. Она только и мечтает о твоем возвращении домой, надеется, что ты поможешь восстановить Бреннен-Мэнор. Ты должен жить ради нее, Джой. Я позабочусь о хорошем уходе для тебя. Я полковник, у меня есть связи. С тобой все будет в порядке.
Он почувствовал, что до того, как кончил говорить, Джой умер у него на руках. Ли горько разрыдался, не обращая внимания на собравшихся вокруг солдат, которые с беспокойством и удивлением смотрели на плачущего полковника.
– Нужно доложить генералу, – сказал один из них.
– Не надо. Оставьте его в покое. Должно быть, они знакомы. Надо оставить его одного. Он придет, когда сможет.
Солдаты повернулись и, тихо переговариваясь между собой, ушли. Они рассуждали о странном поведении полковника Федеральной армии, рыдающего над телом убитого мятежника и обнимающего убитого, словно он только что потерял родного брата.
Прошло несколько часов, уже стемнело, когда Ли вернулся в лагерь. Глаза, обведенные темными кругами, покраснели от слез, форма была выпачкана кровью. Он вошел в палатку и вскоре вернулся оттуда с бутылкой виски, взял у солдат лопату и фонарь. Не сказав никому ни слова, отправился на холм. Солдаты с любопытством наблюдали, как он подошел к тому месту, где лежало тело убитого мятежника, зажег фонарь и принялся копать могилу. Полковник Ли Джеффриз копал могилу, что считалось обязанностью самых низших чинов.
Солдаты наблюдали за его странным поведением, пока им не надоело. Потом они разбрелись по палаткам и уснули. Когда наступило утро, полковник все еще был на холме.
– Надо, все-таки, доложить генералу, – предложил один рядовой.
Другой кивнул и ушел. Через несколько минут генерал-майор Вест примчался на лошади к холму и нашел полковника Джеффриза, лежащего без чувств на свежей могиле. В руке полковник сжимал пустую бутылку из-под виски.
Глава 27
Январь, 1865 год
Одри сорвала несколько увядших цветков с розового куста, который она посадила на могиле отца в надежде, что роза приживется. Несмотря на то, что надежда была очень слабой, она выкопала из цветника возле дома куст и посадила его на кладбище пять месяцев назад. Куст принялся и расцвел, можно было предположить, что цветы будут появляться каждые два-три месяца.
Теперь ей казалось, что время не имеет никакого значения. Приходилось жить одним днем и бороться за существование, потому не имело смысла следить за датами. Только сегодня Одри осознала, что со дня смерти отца прошло почти пять месяцев. Сердце болело от горя и непроходящего чувства вины. Почему она отвернулась от отца, когда узнала о его связи с Линой? Не проходило и дня, чтобы она не сожалела о смерти отца и о том, что теперь не может сказать ему, как его любит, как нуждается в его поддержке, в его мудрых советах… и любви.
Нельзя было сомневаться в отцовской любви. Он по-своему проявлял родительские чувства и сделал ее несчастной. То же самое произошло с Джоем. Однако Одри хорошо понимала, что руководствовался он самыми благими намерениями. Она давным-давно простила его, хотя прощение принесло им обоим мало облегчения. Почему только потеряв близкого человека, начинаешь осознавать глубину своей любви к нему? Кажется, человек по-настоящему понимает жизнь с запозданием и никто не знает, что в действительности важно, а что не важно. Сейчас хотелось только мира и спокойствия, и чтобы не мучил голод. Одри взглянула вниз с холма. Тусси рыхлила землю в саду, подготавливая ее под огород. Через пару месяцев они будут высевать семена овощей. Стоял январь, но погода была теплая, день оказался приятным.
Лина сидела на крыльце дома, укутавшись в шаль. После смерти Джозефа женщина совсем ослабела. Первые несколько дней после похорон хозяина она беспрерывно плакала и не могла есть. Как все-таки горько прожить всю жизнь и тайно любить человека, который не может принадлежать тебе полностью. Но у Одри не осталось к Лине ненависти. Она больше ни за что не винила Лину, теперь Одри все понимала. И втайне поклялась всегда заботиться о Лине и Тусси. В глубине души она осознавала, что очень любит обеих женщин, но не могла сказать им об этом, не могла признаться.
Она никак не могла расстаться с предубеждением, что не должна любить негров так глубоко и искренне, но все яснее понимала, что негры остались единственными людьми, на кого она могла положиться в трудные времена. Не только Тусси, Лина, Генриетта, но и еще несколько бывших рабов остались бедствовать вместе с ней в Бреннен-Мэнор. Даже Джонатан Хорн, последний белый надсмотрщик, в конце концов, уехал. Одри осталась единственным белым человеком на плантации.
Негры делали все возможное, чтобы вырастить и сохранить урожай овощей, содержать в порядке дом и землю. Особняк давно нуждался в ремонте, но совершенно не осталось денег. Тысячи акров земли зарастали сорняками, заброшенной была и плантация в Сайпресс-Холлоу. Одри не представляла, что будет делать, если Джой вернется не скоро. Жить было не на что.
Она понимала, что, возможно, будет вынуждена уехать отсюда, но не хотела трогаться с места до тех пор, пока оставалась надежда на возвращение брата. Когда война закончится, он вернется только сюда… домой. Она должна ждать его здесь.
И теперь ей, вероятно, придется продать часть земли. Наверное, необходимо это сделать, чтобы выжить. Одри еще раз на прощанье взглянула на могилу отца, боль с прежней силой стиснула сердце. Направившись к дому, она увидела, что по дороге на неоседланной лошади прискакал кто-то из негров. Он возбужденно кричал, обращаясь к Тусси и Генриетте. Одри почти побежала навстречу всаднику, еще больше встревожившись, когда услышала приближающийся топот копыт. По звуку можно была определить, что всадников несколько. Тусси бросила лопату и крикнула, чтобы Одри поторопилась.
Когда Одри приблизилась, сестра схватила ее за руку и быстро потащила в дом.
– Быстрее спрячься в деревянный ящик на кухне, – приказала Тусси, когда женщины взбежали по ступенькам крыльца. – Генриетта, скажи маме, пусть притворяется, что не может говорить! Что бы ни происходило, она должна молчать!
– Тусси, что случилось? – потребовала объяснения Одри.
Негр уже умчался, чтобы спрятать лошадь, Генриетта, тяжело переваливаясь, поспешила на крыльцо, чтобы поговорить с Линой.
– Федералы! – сообщила Тусси, когда женщины вошли на кухню. – Но это – самые плохие, о которых нам рассказывали, они, скорее преступники, чем солдаты! Они уже побывали в Сайпресс-Холлоу и все сожгли. Марч Фредерик оказался предателем, он присоединился к этим бандитам-федералам. Сейчас здесь был Фредди Вашингтон, сообщил, что ему удалось убежать. Он примчался, чтобы предупредить, что они направляются сюда. Марч Фредерик скоро появится, он ищет тебя! – Тусси откинула крышку ящика для дров. – Спрячься здесь, а я накрою дровами, тебя совсем не будет видно.
Прежде чем спрятаться, Одри спросила:
– А как ты?
Тусси сильно сжала ее руки.
– Фредерик ищет вовсе не меня. Если он найдет тебя, то изнасилует и убьет, будь уверена. Я пойду, сяду на крыльце рядом с мамой, попытаюсь убедить его, что тебя здесь нет. Скажу, что ты уехала в Новый Орлеан к Элеонор и ее мужу, потому что отец умер и здесь тебя ничто не держит. Если Марч поверит, что ты уехала, возможно, он причинит меньше вреда.
– Тусси, из-за меня ты окажешься в опасности!
Девушка твердо стояла на своем.
– Я простая негритянка, запомни. Им не нужны негритянки, они ищут белых женщин.
– Не обманывай меня, Тусси. Ты прекрасно знаешь, что очень красивая и нравишься белым мужчинам, и ты и Лина, вы обе! Если они не найдут меня, они изнасилуют тебя!
– И все-таки я попытаюсь обмануть его. Если мы все спрячемся, они не поверят, что в доме никого нет и перевернут все вверх дном, разыскивая женщин и чем поживиться. А если найдут, тогда будет еще хуже! Это единственный шанс избавиться от них с наименьшими потерями! Одри, быстрее же! Я слышу, что они совсем близко!
Женщины посмотрели в глаза друг другу. Одри обняла сестру.
– Да сохранит тебя Бог, Тусси. – У них не было времени обдумать все, чтобы предпринять что-то другое, а шум и приближающиеся воинственные крики свидетельствовали, что бандиты совсем рядом. Одри забралась в ящик, в одном углу было много дров. Тусси стала быстро закладывать ими Одри. Женщина накрыла голову руками, дрова давили на плечи, трудно было дышать, на поленьях было много пауков и еще каких-то насекомых. Но сейчас не время думать о грязи или бояться насекомых. Дело касалось жизни и смерти. Тусси схватила из кучи охапку щепок и сыпанула их поверх поленьев.
– Тебя совсем не видно, – услышала Одри ее приглушенный голос. – Оставайся в ящике, что бы ни случилось.
Тусси захлопнула крышку ящика, стало совсем темно.
– Я пойду на крыльцо к маме и Генриетте, сделаем вид, будто вышли погреться на солнышко.
Сначала было тихо, пока топот конских копыт не приблизился. Злобно переругивались мужчины, послышались выстрелы, испуганные возгласы. Кто явился сюда? Мысль о том, что бывший надсмотрщик предал южан, приводила Одри в ярость. Она не сомневалась, что Марч Фредерик будет рад отомстить плантаторам, которые многие годы распоряжались им, отдавали приказы. И Ричард, и ее отец уволили его по разным причинам, она не могла забыть, каким мерзким, похотливым взглядом он обычно осматривал ее. Совершенно ясно, что Тусси права, предполагая, что он сделает с Одри, если сумеет найти. Сердце тревожно стучало, Одри со страхом ждала, что будет дальше. Все тяжелее становилось дышать, дрова давили на спину, кто-то прополз по руке, но женщина не осмеливалась пошевелиться.
По кухне кто-то пробежал, громко топоча. Прозвучал выстрел, громко вскрикнула женщина, послышался грохот тяжело упавшего тела. Кого-то убили! Генриетту? Нет, не Генриетту! Громко топали ногами, конечно, это Марч со своей бандой хозяйничает в ее доме. Они глумливо хохотали, кричали, ругались, ломали мебель, разбрасывали посуду.
– Я не верю тебе, ты – черномазая сука! – заорал Марч. Одри сразу же узнала этот ненавистный голос.
– Объясняю вам, что ее здесь нет, – спокойно убеждала Тусси.
Сердце Одри больно сжалось, Тусси рискует жизнью, чтобы спасти ее. Голоса и шаги приблизились, словно налетчики находятся совсем рядом.
– Обыщите дом, если хотите. Она уехала в Новый Орлеан к Элеонор. Вы только подумайте, кто здесь мог бы остаться. Джой уехал, хозяин Джозеф умер пять месяцев назад. Все давно пришло в запустение. Мы с мамой остались, потому что нам совершенно некуда идти.
– Да потому что твоя мать любила Джозефа Бреннена, он трахал ее много лет. Думаешь, никто этого не знал?
Одри сжалась, хотелось заткнуть уши и ничего не слышать.
– Ну, а теперь ты здесь самая молодая и красивая, – прорычал Марч. – Я собираюсь сам узнать, что такого нашел Джозеф в твоей маме! Для этого я сюда и приехал. Если нет Одри Поттер, тогда я воспользуюсь тобой.
Одри услышала звук пощечины, затем что-то упало. Снова послышались мужские голоса, топот сапог.
– Здесь нет ни одной белой, Фредерик, – разочарованно сказал кто-то. – Ты солгал нам, черт возьми! Марч, ее нигде нет!
– Мы уезжаем на другую ферму, – заявил другой. Здесь нечего взять за исключением нескольких кур и пары лошадей.
– А как насчет этой малышки? – спросил еще кто-то.
– Она моя, – резко сказал Марч.
– Здесь не осталось ни одной приличной женщины. Та, которая сидит на крыльце, симпатичная, но она калека, а та старая толстуха никому не нужна.
– Черт возьми, она все равно мертва. Поехали! Авель говорит, что на соседней ферме есть пара молодых девчонок. Он там работал, знает.
«Дочери Бенсонов!» – ужаснулась Одри. Герберт Бенсон владел небольшой фермой к западу от Бреннен-Мэнор. У него были две дочери шестнадцати и двенадцати лет. Авель работал у них.
«Еще один предатель!» – содрогнулась она. Южане предают фермеров и плантаторов, воспользовавшись неразберихой, беззащитностью людей, потерявших все, чтобы прийти и забрать оставшееся. Как могут люди так легко и быстро превращаться в дикарей?
– Поезжайте, – согласился Марч, – они не очень красивые, но молоденькие.
– У них белая кожа. Меня уже тошнит от черномазых. У тебя уже есть одна такая.
Мужчины протопали к выходу. Одри чуть не закричала от ужаса, когда один из них остановился, приоткрыл крышку ящика, где она сидела, затем громко захлопнул ее.
– Черт, – выругался бандит. – Если эта сука и прячется где-то, то здесь ее отыскать будет почти невозможно. Дом такой большой, в нем столько укромных мест, где можно надежно спрятаться и отсидеться.
– Уверяю вас, ее здесь нет, – заговорила снова Тусси. Одри показалось, что ее голос звучит сдавленно от боли.
– Может быть, стоит позабавиться с этой калекой? – сказал один из мужчин.
– Нет, – закричала Тусси. – Моя мама потеряла речь. У нее два года назад был удар, она не может говорить и еле передвигается.
– Если она калека, к тому же не может говорить, она совершенно бесполезная черномазая, не так ли? – злобно сказал мужчина. – А тебе известно, что делают с бесполезными ниггерами?
Мужчина вышел.
– Нет! Подождите! – закричала Тусси. Одри услышала выстрел и чуть не потеряла сознание, ей стало дурно. Лина!
– Нет! Нет! Мама! – кричала в ужасе Тусси. Слышался невообразимый шум, мужчины кричали и ругались, глухо топали лошадиные копыта, всадники отъехали от дома. Тусси плакала на кухне, что-то упало и разбилось, кто-то рухнул на пол. Тусси умоляла Марча уехать со всеми. А он, по-видимому, не выпускал Тусси.
– Я свое получу, неважно, белая ты или черная, – рычал бандит.
Одри слышала треск ткани, Марч разорвал на девушке одежду. Одри больше не в силах была отсиживаться и оставаться безучастной. Тусси буквально жертвовала собой ради нее, она не сомневалась в том, что Марч убьет девушку, когда получит свое. Она приподнялась, разбросала дрова, выбралась из ящика. Часть поленьев высыпалось на пол. Жаль, что нет времени, чтобы взять в гостиной отцовское ружье. Марч был так увлечен борьбой с Тусси, что совершенно не заметил появления Одри.
Он уже повалил негритянку на пол, она лежала, беспомощно откинув голову, из носа и изо рта текла кровь. Юбка, платье и панталоны Тусси были разорваны, мужчина пристраивался между стройных бедер девушки. Одри торопливо выбралась из ящика, схватила в руку полено. Марч обернулся на шум, она уже стояла над ним с поднятым в руках поленом. Прежде чем он успел ее остановить, Одри с силой опустила полено ему на голову. Она снова подняла полено, нацеливаясь ударить по половым органам, зная, что таким ударом можно надолго вывести мужчину из строя, он не сможет оказать им сопротивление. Марчу удалось вскочить на ноги, второй удар пришелся ему по ноге. И в то же мгновение бывший надсмотрщик схватил ее за горло железной хваткой.
Только тут Одри заметила в его руке нож. Из раны на голове Марча текла кровь. Он повалил ее на пол, прижимая лезвие ножа к ее щеке, кончик ножа маячил возле ее глаз.
– Итак, – торжествующе оскалил он желтые зубы. – Ты здесь, высокомерная маленькая сучка! – от Марча сильно пахло виски. – Когда я разделаюсь с тобой, ты пожалеешь, что помешала мне с той черномазой, и выбралась из укрытия раньше времени, сладкая, маленькая, мисс Одри.
Он продолжал держать нож перед ее глазами, немного приподнялся, задрал ей юбку, стянул панталоны, затем рванул юбку. Одри пыталась как-то сосредоточиться, надо было что-то придумать. Нож угрожающе маячил перед ее лицом, но пусть Марч лучше убьет ее, чем овладеет ее телом. Лучше она будет изо всех сил сопротивляться и умрет, чем отдастся ему добровольно.
Мужчина опустился на нее, прижимаясь к бедру, все еще не отнимая нож от ее лица.
– Я доволен, что все уехали, – самодовольно заявил он с отвратительной усмешкой. – Теперь ты только моя! Ты теперь уже не такая высокомерная и властная, не так ли, мисс Одри? Ты ничем не лучше меня!
Одри не сводила глаз с ножа, лежала, не шевелясь, пусть он решит, что она не будет сопротивляться, что подчинится ему. Когда он немного ослабил хватку, она обеими руками ухватилась за его запястье и рванула руку в сторону, одновременно ударила мужчину головой в нос. Марч вскрикнул, отпрянул в сторону. Одри воспользовалась моментом, выбралась из-под него, схватила небольшую чугунную сковородку, лежащую на полу. Но прежде чем она успела подняться, Марч снова был на ней.
Одри размахнулась и ударила его по голове сковородой, но удар был слабым, женщина не столько сделала ему больно, как сколько разъярила его. Она, извиваясь, старалась вырваться, снова ударила его сковородой, Марч перехватил руку и с силой прижал к полу. Одри вскрикнула от резкой боли в запястье.
– Сука! Сука! – рычал разъяренный бандит, дважды ударив ее кулаком в лицо. – Я убью тебя!
Одри почувствовала, как кончик острого лезвия ножа впился ей в шею. С этого момента она стала воспринимать все происходящее, как страшный сон, будто она наблюдала схватку со стороны, неожиданно осознав, что совершенно не чувствует боли. Хотя ясно понимала, что Марч Фредерик порезал ей шею. Прижав Одри к полу, он смотрел на нее злобно и с похотливым вожделением. Держа перед ее лицом окровавленный нож, заявил, что вырежет ей глаза, после того как изнасилует. Но его слова звучали отдаленно, казались еле слышными.
Неожиданно ей почудилось, что она слышит голос Ли.
«Я люблю тебя, Одри».
Удивительное спокойствие овладело ей. Одри, не отрываясь, смотрела в ненавистные глаза Марча Фредерика. А над ними стояла Тусси, сжимая в руках ружье Джозефа Бреннена. Все перемешалось у Одри в голове. Когда Тусси нажала на курок и раздался выстрел, Одри услышала только слабый далекий отголосок. Голова Марча поникла, он свалился на бок, пуля попала ему в висок. Хлынула кровь и обрызгала Одри. Обессилевшая женщина продолжала лежать, молча глядя на Тусси. Тусси замерла на мгновение, продолжая целиться в Марча, медленно обошла раненую Одри.
– Твои люди убили мою мать, – холодно и бесстрастно сказала негритянка надсмотрщику и выстрелила в него еще раз, теперь уже в грудь. Наконец, опомнившись, взглянула на Одри, отбросила ружье в сторону, оторвала лоскут хлопковой ткани от подола сорочки и приложила к ране на шее Одри.
– Одри, пожалуйста, не умирай!
Одри пыталась что-то сказать, успокоить сестру, но голос не подчинялся.
– О Боже! – причитала Тусси. – Не двигайся, – она сильно прижала рану, убрала волосы и внимательно осмотрела шею раненой, – он не поранил крупные сосуды. Прижми крепче салфетку.
Одри подняла отяжелевшую руку, прижала салфетку, все еще не ощущая боли. Может быть, она умирает?
– Я сбегаю за неграми в поселок, если там кто-то еще остался в живых! – она склонилась ниже. – Я попрошу, чтобы они перенесли тебя в хижину. Если эти люди вернутся, они не догадаются разыскивать тебя в негритянских жилищах. Я попрошу кого-либо помочь спрятать тело Марча Фредерика. Если бандиты вернутся и узнают, что я его убила, они меня изнасилуют и повесят. Это совершенно точно. Нужно придумать, куда его спрятать.
Лицо Тусси опухло от побоев, из ран и царапин текла кровь. Негритянка здорово испугалась. Откуда-то потянуло дымом, трещало горящее дерево. Одри поняла, что горит ее любимый дом. Должно быть кто-то из бандитов, перед тем как уехать, поджог особняк с другого крыла.
Одри крепко прижала салфетку к шее и почувствовала, как что-то горячее вливается ей в рот, она проглотила жидкость, внезапно осознав, что это ее собственная кровь, и почувствовала резкую боль в гортани. Одри понимала, что можно спастись, лишь сохранив самообладание. В первую очередь нужно успокоить Тусси. Она протянула руку, притянула к себе сестру и попыталась заговорить:
– Что ты хочешь? Что ты хочешь? – старалась изо всех сил понять Тусси. – Мне нужно поторапливаться за помощью, Одри!
Одри крепко сжала ей запястье, она пыталась объяснить, что не нужно паниковать.
– Старый… колодец, – удалось прошептать ей сипло и хрипловато, она не могла говорить громко. – Бросьте… его… в старый колодец… И закройте… там.
Тусси дрожала, недоумевающе глядя на сестру, потом поняла и кивнула головой.
– Хорошо. Я схожу, позову кого-нибудь на помощь.
Она схватила ружье и выбежала из дома, а Одри бессильно лежала рядом с убитым Марчем Фредериком, с ужасом ожидая смерти от потери крови или не менее мучительной гибели в огне. Но, возможно, Тусси успеет вернуться вовремя.
Ли поставил на стол бутылку виски и уставился на лист бумаги, лежащий перед ним. Сколько раз он принимался писать письмо и никак не мог его закончить. Одному Богу ведомо, что случилось с Одри, а известие о смерти Джоя может убить ее.
Как выполнить обещание, данное Джою, и повидать ее? Было время, когда Ли желал встречи с ней больше всего на свете, даже после того, как она прокляла его в Батон-Руже и запретила разыскивать ее. Больше всего хотелось найти ее и помочь всем, чем только можно. Но как он сможет теперь посмотреть ей в глаза после того, что случайный выстрел винтовки оборвал жизнь Джоя?
В кошмарных сновидениях он снова и снова переживал случившееся. После смерти юноши он продолжал воевать в армии Шермана, покорно выполняя обязанности офицера. Но у него не было более страстного желания, кроме одного – скорее бы закончилась война. Он не мог больше ни о чем думать, для чего и пил постоянно виски. Выпивки не мешали выполнять свой долг во время сражений, если захват и поджог южных городов можно было назвать «сражением». К тому времени, когда Союзные войска занимали города, обычно конфедератов там уже не было.
