Текст книги "Нежное предательство"

Автор книги: Розанна Битнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 35 страниц)

Он приподнялся над ней, любуясь прекрасной наготой, затем обхватил ее ягодицы и проник глубоко в нее, как бы желая прикоснуться горячей плотью не только до сокровенных уголков ее тела, но и души. Он вторгался в ее лоно ритмичными движениями, наслаждаясь выражением сладострастного удовольствия на ее лице. Одри выгибалась навстречу ему, совершенно не стесняясь и, в свою очередь, наслаждалась прекрасным актом любви, какой возможен только с горячо любимым человеком.

Несмотря на то, что она была близка с Ричардом, ей казалось, что у нее не было мужчины с тех пор, как Ли приезжал в Бреннен-Мэнор два года назад. Когда она лежала с Ричардом, она казалась себе чужой, но с Ли это было что-то реальное и самое прекрасное из всех чувств и ощущений, какие ей когда-либо приходилось испытывать. Она гладила его сильные руки, грудь, вздрагивая от счастья, что снова принадлежит Ли Джеффризу, хотя бы на короткое время.

Они понимали, что скоро снова придется распрощаться, и на этот раз расставание окажется больнее, чем прежде. Вне этой комнаты они были врагами, но здесь, в объятиях друг друга, они только страстные любовники. Она никогда не верила, что Ли просто использовал ее для собственного удовольствия. В ярко-голубых глазах слишком явно светилась любовь, и сегодня он искренне плакал вместе с ней. Вне этой комнаты никто не в состоянии понять, что они делают и что чувствуют друг к другу. Никто и не должен этого знать.

В течение четырех часов они почти не отрывались друг от друга, снова и снова сливаясь в чувственных объятиях, иногда неистовствуя, иногда просто в нежном упоительно-сладостном ритмическом соитии. Осуществилось давно сдерживаемое желание, мужчина и женщина с радостью доставляют друг другу наслаждение, словно совершенно забыли, что за дверью их случайного пристанища идет отвратительная война. Каждый из них рискует всем: репутацией, уважением, – и все это ради только одной ночи, проведенной вместе. Янки и мятежница, враги и страстные любовники.

Они совершенно не спали, только перед самым рассветом слегка вздремнули. Одри снова мучили кошмары, но Ли крепко прижимал ее к себе. Она уютно устроилась у его плеча, почти лежа на нем «из-за того, что постель оказалась слишком узкой.

– Как я смогу жить без тебя после этой ночи? – прошептала Одри с горечью в голосе.

– Мне будет не легче уехать и оставить тебя здесь, чтобы снова воевать, – Ли нежно поцеловал ее волосы. – Я буду сходить с ума, волнуясь о тебе, Одри. Мне нужно найти возможность и отправить тебя на Север.

– Где я там буду жить? Я не смогу быть спокойной и счастливой, пока идет война. Не смогу там ничего узнать о Джое. Здоровье отца совсем плохое. Я не имею права оставлять его, тем более сейчас. У Лины был удар. Тусси уехала, чтобы ухаживать за матерью, и мне тоже пора туда отправляться. Я не могу сейчас бросить Бреннен-Мэнор, Ли.

– Понимаю, – он нежно погладил ее по волосам. – Я вернусь, Одри, клянусь тебе. У нас все сложится по-другому после окончания войны. Мы сможем быть самими собой, мы обязательно будем жить вместе. Где мы решим жить, будет зависеть от того, что произойдет с Бреннен-Мэнор, как будут идти дела у моего брата в Нью-Йорке. Я хочу все начать сначала в другом месте.

– Мы не можем сейчас принимать решения.

Солнце начинало всходить, послышалось пение птиц, их голоса прозвучали разительным контрастом грохоту пушек, выстрелам и стонам прошлой ночи. Но тут же пение птиц было заглушено громким шумом, кто-то что-то приказывал, прогромыхала мимо окон повозка. Ли тяжело вздохнул и поднялся.

– Мне лучше умыться, одеться и выйти, чтобы узнать, как там обстоят дела. Я не хочу, чтобы кто-то узнал, что ты находишься здесь. Когда я уйду, умывайся, оденься, посмотри, что я тебе принес. Выйди из здания через заднюю дверь, но постарайся сделать так, чтобы никто тебя не видел. Затем подойди к передней двери, сделай вид, что ты пришла только сейчас. Обратись ко мне с просьбой помочь тебе попасть в Бреннен-Мэнор, – он вздохнул, глядя в зеленые глаза, из-за которых он чувствовал себя совершенно беспомощным.

– Извини, что приходится так поступать, но это важно не только для меня, но и для тебя. Если мой командир узнает, что я спал с конфедераткой, мне конец.

Одри молча смотрела, как он умывается, изучала его, стараясь запомнить… навсегда. Он побрился, причесался, надел чистую форму, ботинки, прикрепил к поясу оружие, взял фуражку, обернулся к Одри и грустно улыбнулся.

Боже мой, как он красив в военной форме, но теперь он снова стал похож на врага, на тех янки, которые грабят и разрушают Батон-Руж. При свете нового дня война и все, что случилось с родиной Одри, стало реальностью. Одри засомневалась, сможет ли он вернуться сюда после окончания войны и смогут ли они жить так, будто не было всех этих ужасов. Она сидит сейчас на постели, укутанная в солдатское одеяло. Он – офицер Союзной армии… Одри почувствовала себя настоящей предательницей.

Ли заметил смятение и растерянность в ее взгляде, пересек комнату, опустился перед ней на колени, нежно коснулся губами ее губ и глаз.

– Не забывай о том, что я тебе пообещал. Что бы ни случилось, я найду тебя, Одри. Ты мне веришь?

Она пристально смотрела в его голубые глаза, очерченные густыми черными ресницами. Волосы свисали неровными, неумело подстриженными прядями. Но все равно это был ее прекрасный, любимый Ли.

– Я верю тебе, Ли – ответила Одри.

Он подошел к своей порванной форме, вынул из внутреннего кармана сложенный лист бумаги и показал ей.

– Это текст твоей песни. Я храню его.

Одри чуть не заплакала, услышав эти слова. Он положил бумагу во внутренний карман мундира.

– Знаешь, я много раз хотел порвать или сжечь листки, чтобы больше не думать, не вспоминать о тебе, но не смог. Хотя идет война, я все равно схожу с ума от любви к тебе, Одри Бреннен. Мы обязательно найдем друг друга снова. Война закончится, и уже ничто не помешает нам быть вместе.

– Мне очень хочется верить твоим словам. Он взял ручку, обмакнул перо в чернильницу, написал что-то на клочке бумаги и подал ей:

– Верь мне. Это адрес моего брата Карла. Если ты не получишь от меня известий после войны, напиши ему. Он сможет сообщить, что случилось со мной. Если меня убьют, и ты будешь нуждаться в помощи, он поможет тебе – пришлет денег и все, что необходимо.

– Ли, я не могу…

– Просто сделай так, как прошу, Одри. Сделай это для меня. Мне необходимо знать, что с тобой будет все в порядке, если случится непредвиденное. У нашей семьи много денег. Карл будет знать, что таково мое желание.

Одри взяла листок.

– Я постараюсь сохранить адрес.

– Хорошо.

Он наклонился и прикоснулся к ее щеке губами.

– Я люблю тебя, Одри. Если Бог поможет мне, я сам приеду за тобой.

Глаза Ли затуманились; она знала, что он ненавидит войну так же, как и она.

– Я должен идти, – он поцеловал ее еще раз и вышел в большую комнату школьного здания.

Одри быстро умылась и оделась в платье, которое он ей принес. Он принес и белье. Лифчик подошел прекрасно, но желтое льняное платье было немного великовато, и все же оказалось не плохим, лишь слегка помятым. Одри внимательно рассмотрела себя в зеркало, пригладила пальцами волосы, так как щетки у нее с собой не было. Закрутила волосы в пучок и заколола гребнями, которые Ли вынул из прически прошлой ночью. Что это было? Вся ночь казалась странным прекрасным сном.

Она решила, что выглядит ужасно, но после прошлой ночи всем будет не до этого. Одри сомневалась, найдется ли хоть один человек во всем Батон-Руже, который выглядел бы ухоженным и отдохнувшим в это утро. Ночь была тяжким испытанием для всех. Бедная тетя Джанин, наверное, совсем лишилась рассудка, и Одри сейчас было жаль Элеонор.

Одри обнаружила, что в суматохе прошлой ночи потеряла сумочку и перчатки. Она надела носки и туфли, аккуратно расправила платье и осторожно приоткрыла заднюю дверь. Позади здания находился небольшой двор, рядом росли низкие деревья. Одри быстро вышла на крыльцо и закрыла дверь. Направившись к главному входу в здание, коротко взглянула на холм, где располагался дом тети Джанин.

То, что она там увидела, заставило содрогнуться. Дома не было, только торчали несколько каминных труб и дымилось неостывшее пепелище. Дом Мак Аллистера сгорел прошлой ночью!

– Боже мой! – Одри сразу же забыла о том, что надо поговорить с Ли. Может быть, ее помощь нужна Элеонор и тете Джанин? Она быстро помчалась к дому, замирая от ужаса и дурных предчувствий. Чувство вины захлестнуло ее. В то время, когда горел дом ее тети и дяди, она спала с врагом! Знает ли Ли, что дом сгорел или нет? Ведь он вернулся вчера довольно поздно!

Женщина мчалась, не останавливаясь, и когда подбежала к пожарищу, у нее сильно кружилась голова, она чуть не теряла сознание от страха. Ей даже не пришло в голову, что она давно не ела, что драматические события прошлой ночи вымотали ее. Всю ночь она думала только о Ли и о себе, а сейчас словно бы проснулась! Она быстро обошла вокруг пожарища, окликая Элеонор и тетю Джанин. Особняк Мак Аллистера все еще догорал, головни и угли были слишком горячими, чтобы искать среди них тела. Она почти не замечала присутствие соседей, которые пришли на помощь. В городе случалось теперь так много пожаров, что людей не хватало быстро гасить их.

Какой-то мужчина схватил ее и оттащил в сторону, когда она попыталась подняться по ступенькам веранды, которые никуда не вели.

– Туда нельзя, миссис Поттер. С вашей кузиной все в порядке. Она благополучно выбралась из дома и сейчас находится у Мэри Тайлер. Но с вашей тетей Джанин не все обошлось. Мы пытались вывести ее из огня, но она все время твердила, что это ее дом, она не покинет его.

Нет! Этого не может быть! Одри даже не остановилась, чтобы взглянуть на соседа, который разговаривал с ней. Она бросилась бежать вниз по склону холма. Ли! Это он во всем виноват! Она еще не успела добежать до школы, когда увидела его. Он ехал верхом навстречу ей. Окликнув ее, спешился прежде, чем она остановилась. Попытался схватить ее за руку, но Одри резко отпрянула в сторону.

– Ты знал! Ты знал! – кричала она, колотя его кулачками в грудь. – Пока мы были вместе, тетя Джанин сгорела в доме!

Ли сильно встряхнул ее.

– Опомнись, Одри. Я ничего не знал. Я только сейчас узнал, что генерал Батлер приказал поджигать дома, чтобы лучше осветить местность, а заодно выкурить конфедератов из укрытий! Солдаты рубят деревья и устраивают заграждения. Прошлой ночью взяли много пленных, но говорят, что очень много мятежников прячется в верхней части города. Они готовятся к новой атаке!

– Будь ты проклят! Будь ты проклят! – закричала Одри, вырываясь от него и отворачиваясь. – Боже мой! Что я наделала! Я должна была быть с ними. Я сумела бы спасти тетю Джанин!

Ли откинул голову назад, проклиная про себя войну и все, что с ней связано. Ему хотелось обнять Одри, прижать к себе, успокоить, но прекрасные мгновения, которые они провели вместе сегодня ночью, давно миновали. Когда он не дождался Одри у главного входа, решил обойти здание и тогда увидел дымящие развалины дома. Он сразу понял, куда она побежала.

– Одри, тетушка чуть не убила тебя, – взывал он к ее рассудку. – Ты ничего не смогла бы сделать.

Одри тряслась от ужаса и ненависти, она смотрела на город. Казалось, всюду полыхают пожары. Женщина медленно опустилась на колени.

– Тетя Джанин, – рыдала она безутешно.

– Позволь мне помочь тебе, Одри. Ты заболеешь, тебе нужно поесть и отдохнуть, – он коснулся ладонью ее плеча, но она закричала, чтобы он оставил ее в покое. – Одри, успокойся, – увещевал Ли.

– Проклятые, проклятые янки, – не прекращала рыдать она. – Как вы можете так поступать? Вы сожгли почти весь город!

– Одри…

Она резко повернулась, лицо было красным от ярости.

– Мы сошли с ума, Ли, решив, что можем быть вместе после войны! Это невозможно! Ничто никогда не повторяется. Неужели ты не понимаешь? Я никогда не смогу быть с тобой вместе, никогда не смогу быть счастливой рядом с тобой. Прошлой ночью я совершила ужасный, непростительный поступок, я спала в объятиях врага, в то время как моя тетя сгорела в собственном доме!

– Одри, я ничего не знал об этом, я не смог бы остановить солдат, если бы даже знал. Ты сама прекрасно понимаешь все!

– Я понимаю главное, ты – янки! Я знаю, что такие как ты стреляют сейчас в Джоя, что рано или поздно Бреннен-Мэнор превратится в руины, наши рабы разбежались и готовы убить нас при первой возможности! Тетя погибла, дядя Джон, возможно, тоже. Их дом, их банк разрушены! Весь Батон-Руж сожжен. Прошлой ночью янки пытались изнасиловать меня, а я провела ночь в постели одного из них! Люди имеют полное право называть меня предательницей, потому что я чувствую себя ею.

Ли подошел ближе.

– Черт возьми, Одри, не надо кричать. Помолчи ради собственной же безопасности. Позволь, я найду кого-нибудь, кто отвезет тебя в Бреннен-Мэнор.

– Нет! Мне не нужна твоя помощь! В городе еще остались люди, которым я могу доверять!

– Это слишком опасно!

– Больше это не имеет значения! Уходи, Ли. Иди, продолжай командовать солдатами, убивай, жги, грабь! Уходи и никогда в жизни не возвращайся ко мне! Слышишь? Никогда не возвращайся ко мне, потому что все, что вы делаете – ужасно, и всегда будет ужасно! – она разорвала листок, на котором был написан адрес Карла и бросила клочки на землю, затем повернулась и снова побежала вверх по улице. Ли направился было, чтобы догнать ее, но неожиданно большой камень ударил ему в спину.

Он резко повернулся и увидел стайку мальчишек и девчонок, к ним присоединилось несколько взрослых людей, они бежали к нему, сжимая в руках огромные камни.

– Убирайся отсюда, янки, – закричал один из парней, – Убирайся в свой лагерь и оставь нас в покое!

Другой камень ударил ему в колено. Боль была мучительной. Еще один камень попал в коня, конь заржал и попятился назад. Ли быстро вскочил на лошадь, камни градом полетели отовсюду. У него не оставалось другого выхода, как умчаться назад в лагерь. Когда не стало слышно угроз разъяренной толпы, он оглянулся, пытаясь увидеть Одри, но нигде не заметил ее желтого платья. Ли испытывал боль, какой ему еще никогда не приходилось чувствовать. Казалось, он только что похоронил женщину, которую любил больше своей жизни. Вероятно, он никогда не сумеет вернуть ее любовь, словно Одри и в самом деле умерла.

– Полковник! – окликнул его кто-то.

Ли повернул лошадь и увидел лейтенанта, скачущего к нему во весь опор.

– Вас ищет генерал. Ваша бригада отправляется на север, чтобы разгромить несколько тысяч мятежников и овладеть портом Гудзон. Генерал говорит, что вы должны после этого соединиться с генералом Шерманом. Он хочет знать, готовы ли вы физически вступить в строй.

Ли растерянно и беспомощно оглянулся назад. Как ужасно, что он должен теперь уезжать. Хотелось послать все и всех к черту, но ведь он – полковник Союзной армии. Он предполагал, что пробудет здесь около двух недель, сможет снова увидеть Одри и позаботиться, чтобы она благополучно добралась домой. Сейчас он должен, вместо этого, до наступления темноты покинуть Батон-Руж, но Одри Бреннен не желает его больше видеть, не хочет с ним разговаривать. Ей не нужна его помощь. Она и без него доберется в Бреннен-Мэнор.

Казалось, сердце пронзил острый кинжал.

– Я готов, – спокойно ответил он.

– Сэр, генерал просит вас поторопиться.

Ли хмуро посмотрел на лейтенанта.

– Извините, сэр. Это не мои слова, а генерала.

– Скажите, что я буду через пять минут.

– Да, сэр, – лейтенант ускакал, а Ли продолжал смотреть на развалины дома Мак Аллистера.

– Я вернусь однажды, Одри, хочешь ты этого или нет, – пробормотал Ли, закрыв глаза. Его жгли воспоминания о часах страсти, которые они недавно провели вместе. Все изменилось за одно утро из-за отвратительной войны. Возможно, только время сможет залечить их раны… и, скорее всего, если Джой вернется домой невредимым… Казалось невероятным, что весь этот ужас явился результатом спора нескольких человек в правительстве из-за отношения к рабству.

Он вспомнил, как генерал Батлер говорил ему недавно, что война может продлиться два или три года. Где к тому времени окажется Одри? Как он разыщет ее, если ей придется покинуть Бреннен-Мэнор? Куда поедет она? Кто о ней позаботиться, особенно, если что-то случится с мистером Бренненом или Джоем? Дядя Джон никогда не согласится принять Одри к себе.

Как несправедливо, что ему приходится выбирать между женщиной, которую он страстно любит, и долгом солдата. Кажется, ему все время приходится делать такой выбор, он столкнулся с такими проблемами еще до войны. Сейчас Одри приняла решение вместо него. Она приказала ему уйти и никогда не возвращаться. Возможно, на этот раз она права? Эта боль, по-видимому, никогда не пройдет. Ей кажется, что она предала своих людей. Почему Ли всегда делает ее несчастной, хотя желает только любить?

Ли направил лошадь к школе. Позади него лежали дымящиеся развалины Батон-Ружа. Где-то среди этих руин находилась женщина, которую он любил, одна, в опасности, а он ничего не может сделать, чтобы защитить ее. Он получил приказ отправляться на север. Что, если Одри вернется за помощью? А его не будет. Не застав его, она может подумать, что он ее предал, обманул, у Одри прибавится причин для того, чтобы по-настоящему возненавидеть его.

Он прошел в заднюю комнату, чтобы собрать вещи, хотя сначала должен был зайти к генералу Батлеру. Растерянно посмотрел на разорванное платье Одри, затем поднял его, прижал к себе. За окнами слышались громкие голоса, кто-то отдавал приказы и распоряжения. Ли собрал платье, лифчик, рубашку, свернул тугим узлом и вышел на улицу. Бросил узел в огонь, чтобы никто не смог обнаружить одежду женщины-южанки в комнате, где жил полковник-янки.

Глава 26

Август 1864 года

– Что будет с Бреннен-Мэнор, Одри?

Джозеф Бреннен протянул руку дочери, движение отняло у него много сил. Одри взяла руку отца и вспомнила времена, когда он обладал прямо-таки богатырской силой. Теперь его пожатие было слабым, словно у ребенка. Он лежал в постели бледный и исхудавший.

– Джой обязательно вернется домой, – заверила она, хотя не получала от брата никаких вестей уже шесть месяцев. – Вместе с ним мы найдем выход, чтобы спасти плантацию, отец. – Последнее, что она знала о Джое, то что его отправили в Джорджию. Как она соскучилась по нему! Хотелось снова увидеть брата. Оставалась единственная надежда хоть на какое-то счастье в жизни. Одри была уверена, что Джой вырос и очень изменился. Недавно ему исполнилось девятнадцать лет.

Лина сидела с другой стороны постели и тоже держала Джозефа за руку. После удара левая сторона тела у Лины стала слабой и малоподвижной, хотя женщина могла передвигаться при помощи палочки. Одри понимала, что Лина страдает все больше и больше, по мере того, как слабеет отец. Теперь она прекрасно понимала, как сильно женщина любит ее отца. Лина почти не отходила от его постели, преданно ухаживала за больным, несмотря на собственную слабость и недомогание. Одри снова подружилась с ней и полюбила Тусси и Лину еще больше.

Почти все негры давно сбежали с плантации, включая Сонду. Заброшенные поля зарастали сорняками. Уже три года на плантации не сажали хлопок. Остались всего два негра, которые ухаживали за цветами, садом возле дома, но больше всего времени обитатели Бреннен-Мэнор уделяли теперь огороду, где высаживали овощи и неустанно пропалывали гряды. Огород находился позади дома. Самое главное – выжить во что бы то ни стало. Одри была уверена, что янки давно могли бы прекратить любые военные действия. Северяне могут просто сидеть и ждать, когда все южане перемрут от голода.

Она смотрела на отца, которого давно простила. Он слишком близко принял к сердцу все, что случилось с Бреннен-Мэнор. Одри не хотела бередить его душевные раны. Он, все-таки, ее отец, любимый отец, который воспитывал ее, как мог. Конечно, он никогда бы не принудил ее к браку с нелюбимым человеком, если бы знал, какие будут последствия. Бессмысленно обвинять его за искреннюю привязанность к Лине. Тем более, нельзя обвинять или ненавидеть человека, когда он умирает. Джозеф Бреннен умирал медленно и тихо, как и его плантация.

– Одри, моя… прекрасная Одри, – простонал он. – Что… будет с моей… дочерью?

– Со мной все будет хорошо, отец, – заверила она. – Ничего плохого со мной не произойдет. Джой вернется, по крайней мере, мы будем вдвоем. А кроме того, у меня хороший голос. Миссис Джеффриз говорила, что я могла бы петь в опере, если немного позаниматься, то можно попытаться найти работу…

Все это, конечно, было маловероятно, так как прошло пять долгих лет с тех пор, как Одри брала уроки в Мэпл-Шедоуз… пять лет прошло с тех пор, как впервые лежала в объятиях Ли… Она глубоко вздохнула, стараясь отогнать воспоминания. Она хотела забыть о Ли навсегда, в ее сердце не осталось для него места с тех пор, как она увидела догорающий дом тети Джанин и узнала, что тетя сгорела вместе с домом.

Она никогда не простит себе и Ли за то, что они сделали в ту ночь. Разве возможно простить таким людям, как Ли, то, что произошло с ее домом, отцом и всем Югом! Она ничего не рассказала отцу о той ночи и ни разу не видела Элеонор. Насколько, ей стало известно, кузина уехала в Новый Орлеан к мужу Альберту. Если ему удастся сохранить собственность, тогда у Элеонор будет все хорошо. Но Одри поклялась, что никогда не обратится за помощью к кузине, как бы плохо ни было.

Что будет с Бреннен-Мэнор? Сможет ли она сохранить плантацию до приезда Джоя? Удастся ли когда-нибудь возродить ее? Сайпресс-Холлоу практически уже потеряна. У нее нет денег для оплаты надсмотрщиков. Они все давно уехали, как и большинство негров. Последний оставшийся в Бреннен-Мэнор надсмотрщик Джонатан Хорн сообщил, что негры живут теперь в самом особняке.

Одри подумала, что в каком-то смысле эти несчастные негры, вероятно, заслужили право жить в хороших условиях, чтобы хоть как-то компенсировать прежние лишения и унижения.

Однако, несмотря на то, что Одри так и не увидела там счастья, она с грустью и сожалением вспоминала, каким выхоленным был всегда особняк в Сайпресс-Холлоу. Она все еще является хозяйкой плантации, но уже давно не получает никакой прибыли. Не имея возможности обрабатывать землю, она оказалась практически также бедна, как и негры. Большая часть денежных средств обеих плантаций ушла на содержание рабов и посадку хлопка. Но теперь негров нельзя было продавать и покупать, чтобы выручить за них хоть какие-то деньги. Кроме того, не было хлопка. Отец и Ричард перевели всю наличность в валюту Конфедерации, которая совершенно обесценилась. Одному Богу известно, что произойдет с крупными землевладельцами, которые оказались обреченными на разорение. Если Север выиграет войну, кто будет владеть землей? Не явятся ли сюда богатые северяне и не потребуют ли землю себе? Например, такие как Ли.

Трудно даже представить, сколько еще возможно будет выдержать такую неопределенность. Что будет делать Одри с Линой и Тусси, если однажды придется уехать отсюда? Она не смогла себе представить жизнь без Тусси, но вряд ли у нее когда-нибудь появится возможность содержать женщин. А еще осталась Генриетта, она так предана хозяйке. Если и придется уезжать, то нужно будет выбираться отсюда всем вместе, плюс ко всему, оставаться одной сейчас очень опасно. До чего же теперь невыносимо ходить по комнатам дома, напоминающим о былом великолепии, роскоши, счастье, о том времени, когда она наивно считала своего отца самым замечательным человеком на земле.

Джозеф слабо сжал ее ладонь и выговорил имя Джоя.

– Я… должен увидеть его… еще раз, – с трудом произнес отец. – Должен сказать ему, что люблю его… горжусь им. Мне следовало сказать ему об этом, когда он был здесь, правда? – слеза выкатилась из уголка глаза. Одри вытерла ее.

– Он и сам знает это, отец, – заверила она. – Не вини себя. Он ушел на войну ради себя тоже. Ему нужно было доказать себе, что он способен сам принимать решения и достойно справиться с любой задачей.

– Ты скажи ему, когда он вернется, что я… люблю его.

Одри растерянно и испуганно посмотрела на Лину, та покачала головой и отвела глаза в сторону, сдерживаясь, чтобы не расплакаться.

– Ты сам ему об этом расскажешь, когда Джой вернется, – Одри наклонилась и поцеловала отца в лоб. – Потому что Джой, и правда, скоро вернется, ты его встретишь сам. Я уверена в этом, отец.

Одри чувствовала, что вот-вот разрыдается, но не имела права плакать при отце. Тихо вышла из комнаты, спустилась вниз в гостиную и попросила Генриетту, которая превратилась теперь из портнихи в горничную на все случаи жизни, принести горячей воды. Чай уже давно стал непозволительной роскошью, поэтому приходилось довольствоваться тем, что есть. Простая горячая вода, вместо чая, приносила желудку некоторое облегчение.

Генриетта была готова расплакаться из-за того, что хозяин умирает, женщина обняла Одри, а потом ушла на кухню, чтобы нагреть воду. На кухне тоже некому было работать, Лина теперь слишком слаба, чтобы вести дом. Все заботы легли на плечи Тусси, Генриетты и самой Одри. Они вместе прибирали в доме, сохраняя чистоту и порядок, намеревались придерживаться этой привычки как можно дольше.

Одри взглянула на руки, которые уже не были такими ухоженными и нежными как раньше. Она теперь не наденет красивых перчаток, некому устраивать роскошные балы. Мыть полы, посуду, пропалывать цветники и огород практически некому, трудоспособные, сильные рабы разбежались. Теперь Одри тоже выполняла эту работу, и к искреннему удивлению, временами эти занятия приносили удовлетворение. Возможно, потому что отвлекали от тревожных мыслей. И теперь у нее в жизни одна главная цель – просто работать, не думать, не вспоминать, как было хорошо раньше, какой роскошной и великолепной была прежняя жизнь, каким сильным и могущественным был Джозеф Бреннен. А самое основное – Одри не должна вспоминать Ли Джеффриза.

Прошло пять лет с того памятного лета в Коннектикуте. Она взглянула на каминную полку, там по-прежнему стояла статуэтка с чайками. Ей нужно избавиться от воспоминаний о Ли, навсегда забыть его, она приказала ему никогда не возвращаться и, действительно, не желала его возвращения. Это случилось два года назад, только Богу известно, что сейчас с ним и где он. Она твердо уверена: если он жив, то хорошо понимает, что она была тогда права. И теперь воспринимала его только как янки, одного из тех людей, которые заставили их всех пройти через ад, у нее забрали брата, лишили привычного образа жизни, дома, достоинства. А теперь и отец уходит.

Она подошла к камину, взяла в руки статуэтку, рассматривая чаек, трогала их пальцами. Почему так сложилась жизнь? Для чего Бог сделал так, чтобы в ее жизни встретился Ли Джеффриз? Это несправедливо. Все вокруг складывалось несправедливо. Она не знала, сколько сможет страдать в одиночестве. Если бы не Лина и Тусси, да еще крохотная надежда на скорое возвращение Джоя, она бы не стала жить. Одри затрясло от воспоминаний, в желудке появилась резкая боль. Но теперь она знала, что должна сделать. Необходимо избавиться от воспоминаний, привыкнуть жить сегодняшним днем и думать о том, как пережить завтра, которое может быть таким же тяжелым и страшным. Счастливая, благополучная жизнь никогда уже не вернется.

Слезы закапали на чаек, на мгновение Одри прижала статуэтку к груди, а затем изо всех сил швырнула в заднюю стенку камина. Чайки разбились на мелкие кусочки. Затем Одри подошла к скамье у пианино, куда спрятала тогда записку Ли, которую он вложил в коробку с подарком, вытерла слезы, вынула записку и снова перечитала ее:

«Нашел человека в Новом Орлеане, который делает это вручную. Они изготовлены в Заливе, но они напоминают мне о времени, проведенном в Коннектикуте. Вспоминай обо мне, когда будешь смотреть на них. Пусть Бог благословит и защитит тебя, Одри. Буду всегда любить тебя. Ли».

Она смяла записку в ладони, «…вспоминай обо мне… Буду всегда любить…» Нет, она не должна больше позволять себе думать о нем или признаваться, что когда-то любила этого человека больше жизни. Любить его – значит, предавать своих людей, большинству из которых приходится страдать сверх человеческих возможностей. Ради Джоя необходимо забыть все. Конечно, она заслужила такие страдания, потому что спала с врагом в то время, когда горел Батон-Руж и умирали люди.

Одри вернулась к камину, чиркнула спичкой и поднесла огонек к листку. Как только бумага вспыхнула, она бросила ее в очаг. И молча смотрела, как горит записка. Горит и исчезает также, как и ее любовь к Ли Джеффризу.

Ли сидел на лошади, с горечью наблюдая, как горят в оранжевых языках пламени и в черном дыме Атланта, Джорджия… горят…

как и большая часть Юга. Однажды он уже наблюдал такие пожары и ненавидел их. Но ему пришлось повидать столько подобных пожаров, что удалось воздвигнуть защитную оболочку вокруг сердца, чтобы не позволять чувствам боли и сострадания вмешиваться в дело, которое он обязан выполнить по долгу службы. Эту оболочку он начала сооружать с того дня в Батон-Руже.

В огне Атланты ему чудилось лицо Одри, слышался ее голос, снова и снова выкрикивающий слова проклятия. Она запрещала ему разыскивать ее, возвращаться в Луизиану. Он все больше убеждался, что гордость южан была тем, чего северяне не сумели победить, несмотря на все разрушения и кровопролития, несмотря на все страдания, которые южанам пришлось пережить. Одри обладала такой гордостью в полной мере, и по этой причине Ли Джеффриз не мог сейчас вернуться к ней, даже если бы у него появилась такая возможность. Гордость, нежелание добровольно оставлять дома в распоряжение федералов, заставляли южан в большинстве случаев поджигать собственные жилища. Когда они узнавали, что армия Шермана приближается, они были полны решимости и, уходя, не оставляли для янки ничего ценного.

Когда Ли Джеффриз представлял, как больно было бы ему поднести факел к Мэпл-Шедоуз, то становилось понятным их отчаяние и упорство. Да, южане оказались по-своему правы. Вне сомнения, и Бреннен-Мэнор сейчас полностью разорен. Для Ли невыносимой была мысль, что Одри мучается и страдает. Самое правильное для него, не давать себе возможности думать о ней. Но и это оказалось ему не под силу. Особенно сейчас, во время наступления на Саванну с генералом Шерманом. В каждом здании, которое Ли приказывал поджечь, в каждом складе с минимальным запасом продуктов, в каждой ферме, в каждом изможденном лице женщины или глазах голодного ребенка, ему чудился укор Одри.